Тайны Берлина

Гнездо советской разведки

В район Берлина Карлсхорст удобнее всего добираться на городской электричке, S-Bahn. От станции с таким же названием до бывшего офицерского казино саперно-инженерной школы, расположенной на улице Цвизелерштрас-се, 4, можно дойти пешком максимум за десять минут. Район этот достаточно старый, спокойный, на городской карте он появился в самом начале двадцатого столетия, когда к нему протянули линию железной дороги. Собственно, ничего интересного Карлсхорст из себя никогда не представлял — типичное берлинское предместье, трехэтажные жилые здания с красной черепичной крышей, угольное отопление до последнего времени, дикие каштаны вдоль мощеных дорог, на окраине виллы с зелеными усадебными участками, ухоженные парки, есть зоопарк «Тиерпарк» да еще популярный ипподром. Но одно памятное событие вошло в историю этого района, в историю столицы Германии, всей Европы и всего мира — здесь в ночь с 8 на 9 мая 1945 года в здании офицерского казино саперной школы был подписан акт о безоговорочной капитуляции германского вермахта. Как позднее в своей знаменитой книге «Воспоминания и размышления» писал маршал Жуков, «…ровно в 24 часа мы вошли в зал. Все сели за стол. Он стоял у стены, на которой были прикреплены государственные флаги Советского Союза, США, Англии и Франции. В зале за длинным столом, покрытым зеленым сукном, расположились генералы Красной армии, войска которой в самый короткий срок разгромили оборону Берлина и поставили на колени высокомерных фашистских фельдмаршалов, фашистских главарей и в целом фашистскую Германию. Здесь же присутствовали многочисленные советские и иностранные журналисты, фоторепортеры. «Мы, представители Верховного главнокомандования Советских вооруженных сил и Верховного командования союзных войск, — заявил я, открывая заседание, — уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования. Пригласите в зал представителей немецкого Главного командования… — Затем я сказал: Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу. Здесь вы подпишете акт о безоговорочной капитуляции Германии. Кейтель быстро поднялся, устремив на нас недобрый взгляд, а затем опустил глаза и, медленно взяв со столика фельдмаршальский жезл, неуверенным шагом направился к нашему столу. Монокль его упал и повис на шнурке. Лицо покрылось красными пятнами… После подписания акта Кейтель встал из-за стола, надел правую перчатку и попытался блеснуть военной выправкой, но это у него не получилось, и он тихо отошел за свой стол… В 0 часов 43 минуты 9 мая подписание акта безоговорочной капитуляции было закончено». Офицерское казино — серое и довольно мрачное здание. Сегодня это германо-российский музей «Берлин — Карлсхорст», и в нем можно увидеть многие разные экспонаты той поры, о которой писал маршал Жуков, можно посмотреть и документальный фильм, посвященный акту капитуляции. Начиная с 1949 года и до 1963-го в бывшем казино располагался штаб Советской военной администрации в Германии. Отсюда начиналось управление послевоенного Берлина.

Германо-российский музей «Берлин-Карлсхорст»

По сути, весь район Карлсхорст с мая 1945 года являлся особой зоной, он был занят разными воинскими подразделениями, позднее здесь стационировалась «бригада», в основном, пехота, танки, короче, Карлсхорст представлял собой закрытую укрепленную особую советскую зону оккупации, и, чтоб пройти в нее, жителям требовались специальные пропуска. До июля 1945 года весь Берлин контролировался советскими войсками, западные союзники не были сразу допущены в него. За два летних месяца, пока определялись зоны для вхождения союзных войск, советское командование, которое полагало, что Берлин, как никакой другой город Германии, будет играть важнейшую роль в будущем этой страны, занимало оставшиеся в целости здания, вербовало людей, усиленно готовилось к вхождению союзных войск, к появлению незнакомых вооруженных сил, стремилось установить свои сферы влияния, то есть создавало себе максимум преимуществ. В результате Советской военной администрации, группе Советских оккупационных войск, советской разведке и контрразведке принадлежали не только целые здания, но и кварталы и, по сути, весь занятый район Карлсхорст. Работа Советской военной администрации и служб, подчиненных ей, велась по четырем важнейшим направлениям — политическому, военному и экономическому. Разведывательная служба оставалась обособленной, у нее были несколько другие цели и задачи. В Карлсхорсте советская разведка занимала несколько кварталов. Чаще всего это были брошенные прежними хозяевами двухэтажные виллы. После ввода американских оккупационных войск в Берлин американской разведывательной службе достался небогатый пригород Берлина Далем в районе Целендорф, который почти не пострадал от бомбежек. Там на улице Ференвег был найден подходящий дом, который имел несколько подземных этажей, куда и устроились сотрудники американских спецслужб. Надо признаться, что отношения военных двух союзных стран оставляли желать лучшего. Вскоре на некоторых «пограничных» улицах появились предупреждающие таблички на русском, немецком и английском языках: «Внимание! Вы въезжаете в (американскую, советскую, английскую, французскую) зону оккупации, фотографировать запрещается!» Многие американские высшие офицеры, включая генерала Эйзенхауэра и Клея, полагали, что будь у них возможность напрямую вести переговоры с советскими оккупационными властями, то многих проблем бы не возникло вовсе. Они, наивные, ошибались. Американцы просто не понимали советской тотальной системы зависимости подчиненных от вышестоящих. И маршал Жуков и его заместитель маршал Соколовский, первые военные «хозяева» Берлина, были не вольны в своих действиях и решениях. Каждый раз им приходилось докладывать наверх и ждать ответа. К тому же с ними рядом всегда находились люди, которые следили за правильностью политической линии. Рядом с Жуковым была тень Сталина — прокурор Вышинский. Вот почему очень скоро на смену эйфории от победы над общим врагом постепенно пришли опасение, подозрение, что каждая сторона действует в своих интересах, нарушая тем самым интересы союзника и принятые договоры и обязательства. Каждая из сторон стремилась собрать как можно больше сведений о немцах, которые могли бы войти в будущее правительство, которое, естественно, оставалось бы под влиянием оккупационной власти, создавшей его. Каждая сторона создавала свои политические партии, которые могли осуществлять власть на местах. В результате таких сепаратных действий восточная сторона Германии, как и восточная сторона Берлина, все больше обособлялась, отделялась, и демаркационная линия между западной и восточной частью все больше походила на границу. И в результате на большей, оккупированной союзными войсками западной территории Германии в 1949 году была создана Федеративная Республика Германия, капиталистическое буржуазное государство со своей валютой, западной маркой, а в восточной зоне оккупации в ответ на «демарш» американской стороны появилось социалистическое государство, Германская Демократическая Республика, с восточной маркой. С обеих сторон появилась государственная граница, появились колючая проволока, пограничники с автоматами и собаки, появились новые предупреждающие надписи: «Стой, стреляют без предупреждения!» После закрытия границы между Восточной и Западной Германией Западный Берлин стал убежищем для беженцев с востока, так как самой границы между Восточным и Западным Берлином, по сути, не существовало. В условиях образования двух принципиально отличных друг от друга немецких государств активизировалась роль разведок. Безусловно, полученное сразу после войны преимущество от захвата немецкой столицы первыми приносило советскому командованию свои плоды. Еще до создания ФРГ и ГДР советское командование стремилось вывезти из восточной зоны оккупации имевшие ценность машины, станки, все самое ценное вывозилось в том числе и из Берлина. Однако, как показала практика, вывоз такого оборудования не дал желаемых результатов. В условиях советского производства эти машины без немецких специалистов оказались непригодными. Их бросали, они ржавели, и в конце концов их свозили в лучшем случае на переплавку или просто на свалку. Гораздо выгоднее было налаживать производство на территории оккупационной части Германии и получать по репарации свой промышленный продукт. Но это произошло позднее, после осознания допущенного просчета. Сразу после завершения боевых действий разведка занималась своим непосредственным делом: выискивала бывших нацистов, вербовала оставшихся немецких ученых, политических деятелей, деятелей культуры, то есть проводила политику фильтрации, устраняла недобитых гитлеровцев и готовила человеческую базу для дальнейшего создания немецкого сепаратного государства. Вновь прибывших армейских американских разведчиков в первую очередь интересовали расположение советских воинских частей в Берлине и вокруг него, вооружение, наличие танков, передвижение войск, охрана аэродромов. С этой целью был разработан план под кодовым названием «Грааль», согласно которому, велась вербовка среди жителей Берлина, в основном, из числа бывших офицеров и солдат вермахта. Причем янки действовали просто, не умением, а числом. Завербованным они предлагали заработать деньги, давали им соответствующую фототехнику и отправляли на задание. Те шли к своим знакомым, расспрашивали, узнавали какие-то сведения о советских частях, кое-что фотографировали. Но зачастую такие контакты быстро выявлялись советскими разведчиками, которые до прихода американцев сумели в немалой степени обработать оставшееся население Берлина и иметь своих осведомителей. За короткий срок советской разведкой в Берлине стало многое известно и были арестованы около 250 таких агентов. Многих из них отправляли в Союз на работы, в лагеря. Но, несмотря на потери, американцы с упорством обреченных продолжали свою операцию «Грааль». Свернуть всю работу им пришлось к концу 1946 года, когда стало ясно, что немецким агентам развернуться не дадут, они тотчас попадают в поле зрения советских контрразведчиков. Было немало случаев и перевербовки немецких агентов. И тогда картина становилась более чем ясной. Большинству схваченных немецких агентов в качестве наказания назначалось двадцать пять лет лагерей, и их отправляли в СССР на работы. Выжившие вернулись домой только в 1955 году, когда были установлены дипломатические отношения между СССР и Западной Германией. В августе 1945 года, как известно, американцы сбросили две авиабомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки, которые принесли колоссальные разрушения и большое количество человеческих жертв. Это была не только месть японцам за Пёрл-Харбор, но и устрашение Советов. В Москве были очень обеспокоены появлением у американцев нового вида оружия массового поражения. В этих условиях Сталин дал указание руководителям советской разведки, в частности, в Берлине, активизировать действия по добыче сведений, связанных с разработкой атомной бомбы, отыскивать ученых и специалистов, отправлять их в СССР, использовать в полной мере имевшиеся восточно-германские ресурсы, в том числе и природного свойства. Эти сведения не сразу были получены американской разведкой, которая еще не предполагала активизации деятельности от Советов в таком направлении. Тогда же на юг Германии, в Тюрингию, в сторону города Кемница, где еще в прежние времена были обнаружены урановые залежи, направились советские военные специалисты, ученые, в том числе и немецкие. Все они должны были приступить к работе на урановых рудниках, должны были создавать урановую промышленность, следовательно, готовить компоненты для производства атомной бомбы. В скором времени в Тюрингии появилось акционерное общество «Висмут», по сути, абсолютно закрытое, которое занималось добычей и разработкой урановой руды и подчинялось руководству советской разведки в Берлине, точнее, генералу Серову. Себестоимость добываемого урана была величиной чисто теоретической. Ни сами шахты, ни оборудование обогатительных фабрик не стоили ни пфеннига: все добывающие и горно-перерабатывающие предприятия были объявлены советской собственностью. Да и рабочая сила долгое время была очень дешевой, а то и вовсе бесплатной. Руководство этим предприятием осуществлялось Главным управлением советского имущества в Германии. Об этом факте американцам стало известно не скоро, доложил один немец перебежчик. С этого этапа отношения между прежними союзниками еще более охладились, наступал тот самый этап, который позднее обозначили как период «холодной войны». Теперь две противостоящие разведки работали друг против друга еще более тайно, еще более скрытно, уже не стесняясь в выборе средств и методов. Преимущество американской разведки состояло в том, что она имела союзников в лице британской и французской разведок, которые параллельно разрабатывали общие темы и обменивались наиболее важными результатами. Советы оставались в одиночестве, не считая, естественно, части местного населения, лояльного к советскому командованию. За короткое время советскому командованию при непосредственном участии советской разведки удалось в городе Битгерфельде наладить выпуск очищенного кальция, необходимого для производства урана-235. Этот продукт прямиком вывозился в подмосковный город Электросталь. В другом небольшом городе, Ньюштадте, стали производить необходимую для производства атомной бомбы никелевую сетку. Налаживался выпуск пневматических молотков, специальных шахтерских ламп и морозильных испытательных камер. Все они сразу отправлялись в СССР. Но для наращивания производства, для его усовершенствования требовалось новое оборудование, которое не производилось на территории восточной части Германии. Например, вакуумные насосы, специальная сталь — все это заказывалось в западной части Германии. Американцы не сразу поняли, что их стараются обмануть, что это производство ведется в военных целях, но со временем, когда стали поступать донесения от новых источников, они наложили запрет на вывоз особо важного оборудования. Был создан список товаров, подлежащих экспортному контролю. Но приказ Сталина есть приказ, за его невыполнение наказывают. О том, что Советы активно работают над секретом атомной бомбы, американской разведке донес один из советских офицеров, перебежавший на западную сторону. Как позднее вспоминал Евгений Питовранов, бывший в те годы начальником управления контрразведки Министерства государственной безопасности СССР, который курировал контрразведку в ГДР, интерес западных разведок к атомному проекту в СССР был вызван недостаточной безопасностью грузов, которые в 1952 году с «Висмута» направлялись в СССР. Еще в 1950 году советский офицер-перебежчик, который у американцев получил кодовое наименование — Икар, сообщил о разворачивании атомной программы СССР в восточной части Германии и о урановом руднике «Висмут». В результате пришлось усилить меры безопасности. Активнее стала действовать советская контрразведка, и вскоре вербовка агентов с этого предприятия практически была исключена. Собственно, советская военная разведка продолжала свою работу из Карлсхорста еще долгие и долгие годы, ее сотрудники имели разный статус, но, в основном, они стараясь заиметь своих людей в таких важных сферах жизни, как политика, производство, в культурно-общественной деятельности. Особый интерес проявлялся к тем гражданам ГДР, которые имели своих родственников в ФРГ. В августе 1961 года правительство ГДР не без помощи советской разведки в Берлине приняло тайное решение отгородиться от соседей, так как резкое увеличение беженцев в Западный Берлин, хождение в ГДР «второй твердой валюты» наносили ощутимый ущерб экономике страны. И в ночь на 13 августа возникла бетонная стена, разделившая город. Тогда же, в августе 1961 года, были перерезаны телефонные линии между Восточным и Западным Берлином. С этого времени жителям Западного Берлина было разрешено пересекать границу только в чрезвычайных обстоятельствах.

Ситуация смягчилась благодаря четырехстороннему соглашению 1971 года, когда Советский Союз допустил наличие политических и экономических связей Западного Берлина с Западной Германией и признал право США, Великобритании и Франции размещать войска в городе, что фактически гарантировало выживание Западного Берлина. Со своей стороны, западные державы подтвердили, что Западный Берлин не является землей ФРГ. Последовали переговоры между Восточной и Западной Германией, после чего ГДР прекратила чинить препятствия движению транспорта между ФРГ и Западным Берлином.

С конца 1989 года Восточная Германия вступила в период острых социальных и политических потрясений. Сильные волнения наблюдались во многих городах страны, в Берлине проходили мощные демонстрации, дряхлеющие правители ГДР не были способны ни понять начавшиеся процессы демократизации и разрушения прежнего строя, ни тем более остановить их. Не помогли и многолетние связи с советской разведкой. В 1990 году была разрушена Берлинская стена и ГДР присоединилась к ФРГ. После объединения Германии воссоединился и разделенный Берлин. Военная разведка оставалась в Берлине вплоть до вывода советских войск из объединенной Германии в 1994 году. Тогда же последней из предместья Берлина Карлсхорста ушла военная бригада. Вместе с ней ушла и военная разведка.

Заминированный Шёнефельд

Российские летчики и уж тем более пассажиры, которые прилетают из в Москвы в Берлин, не представляют, когда они приземляются в аэропорт «Шёнефельд», что приземляются, по сути, на пороховую бочку. Под землей этого аэропорта, созданного в эпоху ГДР, по свидетельству недавно обнаруженных документов, хранятся неразведанные запасы взрывчатых веществ, мины, авиационные бомбы, фашистские самолеты с полной бомбовой нагрузкой и заправленные горючим. Все это складировано под землей, в специальных ангарах. И осталось нетронутым после 1945 года. Но обо всем по порядку.

Со времен Второй мировой войны под Берлином, говорят, оставались сотни туннелей и разного рода уникальных подземных инженерных сооружений. В разные годы нацисты создавали их с помощью привезенных восточных рабочих, складировали туда оборудование, но, в основном, оружие, боеприпасы и даже продукты питания. Все эти подземные объекты планировалось использовать для разных целей, в частности, для производства новых видов военной техники, для создания очагов сопротивления Красной армии. Но выполнить задуманное не удалось — слишком быстро продвигались наступавшие части. Большинство из подземных сооружений было вскрыто сразу в мае 1945 года.

Аэропорт «Шенефельд»

К примеру, когда воинские части продвигались по Берлину с юга на север, то в самом центре города пришлось остановиться — перед артиллеристами и танкистами был зоопарк. Как быть? Открыть огонь? А если там только звери? Расстреливать животных? Были они там или их уже увезли, никто не знал. Однако на окраине зоопарка заметили странное железобетонное сооружение, которое, как уже доложили разведчики, служило входом в какой-то бункер. Уж в нем зверей не было наверняка. Его-то и взяли на мушку. Но ни 72-миллиметровые, ни 122-миллиметровые артиллерийские снаряды не смогли пробить толщу бетона. Даже реактивные снаряды «катюши» отскакивали, как горох. И все равно били, стреляли до тех пор, пока из бункера не появились белые флаги. Раздались крики: «Мы сдаемся, не стреляйте!» Оказалось, что бункер — это знаменитая Зенитная башня, которая должна была защищать вход в бомбоубежище, ее фундамент уходил в землю на пять этажей, где располагался немецкий госпиталь. Но самое интересное, что когда прибывшие представители советского командования и саперы вместе с немцами стали обследовать подземные помещения, то там же обнаружили ценнейшие клады, вывезенные из берлинского Музея искусств, в частности, «золото Шлимана», то самое, которое известный археолог обнаружил в раскопанной им Трои. Все собранные богатства моментально отправили в Советский Союз, спрятали в Москве. И только с конца 90-х годов двадцатого века начались переговоры о том, чтобы вернуть сокровища Шлимана Берлину. Недалеко от зоопарка, рядом с Бранденбургскими воротами разведчики Красной армии и представители командования наткнулись на еще одно бетонное сооружение — это был бункер фюрера. Он располагался в саду прежней рейхсканцелярии на улице (сегодня Niederkirchnerstrasse). Недалеко от входа в бункер обнаружили сожженные трупы Гитлера, его жены Евы Браун, а также Геббельса, его жены Магды и шесть их детей. Одна толщина железобетонной крыши бункера составляла 3,5 метра — так боялись прямого попадания бомб. Бункер имел два этажа. На верхнем этаже имелось по шесть комнат в каждом крыле. Здесь находились столовая, комнаты для гостей, кухня и другие помещения. В нижнем этаже насчитывалось 17 комнат, которые занимали Гитлер, Геббельс и другие высшие руководители рейха. Комнаты по размерам были небольшие, примерно по десять — двенадцать метров. Здесь находились также ванные комнаты, туалеты, телефонная станция, помещения охраны, приемная. Четыре запасных выхода вело в сад рейхсканцелярии. При разборке завалов разрушенных зданий в 1945 году вход в бункер частично взорвали. Другие обнаруженные туннели, штреки и штольни, предназначение которых было не очень ясно, также взрывали, замуровывали, асфальтировали и на их месте прокладывали улицы, возводили новые здания. Сразу после окончания боевых действий у руководства Красной армии просто не хватало людских и технических средств да и данных, чтобы серьезно заниматься раскопками и утилизацией всех подземных коммуникаций и предприятий Берлина, включая его окрестности. К тому же ненависть к нацистам была настолько велика, что хотелось как можно быстрее уничтожить любые следы врага, да и последовавшее деление города на сектора не способствовало фундаментальным раскопкам. И что сейчас таится под Берлином — большая тайна. Иногда она частично вскрывается, правда, только в том случае, если возникает необходимость проводить новые коммуникации, рыть котлованы для возведения фундаментов. Совсем недавно, например, при прокладке коммуникационных линий в правительственном квартале самого центра столицы, на площади Потсдамерплац, снова натолкнулись на бетонные остатки бункера Гитлера. Снова вспомнили о рейхсканцелярии на улице Фоссштрассе, 6. Попытались взломать крышу бункера — не удалось. Слишком оказалась она толстой и крепкой. Тут же некоторые активисты выдвинули идею создать музей подземной жизни фюрера, оборудовать его в прежнем виде и пускать туда за плату туристов. Но эту идею, естественно, отклонили. И остатки подземного сооружения снова закатали асфальтом. Сегодня ведутся разговоры уже о другом бункере. Оказывается, под аэропортом «Шёнефельд», куда чаще всего садятся самолеты из Москвы, обнаружились подземные штольни, где хранились оружие и боеприпасы времен Второй мировой войны. Более того, некоторые эксперты полагают, что там под землей находится не только оружие, но есть и полностью заправленные самолеты, которые в апреле 1945 года готовились к срочным вылетам на Запад, но не успели покинуть аэродром. Дело в том, что долгие годы все эти факты замалчивалось. Нигде не упоминалось о том, что аэропорт «Шёнефельд» (во времена ГДР это считалось государственной тайной) был построен на поле бывшего авиационного завода «Хеншель», где до последнего дня войны производились легкие самолеты-разведчики Hs-126 и двухмоторный Hs-129. Там же сооружался опытный образец секретного самолета — одноместного штурмовика Не-132, с абсолютной новинкой — реактивным двигателем.

Hs-129

Завод считался одним из самых мощных, он имел свои филиалы в Касселе и по лицензии выпускал юнкерсы, потом бомбовозы «дорнье», авиационные двигатели и собственной конструкции легкие Хе-123. 0 масштабах предприятия свидетельствуют такие данные — на нем работали до 70 тысяч человек. Эта же фирма принимала участие в ряде амбициозных проектов — создании герметических кабин высотных самолетов, корректируемых авиабомб, управляемых ракет класса «воздух — воздух». То есть военных секретов, интересных для другой страны, более чем достаточно. Когда советские войска подошли к Берлину, все работы на Хеншеле были свернуты, техника вывезена, многое успели взорвать. Но кое-что упрятали глубоко в землю и заминировали. Надеялись на возвращение. Не туда ли опустили секретный Хе-132? Во времена ГДР аэропорт «Шёнефельд» не получил должного развития, так как опасались лезть глубоко под землю, требовались слишком большие затраты. Обо всех этих фактах стало известно после ознакомления с документами бывшего Министерства госбезопасности ГДР, которое как раз по этой причине запрещало заниматься раскопками в районе Шёнефельда. По этой же причине до сих пор неизвестно, какое будущее ждет аэропорт «Шёнефельд». Сейчас муниципальные органы Берлина и земли Бранденбург, которые намеревались возвести в этих местах новый современный международный аэропорт, ведут спор: что делать дальше с прежним — развивать или закрывать? Если развивать, то надо лезть под землю. А если там в самом деле складированы снаряды и мины? Убирать их, взрывать на месте? Как это сделать при действующем аэропорте? Пока решаются эти вопросы, подоспел другой — не соорудить ли в Шёнефельде музей для еще одного секретного подземного объекта, который находится в этом же районе, но о котором сегодня знают очень мало людей? Объект — послевоенное инженерное сооружение. В свое время он был напичкан очень серьезной техникой и кабелями. Туннель якобы «ошибочно заполз» в район Шёнефельда со стороны Западного Берлина, точнее, из американской зоны оккупации. Такая выдвигалась версия. На самом деле это, по сути, реликт «холодной войны» — подземный ход служил чисто шпионским целям. Он был прорыт американцами и англичанами в 1955 году из Западного Берлина в Восточный для подключения к советским кабелям и прослушивания телефонных переговоров Группы советских войск в Германии и всех восточно-германских линий связи. Рыли его американские солдаты-саперы в специально для этой цели созданном наземном пакгаузе, куда въезжали пустые крытые грузовики, оттуда выезжали нагруженные землей. Пробивали шахты и заполняли их техникой английские инженеры. Все сохранялось в строжайшем секрете. О значении объекта говорит тот факт, что его строительство одобрил Аллен Даллес, директор ЦРУ в те годы. Он был не только в курсе всех дел, но и следил, как завершается строительство. Глубина залегания туннеля составляла примерно пять метров, его длина составляла около 500 метров. В случае возникновения чрезвычайной ситуации, например, его обнаружения советскими сотрудниками, туннель должны были взорвать. Внутри под плитами его облицовки через определенные расстояния закладывалась взрывчатка, специально рассчитанная для обвала земли таким образом, чтобы на поверхности ничего не было заметно. К февралю 1955 года туннель был практически готов. Подготовили помещения, где находились звукозаписывающие устройства, организовали команду переводчиков. На определенных участках туннеля были расположены стальные двери с надписями на немецком и русском языках, предупреждающие случайных посетителей об опасности. По обеим сторонам туннеля американцы уложили мешки с песком для лучшей изоляции. На них и укладывались кабели. И звукозаписывающая и прослушивающая работа началась. Вся эта операция носила кодовое название «Голд» — «Золото» и стоила американской казне не один миллион долларов. С помощью подключенных кабелей американцы, по сути, перехватывали все телефонные переговоры, которые велись из района Карлсхорст, где располагалась Советская военная администрация, с Москвой и Вюнсдорфом, где разместились основные воинские подразделения и танковые части. Но вся эта дорогая операция по подслушиванию длилась не очень долго — до апреля 1956 года. Именно во второй половине апреля соответствующие воинские подразделения Красной армии начали прощупывание земли в районе аэропорта «Шёнефельд» и самой улицы под таким же названием. И спустя несколько часов пробили отверстие в незнакомый туннель. Его расширили, и несколько человек спустились вниз. Там они обнаружили прекрасно подготовленное помещение со специальным оборудованием для проведения разведывательных операций — в частности, подслушивания, там же были плитки для приготовления еды, кофеварки. Все было сделано капитально, как если бы американцы вместе с англичанами собирались заниматься шпионажем не один десяток лет. Конечно, может возникнуть резонный вопрос: а каким образом советское командование узнало о прокладке кабеля, как вышли на его точное месторасположение — американцы, со своей стороны, постарались, чтобы никакая утечка не была возможной? Да и утечки, собственно, не было. Вопрос в том, что в центральном аппарате у англичан, то есть в Лондоне, работал человек, или «крот», который был прекрасно осведомлен о строительстве этого туннеля. Он все знал о его целях и задачах, о направлении и оборудовании и заранее по своим секретным каналам предупредил об этом Москву. Но там, чтобы не завалить своего ценного агента, приняли решение все оставить так, как есть, до поры до времени, только предупредили Советское военное командование, чтобы по телефонам не вели секретных переговоров. Но если командование предупредить можно, то население Берлина об этом не предупредишь. И, конечно, кое-какую ценную информацию американцам все же удалось получить. Шумихи не поднимали еще по одной причине — первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев собирался впервые отправиться в Англию и нанести визит королеве Елизавете. Чтобы не омрачать дух переговоров, чтобы добиться определенных политических результатов, пропагандистскую шумиху решили попридержать. И только в апреле 1956 года из Москвы пришел сигнал — пора. «Открытие» туннеля поручили провести военному командованию, не примешивали сюда советскую разведку, опять же с целью выгородить свой источник информации. Для большей убедительности «случайного открытия» к расследованию подключили восточноберлинских специалистов, они должны были засвидетельствовать этот факт и разнести его по городу. Так совместно советские офицеры и немецкие специалисты вошли в туннель и направились в сторону Западного Берлина. Их разговор тотчас был «услышан» на противоположной стороне американцами. Вслед за ними в туннель вошли советские связисты с кинокамерой и фотоаппаратами, и началась съемка. Они добрались до крупнокалиберного пулемета, затем до двери, на которой была надпись: «Вы входите в американский сектор». Собственно, на этом техническая и разоблачительная часть операции была закончена. Все кабели были перерезаны, микрофоны перестали передавать информацию, звукозапись прекратилась. Оставалось только всю проведенную операцию оформить информационно и с выигрышным эффектом. Так и произошло, советское командование организовало широкую международную пресс-конференцию с показом вещественных доказательств — фото- и кинодокументов. Одновременно американскому руководству в Западном Берлине был официально направлен протест от начальника штаба Группы советских войск в Германии с требованием опубликовать его в печати. Все эти шумные пропагандистские мероприятия проводились уже после того, как в Берлин по тайным каналам прибыл источник, «крот», организовавший всю эту утечку информации. Это был Джордж Блейк. Он родился в Роттердаме, его отец был евреем из Каира, а мать голландкой. Во время Второй мировой войны он воевал в голландском Сопротивлении, затем оказался в морской разведке Великобритании. Завербовали его во время американского конфликта с Кореей. И он около десяти лет служил советской разведке. Попал в лондонскую тюрьму. Сумел из нее выбраться и тайно выехал в СССР. Но его послужной список — это особый разговор.

Завербованная vір-персона

На борту пассажирского самолета авиакомпании «Люфтганзы», вылетевшего из Кёльна в Западный Берлин

14 июля 1954 года, находился известный политический деятель ФРГ, сорокапятилетний доктор Отто Йон. Полет проходил нормально. Штурманы сообщали сведения о высоте и скорости, стюардессы разносили напитки. Доктора Йона узнавали, ему приветливо улыбались, человек приятной внешности, он считался донкихотом, олицетворял собой новое поколение немцев, не связанных с нацистами. Как настоящий демократ, он сидел в общем ряду, тоже улыбался и отвечал на вопросы относительно своего визита. Но мысли у него были заняты совсем другим. Думал он вовсе не о предстоящим мероприятии в бундестаге, которое хоть и считалось праздничным, церемониальным, но особой радости ему не внушало. Йон в который раз прокручивал в голове весь сценарий своего пребывания в Западном Берлине. Особенно его волновала завершающая часть. Итак, ему предложили перейти в Восточный Берлин. Его ждали в Карлсхорсте, ждали с распростертыми объятиями, ему обещали трибуну для открытых выступлений. Его ждала совсем другая аудитория. Все ли он подготовил к разговору с красными, не упустил ли чего? Ему предстояло встретиться с людьми, с коммунистами, о которых всегда думал, что они лучшие представители рабочего класса и интеллигенции, они настоящие борцы за мир. Но поймут ли они его, согласятся ли с его идеологией — не простой вопрос. А главное, правильный ли сделал он выбор…

Эта секретная операция, молниеносно проведенная в 1954 году советской внешней разведкой в Западном Берлине, и сегодня вызывает уважение, удивление и достойна всяческих похвал, но разрабатывалась она скрупулезно задолго до 1954 года. Персона, которую удалось завербовать, переманить на свою сторону и снова запустить в оборот, занимала столь высокий пост в правительстве ФРГ, что ей, вернее, ему полагалась охрана не только на рабочем месте, но и в передвижениях по городу. Речь идет о президенте Федерального ведомства по охране Конституции ФРГ, точнее, о руководителе контрразведывательного органа этой страны Отто Йоне, который был назначен на эту должность при правительстве Конрада Аденауэра в 1950 году и по своему рангу соответствовал, по сути, министру федерального правительства. Почему советская разведка решила выбрать этого человека, объяснять не надо. Основания для этого имелись более чем веские. Но вот как с ним познакомились, на каких условиях согласился он служить новым хозяевам, располагавшимся тогда в оккупированном районе Берлина Карлсхорст, и как все произошло — вопрос далеко не риторический.

Ситуация развивалась вполне буднично, без погоней и выстрелов. Итак 14 июля 1954 года в аэропорту «Темпельхоф» приземлился самолет из Кёльна с доктором Отто Йоном. Газеты уже сообщили о его визите, о его намерении посетить бундестаг и принять участие в официальных мероприятиях, назначенных на 17 июля и посвященных выбору на второй срок Президента ФРГ Теодора Хойса. Кроме того, Йон планировал побывать на митинге, посвященном 10-й годовщине неудавшегося покушения на фюрера, или антигитлеровского путча, 20 июля 1944 года, к которому сам имел непосредственное отношение. Ему каким-то образом удалось ускользнуть тогда из лап гестаповских палачей, а вот его старший брат Ханс, который также принадлежал к кругу заговорщиков, не сумел скрыться. Его арестовали, и в самый канун окончания войны, в апреле 1945-го, расстреляли недалеко от тюрьмы, на улице Лертерштрассе. Для Отто это была тяжелая потеря.

У трапа самолета высокого гостя встречали сотрудники его ведомства по охране конституции, предложили всяческое содействие, рядом ждала машина, но Йон вежливо отказался от охраны. Он с улыбкой объявил, что уверен в себе, в своих силах и хочет в одиночку передвигаться по городу, о своем нахождении будет сообщать по телефону. На выходе из аэропорта он сел в обычное городское такси и укатил в гостиницу. Все время пребывания президента Федерального ведомства по охране Конституции ФРГ в Западном Берлине было расписано буквально по минутам. Репортеров он к себе близко не подпускал.

В Карлсхорсте знали о прибытии самолета «Люфтганзы» из Кёльна. Знали, что доктор Йон уже находится в Западном Берлине. Знали и весь его распорядок. Итак, он посетит ряд мероприятий, связанных с выбором президента ФРГ, и затем побывает на митинге в Плётцензее, который состоится двадцатого июля. Больше у него никаких запланированных мероприятий не намечалось. Следовательно, ожидать его прибытия стоит именно двадцатого июля. Сотрудники внешней разведки в Карлсхорсте в который раз перелистывали досье доктора Йона, где были собраны не только его биографические данные, этапы профессиональной деятельности, политические взгляды, но и привычки, особенности поведения, отношение к женщинам, к алкоголю. Он родился 19 мая 1909 года в Марбурге в семье землемера. По стопам отца не пошел, обратился к юриспруденции. Изучал право во Франкфурте-на-Майне, в Берлине. В 1934 году защитил докторскую диссертацию, которая равнозначна нашей кандидатской, получил диплом юриста с ученой степенью, стал работать в авиакомпании «Люфтганза». Молодому специалисту предлагали вступить в НСДАП, партию фюрера, обещали карьерный рост, но он отказался. Правда, не назвал реальной причины, это было опасно. А отказался он по своим идейным убеждениям. Еще до прихода Гитлера к власти Отто состоял в прогрессивной организации «Молодые социалисты», а его родной брат был членом коммунистической партии. Нацисты этот факт проморгали, а вот советские разведчики обнаружили и решили им воспользоваться. Более того, в начале войны Отто и его брат стали искать контакты с группой Сопротивления. И нашли их. В этом проявились их политические убеждения. По другим каналам доходили сведения, что они осуждали развязанную Гитлером войну в Европе и особенно поход фюрера на восток. Война против Советского Союза убийственна для Германии. И чтобы спасти Германию от разгрома, необходимо устранить Гитлера, считали оба брата. Контакты с такими людьми были особенно ценны. Кроме того, Отто Йон по службе неоднократно летал в Лиссабон и Мадрид, где в 1942 году он возглавил представительство «Люфтганзы». Правда, в досье был один нюанс. На эти его частые поездки обратила внимание служба абвера, возглавляемая адмиралом Канарисом. Немецкие военные разведчики не дремали. Они быстро поняли, что такой общительный, живой человек, как Йон, мог наладить контакты с дипломатами Великобритании и США. Это было особенно важно сделать до конца войны. Но стали они с ним работать или нет, неизвестно. Во времена своего пребывания в Берлине Йон вместе с братом вступил в группу подполковника Штауффенберга, которая готовила план уничтожения Гитлера. Но взрыв 20 июля 1944 года только слегка ранил Гилера. Переворот не получился, и гестапо тотчас приступило к поимке всех заговорщиков. Отто Йон в тот день находился в Берлине. Ему позвонил адъютант Штауффенберга и заверил, что путч удался и ему следует немедленно прибыть по адресу: улица Бендлерштрассе, 35, где тогда находился Главный штаб сухопутных сил вермахта. Но вскоре стало известно, что Гитлер только слегка ранен, а это означало, что путч провалился и последуют аресты. Здание с минуту на минуту могли оцепить эсэсовцы. Доктор Йон быстро покинул опасную Бендлерштрассе и первым самолетом вылетел на место своей службы, в Португалию, где и оказался недосягаемым для лап гестаповцев. А вот его брату скрыться не удалось. Загадка в том, как Йону удалось ускользнуть незамеченным из опального главного штаба сухопутных войск, куда уже стягивались эсэсовские части и выезд из города был практически перекрыт. Не исключалась возможность, что Йону удалось избежать ареста именно благодаря своим связям с абвером. В любом случае, достоверно было известно, что, оказавшись в Мадриде, Йон очень быстро наладил связи с американскими и британскими дипломатами и теперь уже не скрывал своих взглядов. Абвер им больше не интересовался, его глава адмирал Канарис оказался замешанным в путче против Гитлера и попал в концентрационный лагерь. Очевидно, тогда же, в Мадриде, и произошла вербовка Йона английской спецслужбой. В любом случае, в 1944 году Йон тайно вылетел из Лиссабона в Лондон, где ему предоставили комфортабельное жилье в центре города. Он официально стал сотрудником британской разведки. Ему предоставили право работать на радио, он участвовал в пропагандистских передачах радиостанции «Soldatensender Calais» — «Солдатская радиостанция Кале». Там же он познакомился с бывшим германским дипломатом, известным бароном Вольфгангом Гансом Эдлером Путлицем, который и сыграл важную роль в дальнейших связях Йона с советской разведкой. После окончания войны Йон вернулся в Германию, работал в британском представительстве на Нюрнбергском судебном процессе, потом занимался адвокатской практикой. Не без помощи британских друзей в 1950 году его кандидатура была предложена на пост исполняющего обязанности президента Федерального ведомства по охране Конституции ФРГ. И как ни сопротивлялся первый послевоенный канцлер Германии Конрад Аденауэр такой кандидатуре, которую считал неблагонадежной, разделявшей чуждые убеждения, Йон в этой должности был вскоре утвержден.

…Согласно плану пребывания в Западном Берлине, Йон под завершение визита побывал в районе Плётцензее на митинге 20 июля, организованном в честь 10-й годовщины антигитлеровского путча. Никто не догадывался, что там же, на митинге, среди множества прибывших официальных лиц находились и другие лица, нелегальные представители советской разведки. Они ничем не отличались от приглашенных гостей, только внимательно отслеживали все контакты и встречи Йона. В их задачу входило негласно сопровождать своего подопечного, а в случае крайней необходимости применить оперативный прием. Они могли представиться его британскими друзьями, пригласить выпить, напоить его кофе со снотворным. Могли дать специально подготовленный коньяк. Как было известно, к спиртному Йон испытывал немалую симпатию. Но чтобы не доводить дело до крайности, рядом с ним находился еще один агент, немецкий гражданин, антифашист Макс Вонзиг, который с 1946 года работал на советскую разведку. Так что прикрытие было мощное. После митинга Йон отправился в гостиницу, где встретился со своим другом, врачом по женским болезням Вольфгангом Вольгемутом, повесой, гулякой, который был не прочь выпить и пригласить красивых девушек. Только вот Йон и представить себе не мог, что за всем этим внешним камуфляжем скрывался еще один агент, который тоже был связан с советской разведкой. Вместе они поехали на улицу Уландштрассе, 175, где находились апартаменты завербованного агента. Именно на Вольгемута возлагалась ответственная задача окончательно склонить Йона перейти на сторону красных и доставить его в Восточный Берлин. После застолья, после обильной выпивки, когда все карты были раскрыты, Вольгемут предложил Йону свой план: поздно вечером, когда стемнеет, не ставя никого в известность, на его машине отправиться в Восточный Берлин. Там они пересядут в другую автомашину. И их отвезут в район Карлсхорст, где для них уже приготовлена конспиративная квартира. Там Йон встретится с высокими руководителями советской разведки и изложит им план своих действий — либо вернуться снова в Западный Берлин с новым заданием, либо выступить официально, обвинить руководство ФРГ в ремилитаризации и возвращении на службу нацистских генералов, в подготовке новой мировой войны. Вольгемут при этих словах улыбнулся — никакого насилия, никакого шантажа и угроз со стороны красных не предвидится, все по доброй воле. Но если он не согласится… Йон все понял и возражать не стал. Отступать ему уже было некуда.

Вечером того же дня из Карлсхорста в Москву по ВЧ ушла телеграмма председателю КГБ Ивану Серову, в которой сообщалось, что 20 июля президент западногерманского ведомства по защите конституции доктор Отто Йон был доставлен в Демократический Берлин, привез его западногерманский врач Вольгемут. Генерал Питовранов, который в то время находился в Карлсхорсте и управлял всей этой операцией, позднее вспоминал, что появление в Карлсхорсте такого высокого должностного лица из ФРГ поставило непростые задачи перед разведчиками. Москва тоже толком не знала, что с ним делать. Если завербовать и выслать обратно, то его выезд в Карлсхорст незамеченным не останется. Многочасовое отсутствие Йона не пройдет бесследным в любом случае, и если он внезапно вернется на свое рабочее место также незаметно, то к нему будут цепляться. Начнут докапываться, где провел несколько часов, и в конце концов докопаются, что он тайно выезжал в Демократический Берлин. А это будет означать только одно — провал всей операции и его уход с высокого поста, скандальное разоблачение, обвинение в связях с советской разведкой и вполне возможный арест. Не лучше ли ему официально объявить всему миру, и прежде всего ФРГ, о своем переходе на восточную сторону? Вот будет сенсация. Все газеты напишут, телевидение покажет, что доктор Отго Йон добровольно перешел на сторону Демократической Германии, перешел из идейных убеждений, потому что понял бесперспективность реваншистской политики ФРГ. Это звучало куда убедительней. Со всеми этими доводами Йон был вынужден согласиться, потому что понимал, возвращение смерти подобно.

Конечно, в ведомстве по охране конституции тоже сидели не дураки. Они сразу обратили внимание на неадекватное поведение Отто Йона в Западном Берлине. Там еще больше встревожились, когда вечером 20 июля его нигде не могли найти. На ноги была поднята не только вся контрразведка, но и полиция. Поиски в гостинице, опросы людей, встречавшихся с Отто Йоном, ничего не дали. Его видели, разговаривали с ним, но вечером он отправился к себе номер. И там его след простыл. Если контрразведка размышляла, строила догадки, то газетчики и телевизионщики мигом просекли ситуацию — сбежал к красным. А куда еще? Ничего этого Йон не знал. Он спал. Спал крепким сном. Ему все-таки влили снотворное. Как стало известно уже в конце прошлого века, советский офицер КГБ Виталий Чернявский, который непосредственно участвовал в разработке всей этой операции, признался, что, несмотря на добровольное прибытие в Восточный Берлин, на вербовку Йон не пошел. К тому же он был сильно выпивши. Возникали непредвиденные проблемы. И его пришлось усыпить. Спал он тридцать часов, а когда проснулся, то ему сообщили, что восточноберлинский телекомментатор уже сообщил о его переходе…

Ему предложили сыграть важную роль политика, который не жалеет своих усилий ради объединения двух Германий в единое демократическое государство, где власть должна принадлежать прогрессивной части, коммунистам. Пока шла эта вся обработка, официальные власти в Западном Берлине не знали, что говорить. Два дня продолжалось молчание. За это время с Йоном поработал Питовранов. Но особых результатов не добился. Не раскрыл Йон сети своих агентов. Донесения в Москву, председателю КГБ Серову только накалили ситуацию, в Центре были недовольны, там не поверили Йону и потребовали список агентов. На помощь из Москвы в Берлин прислали еще одного специалиста-германиста, Александра Короткова. И дело вроде сдвинулось с мертвой точки. Йон написал несколько докладов о структуре своей организации, о задачах, о методах работы своих сотрудников. Короче, из него выкачали все, что смогли. А затем решили представить его как идейного врага ФРГ, как человека, который не согласен с милитаристской политикой властей Западной Германии.

22 июля 1954 года восточногерманское информационное агентство АДН кратко сообщило, что глава Федерального ведомства по защите Конституции ФРГ доктор Отто Йон официально попросил предоставить ему политическое убежище в ГДР. Затем по радио выступил сам доктор Йон. Он рассказал о своем добровольном решении перейти на сторону ГДР, о своей борьбе за объединение двух Германий. И ни слова больше. На 11 августа того же года была запланировала большая пресс-конференция, на которой собирался выступить с разоблачительной речью доктор Отто Йон. При этом, естественно, советская сторона приложила максимум усилий, чтобы скрыть роль КГБ во всей этой истории с добровольным переходом. Вполне понятно, что на пресс-конференции присутствовали и наши нелегалы, был там и советский дипломатический представитель Виталий Чернявский. Доктор Йон не допускал ошибок, речь была подготовлена, отрепетирована. Ответы на возможные провокационные вопросы он тоже выучил. Позднее он совершил несколько вояжей по территории Германской Демократической Республики и везде выступал с речами. Его пригласили в Москву на отдых, и летом 1954 года он побывал в Гаграх. Собственно, после этого вояжа КГБ в нем больше не нуждался по одной простой причине — нужно было признавать правительство Аденауэра как самостоятельное немецкое государство, в Москве уже готовили посла для отправки его в столицу ФРГ Бонн, а это все означало, в свою очередь, что ни о каком объединении двух Германий речи уже идти не могло. Главная роль Отго Йона в этом вопросе была сыграна.

Вдоволь наигравшись беглым руководителем Федерального ведомства по защите Конституции ФРГ, Москва решила передать его в распоряжение разведки ГДР. Так и было сделано. После уверений в любви и дружбе Йона стало опекать Министерство государственной безопасности ГДР, которое и предоставило ему комфортабельную квартиру в районе Шмёквитц, по улице Линденштрассе, 14, и одновременно он получил в свое распоряжение рабочий кабинет в Университете имени Гумбольда на улице Унтер-ден-Линден. У него появилась собственная машина да и зарплата была неплохая, но охраны с него не снимали. Следили за каждым шагом. Такая опека его раздражала, нервировала. Чем конкретно занимался Йон? Тем же, чем и прежде. С ним проводили беседы — тогдашний руководитель МГБ Эрнст Вольвебер и его заместитель Эрих Мильке планировали проведение разного рода пропагандистских акций, участие в разработке некоторых операций, но ни одна из них не была осуществлена. Йон не подходил для такой деятельности. Он любил выпить, любил поговорить, ему нужно было общество, ему требовались газетчики. И как ни старалась разведка ГДР переманить его на свою сторону, внутренне он оставался чужд ей. Что делать с ним дальше, никто не знал. Выход нашел он сам. В один прекрасный декабрьский день 1955 года Йон исчез. Вошел в здание университета, вышел оттуда с портфелем, попросил его на минуту подержать охранника, сказал, что в портфеле большие деньги, и снова вошел в здание. Больше его никто не видел. Как установили позднее, он скрылся через другой выход. Вышел на улицу, где его поджидал зеленый «Форд» с датским номером, водитель — датский журналист Ханс Фредерик, — и на ней он пересек пограничный пункт у Бранденбургских ворот и буквально через семь минут оказался в Западном Берлине. Теперь он был недосягаем для разведки ГДР. Его тотчас отвезли в аэропорт «Темпельхоф», посадили на самолет, следовавший по маршруту Западный Берлин — Кёльн. Теперь доктор Йон сидел у окна, на публику не смотрел и вообще своего лица никуда не поворачивал. Ни с кем не разговаривал, никому не улыбался. Он с трудом представлял, что ждет его, перебежчика, дома, какое наказание вынесет ему Федеральное ведомство по защите Конституции ФРГ. Штурманы сообщали о погоде, о маршруте, стюардессы разносили напитки, человек в шляпе от окна не отворачивался и глаз не поднимал. Он размышлял, пытался догадаться, как поступят с ним в Кёльне, как воспримут его возвращение в Бонне, какое вынесут ему наказание.

Надо сказать, что этот тайный побег Йон совершил не без помощи западногерманской разведки. Франц Йозеф Штраус, тогдашний государственный секретарь, заверил Йона, что с ним ничего не случится, пусть только вернется, ему помогут реабилитироваться. Но своего обещания не сдержал. С Йоном поступили сурово. Он был осужден на четыре года тюрьмы не за предательство, а за нарушение верности посту чиновника столь высокого ранга. Выйдя из заключения, Йон уже не мог трудиться в государственных учреждениях, репутация была подмоченной. И несмотря на все его заявления, что вывезли его в Восточный Берлин тайно, силой, что его усыпили, что он выступал против своей воли, ему мало кто верил. Он оказался персоной, выброшенной из активной политики. Своим его больше не признали. Йон выпустил книгу «Дважды через границу», в которой подробно рассказал о своей насильной вербовке. Никакой позитивной реакции. Интересно, что следом вышла другая книга, «Конец легенды», написанная другим человеком. Это был датский журналист Ханс Фредерик, тот самый, который устроил ему побег. В этой книге несколько иначе интерпретировались деятельность Йона в ГДР и его побег. Как выяснилось позднее, Ханс Фредерик был завербованным агентом Министерства государственной безопасности ГДР. И книгу он выпустил по инициативе этого ведомства. Так что тайный побег был вовсе не тайным. Не помогла Йону и поездка в Россию в 1993 году, где он пытался найти на Лубянке документы, оправдывавшие его ситуацию, хотел снять с себя клеймо предателя. Ничего не помогло. Немцы его так и не реабилитировали до самой смерти 26 марта 1997 года.

Мост по обмену агентов

Те, кто видел трехсерийный художественный детективный фильм режиссера Саввы Кулиша «Мертвый сезон», который вышел на экраны страны в 1969 году, прекрасно помнят редкие документальные кадры, когда советский разведчик, работавший нелегально в Соединенных Штатах, полковник Рудольф Абель рассказывает, в каких непростых условиях приходится действовать советским разведчикам в тылу противника, в капиталистических странах. Правда, сам он не сказал, каким образом после провала и суда сумел уехать из США, где осужденный сначала на казнь на электрическом стуле, а затем, получив смягченный приговор на тридцать лет каторжной тюрьмы, просидел вместе с уголовниками только пять лет. Как же его выпустили?

Р. Абель

И где это произошло? В последней серии фильма, в самом ее конце на экране возникают три автомашины, три «Волги», которые лихо подъезжают к некой границе, чтобы обменять пойманного иностранного шпиона на своего разведчика, которого разоблачили на Западе. Под советским разведчиком, которого в фильме играл Донатас Банионис, подразумевался, однако, не Рудольф Абель, а другой — Конон Молодый, разоблаченный в Англии. Такая путаница создавалась специально для того, чтобы у зрителей не возникало отождествляющей конкретики ни со страной, ни с реальными лицами. А вот под иностранным шпионом, которого обменивали, подразумевался, понятное дело, американский летчик со сбитого само-лета-разведчика У-2 Фрэнсис Гарри Пауэрс. Как известно, 1 мая 1960 года американцы с афганского аэродрома направили на территорию СССР самолет У-2, который летел на высоте 20 километров и задача которого заключалась в проведении точнейшей аэрофотосъемки важных военных объектов. Факт нарушения государственной границы был зафиксирован сразу, но только в районе Свердловска самолет У-2 сбили ракетой, у него отвалился хвост, летчик вылез из кабины и приземлился на парашюте. Он был схвачен и осужден советским судом на десять лет лишения свободы. После этого явно недружественного акта со стороны американцев бывший тогда первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев громогласно обвинил США в подрывной деятельности и отказался от встречи на высшем уровне в Париже. Охлаждение в отношениях между двумя супердержавами, владевшими ядерным оружием, достигло низшей точки и чуть позднее привело к кризисному состоянию Европы, когда тайно ночью в августе 1961 года вокруг Западного Берлина по приказу Хрущева началось сооружение каменной стены. Но в фильме обо всех этих горячих политических событиях, предшествовавших шпионским разоблачениям, ничего не сказано. И события в фильме развивались по совершенно иному сценарию. Зрителям, естественно, показали условное место, где происходил обмен шпионами. Поэтому многие предполагали, что обмен состоялся где-то на границе Советского Союза с каким-то иностранным капиталистическим государством. Но с каким? Вокруг Советского Союза не было, по сути, ни одного капиталистического государства, с которым он граничил бы напрямую, не считая дружественной Финляндии и Королевства Норвегии, которые мы едва ли стали бы ввязывать в свои шпионские аферы, не говоря уже о южных соседях — Турции, Иране. Но где же тогда? К какой государственной границе с какой капиталистической страной могли вплотную подъехать три советские «Волги»? Ответ на этот вопрос для советских людей долгие годы оставался государственной тайной. Конечно, на Западе давно знали это место, о нем снимали телерепортажи, рассказывали в иллюстрированных изданиях, но ни слова в советской прессе. Внесем ясность. На самом деле реальный обмен разведчиками произошел за две тысячи километров от СССР, на границе Потсдама и Западного Берлина, там же велись переговоры с подключением немецких адвокатов, которые и подобрали одно очень удобное и пустынное местечко у реки Хавель — мост Глиникер Брюкке, через самую середину которого с 1949-го до 1990 года проходила демаркационная линия — граница между ГДР и Западным Берлином, между Востоком и Западом, между советской зоной оккупации и американским сектором. Его хорошо охраняли. Перед мостом шлагбаумы, на мосту были установлены металлические заграждения, с востока подступы к мосту охраняли советские солдаты, с запада — американские. Переход гражданским лицам был запрещен. Случались отдельные попытки на грузовых машинах протаранить заграждения и прорваться на западную сторону, но все они заканчивались печально. Проехать сквозь заграждения не удавалось никому. Пропускались только грузовые машины со специальными разрешениями, только служебные легковые авто с флажками военных миссий, только дипломаты, только с разрешения высших военных властей. Но были исключения. В половине девятого утра 10 февраля 1962 года, в субботу, когда немцы еще спали, к мосту Глиникер Брюкке, с восточной и западной стороны подъехали служебные легковые автомашины. Из одной на восточной стороне вышел американский летчик Гарри Пауэрс, сбитый под Свердловском, из другой на западной стороне вышел Рудольф Абель, осужденный в США. Расстояние между ними составляло триста метров. После кратких переговоров руководящих лиц первым в сторону Западного Берлина направился Гарри Пауэрс. Одинокая фигура быстрым шагом двигалась на запад. Вот он перешел контрольную полосу, значит, он уже на свободе, шаг его ускорился, быстрее, быстрее. Через шесть минут после его прохода с Западной стороны в сторону Потсдама последовал Абель. После пересечения пограничной линии он тоже стал двигаться значительно быстрее. Конечно, они видели друг друга, да и тайная съемка велась с обеих сторон. Оба эти человека впервые в разных направлениях один за другим прошествовали по мосту, перешагнули охраняемую контрольную полосу. Они быстро добрались до легковых машины, сели в них и сразу уехали. И снова тишина. На мосту остались только дежурившие постовые солдаты, которые не знали, какого рода событие произошло перед ними. Вся операция заняла считаные минуты.

Собственно, нет ничего удивительного в том, что для обмена шпионов столь высокого ранга место было выбрано уединенное, пустынное, но в то же время романтическое, с красивой природой, располагавшей к покою и размышлению. У моста Глиникер Брюкке была своя интересная история. Когда-то вдоль реки располагались охотничьи угодья, где любил бродить с ружьем его величество прусский король, резиденция которого располагалась в Потсдаме. Он-то и повелел для удобства проезда на другую сторону реки соорудить мост, чтобы там пострелять уток. Мост построили в конце семнадцатого века, позднее от него протянулась дорога в Берлин. Долгие годы он был из древесины, служил, в основном, королям и придворной свите, сопровождавшей своего сюзерена. И хотя бревна проезжей части были плотно подогнаны одно к другому по всей длине моста — триста метров, кареты громыхали по нему так, что его величество затыкало уши. Стоявшие по обеим сторонам проезжей части постовые солдаты вытягивались в струнку и отдавали честь. Позднее мост расширили, у солдат появилась новая функция — проверять таможенные декларации и брать с проезжавших купцов плату. И только государственные чиновники и почтовики освобождались от дани, со всех остальных проезжавших плата взымалась еще долгое время. Мост Глиникер Брюкке значительно сократил путь из Потсдама в Берлин, в карете до столицы германского государства доезжали за три часа. С годами дерево сменило железо, потом выросли фермы, и в период прихода к власти нацистов в 1933 году мост Глиникер Брюкке исправно служил для проезда автомобильного транспорта из Берлина в Потсдам и обратно. С точки зрения сегодняшней архитектуры это обычное инженерное сооружение с двумя железными полусферическими фермами, которое соединяет два берега реки Хавель. И не представляет собой никакой особой достопримечательности. Его основная изначальная функция заключалась в том, чтобы соединить два города кратчайшим путем. От моста в сторону Берлина сегодня убегает Потсдамское шоссе, весь путь на автомобиле до района Целендорф при разрешенной скорости пятьдесят километров в час занимает максимум десять — пятнадцать минут. В последние дни битвы за Берлин отступавшие фашистские части взорвали мост, фермы обрушились, упали в воду. И только через несколько лет, после длительных переговоров между представителями восточной части Германии и Западного Берлина, мост восстановили, но движение по нему было полностью прекращено — он превратился в государственную границу, разделившую когда-то единую страну на два лагеря — лагерь социализма и лагерь капитализма.

Г. Пауэрс

Обмен Абеля на Пауэрса на мосту Глиникер Брюкке не хотели афишировать ни советская сторона, ни американская. Мост, как пункт обмена, мог пригодиться в перспективе еще для других схожих операций. Так, собственно, в дальнейшем и произошло. Но сохранить тайну долго не удалось. Западные журналисты со временем разнюхали, где обменяли Пауэрса, на кого обменяли, в каком месте, и назвали его — мост Глиникер Брюкке через реку Хавель, на границе Западного Берлина и Потсдама. Спустя некоторое время после обмена в западной прессе появилась информация о прошлом советского разведчика Рудольфа Абеля, который якобы до войны работал в Берлине под крышей советского посольства. Называлась его вторая фамилия — Аволкин, и занимался он своими «торговыми делами». Еще ранее он учился в гимназии Лейпцига, потом поступил в Технический университет Берлина, закончил его с отличием. Потом уехал в Москву, где учился в закрытой военной академии, которую создал Лев Троцкий, и снова вернулся в Берлин, откуда уехал работать в город Йену на завод Карла Цейса, где изготавливались точнейшие оптические приборы. И работал он там вплоть до прихода нацистов, когда ему предложили уехать из страны, так как его внешность смахивала на еврейскую…

Все это выдумки. Ни единого слова правды. Они появились в немецкой прессе с подачи, очевидно, советских специальных органов, вбросивших эту информационную «утку» с одной целью — запутать, напустить туману и скрыть подлинное прошлое своего разведчика-нелегала, чтобы не подпустить никого к истинному следу, к его настоящей фамилии и к биографии. Вполне справедливо опасались навредить остававшимся на свободе людям, которые сотрудничали с Рудольфом Ивановичем. На самом же деле, и об этом стало известно не так давно, когда были рассекречены некоторые документы с Лубянки, Рудольф Иванович Абель был выходцем из немецкой обрусевшей семьи, проживавшей в районе Рыбинска. Его отец, Генрих Фишер, человек левых убеждений, в 1901 году уехал из России в Великобританию, где у него спустя два года от русской жены родился сын, которого назвали Вилли. Итак, настоящее имя и фамилия Рудольфа Абеля были Вилли Фишер. В Германии он не работал, там не учился, хотя немецкий язык знал, так как корни у него оставались немецкие. На самом деле он учился в Лондонском университете, подавал большие надежды, но в 1920 году вместе с семьей вернулся в Москву, работал переводчиком в Коминтерне, потом закончил курсы радиста. Учился далее в Институте востоковедения, поступил на службу в органы, где приобрел специальность радиста. Единственная его связь с немцами отмечена в годы Второй мировой войны, когда он изображал из себя немецкого офицера, который присутствовал на допросах заброшенных из Германии парашютистов и участвовал в радиоигре с немецкой разведкой. После войны его через Канаду заслали в Штаты, где он девять лет занимался своей основной разведывательной работой, добывал данные о разработке американцами атомного оружия. На нелегальном положении он оставался вплоть до ареста в 1957 году. Но когда пришли его забирать, то он назвал себя Рудольфом Абелем, именем своего погибшего друга. Сделал это с одной целью — таким образом информировать Москву о своем аресте.

После удачного обмена шпионами в 1962 году на мосту Глиникер Брюкке наступило многолетнее затишье. Следующий эпизод произошел лишь спустя двадцать три года, в 1985 году, когда Советским Союзом руководил уже поборник перестройки Михаил Горбачев. 12 июня в жаркий полдень с двух сторон к мосту подъехали не легковые автомашины, а несколько автобусов. Санкцию на обмен давала уже не Москва, хотя она и была в курсе, а власти ГДР, точнее, Министерство госбезопасности. Это называлось актом проявления гуманизма со стороны немецкого социалистического государства. И со стороны Потсдама выпустили целую шеренгу разоблаченных западных разведчиков — 23 человека. Это был настоящий рекорд. Ровно в 12 часов они пересекли государственную границу на середине моста и сели в автобус. Через несколько минут в направлении Потсдама по мосту прошли четыре агента, разоблаченные западной контрразведкой. Кто они были, что сделали, история не особенно распространяется. Да и сами западные газеты об этом событии писали не особенно активно. Дело в том, что все эти агенты ни в коей мере не достигали такого высокого масштаба и уровня, как Абель и Пауэрс. Особого вреда причинить они не успели, не смогли, поэтому и обвинения у каждого оказались незначительные. Единственной сенсацией было, конечно, число. Но эта сенсация продержалась всего пару дней. Следующей, более заметной фигурой и последней в этом ряду на этом знаменитом мосту оказался советский диссидент, правозащитник, бывший заключенный московской тюрьмы «Лефортово», впоследствии видный политический деятель государства Израиль, министр Натан Щаранский. Не будем вдаваться в подробности его ареста и обвинения, обвиненный в антисоветизме и в шпионаже, Щаранский — из Донецка, окончил Московский физико-технический институт, хотел выехать в Израиль, но получил отказ, стал правозащитником и в результате попал в тюрьму, где провел девять лет. Все эти годы его жена Наталья, выехавшая в Израиль, выступала в поддержку своего мужа, требовала вмешательства в его защиту со стороны западных держав. И до-билась-таки своего. 11 февраля 1986 года под строжайшей охраной Щаранский был доставлен в Восточный Берлин. Затем его привезли в Потсдам.

И в тот же день на знаменитом мосту Глиникер Брюкке представители посольств, секретных служб США и Советского Союза совершили обмен.

Н. Щаранский

Щаранский перешел демаркационную линию, обозначенную на мосту, обрел свободу на Западе, а схваченный американцами советский шпион перешагнул ту же линию в сторону востока. Все произошло по сценарию обмена Абеля на Пауэрса. И вот через 17 лет после своего освобождения из советской тюрьмы министр Иерусалима и диаспоры Натан Щаранский посетил Глиникер Брюкке, то знаменательное место в Берлине, которое сегодня активно используют кинематографисты разных стран для съемок шпионских фильмов. Как сам позднее признавался журналистам Щаранский, оказавшись на свободе, его первым желанием было поддержать брюки, так как на них ни пуговиц, ни тем более ремня по советским тюремным законам не было. На одной из фотографий, сделанной неизвестным фотографом в 1986 году, он так и запечатлен — держащим руки у пояса. И когда сотрудник посольства США указал ему на демаркационную линию и сказал: «Прыгай, ты в свободном мире», — он прыгнул и в символическом прыжке из одного мира в другой едва не потерял штаны…

Сегодня на обновленный и подсвеченный огнями мост Глиникер Брюкке приезжают взглянуть туристы не только из Германии, но и из других стран, в руках у них справочники, в которых первым делом рассказывается о том, как в 1962 году на мосту был совершен обмен самых знаменитых шпионов двадцатого столетия — советского разведчика Рудольфа Абеля на американского летчика Пауэрса.

Фантом умер, фантом жив…

Теперь на улице Норманненштрассе открыли музей, куда приглашают всех посетителей — с Запада, с Востока. Любой желающий может зайти. Пожалуйста, рассматривайте эти своеобразные аксессуары, слушайте лекцию о разных авантюрных и когда-то строго засекреченных операциях, пройдитесь по залам, познакомьтесь со шпионской техникой. Вот скворечник с вмонтированной видеокамерой, вот специальные стереоскопические очки, которые позволяют видеть, кто идет сзади, вот портфель с двумя миниатюрными фотоаппаратами, а вот и портрет последнего председателя МГБ ГДР Эриха Мильке, правившего этим учреждением тридцать лет, с 1957-го по 1987 год. Его портрет, кстати, сделал Зураб Церетели. Тайны исчезнувшей разведки, тайны исчезнувшего государства… Фантом какой-то. Хотя в конце девяностых годов прошлого века этот фантом наводил страх на многих, кое-кто обходил его стороной. Даже глаз старались не поднимать. Чур меня, чур меня…

Э. Мильке

Мой путь из дома на работу, из района Карлсхорст, где жил в конце девяностых годов, в центр, к Александерплац, где тогда располагалось корреспондентское бюро АПН, как раз пролегал по длинной улице Франкфуртераллее. И проезжая мимо поворота на улицу Магдалененштрассе, убегавшую круто вправо к Норманненштрассе, не раз обращал внимание на стоявшее на ее правой стороне многоэтажное бетонное сооружение. Даже при беглом рассмотрении этого каменного служебного колосса со множеством разных антенн на крыше, с припаркованным множеством машин можно было догадаться, какого рода делами занимались люди в его помещениях. На мой наивный вопрос, что это за научно-исследовательский комплекс, знакомые немцы журналисты только усмехались, пожимали плечами: ты разве не понимаешь, это же фантом. Во времена ГДР говорить об этом было не принято. Туристов в этот район не привозили, журналистов не приглашали, местные обходили его стороной — зачем нарываться на неприятности. Это же «фирма». Это же Министерство государственной безопасности ГДР. Это же разведка. Одна из могущественных в мире. Это же уникальный антишпионский и карательный орган, второго такого не сыщешь. Это в самом деле так. За гражданами ГДР слежка была тотальной. И в шутку и всерьез говорили, что практически на каждого из 16 миллионов жителей было заведено досье и на каждого из 60 миллионов жителей ФРГ — тоже. Вот такая организация, вот такая у нее статистика. Говорят, что в самом здании перекрытия были сделаны из сверхпрочного бетона, чтобы они смогли выдержать не бомбовые удары, а тысячи тонн разного рода бумаг. В последние годы своего существования МГБ ГДР наряду с КГБ СССР, с американской ЦРУ, с израильским «Моссадом» и британской «МИ-6» входило в пятерку лучших разведывательных учреждений мира. Много имеющий множит богатство свое, уверяли древние. Именно поэтому МГБ занимало много места — располагалось на четырех улицах: Франкфуртераллее, Магдалененштрассе, Норманненштрассе и Рушештрассе. Работавших в нем десятки тысяч специалистов за глаза называли коротко, одним словом — штази. Создавалось МГБ ГДР, конечно, не без помощи советских компетентных органов. Прообразом послужили два советских ведомства — МВД и МГБ. И вот весной 1950 года в Берлине, точнее, в восточной его части, появилось вначале Управление по охране народного хозяйства, а затем в районе Лихтенберг и само Министерство государственной безопасности ГДР. Его цели и задачи упрощенно состояли в том, чтобы проводить контрразведывательную работу у себя в стране против засылаемых шпионов из ФРГ и других западных стран, а также осуществлять разведывательную работу за рубежом, в частности, у своей соседки ФРГ, в системе НАТО, чтобы оградить молодое государство, как его тогда называли, государство рабочих и крестьян (странно, почему без интеллигенции), от посягательств врагов социализма и прогресса. Согласимся, любое государство, будь оно социалистическим, капиталистическим или просто развивающимся, должно иметь свою разведку и контрразведку. Иначе как независимое государство оно не сможет функционировать. И если ГДР сумела создать развитую шпионскую сеть и оказывала влияние на ход политических событий в Европе и в мире, то честь и хвала ее разведчикам и, естественно, тем учителям, которые помогали в становлении этого учреждения. Вот только при одном «но» — каждое закрытое политическое заведение такого рода, какими благонамеренными целями и идеями оно бы ни прикрывалось, при единообразной авторитарной политической системе в стране легко становится карательным органом против своего народа. И это непреложный факт. Беда ГДР в том и состояла, что это государство создавалось по типу советского, с единой правящей партией, остальные партии-малютки не играли какой-либо существенной роли в руководстве. Это единообразие и позволило создать мощную разведывательную и контрразведывательную структуру, которая, в конечном счете, стала строго следить и за своими, вводить в разряд инакомыслящих, диссидентов, преследовать их, ссылать, сажать в тюрьмы. Согласно архивным данным бывшей ГДР, с апреля 1950-го по 15 января 1991 года в составе МГБ вместе с пограничной охраной проходили службу почти триста тысяч сотрудников. А всего в штате МГБ на конец 1989 года состояли свыше ста тысяч. Со временем в МГБ ГДР образовалась структура, в основную задачу которой входило создание разветвленной зарубежной агентурной сети, проникновение в высшие эшелоны власти ФРГ и НАТО. И надо сказать, что с новыми возложенными обязанностями эта структура справлялась более чем успешно. Она называлась Главное управление «А» — внешняя разведка, которую возглавлял Маркус Вольф, и насчитывала около 40 тысяч человек. Причем в большинстве агентами были… сами жители ФРГ. И это не окончательные данные. В центральном управлении работали 4286 сотрудников. Такие весомые цифры не должны удивлять. В период «холодной войны», в период острой конфронтации Советского Союза с Соединенными Штатами Америки, с НАТО, в целом с Западом разведка ГДР играла и самостоятельную и вспомогательную роль. А как же иначе, обе братские страны строили развитой социализм, обе находились на острие борьбы с международным империализмом. И обе были обязаны защищать себя от внешних врагов. Не следует забывать, что после окончания Второй мировой войны на территории ФРГ оставались около 600 тысяч американских, британских, французских, канадских и бельгийских солдат и офицеров. На территории ГДР размещались около 400 тысяч советских войск. Миллионная вооруженная враждебная группировка в центре Европы. В таких условиях сама ФРГ становилась как бы плацдармом в возможном вооруженном конфликте. Отсюда активные действия военных разведок всех участвующих стран. В то же время и ГДР натовскими генералами рассматривалась как поле для возможных будущих битв, следовательно, необходимо было знать как можно больше об ее экономике, о дислокации советских войск, о вооружении и так далее. В этих условиях добыча секретной информации становилась во главу угла. 21 мая 1956 года руководители разведывательного управления Министерства обороны США получили закрытую шифрограмму, в которой сообщались шокирующие сведения: из кабинета начальника одного из батальонов военной разведки армии США исчезло два сейфа. Документы из них были тотчас переброшены в ГДР, и в течение следующих пяти дней сотрудники МГБ ГДР арестовали 137 американских шпионов, работавших на территории ГДР. Это был ощутимый удар. Но американцы тоже не сидели сложа руки, они вели активную вербовку среди жителей ГДР, вели ее также и сотрудники БНД (Bundesnachrichten Dienst — Бундес Нахрихтен Диенст) — секретной разведывательной службы ФРГ. Активная разведывательная деятельность западных союзников против ГДР, непрекращающиеся провокации с территории Западного Берлина против столицы социалистической Германии заставили ее руководство пойти на необычные меры самозащиты. За одну ночь 13 августа 1961 года между западным и восточным секторами Берлина была возведена трехметровая бетонная стена, ставшая на многие годы символом пресловутого железного занавеса. Эта политическая и инженерно-техническая акция позволила усилить пограничный контроль и охрану границы ГДР. Появление стены стало полнейшей неожиданностью как для БНД, так и для ЦРУ США Естественно, ее появление во многом существенно затруднило разведывательно-подрывную деятельность западных разведок. И тогда они стали искать «кротов» у себя дома. И находили. В ноябре 1961 года обнаружили «двойного агента», который спокойно работал не только на свою спецслужбу, но и на МГБ ГДР. Это был Хайнц Фельфе. В ответ Штази тоже активизировала свою деятельность. 15 августа 1985 года таинственно пропал 48-летний Ганс Иоахим Тидге, исполнявший обязанности директора БФФ — Федерального ведомства по охране Конституции ФРГ, то есть контрразведки ФРГ, где он проработал 19 лет.

Через четыре дня Тидге всплыл в Восточном Берлине, где давал пресс-конференцию, рассказывал восточным и западным журналистам, почему он решил порвать со своим прошлым, почему решил начать новую жизнь в ГДР. Позднее в берлинском университете имени Гумбольдта Тидге защитил докторскую диссертацию на тему «Контрразведывательные функции ведомства по охране Конституции Федеративной Республики Германия». В ней он описал деятельность БФФ, включая операции службы электронного наблюдения. В 1989 году Тидге выехал в Советский Союз.

В качестве разведчиков МГБ ГДР оказались и супруги Гюнтер и Кристель Гийом, которые в 1956 году покинули ГДР под видом беженцев. Это вообще была особая политическая операция высшей категории. С 1970 года Гийом приступил к работе в аппарате федерального канцлера. Его профессиональные качества оценили высоко, он стал занимать пост одного из трех персональных помощников канцлера Вилли Брандта. Вполне понятно, с этого момента вся деятельность канцлера, в том числе его замыслы, политические планы, кадровая работа — все они стали известны руководству МГБ ГДР. Это был большой скандал. Он заметно навредил имиджу Вилли Брандта. Гийома разоблачили сотрудники разведки ФРГ, они сумели его вычислить, прочитали радиограммы. Почти год вели за ним наблюдение. Но с поличным взять его так и не удалось. За ним пришли 15 декабря 1975 года. Он был готов к такому повороту событий. И встретил прибывших к нему на дом офицеров контрразведки такими словами: «Я офицер Национальной народной армии ГДР, я сотрудник Министерства государственной безопасности. Прошу уважать мою честь как офицера». Гийома приговорили к 13 годам тюрьмы, а его жена и соратница Кристель за соучастие в шпионаже получила 8 лет. Однако Гийома освободили уже в октябре 1981 года. Его, как тогда было принято, обменяли на 8 западногерманских агентов, осужденных в ГДР. Его жену Кристель освободили также в обмен на 6 разоблаченных агентов ФРГ. До ухода на пенсию Гийом преподавал в разведывательной школе Штази. Бывший сотрудник ЦРУ Джон Келер в своей недавно изданной на русском языке книге «Секреты Штази — История знаменитой спецслужбы ГДР» писал о том, что в результате проводившихся расследований прокуратура ФРГ в 1996 году была вынуждена возбудить 6641 уголовное дело по обвинению в шпионаже. 2431 из них так и не было доведено до суда — в большинстве случаев из-за истечения сроков давности. В 1998 году на стадии расследования находилось еще 130 уголовных дел по подозрению в шпионаже в пользу МГБ ГДР. В течение трех лет, начиная с 3 октября 1990 года, в ФРГ производились многочисленные аресты чиновников разного ранга. «Масштабы инфильтрации, — отмечал Дж. Келер, — превзошли все самые худшие ожидания. Стало ясно, что этой язвой поражено все правительство, как и все политические партии, промышленность, банки, Церковь и СМИ. Щупальца Штази проникли даже в БНД, в БФФ и в МАД (военная разведка)».

Все эта деятельность продолжалась до того самого момента, пока держалась Берлинская стена. Едва она рухнула и в прямом и в переносном смысле, как настало время «X», полное безвластие в ГДР. И этот момент явился завершающим в деятельности фантома, он приказал долго жить.

Весной девяностого года, за несколько месяцев до объединения Германии, в подвалах и во дворе МГБ жгли архивы. Над улицей Норманненштрассе стлался густой дым. Любопытствующих от ворот отгоняли. Сжигали тонны секретных документов, разного рода пленок, микрофильмов, аудиокассет. Но все сжечь не успели. Кое-что досталось русским, но все же большая часть архивов — картотека зарубежных агентов — оказалась у американцев. Какими-то своими путями сумели они вывезти очень важные документы и отправили их в Лэнгли. Там материалы, говорят, расшифровали, систематизировали, записали на лазерные диски. Всего на дисках получилось около двухсот тысяч имен. Не надо думать, что все они шпионы высшего класса. Это не так. По сведениям специалистов, примерно три четверти из них — люди, которых «вели», которые были в разработке. Это могли быть друзья, родственники, знакомые штатных агентов. А вот оставшаяся четверть — это, вполне возможно, те самые штатные оперативные работники, те самые штази. Их примерно 50 тысяч. Солидная армия. Будет ли она использована по своему прямому назначению? Едва ли. Пока все они на крючке у другой разведки. И другая разведка в нужный момент может напомнить и предложить сотрудничество. За плату, естественно. И снова агент будет в действии? Но против кого? Да к тому же этот агент за прошедшие годы растерял все свои полезные свойства. Его предстоит переучить, времена-то поменялись, техника тоже. А это немалые затраты. Стоит ли овчинка выделки? Когда Берлинская стена была разрушена, когда политическая ситуация в стране в корне менялась, тогда бывшие жители ГДР неожиданно осознали себя единым народом, немцами. Тогда же совершенно неожиданно

15 января 1990 года толпа штурмом пошла в район Лихьенберга, на Магдалененштрассе. Пошла громить «фантом». По телевизору спокойно показывали это варварское разрушение. Сколько было ненависти, сколько злости в лицах. Казалось, более страшного врага у людей не было никогда ранее. По телевизору мелькали кадры, как молодые люди, преодолев хлипкую охрану, ворвались в здание и крушили все на своем пути. Звенели разбитые стекла, из окон летели мебель, портреты, бумаги. Ничто не могло остановить разбушевавшуюся толпу. Этот бой с тенью прошлого продолжался всю ночь. Кто мог тогда предположить, что среди этих молодчиков находились вполне профессиональные разведчики ряда других государств, естественно, ФРГ, в том числе и Соединенных Штатов. И на руках у этих профессионалов имелись вполне четкие ориентиры расположения кабинетов, планы самых секретных помещений. И пока опьяненные пивом берлинцы вели борьбу с креслами, портретами, срывали занавески, били стекла, другие люди занимались своим профессиональным делом. Они забирали из архивов то, что можно было забрать, складывали в машины, и никто им не мешал. И грузили, грузили. Кое-что спрятали в том же здании, чтобы потом в тишине приехать еше раз. Фантом умер, но вот его картотека жива. За ней и была погоня. Только едва ли эта картотека сможет оказаться полезной. Слишком много прошло времени со дня ее составления. И многие, зафиксированные в ней, уже умерли. А другие состарились, а оставшиеся едва ли захотят менять свое амплуа. Весь мир изменился. Так что цена картотеки не велика. Фантом умер, фантом жив, какая теперь разница.