В грозные тридцатые годы Канарис и Гиммлер усиленно пытались создать в Англии шпионские организации. Эту задачу им как будто облегчали снисходительность английских законов и терпимость английского народа к чужестранцам. И все же немцам приходилось засылать своих агентов на Британские острова — слишком уж мало надежды было на подготовку их в самой Англии. Английское правительство, может быть, и смотрело бы сквозь пальцы на дымящийся немецкий вулкан, но английских чиновников подкуп едва ли соблазнил бы на работу в пользу рейха.
В любой европейской стране звон денег был чудодейственным средством. Не секрет, что нацисты имели обширные связи в высших кругах французского общества, да и в правительственных кругах почти всех стран Европы, за исключением Советского Союза.
Среди массы патриотически настроенных англичан тоже были исключения, Но и этих людей удавалось вовлекать в систему немецкого шпионажа иными методами, чем подкуп. Даже у Бей ли-Стюарта, продавшего честь своего мундира за благосклонность женщины, было некоторое оправдание — на предательство его толкнула любовь к женщине.
«Культурные» общества, вроде «Англо-немецкой ассоциации», состояли из подавленных, недовольных людей, выведенных из душевного равновесия жизненными неудачами. Многие из них были убеждены, что страдают они только из-за евреев.
Даже истеричные, пресыщенные жизнью женщины воздерживались от предательства и службы «обожаемому» хозяину Олимпийских игр в Берлине, которого они считали «таким божественно привлекательным и интригующим». Вреда эти дамы не причиняли, вызывая лишь презрение всех порядочных людей.
Окружение фон Риббентропа, являвшегося одно время немецким послом в Англии, тоже не представляло ощутимой угрозы безопасности страны. Одни в этом кругу считали модным обсуждать нацистские расовые теории, разработанные Розенбергом, другие не скрывали, что на великолепные вечера в Карл тон Хаус Террас их влечет прекрасное шампанское и щедрое угощение. Небольшая лесть, полагали они, — достаточная расплата за такой богатый стол.
Таким образом, немецкое правительство не испытывало восторга, выслушивая сообщения Гиммлера и Канариса о ходе кампании по разложению английского общества. Неудачи немецкой разведки в Англии мрачным пятном выделялись на фоне ее триумфальных успехов в других странах, где щедро расточаемые деньги творили чудеса. Аресты нацистских агентов почти не отражались на общей обстановке. Между 1934 и 1938 годами во Франции было арестовано двести немецких агентов, но это произвело не больший эффект, чем булавочный укол. Чтобы читатель получил некоторое представление о густоте этой сети предателей, приведем краткий обзор записей, сделанных парижскими органами безопасности.
Кроме высокопоставленных французских чиновников, вроде начальника шифровального отдела министерства ВМФ профессора Луи Марэна, сотрудника генерального штаба полковника Октава Дюмулена и советника по отравляющим веществам из военного министерства доктора Река, входивших в группу супругов Свитц, десятки других известных политических деятелей были разоблачены как нацистские агенты.
Поистине Франция была больной нацией. Цвет правящих кругов и представители некоторых знаменитых семейств республики оказались на скамье подсудимых, обвиненные в измене. Среди них были граф Жан де Форсевиль и капитан 1 ранга Жорж де Фрож, которые выдали секреты «линии Мажино» и Бельфортских укреплений. Ужасная судьба постигла майора Чарльза Кридлига, служившего в одном из фортов Меца. Кридлиг понес самое суровое наказание за измену Франции. Его разоблачила жена, с ужасом обнаружившая, что любимый ею человек продался нацистам. Двадцатишестилетний Марк Обер, отпрыск знаменитой семьи, был присужден к смертной казни за продажу планов тулонской военно-морской базы, которыми он торговал, словно подержанными автомобилями. Этому списку нет конца.
Напомним, что Франция приобрела печальную известность страны, на которую, как на самый спелый плод, с особенной жадностью смотрела Германия. Но ей делает честь хотя бы то, что она, не скрывая своего позора, в тревожные тридцатые годы заявляла о предательстве своих подданных. Другие страны предпочитали молчать, с ужасом наблюдая, как в их государственном аппарате заводится гниль. Списки предателей в других странах были не менее длинными, чем во Франции. Торговцы смертью, находившиеся на службе у Канариса, предлагали богатое вознаграждение за предательство, и во всех странах, граничащих с Германией, находилось немало иуд. Далеко не все политические интриги предвоенных дней известны. Однако можно с уверенностью сказать, что люди, находившиеся на службе у Гитлера и после вторжения оказавшиеся в роли карманных диктаторов — Квислинг, Леон Дегрелль, Адриан Мюссерт, Хореа Сима, генерал Ион Антонеску, — составляли только часть нацистской наемной политической армии. Некоторые, подобно Лавалю, впоследствии предстали в истинном свете перед общественным мнением всего мира и понесли заслуженную кару. Остальные все еще прячутся в укромных уголках мира, ожидая возмездия.
Легко понять, с каким удовлетворением принимали Канарис и Гиммлер вести об успехах своих агентов в европейских странах. Несмотря на первые неудачи, они с истинно немецким упрямством продолжали пытаться вести подрывную работу и в Англии. Если бы они и их помощники были несколько лучшими психологами, они поняли бы, что характер англичан исключает возможность подкупа. Разложение не может затронуть английские правительственные круги по той простой причине, что никому и в голову не придет попытаться купить английское должностное лицо.
Какова бы ни была причина, факт остается фактом. Даже туповатый Риббентроп, не чувствовавший, что неприлично приветствовать короля Англии фашистским жестом, в конце концов понял, что нет англичанина, которому можно было бы сделать «финансовое предложение». Немыслимо было сделать шпионами англичан. Поэтому тайных агентов приходилось забрасывать в Англию.
В страну постоянно приезжали туристы. Число их особенно возросло к моменту мюнхенского кризиса 1938 года. Секретная служба спокойно наблюдала за этим просачиванием, находя его даже несколько забавным. Как только положение становилось опасным, она принимала меры. Возьмем, например, случай с немецкими журналистами, буквально заполнившими Лондон. Скромные берлинские газеты содержали в Лондоне штат сотрудников, перед которым бледнело представительство крупных американских газетных синдикатов. Немногие из этих «журналистов» сумели бы отличить гранки от верстки. Одним из самых крикливых был Вернер Кроме, выдававший себя за специального корреспондента «Локаль Анцейгер». Фриц Вреде смешил сыщиков своими школьными шалостями; он носил фальшивую бороду, дымчатые очки и т. п. Когда Особый отдел находил, что трагикомедия заходила слишком далеко, «журналисту» спокойно предлагали переменить место пребывания. Так было с фон Лангеном, известным также под именем графа фон Рейшаха, которому приказали немедленно покинуть. Лондон.
Если Берлин видел в этой снисходительности признак слабости, то это только лишнее доказательство тупости правительства Германии. Англия не вела войны. Судебный процесс над немецкими агентами пришлось бы вести открыто, и в заявлениях обвинения и защиты могли бы проскользнуть нежелательные сообщения. Англия не собиралась отказываться от судебной процедуры, установленной две тысячи лет назад, и издавать специальные законы, разрешающие проведение закрытых судебных процессов.
Не следует, однако, думать, что история немецкого шпионажа в Англии представляет собой цель сплошных неудач. Канарис был находчив. Он сознавал, что получить информацию с «непроницаемого маленького острова» можно лишь с помощью сотен агентов. Естественно, что некоторым из них удавалось ускользать из сети, расставленной контрразведкой.
До сих пор сотрудники разведки изучают немецкие мемуары, надеясь найти в них разгадку того, как немецкое верховное командование получало некоторые сведения. В списке величайших побед немецкой разведки есть такие, о которых известно недостаточно широко. Сюда относятся два случая: потопление линейного корабля «Ройял Оук» в Скапа-Флоу и получение сведений о военных заводах в районах Бирмингема и Ковентри.
Случай с «Ройял Оук» станет, вероятно, классическим в истории шпионажа и одним из немногих, которые немецкая разведка может отнести к своим выдающимся победам.
Начиная рассказ об этом деле, настолько драматичном, что оно напоминает рассказы Оппен-гейма или Лё Кё, вернемся к 1927 году. Как видим, Германия немало лет потратила на подготовку этой операции. В 1927 году в Англию в качестве представителя, швейцарской фирмы часовщиков и ювелиров прибыл голландский подданный Иоахим ван Шулерман. Иногда он признавался своим клиентам, что хотел бы навсегда остаться на Британских островах и работать часовщиком. «Особенно нравится мне ваша прекрасная Шотландия с ее озерами и горами, — вздыхал он. — После скучного, голого пейзажа Голландии я, как сказку, вспоминаю горы Швейцарии. Я так полюбил их, но, увы! Там не нашлось места иностранцу-часовщику».
В конце концов он осуществил свою мечту — открыл мастерскую в Северной Шотландии, а через год переехал в Кёркуолл на Оркнейских островах. В этом маленьком городке было мало иностранцев. Местные жители смотрели на них как на непрошеных гостей, с большим подозрением. На первый взгляд суровые, недоверчивые, эти люди становились на редкость гостеприимными, убеждаясь, что пришелец может быть их другом. Скоро этот тихий, застенчивый человек средних лет приобрел довольно большой круг друзей. Еще бы: он так быстро умел починить любые часы, что не приходилось посылать их морем к Инвернессу! В знак дружбы ему предлагали молоко и яйца. Обширные познания по рыбной ловле завоевали ему авторитет среди рыбаков. Даже те, кто ловил треску у самого полярного круга, с большим интересом слушали его рассказы о голландских методах рыбной ловли.
В 1932 году, прожив в Англии пять лет, Шулерман обратился к шотландским властям с просьбой, о натурализации. В Кёркуолле, его все хорошо знали, и ему не составило труда найти поручителей из числа наиболее уважаемых граждан. С документами все прошло гладко.
В это время в Англии народ с презрением слушал напыщенные речи Гитлера, которого показывали в киножурналах, а жители Оркнейских островов с тревогой замечали на своих тихих островах какую-то оживленную деятельность. В крошечную гавань Керкуолла сотнями прибывали шотландские рабочие, английские архитекторы и инженеры, морские офицеры в расшитой золотом форме.
Их отвозили на грузовиках к югу, к большой закрытой морской базе Скапа-Флоу, защищенной бетоном и природным гранитом. Гром войны сливался уже с завыванием ветра и ревом волн, разбивавшихся об этот бастион морской мощи империи. Но маленький мастер Шулерман избегал всяких разговоров и сплетен. Он не интересуется политикой, пояснял он. Его дело — починка часов, а остальное его не касается. К середине августа все население Оркнейских островов понимало, что войны не избежать. Было известно, что серые чудовища британского флота тщательно замаскированы, полностью укомплектованы людьми и вооружены. «Молчаливая служба» тихо занимала свои боевые посты, но, видимо, все же недостаточно тихо: об этом знали жители острова. Они замечали все, что происходит на базе.
Беда не приходит одна. И вот, когда в одно солнечное воскресное утро вой сирен возвестил о начале войны, у Шулермана оказались свои неприятности. Он получил из Роттердама письмо с вестью, что его восьмидесятилетняя мать серьезно больна. Находясь на смертном одре, она хотела попрощаться со своим единственным сыном. Даже в суматохе первых дней войны жители острова нашли время посочувствовать своему другу-иностранцу. Многие женщины обрадовались, узнав, что 17 сентября 1939 года он получил паспорт и пропуск в Голландию. Маленький часовщик уложил чемоданы, запер мастерскую и отправился в Абердин. Там он сел на пароход, отправлявшийся в Роттердам.
Через три дня после того, как Шулерман сел на пароход в Абердине, в роттердамский отель «Коммерс» прибыл человек. Повелительным жестом он приказал мальчику-носильщику взять чемодан и спросил, какую комнату занимает господин Фриц Бурлер. Клерк отвечал почтительно, как и надлежит говорить с культурным человеком такой внушительной осанки.
Бурлер, значившийся в германской разведке в Берлине на Александерштрассе, 76 как агент Н-432, был резидентом Канариса в Голландии. Он почтительно приветствовал своего посетителя и проводил его на машине в Гаагу. Там оба они вошли в дом капитана 1 ранга фон Бюлова, немецкого военно-морского атташе. Сей достойный субъект весь превратился во внимание, увидев своего посетителя. «Капитан 1 ранга фон Мюллер позвольте поздравить вас! — сказал он, — Путешествие из Скапа-Флоу — трудное дело».
Застенчивый маленький часовщик превратился в офицера германского флота. Его лицо и очки в позолоченной оправе остались прежними, но теперь он казался выше по крайней мере вершка на три, сутуловатость куда-то исчезла, а в близоруких глазах появилось выражение холодно» решимости.
Курт фон Мюллер позволил себе слегка улыбнуться. Он имел все основания быть довольным собой: месть, которую он лелеял целых двадцать лет, была наконец осуществлена. Кавалер «Железного креста» и ордена «За военные заслуги», полученных от самого кайзера за храбрость в ютландском и каттегатском боях, он пережил позорную капитуляцию немецкого флота, отведенного в Скапа-Флоу в 1918 году. Казалось, теперь он отомстил ненавистным англичанам за старые обиды.
Чтобы лучше оценить заслуги Мюллера перед немецкой разведкой, вернемся к еще более давним временам. В 1917 году Мюллер случайно оказался в Испании одновременно с Канарисом, который отдыхал тогда от тяжких трудов, связанных с его деятельностью в Америке по поручению фон Папена. Они познакомились и стали друзьями. Взаимная симпатия укреплялась во время случайных встреч. В двадцатых годах, подобно многим другим офицерам, недовольным порядками в Германии, Мюллер задумал вступить в нацистскую партию. Он играл какую-то довольно незначительную роль в «свободном корпусе» Рема, Эрхардта и Геринга. Канарис служил в то время в военном министерстве, и эти старые приятели при встречах отводили душу. Но их планы еще не определились. Мюнхенский путч провалился, Гитлер попал в тюрьму, а Геринг нашел убежище в Швеции. Мюллер решил, что ему полезно провести один из праздников в Швейцарии, но остался там на несколько лет. Чтобы заработать сколько-нибудь денег, он поехал в Ла-Шо-де-Фон, где обучился ремеслу часовщика. Там он прожил три года, пока не услышал, что его друзья в Берлине устроились очень неплохо. Канарис, например, получил какую-то секретную работу в таинственном «отделе военно-морского транспорта».
Мюллер решил навестить друга и поздравить с новым назначением. Результатом продолжительной беседы между старыми друзьями было решение Мюллера вернуться к ремеслу часовщика. В этой области, подсказал Канарис, имеются большие возможности в Англии, особенно в Северной Шотландии. Мюллер согласился. Вскоре он сошел с парохода в Дувре. В руках у него была красивая коробочка с часами. Его голландский паспорт был абсолютно новым.
И вот наконец двенадцать лет терпеливой работы и скучных бесед с надоедливыми глупцами из Керкуолла должны были принести плоды. Через несколько дней Шулерман вернулся в Шотландию из поездки в Роттердам. Он был одет в глубокий траур. Он рассказал, что приехал к матери слишком поздно — она умерла за несколько часов до его приезда. Многие выразили ему искреннее сочувствие. Люди видели, как сильно удручен был этот маленький человечек в последующие две недели. Казалось, он потерял всякий интерес к жизни. Даже ставни его маленькой мастерской часто оставались закрытыми — видимо, часовщик проводил время в печальных размышлениях и молитвах.
15 Октября Адмиралтейство объявило, что в Скапа-Флоу потоплен линкор «Ройял Оук». Погибло 834 человека из 1.280, составлявших команду корабля. Немецкое радио отметило первую большую победу Германии военными — маршами и объявило, что капитан-лейтенант Герберт Прин, командир подводной лодки «В-06», награжден «Железным Крестом».
В Киле подводную лодку встретили торжественно. На пирсе находился сам адмирал Дениц, который приветствовал командира и команду. Очень немногие обратили внимание на невысокого полноватого человека в гражданской одежде, который незаметно вышел из боевой рубки и поспешил к ожидавшему его самолету, тут же вылетевшему в Берлин. У Шулермана — фон Мюллера было более важное дело, чем участие в торжествах по случаю победы. Его хозяин в Берлине нетерпеливо ожидал доклада.
Навсегда останется тайной, как удалось фон Мюллеру соединить в единое целое отрывочные сведения о сложных заграждениях и сетях оборонительных подводных укреплений Скапа-флоу. Вероятно, это была терпеливая, методическая компиляция случайных сведений, собранных из сотен отдельных замечаний и тысяч проницательных наблюдений. Он был абсолютно убежден в совершенстве своего плана и во время визита в Роттердам к «умирающей матери» потребовал послать для потопления «Ройял Оук» самую отчаянную в подводном флоте команду, обещая лично провести подводную лодку в Скапа-Флоу.
14 Октября он достал небольшую шлюпку и мимо береговой охраны пробрался к подводной лодке, находившейся в шести милях к востоку от Скапа-Флоу. Несомненно, Мюллер проявил незаурядную храбрость и искусство мореплавания. До известной степени ему помогла близорукость некоторых чиновников Адмиралтейства. В результате специального следствия, проведенного Адмиралтейством, некоторые из них получили строгий выговор. После этого было установлено круглосуточное особое наблюдение за каждым предметом в водах, омывающих Скапа-Флоу. Для этого использовались самолеты и даже эскадренные миноносцы.
Разумеется, Геббельс извлек все возможное из потопления «Ройял Оук», но нигде не упоминалось о роли Мюллера. Командира подводной лодки Прина и его команду осыпали почестями. Гитлер наградил командующего подводным флотом контрадмирала Деница. Но Мюллер не был включен в длинный описок награжденных. Видимо, Канарис собирался использовать способности своего оруженосца позже и в каком-то другом направлении. Мюллер больше не играл активной роли в шпионаже против Англии. Некоторое время он значился начальником отделов разведки в Голландии и Франции, а затем исчез с горизонта. До сих пор ему удалось избежать сетей, расставленных контрразведкой союзников. К сожалению, приходится признать, что человеку, двенадцать лет безупречно игравшему роль часовщика, нетрудно будет выдать себя за антифашиста или за перемещенное лицо в каком-либо тихом уголке оккупированной Германии.
Потопление линкора «Ройял Оук» было дерзкой диверсией. Под стать ей была также тщательная разработка планов уничтожения с воздуха военных заводов Англии. Осуществление этих планов началось воздушным налетом на город Ковентри в ноябре 1940 года. Человек, которого считают руководителем этой воздушной операции, находится теперь в одной из психиатрических больниц Англии. Он либо в самом деле сумасшедший, либо ради спасения своей шкуры искусно прикидывается больным. Его личность не установлена окончательно. Предполагают, что он живет в Англии с 1937 года. Выдает он себя за канадца — механика по велосипедам и любителя спорта.
Расследования, проводившиеся Особым отделом в течение нескольких месяцев, не привели к установлению личности этого человека. Согласно правилам психиатрических больниц имена больных не предаются огласке. Известно лишь, что этот больной участвовал в шестидневных велогонках в Уэмбли под именем Карла Дикенгофа. Но Дикенгофа знали многие английские спортсмены, и они не опознали в больном человека, претендующего на звание чемпиона.
После тщательных расследований Скотланд Ярду открылась жизнь этого человека в совершенно ином свете. Несомненно, что он жил в Бирмингеме и Ковентри и его настоящее имя — Ганс Цезарь. До войны он считался одним из лучших шпионов Канариса. За восемь лет до войны Цезарь посетил Англию в качестве агента немецкой фирмы, торговавшей галантерейными товарами. После этого он еще несколько раз побывал в стране и наконец в 1936 году поселился на роскошной вилле в Эджбастоне, где его знали как страстного фотографа-любителя. У него были альбомы, заполненные буквально тысячами снимков с видами Бирмингема и Ковентри. Спортивные комментаторы и некоторые другие лица, которым были показаны фотоснимки с изображением Цезаря, готовы были поклясться, что это фотоснимки человека, известного им под именем Дикенгофа.
Может быть, шпиону удалось создать видимость двух личностей в целях алиби? Кто же на самом деле находится в психиатрической больнице — Дикенгоф или Цезарь? Может быть, по этим снимкам, отправленным в Германию, был подготовлен самый разрушительный из воздушных налетов, совершенных во время войны? Если человек, все еще находящийся в психиатрической больнице, не придет в себя и не заговорит, дело это навсегда останется тайной шпионажа военного времени.