Тайны католических монашеских орденов

Монашеские ордена существуют только в исламе (ордена дервишей) и в католической церкви. Орденом называется объединение монахов, живущих по особому уставу, как правило, утвержденному Папой Римским. К одному ордену может относиться множество монастырей, принимающих единый устав. Другие названия монашеских орденов — общества, братства, конгрегации.

Каждый орден имел централизованную структуру управления, во главе стоял генерал, избираемый генеральным капитулом. В состав генерального капитула входили провинциалы, возглавлявшие региональные подразделения ордена. Отдельные монашеские общины (конвенты) управлялись настоятелями (аббатами, приорами или гвардианами). Настоятели собирались в свои капитулы. В некоторых орденах общины были объединены в крупные группы — конгрегации.

Во многих орденах имелись женские монастыри. Женская половина монашеского ордена называлась вторым орденом. Он являлся элитарной структурой, туда не принимали девушек невысокого происхождения. Существовали также братства мирян при орденах, называемые терциариями (третьими орденами).

Существует четыре основных типа монашеских орденов: ордена уставных монахов (бенедиктинцы, антонианцы, клюнийцы, цистерцианцы); ордена уставных каноников и уставных клириков (августинцы, доминиканцы, иезуиты); нищенствующие ордена (францисканцы, кармелиты); рыцарские (военные) ордена (тамплиеры, госпитальеры, тевтонцы).

Тевтонец.

Монашеские ордена приобрели независимый статус на IV Латеранском (1215) и II Лионском соборах. На них были сформулированы основные положения, касающиеся деятельности этих организаций. Они были напрямую подчинены Папе Римскому, и все подразделения этих Организаций были освобождены от власти епископов. На IV Латеранском соборе было также запрещено создание новых орденов без особого разрешения папы. Всем орденам было предписано созывать раз в три года на собор всех аббатов по примеру цистерцианского ордена.

Для человека, озабоченного спасением души, различные формы монашества и разные ордена были не равноценны. В Средние века сформировалась иерархия этих духовных учреждений. Видные идеологи монашества считали отшельничество, или анахоретство, высшей формой служения, но содержащей в себе слишком много опасностей для слабых душ, так как в пустыне человек находится один и потому больше всего подвергается дьявольским искушениям. Монастырь считался гораздо более подходящим местом для спасения души, поскольку здесь каждый находился под присмотром настоятеля и рассчитывал на поддержку братии.

Ордена отличались друг от друга строгостью устава, и поэтому с точки зрения души выбор монастыря имел большое значение. Официальная иерархия орденов постоянно менялась в зависимости от предпочтений Рима. Если изначально церковные власти стремились переделать все монашество по образцу бенедиктинцев, то затем примером для подражания стал Клюни, после чего на вершине иерархии разместился орден цистерцианцев.

Хотя в церкви в течение долгих веков зрела идея унификации монашества путем создания вселенского ордена, живущего по единому уставу, воплотить ее в жизнь не удалось. Построение иерархии орденов явилось результатом трансформации этой идеи в концепцию единого монашества, подразумевающую разные формы служения.

Бенедиктинцы

Орден бенедиктинцев, первый из католических монашеских орденов, оказал огромное влияние на формирование и становление общежитийного монашества в Западной Европе. На протяжении нескольких столетий практически все монастыри жили по уставу, созданному святым Бенедиктом. Он упорядочил и организовал монашеское служение, благодаря чему монастыри смогли превратиться в особый социальный институт средневекового общества, оказывавший значительное влияние не только на религиозную, но и на все остальные сферы жизни.

От других орденов бенедиктинский отличало то, что монастыри были практически независимы, и каждый настоятель ни перед кем не отчитывался за свои действия. Поэтому бенедиктинский орден можно называть орденом с известными оговорками. Единственное, что объединяет разбросанные монастыри ордена между собой, — следование единому уставу, написанному святым Бенедиктом.

Бенедиктинец.

Святого Бенедикта Нурсийского (ок. 480–547) называют отцом западного монашества. Основным источником сведений о его жизни является книга «Собеседования», написанная Папой Григорием Великим. Однако автор большее внимание уделял чудесам, совершенным святым, и поскупился на подробности в изложении биографии. Бенедикт происходил из знатного рода, отличался блестящим образованием, был прекрасным оратором. Несмотря на великолепные способности, будущий святой отказался от занятий науками, решив посвятить свою жизнь Богу, и остался, по словам его биографа Папы Григория Великого, «зная незнающим и мудро неученым». Мирские блага перестали его привлекать и он уединился в пещере близ местечка Субиако.

Бенедикт провел три года в одиночестве, прежде чем о подвижнике узнали местные жители. Его избрали настоятелем небольшого монастыря Виковаро. Однако выяснилось, что монахи в этой обители не чтили дисциплину, поэтому вскоре стали проявлять недовольство требовательностью нового настоятеля. Согласно преданию, они даже пытались избавиться от него, подсыпав яд в вино для евхаристии (причащения). Но святого спасло чудо: от совершенного им крестного знамения чаша с вином раскололась. Подвижник распрощался с монахами, покинул монастырь и вернулся к уединенной жизни.

Отшельничество Бенедикта принесло ему славу среди христиан, и вскоре подле его пустыни стали поселяться другие аскеты. Бенедикт разделил всех пришедших на двенадцать групп по двенадцать человек в каждой, поставив над каждой из них начальника. Часть аскетов осталась под непосредственным руководством святого. Так вокруг подвижника сформировалась монашеская община, и Бенедикт принялся разрабатывать общежитийные правила.

Бенедикт решил, что монахи должны не только предаваться молитвам и уединению, но и совершать деяния на благо мира. Община стала брать на воспитание и обучать наукам детей знатных родов.

Местному священнику Флоренцию не понравилась бурная деятельность подвижника, и по его наущению Бенедикт был изгнан из своей обители. В сопровождении нескольких учеников святой перебрался в Монте-Кассино, небольшой город, расположенный в провинции Кампания между Неаполем и Римом. Римский патриций Тертулл выделил Бенедикту участок земли. Святой с учениками разрушил стоявший там языческий храм Аполлона и основал на его месте монастырь, где оставался до конца жизни. Устав, написанный для монастыря в Монте-Кассино, стал впоследствии уставом ордена бенедиктинцев и основой организации всего общежитийного монашества Римско-католической церкви.

Женское отделение ордена основала сестра Бенедикта святая Схоластика.

Бенедикт сравнивал монастырскую братию с воинством, поэтому при создании устава стремился установить дисциплину, подобную военной. «Должны мы учредить отряд божественной службы», — говорил святой. Монах должен быть «хорошо снаряжен к бою», чтобы успешно бороться с темными силами.

Монастырская жизнь являлась, по мнению Бенедикта, идеальным образом жизни для христианина. Отшельник ближе к Богу, но в пустыни и дьявол подбирается близко к человеку. Анахорету приходится выдерживать непосильную для обычного человека борьбу с искушениями.

Устав Бенедикта ограничивается изложением основополагающих принципов, на основе которых монах должен строить свое служение. Частности же, по мнению святого, можно узнать из ранее написанных монастырских уставов, например, святого Кассиана или святого Василия. Кроме этого, бенедиктинец должен руководствоваться мудростью, почерпнутой из Священного Писания или наставлений отцов церкви.

Бенедикт завершил устав словами, ясно показывающими значение, придаваемое им изложенным правилам: «Ты, стремящийся к небесному отечеству, исполни сначала с помощью Христа этот малейший начальный устав. И тогда только при покровительстве Божьем достигнешь ты большего, чем то, что мы изложили выше, самых вершин добродетелей». Святой называл исполнение устава началом обращения (initium conversationis). Для достижения совершенства (perfectio conversationis) монаху следовало не ограничивать себя простым соблюдением предписаний. Все добродетели человека, по мнению Бенедикта, проистекают из любви к Богу, и именно к такой любви должен стремиться каждый монах: «Прежде всего надо любить Бога всем сердцем своим, всею душою, всею мыслью своей, потом — ближнего, как самого себя».

По мнению многих историков католической церкви, устав Бенедикта сочетал в себе монашеский идеал с возможностью его осуществления. Бенедикт не стремился к неосуществимому, он выдвигал только необходимые требования, тем же кто стремился достичь большего, необходимо было прилагать личные усилия.

Устав Бенедикта получил широкое распространение в Европе не только потому, что церковными властями была оказана поддержка бенедиктинству, но и благодаря тому, что данный устав имел несомненные преимущества перед другими правилами монастырской жизни.

Бенедикт превзошел святого Василия тем, что еще лучше сумел приспособить идеалы восточного монашества к западным условиям. От трудов Кассиана бенедиктинский устав выгодно отличает краткость, но при своей краткости правила Бенедикта поражают полнотой. Иными словами, в странах Западной Европы в то время не было достойных конкурентов бенедиктинскому уставу, что дало возможность за достаточно короткое время перестроить на его основе практически все западное общежитийное монашество.

День в монастыре был строго расписан. В течение суток монахи должны были совершать семикратное моление, трудиться и читать.

Чтению уделялось огромное внимание. Братья получали книги по особому кодексу, предписывавшему монахам на разных этапах служения определенную литературу. Аббат назначал старшего по библиотеке, внимательно следившего, чтобы монахи брали только положенные им книги и не подменяли их другими во время чтения.

Молитва, согласно предписанию устава, должна была быть краткой. Необходимость молиться семь раз в течение дня объяснялась словами Писания «семь раз в день восславил я Тебя». Монахи собирались на молитву по звону колокола. Услышав его, все должны были спешить в церковь, стараясь при всей поспешности не потерять благолепия.

Монахи творили молитвы не только ради личного спасения. Моления имели и другой смысл: братия возносила молитвы Всевышнему не только за себя, но и за весь мир. В народе в то время была сильна вера в то, что монахи являются заступниками людей перед Богом; считалось, что молитва праведного монаха во много раз действенней молитвы человека, живущего в миру.

Молитвы представляли собой пение, молиться молча в то время не было принято. Ритуальное пение, называемое григорианским (по имени Папы Григория I, под руководством которого был проведен отбор и канонизация текстов и напевов), было одноголосым, то есть монахи пели в унисон. Совместная молитва считалась более действенной, чем молитва одного человека. Пение сопровождалось медленным шествием вдоль нефов и вокруг алтаря.

Моления занимали восемь часов в сутки. Первое молебствие начиналось ночью, последнее завершалось в следующую ночь. Богослужение монахов разделялось на «Часы», в каждый из которых пелись определенные псалмы и молитвы. Суточный цикл молитв состоял из утрени, первого, третьего, шестого и девятого часов, вечерни и комплетория, или повечерия. Существовал также годовой молитвенный цикл, символически изображавший движение от сотворения мира к концу света и Страшному суду. Кроме этого, богослужения можно рассматривать как символическое изображение земной жизни Христа. Литургии бенедиктинцев отличались пышностью и торжественностью.

Время, свободное от молитв, делилось на две равные части: восемь часов было отведено труду и столько же отдыху. Поскольку молитвы совершались по часам и являлись основным занятием монахов, отдых и труд заполняли промежутки между богослужениями.

Монахи спали в общей спальне (дормитории), причем всегда в одежде, чтобы быть готовыми в любой момент встать по призыву аббата. В спальном помещении всю ночь должна была гореть свеча.

Обычно в монастыре было две трапезы в день, а во время поста — одна. Распорядок дня предусматривал часы отдыха, которые можно было посвятить чтению. Были также часы, специально отведенные для изучения книг. Летний распорядок дня отличался от зимнего. Зимой больше времени отводилось чтению, а летом — труду.

В обители нельзя было шутить и смеяться, говорить следовало как можно меньше, ибо, как сказано в Писании, «во многоглаголании не избежишь греха». Монах должен был внимательно выслушивать наставления старших: «говорить и учить приличествует наставнику, ученику надлежит молчать и слушать».

Устав Бенедикта запрещал монахам менять место служения, предписывая навсегда оставаться в монастыре (stabilitas loci). Монахи могли общаться с родственниками или приходившими в монастырь гостями только по специальному разрешению аббата. Двери монастыря стерег специально назначенный старец. Лишь один настоятель мог представлять свой монастырь в миру.

Аббата избирали пожизненно на двустепенных выборах, в которых участвовала вся братия. Перед выборами были запрещены всякие совещания и агитация, вместо этого все обитатели монастыря постились и молчали в течение, трех дней. Устав предписывал, что «если из двух возможных настоятелей один более сведущ в делах временных, а другой — более духовен, надо выбирать последнего». Избрание должен был утвердить епископ.

Настоятель назначал себе помощника — препозита или приора. Все находящиеся в монастыре были разделены на группы по десять человек, каждой такой группой руководил декан.

В бенедиктинских монастырях была предусмотрена система наказаний за проступки. Один раз оступившегося монаха увещевал декан, во второй раз тоже не прибегали к наказанию, но если же монах нарушал дисциплину третий раз, его не допускали к трапезе и к общей молитве. Если монах серьезно провинился, ему запрещали общаться с братией. Если и это не могло наставить его на путь смирения, прибегали к телесному наказанию. За провинившегося молилась вся братия, чтобы способствовать его исправлению, но если монах не смирял свою гордыню, его исключали из монастыря. Впрочем, к такой крайней мере прибегали лишь в экстренных случаях.

Смирение считалось высшей добродетелью монаха. Общежитийный уклад подразумевал, что монах, в отличие от анахорета, не полагается на собственные силы, поэтому должен беспрекословно подчиняться настоятелю, лучше понимающему, что необходимо для спасения души.

Восхождение к совершенству было разделено на двенадцать ступеней так называемой лестницы смирения. Бенедикт говорил: «Мы должны… воздвигнуть ту лестницу, которая явилась во сне Иакову и на которой виделись ему нисходящие и восходящие ангелы». Вершиной, к которой была устремлена эта лестница, являлась «совершенная любовь, которая изгоняет страх». Если до этого каждый «не без ужаса» перед Божьей карой подчинялся принуждению, заставлял себя соблюдать дисциплину и обеты или поддавался внешнему давлению настоятеля, то, достигнув совершенства, монах мог выполнять все предписания легко, единственно из любви к Богу.

Смирение должно было приучить монаха к мысли, что он принадлежит не себе, а Господу. «Всякий смиряющий себя, возвысится», — напоминал Бенедикт.

Восхождение по лестнице совершалось с достижением все большей степени смирения. На первой ступени монах должен был проникнуться страхом перед Божьей карой и всегда помнить о геенне огненной. На следующей ступени он отказывался от собственной воли, чтобы исполнять волю Бога. Третья ступень должна была научить монаха полному подчинению старшим. На четвертой же ступени достигалось терпение в повиновении, то есть монах повиновался даже в том случае, если это причиняло ему страдание: «кто претерпит до конца, спасен будет».

Пятая ступень приучала монаха смиренно раскрывать перед настоятелем на исповеди все злые помыслы, случайно приходившие ему на ум. На шестой ступени монах должен был думать о себе как о недостойном рабе и быть всем довольным; когда не только на словах, но и в мыслях восходящий по лестнице смирения ставил себя всегда ниже других, он достигал седьмой ступени. На следующем этапе смиренный делал только то, что предписывалось уставом, на девятой ступени учился хранить молчание, на десятой — полностью отказывался от смеха и веселья.

Предпоследняя ступень приводила человека к мудрости, когда немногими словами он мог высказать многое. На последней же ступени монах достигал изгоняющей страх совершенной любви и с удовольствием исполнял все необходимое, не принуждая себя к этому мыслями о возможном наказании.

В IV главе своего устава Бенедикт сформулировал 72 заповеди, которым должны были следовать монахи. Этот свод кратких наставлений определял образ жизни в обители, идеалы, к которым должен стремиться каждый монах. В них входили ветхозаветные заповеди закона Моисея (не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не предавайся блуду), заповеди христианского учения, раскрывающие принцип, названный позднее золотым правилом нравственности (не делай другим того, чего не желал бы себе). Бенедикт на все лады повторяет идеи Нагорной проповеди Христа: никого не ненавидь, молись за врагов в любви Христовой, до захода солнца примиряйся с теми, с кем разделила распря.

В заповедях Бенедикта нашли отражение аскетические идеалы (отвергай себя, умерщвляй свою плоть, люби пост, не будь жадным к еде, ко сну, к лени, не пристращайся к вину), присутствует также дух великих мучеников (терпи гонение за правду).

В бенедиктинских заповедях проявилось мрачное мировосприятие Средневековья, сковывающее разум страхом перед Божьей карой, ощущением изначальной греховности.

«Страшись смерти, трепещи Судного дня», — наставлял святой. Он представлял монашеское служение восхождением от страха к любви. Первый момент ярко характеризуется словами о том, чему же именно настоятель стремился научить братию: «Придите, дети, выслушайте меня! Я научу вас страху Божьему!». Цель пути определена в самой первой заповеди Бенедикта: «Люби Господа Бога всем сердцем твоим, всем помышлением, всей крепостью».

Заповеди Бенедикта призывают также к апостольским трудам — одевай нагих, посещай больных, облегчай участь бедных. Особенно же подробно расписан принцип послушания. Бенедикт извлек из Священного Писания обоснование того, что необходимо подчиняться приказам даже недостаточно благочестивого настоятеля. «Ненавидь волю свою. Во всем повинуйся наставлениям игумена, даже если, избави Бог, он противоречит себе делами, вспоминая завет Господень: что они говорят, то делайте, по делам же их не поступайте», — гласит одна из заповедей Бенедикта.

Бенедиктинские монастыри стали своеобразными культурными и духовными центрами. Миряне нередко отдавали в монастырь для обучения и воспитания своих детей, иногда даже с тем условием, что ребенок должен будет впоследствии принять монашеский постриг. Человек в монастыре считался принадлежащим не себе, а Богу, поэтому принесение детей называли жертвой (oblatio). При нашествиях иноземцев монастыри служили для многих убежищем, благодаря тому, что Бенедикт сделал все необходимое для самообеспечения монашеских обителей.

Со временем бенедиктинский устав был принят. большинством монастырей. Папа Григорий Великий (ок. 540–604) приложил немалые усилия для распространения данного устава среди католического монашества. Впоследствии его распространению немало поспособствовали ирландские миссионеры, с радостью воспринявшие правила бенедиктинских монастырей.

Значение бенедиктинских монастырей как центров христианской культуры увеличилось, когда в состав ордена вошли монастыри, основанные Кассиодором (ок. 490 — ок. 585), стремившимся сохранить в своих обителях римскую культуру и уделявшим особое внимание переписыванию сочинений античных авторов. Постепенно монастыри стали единственными хранителями культурной традиции, и обители бенедиктинцев играли не последнюю роль в культурной жизни в Средневековье.

Неизвестно, ввел ли поддерживавший бенедиктинство Григорий Великий в основанных им монастырях в Сицилии и Риме. Однако и он, и следующие за ним понтифики стремились организовать монашество по образцу бенедиктинских обителей.

Первый монастырь нового ордена, Монте-Кассино, был разрушен в результате нашествия лангобардов примерно в 585 году. Бенедиктинцы бежали в Рим и основали обитель недалеко от Латерана. Вскоре большинство римских монастырей стало жить по уставу Бенедикта.

Традиционно считается, что в год смерти Бенедикта (около 547) его лучший ученик — святой Мавр — направился во Францию и основал обитель, живущую по бенедиктинскому уставу на реке Луаре.

В тех странах, где появлялось бенедиктинское монашество, оно неизменно быстро распространялось. Одни монастыри принимали новый устав в чистом виде, другие видоизменяли правила, соединяя их с заимствованиями из каких-либо других уставов. Ни один из ранее существовавших уставов не избежал такой участи — любое правило подвергалось переработке в некоторых монастырях, но следует отметить, что бенедиктинский устав в неизменном виде сумел охватить наибольшее количество монастырей.

В Испании распространению бенедиктинства препятствовал не менее удобный и популярный устав святого Фруктуоза, по которому жило большинство монастырей. В этой стране орден с трудом завоевывал позиции.

В Германию бенедиктинство проникло позже, чем, например, во Францию, но благодаря усилиям английских и, ирландских миссионеров в конце VIII века орден был здесь не менее развит, чем в прочих странах.

Победа бенедиктинства в Германии связана с именами английских странствующих монахов Пирмина, Бонифация, Вилибальда и Штурма, активно действовавших в VIII веке. Пирмин успешно распространил устав Бенедикта в Баварии, затронув даже часть Швейцарии, Вилибальд закрепил позиции бенедиктинства на этих территориях. Ученик Бонифация Штурм основал в Германии ставший знаменитым бенедикинский монастырь Фульду. В 751 году, через семь лет после основания, Фульда освободилась от власти местного епископа и стала напрямую подчиняться понтифику.

Церковные власти не раз пытались организовать бенедиктинское монашество в орден, подобный другим орденам, чтобы сделать его более управляемым. В 1336 году Папа Бенедикт XII издал специальную буллу, посвященную этому вопросу. Но все попытки не приводили к желаемому результату. Бенедиктинский орден так и не стал централизованной организацией, по сути, он представлял собой объединение конгрегаций.

Несмотря на все преобразования и реформы, орден бенедиктинцев существует и по сей день.

Цистерцианцы

Монашеский орден цистерцианцев был основан в XI столетии выходцем из дворянской семьи святым Робертом, чьи родовые владения находились во французской провинции Шампань.

Роберт первоначально принадлежал к ордену Святого Венедикта и был известен своими жесткими взглядами на образ жизни монахов. Не идя ни на какие уступки и послабления, он проповедовал строгое соблюдение правил и норм этой организации. Обладая неуживчивым характером, Роберт часто не находил понимания даже в среде единомышленников, в результате чего он был вынужден в одиночестве скитаться по монастырям родной Шампани и соседней Бургундии.

Цистерцианец.

Будущий создатель ордена имел полные основания для недовольства нравами священнослужителей. О распущенности священников упоминал даже архиепископ Реймский на соборе 972 года. Не упуская деталей, он описал не только внутреннюю сущность, но и внешний вид служителей церкви. Архиепископ обличал монахов, «которые охотно покрывают свои головы шляпами, украшенными золотом, которые предпочитают иностранные меха предписанному нашими правилами головному убору и вместо простого монашеского платья надевают дорогие одежды». Кроме этого, он говорил о священниках, стягивающих свои рясы «так крепко поясом, что сзади все выдается, и их… можно принять за бесстыдных женщин, а не за слуг Христа».

После недолгих скитаний Роберт обосновался в монастыре Молесм и даже смог добиться титула аббата, однако и там его не устроила слишком греховная жизнь служителей церкви… После получения соответствующего разрешения Роберт удалился вместе с несколькими братьями по вере в леса возле местечка Лангр в общежитие монахов-еремиториев. Его горячими сторонниками были Альберих и англичанин Стефан Гардинг.

Образованный в 1075 году монастырь еремитов рос не по дням, а по часам. Между тем ревностно соблюдающим аскезу Роберту и его сторонникам образ жизни, который вели монахи, казался недостаточно строгим. Будущий основатель ордена цистерцианцев не желал мириться со слишком свободным поведением еремитов, пытался наводить свои порядки, и, как и в других монастырях, в которых Роберту уже приходилось бывать, большая часть монахов подвергла его обструкции. Вместе с небольшой группой сторонников Роберт предпочел покинуть монастырь, сохранив при этом верность своим убеждениям.

Папский легат разрешил Роберту самому создать общежитие для монахов. Будущий основатель ордена цистерцианцев добровольно отрекся от своего аббатства (кстати, уже во второй раз; в первый раз он отрекался в общежитии еремитов), и вместе с 14 братьями удалился в уединенную пустынь под названием Цистерций, расположенную в болотистой местности на границе Бургундии.

Обосновавшись на новом месте, Роберт стал активно проповедовать необходимость соблюдения полной аскезы, ратуя за безупречный образ жизни. Его сподвижники построили небольшую часовню, названную в честь Святой Марии, и хозяйственные постройки.

Тяжелым трудом и отречением от земных благ подвижники сумели расположить к себе не только местных крестьян, но и знать. Вскоре последовали щедрые пожертвования, вырос большой монастырь, который местные жители стали называть Сито. Процветание монастыря вызвало зависть обитателей Молесма, которые упросили папу вернуть им Роберта. В 1099 году основатель навсегда оставил Сито.

Преемником Роберта стал брат Альберих, который произвел серьезные изменения: отдал монастырь под покровительство Римского Папы и произвел реформу внешнего вида монахов, облачив их для отличия от других братьев-бенедиктинцев в белую одежду.

После ухода Альбериха в 1109 году его пост занял Стефан Гардинг. В своем стремлении следовать уставу святого Бенедикта ему удалось превзойти даже предшествующих руководителей: бедность монахов и строгость их жизни приняли крайние формы, что стало отпугивать возможных кандидатов в послушники. Строго воспрещалось ношение любых нательных крестов, кроме железных. Одежда братьев должна была изготавливаться только из грубой ткани. Утварь, включая подсвечники, допускалась только деревянная, а единственными предметами из серебра являлись чаша для причастия и дарохранительница.

Облик простого послушника точно соответствовал уставу бенедиктинцев: открытые сзади башмаки, чулки из грубой шерсти, короткая туника с капюшоном, пояс и плащ, одновременно служащий одеялом — вот и все, что позволялось носить братьям.

Монашеский стол был крайне скудным. Разрешалось питаться только два раза в день: в 12 часов и на закате солнца, а в дни постов послушники ограничивались вечерней трапезой. Употребление вина не находилось под прямым запретом, однако все знали, что пить его не подобает. Овощи, хлеб, масло и вода составляли и буднюю, и праздничную пищу членов ордена, включая и самого настоятеля.

Ни о каком уединении не было и речи. Кельи отсутствовали, а спальня была общей, и пояса никто не распускал, так как в любую минуту аббат мог устроить общий сбор. По уставу Святого Бернарда монахи должны были спать как можно меньше, ибо «сон — это потеря времени» и только бодрствование и пост могут смирять непослушную и греховную плоть.

Распорядок дня монахов включал в себя 1–2 трапезы, 5–6 часов молитв (в страдную пору они отменялись) и работу на благо монастыря (в летнее время преимущественно физическую, а в зимнее — умственную, согласно правилам ордена). Послушники изучали Святое Писание, а также занимались переписыванием древних рукописей и составлением библиотек.

Цистерцианцы во всем стремились подражать святому Бернарду, про которого рассказывали, что он, будучи немощен от природы, однажды, во время уборки урожая, обратился к Богу с молитвой. По слову его ему была дана крепость в руках и умение, так что он смог стать одним из первых жнецов.

Святой Бернард был не только религиозным фанатиком, но и отличным проповедником. Сохранилось немало произведений, содержащих наставления, касающиеся различных сторон монашеской жизни.

Например, говоря о плоти, Бернард резко противопоставляет себя Гиппократу, Галену и Эпикуру, которые учат «как сохранить жизнь в этом мире», тогда как «Христос и Его ученики — как ее потерять». Считая себя учеником Иисуса Христа, Бернард призывал укрощать презренную плоть, а не лечить ее. Врачи и лекарства, по мнению святого, не нужны, и не подобает монахам, особенно цистерцианцам, прибегать к их помощи, так как Бог посылает болезнь в качестве наказания за грехи.

Проповедуя бедность, которая стала основополагающим принципом не только цистерцианского ордена, Бернард приводит в пример Иисуса Христа, говоря, что он спустился в этот мир для того, чтобы открыть нам истинную ценность бедности и нужды в этом мире, ибо несомненно, что в царстве Христовом если чего и нет, так только их. Ибо не стоит стремиться к тому, что не даст радости достижения, а потребует еще больше: «Иметь — обременительно, любить — зазорно, утратить — мучительно». По мнению Бернарда, путь настоящего монаха — путь бедности, а его счастье — брать пример с того, у кого ничего нет.

Согласно убеждениям святого, собственная воля также неугодна Богу, и тот, кто совершает богослужение или церковное таинство только потому, что ему так хочется, совершает грех в глазах Господа. Ничего не может быть хуже своеволия, так как именно из-за них произошло падение и любимейшего, первого ангела Создателя, и Адама с Евой. По мнению Бернарда, все то, что нравится только нашей душе и идет на пользу одному лишь человеку, надо отринуть. Все это конечно и бренно, и только любовь не имеет границ и вечна: «Ее польза в самом ее проявлении. Я люблю, потому что люблю; я люблю для того, чтобы любить. Великое дело — любовь».

«Песнь Песней» царя Соломона, о которой спорили теологи всех времен и по поводу которой до сих пор не выработано единого мнения, не была обойдена вниманием святого Бернарда. По мнению святого, она является доказательством Божественной любви тем, чего нельзя понять (а следовательно, и обсуждать) людям, у которых в сердце не живет любовь.

Люди постоянно что-то возводят и затем сразу рушат, не могут остановиться на том, что имеют, и это касается буквально всего: женщин, драгоценностей, земель, одежды… «Но краткость жизни, немощь сил человеческих и множество соискателей делают совершенно невозможным такое всеохватывающее обладание». Дела в монастыре Сито шли плохо. Только приход в него святого Бернарда со своими монахами помогло остановить его медленное угасание, которое возникало из-за нехватки людей. Бедность и строгость, провозглашенная цистерцианцами, стала палкой о двух концах: с одной стороны, они пользовались большим авторитетом у мирян, а с другой — люди не хотели вступать в их ряды. Однако приход Бернарда, прозванного страшилищем матерей и жен за успехи в обращении мужчин в монахи, помог открыть новый монастырь «Твердость» в епископате Шалони в 1113 году. Далее последовал бурный рост ордена: 1114 год — монастырь Понтиньи, а в 1115 году были основаны сразу два новых монастыря — Клерво и Моримонд. Строительство шло такими темпами, что в 1134 году монастырь Сито насчитывал более 75 общежитий для монахов.

Расцвет ордена цистерцианцев стал возможен благодаря их тяжелому труду и необычной для остальных религиозных объединений того времени политики братства.

Вместо того, чтобы объединять и укрупнять уже построенные монастыри, ситорианцы после постройки одного монастыря посылали отряд монахов для постройки нового, причем в отдаленных и глухих местах. После того как там образовывалось общежитие, все начиналось сначала. Так, например, в 1115 году Бернард вместе с 12 монахами обосновался в долине Обы, в лесистой местности, и там принялся возводить монастырь Клерво. Интересно, что при постройке двухэтажного общежития, где спальня занимала второй этаж, установили кровати из досок, подобные гробам без крышек.

Когда цистерцианцев посетил папа Иннокентий II, приехавший в Клерво вместе с делегацией епископов, то прибывшие были поражены и тронуты до слез: встречавшие их монахи вышли в рясах из некрашеного сукна, неся перед собой большой деревянный крест.

До начала второй половины XII века братья жили в откровенной нищете и огромной нужде, но, даже несмотря на это, пришлось ограничить прием новых послушников монастыря — так велика была слава Клерво.

Когда же дела духовников наладились, выяснилось, что необходима реформа системы управления столь большим количеством монастырей, распространившимся по всей Франции. И тогда аббаты четырех первых храмов приняли важное решение для монахов всего ордена.

Следуя заветам святого Бенедикта, настоятели монастырей создали так называемую хартию любви, то есть свод законов, регулирующих управление организацией. В основу хартии лег принцип децентрализации ордена, например, глава Сито руководил только теми монастырями, в организации которых участвовали ситорианцы. Остальными отделениями руководили другие первые монастыри — Понтиньи, Клерво и Моримонд. Любые серьезные решения (вплоть до смещения с поста аббата Сито) принимались только общим собором, где должно было присутствовать все аббатство ордена. Менее важные вопросы решались четырьмя аббатами первых храмов. Ими же контролировалось ведение дел ордена, однако по мере увеличения организации в этот совет вошел еще 21 брат, после чего он стал именоваться советом дефиниторов.

Проблемы у цистерцианцев возникли после того, как их организация получила всеобщее признание. Она сосредоточила в своих руках большие богатства и была уже почти не в состоянии полностью соблюдать кодекс Святого Бенедикта. Увеличилось и количество соблазнов, и число монахов, и не все из них отличались стойкостью. Однако руководители все-таки смогли уберечь своих братьев от постоянного соприкосновения с плодами своего труда. Дело в том, что по уставу бенедиктинцев, цистерцианцы не имели права владеть деревнями и крестьянами, а следовательно, не могли принимать десятину и использовать труд наемных рабочих. Однако руководство цистерцианцев смогло воплотить в жизнь неожиданно простое решение, которое еще раньше нашли иеремиты: исходя из того, что монахи могут жить на земле, только обрабатывая ее своими руками, следует принимать в монастыри крестьян и ремесленников.

Простым людям, постоянно страдавшим от голода, идея стать монахом показалась очень заманчивой. В обмен на обет целомудрия и обещание выполнять определенные монашеские обязанности неграмотный крестьянин принимался в общину монахов, и хотя ему запрещалось даже открывать книгу, он мог забыть о своей прежней вечно голодной полунищенской жизни. Ставшие конверзами, или бородатыми братьями (так их называли потому, что в отличие от своих привилегированных братьев они носили бороды), крестьяне никогда не считались полноценными монахами. Тем не менее все без исключения монахи жили одной общиной, с одной только разницей, что на долю конверзов выпадала работа в поле или, например, в кузнице, пекарне, а монахи трудились в библиотеке. Однако в летнюю пору часто можно было наблюдать, как конверз, монах и даже сам настоятель работают рядом, убирая урожай.

Следует отметить, что конверзы не имели права голоса, то есть не участвовали в принятии важных для монастыря решений. Тем не менее каждое воскресенье настоятель обращался к ним с речью, в которой ставил в пример остальным более трудолюбивых братьев, распределял работу и др.

Введение в монастырях института конверзов позволило разрешить и другую насущную проблему: домены росли быстрее, чем увеличивалось число монахов, и цистерцианцам приходилось работать не жалея сил, так что совершенно не оставалось времени для молитв и чтения религиозной литературы. Бородатые братья освободили образованных монахов от крестьянских и ремесленных трудов, предоставив им тем самым время для духовной жизни.

Крупные домены, расширившись за счет приема конверзов, обычно делились на несколько центров-грангриев, ставших экономическими центрами, между которыми существовали прекрасно налаженные связи. Второстепенные центры подчинялись грангрию аббатства.

Цистерцианцы, получившие после реформ, проведенных святым Бернардом, название бернардинцы, превратились к концу XIII века в один из самых крупных орденов в Западной Европе.

Цистерцианцам не удалось сохранить верность кодексу Святого Бенедикта. Они сосредоточили в своих руках огромные богатства, а глава Сито стал очень могущественным человеком. Он благословлял крестовые походы, был причастен к захвату части Прибалтики и Испании, а также некоторых славянских земель. Святой Бернард оказывал непосредственное влияние на духовную жизнь католиков: боролся с ересью, принимал участие в установлении истинности Папы Евгения III. Глава Сито писал папе поучения, в которых просил его отбросить гордыню (тяжелейшее обвинение для священника!) и увидеть себя таким, какой он есть, без тиары и драгоценных нарядов, нагим, как в день и миг рождения, греховным и жалким: «Ты в то же время будешь сознавать, что не только был презреннейшим прахом, но и остался таковым…»

Против бернардистов сыграло то обстоятельство, что они не только сами никогда не создавали городов, но даже не допускали мысли о закладке своих монастырей в городской черте. Вместо них с этим успешно справились другие монашеские ордена, и цистерцианцы постепенно потеряли былое влияние и власть. Они находились на заднем плане вплоть до XVII века, когда народ, уставший от всеобщего упадка морали, решил вновь обратиться к целомудрию и строгости. В 1664 году аббат прихода Лa Траппе Бутилье Де Ранее на основе ордена цистерцианцев организовал орден траппистов, задачей которого стало возрождение былых идеалов, провозглашенных святым Бенедиктом Нурсийским.

Орден траппистов был создан в период кризиса ордена цистерцианцев, породившего новую ветвь монахов-бенедиктинцев. Новая система общественных ценностей во Франции потребовала образования нового монашеского общества, не запятнавшего себя междоусобицами и не связанного с прошлыми грехами церкви.

Аббат Бутилье де Ранее, родившийся во французской области Литтре, принял решение вернуться к кодексу святого Бенедикта. Его и последовавших за ним людей стали называть траппистами из-за названия местности, где был основан первый монастырь этого ордена — Траппа, что на местном диалекте означает «ступень» или «холм». Долгое время это братство существовало как часть цистерцианского ордена, и лишь в начале XX века трапписты обрели самостоятельность.

Последователи траппизма носили рясы черного цвета, чтя тем самым память основателя ордена цистерцианцев святого Бернара, который сам не был священником. Жизнь траппистов была проста, и протекала очень неторопливо. Их называли молчальниками, так как при вступлении в братство обязательным являлось принятие обета молчания, а общались монахи с помощью знаков (например, прикосновение кисти руки к губам означало «я вас понял»). Обет целомудрия также являлся обязательным, однако в жестовом языке все же существовал символ «женщина» (волнообразное движение руки у лба).

Интересной и даже характерной чертой всех монахов-траппистов являлась спокойная вежливая улыбка, без которой во Франции не представляли себе членов этого братства.

Они отличались мягкой и спокойной доброжелательностью и очень часто молились за людей, которые об этом даже не догадывались (например, за здоровье каждого машиниста метро, вышедшего в этот день на работу).

Трапписты сохранили практику приема в орден конверзов (ремесленников и крестьян), которые, не имея сана, давали те же обеты, что и монахи, и своим трудом освобождали более просвещенным братьям время для молитв, духовной работы и созерцания. «Бородатые братья» носили рясы коричневого цвета.

Ниже приведен распорядок дня, предписание в одежде и меню траппистского монастыря, которые не менялись с момента основания ордена.

2 ч. (по праздничным дням в 1 час 30 минут) — подъем, облачение в белые рясы.

2 ч. 5 м. — первая служба и Великий Канон.

4 ч. — служение обедни.

4 ч. 30 м. — свободное время.

5 ч. 30 м. — общий сбор и получение распоряжений от отца-настоятеля.

6 ч. — уборка своего спального места, личное время, если нет церковных дел.

8 ч. — служение обедни.

8 ч. 30 м. — легкий завтрак (мясное под запретом).

9 ч. — работа. Облачение: черная мантия и белая ряса.

11 ч. 30 м. — обед (суп, молоко, овощи, фрукты, немного вина или пива).

12 ч. 15 м. — свободное время.

13 ч. 15 м. — работа.

16 ч. 30 м. — служение вечерни.

17 ч. 15 м. — ужин (хлеб и фрукты, в зимнее время сыр и овощи).

17 ч. 45 м. — свободное время.

18 ч. 30 м. — повечерие.

19 ч. (с Пасхи по 14 сентября в 20 ч.) — отход ко сну.

Трапписты завоевали такой авторитет и доверие среди французов, что в их орден иногда вступали целыми семьями (существовали и женские монастыри).

Клюнийцы

В период правления Карла Лысого началось возрождение старого монастыря Святого Мартина, основанного королевой Брунгильдой. В свое время это был крупный монастырь, но затем он пришел в запустение и в конце концов стал заброшенным. Граф Бодилон, крупный феодал и покровитель христианства, не хотел мириться с таким положением вещей. Он договорился с братьями монастыря Святого Савина, и те в порядке оказания братской помощи послали 18 своих монахов в опустевшую обитель. Так началось возрождение Монастыря, первого вестника мощной зарождающейся организации клюнийцев.

В старый монастырь, находившийся возле города Тура, щедро потекли пожертвования дворян. Его отстроили заново, и вскоре обитель прославилась своей верностью уставу святого Бенедикта, великого аскета и проповедника христианства.

Монастырь быстро рос и развивался, принимая под свое крыло странников и бедняков, которые находили там все необходимое для жизни аскета. Своего имущества, как и положено монахам-бенедиктинцам, у них не было. Все деньги, кроме необходимых для поддержания жизнедеятельности самого монастыря, шли на благотворительные дела. Благодаря своей деятельности обитель быстро обрела большую славу и очень хорошую репутацию, которую монахи подкрепляли благочестивым образом жизни. У них не было ничего, даже собственного мнения. Всем распоряжался отец-настоятель, который заведовал имуществом и устанавливал распорядок дня своих духовных сыновей.

Особенностью жизни монахов было абсолютное сосредоточение на религиозных аспектах своей жизни, и ничто не отвлекало их, хранящих молчание, от соблюдения своей аскезы. По свидетельствам очевидцев, в монастыре Святого Мартина всегда было такое глубокое молчание, что иногда казалось, будто он настолько же безлюден, как и до восстановления.

Вся жизнь братьев контролировалась всесильным аббатом. Централизованная власть над монахами позволяла направлять их духовное развитие, и обитатели монастыря молились, а также читали псалмы строго установленное руководством число раз. Неудивительно, что обители, принявшие кодекс святого Бенедикта Нурсийского, в которых монахи живут одной благочестивой семьей под руководством аббата, ставились в пример всем другим монастырям.

После восстановления аббатства Святого Мартина знатный аристократ Бернон решил сам стать аббатом и проделал для этого огромную работу, создав сразу два монастыря в небольшом местечке Маккона — Бом и Жиньи. Он не стал придумывать ничего нового, введя устав по образцу монастыря Святого Мартина, а его общежития скоро заселили монахи. Щедрые пожертвования увеличили владения благочестивых братьев, живущих в аскезе и строгости. Папа Римский взял под свое покровительство новое, но уже многообещающее аббатство. Он поставил в Жиньи своего наместника, теперь не местная церковь, а непосредственно папа официально стал владеть обоими монастырями.

Одним из подарков аббатству Бернона стала небольшая вилла под названием Клюни. В 910 году там был основан монастырь, сохранивший такое же название. Немного позднее аббатство основало монастыри Деоль и Массэ.

У аббата Жиньи возникли трудности: довольно многочисленная группа монахов хотела послабления режима своей жизни, ставя в пример другие монастыри, где живут не по таким строгим правилам. При своей жизни Жиньи мог сдерживать своих оппонентов, однако пришедший ему на смену в 924 году аббат Одон все же допустил раскол. Почти все монастыри кроме Массэ, Деоль и Клюни (а обителей к тому времени стало значительно больше), временно отделились от Одона, избрав себе главой брата Видона, которого и сделали аббатом. Впрочем, через некоторое время все встало на круги своя, благодаря мощной реформе монастырей.

Аббат Одон происходил из семьи известного религиозного деятеля и ученого, специализировавшегося на античной литературе и римском праве, видного философа и мыслителя того времени Аббона, прославившегося своими научными трактатами.

Одон с детства страдал от головной боли и только на могиле святого Мартина смог исцелиться от болезни силой своей веры. Вскоре после этого он, получивший блестящее образование при дворе герцога Вильгельма, захотел уйти от мира и стать послушником. По его просьбе знатный туринский дворянин, облеченный большой властью, выделил ему келью в монастыре Святого Мартина, а потом отдал ему во владение всю обитель. Прославившись своей ученостью и тягой к знаниям, затворник Одон все же принимал там паломников, приходивших к нему, одновременно стараясь жить по кодексу святого Бенедикта. Примерно в 909 году он понял, что для настоящего служения Богу этого недостаточно, и пришел в Бом, где через некоторое время стал аббатом.

Одон желал роста своей обители, проповедовал воздержание и отказ от мирских соблазнов. Он хотел, чтобы все женщины области покинули своих мужей, сделавшись монахинями, и тем самым смогли спасти свои души постами и послушанием. Проповедник говорил, что раз уж дитя становится проклятым по первородному греху, то сила этого греха так велика, что детей рожать не стоит вообще.

Аббат Одон стал обличать власть аристократов, которые стремились распоряжаться людьми только вследствие гордыни. Это не могло нравиться прежним его знакомым, среди которых было много знатных людей. Однако Могильщику, как прозвали Одона за его манеру никогда не поднимать от земли своего взгляда, многое прощали. Он показывал своим примером образец истинного и пламенного служителя Бога. Аббат в совершенстве знал труды Григория Великого, Августина и других богословов, что делало его интересным собеседником, непобедимым в дискуссиях.

Подобно пророкам древности, Одон учил, что все зло на земле происходит от грехов человечества. Своим современникам он говорил, что грядет Апокалипсис, и скоро явятся пророки сатаны, чтобы соблазнять людей своими ложными чудесами. В преддверии этого необходимо укреплять и совершенствовать церковь, а сами монахи должны стать сплоченными, как никогда. Необходима абсолютная дисциплина и чистота для того, чтобы противостоять врагу-искусителю.

Своими проповедями настоятель монастыря Бом смог нарушить баланс сил и перевести идею церковной реформы из области логических размышлений теоретиков белого духовенства в сферу действий практиков черного монашества. Когда же Одон встал во главе монастыря Клюни, то сразу собрал вокруг себя ядро реформаторов.

Папа Иоанн XI разрешил монастырю Клюни принимать к себе братьев, недовольных собственнической политикой своих настоятелей, а также реформировать монастыри, чем Одон и его сторонники с удовольствием занялись. Самим же монахам позволили открыто не повиноваться своим аббатам, чего раньше никогда не было.

Прошло еще, немного времени, и Клюни стал просто не справляться с реформированием, и данными полномочиями папа наделил другой монастырь Одона — Деоль. Теперь дело пошло быстрее: было смещено со своих постов немало непокорных епископов, не желающих расставаться со своими весьма доходными местами. Движение обрело мощную поддержку в лице благородных дворян, желавших в полной мере помочь аскетической церкви и даже стать послушниками или отдать часть земель аббатствам, послужив тем самым Богу.

Аббат Одон посетил Рим, и там у него появилось много сторонников (папа и даже крупнейший покровитель церквей Альберих), а также учеников. Один из них — брат Балдуин, полностью принявший взгляды своего учителя, занял пост аббата римской обители Святого Павла. Фарфа, Субиако, церковь Святого Андрея, монастырь Святой Марии стали римскими центрами распространения идей клюнийцев. Это победное шествие поддержал Альберих, давший новую жизнь большому числу старых аббатств, в которых вновь поселились монахи. Даже далекий монастырь Монте-Кассино, который находился в Беневентском княжестве, стал клюнийским. Сам папа взял орден под свое покровительство.

Одон умер в 942 году, на самом подъеме клюнийского движения, счастливым, видя, как претворяются в жизнь его мечты. Он основал не просто жизнеспособный орден, но такое общество, которое смогло обновить практически весь европейский христианский мир.

В поместье Бронь, находящемся в Нижней Лотарингии, знатный франк по имени Герард в 923 году основал монастырь, который он обогатил священными предметами, награбленными им за время службы в парижском соборе Сен-Дени. После этого Герард удалился в келью, а поместьем стал управлять специально выбранный человек. Однако его добровольное отречение длилось недолго: герцогу Нижней Лотарингии понадобился человек, который мог бы реформировать местные монастыри и имел бы знатное происхождение. Кроме того, необходимо чтобы он был монахом и имел заслуги перед отечеством и церковью, а также обладал твердым характером. Таким образом, Герард был вынужден прервать свое добровольное заточение и стать реформатором основанного им же самим монастыря.

В те времена обстановка в Лотарингии была очень сложной. Простые и знатные, люди имели склонность к спокойной жизни и не могли ее удовлетворить, так как для этого надо было изменить сам дух обителей, сделав их проще и возвышеннее. Создалась кризисная ситуация: дошло до того, что многие высшие духовные чины складывали с себя полномочия, уединялись в кельях, отрешаясь от мира. В свою очередь простой люд также искал успокоения и не находил его.

Эйнольд, архидиакон Тулейский, уединился в тесной комнатке и подверг себя суровой аскезе, категорически отказываясь покидать свою келью и сокрушаясь о тех временах, когда стать затворником и посвятить свою жизнь одному Богу было намного проще.

Иоанн из Вандьера некогда был приближенным к королю человеком. Он рано осиротел, получил прекрасное церковное образование, поэтому был более свободным в своем выборе и стал мирским настоятелем монастыря Святого Петра в Метце. Далее Иоанн решил стать аскетом, однако монастыря, славящегося своей твердостью, найти не сумел и был вынужден уйти в пустыню. Там он узнал о движении клюнийцев и о том, как они реформируют обители. Вернувшись в мир, Иоанн попытался найти себе помощников для того, чтобы по примеру итальянцев начать реформы монастырей Тулы. Но никто из епископов не пошел ему навстречу, и только случай не позволил монаху вместе с группой единомышленников отправиться в Италию, чтобы там основать свою обитель. В 933 году они получили в свои владения разоренное венграми аббатство Горция.

Монахи смогли восстановить его, и Горция стала центром реформирования ближайших обителей по клюнийскому образцу, представив западному миру еще один очаг подлинного благочестия и самоотречения.

Движение клюнийцев было примечательно тем, что спонтанно зарождалось в разных местах, которые были мало связаны между собой. Территории, захваченные реформированием, находились на значительном расстоянии друг от друга. Но необходимо отметить, что языкового барьера между католиками не было, так как все священнослужители говорили на латыни. Кроме этого, их объединяло стремление к простоте и отрицание всего мирского.

Достаточно только перечислить центры клюнийского движения, чтобы понять его масштабность: рейнский Флери, туринский Клюни, Метц и Лаон, в которых реформаторами были шотландцы, лотарингские монастыри — Горция и в поместье Бронь, немецкие обители Рейхенау, Святого Петра и Брабант. Все они внесли свою лепту в создание нового ордена. Монахи всецело отдавались желанию переменить жизнь к лучшему и добиться полного отречения на пути постижения Бога.

Обитель Клюни была центром нового ордена, так как аббаты этого монастыря постоянно ездили в Рим на приемы к папе и другим влиятельным лицам. Один из настоятелей этого маленького монастыря, Майол, стал очень влиятельным человеком при дворе германских правителей. Его преемник — пятый аббат Клюни Одилон (умер в 1048 году) — смог практически подчинить влиянию папы французский престол. Даже удельные государи не отваживались оказывать свое покровительство служителям других религиозных течений, отличных от взглядов клюнийцев.

Засилье епископов кончилось: их небольшие, хотя и очень многочисленные уделы ничего не могли противопоставить крупным и мощным аббатствам.

Можно сказать, что папство еще никогда не возносилось на такую высоту. Действуя сообща, клюнийцы уничтожали епископаты, только формально находящиеся под властью пап, и при любых, даже небольших затруднениях обращаясь за поддержкой к Риму. Через некоторое время, при Папе Сильвестре II, церковь и монашество начали становиться одним целым, общим представительством власти Христа на земле, носителем его идеалов.

Власть монашества была настолько безграничной, что оно могло управлять внешней и внутренней политикой государств, разумеется, защищая при этом папские интересы.

Монахов было много, они были везде. Центры клюнийцев разрастались до совершенно невероятных размеров, захватывая в свои владения не просто земли вокруг монастыря, но многие другие территории. Аббат Клюни — Одилон — присоединил к уже находящимся у него во владении при вступлении в управление 37 монастырям еще 28 аббатств — все, до которых он смог «дотянуться», включая французские и немецкие обители.

Одилон прожил очень плодотворную жизнь, так же как и следующий аббат Клюни — Гугон (умер в 1109 году), увеличивший империю клюнийцев до 200 монастырей.

Петр Достопочтенный (умер в 1156 году), также являвшийся аббатом Клюни, раздвинул границы ордена на восток. При нем появились очень отдаленные монастыри, например на Таборской горе и в Иосафатской долине.

Характерно, что власть клюнийцев распространялась не только на непосредственно подчиняющиеся им монастыри. Идеи этого ордена буквально носились в воздухе, и многие обители признавали себя подчиненными аббатству Клюни, а вновь образующиеся общежития монахов сразу устраивали свой быт по образу и подобию уже реформированных «неистовыми братьями».

Авторитет папы вырос настолько, что к нему устремилось большое количество мирян и монахов, как простых, так и высших чинов и званий, надеясь на отпущение грехов главой католической церкви. Весь почет и полная власть, которые заслужили римские понтифики, были построены на работе организации клюнийцев.

Тамплиеры

Орден тамплиеров, или храмовников (рыцарей храма Соломонова), был основан в 1118–1119 гг. в Иерусалиме. Инициатором создания ордена стал французский рыцарь Гуго де Пейен. Первоначальным местом пребывания тамплиеров служило помещение, примыкавшее к бывшей мечети аль-Аякса, отвоеванной крестоносцами у мусульман и названной церковью Гроба Господня. Согласно легенде, мечеть была построена на том же месте, на котором ранее находился храм царя Соломона. Слово «храм» по-французски звучит «тампль» (temple), именно поэтому рыцари, создавшие орден, стали называть себя тамплиерами.

Тамплиер.

Изначально предполагалось, что рыцари ордена будут постоянно проживать в Палестине, для того чтобы закрепить позиции христиан на отвоеванных территориях. Однако в начальный период правилами организации не предусматривался прием в орден новых членов, а количество существующих (9 человек) не позволяло надеяться на то, что паломникам, желающим посетить Святую землю, не придется опасаться за свою жизнь.

Настоящая известность пришла к храмовникам лишь тогда, когда о них узнал знаменитый французский теолог, аббат монастыря в Клерво святой Бернар. Конечно, и до этого обрывочные сведения о деятельности тамплиеров доходили до жителей Европы, однако Бернар Клервоский сделал все для того, чтобы овеять образ храмовников ореолом славы и популяризировать таким образом их деятельность. Более того, он издал специальную буллу, призывающую молодых дворян оставить родительский кров, вступить в орден и отправиться в Святую землю.

В 1127 году Бернар Клервоский устроил прибывшим в Европу храмовникам пышный прием. В начале 1128 года был созван собор, на котором был официально утвержден орден тамплиеров и разработана программа его действий. Основными целями организации признавались защита отвоеванных у мусульман земель, а также христианизация неверных. Великим магистром ордена был избран Гуго де Пейен. Так начался период официальной деятельности тамплиеров.

О первом магистре ордена сохранилось немного сведений. Согласно легендам, он был отважным рыцарем, благородным человеком и ревностным католиком. Он умер в 1136 году, когда орден переживал период расцвета. Вторым магистром ордена стал Робер Бургундец, правнук Рено Неверского и Аделаиды Французской.

Существует предание, повествующее о несчастной любви Робера, толкнувшей его в лоно ордена Храма. Вскоре братья получили возможность на практике убедиться в прекрасных организаторских способностях Бургундца. Новый магистр сумел добиться от римских пап издания булл, гарантирующих ордену широкие привилегии.

Расчетливый Робер Бургундец сумел сделать все для того, чтобы выманить из карманов аристократов значительные средства. Ордену приносили в дар домены, дома, замки, крестьян с землей и многое другое. Некоторые экзальтированные богатые женщины жертвовали тамплиерам не только личное имущество, но и свою бессмертную душу, что, собственно говоря, являлось условием дарения.

Устав храмовников запрещал принимать в орден женщин, однако, алчность магистра обычно брала верх. Как правило, в этом случае тамплиеры ссылались на почтенный возраст желающих поступить в орден дам, даже в том случае, если он таковым не являлся.

Орден возглавлял Великий магистр. Устав не был у него в большом почете. Единственным человеком, которому магистр подчинялся, был Папа Римский. При магистре существовал конвент — законодательный совет, состоявший из начальников провинций ордена и братьев, имевших большое влияние на остальных членов организации. Формально великий магистр должен был подчиняться решениям всеобщего собрания — генерального капитула, собиравшегося для решения наиболее важных вопросов. Однако капитул собирался очень редко, лишь в том случае, если этого хотел магистр.

Заместителем магистра был сенешаль, войско возглавлял маршал. Все члены ордена делились на рыцарей и старших братьев. Во время военных походов рыцари должны были с оружием в руках защищать христианскую веру, а в мирные дни — проводить время в молитвах и заботиться о бедных и больных. Рыцарем не мог стать человек недворянского происхождения.

Старшие братья в свою очередь делились на ремесленников и оруженосцев. В отличие от рыцарей они могли вступать в брак. Рыцари носили белые льняные плащи, украшенные восьмиконечными крестами красного цвета, старшие братья — коричневую или черную одежду из грубой ткани.

Кроме этого, у ордена существовал разветвленный штат так называемых светских братьев, среди которых были и женщины, и мужчины, и дворяне, и простолюдины. Донаты — люди, оказавшие ордену какие-либо услуги и принесшие тамплиерам присягу следующего содержания: «Отдаю тело мое и душу, мои земли и мою власть Дому ордена Храма, в руки магистра имярек». Облаты в отличие от донатов с детства воспитывались в духе идеологии тамплиеров, их вступление в орден было предопределено.

Существовал в лоне тамплиеров и особый класс — люди Храма. К сожалению, не сохранилось достоверных сведений о роли, отведенной им орденом, известно только, что люди Храма имели право носить одежду, отмеченную священным знаком тамплиеров — восьмиконечным крестом. Весьма вероятно, это были сервы и вилланы, пожертвованные ордену состоятельными людьми. По всей видимости, эти крестьяне отличались от обычных имущественно зависимых работников лишь тем, что работали не на конкретного хозяина, а на все братство храмовников и были освобождены от уплаты десятины в пользу церкви.

Тамплиеры щедро вознаграждали людей, вступивших в орден либо осчастлививших их различного рода богатствами. Во-первых, такие люди освобождались от всех налогов, во-вторых, имели доступ к святыням храмовников, например, могли быть похоронены на любом кладбище командорства, в-третьих, включались в так называемое Божье перемирие, т. е. церковь гарантировала им личную неприкосновенность, и т. д.

Первым официальным документом, регламентирующим жизнь ордена, стала булла Папы Иннокентия II «Omne Datum Optimum» («Всякий дар совершенен»), опубликованная в 1139 году. Цель, преследуемая Папой, сразу же стала понятна церковной верхушке. Дело заключалось в том, что Иннокентий в булле закрепил за орденом автономные права. Теперь тамплиеры не подчинялись ни патриарху, ни епископам, ни другим иерархам церкви, никому, кроме папы.

Архиепископ Тирский, благодаря врожденной сообразительности, быстрее всех осознал, во что выльется для церкви издание подобной буллы. Он обвинил храмовников в излишней гордыне, сетуя на то, что в создании ордена непосредственное участие принял не папа, а патриарх, «а guo et ordinis institutionem et prima beneficia susceperent» («от которого последовали и основание ордена, и первые благодеяния»). Огорчены были церковные иерархи и тем, что папа освободил тамплиеров от десятины, тогда как церковь надеялась хорошо нажиться на разросшемся и день ото дня богатеющем ордене. Однако пути назад не было, и Гийому Тирскому оставалось лишь покориться воле Иннокентия II. В благодарность за дарованные привилегии папа потребовал от тамплиеров отваги в боях против врагов креста, беспрекословного подчинения папскому престолу, а также, сохранения центра ордена в Иерусалиме. Согласно принципам, изложенным в булле, в случае смерти Великого магистра нового должны были избирать либо все братья ордена, либо наиболее достойные из них. Никакое духовное или светское лицо не имело права изменить законы, установленные генеральным капитулом. Никто не мог оставить орден и перейти в другой, не заручившись согласием великого магистра. В булле оговаривалось право храмовников возводить часовни и храмы в местах проживания тамплиеров, исходя из того, что. при отсутствии оных братьям приходится находиться на церковной службе бок о бок с грешниками и с мужчинами, вступающими в интимные отношения с женщинами.

Вслед за «Оmne Datum Optimum» было опубликовано еще несколько булл, подтверждающих те или иные права ордена. Как правило, эти документы отражали различные аспекты великого противостояния черного и белого духовенства, касающиеся каких-либо привилегий. На-пример, Робер Бургундец выразил папе свое недовольство тем обстоятельством, что орден вынужден отдавать епископам третью часть суммы, полученной от населения за право быть похороненным на кладбище тамплиеров. Папа не замедлил ответить буллой, признававшей за белым духовенством право на получение лишь четвертой части завещанных богатств. В очередной раз тамплиеры одержали победу.

В упомянутой булле папа закрепил за орденом Храма право на создание собственного свода законов. Согласно ему, вносить какие-либо изменения в принятые статуты могли лишь Великий магистр и генеральный капитул. Первый свод датируется приблизительно началом 1180-х годов, он был создан в период, когда Великим магистром ордена был Бертран де Бланфор. С определенностью можно сказать, что он был написан до потери тамплиерами Иерусалимского королевства, так как в своде содержится подробный перечень обязанностей командора города, оговаривается порядок распределения добычи, захваченной крестоносцами у неверных и т. д.

Большое место в своде уделялось правам и обязанностям Великого магистра (так называемый свод магистра). Глава ордена мог обладать четырьмя верховыми животными. В дороге Великого магистра должны были сопровождать конный оруженосец с копьем и щитом, брат-капеллан и писец. Кроме этого, магистр мог иметь личных слуг, в число которых входили гонец, повар, два мальчика на побегушках, кузнец и др. Были у магистра и компаньоны, служащие ему советниками и имеющие равные привилегии. В дни походов и начальник, и подчиненные получали одинаковое количество пищевых продуктов (хлеба, масла, вина) и овса для лошадей.

Основная задача главы ордена — справедливое распределение богатств между рыцарями, забота о том, чтобы не было обиженных. Не предаваясь расточительству, но и не скупясь, магистр должен был снабжать рыцарей пищей, вином и одеждой. Кроме этого, он имел право одалживать деньги «достойным мужам, друзьям Дома» и делать им подарки на сумму, не превышающую 100 золотых монет. Запрещалось приносить в дар меч, железный наконечник копья и боевой кинжал.

Великий магистр не имел права подарить или отобрать у кого-либо землю или замок без согласия капитула. Кроме этого, он не мог своевольно начинать войну, заключать мир и назначать командоров в королевства. В том случае, если глава ордена решал отправить каких-либо рыцарей из Святой земли в Европу (по нуждам ордена или по болезни), он должен был сначала заручиться согласием капитула. Стоит ли говорить, что действовали эти правила далеко не всегда.

Отправляясь в путешествие, великий магистр должен был назначить себе заместителя, которым чаще всего становился командор Святой земли. Следует отметить, что исполняющий обязанности обладал небольшими полномочиями: в случае необходимости мог собирать капитул и снабжать рыцарей оружием. Некоторые статьи свода оговаривали частные моменты жизни магистра. В обычные дни глава ордена должен был вкушать пищу совместно с другими братьями. Однако в том случае, если магистр был болен или перенес тяжелое путешествие, он имел право принимать пищу у себя в комнате. Выздоравливающий глава ордена должен был питаться вместе с другими братьями, находящимися в лазарете, которым предписывалось кушать с аппетитом, чтобы радовать своего начальника. В отличие от своих сотрапезников магистр имел право поделиться своим кушаньем со всеми желающими.

Свое старое платье глава ордена должен был отдавать либо бедным, либо больным (как правило, прокаженным), либо кому-нибудь из братьев.

Существовал и так называемый свод сенешаля, то есть заместителя магистра, однако он не дает четкого представления о функциях и полномочиях данного должностного лица. Подобно Великому магистру, в его личном владении находилось четыре верховых коня. Прислуживало сенешалю два писца (один из них должен был знать латынь, а второй — разговаривать на сарацинском языке), два мальчика на побегушках, два оруженосца, один брат сержант и др. Кроме этого, заместитель главы ордена выбирал себе брата-компаньона, игравшего роль советника.

Что касается подарков, то следует отметить, что сенешаль имел право презентовать «достойным мужам» парадного мула, богато украшенное седло, изящный серебряный кубок и нарядную одежду.

Упоминается в своде также о правах и обязанностях маршала. Он должен был проводить смотр рыцарей, следить за соблюдением военной дисциплины, командовать Монастырем в военное время, сообщать распоряжения на день и следить за тем, чтобы лошади были вычищены и накормлены. Во время боя маршал должен был находиться впереди войска со знаменем в руках, вдохновляя рыцарей личным примером.

Маршал имел право обладать четырьмя лошадьми, его личную свиту составляло два оруженосца и один сержант. Все вооружение независимо от того, было ли оно подарено, куплено или отобрано у врагов, поступало в его ведение и распределялось согласно его воле. Интересно, что свод оговаривает невозможность избрания маршала командором какой-либо провинции, при этом любого из командоров генеральный капитул мог избрать на должность маршала.

Командоры провинций подчинялись непосредственно маршалу, они должны были присоединяться к его войску в случае военных действий и выполнять все распоряжения. Командор Иерусалимской земли являлся одновременно монастырским казначеем, в его ведении находилось все имущество независимо от его происхождения. Великий магистр и сенешаль контролировали поступление в казну денежных средств, а командор отчитывался перед ними за их распределение.

Командор Иерусалимской земли имел право подарить кому-либо мула, коня, серебряный кубок, а также одежду из недорогой ткани. Кроме этого, он мог не слишком часто по своему усмотрению презентовать кому-либо красивое седло из конюшни Великого магистра.

Жили командоры провинций безбедно, так как имели право оставить себе всю милостыню, пожертвования и завещанные деньги, если их сумма не превышала 100 золотых монет.

Командору подчинялся младший военачальник — командор рыцарей, под началом которого находился отряд из десяти братьев. Основная функция этих отрядов заключалась в охране паломников, направляющихся к реке Иордан.

Кроме этого, в подчинении у командора находились управляющие замками (шателены) и командоры Домов, полномочия которых не распространялись за пределы подвластных им структурных единиц.

Хранитель одежд имел в личном пользовании четырех верховых животных. Ему также, как наиболее почитаемым братьям, подчинялось два оруженосца. В обязанности хранителя одежд входило обеспечение братьев всем необходимым бельем — от нательного до постельного. Интересно, что те покрывала, которыми рыцари убирали свои постели, должны были быть не казенными, а подаренными родственниками или знакомыми, не состоявшими в ордене.

Много места отведено в своде описанию различных сторон бытия рядовых рыцарей. Каждый из них мог обладать тремя лошадьми и иметь в подчинении одного оруженосца. Если Великий магистр оказывал какому-либо рыцарю особую милость, то мог пожаловать ему еще по одному коню и оруженосцу.

Доспехи рыцарей состояли из кольчуги, кольчужных чулок, большого рыцарского шлема или железной шапки. Под кольчугу надевалась кожаная куртка. Оружием рыцарю служили меч, копье с металлическим наконечником и турецкая палица. Кроме этого, каждому брату ордена разрешалось иметь 3 ножа: боевой кинжал, нож, используемый для нарезки хлеба, и антиохийский — маленький нож с узким лезвием.

Братья-сержанты имели право на одного боевого коня, они носили облегченный вариант кольчуги — полукольчугу с короткими рукавами.

Один из пунктов устава касается возможности тамплиера покинуть поле боя. Характерно, что брат, рыцарь или сержант монастыря могли отступить в случае получения ранения и «ежели окажется без железных доспехов». При этом не было такой причины, по которой поле боя мог покинуть брат-рыцарь, он должен был оставаться у знамени до конца.

В заключение можно сказать, что у тамплиеров существовало два устава — латинский и французский. Особенно интересен французский вариант устава, написанный в 1147 году на еще окончательно не оформившемся языке. Уже в первых строках его содержится определение основных целей создания ордена: «Вкушающие тела Господня, насыщенные и наставленные повелениями Господа нашего, да не устрашится после Божественной службы ни один из вас битвы, но пусть каждому будет уготован венец…».

Отдельные параграфы устава устанавливали срок послушничества, правила приема в члены ордена, регламентировали повседневную жизнь братьев. Например, одна из статей оговаривала возможность вступления в орден рыцарей, отлученных от церкви. В латинском варианте устава такая возможность резко отрицалась («ut fratres Templi cum excommunicatos non participentur» — «да не имеют дела братья Храма с отлученными»), а во французском — допускалась с одной лишь оговоркой, что перед вступлением в орден отлученный должен был испросить соизволение у местного епископа и получить отпущение грехов.

Целый ряд статей касался внешнего облика членов ордена. Рыцарям предписывалось, несмотря на погоду, носить одежды либо белого, либо черного цвета. В летнее время все рыцари имели право одеваться в плащи белого цвета, символизирующего целомудрие и чистоту помыслов: «…пусть те, кто покинул эту мрачную жизнь, примерив белые одежды, считают себя связанными со своим Создателем».

Братьям не разрешалось украшать свою одежду, исключение составляла лишь шкура овцы. Следящий за одеянием рыцарей так называемый смотритель одежд должен был выдавать братьям новое платье только в том случае, если старое пришло в полную негодность. В случае сильной жары каждый рыцарь мог попросить выдать ему легкое платье из льна, однако это не приветствовалось уставом, так как считалось, что тамплиер должен без жалоб сносить любые испытания, выпавшие на его долю.

В случае небольшой провинности рыцарь Храма должен был сам сообщить о ней магистру и терпеливо выслушать порицание. Если же проступок носил серьезный характер, провинившемуся запрещалось общаться с другими братьями и трапезничать вместе с ними до тех пор, пока магистр не простит его. Только так, согласно уставу, нерадивый брат мог надеяться на спасение в день Страшного суда.

На соборе в Труа существование нового ордена было официально оформлено. Рыцари-монахи получили определенные права и привилегии, а также форму одежды — белые плащи. Несмотря на монашеский обет бедности, члены ордена имели право на земельные владения.

Гуго де Пейен и другие рыцари-основатели ордена активно занялись поиском сторонников, а также денежных средств. Магистр направился искать счастье ко двору короля Нормандии Генриха I Английского. Король принял рыцаря с великими почестями и щедро одарил его золотом и серебром. После этого Генрих направил Гуго в Англию, где магистру тоже было оказано гостеприимство. И здесь рыцарь собрал щедрые пожертвования для своего ордена. Возможно, именно во время путешествия Гуго де Пейена по британским землям было основано ответвление ордена с центром в Холборне.

Во Фландрии орден Бедных рыцарей также не остался без поддержки. Граф Гийом Клитон выделил в пользу храмовников особую подать, взимаемую с каждого вступавшего во владение феодом, полученным по наследству. Данный налог называли фландрским рельефом.

Все же при сборе пожертвований монашествующие рыцари сталкивались с определенными трудностями. Дело в том, что к тому времени было создано уже достаточно много всяческих общин, живших за счет милостыни, собираемой с верующих в добровольно-принудительном порядке. Тамплиеры снискали расположение руководства римской церкви, и, чтобы способствовать развитию нового ордена, церковным властям пришлось умерить аппетиты других религиозных учреждений. Так, в Ипре потребовалось вмешательство святого престола, чтобы поделить доходы одной часовни между монашескими орденами: Постановлением понтифика пожертвования, собранные во время трехдневных богослужений Благословения полей и в течение пяти дней, следующих за ними, направлялись в казну ордена Храма, а средства, собранные в остальные дни, принадлежали уставным каноникам Святого Мартина Ипрского.

Один из Бедных рыцарей, предположительно Жоффруа Бизо, основал отделение ордена на юге Франции, в Лангедоке. Этот край отличался особым культурной атмосферой, здесь всячески превозносилось рыцарство. Юг Франции был родиной поэзии трубадуров, воспевавшей рыцарские подвиги и любовь к Прекрасной Даме. Лангедокские и провансальские рыцари, воспитанные в такой культурной среде, были особенно склонны к приключениям и авантюрам, они не любили, когда оружие ржавело от безделья. Орден храмовников хорошо прижился на этой благодатной почве.

Тулузские и барселонские графы сразу поняли выгоду, которую они могут получить от воинствующих монахов. Тамплиеры могли оказать неоценимую помощь в отвоевании испанских земель, захваченных маврами. Надежды, возложенные на рыцарей ордена, полностью оправдались: они прекрасно проявили себя в боях с мусульманами.

Орден Храма в своем развитии изменил первоначальным идеалам, заложенным в него основателем Гуго де Пейеном. Эти идеалы отчетливо видны в латинском уставе ордена, пропитанном духом цистерцианских и клюнийских монастырей. По замыслу основателя орден был скорее монашеским, чем рыцарским. Все изменилось при втором магистре Робере де Краоне. В это время в орден проникли традиции южнофранцузского рыцарства. Тамплиеры переняли куртуазные манеры светских рыцарей.

Известно, что между 1128 и 1132 годами в Тулузе был осуществлен массовый сбор средств в пользу ордена. Папа оказал всемерную поддержу, повелев епископам с почестями принять рыцарей. Это было одно из первых подобных мероприятий, оно принесло тамплиерам немалый доход. По сохранившимся письменным свидетельствам можно реконструировать данное примечательное событие.

В Тулузском кафедральном соборе собралась почтенная публика. Первые ряды занимали владетельные сеньоры и знатные дамы. За ними сидели обычные горожане, деревенский люд стоял. На подступах к храму толпились нищие, увечные, жонглеры, не упускавшие случая получить с добросердечных прихожан монету.

После мессы некий храмовник, имя которого не сохранила история (возможно, это был Жоффруа Бизо или Гуго Риго, часто упоминаемый в провансальских документах), поведал собравшимся о нелегкой жизни ордена. Он во всех подробностях расписал трудности и опасности рыцарского служения тамплиеров в Святой земле; печальная повесть тронула сердца, и многие пожертвовали ордену деньги, земли, оружие и лошадей. Феодал Раймунд Рате с семейством пожаловал тамплиерам «все владения, которыми они обладают между церковью Пречистой Девы Марии, проезжей дорогой и другой дорогой, проходящей пред церковью святого Ремигия», дары других сеньоров были не менее щедрыми. Весьма ценными для братьев, сражавшихся с сарацинами в Святой земле, были доспехи с оружием и кони, добытые в ходе этой акции по сбору средств. Боевой конь и рыцарская амуниция стоили дорого.

14 июля 1130 года Гуго Риго провел аналогичную операцию в Барселоне. Орден заполучил часть имущества весьма состоятельного графа Барселоны и Прованса Раймунда Беренгария III, вступившего в ряды братьев. Тамплиерам был пожалован замок Граньена, находившийся на территории, удерживаемой сарацинами. Чтобы вступить во владение, рыцарям предстояло отвоевать замок. Другой владетельный феодал, граф Урхельский, дал клятву, что уступит храмовникам замок Барбара в том случае, если им удастся укрепиться в Граньене.

В апреле 1134 Гуго Риго снова прибыл в Барселону. На этот раз он собирал не столько средства, сколько рать для защиты Граньены от неверных. Сын Раймунда Беренгария III граф Раймунд Беренгарий IV и еще восемьдесят рыцарей поклялись служить в течение года, защищая замок наравне с братьями ордена.

В то же время тамплиеры получили во владение и крепость Калатрава в Кастилии на обычных условиях: они обязывались защищать крепость от мавров.

Успехи тамплиеров вдохновили Альфонса I Арагонского и графа Гастона Беарнского на создание аналогичного ордена. Ему был доверен город Монреаль и пожалована половина средств от сборов с шести городов. Однако монреальский орден не смог конкурировать с орденом Храма и через некоторое время влился в ряды последнего.

Своим завещанием Альфонс Арагонский, не имевший наследников, поделил королевство между госпитальерами и тамплиерами. Но после того, как король скончался в 1134 году, арагонцы оспорили завещание, решив посадить на трон брата покойного — дона Рамиро, монаха-бенедиктинца и епископа Барбастро и Роды. Началась борьба за корону, но храмовники тактично остались в стороне. В итоге королевство перешло к Раймунду Беренгарию IV Барселонскому, женатому на дочери дона Рамиро.

Раймунд всегда был в хороших отношениях с орденом тамплиеров, он даже входил в число тех рыцарей, которые служили в течение года в Граньене. Впоследствии король передавал ордену Храма десятую часть от всех доходов королевства, а также пятую часть добычи и земель, отвоеванных у мавров. Он передал ордену множество замков, находившихся на вражеской территории: Корбин, Ремолина, Луп Санчес.

Госпитальер.

Быстрее всех прочих богател и обрастал владениями Дом ордена Храма в Португалии. Королева Тереза была благосклонна к ордену и уже через два месяца после собора в Труа передала храмовникам владения на южной границе страны. Еще через несколько лет тамплиерам был подарен лес Сера, расположенный на вражеской территории. Рыцари отвоевали некоторые участки и возвели на них свои цитадели Коимбру, Родин и Эгу, выросшие впоследствии в города.

Церкви основанных храмовниками в лесу Сера городов были подчинены напрямую апостольскому престолу и неподвластны никакому епископу. Тамплиеры были освобождены от десятины, и единственным сбором с них был фунт пчелиного воска, раз в год отсылаемый ими в Рим.

Даже когда через два века орден тамплиеров был уничтожен в других странах, португальский Дом продолжал процветать и практически не утратил авторитет и влияние. Невзирая на буллу Климента V об упразднении ордена, король Дионисий Португальский поддерживал братство рыцарей. По его инициативе орден Храма сменил название на орден Христа и еще долгие годы не прекращал действовать.

Пока в Европе основатели ордена собирали средства для его существования, в Святой земле братья обживали левое крыло дворца Соломона — бывшей мусульманской мечети Аль-Аксар. Дворец был резиденцией иерусалимского короля Болдуина II, любезно предоставившего Бедным братьям жилище. Впоследствии его зять Фульк Анжуйский отдал храмовникам весь дворец, перенеся свою резиденцию в башню Давида.

Первые сообщения об участии храмовников в военных столкновениях с сарацинами в Святой земле относятся к 1138 году. Тамплиеры участвовали в битве при Такуа.

После смерти Фулька Анжуйского в Иерусалимском королевстве начались серьезные осложнения. Корону унаследовал двенадцатилетний ребенок, регентшей при нем была супруга Фулька Мелизинда. Положение в королевстве крестоносцев осложнялось противостоянием баронов, грозившем перерасти в междоусобную войну. В это же время среди сарацин появился опасный враг — Зенги, атабек Мосула, прозванный Кровавым. Он был первым, кто объявил джихад — священную войну против христиан до полного уничтожения. Зенги отвоевал у крестоносцев графство Эдессу.

Тяжелое положение христианских владений в Святой земле вызвало озабоченность на Западе. Бернар Клервоский отправился по французским провинциям, проповедуя Крестовый поход. Его речи были столь пламенны, что зажгли священным негодованием множество сердец. Папа Евгений III поддерживал начинание, поощряя желавших отправиться в Святую Землю отпущением грехов.

В 1147 году папа собственной персоной явился во французскую столицу. 27 апреля он присутствовал на генеральном капитуле в парижском Доме ордена Храма; другими знатными гостями были французский король, архиепископ Реймсский и некоторые другие церковные иерархи. Обсуждался военный поход против неверных. На этом собрании понтифик пожаловал тамплиерам право носить на своих белых плащах Прямо под сердцем алый крест, «чтобы сей победоносный знак служил им щитом и дабы никогда не повернули они назад пред каким-нибудь неверным». Кресты были простые, без всяких изысков: «принадлежащие к ордену Храма носят его простым, алого цвета».

Войска подготовились к походу в назначенный срок. Людовик VII с французской армией отправился отдельно от императора Конрада III с германскими войсками. Это было сделано потому, что существовала реальная возможность конфликтов между французскими и немецкими рыцарями, а также для удобства снабжения армий.

При проходе крестоносцев через Константинополь возникли сложности. Византийский император Мануил Комнин (1143–1183) затребовал непомерную плату за проход войска через страну. Он. сознательно шел на конфликт с франками, так как опасался чрезмерного усиления Иерусалимского королевства и имел притязания на княжество Антиохию. Но глава парижского Дома ордена Храма Эврар де Бар успешно провел переговоры с императором и уладил все вопросы.

О том, как проходил Крестовый поход, известно из путевых заметок секретаря Людовика VII Одона де Дёй, монаха из Сен-Дени. После переправы через Босфор, совершенной 26 сентября 1147 года, предводители войска задумались над выбором дороги. В Антиохию от Босфора вели три пути. Левая дорога была короче остальных, но на пути могли встретиться серьезные препятствия. Кроме возможной засады сарацин, проблему представляли снежные заносы в горах, способные остановить самую могучую армию.

Правая дорога была удобна тем, что на ней не составляло проблемы добыть провизию, но она шла вдоль изрезанного бухтами морского берега, повторяя его прихотливые изгибы. Это значительно удлиняло путь. Зимой воспрепятствовать движению могли разливы рек или снег. Самой удобной была средняя дорога.

Войско Конрада III разделилось на две части. Армия, возглавляемая императором, пошла по левой дороге к Иконию, а остальные во главе с братом Конрада Оттоном Фрейзингенским двинулись по правой Дороге вдоль моря. Французы выбрали средний путь.

Миновав город Никея, французы встретили немецких рыцарей, горестно поведавших о постигшем их войско несчастье. Греческий проводник оказался предателем. Он обещал, что доведет крестоносцев до Икония за десять дней, поэтому рыцари взяли соответствующее количество провианта. Но десять дней прошло, припасы тоже подошли к концу, а путешествие все не завершалось. Три дня проводник успокаивал взволнованных рыцарей, уверяя, что скоро приведет их к цели, но на деле вышло, что он завел войско в совершенно дикую гористую местность.

Здесь немцев ожидала засада. Сарацины осыпали крестоносцев стрелами с горных вершин, сами оставаясь неуязвимыми. Армия потеряла около тридцати тысяч воинов, погибших от голода и стрел неприятеля.

Встреча французского короля с германским императором произошла в замке Эссерон. Конрад уговорил Людовика следовать дальше по прибрежной дороге, по которой ушло войско во главе с Оттоном. Дорога оказалась вовсе не такой удобной, как расписывал ее император. Три дня крестоносцы потратили, чтобы добраться до Деметриады, в то время как по правой дороге тот же путь можно было проделать меньше, чем за день.

Путь крестоносцам преградил бурный горный поток, грозивший разлиться в непроходимую реку от любого дождя. Если бы это произошло, вода отрезала бы войско от дороги, лишив рыцарей возможности и двинуться вперед, и отступить назад. Это была бы верная гибель.

Преодолевая крутые горы и бурные реки, крестоносцы медленно продвигались вперед. Серьезную проблему представляла добыча продовольствия, так как местное население заламывало за провиант непомерно высокую цену.

Пройдя через Смирну и Пергам, крестовое воинство добралось к началу декабря до Эфеса. Здесь рыцари получили предостережение от византийского императора, указавшего, что дальше идти не следует, так как на пути крестоносцев ожидает засада сарацин. Мануил Комнин даже милостиво предоставил рыцарям зимние квартиры. Однако французский король не воспользовался предложением и, презрев опасности, продолжил путь. Конрад же с остатками своего войска вернулся на зимовку в Константинополь.

Первая стычка франков с неприятелем произошла накануне Рождества на равнине Десервион. Французы разбили лагерь, чтобы встретить священный праздник. В это время турки предприняли попытку угнать их скот. Рыцари бросились на сарацин и лихо порубили воров.

Четыре дня после Рождества лили дожди, но как только небо прояснилось, французы покинули долину и направились в Лаодикею, чтобы пополнить запасы провианта. Недалеко от этого города Людовик встретил Отгона Фрейзингенского с немногочисленными остатками его армии. Брат императора рассказал, что в горах их встретили турки и, использовав фактор внезапности, наголову разгромили немцев.

Король выслал вперед авангард во главе с Жоффруа де Ранконом, приказав последнему дойти до ближайшего ущелья, где ждать подхода основных сил. Но командир авангарда нарушил королевский приказ и углубился в горы, что привело к катастрофе. Рыцари карабкались по крутым, скользким склонам под обстрелом турецких лучников, неся бессмысленные потери. Камни, ссыпавшиеся с гор, отрезали путь к отступлению.

К наступлению сумерек весь обоз авангарда крестоносцев был в ущелье, рыцари совершенно не имели возможности маневрировать. В этот момент неприятель нанес сокрушительный удар. Французские пехотинцы были сброшены со скал. Король с основными силами успел приблизиться достаточно, чтобы слышать крики избиваемого войска, но недостаточно, чтобы оказать помощь. Авангард был практически уничтожен, и только спустившаяся темнота прекратила бойню.

Из всего крестоносного войска никто, кроме рыцарей ордена Храма, не имел опыта горных боев. Французский король обратился к Эврару де Бару с просьбой вывести армию из горной ловушки. Положение было практически безвыходным: турки занимали господствующие высоты, лошади рыцарей изнемогали от голода и с трудом переставляли ноги, не хватало провизии и на людей.

Тамплиеры поддерживали боевой дух в войске, спасали лошадей и поклажу от падения в пропасти. Король повелел всем воинам следовать примеру храмовников. Все участники похода дали клятву, что не сбегут из войска и будут выполнять приказы магистра, которого им назначат. Им был назначен некий Жильбер, командир из числа тамплиеров. Под его умелым руководством войско сумело без особых потерь выбраться из опасной местности.

Франки добрались до порта Анталия, где бароны, угрожая бунтом, вынудили короля продолжить путь в Антиохию по морю. Людовик взял с византийского наместника обещание, что оставшиеся на берегу французские воины будут под охраной препровождены в Сирию. Однако обещание было нарушено: как только король отплыл, его люди были брошены на произвол судьбы. Их даже не впустили в город. Часть франков самостоятельно направилась в Святую землю и попала в турецкий плен. Те, кто остался у городских ворот, были обречены на голодную смерть.

Морское путешествие Людовика тоже было не слишком удачным. Сильный шторм помешал кораблю быстро добраться до цели — король прибыл в Антиохию только через три недели после отплытия. Деньги у него закончились, и монарху пришлось снова прибегнуть к помощи Эврара де Бара. Магистр тамплиеров направился в Акру, где занял под свою ответственность средства.

Король навсегда запомнил неоценимую помощь, оказанную ему храмовниками в Крестовом походе. Секретарь Людовика писал аббату Сегурию: «Не можем себе представить, как смогли бы прожить хотя бы миг в этих краях без их помощи и их участия… Умоляем же вас выплатить им без промедления сумму две тысячи марок серебром».

Тем временем Конрад III отплыл от византийского берега и морем направился к Святой земле. Прибыв в Акру, император созвал на военный совет баронов Иерусалимского королевства и магистра Робера де Краона. На совет вскоре явился и король Людовик VII.

Собравшиеся долго спорили по поводу плана дальнейших действий. Людовик предлагал отвоевывать Эдессу, князь Раймунд Антиохийский утверждал, что в первую очередь следует ударить по Алеппо, где находился Нуреддин, сын Зенги Кровавого, унаследовавший его власть. Иерусалимский король Болдуин III предложил пойти на оплот египтян Аскалон. Затем в Акру прибыла французская королева Алиенора Аквитанская, что вызвало ссору между Людовиком и Раймундом Антиохийским, являвшимся, по мнению некоторых историков, любовником королевы. Спор о выработке стратегии зашел в тупик, и собравшиеся приняли скоропалительное решение, предложенное сирийскими баронами: идти на Дамаск.

Поход на Дамаск начался в июле 1148 года. Подойдя к городу, франки разбили лагерь с западной стороны, в местности, богатой родниками и фруктовыми садами. Осада проходила успешно, боевой дух засевших в городе был практически сломлен. Но в это время, руководствуясь непонятными мотивами, полководцы приняли решение изменить направление удара и пойти на приступ с юго-восточной стороны. Войско переместилось из цветущих садов в выжженную пустыню, но оборона сарацин с этой стороны была не менее крепкой, чем с западной. До крестоносцев дошли известия, что на помощь осажденным идет крупный отряд сарацин. Пришлось оставить намерение взять Дамаск.

Современники считали причиной неудачи предприятия измену в лагере франков. Разные источники обвиняли в предательстве тамплиеров, госпитальеров, князя Антиохийского, Болдуина III. Ходили слухи, что изменники получили в награду три бочки с золотыми монетами, но разгневанный Господь обратил благородный металл в медь.

Следует признать, что взятие Дамаска было нежелательным для многих. Эмиры этого города всегда благожелательно относились к христианам. С сарацинами Дамаска можно было сотрудничать в борьбе против наследников Кровавого Зенги, в случае же успеха операции крестоносцев им бы пришлось самостоятельно отбиваться, от этой страшной силы. Более того, Конрад и Людовик обещали передать захваченный Дамаск во владение Тьерри Эльзасскому, вызывавшему неприязнь у жителей Святой земли. Иерусалимский же король мало интересовался Дамаском, поскольку его гораздо сильнее привлекал Египет.

После неудачи под Дамаском руководители похода признали, что кампания провалилась. Конрад отбыл на родину, Людовик задержался в Святой земле до весны 1149, когда тоже отплыл в Европу в сопровождении верного друга Эврара де Бара. К этому времени де Бар уже был избран магистром ордена.

В мае 1150 года Эврар получил письмо от сенешаля Андре де Монбара, повествующее о смерти Раймунда Антиохийского, павшего в бою. Сенешаль призывал магистра вернуться на Восток, но того уже не привлекали военные подвиги. Сколько его ни отговаривали, он сменил рыцарский плащ на мантию цистерцианского монаха и закончил свои дни в монастыре Сито.

Неудачи крестоносцев на Востоке сразили святого Бернара, мыслившего судьбу Святой земли неразрывно со своей. Он умер в 1153 году. Примерно в это же время его племянник Андре де Монбар стал магистром ордена тамплиеров. После его смерти, произошедшей 17 января 1156 года, преемником на посту великого магистра стал уроженец Тулузы Бертран де Бланфор, начавший свой путь к славе с мусульманской темницы, куда он попал вместе с отрядом из 88 рыцарей. Именно тогда Бланфор осознал коварство Нуреддина и опасность, которую заключало в себе возможное объединение всего исламского мира.

В 1162 году в возрасте тридцати двух лет умер всеми любимый Иерусалимский король Болдуин III. Насколько великой была скорбь христиан, можно заключить из того обстоятельства, что даже враги оплакивали обаятельного и благородного короля Святой земли. Нуреддин призывал своих воинов: «Почтим траур христиан, поскольку они потеряли несравненного короля».

Преемником Болдуина III стал его двадцативосьмилетний брат Амальрик, отличавшийся острым умом, превосходной памятью, хитростью, изворотливостью, прекрасными организаторскими способностями, но не имевший и толики того обаяния, которое исходило от его безвременно ушедшего брата. В политике Амальрик решил придерживаться той же линии, что и его предшественник, то есть делать все возможное для того, чтобы добиться успехов в деле завоевания богатой египетской земли.

Уже через год после смерти брата новый король Святой земли предпринял первый военный поход против каирских Фатимидов. В походе приняло участие всего несколько сотен рыцарей, однако Фатимиды не выдержали натиска и дрогнули. Рыцари привезли домой неплохую добычу. Обрадованный первой удачей Амальрик уверился в мысли, что Египет станет легкой добычей. Тем не менее проницательный иерусалимский король не мог не понимать, что так же легко Египет может достаться не только ему, но и злокозненному Нуреддину, имевшему не худшую армию, чем Амальрик.

На счастье короля Святой земли в описываемый период Египет раздирали внутренние противоречия. Одна из враждующих группировок обратилась за помощью к иерусалимскому владыке, в то время как другая пыталась договориться с султаном Дамаска. Амальрик согласился оказать помощь, но потребовал выполнить его требования, которые заключались в даровании свободы всем рыцарям, томящимся в египетском плену, и ежегодной уплате богатой дани.

После того как согласие на выполнение перечисленных условий было получено, Амальрик приступил к подготовке крупного военного предприятия. В 1164 году многотысячное рыцарское войско отправилось к долине Нила, но оказалось, что один из эмиров Нуреддина Ширкуф сумел обойти христиан и первым занять долину.

Великий магистр ордена Храма Бертран де Бланфор был достаточно искушен в военном Деле и, кроме этого, являлся неплохим дипломатом. В письме, отправленном им королю Франции Людовику VII, он достаточно четко обрисовал сложившуюся ситуацию. Бланфор сообщал Людовику, что характер диспозиции войск Нуреддина четко указывает на желание мусульманского правителя окружить войска христиан настолько тесным кольцом, «чтобы не смогли ускользнуть даже беглецы и трусы». По мнению Великого магистра, для осуществления подобной задачи Нуреддин собирался подавить египтян превосходящими военными силами, а в случае невозможности сделать это заключить с ними фиктивный мир.

Войска Амальрика, получив подкрепление из Франции, осадили город Дельты Бильбейс, где стоял многотысячный гарнизон эмира Ширкуфа. Тем временем Нуреддин, увидев, что основные силы христиан сосредоточены в Бильбейсе, предпринял поход на Сирию, захватил Харим и осадил Антиохию. Об этих событиях было немедленно сообщено Людовику VII, причем послание принадлежало перу брата ордена Храма Жоффруа Фуше, замещавшему временно покинувшего Святую землю Великого магистра. Письмо монарху было написано с фамильярностью, граничащей с неприличием. Фуше называл Людовика «своим сеньором и дорогим другом».

Брат Фуше неоднократно упоминается в источниках. Он около двадцати лет состоял в ордене. В 1144 году Жоффруа находился в Палестине, а 1146 году — в Испании. Достаточно вероятно, что он сопровождал французского короля в тяжелом походе 1148 года. Весной 1164 года Фуше посещал Европу. Письмо же с предупреждением французскому королю относится к концу лета — первой половине осени того же года, то есть после падения Харима, но до сдачи Белинаса.

Тамплиер описывает в послании королю захват Харима и мощь Нуреддина, который «с помутившимся от злобы разумом собрал свои силы со всех краев, кои были наслышаны о его имени и трепетали перед ним». По поводу поражения Фуше сообщает, что Нуреддин «так набросился на осажденных с камнеметами и катапультами, что те не смогли больше сопротивляться, особенно потому, что почти полностью были лишены воды и продовольствия».

На помощь защитникам крепости пришли князь Боэмунд Антиохийский, король Армении и граф Триполи. Собралась огромная армия, но силы сарацин были слишком велики. Крестоносцы были разбиты, а граф и армянский король попали в плен.

Вслед за первым письмом Жоффруа Фуше направил второе послание, сообщавшее новые ужасные подробности постигшего христиан несчастья. Шестьдесят тысяч тамплиеров погибли. В эту цифру не вошли многочисленные собратья ордена. Серьезная опасность угрожала Антиохии. Хотя патриарх Иерусалимский достаточно хорошо укрепил эту цитадель, запасов провизии у осажденных могло хватить только на три месяца. Фуше писал о патриархе: «Он продержится, несмотря ни на что, он будет сопротивляться туркам, но не сможет устоять против императора Константинополя, который тоже угрожает Антиохии».

Командор Фуше просил французского монарха не медлить с помощью, потому что опасность угрожала и самому Иерусалиму, так как в Святом граде осталось чрезвычайно мало воинов: «Судите, насколько следует опасаться, чтобы не было слишком поздно, когда вы пожелаете прийти на помощь».

17 октября сарацины без боя взяли Белинас. Предатели открыли перед ними крепостные ворота. После этого положение Святой земли стало чрезвычайным. Войско Нуреддина было столь огромно, что он мог одновременно нанести удар по Антиохии, Иерусалиму, Триполи и войску крестоносцев в Египте.

Король Амальрик предложил осажденному в Бильбейсе Ширкуфу отвести войска из Египта. Тот согласился на такое предложение, поскольку у него уже не было сил выдерживать осаду. В начале ноября Амальрик со своей армией был в Палестине. Он тотчас пошел на помощь защитникам Антиохии. На стороне христиан оказалось численное преимущество, и Нуреддин вынужден был снять осаду.

Амальрик заключил союз с египтянами против Нуреддина. В феврале 1167 года он направил двух посланцев ко двору фатимидского халифа, чтобы заручиться клятвой верности нового союзника. Послами были назначены граф Гуго Цезарейский и командор храмовников Жоффруа Фуше. Последний сыграл немаловажную роль в переговорах. Вообще сарацины уважали тамплиеров за верность слову, поэтому участие в переговорах одного из братьев ордена служило для неверных гарантом честности христиан.

О ходе переговоров известно по описанию, оставленному архиепископом Тирским. Египетский двор поразил посланников своим великолепием. Дипломаты были препровождены во дворец халифа. Египетский правитель охотно согласился на все условия франков, однако возмущению его свиты не было предела, когда послы попросили скрепить договор рукопожатием по европейскому обычаю. Здесь столкнулись традиции разных культур, и это грозило расстроить все дело. Халиф подал руку, обернутую шелковой материей, но граф Цезарейский не принял такое рукопожатие. Он заявил: «Сир, если вы не захотите снять покров со своей руки, мы будем сильно подозревать, как бы в этом деле не было какого-нибудь обмана». В итоге халиф уступил христианам и выполнил требуемое.

Ширкуф вновь вошел в Египет, и снова все закончилось договором с Амальриком, вставшим на его пути. Ширкуф опять отступил. Каирский двор заплатил за защиту первую часть оговоренной подати, составившую сумму сто тысяч золотых монет.

Амальрик совершил роковую ошибку, решив нарушить договор с союзником. Подстрекаемый императором Византии, сменившим свою политику и предлагавшим Иерусалиму сотрудничество, король задумал установить более жесткий контроль над Египтом. Амальрик собирал войска для удара по недавнему союзнику. Магистр тамплиеров Бертран де Бланфор категорически отказался от участия в этой вероломной акции.

Сарацины вновь сконцентрировали свои силы у границ страны, готовясь, как только войско Амальрика отбудет в Египет, снова взять Белинас, бывший важным стратегическим пунктом.

Даже архиепископ Тирский согласился, хотя и скрепя сердце, с тамплиерами. Герберт д’Асайи, магистр ордена госпитальеров, оказался не таким принципиальным и не таким опытным стратегом, как Бертран де Бланфор, и согласился на участие в походе в Египет.

Египтяне, потрясенные вероломством союзника, прибегли к помощи Ширкуфа. Мрачные прогнозы магистра тамплиеров полностью оправдались; два сильнейших мусульманских государства объединили силы против христиан. Ширкуф завоевал Каир 8 января 1169 года, через шесть дней после смерти дальновидного магистра Бертрана де Бланфора.

После кончины великого магистра Бертрана де Бланфора и отъезда одного из самых деятельных братьев Жоффруа Фуше во внутреннем устройстве ордена произошли некоторые изменения. Магистрами стали избирать не воспитанных в лоне ордена братьев, а высокопоставленных мирян, которые прославились своими деяниями. Следует отметить, что избранные подобным образом магистры уделяли делам ордена гораздо меньше внимания, чем их предшественники.

Новым великим магистром был избран Филипп де Милли, человек, недавно вступивший в орден. До своего избрания он участвовал в походах на Святую землю и даже успел обзавестись там поместьями. Но Филипп недолго исполнял обязанности магистра. Вскоре после своего избрания на этот пост он сложил с себя полномочия и отправился в Константинополь сопровождать иерусалимского короля Амальрика I. С этого времени Филипп де Милли больше не занимался делами ордена.

После Филиппа магистром тамплиеров стал Одон де Сент-Аман. Если верить немногочисленным дошедшим до нас сведениям, этот магистр отличался своевольным и непримиримым характером, из-за чего многие монархи Европы стали относиться к нему с подозрением. Сент-Аман утверждал, что члены ордена неподсудны светским властям и могут совершать любые поступки по приказанию магистра.

В 1172 году по приказу Одона де Сент-Амана тамплиеры совершили вооруженное нападение на посланников иерусалимского короля Амальрика к главе секты измаилитов, который пожелал принять христианскую веру, поставив условием прекращение сбора дани тамплиерами на территории измаилитов. Посланники в полном составе были убиты храмовниками.

Король, возмущенный этим событием, потребовал от тамплиеров выдачи участников нападения, но Одон отказался подчиниться королю. Независимость ордена вызвала недовольство и других европейских монархов, к тому же взгляды магистра на церковное правосудие были чересчур смелыми — Одон де Сент-Аман считал, что совершивший преступные действия монах или церковнослужитель может быть осужден только своими собратьями.

В то время, когда на посту магистра находился Одон, достигли крайней степени разногласия между членами ордена тамплиеров и госпитальерами. Только в 1179 году при активном участии магистров обоих орденов и содействии Папы Римского тамплиерам и госпитальерам удалось достигнуть компромисса и избежать открытого конфликта.

После смерти Иерусалимского короля Амальрика в Святой земле стали происходить трагические события. Прямой наследник умершего короля, больной проказой мальчик, не имел возможности управлять королевством. Регентом был назначен его дядя, граф Триполи Раймунд III. Он правил королевством с 1174 по 1177 год, вплоть до нашествия сарацин.

Турецкий султан Салах-эд-Дин, называемый европейцами Саладином, долгое время собирал войска и готовился отвоевать у европейцев Святую землю, которая была святой не только для христиан, но и для мусульман. Саладин считал, что Крестовые походы, в результате которых европейцы укрепились в Святой земле, требуют отмщения в виде джихада — священной войны мусульман.

В конце ноября 1177 года сарацины под предводительством Саладина перешли египетскую границу и стали продвигаться к Иерусалиму, разрушая на своем пути города и угоняя в плен жителей. В отсутствие регента Раймунда III молодой король Болдуин IV собрал войско и двинулся навстречу турецким войскам. К королевским ополченцам присоединились и рыцари ордена тамплиеров во главе с магистром. Тамплиеры стремились отомстить за разрушения, произведенное в Палестине войсками султана. Высокий боевой дух рыцарей сыграл решающую роль в сражении с войсками Саладина — победа осталась на стороне христиан.

После успешного отражения атаки сарацин магистр ордена Одон де Сент-Аман предложил королю выстроить укрепленный замок в том месте, где чаще всего сарацины переходили границу. Король не согласился на это, так как строительство укреплений противоречило условиям перемирия, заключенного с Саладином. Однако магистр не счел нужным выполнять условия договора и поручил членам ордена заняться строительством самостоятельно.

Тамплиеры за одну зиму выстроили замок Шатле, убедив короля оказать им в этом помощь. Однако им не суждено было воспользоваться плодами своих трудов. Саладин, возмущенный нарушением условий договора, внезапно напал на крепость. Тамплиеры, не ожидавшие нападения, почти все были перебиты, а магистр Одон был захвачен в плен, где и умер в 1180 году.

На место Сент-Амана был избран новый магистр, довольно пожилой человек, Арно де ла Тур Руж. Он не обладал силой воли и другими положительными качествами своего предшественника, поэтому многие сподвижники прежнего магистра недолюбливали его. Они прочили на место главы Ордена сенешаля тамплиеров Жерара де Ридфора.

Иерусалимский король Болдуин IV, умирающий от проказы, понимал, что после его смерти страна окажется в руках Саладина, и некому будет защитить. Святую землю, завоеванную с таким трудом. Он решил обратиться за помощью к одному из влиятельнейших европейских монархов — английскому королю. В качестве послов к нему были направлены магистры орденов тамплиеров и госпитальеров, а также иерусалимский патриарх. По дороге в Англию Арно де Лa Тур Руж умер, и послам иерусалимского короля пришлось обходиться без него, убеждая короля организовать новый Крестовый поход.

После смерти Арно де Ла Тур Ружа тамплиерам пришлось выбирать нового главу ордена. В 1184 году магистром стал Жерар де Ридфор, которому отдали предпочтение перед другим кандидатом — Жильбером Эралем.

По свидетельствам хронистов, Эраль был гораздо более достойным претендентом, чем Ридфор и обладал многими качествами, необходимыми для магистра. Но выбор пал на Жерара, и, возможно, это стало решающим фактором в жизни ордена. Жильбера Эраля назначили магистром тамплиеров в Провансе и Испании.

Жерар де Ридфор очень напоминал Одона де Сент-Амана, но только характером. Сент-Аман, несмотря на свои недостатки, отличался решительностью и настойчивостью в достижении своих целей, обладал большим опытом в военном деле и выдающимися организаторскими способностями. Жерар де Ридфор, в отличие от Сент-Амана, оказался непоследовательным и безответственным, его не слишком волновали интересы ордена.

Новый магистр никак не мог забыть обид, нанесенных ему в молодости, и много времени уделял обдумыванию планов мести обидчикам, пользуясь своим влиянием и положением главы ордена и не слишком беспокоясь о том, как его действия скажутся на судьбе других тамплиеров.

В 1184 году иерусалимский король Болдуин IV умер. Его наследник прожил совсем недолго и вскоре тоже скончался. На освободившийся иерусалимский престол претендовали сестра короля Сибилла с мужем Гвидоном де Лузиньяном и Раймунд Триполитанский, бывший регент. Жерар де Ридфор, враждебно относившийся к Раймунду, приложил все усилия к тому, чтобы возвести на престол Сибиллу.

Сразу после похорон малолетнего короля, на которых Раймунд не присутствовал, Жерар вместе с патриархом Ираклием решил провести коронацию Сибиллы и ее мужа. Для этого требовалось получить корону, которая хранилась в королевской казне. Казну можно было отпереть только тремя ключами, один из которых хранился у патриарха, второй — у магистра ордена тамплиеров, а третий — у магистра ордена госпитальеров.

Патриарх и Жерар де Ридфор угрозами и уговорами заставили магистра госпитальеров Роже де Мулена отдать третий ключ, достали корону и спешно короновали Сибиллу и ее мужа. Раймунд был вынужден отказаться от претензий на иерусалимский престол.

В это время положение королевства очень осложнилось — сарацины подступили к самым границам Святой Земли. При подобных обстоятельствах вражда между такими влиятельными лицами, как Жерар де Ридфор и Раймунд Триполитанский, могла оказаться губительной. Поэтому магистр ордена госпитальеров и друг Раймунда Бальан д’Ибелен решили содействовать примирению этих людей. Они уговорили Жерара отправиться к Раймунду и сами поехали вместе с ним.

Неожиданно во владениях Раймунда путешественники обнаружили сарацин, которые пребывали на его землях по разрешению хозяина. Не разобравшись в ситуации, Жерар в ближайшем городе собрал тамплиеров и напал на сарацин. В битве, которая произошла 1 мая 1187 года, тамплиеры потерпели сокрушительное поражение от турецких войск, погибли все, за исключением троих. В числе спасшихся оказался и Жерар де Ридфор.

В ответ остальные тамплиеры при поддержке короля, который перед лицом общего врага помирился с графом Раймундом, решили начать войну с сарацинами. Тамплиеры с особым рвением готовились к войне, стремясь отомстить за погибших товарищей. Члены ордена Храма во главе с магистром не подозревали, чем грозит им это столкновение. Они считали, что союз с королем решает все их проблемы и к тому же король будет благодарен, если они смогут прогнать сарацин из Святой земли.

Тамплиеры верили, что на помощь им придут рыцари английского короля, к которому посылали еще Арно де Ла Тур Ружа, и торопились сразиться с турками. Однако иерусалимский патриарх Ираклий смотрел на положение вещей более трезво, чем король и Жерар де Ридфор. Он под благовидным предлогом отказался от участия в походе, в котором должен был нести Святой Крест перед сарацинами.

Как только были собраны войска и подготовлены крепости, пришло известие о нападении войск Саладина на Тивериаду, владение Раймунда Триполитанского, которое осталось практически незащищенным. Жена графа организовала оборону, но долго без помощи продержаться не могла.

Один из пасынков Раймунда пытался уговорить рыцарей двинуть войска на Тивериаду, однако Раймунд воспротивился этому, заявив, что для него важнее не жена и имение, а общее благо. Король и рыцари поддержали благородное решение графа, решив, что к сражению с сарацинами следует сначала подготовиться.

Однако ночью к королю явился Жерар де Ридфор и заявил, что если Тивериада будет захвачена Саладином, это станет большой ошибкой короля. Он сказал, что тамплиеры готовы сражаться с сарацинами до последней капли крови и сделают все возможное, чтобы отбить у врага Тивериаду. Магистр ордена тамплиеров призвал Лузиньяна собрать войско и двинуться в поход на Тивериаду, если он не хочет навлечь на себя обвинения в трусости.

Красноречие Ридфора убедило Лузиньяна в том, что он обязан спасти город от сарацин. Сразу же начались сборы. Остальные рыцари и видные военачальники очень удивились столь неожиданному решению. Всю ночь в лагере христианского войска продолжалась суета, и к утру рыцари выступили в поход.

От места расположения крестоносцев до Тивериады было совсем недалеко, всего около двадцати километров, но переход оказался достаточно медленным и мучительным, так как стояла очень жаркая и душная погода. В авангарде войска двигались Раймунд с пасынками, затем шло основное войско во главе с королем, а замыкали шествие тамплиеры.

Днем, при ярком свете солнца, длинная процессия не могла не привлечь к себе внимания. Сарацины увидели сверкающие на солнце рыцарские доспехи и стали изматывать христианское войско внезапными нападениями с флангов. Тяжело вооруженные, обремененные обозом, измученные жарой и жаждой рыцари не могли эффективно противостоять легким отрядам турецкой конницы, которые неожиданно появлялись и так же исчезали, нанося большой урон рыцарям.

Рыцари медленно продвигались вперед, надеясь добраться до Тивериадского озера и там дать отпор сарацинским войскам. Однако к вечеру воины поняли, что до озера им не дойти, и решили остановиться на ночь в замке Марескальция. Это решение стало роковым. Колодцы замка оказались пересохшими, так что кони и люди, изнемогающие от жажды, не смогли за ночь восстановить свои силы.

Сарацины ночью окружили замок и подожгли кусты, растущие поблизости, чтобы укрывшееся в замке войско измучилось от дыма. В эту ночь один из членов ордена тамплиеров закопал Святой Крест, который войско несло с собой, чтобы он не попал в руки мусульман.

Утром рыцари решились на битву с сарацинами. В этом сражении уцелели только отряды, возглавляемые Раймундом Триполитанским, которые по его приказу вовремя отступили. Все Остальное войско попало в плен к туркам.

Сарацинский султан Саладин довольно любезно обходился со всеми пленниками, кроме тамплиеров и госпитальеров, которых он считал злейшими противниками мусульманской веры. Все тамплиеры, за исключением Жерара де Ридфора, которого по каким-то причинам оставили в живых, были казнены. Во время казни перед каждым членом ордена был поставлен выбор — либо смерть, либо принятие ислама, но ни один из рыцарей не согласился предать свою веру.

После пленения и гибели большинства защитников Иерусалима город остался практически беззащитным перед сарацинскими войсками. Патриарх, находившийся в Иерусалиме, пытался организовать сопротивление Саладину силами оставшихся в городе жителей, в основном пожилых и малолетних, но успеха это не принесло. Бальан д’Ибелен, прибывший в Иерусалим, после долгой осады принял решение сдать город врагу.

Султан достаточно благородно поступил с пленными, не причинив им особого вреда, но потребовал выплатить за каждого человека определенную сумму денег. За неимущих деньги внесли госпитальеры, немного добавили и тамплиеры, но все же достаточно большое количество бедняков вынуждено было стать пленниками султана.

Орден тамплиеров, сильно пострадавший в войне с сарацинами, находился в самом бедственном положении, поэтому не смог предоставить необходимой суммы для выкупа пленных. Магистром ордена вместо плененного Жерара де Ридфора временно стал некий брат Тьерри, которому было поручено сообщить европейским отделениям ордена о трагической судьбе, постигшей тамплиеров.

Рыцари ордена Храма в Святой земле были почти все уничтожены, замки тамплиеров — Сафета и Газа — были захвачены сарацинами. Замок в Газе был сдан caрацинам при непосредственном участии Жерара де Ридфора, который потребовал своего освобождения в обмен на сданную крепость.

Во всей Святой земле теперь властвовали турки, во многом из-за необдуманного и безрассудного поведения Жерара. Был потерян Иерусалим и Гроб Господень — основная цель всех Крестовых походов.

Авторитет ордена после поражений, нанесенных сарацинами, серьезно пострадал, к тому же тамплиеры понесли большие человеческие и финансовые потеря. Многие ставили тамплиерам в вину то, что они не сумели сохранить Святую землю. Однако, несмотря на все поражения, орден Храма в Палестине не прекратил своего существования. Спустя совсем немного времени он снова начал активно действовать, в него вступило много новых членов.

После сокрушительного разгрома тамплиеров в Палестине на Ближнем Востоке осталось совсем немного мест, где христиане еще контролировали ситуацию. Упорное сопротивление турецким войскам оказывали Антиохия, Сирия, один из оплотов тамплиеров Тортоза и еще несколько крепостей.

Тамплиеры все еще пытались сохранить восточные владения христиан, надеясь на прибытие войск из Европы. Иерусалимский король Гвидон де Лузиньян и Жерар де Ридфор, освобожденные Саладином из плена и давшие в обмен на это торжественную клятву больше не воевать с сарацинами, снова стали собирать силы для захвата потерянных земель, нарушив обещание.

Король и его верные сподвижники отчаянно сражались против превосходящих сил Саладина. Наконец, из Европы для сопротивления султану прибыл отряд рыцарей под командованием Конрада Монферратского. В 1189 году христианские войска предприняли попытку отвоевать Акру. Во время атаки на эту крепость погиб магистр ордена тамплиеров Жерар де Ридфор.

После смерти Ридфора в ордене, пострадавшем в многочисленных сражениях, очень долго, на протяжении полутора лет, не избирали нового магистра. Только в 1191 году, когда начался новый Крестовый поход и в Святую землю прибыли крестоносцы, орден возглавил Роберт де Сабле, дворянин, приближенный английского короля Ричарда Львиное Сердце, прославившийся в сражениях.

Роберт де Сабле возглавил наступление на Акру. Он оказался талантливым полководцем, достаточно опытным в военном деле. Руководимые им войска сумели отвоевать Акру у сарацин. Саладин сдался в плен Роберту де Сабле. Можно было сделать небольшую передышку и восстановить силы, но король Ричард Львиное Сердце, который руководил крестоносцами, не желал останавливаться на достигнутом. Он направил свои войска вместе с отрядами тамплиеров и госпитальеров на завоевание Палестины.

В конце лета 1191 года крестоносцы начали продвигаться вдоль побережья Сирии. Они прошли Хайфу и направились в Цезарею. Чем дальше шли войска, тем чаще они подвергались нападениям сарацин. В начале сентября тамплиеры, госпитальеры, французские и английские крестоносцы подошли к Арзуфу, где вступили в сражение с турками. Объединенными силами они сумели победить сарацин и снова двинулись дальше, на Яффу.

Яффа лежала в развалинах. Саладин разрушил эту крепость, не желая сдавать ее христианам. Войска стали лагерем и стали дожидаться флота. На кораблях прибыло продовольствие, и рыцари могли снова продолжать поход. Сарацины, опасаясь вступать в сражение с крестоносцами, отступили в Иерусалим, разрушив по пути множество крепостей.

Ричард Львиное Сердце, руководивший походом, не имел определенного плана действий, поэтому он остановил войско на равнине Шарона и долгое время ничего не предпринимал. Во время вынужденной остановки тамплиеры отстроили крепость Мэтр Жак. Ричард был храбрым воином, но мало понимал в стратегии и не знал, на что решиться — двинуться на Иерусалим или повернуть обратно. В это время в войске крестоносцев начался разлад — французские рыцари не желали подчиняться английскому королю и конфликтовали с англичанами.

Всю осень рыцари провели в бездействии, и только в начале следующего, 1192, года войско направилось в Иерусалим. Тамплиеры, как и госпитальеры, считали, что войска не готовы к штурму Иерусалима. Магистр ордена Храма, Роберт де Сабле, советовал Ричарду Львиное Сердце перед взятием Иерусалима попытаться завоевать крепости Дарум и Аскалон.

Ричард Львиное Сердце послушал магистра и решил двинуться на Аскалон. Длительный переход до Аскалона отрицательно повлиял на боевой дух и настроение людей. Все время шли дожди, вьючные животные не выдерживали тягот пути и умирали. Крестоносцы продвигались вперед с огромными трудностями и все больше мечтали о возвращении в Европу. Только тамплиеры, привычные к жизни в Палестине, сохраняли присутствие духа.

Аскалон, куда прибыли крестоносцы, оказался разрушенным сарацинами, и завоевывать было нечего. Ричард Львиное Сердце приказал своим воинам восстановить крепость, чтобы использовать ее в интересах христиан. Во время пребывания в Аскалоне отношения между английскими и французскими войсками, которыми командовал герцог Бургундский, все больше обострялись. В конце концов они настолько испортились, что французские отряды решили оставить крепость и направиться к Конраду Монферратскому, чтобы присоединиться к его войску.

Но после того, как Конрад был убит членами секты измаилитов, а иерусалимским королем вместо Лузиньяна стал племянник французского и английского королей Генрих Шампанский, отношения между французскими и английскими рыцарями заметно потеплели.

Некоторое время спустя герцог Бургундский стал настаивать на том, чтобы начать новое наступление на Иерусалим. Для решения этого вопроса был созван совет, в котором тамплиеры принимали активное участие. Они убедили Ричарда Львиное Сердце, что это совершенно безнадежное дело. Крестовый поход оказался безрезультатным.

Затем последовало сражение с сарацинскими войсками при Яффе, в котором Ричард Львиное сердце показал себя талантливым военачальником, а тамплиеры — превосходными воинами. Сарацины под предводительством Саладина напали на крепость, Ричард достойно встретил нападавших, но это обстоятельство уже не могло изменить общей ситуации, неблагоприятной для крестоносцев.

Сарацины остались победителями и выдвинули свои условия перемирия, на которое вынуждены были согласиться христиане, — вновь разрушить Аскалон и не воевать с сарацинами в течение трех лет. Сарацины пошли и на некоторые уступки — они разрешили паломникам свободно посещать святые места Иерусалима и оставили во владении христиан Яффу.

Бесстрашие тамплиеров, участвовавших в Крестовом походе, произвело такое впечатление на короля-воина Ричарда Львиное Сердце, что, возвращаясь в Англию после заключения перемирия, он отправился в путешествие в одеянии тамплиера и в сопровождении нескольких членов ордена Храма.

Тамплиеры потеряли свою власть в Иерусалиме. Существенно изменить ситуацию можно было только с помощью европейских войск. Папы Иннокентий III и Гонорий III пытались сделать все возможное, для того чтобы убедить монархов Европы собрать значительные военные силы, однако ряд политических интриг свел на нет все благие намерения. Иннокентий III постоянно оказывал орденам финансовую помощь. Кроме этого, он не раз выступал в роли посредника между госпитальерами, тамплиерами и тевтонцами.

Понтифик пытался реанимировать в сердцах христиан тот душевный подъем, который наблюдался во времена Клермонского собора. Однако стать вторым Бернаром Клервоским ему не удалось. В 1187 году Иннокентий III писал магистру ордена тамплиеров, что «люди охладевают, узнавая, что вы заключили перемирие с сарацинами. Сами же мы отнюдь не остыли, но постоянно идем к нашей цели».

Святая земля начала приходить в упадок с 1211 года. Главной причиной этого стали анархические настроения, зародившиеся среди баронов после неудачного замужества их юной королевы. Французский король подыскал ей «прекрасного» мужа — бедного бесхарактерного графа де Бриенна, которого иерусалимская знать не приняла всерьез.

Ситуация на Святой земле не менялась еще почти 5 лет, и лишь в 1216 году, уже после смерти Иннокентия III, Гонорий III поддержал его благие начинания. Папа не только решил вернуть христианам Иерусалим, но и начать военные действия против Египта. Успешное окончание такой операции привело бы к завоеванию христианами Ближнего Востока.

Приняли крест, то есть согласились участвовать в Крестовом походе, военные ордена, в том числе и тамплиеры, король Сицилии, император Фридрих II, сирийские бароны. Со стороны моря помощь согласились оказать пизанцы и генуэзцы. Итальянские купцы вступили в ряды крестоносцев лишь из материальных побуждений, они желали установить контроль за морской торговлей на реке Нил.

Организацию Крестового похода взял на себя Гонорий III. Именно он снабдил необходимыми средствами ордена, обещая им двадцатую часть всего состояния церкви. С магистром тамплиеров папа вел постоянную переписку и даже назначил своим банкиром казначея ордена храмовников. Деньги были получены орденами уже в ноябре 1216 года.

Ровно через год Гийом Шартрский предупредил папу о прибытии на Святую землю венгерского короля и герцога Австрийского, он также предположил, что мусульмане со страхом наблюдают за немецкой армией и флотом, что «эти язычники уже окружены».

В период с 1217 по 1219 год было предпринято несколько безуспешных попыток захвата Дамьетты. Предводителям крестоносных войск стало ясно, что без помощи императора не удастся реализовать благочестивые замыслы папы.

В начале 1219 года брат Мартин из ордена тамплиеров с госпитальером братом Жаном начали собирать средства в Германии на продолжение Крестового похода. Большую сумму денег выделил и Гонорий, а предназначены они были «то ли на галеры, то ли на прочие машины или приспособления, на усмотрение легата Пелагия, епископа Альбанского».

Большая ошибка Папы Римского состояла в том, что все полномочия по распределению средств отдали легату, который оказался очень властным человеком и, несмотря на предписание согласовывать свои действия с магистрами орденов и королем Иерусалимским, поступал по своему усмотрению.

Войска крестоносцев высадились на берега Нила 12 мая 1219 года. Вопреки ожиданиям мусульмане не оказали рыцарям никакого сопротивления.

Первой преградой на пути тамплиеров стал приток Нила, на берегу которого находилась башня (франки называли ее Косбари). Предводители крестоносцев понимали, что одной только переправы через реку будет недостаточно, необходимо было захватить и постараться удержать в своих руках укрепления. Попытки тамплиеров захватить башню не увенчались успехом, и тогда они, по свидетельству Оливье из Падерборна, «взяли одно из своих парусных судов и посадили в него сорок братьев ордена Храма и прочих людей так, что в нем оказалось 300 человек».

Далее события развивались следующим образом: тамплиеры на галере поплыли к горным массивам, несмотря на то что был большой риск разбиться о прибрежные скалы. План напасть на башню с этой стороны не увенчался успехом, доказательством чему служат записи в источниках, сохранившихся до наших дней. Из них следует, что осаждаемая башня была оснащена многочисленными катапультами и камнеметами, которые немедленно были пущены в ход. Один из камней, выпущенных из страшных орудий, повредил руль, и галера, не управляемая более, поплыла по течению.

Христиане, находившиеся на судне, решили вступить с мусульманами в битву, вследствие чего бросили якорь недалеко от города. План был рассчитан на то, что сарацины ринутся в бой на своем корабле, и сражение произойдет на середине реки. Предположения крестоносцев оправдались, и уже в скором времени мусульмане в количестве более 2000 человек напали на них, высадившись на галере тамплиеров и фризов.

Так как силы оказались неравными, у христиан не оставалось другого выхода, как укрыться под палубой. Надежды на спасение не было. Тамплиеры решили пожертвовать собой во имя служения Господу Богу и прорубили в днище судна огромные бреши. Галера быстро погрузилась в воду. Эта трагедия унесла жизни почти 150 христиан и 1500 мусульман.

Крестоносцам, оставшимся в живых, ничего не оставалось делать, как выжидать удобного момента для следующей атаки на сарацин. Постепенно мусульмане ослабили оборону, и в конце июня участники похода уже смогли переправиться через реку.

Удача улыбнулась христианам через месяц — 24 августа фризам удалось захватить Косбари. С этого дня началась длительная осада Дамьетты.

По свидетельству очевидцев, «у тамплиеров был большой камнемет, бросавший очень далеко и очень прямо, при помощи которого они причинили великий ущерб городу, и бросавший таким образом, что те не могли от него уберечься». Особенность орудия крестоносцев состояла в том, что оно было способно направлять камни в разные стороны, и предугадать, куда они полетят в следующий раз, сарацины не могли, а следовательно, не имели возможности и уберечься.

Тем не менее на определенном этапе битвы силы крестоносцев начали ослабевать. Это было связано с тем, что по причине недостатка продовольствия воины один за другим заболевали гангреной и цингой. В военных условиях лечить заболевших было тяжело, тем более что отсутствовали необходимые медикаменты. Именно поэтому христиане лишились многих людей еще до решающей битвы.

26 августа тамплиеры потеряли своего магистра Гийома Шартрского, которого заменил Пере де Монтегаудо.

Положение защитников осажденного города было нелучшим. В августе 1218 года султан Сейфеддин скончался. Правителем был объявлен его сын Малек ал-Камиль. Новый правитель был настроен невоинственно. Он решил отдать тамплиерам Иерусалим, кроме крепостей Крак и Монреаль. Взамен крестоносцы должны были прекратить осаду Дамьетты.

Положение крестоносцев было незавидным, и они уже готовы были согласиться на предложенные условия. Свидетельством этого являются записи, сделанные Оливье: «Король, французы, граф Лестер и тевтонские военачальники высказались и настойчиво поддержали мнение, что следует принять эти условия, кои они посчитали полезными для христианства, ибо, по слухам, они уже согласились на худшие».

Однако присоединившиеся к крестоносцам из материальных побуждений пизанцы и генуэзцы не желали отказываться от претензий на Дамьетту, являвшуюся прекрасным морским портом; их чрезвычайно мало интересовал бесполезный в смысле наживы Иерусалим, представлявший собой лишь религиозную святыню.

Генуэзцев и пизанцев полностью поддержал Гонорий III. Предводители крестоносного войска отклонили мирные предложения сарацинского властителя.

Осада длилась недолго, и уже в начале ноября крестоносцы вошли в город. Вот как описывался этот момент в одном из источников: «Мертвые убили живых… Трупы жертв чумы покрывали площади. Мертвых находили в домах, в спальнях, в постелях…» Наградой участникам похода стало золото, серебро, ткани и другие ценные вещи.

Богатства поделили между всеми крестоносцами, город полностью разграбили, мечеть перестроили в церковь и отправились на разведку вниз по реке, в ходе которой тамплиеры взяли замок Танис, тем более что сделать это было несложно. Турецкие воины оставили его сразу после того, как заметили приближение противника. Крестоносцы после возвращения рассказывали: «Никогда не видано было более сильного замка. Он оснащен семью очень мощными башнями и увенчан крепостными стенами».

После взятия Дамьетты среди высокопоставленных чинов начались раздоры. Пелагий предлагал далее наступать на Каир, Жан де Бриенн был против этого. Папа настаивал на том, чтобы решения епископа Альбанского принимались всеми, потому что «светская власть, так же как и духовная, доверена ему, и он может осуществлять ее сам или через передачу полномочий, как ему будет угодно». Отношения предводителей отразились на войске, в рядах которого началась анархия.

Шансы тамплиеров на удачное завершение похода возросли, когда султан начал переговоры. Он готов был вернуть христианам весь Иерусалим с крепостями и землями, кроме Крака, за освобождение Дамьетты. Предводители крестоносцев на общем совете пришли к выводу, что нельзя отдавать Дамьетту, так как этот город поможет им не только вернуть Иерусалим, но и завоевать Египет.

20 сентября 1220 года магистр тамплиеров Пере де Монтегаудо отправил письмо Эльнскому епископу, в котором высказал свое мнение по поводу продолжения Крестового похода. С одной стороны, писал магистр, количество воинов, находящихся в крепости, позволяет надеяться на то, что крепость защищена достаточно надежно, с другой стороны, легат требует «совершить набег на язычников».

Монтегаудо полагал, что у крестоносцев не хватит сил на ведение наступательной войны, мотивируя это тем, что, во-первых, египетский султан соорудил на обоих рукавах реки, протекающей близ Дамьетты, мосты, способные воспрепятствовать продвижению рыцарей; во-вторых, султан Дамаска сосредоточил свои силы недалеко от Акры и Тира.

Помимо перечисленного, магистр выразил радость по поводу того, что армянскому князю не удалось завоевать все государства восточных мусульман, в результате чего он не мог теперь прийти на помощь сарацинам: «Раздоры наших врагов приносят нам радость и утешение!»

Мирные переговоры с султаном возобновились вновь в 1221 году. Султан выдвинул условия, согласно которым Иерусалим со всеми крепостями, кроме Монреаля и Крака, отходил к тамплиерам, а Дамьетта возвращалась сарацинам.

Условия, предложенные султаном, не были приняты, так как легат, будучи весьма недальновидным человеком, желал перейти в наступление на мусульман и окончательно завоевать Египет. Он не учел того обстоятельства, что силы его воинов были подорваны длительными наступлениями.

На совете, собранном для обсуждения дальнейших действий, где присутствовали магистры орденов, бароны и герцог Баварский, было решено начать наступление. Вот как описывали начало нападения очевидцы: «После праздника святых Петра и Павла король, легат и все христианское войско двинулось в добром порядке по суше и по реке… Наше продвижение было без происшествий, пока мы не дошли до лагеря султана».

Для того чтобы добраться до противника, необходимо было пересечь реку Танис. Сделать это можно было только посредством строительства мостов. Следует отметить, что за время их возведения армия потеряла около десяти тысяч воинов, дезертировавших на родину.

Пере де Монтегаудо писал магистру Англии Алену Мартелю, что «во время разлива Нила султан велел провести галеры и галеоны по древнему каналу и пустить их в реку… и прервать наше сообщение с Дамьеттой, как они уже прервали его по суше».

Несмотря на то что крестоносцы все же смогли пробраться к реке, продовольствие переправить было невозможно. Мусульмане хорошо подготовились к наступлению. Султан приказал изменить направление небольших рек и направить течение таким образом, чтобы христиане оказались со всех сторон окружены водой.

Сарацинам удалось реализовать свой план: участники похода остались без припасов, оружия и животных, перевозивших грузы. Крестоносцы не только не могли выбраться из окружения, но и вести бои с противником, потому что были отрезаны от него водной полосой.

Сдаваться христианам не пришлось, так как султан в очередной раз предложил перемирие, но на более невыгодных условиях. Христиане были вынуждены согласиться. Об этом мы узнаем из того же письма Пере де Монтегаудо: «Мы согласились вернуть ему Дамьетту и обменять пленников в Акре и Тире на христиан, задержанных в мусульманских странах. В придачу он уступил нам Святой Крест».

Крестоносцы вернулись в крепость, чтобы сообщить людям о необходимости оставить ее. Эта новость была встречена с неодобрением. Епископ Жак де Витри не желал сдаваться. Было принято решение откупиться от мусульман, а в случае их нападения противостоять атаке.

Для выполнения этого замысла необходимо было не только иметь деньги, которых в городе не нашлось, несмотря на все приложенное усилия, но и достаточное количество воинов для отражения атаки. Крестоносцы говорили, что «мы предпочли бы скорее оказаться заключенными навечно в темницу, чем опозорить христианство, уступив город язычникам». Тем не менее христиане приняли условия противника и подписали договор о приостановлении военных действий сроком на восемь лет. Султан точно выполнил все свои обещания и даже в течение двух недель доставлял христианам пропитание.

Ответственность за неудачное проведение операции взял на себя магистр ордена тамплиеров.

Спустя два года христиане отправились в следующий Крестовый поход, но после трех дней морского передвижения Фридрих оставил своих людей, сославшись на болезнь, за что и был отлучен от церкви. Многие участники этого похода вернулись обратно, а оставшиеся уже не решились разрывать договор. Они говорили, что «нарушить перемирие было бы не только опасно, но очень вероломно».

В течение четырех лет, начиная с 1240 года, рыцари ордена Храма предпринимали попытки освободить Святую землю. Весной 1241 года монголы напали на Венгрию и Пруссию. Первое сражение между монголами и рыцарями состоялось в Польше. Через неделю венгерские войска были разгромлены. В этом бою большие потери понесли тамплиеры. Второе сражение христиан с монголами состоялось осенью 1241 года у Газы. Христиане понесли невосполнимые потери. После этих событий стало очевидно, что дни Латинского королевства сочтены.

Тем не менее в 1246 году французский король Людовик Святой начал готовить новый Крестовый поход на мусульман. Он планировал отвоевать у них Дамьетту и Каир.

По всем признакам поход должен был увенчаться успехом. Стратегия наступления была тщательно продумана, во главе похода должны были стоять опытные полководцы, однако из-за промедления, допущенного при организации похода, благоприятный момент наступления на сарацин был упущен.

Для расположения войск крестоносцев был выбран Кипр. Король взял в аренду корабли у генуэзских и пизанских мореплавателей. Французские войска высадились на Кипре в сентябре 1248 года и остались там на зиму.

После исчезновения Армана Петигорского (1247) великим магистром ордена стал Гийом де Соннак. Он имел довольно широкие тайные связи с мусульманскими властителями и прикладывал большие усилия к тому, чтобы наладить отношения между сарацинами и Людовиком Святым. Великий магистр надеялся избежать военного конфликта. Он пытался организовать переговоры между султаном и королем, когда Людовик прибыл в Святую землю.

Однако Людовику Святому не понравилось, что магистр христианского рыцарского ордена поддерживает отношения с «неверными». Король отказался от мирных переговоров с сарацинами и стал готовиться к военным действиям. Король запретил Гийому де Соннаку контакт тировать с представителями мусульман без его разрешения. Таким образом, попытки магистра ордена Храма избежать войны оказались безуспешными.

Король совершил большую ошибку, отказавшись заключить мир с мусульманами; затем он отказал послам монгольского хана, предлагавшим союз против турок. Подобные действия свидетельствуют о политической недальновидности Людовика, который руководствовался не разумом, а чувствами, и потому часто принимал необдуманные решения.

Войска крестоносцев собирались отправиться в плавание в конце зимы, но возникли непредвиденные задержки из-за финансовых споров с генуэзцамим, сдавшими в аренду корабли, поэтому крестоносцы отплыли с Кипра только в мае. В пути христианские войска снова задержались из-за шторма и смогли добраться до Дамьетты лишь в июне.

В первых числах июня, ночью, корабли крестоносцев подошли к берегам Дамьетты, а утром войска, погрузившись в шлюпки, направились к берегу. Сарацины, едва завидев развевающиеся знамена христиан, начали обстреливать их из луков и арбалетов. Сражение на побережье заняло полдня, после этого турки, которые понесли тяжелые потери, отступили в город.

Ожесточенные бои продолжались весь день и ночь. На следующий день турки покинули Дамьетту. Войско короля расположилось вблизи города лагерем и пробыло там до ноября, когда король, вопреки совету графа Альфонса де Пуатье, решил двигаться дальше, на Каир. Граф Альфонс считал, что для крестоносцев будет лучше сначала завоевать Александрию, чтобы обеспечить дальнейшее продвижение войск.

Флот начал движение вверх по течению Нила, по берегу следом шли войска. В арьергарде двигались тамплиеры. Продвигались крестоносцы очень медленно, преодолевая лишь несколько километров в день из-за того, что. гребцам на кораблях очень трудно было справиться с сильным течением Нила. Тамплиеры сгорали от нетерпения начать настоящее сражение и только ждали повода, чтобы столкнуться с сарацинами, следующими за крестоносцами в отдалении. Но король Людовик Святой запретил вступать в открытые столкновения с мусульманами до тех пор, пока войско не доберется до цели.

Однажды, когда турки, по своему обыкновению, напали на рыцарей с фланга и поспешили исчезнуть, не причинив почти никакого ущерба, один из тамплиеров призвал своих товарищей дать им отпор. Тамплиеры набросились на опешивших от неожиданности сарацин и перебили почти всех.

Месяц спустя войска дошли до крепости Мансура, находящейся в месте слияния реки Танис с Нилом. Турки занимали там прочные позиции, укрепившись на противоположном берегу Таниса. Когда крестоносцы попытались выстроить плотину, чтобы перекрыть русло Таниса, и собрать бревенчатые башни для наступления на крепость, турки успешно отбили атаки христиан при помощи греческого огня.

Сарацинский султан умер незадолго до прихода крестоносцев. Войсками мусульман руководили эмир Фахреддин и мамелюк Бейбарс, замещавшие покойного султана. Сарацины старались, чтобы вести о смерти султана ни в коем случае не дошли до христианского войска и оно не стало надеяться на легкую победу.

Фахреддин и Бейбарс показали себя способными военными организаторами. Отчаявшись прорвать оборону турок, крестоносцы решили последовать совету одного из сарацинов-перебежчиков — переправиться через Танис на несколько километров ниже Мансуры и напасть на турок с тыла. Однако эта авантюра не удалась. На противоположном берегу Таниса крестоносцев поджидал вооруженный отряд сарацин, которые были предупреждены о замысле христиан.

Крестоносцы не растерялись и напали на сарацин. Тамплиеры, которые должны были идти на турок первыми, увидев, что отряд графа Артуа оказался в авангарде, ринулись вперед и смели сарацин. Мусульмане в панике отступали до самой Мансуры. В крепости никто не ожидал нападения крестоносцев, поэтому Мансура сдалась почти без боя. Один из предводителей турецкого войска, эмир Фахреддин, был убит.

Войдя в город, отряды графа Артуа, который приходился младшим братом королю Людовику Святому, решили продолжить преследование отступавших турок, не дожидаясь задержавшегося на- переправе короля и остальных рыцарей. Один из тамплиеров пытался отговорить их от этого, убеждая графа в том, что разрозненные отряды не смогут справиться с сарацинами, но Артуа его не послушал, обвинив в трусости, и отправился догонять отступавших сарацин.

Как и предупреждали тамплиеры, на окраине Мансуры стояли вооруженные отряды турок под предводительством Бейбарсы. В битве обессилевшие от первого сражения крестоносцы не могли противостоять хорошо подготовленным силам турок. Отряды графа Артуа были наголову разбиты, более трехсот рыцарей графа и тамплиеров, которые сопровождали их, погибло. Когда подошел король со своими воинами, битва продолжилась, но в конце концов христианские воины были вынуждены отступить.

Турки перешли в наступление и напали на рыцарей графа Бургундского, который со своими войсками расположился напротив Мансуры, а затем на войска короля, находившиеся на месте переправы через Танис. Во всех сражениях тамплиеры принимали самое активное участие, бесстрашно отбивая атаки сарацин. Магистр ордена Гийом де Соннак вместе с уцелевшими в битвах братьями организовал оборону у орудий, которые отвоевали у турок.

Сарацины снова использовали греческий огонь и подожгли сооружения, выстроенные тамплиерами. Не дожидаясь, пока погаснет устроенный ими пожар, турки напали на рыцарей ордена Храма, которые сражались не на жизнь, а на смерть, и только ценой огромных потерь сумели выстоять. В этом бою погибло множество тамплиеров, в том числе и магистр ордена.

Отряды крестоносцев сумели выстоять, туркам пришлось отступить. Но христиане очень сильно пострадали в столкновениях с сарацинами. В лагере христиан свирепствовала эпидемия дизентерии, продовольствия недоставало. Стало понятно, что поход закончился неудачей, и король Людовик Святой приказал начать отступление в Дамьетту.

Возвращение было связано с большими трудностями. Турки на своих судах курсировали по Нилу, дожидаясь крестоносцев. При попытке прорваться по реке в Дамьетту, где находилась королева и часть гарнизона, остатки королевского войска попали в плен к туркам. Сарацины потребовали выкуп за короля и остальных пленников. Из тамплиеров, участвовавших в походе, плена сумели избежать только трое.

Крестоносцам пришлось заключить мир с сарацинами. По условиям договора христиане должны были заплатить выкуп за короля и оставить Дамьетту. Однако у крестоносцев остались многие крепости на Ближнем Востоке — Назарет, Хайфа, Яффа, Бофор и другие. Уцелевшие тамплиеры избрали на пост великого командора Этьена д'Отрикура, который должен был принимать участие в назначении нового магистра ордена. При выплате выкупа за короля оказалось, что недостает достаточно крупной суммы денег. Король послал за ними к командору тамплиеров, но тот отказал в займе под предлогом того, что орден выдает только то, что ему отдали.

Однако маршал ордена тамплиеров Рено де Вишье предоставил королю заем, сделав вид, что деньги у него отняли силой. Членам ордена понравилось, как Рено де Вишье нашел выход из этой щекотливой ситуации, и вскоре его избрали магистром.

Освободившись, король вернулся в Акру и стал приводить дела христиан в порядок. Он занялся укреплением оставшихся замков и переговорами с сарацинами, чтобы добиться освобождения всех пленных.

Тамплиеры в это время старались наладить отношения с правителями Дамаска, делая это за спиной Людовика, потому что прекрасно помнили, как король относится к соглашениям с мусульманами. Они договорились с дамасским султаном, чтобы при заключении мира он предоставил им часть земель из тех, которые получал по условиям перемирия. В условия, выдвинутые султаном, входило требование полного одобрения королем действий крестоносцев. Тамплиеры дали обещание от лица короля и привезли на подпись Людовику проект договора, предлагаемый султаном, надеясь, что король не станет противиться столь выгодному соглашению.

Ожидания тамплиеров не оправдались. Людовик Святой пришел в ярость, узнав о том, что магистр Рено де Вишье заключает какие-то соглашения от его имени. Король решил наказать слишком своевольных тамплиеров. Он приказал им пройти босиком через войско и публично перед представителем султана признать, что рыцари ордена Храма не обладают полномочиями договариваться о чем-либо от лица короля. Тамплиерам пришлось на коленях просить прощения у короля, а того брата, который ездил к дамасскому султану заключать договор, выслать из Палестины.

Возможно, после этого случая Рено де Вишье, по вине которого произошло столь неприятное для тамплиеров событие, перестал пользоваться уважением членов ордена и его сместили. Точных данных, свидетельствующих об этом, нет, но известно, что на его место был избран новый магистр, Тома Берар, и произошло это задолго до смерти Рено.

После окончания Крестового похода Людовика Святого в Палестине, несмотря на усилия крестоносцев и короля, уже не было прежнего централизованного государства — оставались только разрозненные области, довольно плохо защищенные от нападения сарацин. Иерусалимское королевство существовало теперь лишь формально. Все крепости, которые могли принести пользу в случае войны, находились в собственности рыцарских орденов, так что основная надежда возлагалась на тамплиеров и госпитальеров, которые должны были защитить от турок Святую землю.

Помимо того, что ближневосточные владения христиан находились под постоянной угрозой нападения сарацин, там существовали и серьезные внутренние разногласия. Сторонники разных европейских династий постоянно стремились возвести на иерусалимский престол угодных им правителей, из-за чего между ними происходили постоянные конфликты.

Орден тамплиеров невольно оказался втянутым в борьбу, за иерусалимский престол. Магистр Тома Берар старался избежать прямого столкновения с различными партиями, опасаясь открыто становиться на сторону того или иного кандидата на место правителя Палестины. Но ему очень трудно было оставаться в стороне без поддержки со стороны европейских монархов, которые с каждым годом обращали все меньше внимания на беспорядки в Иерусалимском королевстве.

Магистр ордена Храма Тома Берар казался очень опытным и разумным человеком. Он прилагал огромные усилия, чтобы наладить дисциплину в ордене и привести в порядок его дела. Магистр мечтал о том дне, когда тамплиеры смогут противостоять натиску сарацин.

С 1256 года положение Палестины ухудшилось. Тамплиеры и госпитальеры перед опасностью со стороны сарацин и монголов, которые стремительно продвигались на запад, объединили свои силы. Существовала угроза, что монголы начнут наступление на Иерусалим. Магистры обоих орденов посылали в Европу призывы о помощи, патриарх Иерусалимский писал к французскому магистру ордена тамплиеров, требуя денег на содержание гарнизона в Святой земле и военной помощи, правители христианских городов просили помочь европейских правителей. Однако все просьбы и послания, приходившие из Святой земли, мало волновали Европу, и помощь не приходила.

Распри между христианами на Ближнем Востоке не прекращались и вскоре привели к тому, что королевство не могло оказать достойного сопротивления нашествию врагов. В 1265 году султан Бейбарс напал на Сирию и начал завоевывать крепости и города, принадлежащие христианам.

Быстрое наступление сарацин на Святую землю очень тревожило тамплиеров. Они потеряли Антиохию, Бофор, Цезарею, Арзуф и многие другие замки. Рыцари ордена были не в состоянии отражать мощные атаки сарацин и находились в полной растерянности. Помощи от европейских монархов ожидать не приходилось, а собственными силами справиться с сарацинами было невозможно.

В 1273 году умер магистр Тома Берар. Его место занял Гийом де Боже, ставший последним великим магистром ордена Храма в Святой земле. В это время положение христиан в Палестине стало совершенно безнадежным. Королевства там больше не существовало, остались только несколько городов и четыре замка, два из которых принадлежали тамплиерам. Остальная территория была захвачена сарацинами.

Но и в такой ситуации в Святой земле не прекращались междоусобицы. Местные рыцари и князья ссорились из-за титулов и поместий, не понимая, что скоро им станет не за что бороться. Праздники при дворах местных сеньоров становились все более пышными, как бы в противовес отчаянному положению. Генуэзцы и венецианцы, жившие в Палестине и Сирии, постоянно конфликтовали между собой. Магистр тамплиеров Гийом де Боже старался предотвратить стычки между ними, но мало что мог сделать.

В 1287 году жители Триполи, заселенного христианами, решили управлять им самостоятельно, перестав подчиняться епископу Тортозы, и призвали на помощь генуэзцев, чтобы те помогли горожанам Триполи удержать власть в своих руках. Узнавший об этом сарацинский султан решил до прибытия генуэзцев захватить Триполи, чтобы контролировать путь в Александрию.

Магистр ордена Храма послал в город одного из братьев-тамплиеров, чтобы предупредить жителей Триполи об опасности. Однако триполитанцы не поверили магистру и не подготовились к защите города. Только в последний момент они решили организовать оборону, но было уже поздно. Несмотря на то что триполитанцам активно помогали венецианцы, генуэзцы и рыцари-тамплиеры, Триполи был захвачен войсками султана.

Поражение христиан при Триполи заставило Папу Римского прислать на Святую землю небольшой отряд крестоносцев. Прибывшие рыцари не знали о том, что между султаном и христианами уже заключено перемирие, и напали на мирных жителей. Султан пришел в ярость и потребовал наказать виновных, но это не было выполнено, так как христиане не решались казнить своих же соотечественников; султану было послано только извинение.

Султан, не удовлетворенный ответом христиан, начал готовить наступление на Акру, главный христианский город на Ближнем Востоке. Магистр тамплиеров, которого уважал даже сарацинский султан, получил от него послание, в котором султан сообщил, что собирается отомстить за обиды, завоевав Акру. Напуганные жители Акры отправили к султану послов с просьбой о милости, но было уже поздно.

5 апреля 1291 года сарацины начали осаду Акры. Тамплиеры во главе с магистром встали на защиту города, но Акра продержалась всего полтора месяца. Гийом де Боже, наравне с остальными рыцарями, сражался и погиб в бою, когда турки захватили Акру.

После падения Акры христианам уже не на что было надеяться. У них оставалось всего несколько крепостей на Ближнем Востоке, да и те не было сил удержать.

Христиане стали спешно покидать Ближний Восток.

Тамплиеры не имели возможности сопротивляться и один за другим сдавали сарацинам крепости. Христиане окончательно потеряли Святую землю.

Вскоре после неудачного завершения Крестового похода Людовика VII и Конрада III некий Иоанн из Вюрцбурга совершил паломничество в Святую землю. По его путевым заметкам можно составить впечатление о жизни храмовников на Востоке в указанное время.

Паломник, прибывший к берегу Яффы, поднимался к Иерусалиму через абсолютно безжизненную пустыню, выжженную беспощадным солнцем. Миновав Рамлу и перевалив через крутую гору, путешественник оказывался на расстоянии дневного перехода от Святого Града. Перебравшись через последнее препятствие на пути — глубокий узкий каньон — путник видел купола Иерусалима. На востоке возвышалась колоссальная ротонда церкви Гроба Господня, на западе — купол Храма Господня (Templum Domini). Возле легендарной Голгофы пронзала небо дозорная башня иоаннитов. От этих сооружений взор плавно переходил на другие башенки и колокольни. Над воротами четырех кварталов города возвышались четыре сторожевые башни.

Иерусалим пересекали четыре главные улицы: с севера на юг — улица Святого Стефана и улица Сиона, тянувшиеся от ворот Святого Стефана и ворот Сиона; с запада на восток город разделяла улица Давида на западе и улица Храма на востоке. Основные улицы делили Святой Град на кварталы, в которых теснилось множество церквей и монастырей. Кварталы представляли собой запутанные лабиринты узких и извилистых улочек.

Все паломники, оставившие путевые заметки, начинали описывать Святой Град с ворот Святого Стефана на северной стороне города. От них путник следовал по одноименной улице, поднимаясь до церкви Гроба Господня. Затем можно было пройти по улице Трав, где теснились лавки торговцев различными специями и фруктами.

Путевые заметки содержат описания и других узких крытых улочек — Суконной с лавками, предлагающими ткани; Скверных кухонь, где проголодавшийся путник мог отведать самые экзотические блюда. На улице Храма можно было купить пальмовые ветви — непременный атрибут паломников, и ракушки, приобретаемые паломниками, исполнившими данный обет. Улица Храма выводила странника к обители тамплиеров.

Храм Соломона находился между Золотыми вратами и крепостными стенами города. Перед Храмом простиралась мощеная площадь, в длину превышающая полет стрелы и шириной в бросок камня. От земляной насыпи вверх поднимались ступени к Храму Господню, высеченному в скале. Подле него храмовники прогуливались в свободное время.

По сути, владения тамплиеров представляли собой укрепленный город внутри Святого Града, его защищенное и боеспособное ядро. Дворец, принадлежавший некогда, согласно преданию, царю Соломону, служил домом для рыцарей Храма. Паломника из Вюрцбурга более всего поразили конюшни, принадлежащие Дому. По его словам, в них могло поместиться не меньше двух тысяч лошадей или же полторы тысячи верблюдов. Иоанн сообщал также о многочисленных пристройках ко дворцу и посвященной Богородице прекрасной церкви, строительство которой в то время было не окончено. Церковь называли именем. Святой Марии Латеранской.

Трапезная, именовавшаяся в Доме палатами, представляла собой большое помещение со сводчатым потолком, опиравшимся на колонны. По стенам висели добытые в боях трофеи — богато украшенное оружие, отнятое у сарацин. Каменный пол залы был устлан тростником.

Перед началом трапезы оруженосцы ставили столы вдоль стен. Приходившие первыми садились спиной к стене, припозднившиеся усаживались к ней лицом. Братья сидели как равные, особые места за столом полагались только магистру ордена и капеллану.

Хотя тамплиерам не разрешалось охотиться, как светским рыцарям, в трапезной можно было видеть собак. Но остатки еды отдавали прежде всего беднякам, а уж затем собакам и кошкам. Из заметок Иоанна следует, что орден постоянно занимался благотворительной деятельностью.

По заведенному в Доме обычаю, братья, когда им подносили за обедом мясо или сыр, отрезали для себя долю так, чтобы хватило насытиться, но кусок по возможности остался приличным, и бедняку, которому отдадут остатки еды, было не стыдно их принять. Каждый день в каждом из замков тамплиеров обедали четыре бедняка, а там, где совершал трапезу магистр, угощали пятерых человек. Вдобавок к этому, если умирал кто-либо из храмовников, в течение сорока дней его доля отдавалась нищим, после смерти магистра неделю кормили обедами и ужинами сотню бедняков.

В Доме постоянно были гости. Их могли приглашать не только магистр и великие бальи, но и обычные рыцари и даже сержанты. Каждому гостю предлагали соответствующее рангу место за столом: рыцаря усаживали среди рыцарей, простого воина — среди сержантов.

Келейная, где жили братья, располагалась между церковью и дворцом. В келье у рыцаря-тамплиера находился сундук, скамейка или табурет, койка с соломенным тюфяком в качестве матраса, подушкой-валиком, простыней и покрывалом. Сержанты спали в общих спальнях. Покои великих бальи и командоров находились рядом с церковью, там же располагался лазарет для раненых и больных.

В распоряжении маршала ордена был оружейный склад с кузницей, обеспечивавшей братьев новым оружием и доспехами. Также была кузница для подковки лошадей, шорная мастерская со складами для упряжи. В ордене была должность суконщика, управлявшего сукнодельней и швейной мастерской, а также сапожной мастерской, где тачали сапоги, изготавливали перевязи и пояса для братьев.

Кухнями и винным погребом распоряжался командор по провианту. Братьям-сержантам, выпекавшим хлеб, равно как и братьям, работавшим в кузнечной мастерской, позволительно было отсутствие на дневных службах. В ведении командора находились также огороды, где выращивали капусту, бобы, лук, чеснок и чечевицу. Тамплиеры владели немалым хозяйством. В скалах, рядом с Храмом были высечены огромные силосные ямы и резервуары для хранения зерна и фуража, а также цистерны для воды. За пределами города находились овчарни, хлевы и пастбища.

Столь обширное хозяйство было необходимо для содержания воинского братства. В иерусалимский Дом входило около трехсот рыцарей и еще большее количество сержантов. Рыцаря-тамплиера можно было узнать по гербовой котте и белой эксклавине (вид одежды с капюшоном), облачение мирских рыцарей-собратьев ордена было коричневого цвета, а сержанты носили черную одежду. На груди и на спине все члены ордена имели нашивки в виде красного креста.

Сержанты не были ущемлены в правах. В официальных документах ордена обычно использовалась формула «братья монастыря», без разделения на рыцарей и сержантов. Дисциплина и обязанности были общими для всех братьев. Сержанты, служившие в ордене в качестве ремесленников, не принимали участия в боевых действиях, но и они носили на одежде крест и соблюдали те же монашеские обеты, что и остальные.

Кроме братьев, при ордене состояли наемные оруженосцы и туркополы — воины-наемники из местного населения. Наряду с наказанными за серьезные провинности братьями ордена, тяжелый труд выполняли рабы — пленные сарацины.

В заметках Иоанна из Вюрцбурга сквозит некоторое недружелюбие к храмовникам, поскольку он был немцем и в его душе горела обида за недавнюю неудачу германского императора в Крестовом походе. Путешественник был склонен верить, что тамплиеры виновны в измене при осаде Дамаска.

В начале существования Иерусалимского королевства замки, которые там были, находились в собственности крупных феодалов и сами по себе были центрами княжеств, исключая только те, что принадлежали государю. В таком случае в замках находился военный гарнизон, и они считались только военным укреплением. Однако через сто лет положение изменилось, так как возник третий собственник — орден тамплиеров.

Воинствующие монахи чувствовали острую необходимость в приобретении собственных замков, которые были бы не только военным оплотом ордена, но и прекрасным козырем в переговорах любого уровня. Поэтому они заполучили в 1149 году Газу, выторговали Сафет, отвоевали Тортозу в 1165 году. Правда, затем их постигла неудача с отстроенным ими в 1178 году замком Святого Иакова, который был потерян через восемь месяцев.

После поражения в Иерусалиме король не хотел сдавать своих позиций в Сирии, и только сотрудничая с тамплиерами и иоаннитами можно было получить возможность защитить хотя бы на время оставшиеся там укрепления и замки.

В 1217 году о невозможности что-либо предпринять в Сирии без постоянных центров-укреплений свидетельствовала попытка штурма силами орденов тамплиеров и госпитальеров, а также герцога Австрийского, королей Иерусалимского и Венгерского укрепленной турецкими силами горы Фавор, которая являлась стратегически важным пунктом в Дамьеттской кампании, проводимой крестоносцами.

Турки легко отбили первый приступ, и крестоносцы не смогли заставить себя пойти на второй. Теперь все сумели понять, что одержать победу над народом, загородившимся твердынями, можно только построив собственные.

Католики задумали построить сразу две твердыни: одну возвел на юге Цезареи сам король Иоанн, а другую, что было необычно для того времени, установил орден храмовников руками паломников, пришедших на Святую, землю. Местом возведения они избрали мыс Атлит, где их ордену принадлежала башня, которую христиане окрестили замком узких проходов.

Поскольку возводили новую цитадель паломники, то в честь них от Готье д’Авена, который возжелал стать крестным отцом сооружения, она и получила свое название, став замком паломников. По древнему обычаю, место под замок было выкуплено за тысячу золотых монет, положенных под первый камень.

Замок был устроен на скале, расчищенной и выдолбленной тамплиерами за 42 дня. При закладке фундамента они наткнулись на руины более древнего сооружения, и даже нашли клад золотых монет, столь древний, что никто не смог опознать, какому государству он принадлежал. Объявив его даром небес, крестоносцы убрали также песок, который мешал возведению основы здания, и обнаружили продолжение древнего сооружения, так что другой дар — источник пресной воды, — который показался из-под песка, был как раз посередине этого пращура замка Паломника.

Положительно, крестоносцы Не были первыми, кто оценил выгоды данного места: скала поднималась над морем и была защищена с трех сторон, а камней было более чем достаточно.

Можно только гадать о том, представителям какой цивилизации пришла в голову мысль построить тут свое укрепление; крестоносцы, однако, были заинтересованы не в научном поиске, а в постройке замка, что им блестяще удалось.

Камни, использованные братьями, были очень большими, настолько, что одна упряжка быков еле могла стронуть с места один блок. Тамплиеры построили две башни, примерно по сто метров в длину и 70 метров в ширину, которые объединяла крепостная стена со ступеньками для воинов, устроенными внутри. Вторая стена охватывала полукольцом весь мыс; третья — ограждала собой замок, а также часовню, казармы, конюшни и прочие помещения.

Рядом с замком находилось все, что только было необходимо для поддержания его жизнедеятельности: леса давали древесину и дичь, море — рыбу, пастбища — скот и шерсть — словом, задуманное противопоставление одной твердыни другой принесло очень обильные плоды.

Цитадель, кроме резко улучшившегося благосостояния христианских войск, стала стратегическим оплотом. Вылазки, производимые из нее, стали весьма опасными для крестьян, бросавших свои земли от Иерусалима до реки Иордан. Кроме того, замок Паломника смог, не производя открытых военных действий против укрепления на горе Фавор, настолько подорвать снабжение турецких войск провиантом, что они были вынуждены оставить это место.

Первый положительный опыт стал началом для постройки замков, сооружаемых тамплиерами по всей Сирии. Это были сильные и мощные сооружения, перед которыми любой замок феодала, и восточного, и западного, был даже жалок: в условиях постоянного дробления феодальных уделов на более мелкие, что связано с делением собственности наследниками, в семьях знати строители были ограничены в средствах и во времени. Монахи, которые соблюдали обет безбрачия и бедности, были свободны от таких проблем.

В течение сравнительно небольшого количества времени крестоносцы заняли практически все сколько-нибудь значащие укрепления сарацинов и заново привели в боевое состояние каждые девять из десяти построек.

Замок Тортозы по своему положению был очень уединенным: этот небольшой полуостров от земли отделял искусственный пролив, стены были устроены из камней, оставшихся от древнего финикийского города, и потому отличались необычайной мощностью. Они ограждали площадь, на которой находились церковь, часовня, жилая башня не менее 35 метров, как это можно установить с помощью реконструкции, над стенами возвышались еще две башни. Кроме этого, в основании фундамента были устроены подземные ходы, позволявшие снабжать замок продовольствием с помощью регулярных морских поставок, не замечаемых с берега.

Белый замок находился в стратегически важном пункте, прикрывая собой проход в горах между Гортозой и Триполи. Стены были двойными, и за ними располагались казармы, семнадцатиметровая часовня, совмещенная с жилой башней таким образом, что она составляла первый этаж, а над всем комплексом располагалась площадка, откуда вели обстрел и в случае необходимости подавали знаки другим крепостям — Ареймех или Крак.

Ареймех, также называвшийся Красным замком, храмовники получили от византийцев и перестроили по-своему. Его расположение очень замечательно: он не только главенствует над всеми окрестностями благодаря тому, что находится на холме, но и расположен таким образом, что атаковать его можно было только со стороны одного лишь западного угла. Это делало положение осаждавших крайне невыгодным, к тому же позволяя сосредоточить все силы обороняющихся на одном участке. Замок был настолько неприступным, что, несмотря на относительно небольшую высоту стен, он сохранился до наших дней.

Примерно в начале XII века орден стал активно заниматься банкирской деятельностью. Началось это с финансирования паломников в Палестине, которым ведали тамплиеры. Позже, в середине XII века, члены ордена стали одалживать деньги на путешествие паломникам под залог их имущества.

Со временем к тамплиерам за услугами стали обращаться не только рядовые паломники, но и высокопоставленные путешественники. В числе клиентов ордена оказались дворяне, богатые купцы и даже члены королевских фамилий Европы. Французский король Людовик VII именно у тамплиеров одалживал деньги во время одного из Крестовых походов.

Во второй половине XII века Великим магистром был организован филиал ордена в Париже. С начала XIII века в парижском отделении ордена стала проводиться основная часть финансовых операций. К ордену стали обращаться за помощью в перевозке и хранении денег, за займами и предоставлением кредитов. Со временем тамплиеры начали давать деньги в долг не только паломникам и путешественникам, но и всем, кто в этом нуждался. Они занялись торговлей и ростовщичеством, что привело к росту богатства и влияния ордена в Европе.

Тамплиеры очень хорошо проявили себя в этой деятельности. Они действовали в интересах известнейших людей Европы и считались лучшими хранителями денег и тайн. Благодаря своей репутации верных служителей церкви и помощников сильных мира сего члены ордена тамплиеров из разных стран не принимали участия в военных действиях в Европе и пользовались правом свободного проезда через территории, охваченные войной.

Храмовники занимались не только финансовыми операциями, но и осуществляли дипломатические связи между европейскими монархами. Братья, назначенные магистром ордена, способствовали заключению мира между воюющими государствами, убеждали монархов в необходимости организации новых Крестовых походов.

Услугами тамплиеров стали пользоваться и. Римские Папы. Началось это с того, что Римский Папа Александр III, находившийся в изгнании, прибегнул к финансовой помощи ордена. Позднее тамплиеры стали настоящими банкирами Римского двора, папы доверяли свои деньги только членам этого ордена.

Главная деятельность тамплиеров была сосредоточена во Франции. Однако еще в то время, когда в Англии находился один из основателей ордена, Гуго де Пейен, там было организовано отделение тамплиеров, которое быстро стало процветающим. Лондонский филиал ордена с успехом использовал борьбу между придворными партиями в Англии в своих целях. Тамплиеры пользовались здесь широкой поддержкой правящих кругов; из их среды вышло большое количество высших государственных чиновников Английского государства.

Расцвет деятельности тамплиеров в Англии начался с того времени, когда на английский престол взошел Стефан Блуасский. Первым магистром ордена тамплиеров в Англии стал представитель дворянства Гуго Жантен. Затем пост магистра занял Осто де Сент-Омер. Он исполнял обязанности английского главы ордена до 1155 года, когда на престол взошел Генрих II. При Генрихе II Сент-Омера сместили, а на должность магистра был назначен Ричард Гастингс.

Ричард Гастингс прекрасно проявил себя на посту руководителя ордена. Во время его правления при Доме тамплиеров в Лондоне был организован скрипторий — мастерская, где трудились монахи, переписывающие книги. При нем был создан новый перевод одной из книг Библии — Книги Судей.

В Англии тамплиеры состояли на службе короля и часто использовались им как тайные агенты. Тамплиеры выступали в качестве свидетелей при заключении мирного договора между английским королем Генрихом II и французским королем Людовиком VII. По условиям договора тамплиерам было поручено наблюдать за приданым юной Маргариты Французской, которая должна была выйти замуж за наследника английского престола по достижении определенного возраста.

Когда английский король нарушил условия договора и женил своего сына на Маргарите раньше, чем она достигла совершеннолетия, тамплиеры тоже не выполнили свои обязательства и передали замки — приданое Маргариты Французской, которые им поручено было охранять, в распоряжение Генриха II. Из-за этого члены английского отделения ордена оказались в немилости у французского короля. Однако Людовик, несмотря на плохие отношения с английскими тамплиерами, по-прежнему пользовался услугами французских представителей ордена. Тамплиеры брат Готье, Эсташ Шьен и Жоффруа Фуше были доверенными лицами Людовика.

Несмотря на разногласия между монархами Англии и Франции, взаимоотношения между филиалами ордена тамплиеров в этих странах остались достаточно тесными. В 1161 году французский магистр ордена посетил Англию и созвал генеральный капитул. Согласно принятому капитулом решению тамплиеры продали свою прежнюю обитель и перебрались в новую, располагавшуюся на берегу Темзы.

Тамплиеры постоянно участвовали в политической жизни Англии; они способствовали примирению между английским королем и архиепископом, которые долгое время находились в разладе. Во многом благодаря Ричарду Гастингсу и его товарищам архиепископ согласился сделать некоторые уступки королю. Соглашение между королем и архиепископом, достигнутое при содействии членов ордена, привело к подписанию Кларендонских конституций.

Век магистра был довольно короток. Так, в течение двух столетий в ордене сменилось около 20 магистров. К примеру, после смерти Роберта Сабле в конце сентября 1193 года его место занял Жильбер Эраль, который в 1194 году вошел в число магистров ордена. Этот человек был призван с Запада. Новый магистр уехал со Святой земли еще 10 лет назад (1184 году). Первые шесть лет после этого Жильбер провел в Испании и Провансе, где так же исполнял обязанности магистра. Затем он отправился на Запад.

Особенно тяжелым для ордена оказался период с 1186 по 1193 год. Именно в это время популярность и слава ордена значительно угасли. Весной 1194 года тамплиерам был пожалован Арагонский замок. Этот шаг был вызван не столько великодушием короля, сколько осознанием того, что защитить от вражеских набегов стены этого здания смогут только тамплиеры.

Перед новоизбранным магистром стояла нелегкая задача — обобщение итогов деятельности Дома ордена Храма. Внешне создавалось впечатление, что дела в нем идут просто прекрасно, но, это только казалось. После того как Святая земля приобрела статус места, вокруг которого разгораются политические споры между различными государствами Запада, у ордена появилась необходимость в международной поддержке и сотрудничестве.

В 1198 году на пустующий престол святого Петра взошел Иннокентий III. Этот человек в течение 18 лет издал около 50 булл. В них содержались распоряжения, направленные на благо тамплиеров. Следует отметить тот факт, что многие из указов были изданы по несколько раз. Каждый из них служил как бы подтверждением предыдущего.

С самого своего зарождения орден Храма был взят под покровительство иерусалимским патриархом. Не меньший интерес к нему проявила и епископская власть, которая так же выказывала ему свое расположение. Процедура принятия в орден была довольно интересной. Сначала претендент на членство в ордене представал перед очами архиерея, которому он каялся во всех грехах своих. После того как грешник был прощен, ему предстояло отправится к магистру и двум братьям ордена Храма.

С 1139 года в орден могли входить братья-капелланы, давшие клятву тамплиеров. Все члены организации находились в подчинении магистра и папы. Теперь тамплиерами было получено разрешение на создание кладбищ и часовен. На выбранной для этих целей территории было разрешено захоронение не только самих тамплиеров, но и их слуг. При этом обязательным условием было сохранение епископом права производить захоронение и причастие. Так же они сохраняли права на десятину.

Ситуация изменилась в 60-х годах XII века, когда тамплиеры стали производить на своих кладбищах захоронения всех желающих. При этом главным условием была выплата приходских сборов. Таким образом на тамплиерском кладбище появились захоронения граждан, которые были отлучены от церкви. Этот факт вызвал негативную реакцию у властей.

Поэтому в 1175 году Папа Александр III издал указ об обязательном подчинении тамплиеров распоряжениям святого престола. За точностью их исполнения был призван следить архиепископ Кентерберийский. Благодаря этому указу белое духовенство получило возможность влиять на жизнь внутри ордена. Данное распоряжение было отменено в 1180 году.

В 1199 году по приказу Иннокентия III белое духовенство более не имело права отлучать от церкви членов ордена тамплиеров. В то же время был введен запрет на наложение интердикта. Это решение было принято после весьма интересного инцидента. Между епископом Тивериадским и членами ордена Храма разгорелся спор. Его предметом стал вопрос о средствах городского округа.

Согласно имеющимся данным, на эти цели было выделено 1300 золотых монет, которые предшественник епископа отдал членам ордена на хранение. Теперь же тамплиеры отказывались вернуть их. Епископ назначил разбирательство, на которое пригласил Жильбера Эраля и двух судей (Сидона и Библиса). Последний из приглашенных был в отъезде, а потому суд было решено перенести в город Тир.

Магистр ордена за неимением времени отправил вместо себя двух своих представителей, членов ордена тамплиеров. Явившись на суд, рыцарям пришлось выслушать множество угроз. Епископ пообещал отлучить от церкви всех храмовников, если на третий день после суда деньги не будут возвращены.

Через четыре дня все тамплиеры были отлучены от церкви. На этот раз члены ордена нашли защиту в лице папы, который убрал епископа с кафедры, обвинив в самоуправстве. Чтобы загладить вину церкви перед тамплиерами, было решено поставить его членов вне власти епископа.

В начале XIII века магистром ордена тамплиеров стал Филипп Плессье. С 1204 года все, кто изъявлял желание быть погребенным на кладбищах тамплиеров, должен был принять обет и предсмертное причастие. Захоронение производилось теперь под крестом. Исповедь проводили капелланы. В этот же период был издан новый указ, согласно которому при вызове членов ордена на судебное разбирательство Курии должно было вручаться именное извещение.

Спустя три года тамплиеры настолько осмелели и возгордились, что даже провели несколько месс, чем сильно рассердили покровительствовавшего им Иннокентия III. На протяжении длительного периода орден поддерживал отношения с Генрихом Шампаньским, а впоследствии и с Амальриком II Лузиньяном.

В 1198 году между тамплиерами и госпитальерами возникла тяжба, переросшая в открытую войну. Предметом разногласий стала земельная территория, располагавшаяся между Маргатом и Валанией. Для начала переговоров с тамплиерами в Рим приехали Пьер де Вильплан и Тьерри. Вопрос был решен миром.

После смерти Жильбера Эраля в Сирии наступило время междоусобиц, дисциплина внутри ордена стала ослабевать. Целостность и единство организации в данный период значительно пошатнулись. Одним из ярких примеров этого может служить следующий конфликт. Филипп де Плессье не дал разрешения покинуть орден некоторым из входящих в него королевских чиновников. Не желавшие исполнять его приказы люди отказались от членства в ордене Храма. Бальи изъявили желание вступить в ряды цистерцианцев. Филипп мотивировал свой отказ неверием в истинность их. желания. Магистр посчитал их мятежниками.

В период правления Жильбера Эраля тамплиеры потеряли многие из своих владений. Они были лишены Палестины, Газы и Аскалона. В это время особенно возросла значимость крепости Дарбезак. Основными портами стали Бонель, находящийся в Армении, и Гастена, располагавшаяся на Оронте.

В 1191 году тамплиеры лишились замка Гастена. Его новым владельцем стал армянский король. В этот же период между Львом Армянским и графом Боэмундом Триполитанским возникли разногласия, связанные с вопросом о правлении в Антиохийском княжестве. Первый был не согласен с претензиями, которые Боэмунд предъявлял новому наследнику престола — Раймунду Рулену. Молодой человек был племянником Триполитанского графа.

Тамплиеры заручились поддержкой патриарха Антиохийского и графа Триполитанского, благодаря которой они получили некоторую уверенность в своих силах и стали снова требовать возвращения замка Гастена. На этот запрос они получили решительный отказ. Лев Армянский мотивировал такое решение тем, что крепость является возмещением за утрату Антиохии.

Спустя небольшой период времени Льву потребовалась поддержка, которой он надеялся заручиться у тамплиеров. Помощь требовалась в борьбе за Антиохию с султаном Алеппо. Для обсуждения условий соглашения между Львом Армянским и орденом отправился сам Жильбер Эраль. Магистр снова поставил вопрос о возвращении Гастена. На этот раз он достиг своей цели. Тамплиеры получили обещание, согласно которому Лев обязался вернуть крепость в их владение.

Жильбер Эраль не был настроен превращать членов ордена в наемных убийц и вернулся на родину. Пораженный подобным поступком, Лев был вне себя от ярости. В порыве гнева он отправил письменное послание папе. В нем он в довольно примитивной форме изложил основные моменты сложившейся ситуации. На помощь к Льву Армянскому пришли госпитальеры. Требованиями этого ордена стал возврат замков и земель.

1201 год ознаменовался смертью магистра Жильбера Эраля. В 1203 году на Антиохию было произведено нападение, возглавляемое армянским, королем. Охваченный паникой патриарх Антиохийский попытался прибегнуть к мирному решению. Тамплиеры же нанесли удар. В результате войны за Антиохию тамплиеры потеряли все свои владения, кроме замков Скала Рюссоль и Скала. Гийома.

После смерти Жильбера Эраля титул магистра был присвоен Филиппу де Плессье, преемником которого стал Гийом Шартский. Последний был принят в члены ордена тамплиеров в 1193 году. В 1208 году произошло убийство патриарха Антиохийского, виновниками которого стали сторонники Боэмунда. Храмовники смогли доказать свою непричастность к этому инциденту, благодаря чему члены ордена избежали отлучения от церкви.

В 1211 году тамплиеры заручились поддержкой иерусалимского короля Иоанна. Союзники открыли военные действия против армянского короля Льва. Борьба между враждующими сторонами продолжалась до 1213 года. Победу в битве одержали тамплиеры. В результате этого они смогли вернуть себе все свои земли и замки.

После потери крестоносцами Святой земли остатки завоеванных территорий были поделены между госпитальерами, тамплиерами и тевтонцами. Первым удалось захватить достаточно обширные владения, включавшие ряд островов, в том числе Родос, и укрепиться там; вторые устремили свой взор на Пруссию. Тамплиеры, больше всех пострадавшие в ходе военных авантюр, с грустью взирали на Сирию, однако состояние и численность их войск не позволяли надеяться на возможность реванша.

У рыцарей Храма сохранилось два основных командорства — кипрское и парижское, располагавшееся на правом берегу Сены. На протяжении многих лет парижский Дом ордена делал все возможное для того, чтобы наладить тесные отношения между командорствами. Долгое время он оставался самым значительным отделением ордена, и многочисленные итальянские и испанские командорства не оказывали никакого влияния на жизнь храмовников.

В ведении парижского Дома фактически находилась казна Французского государства.

Там, где в настоящее время располагается квартал Тампль, в описываемый период возвышался так называемый Новый Храм. Именно в его высокой башне, окруженной крепостной стеной, и хранилась королевская казна, которой распоряжались крупные финансисты-тамплиеры.

В 1295 году ситуация резко изменилась. При Филиппе IV Красивом королевская казна перешла в ведение нового учреждения, казны Лувра, и тамплиеры оказались полностью отлучены от участия в принятии финансовых решений, ответственность за которые теперь была возложена на людей короля. Однако не прошло и года, как вдело вмешался Папа Бонифаций VIII, опубликовавший буллу, в которой содержался запрет светским властям распоряжаться церковными доходами и имуществом. Как бы то ни было, но в 1303 году управление казной вновь перешло в руки храмовников.

На первый взгляд могло показаться, что тамплиеры одержали серьезную победу, так как сам Папа Римский встал на их сторону. Однако король нисколько не был опечален создавшимся положением вещей, так как прекрасно понимал, что может в любой момент безнаказанно покончить с участием тамплиеров в решении финансовых вопросов. Понимал король и то, что ему невыгодно предпринимать подобный шаг, так как в случае возникших затруднений можно будет свалить на храмовников всю вину за нерациональное использование казны.

Чтобы понять, почему Филипп Красивый был настолько уверен в своей безнаказанности, следует оговориться, что время его правления было ознаменовано целым рядом политических процессов над людьми церкви. Филиппа Красивого назвали так не только из-за его внешности, но и потому, что было невозможно выделить особо какую-либо черту его характера. За всю историю существования французской монархии королям присваивались разные эпитеты: Добрый, Счастливый, Веселый, и только Филиппа прозвали Красивым. Об этом короле говорили, что «у него красивое лицо, но он не умеет;ни говорить, ни думать».

Приближенные короля пользовались его недалекостью и часто принимали решения, более созвучные с их волей, нежели с интересами Филиппа Красивого. Фраза «Король велел выразить в его присутствии…» стала поводом для насмешек. Он не мог не только произнести речь по какому-либо поводу, ему с трудом давался даже обычный комплимент. Именно поэтому он попадал под влияние умных и льстивых людей, сумевших втереться в доверие к монарху. Среди них особо интересной фигурой являлся королевский легист Гийом де Ногаре, профессор права.

Ногаре сумел сделать блестящую карьеру — от бокерского судьи до заседателя королевского совета, где держал речи, отличающиеся изяществом и остроумием. Филипп Красивый заметил талантливого заседателя и в 1299 году явил ему свою милость, посвятив в рыцари.

Не прошло и года, как король доверил Гийому ответственную миссию — участвовать в посольстве к Папе Римскому. Первое дело Ногаре на дипломатическом поприще потерпело полное фиаско: несдержанный на язык, он позволил себе оскорбительную реплику в адрес Бонифация VIII. Результатом подобного шага явился полный провал миссии. Посольство ни с чем отбыло в Париж, а в душе мстительного Ногаре навсегда поселилась ненависть как к институту папства вообще, так и к Бонифацию в частности.

Через год последовал первый судебный процесс, на котором в качестве обвиняемого выступал епископ Бернар Сессе. Ногаре, произнося обвинительную речь, инкриминировал епископу довольно туманно обозначенные преступления. Задача Гийома заключалась в том, чтобы сделать более весомыми обвинения в предательстве и оскорблении короля, выдвинутые канцлером Пьером Флоттом.

В своей язвительной речи Ногаре вменял в вину Сессе ересь, симонию, богохульство и гнусности, суть которых не уточнялась. Вышестоящему священнослужителю удалось отстоять Сессе, но церковь долго не могла прийти в себя, пережив столь чувствительный удар по своей репутации.

В 1302 году герцоги Бургундский и Бретонский сделали все для того, чтобы примирить Филиппа Красивого со Святым престолом, но их попытка оказалась бесплодной. Летом того же года во Фландрии погиб в бою канцлер Пьер Флотт. Место главного советника короля занял Гийом де Ногаре, что окончательно свело на нет все надежды на компромисс.

С этого времени Ногаре был всецело захвачен мыслями о предстоящем реванше. Для того, чтобы пошатнуть позиции Бонифация VIII, требовалось собрать церковный собор, однако никто, кроме Папы Римского, не мог сделать это.

Большинство людей в подобной ситуации признали бы свое поражение и отступились, но не таков был советник Гийом де Ногаре. Будучи блестящим юристом, он попытался уничтожить Бонифация его же собственным оружием. Дело заключалось в том, что написанные папой Декреталии приводили следующее высказывание Бонифация VIII: «Тот, кто публично обвинен в ереси, будет считаться виновным, если он не оправдается перед компетентным авторитетом». Опираясь на данное высказывание, Ногаре задумал явиться в курию и публично обвинить в ереси автора приведенных выше строк, поставив условие, чтобы тот оправдывался перед собором.

12 марта 1303 года состоялось публичное выступление королевского советника в Лувре, где была произнесена обвинительная речь в адрес Бонифация VIII. Ногаре говорил о папе, что «…его уста полны проклятий, его когти и клыки готовы проливать кровь; он терзает церкви, которые должен питать, и крадет имущество бедняков; он разжигает войну, он ненавидит мир, он — гнусность, предсказанная пророком Даниилом». Заключительная часть речи содержала в себе изъявление готовности повторить изложенные обвинения на соборе.

В начале весны Ногаре предпринял путешествие в Рим. Перед отъездом он поручил легисту Гийому де Плезиану произнести обвинительную речь в Лувре на собрании клириков, которое должно было состояться в середине июня. Поручение королевского советника было исполнено. 14 июня с кафедры Лувра прозвучала наполненная ядом речь, обвинявшая Бонифация VIII в ереси и содомии.

Присутствовавшие на собрании высокопоставленный тамплиер Гуго де Перо и приор ордена Св. Иоанна Иерусалимского, имя которого история не сохранила, полностью согласились с предложением прелатов относительно созыва собора, «дабы на нем выяснилась невиновность сеньора Бонифация, и чтобы обвинения, выдвинутые против него, были обсуждены, согласно каноническому праву». Это согласие являлось дипломатическим шагом: поддерживая политическую линию французской короны, представители рыцарских орденов не выказали отрицательного отношения к папе. Но Ногаре дополнительно обезопасил участников собрания. Каждый из них получил королевскую охранную грамоту, защищавшую от любого наказания, которое мог бы наложить понтифик.

Плезиан отправился по провинциям страны в поисках единомышленников «в деле короля против папы». Тем временем в Риме Ногаре утратил решительность и пошел на попятную. Но 2 сентября, получив сведения о готовящейся понтификом булле об отлучении Филиппа Красивого, легист понял, что промедление смерти подобно. Гийом собрал врагов Бонифация, в том числе Пьетро Колонну — одного из злейших, и напал на папу в его летней резиденции в Ананьи. Наместник Петра был избит и подвергнут оскорблениям, Колонна, как полагают, влепил папе пощечину, причем не потрудился снять предварительно железную перчатку от рыцарских доспехов. Вскоре Бонифаций умер, не выдержав позора, а может быть, от побоев.

На папский престол ненадолго взошел Бенедикт XI. Новый понтифик собирался подвергнуть анафеме Гийома де Ногаре, но умер, не успев этого сделать. Кардиналы собрались на конклав в Перудже и в течение одиннадцати месяцев выбирали нового папу. После долгих прений они остановили выбор на архиепископе Бордоском Бертране де Го, ставшим Папой Римским Климентом V.

На примере конфликта с папским престолом можно представить характер Ногаре, в скором времени сыгравшего главную роль в судилище над тамплиерами. Он осмелился выступить против главы всей католической церкви, обвинив его в тягчайших преступлениях, не имея весомых доказательств. По свидетельству одного юриста, отлично разбиравшегося в каноническом праве, обвинение папы в ереси было совершенно беспочвенным. Но Ногаре не желал отступать и активно принуждал к продолжению борьбы Филиппа Красивого.

Новый понтифик Климент V был, по свидетельству современников, слабовольным и болезненным человеком. Он происходил из Гаскони, французской провинции, входившей в то время в состав Англии. Бертран де Го предпочел пройти обряд посвящения не в Риме, а в Лионе. Надев 14 ноября 1305 года папскую тиару, Климент пожаловал кардинальскую шапку пятерым членам своей семьи и четверым верным людям Филиппа Красивого. Однако Гийому де Ногаре было отказано даже в аудиенции, понтифик также не разрешил продолжить дело о ереси Бонифация.

В отличие от предшественников на апостольском престоле Климент V был всерьез озабочен делами на Востоке. Ситуация в этом регионе требовала решительных действий. Татары в то время одолели египтян, и монгольский хан искал помощи у европейцев, призывая их заключить военный союз. Папа испросил совета у магистров обоих орденов крестоносцев.

В то время Великим магистром ордена Храма был Жак де Моле, занимавший эту должность с 1294 года. Некоторые утверждали, что он никогда не был бы избран на столь почетное место, если бы орден не потерял перед этим всех лучших братьев в боях.

Моле, достаточно хорошо разбиравшийся в военном деле, видел утопичность планов восточных кампаний, предложенных французской короной и одобренных папой. Магистр считал, что нет смысла организовывать малочисленную экспедицию, так как в Святой земле у христиан практически не осталось замков, а армия противника была велика. Он предлагал также создать морской патруль для борьбы с контрабандой, поскольку ловкие итальянские торговцы продавали сарацинам оружие. По сути, магистр предлагал папе своего рода пиратство. Понтифика увлекла эта идея.

Климент предоставил ордену Храма небывалую привилегию, позволив исповедовать отлученных от церкви и отпускать им грехи. Тамплиеры вознеслись слишком высоко, но этот взлет был предвестником скорого падения. У ордена и раньше было достаточно недоброжелателей и завистников, а с этого момента они стали вызывать жгучую ненависть.

В 1306 году Гийом де Ногаре тесно сошелся с доминиканцами и даже снискал расположение верховного инквизитора Гийома Парижского, исповедника французского монарха. Сложился альянс двух могущественнейших во Франции людей, в равной степени ненавидевших храмовников. Духовника раздражали духовные привилегии тамплиеров, а легист стремился запустить руку в их казну.

Французская корона переживала тяжелый финансовый кризис. Ногаре уже сделал все возможное для пополнения казны. Были экспроприированы все евреи и проведена денежная реформа, приведшая к бунту. Король вынужден был укрыться от восставших в командорстве тамплиеров. Мятеж был подавлен, но финансовые проблемы остались. Ногаре наметил новую цель — орден Храма.

Легист состряпал обвинения, весьма сходные с выдвинутыми им ранее против Бонифация. Дело было предложено на рассмотрение папы. Климент счел обвинения «невероятными и невозможными до такой степени, что они не укладываются у него в голове». Великие бальи, узнав о наветах, сами настаивали на проведении расследования, «дабы оправдать их…или наказать, если они виноваты». Папа выразил согласие рассмотреть дело, но медлил с началом процесса.

Гийома де Ногаре не устраивало промедление. 14 сентября 1307 года он разослал королевским агентам секретные пакеты с инструкциями. Конверты следовало вскрыть в урочный час. Через некоторое время Гийом Парижский разослал аналогичные послания своим людям.

Тамплиеров обвиняли в содомском грехе, в богохульных ритуалах (таких, как плевание на крест при посвящении в орден), в том, что на тайных капитулах они поклонялись идолам или даже сатане. Когда в конце сентября магистр вернулся от папы в Париж, он был вызван на личную беседу к королю. Филипп Красивый интересовался подробностями тайных капитулов.

Таинственность тамплиеров, дававшая основания для подозрений, была вызвана некоторыми обстоятельствами, вряд ли имеющими что-либо общее с тем, в чем их обвиняли. Так, обряд посвящения был покрыт завесой тайны, чтобы превратить его в глазах новичка в некое таинство, сравнимое с исповедью. Дело в том, что посвящение сопровождалось своего рода допросом, из которого руководители узнавали о характере неофита и мотивах его вступления в орден. Вызывает сомнения, что обращаемый при этом должен был плевать на крест, как говорили затем братья под пытками.

Массовые аресты храмовников начались ранним утром 13 октября 1307 года. В Париже люди короля во главе с Гийомом де Ногаре захватили командорство и арестовали Жака де Моле. В то же время сыщики ловили храмовников по всему королевству. Филипп Красивый немедля прибыл в Тампль, чтобы лично осмотреть сокровища ордена, из-за которых, собственно, все и началось. Неизвестно, какова была его добыча, поскольку король ни перед кем не отчитывался.

По делу тамплиеров велось двойное расследование. Первыми с материалами знакомились королевские следователи, затем инквизиторы. Под жестокими пытками одни тамплиеры подтверждали самые нелепые обвинения, другие, не желая опозорить орден, терпели до конца или совершали самоубийство в застенках. Известно, что только в Париже тридцать шесть братьев ордена погибли от пыток.

Папа был не в курсе событий и узнал о разгроме ордена, только когда в Бордо, куда Климентом была перенесена курия, арестовали тамплиера Гуго де Перо. Понтифик не знал, как реагировать на сложившуюся ситуацию, и только 27 октября решился написать Филиппу Красивому. В письме он выразил недовольство происшедшим, однако через месяц под давлением французского короля он изменил свое отношение, издав буллу об упразднении ордена. Булла развязала руки преследователям тамплиеров, дав возможность грабить и уничтожать храмовников. С момента издания этого документа у рыцарей Храма не было никаких шансов вырваться из рук «правосудия».

Климент V пытался исправить ошибку, направив в декабре двоих кардиналов к Филиппу Красивому. Они должны были добиться, чтобы тамплиеров, являвшихся представителями монашества, судили как духовных лиц, вверив их защите церкви. Король формально выполнил условия папы, передав подследственных в ведение верных ему кардиналов, но положение узников от этого нисколько не изменилось.

Этот шаг со стороны папы вселил надежду в сердца тамплиеров. Жак де Моле и Гуго де Перо отказались от своих показаний. Магистр даже передал некоторым из томящихся в тюрьме братьев записки, в которых просил их последовать его примеру. Однако отказ от показаний только усугубил ситуацию, дав повод перевести обвиняемых в категорию повторно впавших в ересь (relaps).

Некоторые тамплиеры продолжали отрицать оговоры и настаивать, что никогда не изменяли истинной вере. Вечно колеблющийся понтифик вновь изменил свое отношение к делу и в феврале 1308 года повелел передать материалы в курию.

Ногаре сделал ответный ход, предложив докторам Сорбонны вопросники. Содержавшиеся в них вопросы должны были подтолкнуть авторитетных теологов к нужным легисту ответам. В весьма невыгодном свете обрисовав тамплиеров, Ногаре спрашивал, можно ли считаться с их отпирательствами и возможно ли предположить, что они невиновны? Однако доктора предпочли занять нейтральную позицию и не высказывать категоричного мнения.

Ногаре решил обратиться к Генеральным штатам. В Туре не замедлили собраться верные королю прокуроры, готовые защищать интересы Филиппа Красивого «перед всеми и против всех». Они все как один признали тамплиеров виновными во всех смертных грехах. Однако теологи продолжали настаивать, что дело ордена Храма не может решаться светскими властями и должно находиться в ведении церкви.

Назревала война между Святым престолом и французской короной. 29 мая в Королевском зале дворца в Пуатье произошел первый раунд этого поединка. Так как папа не допускал к своей особе Гийома де Ногаре, вместо него выступал Плезиан. Он прославлял короля, раскрывшего «ересь коварных тамплиеров» и обвинял храмовников в ужасных преступлениях. Одновременно он в ультимативном тоне призывал папу согласиться с обвинителями. Пламенная речь Плезиана завершалась грозным предупреждением: «В противном случае нам придется говорить с вами на другом языке!»

Выступавшего поддержали, хотя и выразив это более дипломатично, архиепископы Нарбонны и Буржа. В ответ Климент сказал, что всегда знал тамплиеров как достойнейших людей, но если выдвигаемые против них обвинения верны, то готов их возненавидеть. Тем не менее он настаивал на необходимости беспристрастного разбирательства, обещав вести это дело «не затягивая, но и без спешки и достойным церкви образом».

В конце июня суду курии были выданы семьдесят два рыцаря Храма, готовых, по словам Плезиана, поведать папе о разложении ордена. Что странно, Климент, поначалу собиравшийся лично допрашивать подследственных, передал дело четырем кардиналам. Еще более необычен состав этой комиссии — в нее вошли кардиналы Беранже Фредоль и Этьен де Сюизи, верные люди Филиппа IV, друг Ногаре Пьетро Колонна, печально знаменитый после дела в Ананьи, и некий Ландульфо Бранкаччо, никогда ничем себя не проявивший. При таком подборе следователей у храмовников не было никаких шансов доказать свою невиновность.

Некоторые исследователи считают, что Климент пошел на уступки и принес в жертву орден Храма, потому «что Филипп повелел выкопать и сжечь кости усопшего папы». В окружении понтифика было достаточно много людей, не желавших допустить посмертного судилища над Бонифацием VIII, поэтому Климент вынужден был спасти добрую память своего предшественника ценой доброго имени, жизней и имущества храмовников.

5 июля 1308 года папа восстановил все полномочия верховного инквизитора, поставив со своей стороны условие, что Великий магистр, генеральный смотритель и командоры ордена должны быть Предоставлены суду курии. Рядовые братья отдавались на суд епархиальных комиссий в составе двух доминиканцев, двух францисканцев и двух кафедральных каноников. Инквизиторы могли входить в любую из этих комиссий по собственному усмотрению. Так закончился длившийся с февраля счастливый для подследственных период, когда их не касалась рука инквизиторов.

Климент начинал опасаться за свою жизнь, так как его окружали враги Бонифация и враги тамплиеров, требуя и крови рыцарей Храма, и костей усопшего понтифика. Даже кардиналы не были опорой папы. Климент сделал последнюю попытку облегчить участь храмовников, настояв на личной встрече с магистром и великими бальи ордена.

Легисты сделали вид, что подчинились требованию папы, но конвой, доставлявший узников к Святому престолу, неожиданно остановился в Шиноне. Предлогом промедления послужила усталость и недомогание некоторых арестантов. Климент, понимая уже, что дело проиграно, направил в Шинон троих кардиналов, переложив на них обязанность провести расследование. Кардиналы ничем не помогли тамплиерам; видимо, они и не собирались этого делать. Некоторые из подследственных вновь подтвердили самооговоры, отказавшись от дальнейшей борьбы, иные согласились подтвердить только отдельные пункты обвинения, третьи продолжали стоять на своем.

Тем временем уже обсуждалась судьба имущества тамплиеров. Предполагалось использовать средства для спасения Святой земли. Французский король помышлял об иерусалимской короне, чтобы обеспечить в будущем своего младшего сына достойным владением. Разрабатывался также проект создания нового духовно-рыцарского ордена, Великим магистром которого всегда бы был кто-либо из членов королевской семьи. Все имущество храмовников должно было перейти в собственность этого ордена.

Пока продолжались различные прения и переговоры, дело тамплиеров приостановилось. Узники томились в застенках, многие умерли в заточении. Судебные заседания епархиальных комиссий начались только в 1309 году. Фактически тамплиеры были уже приговорены, так как папская булла от 30 декабря 1308 года грозила отлучением всем, кто оказывал помощь храмовникам, «не исключая епископского преосвященства». Это означало, что никакой епископ не решился бы оправдать обвиняемых.

Вопреки намерениям папы, желавшего, чтобы судебные процессы велись комиссиями в разных городах, король постановил, что суд над тамплиерами будет вестись в Париже. Климент согласился и на это. 8 августа

1309 года судебные заседатели начали свою работу во французской столице. Был составлен список тех, кто должен будет предстать перед судом. 12 ноября уполномоченные Апостольским престолом собрались на заседание и ждали подсудимых в течение трех дней, но никто из обвиняемых в судебном зале не появился.

Архиепископ Парижский был направлен в тюрьму на разведку. Повидав заключенных, он сообщил, что Жак де Моле и еще несколько рыцарей готовы выступить в суде в защиту ордена. Доставленный на следующий день Гуго де Перо высказал судьям просьбу позаботиться об имуществе ордена, чтобы оно не было растрачено. Больше он ничего не сказал.

26 ноября перед судьями предстал Великий магистр. Как и Перо, он был замкнут и не отвечал на вопросы. Судьи зачитали Жаку де Моле запись его же собственной исповеди в Шиноне, отчего магистр пришел в шок. Вероятно, он был поражен тем, насколько искажено сказанное им, а возможно, магистра потрясло нарушение тайны исповеди. Так или иначе, Великий магистр совершенно смутился и не сказал ничего толкового в защиту ордена. После заседания состоялся разговор тет-а-тет между Жаком де Моле. и Гийомом де Плезианом. Затем магистр попросил отсрочку на восемь дней для размышлений.

На следующий день в суд явился командор Понсар де Жизи, решительно выступивший в защиту ордена. Он заявил, что все обвинения против тамплиеров являются ложными, а признания вызваны пытками, а также тем обстоятельством, что только в Париже от истязаний скончалось тридцать шесть братьев, многие другие умерли в иных городах. Командор подробно описал примененные к нему пытки и объявил, что готов выступать защитником ордена, если ему оплатят из конфискованных средств связанные с этим расходы, а также предоставят свидание с братьями-священниками Пьером Булонским и Рено Орлеанским. Вскоре после этого смелого заявления Понсар де Жизи скончался.

Магистр после трех дней размышлений вновь явился в суд, но говорил еще более нерешительно, чем в первый раз, не предпринимая никаких попыток защитить орден. Возможно, Моле удручало присутствие на заседании его главного врага — Гийома де Ногаре. Магистр говорил, что он всего лишь неграмотный рыцарь, не знающий латыни, а также что скажет всю правду в присутствии понтифика.

Заседание было продолжено только 6 февраля. В зал суда допускались лишь те обвиняемые, кто полностью смирился со своей участью и не смел протестовать. Оказавшись перед лицом судей, многие из них все же отрицали обвинения. В то время как руководство ордена молчало и бездействовало, рядовые братья смело вставали на его защиту.

14 марта 1310 года был составлен обвинительный акт, включавший 127 статей. В этот же день были созваны все братья, изъявившие желание выступить в защиту ордена. Всего таких защитников набралось 595 человек, среди которых было 22 рыцаря, 544 сержанта и 29 священников. Обвинение было прочитано на латыни, а когда судьи предложили перевести его на французский, братья в один голос закричали, что довольно того, что они один раз услышали эти гнусности.

Защитникам тамплиеров учинялись всевозможные препятствия, которые только позволяло состряпать каноническое право. 5 июня 1311 года расследование было завершено и материалы переданы в курию. В прочих странах дела тамплиеров были не так плохи, как во Франции. Братья мужественно отстаивали свою правоту, и там, где орден еще пользовался немалым авторитетом, например в Испании, храмовники были оправданы.

В октябре 1311 года собрался Вьеннский собор, на котором должна была окончательно решиться участь ордена. Собравшиеся долго колебались и только 22 марта следующего года, после того как во Вьенн явился Филипп IV, было вынесено решение упразднить орден. Филипп выторговал себе епископский город Лион, согласившись не претендовать на имущество ордена. Он и так конфисковал достаточно денежных средств, что позволило наполнить королевскую казну. 6 мая Вьеннский собор закрылся, к этому времени каждому из тамплиеров был вынесен приговор по заслугам.

Великий магистр и великие бальи были приговорены к пожизненному заключению. Приговор был зачитан им при большом стечении народа 18 марта 1314 года. Магистр, поняв, что папа все время обманывал его пустыми обещаниями, напрасно вселяя надежду, и что ждать более нечего, во всеуслышание отрекся от всех своих показаний. Его поддержал командор Нормандии Годфруа де Шарне. Французский король принял решение казнить отрекшихся как нераскаявшихся еретиков. Решение противоречило каноническим законам, поскольку никто из духовных лиц не передал грешников в руки светской власти для вынесения смертного приговора, тем не менее приговор был приведен в исполнение.

Костер развели на Камышовом острове, чтобы король мог наблюдать за казнью из сада при дворце. Великий магистр и командор встретили смерть мужественно и спокойно. Согласно некоторым источникам, последними словами Жака де Моле была просьба привязать его к столбу так, чтобы лицо его было обращено к собору Парижской Богоматери; другие говорят, что перед смертью он посылал проклятья королю и папе. Так или иначе, оба умерли в том же году.

Впоследствии история ордена Храма обросла легендами и мифами. Рассказывали, что в многочисленных командорствах ночами можно видеть привидения рыцарей, грозно и скорбно вопрошающих: «Кто теперь защитит Храм?»

Высказывались предположения, что все беды французского королевского дома, завершившиеся в итоге казнью последнего отпрыска рода на гильотине, вызваны проклятием Великого магистра. Существует легенда, что, когда отсеченная голова последнего Капетинга упала в подставленную корзину, некто взбежал на эшафот, окропил свою руку кровью казненного короля и закричал: «Жак де Моле, ты отомщен!»

Обвинения, выдвинутые против. тамплиеров, также породили множество легенд. Многие искренне верили, что храмовники поклонялись сатане или же некоему идолу Бафомету. Описание этого идола в процессе следствия обрастало все новыми и новыми ужасающими подробностями, противоречащими друг другу. Его представляли то в виде козла, то в виде кота, то с двумя головами, то с четырьмя. Некоторые исследователи считают, что источником таких рассказов послужили показания одного запуганного следователями сержанта, сообщившего, что братья поклонялись Бафометову обличью.

Сержант говорил на южнофранцузском диалекте и, скорее всего, имел в виду поклонение Магомету. Искажение имени мусульманского пророка привело к созданию мифа о демоническом идоле.

Высказывалось даже мнение, что орден Храма был специально создан, чтобы изнутри разрушить здание католицизма, и что отделения ордена, сохранившиеся в некоторых странах после его упразднения, продолжали такую деятельность и во многом способствовали Возрождению и Реформации.

Мраком тайны покрыта и судьба сокровищ тамплиеров. По сей день кладоискатели исследуют старые замки, надеясь найти в них несметные богатства, и, возможно, когда-нибудь найдут.

Францисканцы

Раннее Средневековье в Западной Европе ознаменовалось ростом богатства и влияния католической церкви. Практически все население было вовлечено в сферу деятельности церкви и выплачивало специальный налог — десятину; с каждым годом увеличивалось число священнослужителей.

Помимо традиционных клириков, существовали странствующие проповедники, которые по-своему толковали Библию. Послушать их собиралось большое количество народа. Проповедники вели аскетический образ жизни, подавая тем самым пример всем, кто с ними общался. По сравнению с прочими служителями католической церкви, богатыми и развращенными, эти люди выглядели почти святыми. Их основной целью было обновление церкви и устранение ее пороков. Среди выдающихся странствующих проповедников можно отметить Мориса из Сюлли, Ламберта Заику, святого Норберта и его последователей.

Именно в этот период появились первые переводы Библии с латинского языка на национальные. Раньше текст Евангелия был доступен только избранному кругу людей, знавших латынь, — священникам и ученым. С появлением переводов распространение религиозного учения перестало быть преимущественным правом только официальной церкви.

Получив возможность читать Библию на родном языке, люди стали по-своему толковать ее тексты, что привело к появлению огромного количества ересей. Их распространению способствовало и то, что жадность и взяточничество клириков в то время достигали невиданных размеров. Наличие власти у таких церковнослужителей было совершенно неоправданным, поэтому у еретических учений было много сторонников. Некоторые ереси удивляли своей несуразностью и противоречивостью, другие, наоборот, буквально трактовали Библию и призывали к возврату идеалов раннего христианства.

Еретики-вальденсы — последователи простого мирянина Вальда — призывали к покаянию и праведному образу жизни; Арнольд Брешьянский с учениками добивался очищения церкви и восстановления ее прежней простоты; у катаров в течение некоторого времени была собственная церковь, которую они противопоставляли Риму. Еретиков преследовали, с ними боролись, но полностью уничтожить ереси насильственными методами не удавалось, так как они отражали внутренние настроения общества.

В XII веке разница между нищетой странствующих проповедников и богатствами церковнослужителей стала настолько явной, что уже не могла не вызывать возмущения. Ереси завоевывали новых сторонников, а католическая церковь быстро теряла авторитет.

Франциск (1181 или 1182–1226), основатель ордена францисканцев, впоследствии причисленный к лику святых, родился в маленьком итальянском городке Ассизи. Отец его, Пьетро Бернардоне, был богатым торговцем сукном и часто совершал деловые поездки в разные страны.

Купцы в эпоху Средневековья являлись основными источниками информации. В те времена церковь довлела над всеми сторонами жизни человека, поэтому приносимые купцами новости носили в основном религиозный характер, и часто именно торговцы способствовали распространению различных еретических течений. Вполне возможно, что на выбор Франциском жизненного пути в некоторой степени повлияли рассказы отца, слышанные в детстве.

Мальчик практически не отличался от ровесников: был очень подвижным, мечтал стать рыцарем. Когда он немного подрос, отец отдал его учиться в обычную церковную школу. Помимо латыни, Франциск хорошо владел французским языком, который, по-видимому, выучил дома. На этом образование мальчика завершилось, и до конца жизни он оставался не очень грамотным и даже писал с большим трудом.

Франциск Ассизский.

С раннего детства Франциск находился в привилегированном положении. Богатство родителей выделило его среди сверстников. Он верховодил во всех играх и проказах, вызывая пересуды и недовольство горожан. Однако родители ни в чем не ограничивали любимого ребенка и даже гордились им.

Становясь старше, Франциск не менялся. Он без счета тратил деньги, вызывающе одевался и поражал своими выходками обывателей. Все попытки Пьетро Бернардоне образумить сына и ограничить его мотовство заканчивались неудачей. Но, несмотря на разгульный образ жизни, юноша не выходил за пределы допустимого, потому что его идеалом было рыцарство, не допускающее никакой пошлости. Кроме этого, Франциск отличался редкой добротой и щедростью.

В описываемый исторический период внутренняя жизнь итальянских государств была очень неспокойной, их борьба за независимость от Германии шла с переменным успехом. На одном из ее этапов городок Ассизи оказался под властью герцога Сполетского, немца по национальности. Когда Папой Римским стал Иннокентий III, не любивший немцев, герцогу пришлось ехать к нему на поклон, чтобы заручиться покровительством.

После отъезда герцога Сполетского его замок был разрушен жителями городка. После этого все население приняло участие в строительстве крепостной стены вокруг Ассизи. Почувствовав себя неуязвимыми в укрепленном городе, жители стали нападать на замки окрестных дворян. Не желавшие расставаться с жизнью и имуществом дворяне, призвали на помощь жителей соседних городов. Этот призыв дал повод давней сопернице Ассизи, Перудже, начать военные действия. В сражении между городами победительницей вышла Перуджа, и многие жители Ассизи попали в плен. В числе пленников оказался и Франциск.

В течение года, пока длился плен, Франциск не только сам был спокоен и весел, но старался поддержать дух своих товарищей по несчастью и с оптимизмом смотрел в будущее. Он надеялся, что наступит время, когда он сможет повторить деяния рыцарей и стать настоящим героем.

Пребывание в плену раскрыло глаза Франциску на многие непривлекательные черты содержавшихся вместе с ним молодых людей благородного происхождения. Прежде они казались юноше великолепными и недосягаемыми — теперь же он увидел настоящую сущность этих баловней судьбы. Непомерное самомнение сочеталось у них с трусостью и постоянной жалостью к себе. Но даже тогда, когда Франциск изменил свое мнение об этих молодых людях, он по-прежнему оказывал им помощь и предотвращал раздоры.

Когда Ассизи и Перуджа подписали мирный договор и пленные были отпущены на свободу, Франциску исполнилось 22 года. Годы, проведенные в чужой стране, не оставили видимого следа в душе юноши, и по возвращении домой он продолжал жить как прежде, в веселье и безудержном разгуле.

Однако столь беспорядочная жизнь не могла не отразиться на организме молодого человека, который к тому же столько лет провел в плену. Франциск тяжело заболел.

Несколько месяцев молодой человек находился на грани жизни и смерти. Выздоравливал он очень медленно, много времени проводя в одиночестве и размышлениях о своей жизни. Близость смерти побудила Франциска по-новому взглянуть на прожитые годы. Он в полной мере ощутил, насколько бесполезно проводил свои дни. Оглядываясь назад, будущий святой не мог обнаружить ничего, кроме пустоты.

Все привычные увеселения стали противны Франциску; он понял, что всегда хотел чего-то другого, но постоянная смена впечатлений и развлечений не давала ему сосредоточиться и разобраться в себе. Во время вынужу денного одиночества он начал пересматривать прежние убеждения и размышлять о своем пути в жизни.

Франциск не прекратил искания и после выздоровления, но они далеко не сразу привели его к правильному решению. Молодой человек снова вернулся к былым мечтам о рыцарских подвигах.

Вскоре Франциск получил предложение, соответствующее его настроению, — ему представилась возможность поступить на службу к одному из самых прославленных и почитаемых рыцарей того времени — Готье де Бриенну. Обрадованный юноша стал собираться в дорогу, ему предстояло путешествие в южную Италию.

Франциск готовился к походу, надеясь, что совершит великие дела и добудет себе громкое имя. Он повеселел и стал почти таким же, каким был до болезни.

В установленное время отряд рыцарей выехал из Ассизи и по пути остановился на ночлег в Сполетто. Согласно легенде, ночью юноша услышал голос Всевышнего, который велел ему вернуться домой и ждать Божественного откровения. Возможно, это была злая шутка товарищей Франциска, но молодой человек, не задумываясь, возвратился в Ассизи, вызвав немалое огорчение родителей.

Вернувшись, Франциск стал печальным и тихим. Он возобновил встречи с друзьями, но среди общего веселья оставался грустным и задумчивым. С каждым днем он все больше тяготился обществом разгульных друзей и часто совершал прогулки в одиночестве, размышляя над своим предназначением. При этом у Франциска не возникло и мысли найти утешение в религии, так как в этот исторический период церковь полностью утратила первоначальную чистоту, а веру в Бога заменили многочисленные суеверия и механическое выполнение обрядов.

Некоторое время спустя в одиноких прогулках Франциска стал сопровождать его друг, которому не по душе были шумные застолья. По некоторым версиям, этим другом был Илья, возглавивший после смерти основателя францисканский орден. С каждым днем юноше все больше отдалялся от старых друзей, которые, впрочем, предприняли ряд тщетных попыток вернуть отшельника в свою компанию.

Вскоре Франциск совсем перестал общаться с друзьями; начался новый этап его жизни. Теперь молодого человека притягивало общество оборванных и голодных нищих; он стремился постичь глубину их страданий, приобщиться к жизни этих несчастных людей. Раньше он просто был щедрым и добрым ко всем обездоленным, но никогда не ставил себя на их место.

Преображенный Франциск решил отправился в Рим, чтобы приблизиться к христианским святыням. Здесь ему представилась возможность узнать ответ на давно мучивший его вопрос — какие чувства испытывают люди, просящие подаяния. Он раздал все свои деньги нищим, которых было множество у базилики Святого Петра, затем, обменявшись с одним из них одеждой, весь день провел с протянутой рукой. Это доставило Франциску искреннюю радость и придало сил — он понял, что дух сильнее плоти и увидел путь служения Богу, который так долго искал.

Из Рима Франциск вернулся обновленным человеком. Несмотря на то что он перестал преклоняться перед рыцарскими идеалами, стремление совершать подвиги у него не исчезло. Молодой человек чувствовал в себе огромные силы и страстно желал употребить их на пользу всем несчастным.

Франциск старался относиться с уважением и любовью ко всем людям без исключения. Однажды, встретив прокаженного, он не бросил ему милостыню, как раньше, а обнял и поцеловал. Несколько дней спустя юноша отправился в поселок прокаженных и также поцеловал каждого из них. Этот поступок говорит о великой силе духа, которой обладал Франциск: в те времена прокаженных изгоняли из общества и старались держаться от них в отдалении.

Франциск сильно изменился, в результате чего жизнь в родительском доме становилась для него невыносимой. Отец так и не простил сыну неудачной попытки стать рыцарем и все время напоминал ему об этом. Скоро у Пьетро Бернардоне нашлись и другие причины для недовольства — он начал сердиться на сына за то, что тот раздавал все деньги нищим. В конце концов отец, отчаявшись воздействовать на сына уговорами, прекратил материально поддерживать его. Франциск, встречая непонимание в родной семье, старался как можно меньше времени проводить дома, блуждая по окрестностям Ассизи.

Во время одной из прогулок он набрел на маленькую часовню Святого Дамиана, старую и полуразрушенную. Старик священник, который присматривал за часовней, не имел средств на ее восстановление. Франциск стал часто приходить туда молиться, и однажды во время молитвы ему показалось, что распятый Христос, изображенный над алтарем, обратился к нему, призывая отремонтировать разваливающуюся часовню.

Денег на восстановление храма у Франциска не было. Чтобы раздобыть их, он продал своего коня, оружие и несколько кусков сукна, принадлежавших его отцу. Полученные деньги он хотел вручить пожилому священнику, живущему при часовне Святого Дамиана, но тот отказался, опасаясь гнева Пьетро Бернардоне. Молодой человек упросил священника позволить поселиться вместе с ним, потому что не желал возвращаться в отцовский дом.

Тем временем Пьетро Бернардоне, обеспокоенный долгим отсутствием, сына, начал его разыскивать. Узнав Об этом, Франциск решил укрыться в пещере, находящейся неподалеку от Ассизи. Там он прятался в течение месяца, пока не понял, что не подобает последователю Христа скрываться, как преступнику. Франциск покинул Пещеру и отправился к отцу.

После целого месяца добровольного заключения молодой человек выглядел далеко не лучшим образом: он осунулся, одежда его истрепалась и перепачкалась. В таком виде Франциск скорее напоминал сумасшедшего, и стоило ему войти в город, как местные дети принялись дразнить его. Сопровождаемый шумом и криками, молодой человек подошел к дому родителей. Когда Пьетро Бернардоне увидел, как выглядит его сын, он пришел в ярость. Схватив Франциска, отец сильно поколотил его, затем связал и посадил в кладовую под замок.

Юноша, даже сидя взаперти, не думал отказываться от своих убеждений. Он не поддавался ни на угрозы отца, ни на уговоры матери. Мать не смогла долго выносить мучений сына, и видя, что он все равно не уступит, освободила его, пока отца не было дома.

Франциск вернулся в часовню Святого Дамиана. Когда за ним явился Пьетро Бернардоне, он заявил отцу, что не обязан подчиняться ему, потому что теперь подвластен только Богу. Но отец не желал сдаваться. Он напомнил Франциску, сколько денег потратил на его прихоти. Молодой человек отдал отцу деньги, предназначенные на ремонт часовни.

Пьетро Бернардоне вынужден был уйти, но вскоре обратился в суд с жалобой на сына. Ассизские консулы вызвали Франциска для разбирательства, но тот не пришел, сказав, что они не имеют права судить его. По совету консулов отец передал жалобу епископу.

Горожане Ассизи были крайне взбудоражены скандалом в семье Бернардоне. В маленьком городишке редко происходило что-нибудь интересное, и суд над Франциском стал значительным событием. Почти все население городка явилось на площадь Санта-Мария Маджоре, чтобы поглядеть, чем все закончится. Большая часть горожан стала на сторону Франциска, главным образом потому, что Пьетро Бернардоне многим не нравился из-за своей гордыни.

Франциска не смутило, что его будут судить при таком скоплении народа, напротив, он обрадовался возможности подать пример христианского смирения большому числу людей.

На суде Франциска обвинили в краже нескольких кусков сукна. Епископ от лица Пьетро Бернардоне потребовал возврата украденного и публичного отказа Франциска от всех прав на имущество отца и будущее наследство. На это молодой человек спокойно и доброжелательно ответил, что теперь он принадлежит только Богу и готов вернуть отцу все, что у него взял. Сказав это, он снял с себя всю одежду и вместе с оставшимися деньгами отдал Пьетро. Пораженный этим поступком епископ дал Франциску плащ своего садовника и заявил, что суд окончен.

Теперь Франциск был свободен. Он вышел за пределы Ассизи и долгое время бродил по окрестностям, напевая песни. Несмотря на то что на нем была только холщовая рубашка и плащ, Франциск не ощущал холода — его переполняла радость и любовь ко всему миру.

Пение молодого человека привлекло разбойников, которых в то время много было в Италии. Они отняли у Франциска плащ, а его самого столкнули в снег. Но это происшествие совершенно не расстроило его: вдохновленный примером Христа, он обрадовался, что ему представилась возможность пострадать.

Переночевав в ближайшем монастыре, будущий святой отправился в Губбио, где старый друг подарил ему новый плащ. Затем он снова поспешил в Ассизи. По дороге домой Франциск побывал в селении прокаженных, которое уже посещал однажды. Теперь он не мог предложить им милостыни. Некоторое время Франциск жил с прокаженными, поддерживал и утешал их, без всякой брезгливости промывал даже самые страшные язвы. Прокаженные полюбили его за его доброту и веселый нрав.

Покинув место обитания прокаженных, Франциск вернулся в Ассизи и занялся восстановлением часовни Святого Дамиана. Чтобы собрать нужные для строительства камни, он пел псалмы на дорогах, а затем просил собравшихся людей принести ему по камню. Тяжелые каменные глыбы, которые ему доставляли, он таскал на себе, не обращая внимания на насмешки и издевательства некоторых горожан.

Старый священник, вместе с которым жил Франциск, полюбил его как сына. Чтобы не пользоваться щедростью доброго старика, Франциск стал просить подаяния. Он ходил от дома к дому, выпрашивая объедки, кости, сухие хлебные корки. Как ни противна была ему такая пища, он заставил себя есть только ее.

Франциск старался не уклоняться ни от каких испытаний, выпавших на его долю. Как-то раз во время сбора милостыни он наткнулся на дом, где находились его прежние друзья. Ему было неловко появиться перед ними в образе нищего. Но Франциск переборол себя и вошел в зал, где царило шумное веселье. Справившись со смущением, он стал просить бывших друзей пожертвовать деньги на масло для лампады в часовне Святого Дамиана. Речи Франциска возымели должное действие, и друзья пожертвовали солидную сумму денег.

Многие горожане насмехались над Франциском, но особенно тяжело молодому человеку было постоянно сталкиваться на улицах с отцом и младшим братом Анджело, которые при каждой встрече старались оскорбить его. Но Франциску встречались и люди, желавшие помочь ему. Благодаря им будущий основатель ордена смог в 1208 году закончить реставрацию часовни. Франциск вдохновлял добровольных помощников своим трудолюбием и неизменно хорошим настроением, поэтому работа продвигалась быстро.

После часовни Святого Дамиана Франциск занялся восстановлением других храмов, пришедших в запустение. Он отремонтировал церкви Святой Марии, известной также под названием Порциункулы, и Святого Петра.

Свое настоящее призвание Франциск нашел совершенно случайно — во время чтения Евангелия он обратил внимание на призыв Христа оставить все свое имущество и следовать за ним. Франциск сразу понял, что именно в этом заключается его предназначение — идти по миру и нести людям христианское учение. Он не собирался, как монахи, уединяться и заниматься спасением только собственной души, потому что стремился помочь каждому грешнику встать на путь исправления.

Будущий святой стал проповедовать на улицах Ассизи. Речи его были простыми и ясными; они не содержали ничего принципиально нового, но обыденные, всем известные библейские сюжеты и мысли Франциск преподносил людям с такой непоколебимой верой, что многие откликались на его призывы.

С каждым разом Франциск собирал все большую аудиторию. Теперь редко кто-то позволял себе смеяться над ним. В его проповедях возник новый образ Христа, милосердного и всепрощающего, в то время как в церковном учении Христос представал суровым и беспощадным. Будущий основатель ордена старался убедить всех в том, что истинный путь к спасению души не труден; для этого нужно только искренне верить в Бога и любить ближнего своего, не придавая слишком большого значения церковным обрядам.

Франциск привлекал людей тем, что не старался, как многие церковные проповедники, напугать грядущим возмездием за грехи. Его слова вселяли надежду в сердца горожан и заставляли их быть добрее к ближним. Франциск не был похож на других средневековых аскетов — он с восхищением относился к искусству и красоте, не испытывал презрения к грешникам и женщинам, любил животных и птиц, которых называл братьями. Его самые значительные произведения на религиозные темы — «Похвала добродетели» и «Похвала Богу» — были написаны в стихотворной форме.

Францисканец.

Постепенно Франциск стал пользоваться всеобщим уважением в Ассизи, а некоторое время спустя у него появились последователи. Одним из первых стал Бернард Квинтавалле, довольно обеспеченный житель города, старый знакомый Франциска. Бернард решил разделить все, чем он владел, между бедняками и следовать за другом. Они вместе раздали деньги и вещи Бернарда и отправились странствовать. Вскоре в их маленькую общину вошли два новых члена — Петр и Эгидий, затем еще несколько человек.

Все ученики Франциска по его примеру ходили босыми, не имели никакого имущества и жили как нищие. Вскоре известия о них распространились по многим городам Италии. Когда количество учеников Франциска достигло семи, он велел им отправляться странствовать по городам и селам и проповедовать Слово Божие.

Последователи Франциска Ассизского назвали себя братьями меньшими — миноритами. Они разительно отличались от монахов, жадных и недоброжелательных, и поэтому вызывали противоречивые чувства — одни не понимали их и считали сумасшедшими, другие преклонялись. Городские жители гораздо критичнее относились к ученикам Франциска, чем деревенские. Многие братья очень расстраивались из-за того, что их идеи не сразу находят отклик, но Франциск не давал ученикам упасть духом и постоянно поддерживал их добрым словом.

Деятельность миноритов не вызывала доверия у официальных представителей церкви. Духовенство считало, что францисканцы посягают на авторитет церкви, потому что сравнение между ними и церковнослужителями было явно не в пользу последних. На собрания, устраиваемые миноритами, приходило намного больше народа, чем на проповеди священников. Последователи Франциска стали живым упреком для богатого духовенства.

Если миноритам случалось заходить в монастыри или церкви, их обвиняли в том, что они пустили свои деньги на ветер и пытаются наживаться на других; никакой милостыни в этих местах францисканцам не подавали. Служители церкви с удовольствием запретили бы движение миноритов, но не могли найти для этого уважительной причины.

Ассизский епископ посоветовал Франциску прекратить самостоятельную деятельность и вступить в какой-нибудь из существующих монашеских орденов. Однако Франциск не собирался запираться в монастыре.

Своим поведением Франциск раздражал не только духовенство. В числе его последователей было много обеспеченных горожан, которые, вступив в братство, раздавали бедным свое имущество. Это очень не нравилось членам их семей, которые теряли надежду получить со временем наследство.

Только беднейшая часть населения неизменно поддерживала миноритов. Тем не менее Франциск видел, что вокруг много недовольных и осознавал, что для продолжения деятельности братства следует заручиться одобрением церкви.

Число последователей Франциска постоянно увеличивалось, однако братство пока не имело устава и представляло собой свободное объединение. Минориты странствовали уже почти по всей Италии. Нередко они встречали враждебный прием, но их смирение, доброта и бескорыстие в конце концов стали завоевывать доверие людей.

Францисканцы бродили по городам и селам, зарабатывая себе на жизнь тем, что помогали крестьянам или возили воду. Когда работы не было, они просили подаяние. Братья постоянно постились, носили вериги и часто уединялись, чтобы предаться созерцанию. В своих проповедях они призывали к покаянию и смирению.

Франциск понимал, что братство миноритов, отказываясь от всякой собственности, невольно становится в оппозицию католической церкви. Основатель братства вовсе не хотел, чтобы его учение запретили как ересь. Францисканцы никогда не осуждали устройство церкви и недостойное поведение ее служителей; напротив, они желали уберечь церковь от влияния ересей. Минориты считали себя вправе воздействовать на духовенство только смиренными проповедями и собственным примером и не требовали, чтобы монахи и священники обязательно поступали так, как учил Франциск.

Чтобы избежать преследований со стороны церкви, Франциск вместе с несколькими учениками в 1210 году посетил Рим и добился аудиенции у Римского Папы Иннокентия III. Франциск отдавал себе отчет в том, что будет трудно убедить папу в чистоте своих намерений, и очень беспокоился за исход встречи.

Иннокентий III далеко не сразу поверил в искренность Франциска и его учеников, которые не желали ничего, кроме позволения продолжать свою деятельность на избранном поприще — то есть жить в нищете, просить милостыню и проповедовать Слово Божие простому народу. Францисканцы вручили папе для утверждения устав братства, в основу которого легла Нагорная проповедь Христа; они хотели только следовать Евангелию «по букве и без перетолкований», как сказал Франциск. Кардиналов и папу очень удивили столь скромные просьбы просителей.

Один из кардиналов долго уговаривал Франциска отказаться от намерения создать собственную религиозную общину. Чтобы проверить искренность необычного проповедника, за ним даже установили слежку, но не смогли обнаружить никакого подвоха.

Франциск был не слишком силен в богословских вопросах, но все-таки ему удалось заставить кардинала поверить в то, что он преследует только благие цели. Возможно, прелат осознал, что францисканцы смогут принести пользу католической церкви, укрепив ее престиж, и постарался убедить в этом папу.

В конце концов Иннокентий III, на которого произвели впечатление обаяние и внутренняя сила Франциска, ответил согласием на его просьбу, но при этом заставил выбрить на голове тонзуру по примеру других монахов и принести клятву верности папе. Каждый из членов братства должен был почитать священников, причащаться и исповедоваться. Минориты, ставшие теперь служителями церкви, уехали из Рима счастливыми.

Францисканцы проповедовали во всех селениях, которые встречались им по дороге домой. Они с таким воодушевлением говорили о простых вещах — покаянии, сострадании и любви к ближнему, что слушающие их люди не могли оставаться равнодушными. Нищие и оборванные проповедники мгновенно начали пользоваться популярностью у простого народа.

Вернувшись на родину, францисканцы избрали местом проживания небольшой заброшенный дом, называемый Риво Торто, который находился в окрестностях Ассизи. Благословение Папы Римского очень возвысило миноритов в глазах горожан, которые уже не вспоминали о том времени, когда издевались над Франциском. Ему даже предложили читать свои проповеди в соборе.

Когда Франциск начал призывать к покаянию с кафедры собора, у него появилось огромное количество новых последователей. Францисканцам стало тесно в Риво Торто, и в их владение передали часовню Марии Порциункулы, возле которой минориты построили несколько хижин. Лес, окружавший часовню, служил местом для собраний.

Францисканцы странствовали по Италии, распространяя евангельское учение, и несколько раз в год собирались у церкви Порциункулы, чтобы поделиться друг с другом впечатлениями о странствиях и побеседовать о Боге. Братья проводили на одном месте несколько дней, а затем снова отправлялись в путь.

Со временем количество членов францисканского ордена увеличилось до такой степени, что все братья уже не могли собраться у Порциункулы даже один раз в три года. Францисканцы вышли далеко за пределы Италии — в 20-х годах XIII века они странствовали уже по Германии, Франции и Испании. На собрания теперь стали приезжать только представители от отдельных францисканских объединений. В 1220 году общины миноритов появились в Англии, в 1228 — в Венгрии, затем в Польше, Бельгии, Норвегии, Дании и Исландии.

С согласия Франциска возникла женская организация миноритов, которую возглавила Клара, впоследствии канонизированная церковью. Она была дочерью одного зажиточного жителя Ассизи, но отказалась от своего богатства и пошла за Франциском.

За время путешествий миноритам часто приходилось останавливаться в одном и том же месте по несколько раз; поэтому у них постепенно начали завязываться отношения с местным населением, появились постоянные места ночлега, называемые еремиториями. Так как количество странствующих братьев все время увеличивалось, еремитории редко оставались пустыми и с течением времени превращались в относительно постоянные места проживания францисканцев.

Франциск, увидев, насколько большой популярностью пользуется созданная им община у широких народных масс, загорелся идеей распространить христианство в мусульманских странах. В 1219 году Франциск поехал в Египет и попытался обратить в свою веру султана, который, хотя и принял проповедника очень хорошо, но отказаться от ислама не пожелал.

За время отсутствия Франциска в основанном им ордене произошли серьезные изменения. Минориты отошли от первоначальных идеалов нищенствующего ордена; они даже выстроили себе обитель. Франциск был огорчен тем, что его наставления забылись, но Папа Григорий IX убедил основателя ордена смириться с существованием обители.

В связи с ростом францисканского братства возникла необходимость изменения его устройства. Во главе отделений францисканцев теперь стояли провинциальные министры, которые подчинялись генералу. Время от времени для решения общих вопросов созывались соборы. Орден францисканцев стал напоминать традиционные монашеские организации.

В 1220 году Папа Гонорий III (1216–1227) издал буллу, которая регламентировала порядок вступления в братство миноритов. Если раньше можно было свободно войти в братство и также свободно выйти из него, то теперь новичку следовало выдержать год испытательного срока, после которого он становился членом ордена и уже не мог покинуть его. В этой же булле папа поместил предупреждение о том, чтобы братство не принимало в монахи людей, не признающих авторитета церкви.

Наряду с увеличением числа братьев, изменялся их социальный состав. Если раньше в ордене состояли в основном выходцы из крестьян, то теперь в него стали вступать образованные люди, в частности представители духовенства.

Некоторых людей минориты привлекали тем, что они посылали надежду и утешение, которых не могла и не хотела дать церковь. Рост популярности францисканцев привел к тому, что к ним стали присоединяться люди, привлеченные исключительным положением ордена. Для многих новичков тяжело было отказаться от привычного образа жизни и выполнять жесткие требования ордена. Новые члены ордена быстро оказались в большинстве и начали оттеснять от руководства первых францисканцев.

При такой расстановке сил основатели организации миноритов не имели возможности как следует разъяснить учение Франциска всем вновь прибывшим, и новые члены ордена понимали его по-своему. Это привело к искажению первоначальных идеалов учения Франциска и смягчению требований, предъявляемых к членам ордена.

Большинство новых братьев приветствовало всевозможные уступки и послабления. Они не могли и не хотели понять; что строгость устава и нищета основы францисканского ордена, без которых он станет практически неотличимым от прочих монашеских организаций.

Внутри ордена наметился раскол — появилось новое течение, которое возглавили достаточно образованные клирики. Церковнослужителей всю жизнь учили понимать Евангелие в переносном смысле, поэтому буквальное следование заветам Христа для них казалось не обязательным.

Представители духовенства считали, что важнейшей задачей францисканцев является противостояние различным ересям и повышение авторитета католической церкви. Клирики полагали, что хорошему проповеднику требуется не только вдохновение, но соответствующее образование и умение вести дискуссии на религиозные темы.

Франциск, привыкший воздействовать на людей только энтузиазмом, считал, что не подкрепленная искренней верой образованность может принести только вред. Однако новые францисканцы не желали оставаться в ограниченных рамках проповеди покаяния и стремились расширить сферу влияния. С тех пор как минориты проникли в такие крупные культурные центры, как Париж, первых францисканцев начали постепенно отстранять от проповеднической деятельности.

Противоречия между старым и новым течением в ордене оказались неразрешимыми. Основатели не могли принять новых порядков, а новые братья — вернуться к старым.

Большая часть членов ордена поддерживала ученых клириков, потому что они ратовали за введение более мягких правил и выступали за переход к оседлому образу жизни. Сторонники смягчения устава пользовались поддержкой церковных властей.

Новый францисканский устав — основной документ, регулирующий жизнь ордена, — был утвержден в 1221 году, а в 1228, вопреки завещанию Франциска, Папа Римский заменил существующий устав на другой, менее строгий. Начиная с Григория IX, Папы меняли правила францисканского ордена, стараясь укрепить свою власть над ним.

Новые францисканцы считали, что без развитой системы образования орден не сможет успешно развиваться. Поэтому требовались школы, для их организации которых нужны были денежные средства и оседлый образ жизни.

Франциск не мог спокойно относиться к подобным переменам. Не имея сил исправить создавшееся положение, он отошел от руководства, которое взяли в свои руки министры, назначаемые церковью. Основатель ордена сделался рядовым членом францисканской общины и вместе с небольшой группой верных сторонников стал жить по первоначальному варианту устава.

Однако все попытки личным примером наставить на путь истинный братство миноритов не имели успеха.

Никто из новых членов общины не желал выполнять строгие и жесткие правила, установленные орденом.

Франциску было больно наблюдать, как созданная им община превращается в монашеский орден в традиционном смысле этого понятия. Францисканцы стали занимать церковные должности, у них появилась собственность и материальные интересы. Основатель ордена все чаще уединялся и, как раньше, в одиночестве бродил по окрестностям Ассизи. Постоянные посты, пренебрежение ко всяким удобствам не могли не сказаться на его здоровье. Он стал часто болеть, но не желал изменить образ жизни. В 1224 году ежедневные молитвы и религиозный экстаз вызвали у Франциска появление стигматов — незаживающих язв на тех местах, где предположительно находились раны распятого Христа. В 1226 году после продолжительной болезни Франциск умер.

После смерти основателя ордена в Ассизи, над его могилой, был выстроен первый францисканский храм в готическом стиле. Через два года после смерти Франциск был канонизирован Папой Григорием IX. Появилось множество рассказов и легенд о жизни основателя ордена, которые вошли в сборник «Цветочки».

Старые сподвижники Франциска всегда оставались в меньшинстве, хотя и у них прибавлялись сторонники; с каждым годом все непримиримее становились противоречия в руководстве ордена. Братья, оставшиеся верными заветам Франциска, стали подвергаться гонениям после того, как во главе ордена встал Илья Кортонский.

Хотя все владения францисканцев формально находились в собственности католической церкви, обет нищеты фактически был нарушен. У ордена не было, как у других, обширных земельных угодий, однако размеры движимого имущества существенно увеличились; доходы от пожертвований, по-прежнему именуемые милостыней, значительно возросли. Основа апостольского идеала — бродячая жизнь — подверглась ограничениям.

Таким образом, от первоначальной простоты и чистоты францисканского ордена сохранилась только видимость. Перемены, произошедшие во внутреннем устройстве, замечали далеко не все — мало кто из простых людей и даже из самих членов ордена понимал, насколько велика разница между старыми и новыми порядками.

С каждым годом внутри ордена нарастали противоречия. Ревнители чистоты учения Франциска — зилоты — противостояли ученому клиру. В свою очередь, эти два направления боролись против сторонников неограниченного смягчения францисканских правил.

В 1247 году генеральным министром францисканского ордена стал Иоанн Пармский, сторонник зилотов. Прежде чем занять этот пост, он учился в Париже, где познакомился с трудами популярного в среде ревнителей учения Франциска Иоахима Флорийского (Иоахима дель Фьоре). В результате этого в среде зилотов появился и распространился особый вид псевдоиоахимовской литературы, которая предсказывала приближение падения церкви и наступление Царства Святого Духа. Франциску при этом отводилась важнейшая роль преемника Христа.

Иоахиты обличали недостатки церкви, корысть и стяжательство ее служителей, указывали на пап как на извратителей учения Франциска. Церковь не оставалась в долгу — преследовала иоахитов и оказывала еще большую поддержку правлению ордена. Написанный францисканцем Герардином трактат «Введение в вечное Евангелие», где произведения Иоахима толковались в свете учения зилотов, был сожжен, а его автора отправили в тюрьму до конца жизни.

К концу XIII века во францисканском ордене окончательно оформляется течение спиритуалов, противостоящее большинству — конвентуалам. Спиритуалами, то есть духовными людьми стали называться иоахиты, несмотря на то что сами они давно не выполняли многих заветов Франциска: жили на одном месте, владели имуществом, занимались научной работой. Тем не менее иоахиты свято отстаивали свои идеалы.

В Южной Франции главным представителем спиритуалов в конце XIII века был Петр Оливи, в Марке Анконской ими руководили Анджело Кларено и Либерал, в Северной Италии и Тоскане предводителем спиритуалов был Убертино да Казале.

Группа спиритуалов Марки Анконской сумела отделиться от ордена, приняв имя «бедных еремитов Целестина» по имени Папы Целестина V, который покровительствовал им. После смерти Целестина его преемник Бонифаций VIII запретил это братство и спиритуалы вынуждены были вернуться в орден францисканцев.

Петр Оливи не стремился порывать с церковью, толкуя теорию Иоахима не так, как радикальные иоахиты, — он считал, что переход к Царству Святого Духа не будет осуждением церкви, а естественным ее развитием. Последователи же Петра Оливи находились на более резких по отношению к церкви позициях, чем он, и не прочь были отделиться от францисканцев.

Самое радикальное направление представлял Убертино да Казале, который считал пап слугами Антихриста из-за того, что они изменили заветам Франциска. Он обличал недостатки современной ему церкви и осуждал конвентуалов за нарушение обета нищеты.

Огромное сходство со спиритуалами было у сторонников различных движений за пределами францисканского ордена. Герардо Сегарелли в 1260 году организовал орден апостольских братьев, которые проповедовали на улицах Пармы и просили милостыню. Церковь отнеслась к этому ордену очень отрицательно и упразднила его в 1285 году. В 1300 году Герардо Сегарелли сожгли на костре.

Уцелевшие апостольские братья собрались вокруг Дольчино, который выражал не только религиозные, но и социальные устремления народа. Это революционное движение также потерпело фиаско, а в 1307 году Дольчино повторил судьбу Сегарелли — был сожжен.

Во Франции и Германии также возникли группы еретиков — фратичеллы, бегины и бегарды, часть из которых вышла из францисканских терциариев. Они были очень близки по духу спиритуалам и терпели за это гонения от церковных властей.

Между двумя течениями в ордене францисканцев — спиритуалами и конвентуалами — все время возникали распри и споры. Папа Климент V выпустил специальную декларацию, чтобы восстановить единство ордена, но успеха не добился. Иоанн XXII пошел другим путем. Он издал официальное постановление, в котором заявил, что Иисус Христос и апостолы собственностью владели, и, следовательно, стремление к нищете нельзя оправдывать их примером. Каждого, кто не соглашался с этим утверждением, Иоанн XXII объявлял еретиком.

В 1323 году Иоанн XXII передал все имущество, которое прежде находилось только в пользовании францисканцев, в их полную собственность. Спиритуалы стали подвергаться преследованиям как еретики, некоторые из них за отрицание права папы изменять францисканский устав были сожжены в Марселе.

Действия Иоанна привели к расколу ордена на две части — большая часть францисканцев отошла от папы и стала искать защиты у императора Людовика Баварского. Передача имуществу в собственность означала для миноритов потерю прочных связей с церковью и ее покровительственного отношения, но это было не самым главным. Став собственником, орден должен был поставить крест на своей, пусть давно формальной, нищете. Для францисканцев это было неприемлемо, и они долго вели борьбу с Римом.

В таком положении орден оставался до конца XV века, когда буллу Иоанна XXII отменили и францисканцы вновь оказались под покровительством папы. На Констанцском соборе церковные власти вынуждены были для прекращения раздоров в ордене определить особое устройство для сторонников строгого следования учению святого Франциска — обсервантов. В 1517 году обсерванты полностью отделились от конвентуалов и организовали собственный орден, из которого в 1529 году, в разгар Реформации, выделились капуцины и алькантарские францисканцы, соблюдающие наиболее строгие уставы.

Многие монашеские ордена в период Реформации были вынуждены реорганизовываться, так как не могли справиться с возрастающей конкуренцией протестантов. Капуцины начали свою деятельность в Италии и постепенно распространились по многим странам Европы. Они проповедовали среди простого народа и во многом следовали заветам Франциска. Капуцины завоевали большую популярность; благодаря им католическая церковь смогла сохранить свое влияние на широкие массы народа.

Кроме францисканцев, которые принесли монашеские обеты, существовали и такие, которые продолжали жить в миру, заниматься своим делом и иметь семьи.

Они назывались терциариями и давали обет выполнять только некоторые обязательства религиозного свойства; к терциариям относили и женщин.

Организация францисканских терциариев была узаконена буллой Папы Николая IV в 1289 году. Количество членов, состоящих в организации при ордене францисканцев, в несколько раз превышало число самих монахов.

Объединения мирян существовали у многих монашеских орденов. Терциарии при францисканском ордене должны были регулярно читать молитвы, соблюдать посты и посещать церковь. В их обязанности входила помощь собратьям по ордену и всем бедным. Терциариям запрещалось служить в любых войсках, приносить клятвы, без которых можно обойтись, обманывать или клеветать и вести чересчур роскошную и веселую жизнь.

Каждый месяц члены организации собирались в церкви на мессу, по окончании которой им читал проповедь кто-то из монахов-францисканцев. У терциариев существовали должности руководителей, которых каждый год переизбирали, и общий денежный фонд, куда платили взносы все члены.

Если кто-то из терциариев заболевал, его собратья по очереди приходили проведать его, умершим организовывали похороны и заупокойные службы на общие деньги. Терциарии оказывали друг другу не только материальную, но и моральную поддержку, возносили молитвы за каждого из братьев.

Сначала организация терциариев находилась в ведении епископов, но со временем она была передана в полное распоряжение ордена францисканцев. Часто власти городов и деревень, в которых проживали члены организации, выражали недовольство тем, что терциарии не выполняют некоторых гражданских обязанностей, запрещенных им уставом, но папы направляли всю свою власть на то, чтобы уладить конфликты в пользу братства.

Для того чтобы вступить в организацию терциариев, не требовалось отказываться от собственности, следовало лишь помириться с врагами и все имущество, приобретенное неправедным путем, возвратить владельцам или раздать бедным. Женщинам для вступления в организацию требовалось разрешение от отца или мужа.

В конце XIII века у терциариев появились новые задачи. Теперь, кроме соблюдения всевозможных религиозных обязанностей, им было предписано всеми силами ограждать церковь от влияния ересей и каких-либо посягательств на ее права от светских властей.

В среде терциариев были широко распространены идеи спиритуалов, которые приобретали здесь самый радикальный характер. Многие терциарии в борьбе за чистоту учения Франциска организовывали еретические движения.

В братство терциариев в свое время входили многие известные люди: Христофор Колумб, Рафаэль Санти, Микеланджело Буонаротти, Елизавета Венгерская, Людовик Святой, Алессандро Вольта, Луиджи Гальвани и другие.

С 1257 года францисканцам было разрешено преподавать в университетах, и они, наряду с доминиканцами — своими вечными соперниками в области образования — достигли в науке и схоластической философии значительных успехов.

Орден францисканцев и организация терциариев при нем дали миру множество известных схоластических философов и ученых. Среди них можно выделить Роджера Бэкона (ок. 1214–1294), Уильяма Оккама (ок. 1285–1349), Дунса Скота (1270–1308) и генерала Бонавентуру (1221–1274).

Роджер Бэкон был разносторонне образованным человеком, имел обширные знания в математике, географии, физике и восточных языках. Но несмотря на широту взглядов, которая отличала его от других средневековых схоластов, он не оказал значительного влияния на современную науку из-за недоверчивого отношения к нему других философов.

Уильям Оккам входил в число наиболее выдающихся схоластов Средневековья, принимал деятельное участие в противостоянии францисканского ордена Риму во время раскола. Он был автором многих политических трактатов, где поднимал вопросы о разнице между светской и церковной властью.

Дунс Скот был одним из главных идеологических противников Фомы Аквинского, взгляды которого пользовались большой популярностью в доминиканском ордене. Учение Дунса Скота о свободе воли и о том, что бытие и сущность совпадают, нашло многих сторонников среди францисканцев.

Джованни Фиданца, или Бонавентура — глава ордена францисканцев, обладавший огромным авторитетом, — был причислен в XV веке к лику святых. Он являлся поклонником идей святого Августина и ярым противником Роджера Бэкона. Бонавентура считается одним из самых значительных церковных философов.

Францисканцы принимали активное участие в миссионерской деятельности, начало которой положил святой Франциск, — уже в конце XIII века один из францисканцев, Иоанн Монтекорвино, прибыл в Китай и основал там отделение ордена; примерно в то же время францисканцы посетили земли татар, славян и других народов.

Многие талантливые и образованные члены ордена помогали папам в достижении разных политических целей. Папа Римский Урбан IV в 1263 году отправил в Константинополь посольство из шести францисканцев с целью добиться примирения восточной и западной церквей, Григорий X также посылал в Византию в качестве своих представителей францисканских монахов — Раймунда Беренгария, Иеронима Эскудского, Бонавентуру и Бонифация. При Папах Иоанне XXI и Николае III послы-францисканцы продолжали свою деятельность в Константинополе.

Наряду с доминиканцами, францисканцы занимались делами инквизиции. В последнее десятилетие XIII века члены францисканского ордена были освобождены из-под юрисдикции местных епископов Папой Бонифацием VIII.

Они стали подсудны только собственным министрам и генералу. Таким образом папы превратили монахов в верных воинов, стоящих на защите Рима. Григорий IX в 1241 году разрешил братьям пользоваться покровительством и защитой людей, отлученных от церкви. Это разрешение давало возможность францисканцам жить в областях, не подвластных Папе Римскому, и беспрепятственно шпионить в пользу церкви.

Францисканцы приобрели большое могущество и стали участвовать в различных интригах, затеваемых папами против светских правителей. В этом им помогало то, что они были невероятно популярны среди народа и убеждены в правоте своего дела. Францисканцы по приказанию папы поддерживали или, наоборот, старались уничтожить неугодного Риму монарха, занимались розыском еретиков, торговали индульгенциями.

Члены доминиканского и францисканского орденов путешествовали из города в город и собирали свидетельские показания, позволяющие выявлять несогласных с церковными догматами и предавать их суду. Францисканские инквизиторы действовали в центральной части Италии, Провансе, Венсенне, Арле, Богемии и Далмации, иногда объединяясь с доминиканцами. Представители этих нищенствующих орденов казались папам наиболее подходящими для уничтожения несогласных с официальной церковью, так как не имели материальных и личных выгод от ареста подозреваемых.

Долгое время орден францисканцев оставался одним из наиболее влиятельных и многочисленных, но с конца XVIII века во многих государствах мира стали происходить перемены, отрицательно сказавшиеся на всех монашеских орденах.

В результате реформ Иосифа II, Великой французской революции, государственных преобразований Наполеона, сопровождавшихся секуляризацией церковных владений, численность членов францисканского ордена значительно сократилась. После реставрации монархии во Франции некоторая часть отобранного у орденов имущества была им возвращена, но прежнее могущество уже не восстановилось.

В XIX веке по всей Западной Европе прокатилась волна революций, итогом которых стала смена государственного строя многих стран. Франция превратилась в республику, Италия и Германия стали едиными государствами, в Южной Америке возникли самостоятельные государства республиканского типа. Эти перемены значительно уменьшили влияние францисканского ордена. Большинство францисканских монахов переселились в США и Англию.

На ослабление францисканского ордена повлияли не только политические события. Наступила другая эпоха, и религия уже не имела первостепенного значения. С развитием промышленности и культуры у людей возникали другие интересы, постоянный страх наказания свыше, столь сильный во времена Средневековья, исчез. Теперь очень немногие для спасения души приносили монашеские обеты. В конце XVIII века общее число монахов-францисканцев составляло около 150 тыс. человек, к середине XIX века — не более 45 тыс. человек, а в конце XIX века монахов-францисканцев стало совсем мало — меньше 25 тыс. человек по всему миру. Орден францисканцев существует и по сей день, но теперь его деятельность касается только религиозной сферы.

Доминиканцы

Доминиканцы — это неофициальное название ордена проповедников-монахов, образовавшегося в тяжелую пору Альбигойских войн. Его утвердил Папа Гонорий III в 1216 году. Орден стал самым могущественным из всех существовавших в то время.

В 1232 году глава католической церкви передал монахам ордена право вести Божественный суд, сделав их инквизиторами. Средневековые острословы называли их по сходности звучания псами Господними (Domini canes).

Доминиканцы не возражали против такого имени. Герб братьев представляет собой голову овчарки с зажатым в зубах факелом. Ревностно соблюдая Закон Божий и оберегая интересы папы, они отправили на костер огромное количество людей.

Казнили в основном тех, кто был виновен в независимости взглядов или странном поведении. Впрочем, сами доминиканцы не очень охотно вспоминали подобную практику ордена. Братья предпочитали проповедовать, причем таким образом, чтобы проповедь была понятна жителям данной местности, и для этого использовали родной народу язык, будь это даже китайский или монгольский.

Доминиканец.

Основатель ордена Доминик де Гусман до 30 лет ничем особенным не отличался от других сыновей кастильских дворян того времени. Он смиренно удалился в монастырь, где изучал богословие. Но, видимо, что-то переменилось в его мировоззрении, так как он внезапно покинул стены обители, будучи прекрасно подготовленным богословом и профессиональным аналитиком.

В 1219 году святой Доминик создал женскую организацию доминиканцев для представительниц аристократических семей, а вскоре после этого и орден рыцарей Христа, в который могли входить миряне. Но от них требовали строгого соблюдения обетов ордена.

Доминиканцы полнее других следовали основному своему идеалу — бедности. Так как «псы Господни» появились позже других нищенствующих орденов, то они смогли взять на вооружение уже существующий образец организации. Например, пристанища для своих бродячих проповедников они начали строить с момента образования ордена, а не по мере необходимости, как это делали до них.

Еретики представлялись доминиканцам самым большим злом, хищниками и волками, с которыми они, как псы, повсеместно боролись, истребляя всех инакомыслящих (действительно, если есть овцы и пастыри, то должны быть волки и собаки). Они смогли увлечь этой войной и другие религиозные концессии, и вскоре вся Европа по милости доминиканцев запылала огнями аутодафе.

Для того чтобы наставлять христиан на путь истинный, доминиканцы подавали во всем личный пример, а чтобы знать, о чем думают люди, ими было введено и повсеместно распространено таинство исповеди.

В связи с тем что монахам этого ордена Папой Римским была доверена инквизиция, они активно обучали своих братьев, чтобы те могли быть Божьими судьями и блюсти его закон. И по сей день доминиканцы остаются практически самым образованным объединением нищенствующих монахов.

Доминиканцы не обладали богатством и землями, зато они были ближе всего к простому народу, и их осведомленность была всеохватывающей.

«Псы Господни» без зазрения совести переманивали людей у других орденов, вторгаясь на территории чужих аббатств, становились епископами, кардиналами и папами, учителями и профессорами, сами канонизировали своих святых.

Доминиканцы были везде, формировали общественное мнение и политику. За ними стоял опыт создания предшествующих орденов, основатели которых так подняли планку твердости, что у их последователей держать ее просто не хватало сил, и орден со временем приходил в упадок. Доминиканцы же с самого начала существенно снизили степень своей отрешенности от мира и тем смогли спасти себя в будущем от подобного кризиса.

Рясы доминиканцев черного цвета, а капюшон и пелерина — белого. Сами себя они сравнивают с Христовыми ласточками, несущими Его слово и дело. Монахам этого ордена удалось совместить то, что не могли совместить другие: одновременно являясь священниками, они работали во всех отраслях промышленности, а также занимались научной деятельностью. В 1941 году молодой священник стал портовым рабочим, открыв новую эпоху развития ордена.

В Париже есть два общежития доминиканцев: одно на улице Фобур-Сент-Онорэ, а другое в переулке Гласьер, которое представляет собой здание бывшей больницы.

Завтрак доминиканцев начинается в половине первого, монахи строятся парами, ждут ударов колокола, быстро молятся и заходят в трапезную, помня о словах Христа «последние станут первыми»: на первые места садятся те, кто стоял дальше всех от двери, а первые садятся после всех. Всем прислуживают молодые монахи, которые обязаны следить за тем, чтобы их подопечные ни в чем не нуждались. Братья никогда ничего не просят для себя, однако могут просить за других. Рассказывают об одном случае, когда в чашку одного монаха попало насекомое, и для того, чтобы заменили еду, он был вынужден сказать: «У моего брата такого нет». Молодой монах, конечно, не стал так несправедливо выделять одного брата из числа остальных и заменил кушанье.

Монахи едят из железных тарелок, а вино, сидр или пиво пьют из простых кружек; рассаживаются таким образом, что их, надвинувших капюшоны на глаза, можно принять за участников Тайной Вечери.

Во время завтрака монахам читают что-либо важное и поучительное, затем в течение получаса братья проводят в библиотеке, общаясь за чашкой кофе. После этого все расходятся по своим рабочим местам: в школы, университеты, на стройки, в пекарни, редакции газет или в порт. Доминиканцы, следуя завещанным им традициям, как бы врастают в общество; они практически везде, за всем наблюдают, поставляя свежую информацию для ордена.

Последователи святого Доминика не останавливаются в своей проповеднической деятельности ни перед чем. Их излюбленный способ при вербовке новых братьев — это действовать группами по 3–5 человек, завлекая случайного и любопытного человека в богословский спор, где они сообща доказывают свою правоту, подкрепляя слова цитатами из Священного Писания, которое чаще всего знают наизусть. Таким образом очень легко доказать человеку, что его жизнь неправедна и ему следует вступить в орден доминиканцев.

Члены организации много времени проводят в библиотеках, помня о том, что мудрость следует искать везде. Нет других орденов, монахи которых так хорошо разбирались бы в политике, истории, в традициях и вере других религий, даже сект и еретиков. Они всюду находят только подтверждение истинности своей веры.

Доминиканцы выпускают свои журналы и газеты. «Кэнзэн», «Ви католик», «Фэт э сэзон», «Ви энтеллектуаль», «Ви спиритюэль» — вот только малая часть названий печатных органов братьев. Все они существуют на пожертвования общественных и частных организаций, поскольку самим монахам ничего не принадлежит.

Доминиканцев готовят около семи лет в Риме («Ангеликум»), Франции («Со-шуар») и Швейцарии («Фрибург»). Разумеется, сложность этого процесса и высокие требования к интеллектуальному уровню отпугивает многих потенциальных неофитов, поэтому численность существующего сейчас ордена невысока: около 10 тысяч монахов по всему миру, из них одна тысяча в Париже.

Без сомнения, самым выдающимся доминиканцем был Фома, прозванный Аквинским. За свою жизнь им было написано огромное количество (несколько сотен только объемных трудов!) теологических произведений, причем не только философских, но и лирических — таких, как «Служба Святых Даров». Папа заказал эту работу святому Бонавентуре и святому Фоме одновременно, но состязания не получилось. После того как собравшиеся выслушали произведение Фомы, Бонавентура просто разорвал пополам свой текст.

Известно, что главный идеолог доминиканцев — Фома Аквинский — окончил Парижский университет, обладал от природы тучным телом и смиренным, задумчивым нравом. Острословы прозвали его немым (молчаливым) быком. Молодой Фома на занятиях не показывал ни малейших признаков понимания, так что один его товарищ даже сжалился над ним и сам вызвался объяснять ему богословие до тех пор, пока однажды не признался Фоме в непонимании какого-то сложнейшего вопроса; тогда его ученик с тем же отстраненным выражением лица моментально объяснил своему ошеломленному учителю сущность затруднения, после чего уже никто не брался ему помогать.

В философских и теологических спорах ему не было равных; одной своей репликой он объяснял то, что другим людям не под. силу было бы понять за всю жизнь. Рассказывают, что, так как он был очень задумчив, над ним часто подшучивали другие монахи. Как-то один из остряков громко позвал его, заявив, что он видит летающего быка; когда Фома под всеобщий смех подошел к окну, до него дошел смысл высказывания и он ответил: «Лучше я поверю в то, что бык может летать, чем в то, что мой брат монах может обманывать».

Фома постоянно был увлечен какой-либо мыслью и очень часто забывался настолько, что мог нарушить этикет. Рассказывают, что однажды, будучи приглашенным к столу французского короля Людовика Святого он, по своему обыкновению, сидел, глубоко задумавшись, и вдруг неожиданно вскочил, ударил кулаком по столу и громко закричал: «Теперь я знаю, как покончить с манихейцами!»

Фома был седьмым сыном графа Ландульфа, знатного феодала, состоявшего в родстве с королями и императорами. В отличие от своих братьев Фома не испытывал пристрастия к рыцарским занятиям, и всем окружающим было ясно, что меч и доспехи не украсят этого спокойного и тучного человека. Родственники свыклись с мыслью, что он станет монахом; отец собирался подыскать сыну достойное знатности его рода место в одной из бенедиктинских обителей. Но Фома сразил его наповал, приняв решение вступить в орден доминиканцев.

Стремление Фомы влиться в ряды нищенствующих монахов вызвало сильнейшее противодействие со стороны всей его родни. Влиятельные родственники вовлекли в конфликт даже папу, выторговав у него право для знатного отпрыска носить доминиканское одеяние в бенедиктинском монастыре и надеясь такой уступкой сломить упорство будущего монаха. Но Фома не пошел на компромисс, ответив, что будет нищим не на карнавале, а в нищенствующем ордене.

Руководство доминиканского ордена направило нового брата вместе с другими монахами в Париж. Но Фома не ушел далеко: поблизости от Рима на нищих странников напали рыцари. Это были братья д’Аквино, желавшие вернуть заблудшего родственника в родовой замок. Связанного, его доставили домой и заточили в башне.

Узник принял свое заточение со смирением, комната в башне ничуть не хуже подходила для размышлений, чем монастырская келья. Только однажды его спокойствие было нарушено. За всю свою жизнь (а прожил он 49 лет) Фома рассердился всего два раза, из-за чего, впрочем, всегда очень печалился. В первый раз он испытал гнев во время пребывания под домашним арестом. Родственники пытались заставить его обратить внимание на земную жизнь или как-нибудь совратить упорного монаха и для этого, что было в обычаях того времени, привели к нему проститутку. Фома с негодованием отверг ее услуги. Он выхватил горящую головню из очага и, размахивая брызжущими искрами углем, изгнал блудницу из своей комнаты, после чего захлопнул дверь и изнутри начертил на ней головешкой крест, как бы закрыв свою обитель от проникновения греха.

Родственники поняли, что их усилия тщетны. По некоторым сведениям, Фоме помогли бежать из заточения сестры, вставшие на его сторону. Они дали ему веревку, по которой он спустился из окна башни.

Во второй раз Фома испытал чувство гнева уже в зрелом возрасте: богослов разозлился на своего оппонента Сигера Брабантского, по-своему интерпретировавшего учение Аристотеля. Этот философ создал теорию двух истин, одна из которых теологическая а другая — философская. Теологическая истина — это истина церкви, веры и откровения, и, не теряя своей истинности, она может кардинально отличаться от истины, постигаемой философом в размышлениях. Учение Сигера имело формальное сходство с учением Фомы, усматривавшего возможность постижения единой истины двумя путями: теологическим и философским. Именно эта обманчивая схожесть, способная увлечь непосвященного на ложный путь разорванной надвое истины, рассердила святою, обычно сохранявшего хладнокровие и отрешенность в самых жарких спорах.

Святой и на этот раз доказал свою правоту, но то был последний спор Фомы, после чего он резко охладел к интеллектуальным битвам, пожелав покоя и уединения. Однако Рим приказал ему отправляться в Лион, на церковный Собор, где проходили переговоры о возможном воссоединении римской и византийской церквей.

Видимо, в это время мыслитель достиг такого этапа своего духовного развития, на котором полностью погрузился в себя, окончательно отстранившись от мирской суеты. Друг Фомы монах Регинальд просил его вернуться к богословским спорам и написанию трактатов, но святой ответил, что не может больше писать, так как видел то, перед чем все его писания как солома.

Подчинившись приказу участвовать в Лионском соборе, Фома отправился в путь, но по дороге его свалила смертельная болезнь. Исповедавшись и приняв причастие, святой умер.

Произведения Фомы Аквинского весьма характерны для своего времени. В них холодная подчеркнутая отстраненность от мира сочетается с яростной защитой всех Божественных идеалов.

У Аристотеля и Фомы Аквинского общее то, что их философия, по выражению Бергсона, была «естественной философией человеческого ума». Действительно, в своих трудах святой использовал любое учение (и аристотелевское в том числе), которое подтверждало правоту его идей.

Кроме этого, Фома Аквинский прославился пятью доказательствами существования Бога. За основу он взял слова апостола Павла: «Сила и невидимые совершенства Божии становятся видимыми разуму через его творения». Следовательно для постижения Бога необходимо постигать и его творения, так как разум всегда сможет сказать про себя то, что сказал о себе Господь: «Я есть».

Весьма интересным произведением является «Сумма Теологика», в которой Фома Аквинский дает наставления начинающим схоластам. Этот труд состоит из двухсот собранных вместе вопросов, к каждому из которых подобраны возражения, решения и ответы.

Мысли Фомы Аквинского преобразовали католическое богословие. Философ-монах сказал новое слово в теологии, занявшись поиском истины в чувственно воспринимаемом мире и уповая на разум. Фома был не исступленным мистиком, а рационально мыслящим ученым, не отрицавшим в то же время истину, данную в откровении и непостижимую с помощью логики.

В 1879 году томизм — философская система Фомы Аквинского — был признан в энциклике Папы Льва XIII официальной философией Римско-католической церкви и провозглашен вечной философией (philosophia perennis).

Своей целью Фома Аквинский считал возвещение правды о Святом Писаний в его строгой форме. Он отмечал, что постижение Бога человеческим разумом невозможно. Это обстоятельство значительно усложняло задачу поиска истины. Святой Фома утверждал, что людской разум способен понять лишь некоторые части вероучения, но отнюдь не все. Зато посредством ума можно убедить язычников в истинности Святого Писания.

При помощи разума возможно доказательство существования души и Бога. Доказательство троичности Божьей и Последнего суда более проблематично. Лишь часть данных христианского учения доступна пониманию посредством разумной логики. Неподдающиеся объяснению концепции содержатся в четвертой книге святого Фомы. В ней находится огромное количество ссылок на Откровение. В остальных книгах приводятся лишь сведения, которые могут быть обоснованы разумом.

Следует отметить, что любые религиозные доктрины и идеи, обоснованные логически, могут быть осознаны и посредством веры. Сложные доказательства и размышления доступны лишь людям с очень высоким интеллектуальным уровнем. Среднему человеку религия становится понятной и близкой только благодаря силе веры.

Некоторые ученые утверждали, что доказательства Божественной сущности приобретаются только через чувственное познание. Святой Фома не соглашался с этим мнением, называя его абсурдным. Автор говорил о своей солидарности в вопросах Божественной сущности с Аристотелем. В качестве доказательства существования Господа он взял довод о «неподвижном двигателе».

В отличие от античного философа святой Фома из аргумента Перводвигателя выводил бытие Единого Бога, в то время как Аристотель таким методом доказывал существование большого количества богов (около 55). Фома Аквинский предложил следующее обоснование своей версии. Он считал, что все вещи в мире можно разделить на две обособленные группы. К первой Фома отнес движущиеся сами по себе предметы, а ко второй — те, что движимы вещами первой группы.

По мнению святого Фомы, непрерывный, вечный путь от высшего к низшему невозможен. Следовательно, в некоторой точке должна находится первичная сила, которая сама недвижима. Согласно данной теории, эта сила и есть Бог. Таким образом, Фома Аквинский не признавал теорию непрерывности и бесконечности движения.

В книге «Summa Theologica» содержится пять доводов в пользу существования Бога. Первым из них является факт существования неподвижного двигателя, вторым — доказательство первого довода через несуществование бесконечного регресса; третье доказательство — необходимость существования конечного пункта оттолкновения.

Следующим аргументом Фома Аквинский считал наличие в мире абсолютного совершенства, которое является неким источником для самых разных степеней мирского совершенства. Пятым доказательством выступает тот факт, что все в мире имеет свою цель, которая была кем-то задана. Этот кто-то и есть Высший разум — Бог.

Божественная сущность вечна, так как она неподвижна. Бог является олицетворением огромной активной энергии, которая делает его нетленным. Божественное существо не имеет тела, потому что последнее должно состоять из частей, а сущность Господа настолько проста, что не может быть расчленена на составляющие.

Первым рассмотрению подвергается вопрос о существовании Бога. Большинство людей не ставило в то время данный факт под сомнение, считая его бесспорной истиной. Но это утверждение могло иметь основания, если бы люди имели представление о Божественной сущности. Достаточных знаний об этом человечество так и не накопило, поэтому вывести доказательство существования Бога из его сущности невозможно, а следовательно, нельзя основываться в этом вопросе на учении о всеобщих принципах бытия.

Богом можно назвать саму сущность. Если бы это было не так, то он состоял бы из двух составляющих — сущности и существования. Эти два слагаемых образуют целое и являются идентичными друг другу. В Боге нет ничего случайного, преходящего или несущественного. В нем нельзя обнаружить никаких выделяющихся, специфических черт.

Бог не имеет определенного рода, а потому не может иметь конкретного определения. Он как бы являет собой идеальное сочетание всех родов. При сравнении Бога с материальным миром следует отметить, что не он сходен с вещами, а они подобны ему. Божественная сущность есть интеллект. При помощи него Бог познает и создает мир. Бог является олицетворением любви и добра.

По мнению святого, интеллект Бога не имеет сложного устройства. Но, несмотря на это, он способен узнать сущность вещей. Материальные предметы не существуют отдельно от Бога, они не самостоятельны. Форма вещи познается лишь в ее взаимодействии с материей. Божественный интеллект способен понять не только современный мир, но и историю вещей с момента его сотворения. Божественный разум столь велик, что способен посредством интеллектуальной интуиции познать сущность всех вещей, существующих в мире. Лишь Божественное слово может дать четкое определение всему материальному.

Каждая сущая форма являет в себе нечто положительное. Но при сравнении ее с Богом обнаруживаются различия отрицательного характера. Так, если провести сравнительный анализ различных жизненных форм и Божественной сущности, то можно выделить некоторые различия. Растения обладают жизненной энергией, подобно Богу, но они обделены всякого рода способностями к познанию. Животное, хотя и имеет знания, но не способно разумно мыслить.

В Божественной сущности сосредоточена сама истина. Познание Бога носит логический, опосредованный и рассудочный характер. В нем нет места интуиции и чувственности. Довольно длительное время идут споры о пути познания мира Богом. Некоторые полагают, что Божественный разум способен иметь знание обо всех вещах. Другие придерживаются мнения, что интеллект Господа познает лишь всеобщие истины.

Святой Фома выдвинул семь доводов в пользу последнего тезиса, но затем сам же их и опроверг. Он говорил, что, во-первых, все в природе имеет материальную основу, а потому познание ее чем-либо нематериальным невозможно. Во-вторых, все материальное не вечно, тленно, а следовательно, познать его способно лишь такое же невечное существо.

Еще одним доводом Фомы была незначительность существования случайных вещей. По его мнению, в этом случае о них не может иметься абсолютного знания. Самое точное сведение о случайных вещах — это факт их существования. Не менее веским аргументом стало существование случайных вещей, образованных посредством человеческой воли. Следовательно, только самому человеку может быть известна истина о существовании таких предметов.

Пятым доводом святой считал тот факт, что бесконечное постигнуть невозможно. Число вещей в мире безмерно, а следовательно, не может быть постигнуто разумом. К тому же единичный предмет столь незначителен, что не заслуживает внимания Бога. И последним аргументом стало наличие зла в мире. По словам святого, Бог не знает зла, а значит, не способен понять сущность всех вещей.

Опровергая эту теорию, Фома Аквинский предполагал, что познание единичных вещей осуществляется через познание их причин. Он говорил о том, что Бог существует вне времени и пространства, а потому познает и видит вещи еще до их создания. Божественный разум, по его мнению, способен узнавать наши мысли и желания. Он знает бесконечное множество единичных предметов мира, просто нашему сознанию недоступно понимание этого факта.

Согласно теории Аквинского, Бог познает даже самые ничтожные мирские предметы. И это объясняется тем, что нет ничего абсолютно ничтожного. Во всяком предмете заключено нечто Божественное и возвышенное, достойное понимания и познания. Если бы это было неверно, то объектом Божественного познания стал бы сам Творец, так как никто и ничто в мире не было бы достойно его внимания.

Говоря о ничтожности предметов, Фома Аквинский представлял Вселенную как соединение мелких, незначительных частиц. Он рассматривает пространство как в высшей степени упорядоченную систему, которая не может быть познана отдельно от всех своих даже самых мельчайших частей.

Говоря о зле, мыслитель напоминал, что оно является противоположностью добра. А как известно, нельзя понять сущность какого-то явления, не зная его противоположности. Так, постигнуть великое знание Божественной доброты возможно лишь через узнавание зла.

Божественная сущность заключает в себе сосредоточение огромной силы воли. Внутри Бога содержится всеобъемлющая священная любовь. Он является олицетворением радости и восторженных эмоций. Бог не способен таить ненависть, он само счастье.

Рассматривая тему, посвященную области Божественного творчества, святой Фома размышляет о создании мира. Автор не согласен с древними науками, которые отрицают сотворение мира из ничего. Именно ничто приобрело форму в акте творения.

Далее святой рассматривает вопрос о наличии областей, неподвластных воле Божьей. Например, считает он, Господь не в силах изменить свою собственную сущность или создать свою копию. Фома Аквинский говорит о невозможности Бога умертвить самого себя или превратить ложь в правду. Святой утверждает, что даже Господь не в силах устранить прошлое. Творец не может стать грешником.

Большая часть второй книги святого Фомы посвящена обсуждению природы человеческой души. Автор говорил о том, что все разумные сущности не имеют материальной оболочки. В качестве примера он приводит бестелесные души ангелов. Человек представляет собой несколько другую сущность. В нем душа прекрасно сосуществует с телом. Она как бы пронизывает каждую его частичку, управляет человеческими деяниями. Людская душа, в отличие от своей телесной оболочки, обладает бессмертием.

По мнению святого Фомы, животные не могут обладать бессмертной душой, так как в состав их душ не входит разум, философ говорит, что душа не может передаваться по наследству, при зачатии новой человеческой жизни она творится заново.

Размышляя о сущности разума, Фома Аквинский затрагивает тему универсалий. Святой утверждает, что общность понятий не может существовать за пределами души. Понимая их, разум начинает работу над раскрытием смысла и сущности вещей, предметов, находящихся вне человеческой души.

В третьей книге святой Фома затрагивает вопросы этики и зла. По его словам зло не может быть преднамеренно, оно возникает по случайному стечению обстоятельств. Причем причина его появления кроется в добре. Все вещи являются Божественным подобием, которое находит свое завершение в Боге.

Святой Фома говорил о существовании Провидения, благодаря которому в нашем мире может существовать удача, свободная юля и счастье. Что касается зла, то ему тоже есть место в подлунном мире, но оно не первопричинно.

Рассуждая о существовании ангелов, Фома Аквинский утверждал, что каждый из них неповторим. То есть, не имея телесной оболочки, каждый из ангелов являет собой особый отдельный вид, качественно и функционально отличающийся от других.

Относительно человеческого счастья теолог говорил, что оно не является следствием приобретения власти и могущества, обладания материальными благами и почестями; нет его и в мирских плотских наслаждениях. Истинное счастье кроется в познании Бога. Многие люди полагают, что знают истину о Божественном через свою веру. Фома предупреждал, что наша встреча с Богом не может состояться в этом мире.

Лишь после смерти человек сможет приблизиться к Царству Божьему. Следует помнить, что лик Господа не будет увиден ни одной душой, так как Бог не имеет лица. Его можно воспринять лишь посредством Божественного света, который будет достигнут естественными силами души. И даже в этом случае образ Бога не будет просматриваться полностью. После явления такого видения человек приобретает вечную жизнь. Для него открываются двери в мир, где нет времени и пространства.

Августинцы

Традиционно докторами католической церкви принято считать четырех западноевропейских деятелей: святого Августина, святого Амвросия, святого Иеронима и Папу Григория Великого. Годы деятельности первых трех пришлись на промежуток времени от признания католической церкви в Римской империи до разгрома ее варварами, после чего европейская цивилизация вступила в период многовекового упадка.

Святой Иероним на десять лет пережил разграбление Рима готами Алариха. Благодаря деятельности святого западный мир получил латинскую Библию. Кроме этого, Иероним дал импульс становлению монашеского движения.

Амвросий сумел добиться больших успехов на государственной службе, однако предпочел религиозную деятельность, став епископом в Милане. По роду занятий он часто встречался с императорами, стараясь при этом вести себя с ними на равных.

Главной заслугой Амвросия является обоснование концепции взаимоотношений церкви и государства. Он считал, что церковь не должна зависеть от светского правительства. Теория, выдвинутая Амвросием, имела революционный характер для того времени.

Наиболее значительный вклад в обоснование многих религиозных доктрин христианской философии внес святой Августин. По сути, он разработал теологию церкви, многие доктрины которой через тысячелетие были заимствованы идеологами Реформации Лютером и Кальвином.

Святой Августин (354–430) родился в Африке, где и прожил большую часть своей жизни. Его мать была христианкой, в отличие от отца, который придерживался другой веры. Сам святой долгое время был сторонником манихейства, но затем отошел от него и принял католическую веру. Около 396 года Августин стал епископом Гиппона, расположенного неподалёку от Карфагена, и остался здесь до конца жизни.

Святой Августин написал книгу «Исповедь», в которой подробно рассказал о своем детстве и юности. В дальнейшем эта книга стала образцом для многих известных писателей, среди которых особо можно выделить Ж. Ж. Руссо и Л. Н. Толстого.

В юности святой Августин был человеком, далеким от образца добродетели, часто поддавался порывам страсти. Однако со временем в его мировоззрении произошли серьезные изменения, вследствие чего Августин осознал неправедность своей жизни и занялся поисками истины.

В «Исповеди» Августин повествует о том, как однажды, будучи ребенком, он вместе с товарищами сорвал несколько груш с дерева соседа. Больше всего святой раскаивался не в самом проступке, а в порочности собственных намерений. Дело в том, что груши, произраставшие в саду у родителей Августина, отличались лучшим качеством, чем соседские, к тому же мальчик совсем не был голоден. Перечисленные обстоятельства позволяли расценивать кражу как самоцель. На протяжении всей своей жизни Августин считал этот проступок проявлением невероятной порочности и часто молил Бога простить его.

Исходя из вышесказанного, кажется неудивительным, что целая глава книги святого посвящена доказательству того, что даже грудные младенцы погрязли в грехе, поддаваясь чревоугодию, ревности и т. д.

В своей «Исповеди» Августин рассказывает, как без особого труда, на коленях матери, он выучился латинскому языку, но возненавидел греческий, которому его пытались учить в школе, потому что «заставляли знать то суровыми угрозами, то наказаниями». На собственном примере святой показывает, что нельзя насильно заставлять маленького человека делать то, что ему не нравится. Необходимо вызвать у ребенка интерес к обучению, только тогда возможен положительный результат.

В возрасте шестнадцати лет Августин переехал в Карфаген, где его стали обуревать «пагубные страсти преступной любви». «Еще не предавался я этой любви, — пишет святой, — но и она уже гнездилась во мне, и я не любил открытых к тому путей. Я искал предметов любви, потому что любил любить; прямой и законный путь любви был мне противен… Животворное чувство любви я осквернял нечистотами похоти, к ясному блеску любви я примешивал адский огонь сладострастия». Такими словами Августин описывал свои отношения с любовницей, которая впоследствии родила ему сына.

Настало время, когда Августин решил, что ему пора жениться. Он обручился с девушкой, выбор которой одобрила мать, в результате чего связь с любовницей необходимо было прервать. «По удалении наложницы моей, — пишет Августин, — как главного препятствия к предстоящему супружеству, сердцу моему, свыкшемуся уже с ней и пристрастившемуся к преступной любви, нанесена была самая тяжелая и чувствительная рана. Моя заложница возвратилась в Африку (святой жил в это время в Милане), оставив мне сына, незаконно прижитого с нею, и тут же дала мне обет перед тобою, Господи, что она другого мужа познает». Но так как невеста Августина была слишком юной и брак не мог состояться раньше, чем через два года, молодой человек завел себе другую любовницу. Угрызения совести не давали Августану покоя, и он снова И снова молился Богу: «Даруй мне чистоту сердца и непорочность воздержания». В конце концов религиозные чувства одержали победу, и святой дал обет безбрачия.

На девятнадцатом году жизни, достигнув определенных знаний в риторике, Августин под влиянием Цицерона увлекся философией. Он пытался читать Библию, но решил, что ей не достает цицероновского духовного величия. В это же время святой стал членом манихейского общества, чем глубоко опечалил свою мать. Августин также занимался астрологией, но в более зрелом возрасте стал относиться к этой науке враждебно, так как, по его мнению, она учит, что «по указанию самого неба ты неизбежно должен грешить».

Причиной, побудившей Августина порвать связь с манихеями, стало разочарование святого в праведности их учения. Проанализировав основные принципы их идеологии, он обнаружил, что «несвязные и невежественные» манихейские вымыслы в корне расходятся с выводами астрономов и даже с рассуждениями философов.

В надежде разрешить сомнения Августина с ним встретился и побеседовал манихейский епископ Фавст. Но святой «прежде всего заметил, что этот человек не имеет познаний в свободных науках и почти не знаком с ними, за исключением грамматики, и то по заведенному уже и обычному порядку». Книги манихеев, как заявил епископу Августин, наполнены нелепыми баснями о небе и звездах, о Солнце и Луне. В ответ на речи святого Фавст откровенно сознался в своем невежестве.

Спустя некоторое время Августин решил переехать в Рим, потому что, как он говорил, труд учителя приносил здесь больше выгоды, да и обучать юношей было гораздо спокойнее. Дело в том, что в Карфагене школьники нередко учиняли беспорядки. Однако святой тогда еще не знал, что в Риме ученики обманным путем уклонялись от внесения платы за обучение.

В Риме Августин продолжал поддерживать связи с манихеями, хотя у него уже не было прежней уверенности в их правоте. Однако он по-прежнему соглашался с ними в том, что «когда мы грешим, то это не мы грешим, а грешит в нас… какая-то другая природа». Из этого высказывания следует, что еще до принятия Августином христианства мысли его были заняты проблемой греха.

Прожив год в Риме, святой переехал в Милан, где стал преподавать риторику. Здесь он встретил католика Амвросия, который своими речами склонил его к принятию католицизма. В Милане к Августину присоединилась мать, также способствуя его обращению (она была весьма ревностной католичкой). Приезд матери оказался как нельзя кстати, так как Амвросий был слишком занят, чтобы вести с Августином частные беседы, убеждая его в истинности католической веры.

В одной из глав «Исповеди» Августин сравнивает платоновскую философию с христианским учением. В результате Августин нашел в платонизме метафизическую доктрину логоса, но не сумел отыскать доктрины воплощения и человеческого спасения.

Полностью разорвав связь с манихеями, Августин нашел утешение в писаниях святого Павла. Наконец, после страстной внутренней борьбы святой в 386 году принял христианство, чем очень обрадовал мать.

В 388 году Августин возвратился в Африку, где прожил до конца своей жизни, полностью посвятив себя епископальным обязанностям и сочинению полемических произведений, направленных против различных еретиков — донатистов, манихеев, пелагиан.

Философские сочинения Августина отличаются глубиной размышлений автора о религии, о смысле жизни, о природе греха.

Некоторые ранние христианские философы, например учитель Августина Ориген, считали, что христианство и платонизм сосуществуют бок о бок, не проникая друг в друга. Августин же, напротив, пытается доказать тот факт, что платонизм в некоторых отношениях не согласуется с Книгой бытия.

Лучшим философским сочинением Августина можно, пожалуй, считать одиннадцатую книгу «Исповеди», где автор рассуждает о проблеме сотворения мира. Обычно представляют особый интерес первые десять томов «Исповеди», в которых Августин подробно излагает свою биографию. Но именно последние три книги являются великолепным философским трактатом, так как они содержат обоснование мировоззрения святого.

Идея о сотворении мира из ничего, как учит Ветхий Завет, была совершенно чужда греческой философии. Когда Платон или Аристотель говорят о начале жизни на земле, они представляют себе первичную материю, которой Бог придает форму. Их Бог не столько творец, сколько мастер или строитель. По мнению философов, субстанция была первична и не сотворена Богом. Только форма обязана своим существованием воле Творца, Выступая против этого воззрения, святой Августин, как и подобает всякому ортодоксальному христианину, утверждал, что в момент сотворения мира никакой первичной материи не существовало. Бог сотворил не только человека, животных, существующий порядок, но и саму субстанцию.

В своем трактате Августин затронул и теорию времени. Отвечая на вопрос: «Почему мир не был сотворен раньше?», Августин говорил: «Да потому, что никакого „раньше“ не было». Время появилось тогда, когда был сотворен мир. Бог вечен в том смысле, что он существует вне времени; в Творце нет никакого «раньше» и «позже», а только вечное настоящее. «Что же такое время? — вопрошает Августин. Пока никто меня об этом не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но как только хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик».

Далее Августин размышляет о том, что прошлое и будущее не имеют действительного существования, только настоящее существует на самом деле; настоящее есть только мгновение, а мы можем измерить лишь времена проходящие. Но ведь прошедшее и будущее времена действительно существуют. Чтобы избежать этих противоречий, Августин заявил, что прошедшее и будущее тоже могут быть осмыслены как настоящее: прошедшее должно быть, отождествлено с воспоминанием, а будущее — с ожиданием, причем воспоминание и ожидание являются фактами, относящимися к настоящему. По мнению Августина, существует три времени: «настоящее прошедших предметов, настоящее настоящих предметов и настоящее будущих предметов… Так, для настоящего прошедших предметов есть у нас память, или воспоминание; для настоящего настоящих предметов есть у нас взгляд, воззрение, созерцание; а для настоящего будущих предметов есть у нас чаяние, упование, надежда». Говорить же, что существует три времени — прошедшее, настоящее и будущее — значит, выражаться неточно.

Теорию Августина, по сравнению с достижениями греческой философии, несомненно, можно назвать прогрессивной. Его доктрина содержала более ясную формулировку проблемы, чем теория Канта, согласно которой время является только аспектом наших мыслей.

В своем учении святой Августин постоянно полемизировал с Пелагием — просвещенным и добросердечным церковником, менее фанатичным по сравнению с большинством своих современников. Пелагий подвергал сомнению идею первородного греха и полагал, что, когда люди поступают добродетельно, это является результатом их же собственных нравственных усилий. И в том случае, если человек ведет праведную жизнь, в награду за это после смерти он попадет на небо.

Взгляды Пелагия благодаря усилиям святого Августина были объявлены еретическими, однако в то время они пользовались большой популярностью у простого народа. Для того чтобы добиться своего, святому пришлось послать письмо патриарху Иерусалимскому и предупредить его о коварности ересиарха, взгляды которого были приняты многими восточными богословами. Даже после осуждения Пелагия находились люди (их называли полупелагианами), защищавшие его учение. И все же в 529 году, после упорной борьбы, учение святого Августина наконец-то одержало полную победу, особенно во Франции, где полупелагианская ересь была окончательно осуждена на соборе в Оранже.

Августин учил, что до грехопадения Адам обладал свободной волей и мог бы воздержаться от греха. Но после того как он и его жена Ева вкусили яблоко, в них вошла порча, передавшаяся всему потомству, вследствие чего никто из людей теперь не в силах воздержаться от греха. Так как все без исключения люди наследуют грех Адама, следовательно, никому не удастся снять с себя вечное проклятие. Поэтому необходимо всем принимать крещение, иначе некрещеные попадут в ад и будут терпеть нескончаемые муки. «Мы не вправе роптать на это, ибо все мы злы» (в «Исповеди» святой перечисляет те преступления, которые он совершил, еще будучи в колыбели).

Однако благодаря доброте Бога отдельные люди из числа тех, кто крещены, избраны попасть на небо. Объяснить, почему одни спасены, а остальные прокляты — невозможно: это решает Всевышний. Проклятие доказывает Божье правосудие, спасение — Его милосердие. В обоих случаях раскрывается Божья благодать.

Доводы в пользу подобной доктрины, которая категорически отрицалась католической церковью, Августин нашел в писаниях святого Павла. Он подробно изучил Послания к римлянам, «выжал» из них самое ценное и остроумно изложил в «Исповеди», приводя убедительные доводы к сказанному. Может показаться странным, что Августин не счел ужасным предание проклятью некрещеных младенцев, оправдывая тем самым Божье правосудие. Убеждение в греховности людей настолько владело Августином, что он искренне верил, будто новорожденные младенцы — отродья сатаны.

В сочинениях Августина далеко не все рассуждения логичны. Например, святой нередко задумывался о том, что в том случае, если первородный грех наследуется от Адама, родители должны порождать не только тело, но и душу, так как именно она грешит. Августин чувствовал, что в этой доктрине не все благополучно, но заявлял, что раз Священное Писание молчит, то правильное решение этого вопроса не является обязательным для спасения души.

Жизнь монахов основывалась на положениях так называемого устава Святого Августина, который был составлен в середине IX века. При написании устава его создатели руководствовались выдержками из сочинений Августина, раскрывающими основные принципы его учения. Прежние монашеские уставы мало соответствовали потребностям современного общества. Как говорили епископы Латеранского собора, «они годились для матросов, а не для каноников, подходили только для жизни циклопов». Устав Святого Августина приняло духовенство, желавшее вести образ жизни подобно монашескому. В 1066 году каноники Камбрэ торжественно принесли обеты бедности, целомудрия и послушания и обязались жить согласно принципам, проповедуемым в уставе. Тем самым они положили начало институту «уставных каноников», названных так в отличие от «мирских каноников», никаких торжественных обетов не приносивших.

Согласно уставу Святого Августина, каноники должны были полностью отказаться от личной собственности. Монахам предписывалось жить в общежитиях, а получаемые доходы и различного рода приношения отдавать для общего пользования. Скрытие подарка расценивалось как преступление.

Приоритетными нравственными ориентирами августинской общины считались служение Господу и ближним, совместная жизнь, стремление к одному и тому же религиозно-нравственному идеалу, выраженному в основных положениях устава. Августинцы должны были строго следовать своему уставу и знать наизусть все установления, изложенные в нем. Основным законом монашеского общежития считалась любовь к Богу и сотоварищам: «Более всего, возлюбленные братья, любите Бога, и потом ближнего. Вы сошлись в монастырь, чтобы единообразно жить всем вместе в одном доме и иметь единую душу и единое сердце в Господе». Согласно постановлениям устава, необходимо было обращать внимание ближнего на его грехи, но делать это следовало смиренно и сердечно, без ненависти: «Всякий, ненавидящий брата своего — человекоубийца». Согласно уставу, каждый представитель ордена должен был хранить в своем сердце душевную чистоту, смиренность, любовь и послушание: «Что пользы раздать свое имущество бедным и стать нищим, если бедная душа, презрев богатства, становится еще горделивее, чем была прежде, обладая ими?»

Устав повелевал монахам одеваться скромно, без роскоши. Повседневно они носили одежду из белой шерсти; для торжественной службы была предназначена черная монашеская ряса с длинными широкими рукавами и капюшоном. Новообращенные каноники получали платье от своих старших братьев. Если кто-то из августинцев жаловался, что получил плохое платье, ему напоминали, что гораздо важнее одежда души, а не тела, и, препираясь из-за одеяния плоти, монах много теряет из внутренней одежды сердца: «Не платьем своим должны обращать на себя внимание братья, а своими нравами!»

К началу XIII века августинские общины приобрели достаточно большое значение и распространение. Наиболее процветающие общежития завоевали известность и стали образцами для остальных. Из числа монахов, проживающих в них, отбирали отдельных каноников, которые должны были проповедовать в других странах монашеский образ жизни. Это положило начало созданию специальных групп, получивших название конгрегаций. Они были связаны с основавшим их общежитие обычаем взаимных молитв друг за друга и общей редакцией устава.

Августинцы представляли собой объединение нескольких родственных орденов. Наиболее известными из них были каноники-обсерванты Святого Августина (августинцы-каноники), орден отшельников Святого Августина (августинские братья), белые каноники, орден босоногих братьев-отшельников, орден братьев-созерцателей, «каноники конгрегации латеранского спасителя», конгрегация Святого Руфа, конгрегация Святого Виктора.

«Каноники конгрегации латеранского Спасителя» появились гораздо ранее Латеранского собора. После торжественного принесения своих обетов на упомянутом соборе они превратились в уставных каноников и впоследствии явились образцом для многих итальянских и иностранных клириков, желающих жить подобно апостолам.

Еще раньше четырьмя авиньонскими клириками была основана конгрегация Святого Руфа, которая расположилась недалеко от местной церкви. Позднее, в 30-х годах XII века, в эту конгрегацию вошли 30 аббатств и 80 приоратов различных областей Франции, Испании и Португалии. В дальнейшем из конгрегации Святого Руфа образовались церкви двух пап — Анастасия IV (умер в 1154 году) и Адриана IV (умер в 1159 году).

Французская конгрегация Святого Виктора, основанная Гильомом из Шампо, приобрела наибольшую известность. Гильом (родился в 1070 году), будучи архидиаконом собора Парижской Богоматери, занимался преподавательской деятельностью. Устав от борьбы со своим учеником Абеляром, он в 1108 году покинул город, надеясь найти уединение. Однако его ученики, не желая расставаться со своим преподавателем, последовали за ним и принялись за восстановление монастыря Святого Виктора. Поселившись в этом монастыре, расположенном на правом берегу Сены, недалеко от горы Святой Женевьевы, Гильом обратил своих учеников в уставных каноников и снова занялся преподавательской деятельностью. Таким образом, появилась целая школа, которая стала центром богословского мистицизма. После смерти Гильома школу поочередно возглавляли Гюг и Ришар.

Августинцы-каноники имели священнический сан и исполняли пастырские обязанности, однако их жизненному укладу были свойственны некоторые монашеские черты — такие, как общежитийный уклад и совместное пение на богослужениях.

Главным центром августинцев в Средние века был знаменитый Сен-Викторский монастырь в Париже.

Нищенствующий орден августинских братьев был создан в 1256 году Папой Александром IV путем объединения нескольких небольших отшельнических общин в Италии в единую конгрегацию. Августинцы быстро распространили свои идеи по всей Европе. В XV веке представителей ордена августинцев насчитывалось около 30 тысяч человек. Однако отступничество Мартина Лютера подорвало репутацию ордена. Намного позже, в XIX веке, августинцев стали притеснять, в результате чего количество членов ордена резко сократилось.

К ордену августинцев принадлежали святые Томас из Виллановы, Рита Каскийская, Николай Толентинский, Клара Монтефалькская; ученые и богословы Агостино Трионфо, Иаков из Витербо, Жиль Римский; несколько писателей, среди которых был Луис де Леон; ученые-испытатели, в частности Грегор Мендель.

В настоящее время орден, во главе которого стоит генерал-приор, насчитывает примерно 4000 человек. Резиденция августинцев находится в Риме, члены ордена занимаются пастырской деятельностью. Орден распространяет свои идеи в школах, колледжах, приходах и различных миссиях.

Еще одна августинская конгрегация — ассумпционисты — была основана во Франции в 1843 году, но официально признана лишь в 1864 году. В ее состав входило около 2000 членов, которые занимались преимущественно научными исследованиями, распространением христианского учения, в частности издавали ежедневную газету «Ла Круа». Кроме этого, ассумпционисты проводили миссионерскую политику на Ближнем Востоке и в Восточной Европе.

В странах Европы и Америки существует множество конгрегаций августинцев-терциариев, а также ряд женских монашеских организаций.

В настоящее время насчитывается около 10 тысяч августинцев 1

Иезуиты

Иезуитский орден (неофициальное название общества Иисуса) был создан в Париже 15 августа 1534 года. Первоначально в ордене числилось всего семь студентов, мечтающих о миссионерской деятельности в языческих странах. В небольшой церквушке на окраине Монмартра студенты принесли обет бедности и целомудрия, не подозревая о том, что основали один из самых крупных орденов, распространившийся впоследствии практически во всех цивилизованных странах.

В качестве девиза молодые люди использовали выражение «Ad maiorem Dei gloriam», что в переводе на русский язык означает «К вящей славе Божьей». Среди основоположников ордена находились будущий святой Франциск Ксаверий, Петер Фабер, Альфонсо Сальмерон и др. Вскоре к созданному обществу присоединились три студента из Парижа. Во главе зарождающегося общества Иисуса встал Игнатий Лойола. Статуя этого человека стоит в одном из нефов собора Святого Петра в Ватикане. Она изображает святого, повергнувшего демона ереси, который корчится у его ног.

Ровно через год после принесения студентами обета девять будущих миссионеров, за исключением Игнатия Лойолы, пришли к Папе Римскому за благословением. Глава католической церкви с радостью принял молодых людей, отличающихся пылкой верой. Папа дал свое благословение, однако не предрек их деятельности ничего хорошего, так как планировал в ближайшее время организовать против турок Крестовый поход.

Предостережения папы не смутили только Игнатия Лойолу, который немало повидал на своем веку и понимал сущность миссионерской деятельности несколько своеобразно. Успех к основателю ордена пришел еще до того, как он отправился в Палестину. Его проповеднический дар превозносили как во Франции, так и в Венеции, где он некоторое время читал проповеди. Там же Лойола познакомился с представителями ордена театинцев, завоевавших всеобщее уважение своими простыми, но понятными простому народу проповедями, помощью больным и обездоленным и др. Игнатий понял, что миссионерская работа, проводимая с соотечественниками, является нужной и важной. В связи с этим Лойола принял решение переориентировать деятельность ордена и отказаться от внешней миссии.

После того как студенты вернулись из Рима, Игнатий сообщил им о своем решении. Товарищи Лойолы признали его правоту и последовали примеру театинцев. Посвященные в сан священников, они поселились в пяти венецианских городах и начали читать проповеди, пользовавшиеся большим успехом среди населения. Основатель ордена, не ожидавший, что его детище просуществует так долго и получит широкую известность, решил преобразовать его в постоянную организацию, состоящую из священников, обязанностью которых было исполнение внутренних миссий.

Официальным монашеским орденом общество Иисуса было признано в начале 1537 года Папой Павлом III, который и дал название новой организации. Признание подтверждалось буллой Regemini militantis ecclesiae.

Иезуитский орден создавался в те времена, когда Контрреформация начинала набирать обороты. Католическая церковь, стоявшая во главе движения, боролась с распространением протестантизма по всей территории Западной Европы. Вскоре к католической церкви присоединились члены общества Иисуса. Некоторые из них получили известность как богословы, участвовавшие в подготовке и проведении Триденского собора. Ученые, состоявшие в ордене иезуитов, написали множество трудов, в которых опровергались основы еретических течений того времени.

Среди этих людей можно выделить святого Петера Канизия, святого Роберто Беллармино и др.

Иезуитские священники отличались большой отвагой, так как только они соглашались отправиться в те страны и области, в которых протестантизм стал официальной религией. Основной целью деятельности некоторых иезуитов стало поддержание католических общин, находившихся во враждебном окружении.

Франциск Ксаверий стал первым миссионером-иезуитом, который отправился распространять христианскую религию в мире, где о ней даже не слышали. При этом иезуиты прилагали все усилия к тому, чтобы как можно меньше затрагивать местные обычаи и традиции, а иногда даже поддерживать их. Благодаря этому деятельность миссионеров по христианизации населения Востока продвигалась весьма успешно, а в Китае иезуиты И. А. Шалль фон Бель, М. Риччи и Ф. Вербист были приняты ко двору.

Братья общества Иисуса приняли живейшее участие в деле освоения Нового Света. Благодаря действиям иезуитов в испанской и португальской Америке было собрано более 1 миллиона коренных жителей, ведущих кочевой образ жизни. Индейцев принудили жить на одной местности, а их поселения стали называть редукциями.

Все сведения о деятельности иезуитов в Канаде представлены в сборнике под. названием «Донесения иезуитов». Важной заслугой общества Иисуса является составление подробной карты Северной Америки.

В 1548 году на Сицилии иезуиты открыли первую школу. Доступ в нее был открыт всем мирянам, желающим вступить в орден. Первоначально в ней обучали только естественным наукам, и только спустя несколько лет система образования приняла более универсальный характер. Она стала полностью соответствовать системе изучения наук, представляющей собой программу иезуитской педагогики, составленной в 1559 году. Спустя несколько столетий иезуиты располагали уже 24 университетами и 600 коллегиумами.

Основная деятельность иезуитских монахов заключалась в изучении и издании описаний жизни христианских святых.

Общество Иисуса постепенно набирало силу: к середине XVIII века в ордене состояло примерно 24 тысячи человек. Рост влияния иезуитов привел к возникновению конфликта между ними и деятелями Просвещения. Впоследствии это противостояние стало одной из самых главных проблем европейской политики.

Один за другим последовали запреты деятельности ордена на территории Португалии (1759), Франции (1764), Испании, Неаполитанского королевства и герцогства Парма (1767). Будучи не в силах противостоять давлению со стороны правителей многих стран, Папа Римский Климент XIV официально объявил о роспуске ордена. Это событие произошло 16 августа 1773 года. Имущество иезуитов было конфисковано и передано в руки церкви и местных властей.

Папская булла, запрещающая деятельность ордена, не была опубликована только в России, где этому воспрепятствовала Екатерина II.

В конце XVIII века, когда французскую династию Бурбонов свергли с престола, у бывших иезуитов затеплилась надежда на восстановление общества Иисуса. В 1801 году российское подразделение общества Иисуса снова был формально признано Папой Римским Пием VII. Бывшим членам ордена, проживающим на территории других стран, было дано разрешение восстановить связь с российскими иезуитами. Официальное разрешение на восстановление общества Иисуса в других странах было объявлено 7 марта 1814 года.

Однако торжество иезуитов длилось недолго. В середине XIX века по всей Европе прокатилась волна социальных реформ, вследствие чего орден вновь оказался под угрозой запрещения деятельности. В ряде европейских стран общество Иисуса подвергалось нападкам со стороны прессы. Бельгия, Россия, Испания, Итальянские государства, Франция, Германия, Швейцария, Португалия и прочие страны изгоняли иезуитов из своих владений.

Основную часть членов организации составляли священники, оставшаяся часть представлена братьями-коадьюторами и кандидатами. Братья не имели сана священника, однако принимали самое активное участие в жизни и деятельности ордена. Кандидатов часто называли схоластиками. Они проходили курс обучения и специальной подготовки, после чего могли занимать какое-либо место в иерархии общества Иисуса.

В общей сложности процесс обучения длился 14–15 лет, а в отдельных случаях — гораздо дольше. Кандидат должен был пройти шесть степеней обучения.

Первая степень носила название «probatio», и пройти ее мог любой человек, достигший девятнадцати лет. Для этого было необходимо в течение двух лет вести монашескую жизнь, после чего требовалось сдать общий экзамен. Если человек выдерживал экзамен, наступал черед второй степени.

Вторая степень называлась «juenat». В течение двух лет схоластик постигал тайны наук на общеобразовательных курсах, затем давал малые обеты.

В период прохождения третьей ступени кандидат изучал философию и естественные науки. Этот период длился около трех лет, после чего вновь следовал период монашеской жизни.

Четвертая ступень, или «регентство», длилась три года. Схоластик начинал вести более деятельную жизнь, он получал возможность проявить себя и показать, насколько полезным он может стать для ордена. В течение этого периода обучения он сам становился преподавателем.

За четвертой степенью следовало «богословие», которое длилось четыре года. Когда до окончания пятой степени оставался год, кандидат проходил обряд рукоположения.

Заключительная степень называлась «третье испытание» и длилась несколько месяцев, в течение которых схоластик произносил торжественные клятвы, после чего его назначали на должность.

Главной целью общества Иисуса было служение Богу и Церкви, однако основной уклон отдавался познанию всех наук. Деятельность ордена продолжается и по сей день. Иезуиты не только занимаются миссионерством у себя в стране и за рубежом, но и выпускают газеты для широкого круга читателей.

Игнатий Лойола родился в 1491 году в многодетной дворянской семье. Так как семья Игнатия жила небогато, родители были вынуждены отдать ребенка в обеспеченную семью отставного королевского казначея Хуана Веласко, крестного отца Лойолы.

Детство Игнатия прошло в небольшом кастильском городке Аревало. Ребенок ничем не отличался от своих сверстников, несмотря на заверения иезуитов-биографов, утверждавших что с самого рождения Игнатий творил чудеса. Маленький Иньиго не проявил большой склонности к познанию наук, хотя научился писать и читать по-кастильски.

В течение всей своей жизни Хуан Веласко старался не терять связей при дворе. Благодаря старым знакомствам он устроил своего крестника пажом в свиту короля Фердинанда V.

На характер будущего предводителя общества Иисуса повлияло не только общество, находящееся при дворе. Молодого и красивого Игнатия окружали блистательные красавицы, которые поочередно завоевывали его расположение, и эти любовные интриги напоминали сюжеты из популярных исторических романов.

Молодой Лойола поступил на военную службу. Его начальником стал дальний родственник Антонио Манри-Нахара, который взял семью Лопесов под свое покровительство.

Затем Игнатий полностью посвятил себя участию в военных действиях, не прекращавшихся во время правления Фердинанда V. Благодаря своей храбрости и отваге молодой Лойола вскоре получил звание офицера.

После того как умер Фердинанд V, на престол взошел его внук Карлос I. В руки шестнадцатилетнего подростка перешли Испания, Болеары, Неаполь, Сицилия, Мексика, Вест-Индия и Перу. В 1519 году, когда умер еще один дед Карлоса, молодой король был провозглашен императором, а к области его владений присоединились новые земли — Германия, Чехия, Нидерланды и Бургундия.

Неудивительно, что душу этого молодого человека переполняло тщеславие, и в результате испанская армия, в которой служил Игнатий Лойола, была направлена во Францию для ведения здесь захватнической войны.

В ходе военных действий из Наварры изгнали короля Жана д’Альбре, а главный город, Памплон был отдан самому Иньиго Лопесу. Однако вскоре фортуна отвернулась от испанцев. На выручку наваррскому королю пришел французский генерал Фуа-Леспарр. Он успешно отвоевал у испанцев захваченные земли и осадил Памплон. Армия испанцев в несколько раз уступала противнику по своей мощи и единственным выходом из положения являлась сдача города французам.

Однако отважный Лопес не хотел сдавать занятые позиции и боролся с отчаянием загнанной львами лани.

Французский генерал, уважающий храбрость противника, но понимающий его безвыходное положение, через несколько дней после начала осады предложил враждующей стороне полную капитуляцию. После получения отказа генерал Фуа-Леспарр начал штурм крепости, во время которого у Игнатия в результате ранения были повреждены обе ноги. Лишившись предводителя, солдаты поспешили сдаться на милость победителя.

Поверженный, но непобежденный Лойола отправился в родительский дом, в котором не бывал с самого детства. Через полгода французы были побеждены, а Наварра передана в руки Карла V. Однако в этих маневрах Игнатий не участвовал, так как его тяжелое ранение не позволяло продолжить военную карьеру. Левая нога Лойолы срослась неправильно, и ее пришлось ломать еще раз. Молодому человеку пришлось вынести невероятные физические страдания, и пребывавший в бреду Игнатий увидел апостола Петра, обещающего его вылечить. Однако выздоровление длилось очень долго, и из-за полученных в бою ран одна нога Игнатия стала короче.

Долгое время прикованный к постели, Лойола увлекся чтением рыцарских романов. Однажды мать дала ему описание жизненного пути Иисуса Христа. Поначалу чтение Нового Завета не увлекало его, однако с каждым днем Игнатий все больше интересовался Писанием. Чтение подобных книг подвигло Игнатия Лойолу к тому, что он решил покончить с прежней жизнью, полной греха, и начать новое христианское существование.

С одной стороны, молодому человеку, которому едва исполнилось 30 лет, было жаль расставаться с женскими ласками и светскими развлечениями, однако Лойолу прельщала мысль о том, что сам Бог станет его покровителем. Решение далось ему с трудом, но он выбрал путь христианской религии. Игнатий Лопес решил жить во славу Господа Бога, Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии. Он объявил себя рыцарем последней и начал проповедовать христианские взгляды, не зная тем не менее даже элементарных основ этой религии.

Решив, что период лечения окончен и наступила пора активных действий, Игнатий Лойола покинул отчий дом и отправился в монастырь Монт-Серрат. Здесь он провел всю ночь перед иконой Богородицы и только потом посвятил себя в рыцари Пресвятой Девы Марии. Ночью Игнатий со слезами в голосе молил Богородицу о прощении своих прежних грехов. С наступлением утра рыцарь принес в жертву Богородице свой меч и повесил его на одну из колонн. Принеся обет бедности, он снял с себя дорогие доспехи и отдал их первому попавшемуся нищему.

Одевшись в рубище и подпоясавшись веревкой, Игнатий пошел пешком в близлежащий город. День посвящения себя в рыцари Девы Марии он выбрал неслучайно. Это произошло 25 марта, в день Благовещения.

Поселившись в больнице при монастыре, Игнатий посвятил много времени деяниям, способствующим усмирению его пылкого темперамента и гордого характера. Например, в течение дня он просил подаяние, одеваясь в рубище с подвешенными к нему веригами, а ночи проводил в молитве. Нередко он отказывался от скудного монастырского стола, считая его чересчур роскошным. Спал Игнатий на голой земле, не снимая вериг. Однако все это ему казалось недостаточным.

Где-то на берегу реки Игнатий нашел неприступную пещеру и поселился в ней. Пищи у него не было, поэтому вскоре от нестерпимого голода у монаха начались галлюцинации, во время которых он разговаривал то с чертом, то с Богом. Таким образом Игнатий довел себя до крайнего изнеможения и в этом состоянии написал свой первый труд, которому дал название «Духовные упражнения».

В дальнейшем эта книга послужила догматом иезуитского учения, хотя в ней отражались лишь вера Лойолы и его смутные познания в христианской религии. Его произведение могло попасть в руки инквизиторов, и тогда Игнатию пришлось бы закончить свою жизнь на костре из-за своеобразного понимания личности Иисуса.

Один из старших братьев Игнатия Лойолы сделал попытку вернуть брата к нормальной жизни, для чего пришел в его пещеру и сделал несколько попыток уговорить его вернуться домой. Однако состояние Игнатия было таковым, что он оставался равнодушным и к мольбам, и к угрозам.

Некоторое время спустя добровольный отшельник перечитал свой труд и решил, что Господь сполна вознаградил его за все старания вести богоугодную жизнь, поскольку написать такую великолепную книгу без помощи свыше невозможно.

Придя к такому решению, Игнатий вознамерился идти в Иерусалим, для того чтобы поклониться Гробу Господню. Посещение гробницы не было единственной целью будущего предводителя. Помимо этого, он самонадеянно заявил, что обратит всех сарацин в христианство. Происходили данные события зимой 1523 года.

Направляясь в Рим, Игнатий дошел пешком до Барселоны и сел на галеру, державшую путь в Италию. Но и морской путь оказался не совсем гладким. По пути корабль настиг страшный шторм, словно бросавший галеру в бездну в течение целых пяти дней. Наконец, судно достигло берегов Италии, и теперь Лойола во что бы то ни стало решил получить благословение на свой поход у самого Папы Римского.

Дорога к Риму была бесконечно долгой, что усугублялось свирепствовавшей в городах и селах чумой. Изможденному страннику, одетому в рубище, везде отказывали в приюте хотя бы на ночь, так как боялись заразиться от него чумой. В итоге Игнатий Лойола едва не умер от истощения, несмотря на то что был в достаточной мере закален испытаниями, пережитыми им во время пребывания в скалистой пещере. В предсмертном бреду Игнатию явился Спаситель и пообещал умирающему свою помощь за такую безраздельную преданность обетам. Видимо, это настолько укрепило силы и дух странника, что он сумел не только выжить, но и благополучно добраться до Венеции.

Здесь, в этом центре торговли Западной Европы, снова сыграло свою роль провидение. Сам Игнатий вряд ли смог осуществить свои замыслы, если бы не встретил испанца, живо заинтересовавшегося целью путешествия соотечественника. Узнав о благочестивых намерениях Лойолы, он способствовал его отплытию в Сирию на галере и дал ему в дорогу запас продуктов, чтобы путешественник не страдал от Голода и жажды.

Уверенный, что все происшедшее с ним — не что иное, как помощь Иисуса, и ободренный его содействием, Лойола решил уже на корабле начать проповедническую жизнь. Свои благочестивые речи он произносил, обращаясь к разгулявшимся матросам, и при этом пребывал в твердой уверенности, что непременно добьется успеха. Первое время Игнатию удавалось привлечь внимание необразованных моряков грозными речами о Судном дне и ожидающем всех грешников аде. Лойола проповедовал нравственную жизнь и отрицание многих жизненных благ, которые, по его мнению, являлись излишествами. Однако простым матросам быстро надоели проповеди Игнатия, и они даже подняли его на смех.

Первая попытка нести Благую весть оказалась неудачной, однако в целом плавание прошло благополучно. Галера сделала остановку на Кипре, а затем причалила в Яффе, откуда до Иерусалима Игнатий добрался пешком.

Посещение святых мест вызывало на глазах у Лойолы слезы, несколько дней он провел в молитвах. С каждым шагом он ощущал свою близость к Господу, словно повторял его путь. После того как в городе не осталось ни единого места, посещенного Спасителем и привлекшего внимание Игнатия, последний решил приняться за обращение неверных мусульман в христиан.

Перед тем как приступить к намеченному делу, он обратился к главе ордена францисканцев, надеясь получить от него благословение на проповедование. Однако все оказалось не так просто. Когда глава ордена понял, что обратившийся к нему человек не знаком с религией этой страны, не знает местного языка и, помимо всего, имеет смутные представления даже о христианской религии, он с позором выгнал Игнатия из города. Побоявшись за жизнь Лойолы, францисканец посоветовал ему возвращаться в свою страну.

Рыцарь Девы Марии некоторое время пребывал в отчаянии, однако вскоре понял, что глава францисканцев был прав. Дорога обратно была едва ли не опасней той, что привела его в Палестину. Сохранить Лойолу в живых могло только чудо, которое, вероятно, и произошло, так как в январе 1524 года он прибыл в Венецию живым и невредимым.

Пребывая в Венеции, Игнатий изучал нравы жителей Венеции. Он вскоре понял, что люди совершенно забыли все заповеди, которые им оставил Иисус. Смело ринувшись в бой с ересью, он снова получил отпор, в котором ему доказали, что даже самый малый ребенок-венецианец знает Библию и все Священные Писания гораздо лучше, чем он.

Может быть, другой человек, удрученный таким количеством неудач и унижений, бросил бы безнадежное дело проповедника. Однако Игнатий Лойола не мог опустить руки. Его упрямство нередко переходило все границы человеческого понимания. С огромным запасом силы воли и терпения он решил получить образование и непременно выучить латынь. Для осуществления этих планов Лойола хотел вернуться на родину, так как никогда не знал итальянский язык настолько хорошо, чтобы обучаться естественным наукам, а тем более другим языкам.

Пройдя воюющую северную Италию и преодолев все трудности путешествия, Игнатий наконец прибыл в Барселону. Когда он появился в обыкновенной школе и попросил обучить его основным наукам, многие: дети стали насмехаться над ним, однако это нисколько не смутило великовозрастного неуча. Умиленный подобным рвением к знаниям, учитель принял его на бесплатное обучение, а одна добросердечная женщина предложила Игнатию бесплатный стол во время обучения.

Еще в Венеции Лойоле пришла в голову мысль о том, что один человек никогда не добьется того, что могут сделать несколько братьев. Этот вывод натолкнул его на мысль о создании ордена. Теперь, в свободное от школы время, он занимался подбором единомышленников. По старой привычке он старался обратить грешников в веру при помощи проповедей. Сам он подавал пример следования заповедям, усмиряя свой нрав строгими постами и самобичеванием.

Однако увлеченный религией, Игнатий не забывал и об образовании. К счастью для него, духовные власти города не мешали его миссионерской деятельности. Слава о Лойоле быстро распространилась, и благодаря этому вокруг него постепенно стал образовываться крут последователей, среди которых Игнатий выбрал себе учеников.

Следующим этапом жизни Лойолы стало поступление в университет в Алькала де Энарес. Образ жизни Игнатия оставался неизменным. Вскоре повсеместно распространились слухи о суровом и смиренном студенте, живущем по заповедям Спасителя. Представительницы каталонского дворянства были уверены в святости Игнатия, благодаря чему на него со всех сторон сыпались приглашения в качестве исповедника.

В это время за рыцарем Святой Девы Марии уже наблюдала инквизиция, недовольная большим количеством последователей. Дело заключалось в том, что в это время несколько благородных каталонок пустились в странствия, подвигнутые пламенными речами Лойолы.

Инквизиторы подвергли студента аресту и строжайшему допросу, надеясь найти подтверждение своим подозрениям. Дело в том, что Лойолу считали членом секты иллюминатов, выступающих против ортодоксальной веры. Однако уже после поверхностного допроса, ошибка была обнаружена, а незадачливый проповедник-студент выпущен на свободу. Но дышать свежим воздухом Игнатию пришлось недолго, так как его вторично арестовали по настоянию покинутых мужей.

Дело Лойолы приняло очень серьезный оборот. На помощь ему вновь пришло провидение. Не вынеся тягот путешествия, измученные жены вернулись к мужьям. Они под присягой принесли клятвы, что дон Иньиго Лопес де Рекальде не только не подбивал их на побег, но даже уговаривал отказаться от этой идеи, считая, что слабым женщинам повторить его путешествие не под силу.

Из-за этих курьезных случаев Лойола потерял доверие людей, и все его ученики отреклись от своего учителя. Досадуя, Игнатий покинул город и решил продолжить образование в Саламанке. Здесь события развивались приблизительно таким же путем, как и в Алькале. О новом студенте скоро заговорили. В этом городе инквизиция была гораздо суровее и потому быстрее обратила внимание на ревнителя нравственности.

В ходе допроса Иньиго Лопec показал викарию доминиканцев свои труды «Духовные упражнения». Для изучения книги были приглашены три доктора богословия. Они тщательно прочли творение и сочли, что оно не содержит ничего антихристианского. Однако создатель трудов плохо владел пером, и потому в них было много неясного. Благодаря данной оценке, Игнатий был снова выпущен на свободу.

Викарий, видя в Лойоле яростного поклонника Господа, посоветовал ему лучше изучать риторику, так как это поможет отойти от пути ереси. Данный совет привел проповедника в ярость, хотя он и был дан из добрых побуждений. Оскорбленный, он решил уехать в Париж.

Игнатий Лойола снова остался один, покинутый всеми. Однако уныние не было присуще ему, поэтому, погрузив скудные пожитки на ослика, он отправился в путь. Не изменяя своим правилам, он шел в Париж пешком.

В столицу Франции Лойола пришел в начале 1528 года. О его путешествии нет никаких сведений, однако по прибытии в Париж он предстал совершенно другим человеком. Характер Игнатия приобрел более мягкие черты, а спесь и своенравие совершенно изгладились. Его уже не тянуло на публичные проповеди, в которых он неизменно становился всеобщим посмешищем.

Теперь испанский дворянин серьезно принялся за намеченное дело: издать небольшое общество для борьбы с противниками истинной католической церкви. Однако так как поведение его больше не привлекало лишнего внимания, он настойчиво и упорно продвигался вперед.

Именно в Париже Игнатий Лойола предстал перед публикой проповедником нравственности умственной и телесной. Событие, повлиявшее на характер будущего главы ордена иезуитов, остается загадкой, так как все биографы, писавшие о жизни Лойолы, обходят этот период времени молчанием.

В сердце Франции он окончил два образовательных заведения. Все это время он занимался миссионерской деятельностью. Однажды, почти сразу после прибытия в Париж, нового проповедника схватила инквизиция, но ему, как и прежде, удалось быстро покинуть стены тюремного заведения. Один из преподавателей Коллегии Святой Варвары назвал Игнатия святым, расплакавшись от умиления после его речи.

По прошествии четырех лет Игнатий поступил на богословские курсы в доминиканский монастырь. Здесь он снова предпринял попытку создать религиозное братство. Одним из первых его учеников стал священник Лефевр. Вторым учеником Игнатия стал Франциск Ксавье, однако переманить его на свою сторону оказалось нелегко. Затем к Лойоле присоединились Лайнес и Сальмерон. После этого будущее братство приняло в свое лоно еще двух человек.

Все они не имели гроша за душой, но, вполне подходили Игнатию, так как были послушны его воле и обладали горячим рвением служить католической церкви. Лойола решил скрепить братство узами обета, данного в небольшой церквушке на Монмартре.

Как было сказано выше, целью создания ордена была борьба с врагами католической церкви. После официального признания общества Иисуса, члены организации собирались отправиться воевать с неверными. Сосредоточием зла являлась Палестина, из которой однажды с позором был выгнан наивный рыцарь Девы Марии. Помня свой позор, Игнатий не хотел возвращаться в страну сарацин.

Не желавший ехать в Палестину Игнатий сказал братьям, что добраться до враждебной страны можно только по морю, а подобное путешествие сопряжено с некоторыми трудностями, так как на дворе стояла зима. Было решено отложить поездку до наступления весны.

В это время Игнатий занялся проповедованием венецианцам, которые тоже некогда высмеяли его. Деятельность Лойолы, не имеющего тогда сана священника, вызвала протест со стороны духовных лиц Венеции. Лойола был предан духовному суду, однако хитрый и изворотливый глава зарождающегося общества успел вступить в заговор с архиепископом Театинским.

В процессе суда венецианские священники требовали запретить миссионерство Лойолы в их приходах, называя его еретиком, изгнанным из Франции и Испании. Однако Игнатий предусмотрел такую возможность и предоставил суду блистательные объяснения своего изгнания. Архиепископ Театинский выступил свидетелем правоты Лойолы, и суд был вынужден вынести оправдательный приговор. Пора унижений и позорных изгнаний для испанского идальго Иньиго Лопеса Лойолы прошла навсегда.

Вскоре архиепископ основал орден театинцев. Он предложил Лойоле вместе со своими последователями примкнуть к его обществу, но Игнатий, сам жаждущий стать главой ордена, отказал своему покровителю. Дружба между двумя главами окончилась, однако дальше дело не пошло, так как прелата вызвали в Рим.

С наступлением весны члены общества, организованного Лойолой, стали собираться в путь. Обсудить переезд они решили на собрании. Во времена дружбы с архиепископом Лойоле стало известно, что на море вскоре разыграется война и путешествие окажется невозможным. Однако спорить на собрании он не стал. Вместо этого он предложил получить личное благословение на миссионерскую деятельность от самого Папы Римского, перед тем как отправиться в страну мусульман.

В Рим были отправлены два человека: Лефевр и Ксавье. О личном посещении столицы Италии Лойола не хотел даже думать, так как распри между ним и архиепископом Театинским могли сослужить дурную службу.

Двое молодых людей привезли не только благословение на миссионерство, но и разрешение на принятие рукоположения. Лойола и другие члены зарождающейся организации, не имеющие духовного сана, были посвящены в духовники в июне 1537 года.

Когда все собрались в путешествие, возникло новое препятствие, заранее предвиденное Лойолой. Папа Римский официально объявил войну турецкому султану, после чего перевозки пассажиров в эту страну были прекращены.

Глава общества внес предложение рассеяться по стране для того, чтобы завербовать в организацию новых членов. После этого все члены союза должны были отправиться в Рим и предоставить себя в полное распоряжение папы.

Видя, что его власть становится все сильнее, Лойола стал внушать последователям мысль о своем высшем предназначении. Обыкновенную хитрость он использовал для того, чтобы доказать свою избранность.

Несмотря на скрытое коварство, Лойола продолжал казаться смиренным и мягким человеком. Его выносливость и ораторские способности проявлялись только в том случае, если это было необходимо самому Игнатию. Когда, наконец, Лойола решил отправиться в Рим (осенью 1538 года), чтобы полностью поступить в распоряжение папы, ему вновь пришлось прибегнуть к хитрости.

По дороге в Рим Лойола и его спутники Лефевр и Лайнес остановились в небольшом селении под названием Ла Сорта. На окраине его стояла полуразрушенная часовня, в которой и уединился Игнатий для молитвы и, как выяснилось позднее, решающего разговора с Богом. Предводителя будущих иезуитов не было настолько долго, что Лефевр и Лайнес начали всерьез беспокоиться. Однако из часовни Лойола вышел вдохновленный, весь светящийся от явленной на него благодати. Оказалось, что Бог вместе со своим Сыном приходили к нему во время молитвы, что последнему было поручено всячески содействовать зарождающемуся обществу. Спаситель сообщил Игнатию, что будет благоприятствовать ему в Риме. Спутники Лойолы были не только ободрены таким известием, но еще больше прониклись уважением к главе ордена.

В Риме Игнатию удалось добиться аудиенции у Павла III, который был рад покорности, которую явил проситель, вверяясь в руки папы, и испросить позволения основать духовный орден, главными задачами которого стали бы исправление всякого зла, возникающего по всему свету, разрушение дьявольского наваждения при помощи ораторского искусства, возвращение и укрепление авторитета католической церкви. Папа обещал подумать. Тогда Лойола попросил разрешения своими проповедями улучшать римские нравы. Павел III велел ему действовать совместно с театинцами.

Исправление нравов римлян проходило следующим образом: Игнатий ходил по городу, заглядывал в церкви, проповедовал народу Евангелие и свое учение, беспощадно обличал еретиков. Между театинцами, прибывшими из Венеции, Лойола разделил Вечный город на участки, где они тоже занимались искоренением пороков горожан. И без того высокая популярность Игнатия возросла.

За время пребывания в Риме Лойола успел нажить себе врагов. Самым жестоким и непримиримым был проповедник Аостино из ордена августинцев, которого Игнатий обвинил в следовании ереси Жана Кальвина. Аостино написал донос властям, в котором сообщал, что Лойола на самом деле — еретик, который спасся бегством от справедливого возмездия. Возмущенный этим, будущий предводитель ордена иезуитов потребовал судебного разбирательства, тем более что из-за слухов, которые поползли по Риму вследствие клеветы монаха-августинца, авторитет Лойолы резко снизился. Игнатий был оправдан.

Однако восстановить подмоченную репутацию ему было не так-то просто, поэтому Игнатий пока призвал в Рим других своих учеников и предложил, не медля, добиваться у папы разрешения создать духовный орден. Его решили назвать обществом Иисуса. Инициатором этого выступил сам Лойола, которому в очередной раз сослужили хорошую службу его «прозрения».

Подозрения в ереси, которые остались со времен судебного разбирательства с Аостино, Игнатию помог развеять голод и в силу этого страшное бедствие, случившиеся зимой 1539 года. Лойола и его последователи ходили по городу, собирали замерзающих и голодных бедняков, переносили в дом, где квартировал проповедник, отогревали и кормили их. Когда зима кончилась, благодарности и уважению простых людей к Игнатию не было границ.

В это же время Лойола разработал проект устава будущего ордена и представил его папе, которому устав очень понравился. Дело в том, что хитрый Игнатий добавил, помимо обычных трех обетов, в устав ордена еще один, который обязывал всех вступающих в орден «посвятить свою жизнь постоянному служению Христу и папе… служить только Иисусу и римскому первосвященнику как его земному наместнику».

Для того чтобы проверить верность будущего ордена папскому престолу, Павел III повелел соратникам Лойолы отправиться в разные концы Европы искоренять ересь и исправлять нравы. Игнатий остался в Риме, чтобы продолжить начатые дела и разрабатывать дальнейшие планы по принятию устава ордена, так как кардинал Гвидиччиони, второй человек после папы, не согласился с некоторыми его пунктами. Искусными уловками, которые были совершенно незаметными для постороннего взгляда, Лойоле удалось склонить непримиримого кардинала на свою сторону. И вновь умный предводитель общества Иисуса все представил как Божье чудо.

27 сентября 1540 года мечта Лойолы сбылась: была выпущена папская булла, которой учреждалось общество Иисуса, или орден иезуитов (такое название получили последователи Игнатия во Франции и Риме). Ученики удачливого проповедника вновь разъехались основывать миссии в разных уголках мира. Лойола, оставшись в Риме, продолжал свое дело по укреплению недавно выстроенной крепости, предназначенной для защиты католической религии.

Не выходя за рамки придуманного себе образа, Лойола стал первым генералом ордена. Сначала он отказывался два раза и лишь только в третий, после уговоров своих учеников, духовного наставника, молитв и слез, принял это предложение. Положение общества упрочнялось все более и более.

Игнатий пpeподавал, хотя очень плохо знал и итальянский, и латинский языки, чаще всего изъяснялся на кастильском наречии. Однако многие богатые и влиятельные люди отдавали в школы иезуитов своих детей. Лойола решил обратить в католичество евреев и на этом поприще преуспел. Игнатий организовывал приюты и воспитательные дома для падших женщин, для девушек, спасающихся от соблазнов мира. Все они становились либо монахинями, либо активными помощницами. Это несколько раз служило поводом к скандалам, к обвинению Игнатия в распутстве. Однако влияние его было уже настолько велико, что ничего не могло ему помешать.

31 июля 1556 года глава ордена, создавший грандиозный по своему значению институт, скончался. Следующим генералом стал бывший соратник Лойолы Лайнес.