Эрдэмтэ и Эхишэ готовили обед. Баяр с ребятами побежали за дровами. Володя заполнял дневник звена.
Георгий Николаевич снял пиджак, соломенную фуражку, сел на камень и посмотрел в бинокль. Но не сиделось. Почему-то тревожно было на душе. Звено Тумэна Ухиновича должно уже было прийти. Не случилось ли чего?
Георгий Николаевич то беспокойно ходил, то снова садился, нетерпеливо поглядывал на часы. Всякое может случиться. Что же делать? В это время он услыхал крики учеников:
- Идут! Ура! Наши идут!
Но долгожданная встреча не была радостной…
Тумэн Ухинович подходил мрачный и задумчивый. Всегда весёлый, смелый, ловкий Батор сейчас шёл рядом с ним странно угрюмый. И все ребята были притихшие.
«Что-то случилось», - понял Георгий Николаевич и протянул руку Тумэну Ухиновичу. Тот огляделся по сторонам:
- Цырен к вам не приходил?
Посыпались вопросы:
- Что такое?
- Цырена потеряли?
- А где он?
Тумэн Ухинович рассказал о том, что видел Батор у «Храма-Ворот».
- Он разве суеверный?-удивился Георгий Николаевич.
- Его бабушка всегда заставляла молиться! - крикнула Субади.
- Немедленно в поиски, - сказал Георгий Николаевич. - И вот что, ребята, найдём Цырена, чтобы никаких насмешек. Молчите, как будто ничего не случилось, а Тумэн Ухинович поговорит с ним сам
Быстро пообедали, уточнили по карте маршруты, разбились на две группы и начали спускаться по южному склону горы.
В разных местах разносились призывные крики:
- Э-гей!
- Ау-у]
- Цыре-ен!
«Ей! У-у! Ей!» - дразнили горы и леса.
И опять всё захватывала мёртвая тишина. Только осторожно шумели могучие деревья. Внезапно затрещали сучья под лапами убегающего зверя.
- Кто это? - испуганно зашептала Субади и схватила руку Батора.
Он изобразил на лице ужас, задрожал, шепча:
- Медведь!
- Где? - ещё больше испугалась Субади и так стремительно повернула голову, что косы её стегнули по лицу Батора.
- Вон, вон! Из-за дерева смотрит!
Субади прижалась к Батору, а он расхохотался.
- Вечно ты с глупыми шутками! - рассердилась Субади, толкая товарища.
Скалы преградили путь. Взбираясь по Камням, Петя глянул на вершину утёса: там в алых лучах заката замерло маленькое, стройное животное с небольшими рогами.
- Ох ты, красавица! - шепнул Петя и дёрнул за рукав Батора.
- Кабарга! Скорей фотографируй!
Петя схватился за фотоаппарат, но кабарга птицей порхнула за камни.
- Эх, жаль! - чуть не заплакал от досады Петя. - Такой бы снимок для альбома!
- Субади, ты похожа на кабаргу, - удивлённо проговорил Батор.
Она засмеялась и тоже мгновенно упорхнула за камни.
Опять звали Цырена, сходились на условленных местах, расходились.
Стемнело. Сразу тайга показалась гуще, таинственней, непроходимей.
Батор освещал траву и тропинки карманным фонариком. Петя и Субади вздрогнули - с чернеющей скалы донёсся не то плач, не то хохот, не то блеяние козы. И кто-то где-то испуганно закричал.
- Что это? - замерла Субади.
- Пустяки, горный бекас, - успокоил Батор и заботливо посветил ей под ноги.
- Разве никто не знает сказку о бекасе? - спросил Тумэн Ухинович.
- Нет, нет, расскажите! - попросила Субади.
…У скалы горел костёр. Ребята ужинали, а Тумэн
Ухинович певуче рассказывал:
- Приехал однажды бекас в гости к перепёлке. Она сидела на яйцах. А в гнёздышке было двадцать яиц. Прикрыла она их серыми крылышками; как пуховыми платочками. «Чьи же это яички?» - удивился бекас. «Мои», - ответила перепёлка. Вздохнул бекас, отказался от угощения, отправился домой, где спокойно спали в гнезде всего лишь два яйца. Посмотрел на них бекас и полетел на вершину утёса. «Крошка-перепёлка имеет двадцать яиц, а я, бекас-великан, - только два. Полечу к бурной реке и утоплюсь». Поднялся он в воздух, бросился в реку, но испугался и резко взмыл ввысь. Говорят, с тех пор бекас всё время поднимается в высоту, падает камнем, кричит и плачет, боясь смерти, но, не долетев до земли, снова взмывает к небесам.
- Ох бедный! - пожалела его Субади.
- Разве бекас большой? - задумчиво спросил Петя.
- Почти такой же, как перепёлка, - усмехнулся Тумэн Ухинович.
- Ну, тогда он хвастунишка, - засмеялась Субади,- задирает нос, лучше всех себя считает!
Батор задумчиво смотрел на костёр.
И, хотя все смеялись, шутили, рассказывали сказки, мысль о Цырене не исчезала, тревожила…