Тайное становится явным. ЦОС ФСБ уполномочен заявить

ПРОЙДЕННОГО ПУТИ У НАС НИКТО НЕ ОТБЕРЕТ

Сергей Федорович ВАСИЛЬЕВ — полковник запаса, сотрудник Пресс-бюро ЦОС в 1990–1998 годах.

Пишу эти заметки в день чествования генерала Наума Эйтингона по случаю его 100-летнего юбилея. Человек своего времени, трудной судьбы, он грозной порой был востребован и растрачен до конца. Получил сполна — ордена, славу, забвение и посмертную реабилитацию. И сразу вспомнилась другая встреча девятилетней давности — с генералом такой же судьбы Павлом Судоплатовым, реабилитированным незадолго до кончины. Сидели тогда рядом в президиуме заполненного до отказа зала Культурного Центра ФСБ России с Павлом Анатольевичем, и он, глядя на присутствующих, сказал: «Я не вижу в зале молодых оперативных сотрудников, только лица знакомых мне ветеранов Четвертого управления НКГБ СССР и солдат кремлевского полка, которых, как я думаю, вы пригласили для заполнения мест?»

Я достаточно напористо тогда ответил, о чем теперь сожалею, что Наркомат работает и все заняты. Ветеран молча покачал головой. Это было 27 июля незабвенного 1991 года — 80-летний юбилей Героя Советского Союза Николая Кузнецова, агента-аса и гордости Комитета. Только месяц оставался до знаменитого августа и пара лет до того, как Павел Анатольевич счел себя свободным от присяги. Обоснование этому заслуженный чекист дал в своей известной книге, автографом на которой я дорожу.

Почему я об этом вспомнил? Человек и офицер своего времени, я был скроен и вышколен по иному шаблону и исключительно признателен ветеранам-бойцам за их отношение ко мне и той случайности, которая меня, старшего опера военной контрразведки, занесла в такое экзотическое, по моим тогдашним понятиям, подразделение, как Пресс-бюро КГБ СССР. Не попади я туда, то вряд ли узнал бы хорошо, кто такие Эйтингон и Судоплатов и другие замечательные люди.

Генезис Службы, возможно, будет затронут другими ветеранами, ибо по большому счету она имеет свою историю. Я же хочу поделиться своими впечатлениями за 13 лет работы на этом интересном направлении.

С первых шагов я уяснил основное — мы и прикрытие Комитета, и его, если хотите, лицо, а также, по тем временам, единственный канал легального взаимодействия с творческими организациями, издательствами и средствами массовой информации. Последующая трансформация Пресс-бюро в Центр общественных связей была и велением времени и попыткой укрепить надвигающиеся, а это чувствовалось, угрозы деятельности Комитета, фальсификации его истории. Пресс-бюро же тех времен было достаточно привилегированным подразделением, как по положению в системе, так и по возможности влияния в творческой среде, проведении, линии на усиление контактов вовне. Кураторство со стороны высшего руководства эти возможности расширяло, а также сокращало бюрократическую цепочку при принятии решений.

Естественным был и подбор кадров. Обязательным было наличие значительного оперативного опыта, способности разбираться в вопросах литературы и искусства. Поощрялось неформальное общение и взаимодействие с писателями, кинематографистами и журналистами. При этом достаточно жестко соблюдался принцип — мы не критики и не цензоры, но то, что касалось истории и деятельности органов государственной безопасности, — здесь приоритет был за нами. Что имелось в виду? Ни одна рукопись или сценарий кинофильма по чекистской тематике не принимались к производству без рассмотрения их в Пресс-бюро. Несмотря на жесткий регламент рассмотрения таких материалов, мы успевали получить квалифицированные замечания и рекомендации от оперативных управлений, а также наших архивистов по фактической стороне описываемых событий или лицах, принимавших в них участие. По-своему опыту знаю, что многие авторы были признательны за такую помощь. Сложности возникали лишь в тех случаях, когда некоторые авторы, люди своеобразные, а иногда и капризные, считали, что мы своими замечаниями вмешивались в их творческий процесс. Тогда требовались и такт, и твердость, образно говоря, нужно было «бить фактом». Помню встречу с известным ученым и популяризатором науки Львом Кокиным, который хотел написать книгу в серии «Пламенные революционеры» об известной деятельнице времен гражданской войны, в тридцатые годы репрессированной, жене одного из видных деятелей государства.

Интерес к ее судьбе был проявлен и работниками нашего архива. Но документы показали, что при всей трагичности судьбы предполагаемой героини, она была в те далекие грозные годы гражданской войны агентом одной из иностранных разведок. После ознакомления с архивными документами о ее враждебной деятельности против своей страны автор не стал писать о ней книгу.

Вспоминается и такой случай: Пантелеймон Пономаренко — известный руководитель партизанского движения в годы Великой Отечественной войны и 1 секретарь Компартии Белоруссии долго работал над воспоминаниями о тех годах. Не помню, сам ли он, или его родственники предложили их одному издательству. Скупая и хронологичная работа подкупала правдивостью и уважением к памяти партизан. В то же время автор настолько увлекся, что на многих страницах описал способы изготовления подручными средствами подрывных устройств, технологии их закладки.

Одним словом, получалась инструкция по спуску под откос поездов и взрывов зданий. Странно об этом сегодня вспоминать, но тогда эти страницы вызвали резкое неприятие всей книги, несмотря на авторитет ее автора. Помню, книга тогда все же вышла в двух томах, но уже без «инструкций по взрывам». Это лишь эпизоды из повседневной нашей тогдашней жизни и работы. А была она, право, интересной. Василий Ардаматский, Юлиан Семенов, Ростислав Самбук, Теодор Гладков, Алексей Баталов, Регимантас Адомайтис, Георгий Жженов, Юрий Соломин, Георгий Юматов, Александр Михайлов, Людмила Чурсина, Вячеслав Тихонов, Вахтанг Кикабидзе — вот далеко неполный список лауреатов премии КГБ СССР в области литературы и киноискусства: со многими из них мне приходилось часто встречаться как секретарю Комиссии КГБ СССР по премиям. Это было незабываемое время. Говорят, когда Юрию Владимировичу Андропову доложили о проекте Постановления ЦК партии об учреждении премий нашего ведомства и показали образцы диплома и нагрудного знака, он, якобы, скептически заметил: «Вы думаете, кто-нибудь открыто этот Знак будет носить?» Но время показало обратное. Недавно в одной передаче Вахтанг Кикабидзе рассказал о неожиданной жизненной ситуации, в которую он попал, и нужно было как-то из нее выходить. Заявил о своем лауреатстве за кинофильм «ТАСС уполномочен заявить» и в подтверждение показал наградной Знак нашего ведомства. Недоразумение сразу развеялось. Значит, уважаемые люди страны с гордостью носили лауреатский знак КГБ СССР.

Сама система отбора произведений на конкурс была достаточно объемной и основательной. Много претендентов на лауреатство было с периферии. Об объявлении конкурса, давались сообщения в газетах «Советская культура», «Красная Звезда», «Комсомольская правда», в журнале «Пограничник». Да и именной состав Комиссии был внушительным. Кроме ряда руководителей Комитета в нее входили в разное время Юрий Бондарев, Станислав Ростоцкий, Армен Медведев, Семен Борзунов, Иван Стаднюк, Юрий Верченко, Вячеслав Тихонов. При моем секретарстве председателем Комиссии был Владимир Петрович Пирожков, дипломы выдавались за подписью Председателя КГБ СССР.

В конце восьмидесятых годов коллектив Центра общественных связей пополнился рядом новых сотрудников. Причем отбирались сотрудники из элитных Управлений, обязательно с творческой жилкой — Игорь Прелин, Борис Кривенко, Игорь Морозов, Александр Бражников (ПГУ), Владимир Чиков (ВГУ), Виктор Беренов (5 управление), Владимир Томаровский (ПВ) и ряд других. Впоследствии многие из них сами стали авторами интересных книг.

У нас были интересные руководители. Незабвенный Яков Павлович Киселев, генерал, учитель и старший товарищ, в 1941 году политрук, оперуполномоченный по обслуживанию Подольского пехотного училища. Вместе со знаменитыми подольскими курсантами остановил он немецкие танки под Москвой, отличный агентурист, участник ряда известных послевоенных оперативных игр в Прибалтике. Светлая ему память.

Иван Владимирович Кононенко — заместитель Киселева Я.П., участник войны, впоследствии сотрудник внешней разведки. Каждый раз приезжая в Санкт-Петербург, Иван Владимирович посещает «Невский пятачок», где покоятся его товарищи. И это счастье, что остался жив в том аду. По мнению ряда известных писателей, Кононенко И.В. — человек с острым пером и творческим воображением. Кто прочитает его повесть «Не вернуться назад», с этим согласится.

Генерал Владимир Сергеевич Струнин, по возрасту не воевавший, всего добившийся своим упорным трудом и оперативной смекалкой. Помню, как ехали мы с ним однажды из Союза писателей по тогдашней улице Герцена и я обратил его внимание на дом № 11, где когда-то располагался юрфак МГУ. Он, выпускник знаменитого факультета, сказал: «Ты, знаешь, я не особенно люблю вспоминать те годы. Представляешь, как мы жили? На день мне мать давала 20 копеек и на них "вот живи и учись”. А ведь выучились и стали неплохими профессионалами…»

Слухи о создании на базе Пресс-бюро подразделения с рядом новых функций появились на Лубянке в 1989 году. Чувствовалось, что ветер перемен в стране стал проникать и в наши оперативные коридоры. Когда была расписана примерная структура ЦОС, я понял, что теперь наша работа в основном будет сосредоточена с оперативными средствами массовой информации, в том числе с электронными, так как авторы, которые писали книги о чекистах совета уже у нас не спрашивали, а прямо обращались в архив. Пришло время нам и «обороняться». Поэтому создание Центра, несмотря, вначале, на мое личное неприятие его, стало необходимостью. И последующие события показали его жизнеспособность и умение «держать удар» в прямо-таки сложных условиях 1991–1993 годах. Из деятельности моих товарищей по службе особо хотел бы выделить трудоемкую и скрупулезную работу, проведенную Береновым Виктором Николаевичем по систематизации и обработке архива святейшего патриарха Тихона, передачу его Церкви. Несмотря на большую помощь сотрудников архива, основная тяжесть все же легла на его плечи. Работа была долговременной и очень продуктивной. Сам факт передачи реликвий почитаемого религиозного деятеля Церкви стал актом исключительно своевременным и лег в копилку положительного имиджа спецслужбы, когда он был очень необходим. Поворот к быстрому реагированию на изменение ситуации вызвал и новые формы работы. Мы пошли в газеты, телестудии, обратная связь тоже срабатывала неплохо. И это было ново, нужны были и новые люди. Не могу не вспомнить в связи с этим генерала Андрея Черненко. «Человек со стороны», он сумел почувствовать главное в той ситуации и первый сделал тот шаг, который был необходим — пусть в рамках, к публичности и открытости. И мы открыли свои двери. Лично я считаю, что слишком широко, но эффект все же сработал. Черненко не стеснялся, если что было непонятно, спрашивать, на ходу учился, толково руководил. Ветераны ЦОС, работавшие с ним, думаю, вспоминают его с теплотой и благодарностью. Как и генерала Алексея Кондаурова, бывшего сдерживающим и подсказывающим резервом из «засадного полка». Интересное было время. Помню первые пресс-конференции, особенности их подготовки и недюжинные усилия для привлечения к ним руководителей спецслужбы. Оперативное напряжение тех лет вспоминается с удовлетворением неплохо сделанного дела. Оно помогло и в последующем, когда в силу известных причин, наши товарищи сменили пиджаки на камуфляжи.

И последнее. Писатель Виктор Конецкий сказал как-то: «Пути пройденного у нас никто не отберет». Были промахи, даже ошибки, в своем кругу мы их всегда признавали, но в обиду себя не давали. Одна заноза до сих пор тревожит меня — наш журнал. Недавно читая объемный труд известного литературоведа и историка Вадима Кожинова, я увидел в списке использованной им литературы и журнал «СБ». И что-то кольнуло. Я был свидетелем и участником его создания, помню поиски материала для первых номеров, знаю и люблю всех живых и ушедших навсегда его сотрудников. Вот и он ушел. А жаль.

Искренне благодарен всем, с кем в Пресс-бюро и ЦОС свела меня судьба, кто так много сделал для меня и кому я чем-то смог помочь.