— Что? — переспросила Кэрри в полном недоумении. — Какую веревку?
— Боже, — сказал Брендан, — посмотри на себя!
— Какую веревку? — повторила Кэрри.
Она сделала шаг вперед и теперь стояла надо мной, свирепо глядя на меня. Руки в бедра, лицо побагровело. Словно вся ее природная сдержанность, застенчивость и робость исчезли, молниеносно сожженные яростью и огорчением. Я почти физически ощущала, как ее эмоции буквально извергались из нее. Затем встала с пола и осталась стоять на том же месте среди одежды Брендана.
— Не знаю, — сказала я. — Просто подумала…
Я замолчала.
— Ты рылась в вещах Брендана, ради всего святого! О чем ты думаешь?
— Я разбирала все в своей квартире, — сказала я.
— И что?
— Давай я назову вещи своими именами, — сказал Брендан. — Ты рылась в моей одежде, — теперь он поддал ногой по чемодану так, что оставшиеся тряпки разлетелись по полу в разные стороны, — чтобы найти какую-то веревку. Да?
— Я просто была в замешательстве, — пробормотала я.
— В замешательстве? — переспросила Кэрри. — Ты отдаешь себе отчет в том, что мы вчера похоронили нашего милого братика? А сейчас ты приезжаешь сюда, и это явно преднамеренная поездка, чтобы поискать что-то в чемодане Брендана…
— Сейчас мне лучше уйти, — сказала я.
Брендан сделал шаг вперед, преграждая мне путь.
— Я так не думаю, Мирри.
— Дай пройти.
— Никуда ты не пойдешь, пока мы не доберемся до истинной причины.
— Мы все перевозбуждены.
— Перевозбуждены?! — завопила Кэрри.
Слишком громко, что не соответствовало такой хрупкой особе, как Кэрри.
— О каком перевозбуждении идет речь?
— Что происходит?
В дверях появился отец.
— Ничего, — безнадежно сказала я.
— Я объясню, что происходит, — начала Кэрри, — Она… — указывая пальцем на меня, — рылась в чемодане Брендана.
— Миранда? — спросил отец.
— Искала веревку, — добавил Брендан.
— Веревку?
— По ее словам, да.
Брендан присел, начал собирать разбросанные вещи и складывать их обратно в чемодан.
— Думаю, мне нужно уйти, — проговорила я.
— Думаю, ты должна все объяснить, — заметил отец с оттенком раздражения в голосе.
Он поднял руку и потер лицо, осматриваясь в поисках места, куда бы можно было присесть.
— Я просто пыталась привести вещи в порядок, — начала я и сразу замолчала.
— Ты искала веревку, — подсказал Брендан. — М-м-м? Тайно просматривает мои вещи в поисках какой-то веревки…
Мне добавить было нечего.
— Какая веревка? — входя в комнату, спросила мама. Я села на неубранную постель, закрыла лицо руками, как маленький ребенок, стараясь отгородиться от внешнего мира. Кэрри, разъяряясь все больше и больше, рассказывала матери, как она застала меня, когда я рылась в чемодане Брендана, а я через щелки между пальцами пристально разглядывала кусок ковра и ножки комода, стараясь не слушать слова.
— Не хочу больше тебя знать, — категорическим тоном заявила мама после того, как Кэрри закончила свой рассказ.
— Пожалуйста! — умоляла я. — Я расстроена. Мы все расстроены.
— Но мне хотелось бы узнать вот что, — произнес Брендан. — Какая же это была веревка? Я хочу сказать, если ты произнесла слово «веревка», то сейчас это слово может означать только одну-единственную вещь на свете для всех нас. М-м-м? Только одну-единственную вещь.
В комнате наступила ужасная тишина, затем он продолжал:
— Когда ты говоришь «веревка», ты имеешь в виду остаток веревки? М-м-м?
— Я ничего не имею в виду.
— И все же ты не поленилась и приехала сюда, чтобы найти ее.
— Замолчи! — сказала я, поднимая голову, отрывая руки от лица. — Заткнись, заткнись, заткнись. Я чувствую себя как на суде или где-то в этом роде, все, что я говорю, может быть использовано против меня. Не смотрите на меня так!
— Почему ты думаешь, что она может быть здесь? М-м-м? Среди моих вещей? Ты можешь сказать нам хоть что-нибудь?
— Нет, — прошептала я.
— Очевидно, — отрезала Кэрри, — она одержима Бренданом. Он всегда был ее навязчивой идеей. Я пыталась не замечать. Пыталась уговорить себя, что это не имеет значения. Я проявила широту, да? Считала, что она переживет это. Даже тогда, когда она продолжала и продолжала рассказывать об их отношениях, никак не могла выйти из этого состояния. Когда она не могла относиться к нему просто по-дружески, была злая и резкая или, наоборот, слишком дружелюбная. Даже когда она раздевалась в ванной, а он тоже находился там, во имя всего святого, я же была в этой чертовой комнате рядом и пыталась сохранить хорошее отношение к ней, несмотря ни на что.
— Говори «ты»! — сказала я, впадая в истерику. — Не смей говорить «она», когда я здесь, прямо перед тобой, рядом с тобой.
Кэрри продолжала оговаривать меня. Все, что в ней накопилось, теперь фонтаном из нее извергалось. Ее голос стал резким и громким.
— Даже когда она странно вела себя и затопила ванную, а потом обвинила в этом Брендана. Или выслеживала его старых друзей, как шпионка, чертова шпионка. Я продолжала упорно думать, что все будет хорошо. Глупо с моей стороны. Сейчас я понимаю это. Глупо, глупо, глупо. И не смей думать, что мы не понимаем, почему все это. Это касается не только Брендана, это касается и меня тоже. Ее старшей сестры. Она всегда завидовала мне. Всегда хотела все разрушить. Так, как она поступила с Майком. А сейчас посмотрите на нее. Посмотрите! — Она снова указала на меня пальцем. — Трой умер. Он убил себя. Наш дорогой брат покончил с собой в ее квартире. Вчера были похороны. Разве это остановило ее? Нет. Нет, невозможно ее остановить, черт возьми! Потому что наутро после похорон, именно уже на следующее утро она приходит сюда и начинает рыскать повсюду. Даже смерть Троя не может остановить ее.
Она разрыдалась так, что затряслись ее худенькие плечики. Брендан подошел к ней и обнял за талию.
— Это тебя не касается, Кэрри, — мягко проговорил он. — Неужели не понимаешь? Когда ты сказала, что она одержимая, похоже, ты точно подобрала нужное слово. Я сейчас какое-то время думал об этом. Я виню себя в том, что ничего не сделал, чтобы прекратить это. Она как охотник. Если бы она не была членом семьи, я бы сейчас же вызвал полицию, попросил бы защиты. Я читал об этом кое-что. Думаю, что это даже имеет название, хотя и не могу вспомнить какое. Вероятно, она сама ничем не сможет помочь себе.
— Нет, — возразила я. — Не говорите ничего подобного.
— Миранда, — вступила мама своим новым монотонным голосом. — Существуют вещи, которые необходимо прояснить сейчас. Вещи, которых мы все избегали. Не думаю, что я осмеливалась произносить их даже про себя, но сейчас, когда Трой умер, я могу кое-что сказать. Возможно, тебе необходима профессиональная помощь.
— Вы не понимаете, — вздохнула я. — Никто не понимает.
Я повернулась к отцу:
— Ты не думаешь, что я одержимая, да?
— Не знаю, что теперь я думаю, — произнес он. — Я знаю только одно.
— Что?
— Ты должна извиниться перед Бренданом за свое поведение. Только потому, что трагедия, которая произошла в нашей семье, лишает нас возможности вести себя как разумные люди.
— Но я…
— Я не собираюсь выслушивать, что бы ты ни хотела сказать, — добавил он. — Ты извинишься перед Бренданом. Ты слушаешь меня? Это самое наименьшее, чего мы ждем от тебя.
Я посмотрела на его осунувшееся лицо. Я посмотрела в опустошенные глаза мамы. Затем я встала и посмотрела в лицо Брендану. Он смотрел на меня неподвижным взглядом, ожидая. Я сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони.
— Извини, — выдавила из себя я.
Он слегка наклонил голову, кланяясь в знак того, что принимает мои извинения.
— Мирри, прости меня тоже. Я сочувствую, мне жаль тебя.
Я отвернулась.
— Сейчас я могу уйти? — спросила я.
Все вместе мы молча стали спускаться по лестнице. Кэрри продолжала тихо всхлипывать. Перед входной дверью я остановилась.
— Наверху я оставила свою сумку, — сказала я. — Я возьму ее и, кстати, избавлю вас от своего общества.
Я поднималась, перешагивая сразу через две ступеньки, несмотря на боль, которая молотом стучала у меня в голове. Распахнула дверь в комнату Брендана и Кэрри. Опустилась на колени перед комодом и просунула руку под него, в то узкое пространство, на которое я неподвижно смотрела, когда сидела на кровати. И вытащила моток зеленой веревки.