Тайны католических монашеских орденов

Слово «инквизиция» произошло от латинского inquisitio — розыск. Инквизиция — это особые суды, находившиеся в католической церковной юрисдикции и независимые от учреждений светской власти.

История святой инквизиции насчитывает несколько столетий, в течение которых костры то пылали ярко и жарко и языки пламени взмывали прямо до небес, то затухали совсем. Обычно эту историю подразделяют на два этапа: первую и вторую инквизиции. Первая начала активно работать в XIII веке, вторая — в XV веке. Но инквизиция, по мнению некоторых исследователей данного процесса, появилась не в XIII, и даже не в XII столетии от Рождества Христова, а гораздо раньше.

Автор трактата «О происхождении и развитии инквизиции» испанец Луис Парамо считал, что первым инквизитором был сам Иегова, — изгнание Адама и Евы из Эдемского сада он представлял инквизиционным процессом, закончившимся наказанием грешников. Однако в первые века христианства единственно правильным способом борьбы с язычниками считались увещевания, ни в коем случае не с применением силы, а только с любовью и доверием. Иоанн Златоуст говорил, что «христианам не дозволено уничтожать заблуждения силою, они могут вести людей к спасению единственно убеждением, разумом, любовью».

Но после того, как христиан долго притесняли язычники, те изменили свою позицию. Меценат, чью «программу» не замедлили усвоить ранние христиане, поучал императора Августа так: «Всегда и везде почитай богов по обычаю отцовскому, и других принуждай почитать их. Приверженцев новизны преследуй всякими наказаниями, ибо отсюда происходят заговоры, тайные общества и политические секты. Все это вредно для государственного единства»! Уже в 341 году быть язычником стало преступлением, с точки зрения христианина, приверженцы неистинной веры жестоко карались.

В 383 году император Феодосий создал реальный прототип инквизиции. Был образован некий зародыш трибунала, который впоследствии станет так печально знаменит, будет работать по тайным доносам. Первыми еретиками, против которых принималось множество законов, были манихеи. У них отбирали имущество, они лишались права иметь наследство, заниматься торговлей и заключать какие-либо договоры. Их объявляли государственными изменниками и предавали смертной казни. Других еретиков пытались сначала увещевать: плетью, штрафами и тому подобными мерами. Только если это не имело никакого действия, зажигали костер. Нужно сказать, что сожжение считали самой приемлемой казнью, так как проливать кровь человека было запрещено Божьим законом.

С течением времени применение силы в отношении приверженцев иного вероучения, еретиков, стало требованием и правом церкви. Это право закрепил и Блаженный Августин. Он считал, что не все способны воспринимать слово Божие, поэтому в таких случаях не только допустимо, но и необходимо прибегать к воздействию страхом и наказанием. Принуждение — это лучшее лекарство, считал Августин, ссылаясь на то, как родители воспитывают неразумных детей. «Если мы видим врага, бегущего к пропасти в припадке безумия, не следует ли скорее удержать его силою, нежели допустить упасть и погибнуть?» — вопрошал Августин, разумея под этим то, что нетерпимость — единственное спасение для грешной души еретика.

Однако, нужно заметить, что до активизации судов первой инквизиции в XIII веке, развернувшей борьбу против антисоцердотальных ересей (то есть ересей, направленных против института католической церкви), преследования еретиков носили временный, периодический и спонтанный характер.

Исследователи выделяют в истории инквизиции следующие этапы: императорская инквизиция после признания христианства официальной религией в империи; инквизиция, осуществляемая епископами после распада империи до XIII века; окончательно сформировавшаяся в XIII веке в виде трибуналов, управляемых доминиканскими и францисканскими монахами. Различают также как особую форму данного явления испанскую инквизицию во главе с Великим инквизитором, а также колониальную, организованную испанцами и португальцами в покоренных странах.

Термин «инквизиция» вошел в обиход с XIII века, когда были организованы трибуналы для суда над еретиками, действовавшие вплоть до XIX века. В администрации Ватикана учреждение святой службы инквизиции (или конгрегация святой канцелярии) существовало с 1542 года почти до нашего времени и было упразднено только в 1966 году.

Становление первой инквизиции

Ситуация, сложившаяся в католической церкви в конце XII века и вызвавшая бурное развитие еретических учений, была очень напряженной и требовала немедленных действий по ее улучшению. Самому существованию католицизма грозила опасность. Прогнившее насквозь строение готово было вот-вот рухнуть.

Обособленная от светской власти и всячески соперничающая с ней за господство, церковь, ставшая абсолютной духовной монархией, отдалилась от простого народа, что породило долгую и непримиримую вражду с ним. Причиной этого явилось то, что служители католицизма чувствовали свою безнаказанность, совершая любое действие, прикрытое церковным благословением. Якобы духовными пастырями становились люди, стремления которых были далеко не возвышенными.

Идеалы христианства — смирение, любовь к ближнему, самоотречение — стали пустым звуком, так как духовенство больше думало о мирских благах, чем о спасении души. Деспотизм церкви, который мог бы стать могучим орудием в деле возвышения европейской цивилизации, обернулся средством повсеместного угнетения тех, кто зависел от нее. Множество честолюбивых и не слишком чистоплотных в достижении цели людей находили очень выгодным прикрыться сутаной, чтобы добиться власти и богатства.

В обычай вошло покупать церковное должности (симония) не только для тех, кто уже занимал какое-либо место в церковной иерархии, но и для детей, не имевших представления о том, что им понадобится в дальнейшей жизни. Большую роль в карьерном росте на церковном поприще играли также родственные связи.

Нравы церковников упали настолько, что люди не просто не доверяли духовным лицам, но открыто их ненавидели и боялись. Ведь с течением времени священники, не стесняясь и прикрываясь именем Божьим, привыкли грабить народ и вести себя, как закоренелые феодалы. Примеров, иллюстрирующих такое поведение и соответствующее отношение к этому мирян, великое множество.

Взять хотя бы историю со священником Эйнгардом, который сделал строгое внушение своему прихожанину за то, что тот нарушил говение во время поста, и обязал выплатить стоимость восемнадцати обеден во спасение души. Другого своего прихожанина Эйнгард наказал так же. Причиной тому послужило признание крестьянина на исповеди в неисполнении супружеских обязанностей во время поста. Священник мотивировал свое порицание тем, что Божья заповедь гласит: «Плодитесь и размножайтесь в поте лица своего!», а неразумный прихожанин посмел ослушаться. Чтобы заплатить штраф, наложенный Эйнгардом, крестьянам пришлось продать весь свой урожай на корню. Когда два этих прихожанина случайно встретились и узнали о том, по каким причинам был на них наложен святым отцом штраф, то обратились к церковному руководству. Однако дело ничем не закончилось, и Эйнгард продолжал грабить народ.

Немногие порядочные люди, имевшие духовный сан, пытались сделать что-нибудь для улучшения репутации церкви, обращались к папе, его кардиналам, но слова их повисали в воздухе. Мнение Гильдебера Мансского по поводу бессовестных людей, которые только по должности были духовными лицами, являлось общим для всех, кого интересовала репутация католической церкви: «Они понимали, как камень; судили, как бревно; воспламенялись, как огонь; они хитры, как лисица; горды, как вол; прожорливы, как минотавр».

Еще меньше авторитет духовенства в глазах мирян могло поднять повсеместное нарушение обета безбрачия. Не просто прелюбодеяние, но и кровосмесительные связи были отмечены в то время. У некоторых священников были целые гаремы, мужчины боялись на исповеди называть имена возлюбленных из страха, что святой отец воспользуется этим. Женские монастыри превратились в публичные дома, мужские — в замки с самыми распущенными и дикими нравами. Монахи, и монахини свободно могли уйти в мир и вступить в брак. В святые же обители люди шли обычно не по призванию, а или спасаясь от позора, ожидающего их в миру, или руководствуясь исключительно честолюбивыми замыслами.

Трубадур Раймон де Корне обвинял церковь в том, что она погрязла в пороках глубже, чем простые смертные, вызывает ощущение сборища дьявольских отродий, а не собрание осененных Божьей благодатью. Отсутствие страха не только перед светскими несовершенными судами, но и перед Страшным судом рождали произвол и безнаказанность. Корне в негодовании жаловался: «Клянусь вам, скоро будет больше священников и монахов, чем волопасов. Все падают и подают другим дурные примеры. Эти люди друг перед другом торгуют таинствами и обеднями. Исповедуя добрых мирян, за которыми нет ни одного греха, они налагают на них огромные епитимьи и с миром отпускают наложниц священников… Монахи живут вдвое лучше, чем жили под родительским кровом. Они поступают как нищие, которые, прикрываясь лохмотьями, обманывают людей и кормятся за их счет. Вот почему так много бездельников и негодяев поступает в монастыри; вчера у них не было куска хлеба, а завтра их шутовской наряд приносит им изрядный доход, извлекаемый из тысячи фокусов, скрытых у них в мешке».

Таким образом, данное положение католической церкви не могло не вызвать протеста у мирян, не спровоцировать религиозного брожения, начавшегося в конце XII — начале XIII века.

Мрак людского невежества был для церкви самым лучшим защитником. Но когда в начале XII века началось своеобразное умственное возрождение, критика и сомнения в истинности проповедуемого церковью учения не заставили себя ждать. Разлад между религией и обетами, учением и действиями возмущал людей все больше и больше. В Риме начали опасаться духа пытливого исследования, который мог разрушить весьма неустойчивое сооружение католической церкви.

Началось активное изучение всевозможных наук. Большое внимание общества было приковано к Толедской школе, которая стала проводником арабской, греческой и еврейской науки. Сочинения Аристотеля, Птолемея, Авиценны, Аль-Фараби, переведенные на латинский язык, пользовались бешеной популярностью везде, где было распространено христианство.

Еще одним затруднительным обстоятельством для положения церкви стало возрождение римского гражданского права, которое увлеченно изучалось во всех европейских научных центрах. То, что есть судопроизводство, а не запутанные канонические законы и жестокое феодальное право, доводилось до сведения всех интересующихся этим вопросом. Контроль разума стал довлеющим началом в силу распространения просвещения и интеллектуального прогресса.

Все это не могло не привести к бурному развитию еретических учений, которые стали рычагом, сдвинувшим камень инквизиции. Нужно отметить, что ереси (от греч. hairesis — «особое вероучение»), поколебавшие церковные догматы в XII веке, выдвигались не учеными богословами, как раньше, а сначала распространялись среди массы простого народа. Характерно, что господствующие классы практически не принимали участия в зарождении инакомыслия. Это свидетельствует о новой эпохе, которая пришла на смену схоластическому мышлению. Удар, направленный на католическую церковь и ее нравы, наносился чаще всего людьми, проповедовавшими среди оскорбленных и униженных, понимающих, что в святое учение вкралось слишком много заблуждений.

Причиной расцвета ересей стало нравственное падение духовенства, поэтому нет ничего удивительного в том, что основным направлением, в котором развивались еретические учения XII века, явилась ветвь сектантов, сохранявшая основные положения христианства, но отвергавшая священство как таковое. Конечно, нельзя забывать и о манихеях, чье дуалистическое учение о равноправии в мире Света и Тьмы, Добра и Зла очень сильно влияло на ересь катаров.

Ереси, отвергавшие священство, опирались на основополагающий принцип учения Доната (основатель учения, направленного против официальной христианской церкви и римского господства) о том, что от прикосновения порочных рук все таинства тут же оскверняются. Отсюда следовало: священники, погрязшие в пороке, живущие в грехе, не могут совершать никаких таинств. На это даже опирался Папский престол в борьбе, развернутой против женатого духовенства в XI веке.

Самыми значительными еретическими учениями в Средние века стали вальденсианство (от имени основателя — Пьера Вальдо), катарианство (от греч. katharos — «чистый»). Вероучение последних легло в основу учения альбигойцев.

Проследим сначала предпосылки возникновения ереси Вальдо. Все началось с появления в 1108 году проповедника Танхельма с острова Зеланд, отрицающего всю церковную иерархию, от Папы Римского, до самого последнего священника. Танхельм также отрицал таинство евхаристии, оскверненной прикосновением нечистых рук, и призывал народ к неплатежу десятины, налога, предназначенного для церкви. Простой народ почитал его как святого, проповедям зеландского монаха-вероотступника внимали с радостью и благоговением. Танхельм, собрав небольшое войско, захватил власть в Антверпене, где ни герцог, ни епископ не смогли ему помешать, напуганные сильными народными волнениями. Он проповедовал здесь до 1115 года, даже тогда, когда его верные ученики и последователи были схвачены и казнены, пока один сумасшедший монах, исступленный в своей приверженности Римско-католической церкви, не убил его.

В Бретани на суд общественного мнения, чуть позже Танхельма, с проповедью аналогичной ереси выступил слегка повредившийся в уме на почве религиозно-мистических исканий Эон де Этуаль. Он и его последователи отбирали у церквей богатства и раздавали все нищим и беднякам. Размах «эонийцев» был настолько широк, что против них были высланы войска. Ученики Этуаля были публично сожжены живыми на костре, а их предводителя отправили в тихое аббатство как умалишенного, где он и закончил свои дни.

На юге Франции, особенно в Лангедоке, где вольнодумство получило особенно полное свое воплощение в силу и географического, и экономического, и социального положения, первым с порицанием священства и полным отречением от таинств выступил Петр Брюйсенский из Эмбрена, который и преследуемый церковью успешно проповедовал в течение двадцати лет. В конце концов его постигла участь всех еретиков: Петра сожгли живым на костре.

На смену ему явился Генрих, монах из Лозанны. Он проповедовал аскетизм и любовь к ближнему, отрицал почитание святых и так поносил пороки церкви, что институт церкви в Мансе, где учил Генрих, исчез бы, если бы не вмешалось дворянство и не добилось изгнания монаха. Однако Генрих не отрекся от своего учения и с невероятным успехом странствовал с проповедями по югу Франции.

Как противодействующая ему сила тогда выступил Святой Бернар, обеспокоенный отношением к католичеству, сложившемуся под влиянием проповедей лозаннского монаха. Следом за Генрихом он посещал города и селения и так красноречиво убеждал народ вернуться в лоно церкви, что ему всегда сопутствовала удача. Когда же Бернар пригласил монаха на диспут, тот весьма неблагоразумно уклонился, чем подорвал свой авторитет в глазах тех, кто раньше чтил странствующего бесстрашного проповедника. Защитников Генриха значительно поубавилось, и он закончил свои дни в тюрьме. Последователи монаха позднее слились с вальденсами.

Продолжателем учения Пьера. Вальдо был Арнольд Брешианский, ученик Пьера Абеляра. Он смотрел на крещение детей как на абсолютно бесполезное таинство, так как полагал, что вера одного человека не может принести пользы тому, кто еще не понимает выгоды своей веры. Отрицал он и таинство евхаристии. Духовенство бесили не столько богословские взгляды Арнольда, сколько то, что он убеждал народ уничтожить все привилегии церкви и отобрать у нее все богатства, явившиеся результатом пороков церковников. Единственное, что Арнольд оставлял за церковью, — исполнение духовных обязанностей.

В 1139 году на Латеранском соборе Арнольда Брешианского осудили и запретили ему проповедовать.

За неповиновение его и Абеляра пытались заточить в тюрьму, а сочинения их сожгли. Арнольд ускользнул из рук церковников, но лишь только на время. В конце концов преследование увенчалось успехом, но проповедник не покаялся в ереси, за что был приговорен к смертной казни. Это получило огромный резонанс, но не остановило последователей Арнольда Брешианского и только увеличило народную любовь и уважение к нему.

Арнольдисты сплотились в сообщество под названием «Бедные» и приняли учение, что священные таинства могут совершаться только руками, не оскверненными никаким преступлением. Это объединение через некоторое время слилось с «Лионскими Бедными», основанными Пьером Вальдо, по имени которого и называли вальденсов, последователей одного из самых сильнейших еретических учений Средневековья.

Пьер Вальдо был богатым коммерсантом из Лиона, у которого не было никакого образования. Несмотря на это (а может, благодаря этому), он страстно стремился постичь истину Священного Писания. Пьер выучил Новый Завет и извлечения из «Творений отцов церкви» («Sentences») наизусть и понял, как велика пропасть между учением Христа и тем, что он наблюдал в церкви. Тогда, увлеченный открывшейся истиной, Вальдо распродал все свое имущество, определил дочерей в монастырь, раздал деньги от продажи беднякам, умирающим от голода, и решил всю свою жизнь посвятить проповеди Евангелия. У него сразу же появилось множество последователей, которых Пьер рассылал с той же миссией по городам и весям Франции. Духовенство, давно забросившее проповеди, неожиданно обрело в лице вальденсов преемников и одновременно серьезных противников.

Вальденсы следовали во всем апостолам и Христу. Они даже носили сандалии, подражая им. За это их в начале существования общины называли «Обутые». Также Вальдо и его соратники проповедовали абсолютную нищету, запрещали клятву, человекоубийство (даже на войне) и считали, что всякий достойный человек, следующий евангельским заветам и одетый как апостол, может совершать таинство евхаристии, то есть отвергали необходимость духовенства как особой социальной группы. Мирянин мог исповедовать, крестить, причащать и проповедовать.

Члены братства «Лионских Бедных» считали, что никто не имеет права судить, кроме Бога. Они отрекались от собственности, уходили от жен, некоторые просто хранили целомудрие с юности. Жили они исключительно на подаяния. Популярность вальденсов росла день ото дня, особенно в среде простого народа, тех, кто больше всего страдал от притеснений духовенства. «Лионские Бедные» принимали в свои ряды все больше и больше крестьян и ремесленников. Вальденсы терпели гонения и от церкви, и от государства только за любовь к Христу и ревностное исполнение заповедей Божьих.

В 1194 году начались преследования вальденсов. Альфонс II Арагонский издал эдикт, запрещающий их собрания и непрофессиональные проповеди. Это был первый документ, опубликованный светской властью против еретиков. Они ставились вне закона, признавались государственными врагами и изгоями общества. Против них разрешался всякий произвол. Это расценивалось как совершаемое в интересах короля. В 1197 году сын Альфонса, Петр II, добавил к наказаниям для еретиков, нежелающих сдавать свои позиции, костер.

В XII веке вальденсы, как их не страшилось духовенство, не относились к «ереси по преимуществу». В актах инквизиции можно было увидеть такие выражения: «ересь и вальдесианизм». «Ересью по преимуществу» считались катары. Да и сами вальденсы называли катаров еретиками, хотя и объединялись с ними в трудные времена гонений и преследования.

Как уже отмечалось ранее, ересь катаров возникла не самостоятельно, а под воздействием манихейства, возникшего в III веке от Рождества Христова. Основатель учения — последователь пророка Заратустры Манес (или Мани), соединивший в парадигме своих воззрений школы персидских магов, неоплатоников из Александрии, догмы иудеев и христиан.

Основным в учении Манеса стало главное положение Заратустры: виновники всего существующего и происходящего в мире — два начала, Бог и сатана, находящиеся в вечной и непримиримой вражде друг с другом. Тело человека создано сатаной, душу же и разум в людей вложил Бог. В этом причина борьбы духовного и телесного. Человеческую душу может спасти только отказ от всего земного и суетного. Души же людей, которые не спасли себя до смерти, переселяются потом в растения и животных. Этим они достигают некоторой степени совершенства, затем избавляются от земной оболочки и проходят испытания: на Луне — водой, а на Солнце — небесным огнем. Когда все души пройдут испытания и очистятся, придет конец этому миру.

Катары, восприняв основные положения учения Манеса, считали предметный мир и тело человека порождением дьявола, злого Бога. То, что невидимо и вечно — дело рук доброго Бога. Римско-католическую церковь последователи этого учения отрицали как прибежище злого Бога. Отсюда, очевидно, берут, свое начало слухи о том, что катары являлись сатанистами. На самом деле в среде еретиков в основном были темные, невежественные люди, которых церковники грабили и притесняли как могли. Некоторым из них казалось, что чтимые ненавидимыми священниками Бог и его Сын, — злые, а отвергаемый и поносимый, как и простой народ, дьявол — хороший. Именно из-за этого и возникали малочисленные секты так называемых сатанистов, которых путали с катарами и вальденсами.

Естественно, что катары отвергали все христианские таинства, рождение Христа от земной женщины, воскресение из мертвых. Они верили, что душа человека переселяется в животного, отсюда следовал запрет есть мясо, так как убийство животного могло помешать спасению и очищению переселившейся души.

Катары разделялись на совершенных и верующих. Совершенных было немного. Они хранили целомудрие, отказывались от имущества, стремились развивать себя духовно. Верующие — это те, кто мог вступить в брак, чтобы создать новые сосуды для вмещения душ, имели собственность, носили оружие. Однако в конце жизни многие из верующих становились совершенными.

Альбигойцы — это приверженцы ереси катарианского толка, названные по городу Альби в провинции Альбижуа, находящейся в подчинении графов Тулузских. Так как к началу XIII века ереси особенно сильно распространились на юге Франции, альбигойцами стали называть и вальденсов. Произошло так, видимо, потому, что обе секты отвергали Римско-католическую церковь, великую грешницу и «блудницу вавилонскую».

Итак, юг Франции (Лангедок, Гасконь, Беарн, Альбижуа, Наварра и другие провинции) был охвачен еретическим буйством. Церковь здесь была очень слаба, могущественные графы Тулузские — относительно независимы и от духовенства, и от монарха, и извлекали свою выгоду из существования ересей. Но долго так продолжаться не могло.

Еще в начале XI века в Тулузе происходили первые сожжения еретиков. Было казнено тринадцать вероотступников, все — священники. Это стало началом создания инквизиционных судов.

Датой начала первой инквизиции как постоянных трибуналов считается 1229 год, но до этого разыгралась кровавая драма в Южной Франции, которая дает повод некоторым историкам относить рассматриваемую дату к более раннему времени. В 1179 году на третьем Латеранском соборе еретики Тулузы, Альби, Гаскони и других южных земель, а также их покровители были отлучены от церкви. Запрещалось «всякому, кто бы то ни был, иметь с ними общение». В Лангедок в 1185 году был предпринят настоящий Крестовый поход, который, вопреки ожиданиям Папского престола, не увенчался успехом. Это еще больше укрепило дух сопротивления еретиков.

22 сентября 1198 года Папа Иннокентий III, считавший, что на еретиков необходимо действовать увещеваниями и только в редких случаях прибегать к наказанию, отменил указ своего предшественника о предании анафеме графа Тулузского Раймонда VI. В Лангедок были посланы в качестве противодействующей ереси силы не крестоносцы, а легаты, в том числе святой Доминик. Последнее дало повод говорить, что именно Доминик стал первым инквизитором. Однако это не соответствует действительности, так как первая инквизиция возглавлялась епископами. Только вторая была взята под покровительство монахов, прежде всего доминиканцев. Им иногда помогали францисканцы и бенедиктинцы. Святой Доминик прибегал к единственной строгой мере в отношении еретиков: накладывал епитимью.

Петр Кастельно, один из папских легатов, информировал Ватикан о том, что отмена отлучения не повлияла на Раймонда VI. Он продолжал покровительствовать еретикам, издеваться над священнослужителями: водил на богослужения шута, который во время мессы передразнивал священников. В 1207 году Иннокентий III попросил Кастельно предупредить Раймонда в последний раз, а если это не возымеет должного действия, снова предать его анафеме.

Кастельно, гордый и высокомерный, потребовал от графа Тулузского покаяния, но тот, взбешенный, приказал повесить папского посланника. Тогда Кастельно бежал, но по дороге был убит. Ходили слухи, что это дело рук пособников Раймонда VI. Это стало переломным моментом в политике Папы Римского. 6 марта 1208 года он отлучил непокорного и нераскаявшегося еретика от церкви, разрешил грабить его владения, лишил всех прав, повелел преследовать.

В 1216 году сын отлученного Раймонд VII поднял восстание и сверг графа Симона Монфора, которого Папа Римский назначил вместо графа Тулузского. Тринадцать лет после этого тянулась осада Лангедока. В конце концов 12 апреля 1229 года Раймонд VII присягнул на верность французской короне и католической церкви, дал клятву сражаться с еретиками и их покровителями.

В ноябре был созван Тулузский собор, на котором хотели принять меры по истреблению альбигойцев. К розыскам еретиков принуждались все под страхом конфискации имущества и смертной казни. Пойманных должны были отправлять к епископу для идентификации. Для тех, кто каялся в ереси еще до суда, существовала особая одежда с двумя крестами на груди. Их высылали в сугубо католические города и брали на работу только с разрешения Папы Римского или легата. Те еретики, которые раскаивались в грехе вероотступничества во время суда из страха сурового наказания, заключались пожизненно в тюрьму. Для самых упорных путь освобождения был один — костер.

В первый же год официальной работы инквизиционного трибунала состоялся первый процесс, который показал все методы работы святого суда: очных ставок не было, свидетели могли показывать, что угодно. Подсудимых сбивали с толку вопросами, в которых были искушены только самые умные богословы. Так началась эпоха первой инквизиции во Франции.

Укрепление позиций первой инквизиции

Еще в 1220 году, за девять лет до присяги Раймонда VII, обещавшего искоренить ересь в Южной Франции, германский император Фридрих II, никогда ранее не поддерживавший начинаний Римской католической церкви и от этого являвшийся весьма опасным противником для папского престола в деле завоевания политического влияния в христианском мире, вдруг стал ярым приверженцем борьбы с ересью.

Фридрих, считавшийся автором еретического памфлета «О трех обманщиках», где насмешкам подвергались Моисей, Магомет и Христос, понял, что подвергать еретиков преследованию — лучший козырь в деле укрепления собственного могущества. В 1224 году он издал эдикт о борьбе с ересью, распространявший свое действие на всю «Священную Римскую империю». Этот указ дал возможность папскому престолу утвердить трибуналы инквизиции в Италии и Германии. Также церковь получила возможность действовать совместно со светской властью, преследуя и искореняя еретиков. Ответственность теперь лежала на всех без исключения: от императора до последнего крестьянина.

20 апреля 1233 года Папа Григорий IX издал две буллы, в которых давал ордену доминиканцев полномочия в деле преследования еретиков во всем христианском мире: «Во всех местах, где вы будете проповедовать, в случае, если грешники, несмотря на предупреждения, будут продолжать защищать ересь, навсегда лишать духовных их бенефиций и преследовать их и всех других судом безапелляционно, призывая на помощь светскую власть, если в этом встретится надобность, и прекращая их упорство, если нужно, посредством безапелляционного наложения на них духовных наказаний».

В 1252 году Иннокентий IV издал буллу, которая разрешала применение пыток в ходе инквизиционного процесса. В епархиях были учреждены специальные комиссии. Они состояли из 12 священников, 2 нотариусов, двух служащих. Возглавлялись они епископами и монахами доминиканского ордена или других нищенствующих орденов. Комиссии арестовывали еретиков, допрашивали их, конфисковывали имущество. Приговор выносился епископом и монахами. Работе этих комиссий должны были содействовать все без исключения.

Если при аресте еретика община препятствовала этому, то виновными в ереси автоматически становились все. Светская власть обязывалась применять пытки по требованию инквизиции. Всякое отступление от этих предписаний каралось вечным позором и большим штрафом, потерей должности и невозможностью занимать ее когда-либо впредь.

Существовала совершенно реальная угроза инквизиционным процессом всем, кто был недоволен порядком в церкви (вернее, его отсутствием), нравственным упадком духовенства.

Наряду с официальными действиями, направленными на развитие инквизиционного трибунала, теоретиками церкви и теологами также разрабатывалась концепция и утверждалась необходимость существования святых судов. Самым авторитетным специалистом в этой области стал Фома Аквинский (1225–1274), прозванный «ангельским доктором». Его труд, посвященный данному вопросу, называется «Сумма философии, об истинности католической веры против язычников». Самый большой грех, считал Аквинский, — ересь, которая должна наказываться не только отлучением от церкви, но и лишением жизни. Самое большое преступление — это извращать учение, от которого зависит вечная жизнь. Фома Аквинский создал целое учение о добре и зле, пытаясь при его помощи объяснить, как Бог мог допустить появление ересей. Зло, считал «ангельский доктор», всегда сопутствует добру, что дает возможность отличить одно от другого. Уничтожение зла укрепляет добро. Добро питается злом. Поэтому, хотя ересь — самое верное порождение зла, церковь должна «питаться еретиками во имя спасения своих верующих».

Таким образом, к концу XIII века все страны Европы оказались покрыты сетью судов инквизиции. Еретики жили, как на пороховой бочке, потому что инквизиция утвердила себя в глазах людей как вездесущая и всемогущая.

Борьба с нищенствующими монахами

Францисканский орден, созданный на основе евангельских идеалов бедности, подобно прочим орденам, очень быстро изменил своему первоначальному предназначению. Францисканцы стали представлять собой одну из сил, поддерживающих инквизицию. Орден завладел богатствами и могуществом, но среди его членов находилось немало монахов, недовольных новым положением вещей и стремившихся следовать изначальным идеалам.

Францисканцы раскололись на конвентуалов и спиритуалов. Последние были приверженцами традиций, заложенных основателем ордена святым Франциском, конвентуалы же легко влились в церковную иерархию и, пользуясь покровительством апостольского престола, стяжали власть, и богатство.

Особенно непримиримыми врагами конвентуалов были люди, называвшие себя фратичелли («братцы») — самые горячие сторонники строгого следования идеалам ордена. Эти нищенствующие монахи объединились в практически подпольную организацию Братьев бедной жизни (Fratres de paupera vita). Другой значительной силой, противодействующей перерождению ордена, были флагелланты («бичующиеся»).

Рим, чувствуя опасность в преданных идее монахах, всеми силами пытался преодолеть непримиримость спи-ритуалов, ввести их в устоявшуюся церковную структуру.

Некоторые из деятелей этого движения переметнулись на сторону папства, но все же оставалось немало нищенствующих монахов, готовых продолжать борьбу.

В 1254 году вышло еретическое по, духу сочинение богослова Иоахима Калабрийского «Вечное Евангелие».

Эта Книга стала своего рода Священным Писанием для спиритуалов. Автор трактата предрекал скорое наступление тысячелетнего царства добра и справедливости, но на пути к нему человечеству, по словам Иоахима, предстояло пройти «страшный суд над церковью и развращенным миром».

Иоахим смело призывал выступить на борьбу со злом мира, частью которого являлась католическая церковь. Богослов не считал необходимыми церковные обряды и таинства. Одним из высших идеалов христианина, согласно «Вечному Евангелию», является бедность.

Все последователи учения Иоахима жестоко преследовались инквизицией. Спиритуалы становились жертвами священного трибунала. Гонения на них достигли апогея, когда на престоле Святого Петра восседал Папа Иоанн XXII (1316–1334). Политику этого понтифика отражали слова его буллы, направленной против спиритуалов: «Бедность — вещь великая, но выше ее невинность, а выше всего — полное послушание». Папа предавал спиритуалов анафеме. Многие из них даже под пытками не согласились признать себя еретиками и были отправлены на костер.

Инквизиторам не приходилось проявлять изощренность ума на допросах, чтобы изобличить спиритуала. Подозреваемого в ереси спрашивали, готов ли он по приказу Папы Римского нарушить свои обеты нищеты и целомудрия — займет ли он доходную должность и женится ли, если на то будет воля апостольского престола. Каждый, кто не отвечал, что не может так поступить, отлучался от церкви и «отпускался на волю», то есть отдавался в руки светской власти для вынесения и исполнения смертного приговора.

Францисканец Бернар Делисье, один из значительных деятелей движения спиритуалов, осмелился совершенно открыто требовать упразднения инквизиции. Иоанн XXII в 1318 году вызвал Делисье и еще 65 представителей спиритуалов в Авиньон. Угрожая и запугивая всяческими карами непокорных монахов, понтифик заставил сорок человек из них отречься от своих воззрений. Однако сам Делисье и некоторые другие спиритуалы проявили твердость. Дело было передано инквизиции. Четверо нищенствующих братьев были отправлены на костер, другие были осуждены на пожизненное заключение.

Наибольшее усердие инквизиторы проявили в охоте за спиритуалами-фратичелли. Но недовольные существующими в церкви порядками продолжали организовывать общества, подобные братству нищенствующих монахов. Так, в XIII–XIV веках серьезную угрозу католицизму представляли гиллельмиты и дольчинисты (апостольские братья), развившие бурную деятельность на территории Италии.

Инквизиция серьезно взялась за истребление апостольских братьев. Поначалу основатель секты Герардо Сегарелли был осужден священным трибуналом на тюремное заключение, но после того, как инквизиторы поняли, что созданная им ересь очень живуча и трудно поддается искоренению, дело Сегарелли было пересмотрено. Еретика приговорили к сожжению на костре.

Инквизиторы окутали мифами казнь ересиарха, с тем чтобы представить проповедника апостольского образа жизни слугой дьявола. Согласно хронике церковного автора, осужденный, когда палачи разводили огонь, воззвал к демону Асмодею, после чего костер погас. Усилия инквизиторов долго были тщетными, поскольку демон защищал еретика. Некий находчивый инквизитор спас положение, принеся к месту казни гостию. Перед «телом Христа» Асмодей оказался бессилен, и палачам наконец удалось привести приговор в исполнение.

На самом деле казни Сегарелли сопутствовали народные волнения. Возмущенные горожане разгромили дворец инквизиции в Парме. Сожжением основателя еретического учения инквизиторы ничего не добились— апостольское братство возглавил Дольчино, ученик Сегарелли. Северные провинции Италии охватило крестьянское восстание. Папа Климент V в течение семи лет, с 1300 по 1307 год, организовал против дольчинистов три Крестовых похода.

23 марта 1307 года апостольские братья были разгромлены. Захваченные в плен, в том числе и руководитель движения Дольчино, были переданы в руки инквизиции. После долгих и изощренных пыток он и его ближайшие сподвижники Маргарита и Лонджино Каттанео были казнены. Маргариту сожгли на костре, Дольчино и Лонджино целый день возили по городу, по кусочку вырывая раскаленными клещами мясо из их тел.

Апостольские братья были уничтожены, но апостольские идеалы продолжали волновать души людей. Через несколько десятилетий после расправы над дольчинистами в Ассизе появилась секта Духа свободы. Особенно много ее последователей было среди францисканцев. Один из наиболее деятельных сектантов, Доменико Сава из Асколи, написал целый ряд богословских трактатов, излагавших и обосновывавших новое учение.

Доменико Сава был схвачен и брошен в застенки инквизиции. Пытками инквизиторы добились от него отречения от своих взглядов. Тем не менее Доменико не смог спастись; видя, что секта становится все сильнее инквизиторы в 1344 году обвинили его повторно и отправили на костер как еретика-рецидивиста. Все его сочинения также были преданы огню.

Особенно острая борьба официальной церкви с фратичелли происходила в годы «авиньонского пленения пап» (1309–1377), когда французский король Филипп IV добился того, что папская резиденция была перенесена во Францию, в Авиньон. В это время папская власть практически не распространялась за пределы Франции.

Фратичелли в это время представляли собой значительную силу. Им покровительствовал император Людовик Баварский, силой присвоивший себе корону. Император вел борьбу с Папой Иоанном XXII и опирался в этом на еретиков, остро критиковавших апостольский престол.

В противовес ересям, проповедовавшим апостольскую бедность, папа издал буллу, в которой утверждал, будто Христос и апостолы обладали имуществом. Император не остался в долгу и издал свой теологический опус, называемый Саксенгаузенским протестом. В этой прокламации Людовик отрицал утверждение, что апостолы владели собственностью, и обвинял понтифика в ереси.

По заказу императора искушенные теологи подробно и со ссылками на мнения крупнейших авторитетов церкви отстаивали позиции Людовика. Богослов Марсилио Падуанский доказывал, что судить или прощать властен лишь Бог, а папа не имеет такого права. Уильям Оккам нашел в словах и действиях понтифика 70 ошибок, которые можно было отнести к ереси.

На территориях, где папа сохранил свою власть — во Франции и Испании — фратичелли становились жертвами инквизиционных процессов. Николай Эймерик выдвинул специальную формулу, которую еретиков заставляли произносить при отречении: «Клянусь, что я верую в своей душе и совести и исповедую, что Иисус Христос и апостолы во время их земной жизни владели имуществом, которое приписывает им Священное Писание, и что они имели право это имущество отдавать, продавать и отчуждать». Тех, у кого язык не поворачивался сказать такое, ждал костер.

Иоанн XXII захватил антипапу Николая V, ставленника Людовика Баварского. Николай вынужден был принародно покаяться и отречься от своих еретических воззрений. Однако церковь еще долго искореняла движение фратичелли — борьба с ним продолжалась до конца XV века. Тем, кто остался верен апостольскому идеалу, в итоге было разрешено примкнуть к специально созданным орденам, в которых с соизволения папы можно было жить, соблюдая строгую аскезу. Условием существования нищенствующих орденов папский престол поставил полное подчинение их Римской курии. Дух свободы, изначально присутствовавший в движении бродячих нищенствующих монахов, усилиями инквизиции был уничтожен.

Инквизиция в действии

Инквизиторы занимали особое положение в системе Римско-католической церкви. Только Папа Римский имел право накладывать анафему на судей священного трибунала. Ни один церковный иерарх без разрешения понтифика не мог отстранить инквизитора от должности.

Папа Иннокентий IV постановил в 1245 году, что инквизиторы могут отпускать друг другу любые грехи, совершенные при исполнении служебных обязанностей. Таким образом, судьи оказались даже духовно освобождены от всякой власти.

Кроме этого, инквизиторы, в большинстве своем состоявшие в доминиканском или францисканском ордене, не должны были подчиняться своему непосредственному орденскому руководству. Любой из них мог при желании лично явиться в Рим с докладом самому понтифику.

По своей власти и влиянию инквизиторы стояли даже выше епископов. Тем не менее, епископская должность считалась более почетной. Папа обращался к епископу «брат мой», а к представителю священного трибунала — «сын мой». Работа инквизитора была достаточно опасной, особенно в период становления священных трибуналов, когда случалось, что друзья и родственники жертв судилищ учиняли расправы над судьями-палачами. Более того, епископский пост был пожизненной синекурой, тогда как инквизиторы занимали свои посты временно и обычно сменялись вместе со сменой понтифика. Это положение усугублялось тем, что папы восходили на апостольский престол, как правило, уже в солидном возрасте, а потому менялись достаточно часто. Все перечисленное вело к тому что инквизиторы, несмотря на огромную власть и возможности быстрого обогащения, считали свой пост всего лишь ступенькой карьерной лестницы, и большинство из них стремилось получить в итоге епископский сан.

Епископы тесно взаимодействовали с инквизицией. Необходимой формальностью инквизиционных процессов была санкция епископа на проведение следственных действий, а также его присутствие на допросах, пытках и при вынесении приговора.

Руководство монашеского ордена в случае необходимости назначало помощников инквизиторов. Заведовавший определенным округом инквизитор мог направлять уполномоченных в города и селения, находившиеся на его территории. Эти уполномоченные — викарии или комиссарии — наблюдали за подозрительными элементами, также они имели право производить аресты, допросы с применением пыток, могли и выносить приговоры.

С XIV века в состав инквизиционного суда, стали входить так называемые квалификаторы — эксперты по юридическим вопросам. Ими назначались обычно служители церкви. Задачей этих правоведов являлось приведение приговоров инквизиции в соответствие с действующим законодательством.

Квалификаторы не имели возможности подробно изучить материалы дела. Они получали бумаги, в которых суть дела была изложена в краткой форме, нередко без указания имен обвиняемого и свидетелей. Эксперты должны были определить, не зная всей подоплеки событий, насколько приписываемые обвиняемому деяния и высказывания являются еретическими, и отнести его к той или иной категории еретиков.

По сути, квалификаторы полностью зависели от инквизитора, они находились на жалованье священного трибунала, нередко входили в те же монашеские ордена, откуда назначались инквизиторы. Практически получалось так, что квалификатор давал то заключение, которое было угодно судье.

Всегда находились люди, осмеливавшиеся обвинять инквизиторов в фальсификации и злоупотреблениях. Чтобы пресечь нападки на священный трибунал, Римская курия ввела в суды новые штатные единицы: нотариусов и понятых. Однако, как и все другие меры, это нововведение создавало только видимость благопристойности и законности. Нотариус, как и квалификатор, состоял на жалованье у инквизитора, а понятые обычно назначались из доминиканцев. В задачи понятых и нотариуса входило заверение показаний свидетелей и обвиняемых.

Нотариусы и понятые, как и прочие сотрудники и помощники священного трибунала, под страхом суровых наказаний обязывались хранить в тайне все происходящее на судилищах. Таким образом, они вынуждены были подписывать любые предложенные им бумаги.

В состав инквизиционного суда входили также врач, палач и прокурор. Последний являлся обычно монахом одного из двух инквизиционных орденов. В его задачу входило состряпать обвинение из путаных показаний свидетелей и туманных подозрений доносчиков. Палач проводил пытки и казнил виновных, а врач следил, чтобы в ходе допроса обвиняемый не умер раньше времени от чрезмерного усердия палача.

Помимо непосредственных участников священного трибунала, в Штат инквизиции входили также многочисленные «родственники» — это была целая сеть тайных осведомителей, помощников, обслуживающего персонала и тюремщиков. Среди «родственников» были особые люди, чьим занятием было уговаривать упорствующих еретиков перед казнью отречься от своих взглядов, покаяться и примириться с церковью.

Подобно прочим служащим инквизиции, «родственники» стояли над законом, их нельзя было привлечь к ответственности за преступления. Любое противодействие или даже оскорбление инквизиторов или их многочисленных помощников трактовалось как попытка помешать священному делу борьбы с ересями и влекло за собой соответствующие наказания. И инквизиторы, и «родственники» могли позволить себе творить любые беззакония и охотно использовали эту возможность.

Священному трибуналу должны были подчиняться все светские и духовные власти, а всякий, кто осмеливался не подчиниться, рисковал быть обвиненным в противодействии работе инквизиции, за что его ждала смертная казнь.

В первой половине XIII века далеко не во всех городах существовал свой трибунал. В связи с этим в период первой инквизиции следователям и судьям приходилось самим ездить в селения для «устранения ереси» в народных массах. Прибыв на место назначения, стражи религиозного порядка вместе с комендантом города собирали местных жителей на одном из праздничных богослужений. Именно в храме горожанам объявлялось о необходимости раскрытия ереси.

Согласно требованиям инквизитора, все приверженцы ортодоксальной католической церкви должны были раскрыть имена известных им еретиков. Самим же «неверным» предоставлялась возможность в течение месяца явиться с повинной. В этом случае наказание могло быть несколько смягчено. Период времени, даваемый на размышления, объявлялся «отсрочкой милосердия».

С момента приезда в город инквизиции жители его полностью преображались. В души людей вселялся страх. Горожане переставали общаться друг с другом, а если и слышались редкие уличные разговоры, то темы их были исключительно праведные. В этот период каждый мог оказаться виновным и быть объявлен еретиком.

В кабинете инквизитора постоянно появлялись сомнительные личности, которые сообщали представителю церкви о еретических деяниях кого-то из жителей города. Следует отметить, что чаще всего доносы были ложными, так как их носителями были завистливые соседи или другие недоброжелатели обвиняемого. Все показания пришедшего регистрировались в специальном журнале.

Правдивость доноса никем не проверялась. По истечении месяца всех подозреваемых арестовывали и помещали в темницы. На имущество узников также налагался арест до свершения приговора. Прежде чем вынести решение, инквизитор вызывал к себе еще раз доносчика, который должен был подтвердить свои показания.

Обвинителю, как правило, предоставлялось право выбора, — он имел возможность либо лично выдвинуть обвинение, либо ограничиться показаниями о своих подозрениях. В большинстве случаев доносчик выбирал второй вариант, так как согласно законам инквизиции всякое выдвинутое обвинение нужно было проверить. В результате проверки могла быть доказана ложность данных доносчика. В этом случае он привлекался к ответу и карался за ложь наравне с еретиками. Тот же, кто сообщал о подозрениях или передавал инквизиторам дошедшие до него слухи, не должен был ничего доказывать.

Пленники томились в темных подвальных помещениях. Камеры заключения представляли собой небольшие тесные клетушки. В них располагались сырые нары. Вместо постели они были засыпаны прелой соломой.

Количество узников в камере могло быть от 4 до 8.

Обычно спальных мест не хватало, и тогда заключенные располагались прямо на сыром, вымощенном камнем полу. Часто узники, ожидавшие приговора, заболевали.

Заседание суда могло быть начато только по просьбе обвиняемого. В случае поступления таковой заключенный вызывался на допрос. В присутствии инквизиторов обвиняемый давал показания. Вопросы были направлены на то, чтобы запутать допрашиваемого. Таким образом обвинители пытались получить «доказательства справедливости» доноса.

Обвиняемому никогда не называлось имя доносчика, а предъявляемые обвинения показывались в очень краткой форме, без упоминания дат и действующих лиц. Все это делалось для защиты осведомителя, который мог стать объектом мести. Доносчик допрашивался отдельно. Существовал единственный способ опровергнуть показания обвинителя. Узнику предоставлялась возможность назвать имена своих врагов, способных его оклеветать, если в их числе назывался доносчик, то его свидетельство считалось недействительным. Однако, когда инквизиция набрала обороты, то формально не лишая обвиняемых такого права, она создавала всевозможные препятствия для его осуществления.

Принимались к рассмотрению только свидетельства против обвиняемого. Если доносчик отказывался от своих показаний, его привлекали за лжесвидетельство, но его навет не утрачивал юридической силы. Свидетельствовавшие в пользу обвиняемого рисковали сами превратиться в жертв инквизиции как поддерживающие ересь. В инквизиционных процессах могли участвовать (естественно, на стороне обвинения) лица, не имеющие права свидетельствовать в других делах: уголовные элементы, малолетние дети, отлученные от церкви, лишенные гражданских прав.

Обвиняемый имел право потребовать защитника. Причем общаться с ним заключенный мог только в присутствии инквизиторов. Адвокат, как правило, не стремился особенно рьяно защищать клиента, поскольку сам мог быть обвинен. Нередко защитник рекомендовал подзащитному выполнить все требования инквизиторов.

Если судьям предъявляемые улики обвинения казались довольно вескими, то приговор выносился тут же.

Смягчить приговор могло лишь добровольное признание. Довольно часто напуганные предстоящими пытками жертвы инквизиции сознавались, в самых тяжких деяниях, которых не совершали.

Впрочем, перед тем как приступить к истязаниям, инквизиторы обычно прибегали к допросу. Основной целью, преследуемой при этом судьями, было добиться от обвиняемого признания во всех приписываемых ему грехах, примирения с церковью и согласия на сотрудничество с инквизицией. Последнее означало, что раскаявшийся должен был выдать всех известных ему еретиков, а возможно, и стать постоянным осведомителем священного трибунала. Для примирившихся находилось применение и в застенках — их подсаживали в камеры к упорствующим в ереси, с тем чтобы уговорить непокорных подчиниться инквизиторам, а также для выведывания у заключенных важных для следствия сведений.

Следователи серьезно подходили к процедуре допроса. Инквизитор предварительно скрупулезно изучал биографию подозреваемого, все его связи и знакомства, выискивал темные пятна. Чтобы сломить еретика во время допроса, умелый инквизитор запутывал его множеством самых разнообразных и часто непонятных обвиняемому вопросов. Стоило поймать обвиняемого на каком-либо мелком прегрешении — случайно вырвавшемся из уст богохульстве, супружеской неверности, незначительном нарушении церковных обрядов и постов — как следователи, зацепившись за доказанную провинность, могли заставить человека признаться и в более серьезном преступлении. Допрашиваемого запугивали костром и применением пыток, в то же время увещевая его сознаться во всех преступлениях, чтобы облегчить свою участь. Инквизиторы иногда использовали эффект контраста, неожиданно переводя подследственного из мрачных подземелий с крысами и насекомыми, где его мучили голодом и жаждой, в удобные покои, где узника сытно кормили и поили вином, в то время как «добрый» инквизитор отечески увещевал еретика во всем сознаться и покаяться.

Опытные судьи священного трибунала издавали специальные пособия для инквизиторов по ведению допроса — вадемекумы (путеводители). Эти путеводители помогали обвинителю завести еретика в такие дебри, откуда ему оставалось только идти на костер или же полностью подчиниться воле инквизитора и выполнять все его требования.

Тех же, кто был непреклонен в своей вере, подвергали жестоким пыткам. Подследственному заранее сообщали, в какой день и час к нему будут применены пытки. Инквизиторы оставались спокойными и вежливыми, никогда не позволяя себе повышать на обвиняемого голос. Перед началом истязаний судьи демонстрировали обреченному на мучения — адские орудия, посредством которых собирались добиваться от него раскаяния.

Узников пытали в несколько этапов. Для начала им связывали руки и подвешивали к блоку. Пытаемого сперва поднимали, а затем резко отпускали. Следует отметить, что падение прекращалось рывком. Узник немного не доставал до пола ногами, а потому повисал в воздухе. От такого падения руки несчастного растягивались, что приносило невероятные страдания, а связывающая их веревка впивалась в кожу, пережимая сосуды и артерии. Такой метод пыток был впервые применен в начале XII века.

Существовали и другие разновидности дыбы. Иногда для усиления воздействия к ногам жертвы подвешивали груз. В других случаях конструкцию данного устройства дополняли валиками с шипами, разрывавшими плоть истязаемого. Использовались также горизонтальные дыбы в виде ложа с блоками, через которые пропускали веревки, привязанные к рукам и ногам пытаемого. С вращением блоков веревки вытягивали конечности, разрывая суставы узника. При этом ослабление веревок также причиняло страшную боль.

Если и после этого заключенный не признавал своей вины, то его приговаривали к новым испытаниям. На этот раз узника пытали водой. Мучители использовали воду для причинения страданий разнообразными способами. Самый простой метод — окунание жертвы и удерживание ее головы под водой. Периодически пытаемому позволяли поднять голову и вдохнуть воздух. В этот момент инквизиторы спрашивали человека, не желает ли он отречься от еретических воззрений.

Иногда несчастного укладывали в корыто, поверхность которого была покрыта поднятыми острием вверх гвоздями. Рот и нос жертвы накрывали влажной материей и начинали поливать ее струей воды. Заключенный не мог дышать, захлебывался. От напряжения сосуды в носоглотке лопались и изо рта и носа начинала идти кровь.

Чаще всего инквизиторы заливали в человека огромное количество воды, растягивавшей его желудок. Это осуществляли при помощи специальной маски с воронкой. Маска плотно закрывала ноздри допрашиваемого, и, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха, пытаемый должен был выпить воду, вливаемую в воронку. Зачастую воду нагревали почти до кипения, что усиливало страдания жертвы.

Пытка водой.

Воду заливали в несколько приемов. Инквизиторам удавалось вогнать в жертву от четырех до пятнадцати литров жидкости. Напоенного таким образом страдальца укладывали на спину под наклоном так, что его голова оказывалась ниже туловища. Раздутый желудок, переполненный водой, давил на сердце и легкие. Для большего эффекта палачи клали на живот обвиняемого доску и начинали на нее давить.

Мучители использовали воду и иным образом. Голову истязаемого обривали наголо. Затем над ним устанавливали приспособление, из которого медленно сочилась вода. Если вначале пытки капли, падающие одна за другой на макушку, доставляли обвиняемому лишь незначительные неудобства, то через несколько часов они причиняли адские мучения.

Иногда еретиков окунали в кипящую воду или варили в ней целиком. В Германии для этих целей использовалось кипящее масло. Жертву погружали в него медленно: сначала только ступни, затем ноги по колено и т. д.

Инквизиция изобрела немало хитрых механизмов, единственным назначением которых было причинение страданий. Одним из таких приспособлений являлся печально знаменитый «испанский сапог». Он представлял собой станок с двумя досками, сжимавшими ноги истязаемого. В специальные пазы вбивались деревянные колья, отчего тиски медленно сжимались, расплющивая суставы и дробя кости.

У инквизиторов было много разных приспособлений, работавших по принципу «испанского сапога». Весьма популярен был механизм для сдавливания головы, называемый череподробилка. Палач вращал рукоятку, и пресс медленно раздавливал голову пытаемого. Часто пресс был оснащен острым штырем, вонзавшимся в череп и причинявшим дополнительные страдания.

Особенно упорных ждала следующая пытка. Именно во время этого жестокого испытания — пытки огнем — большинство узников погибало. Ноги заключенного заковывали в колодки таким образом, что подошвы их оставались открытыми. Затем ступни смазывали маслом. После таких приготовлений несчастного клали так, что его ноги находились в непосредственной близости от пламени. От высокой температуры белок, входящий в состав живых тканей, сворачивался, в результате чего подошва ног заключенного лопалась, оголяя перед огнем кости жертвы.

Пытка огнем.

Иногда жертву просто клали на решетку над огнем или запирали в клетку, которую подвешивали над костром. Не только огонь, но и раскаленное железо, и горячие угли шли в ход в борьбе с врагами истинного вероучения. Жертву могли облачить в раскаленный докрасна металлический шлем.

В руках палачей нередко можно было увидеть раскаленные докрасна железные щипцы, которыми вырывали куски плоти из жертвы. Другим распространенным развлечением для садистов в сутанах была так называемая испанская щекотка, представлявшая собой железную лапу с острыми кривыми когтями. Этим приспособлением рвали мясо, зачастую снимая его с костей еще живого человека.

Популярным среди инквизиторов был незамысловатый инструмент, называемый вилкой еретика. На рукоятке таких приспособлений обычно гравировали надпись «Я отрекаюсь». Рукоять с двух сторон увенчивали двузубые вилки, орудие было снабжено ремешком. Когда его застегивали на шее еретика, одна сторона вилки вонзалась несчастному в подбородок, другая — в нижнюю часть горла. Пытаемый не мог раскрыть рта, но его вынуждали отвечать на вопросы мучителей.

Древнейшее изобретение человечества — колесо — также приспособили для истязаний. Колесование было не только разновидностью пытки, но и одним из способов казни. При допросах обычно применяли следующий вид колесования — обвиняемого привязывали к ободу колеса, которое быстро вращали сначала в одну, затем в другую сторону. Через некоторое время истязаемого выворачивали наизнанку.

В некоторых случаях жертву клали на земли, подставив брусья под запястья, локти, голени, позвоночник.

Затем по несчастному прокатывали тяжелое колесо с железными ребрами. После этого в теле жертвы не оставалось почти ни одной целой кости. Иногда же истязаемого привязывали к ободу колеса и катали по доске с торчащими из нее штырями.

Пытка колесом.

Широко применялись в Средневековье различные виды подвешивания. Как и колесование, этот метод использовали и для пыток, и для казни. Еретиков вешали на крюк, подцепив за ребро, подвешивали также за волосы, за одну или за обе ноги, за прочие части тела. Женщин могли подвесить за грудь, которую протыкали насквозь и продевали через нее веревку. При подвешивании нередко использовали различные утяжеления.

Пытки были запрещены только в 1816 году Пием VII, а до этого церковные власти одобряли применение пыток в инквизиционных процессах, однако стремились придать им видимость благопристойности. Постановления Вселенских соборов и Римской курии указывали, что к пыткам можно прибегать только с согласия епископа, при этом истязания можно было применять к одному человеку только один раз и пытки должны быть умеренными.

Все эти «гуманные» предписания ни в коей мере не связывали руки инквизиторам. Судьи свободно обходили все ограничения и могли истязать свои жертвы, сколько им заблагорассудится. Во-первых, епископы обычно были благосклонны к инквизиции и одобряли любые решения судей. Даже если какой-либо епископ пытался препятствовать осуществлению их жестоких замыслов, у инквизиторов и на этот случай была лазейка. Они утверждали, что согласие епископа на пытку требуется только по отношению к обвиняемому, но не к свидетелю. Обвиняемого же в любой момент можно было переквалифицировать в свидетеля по делу других еретиков (или даже по своему собственному делу) и мучить его без всяких санкций.

На счет умеренности и однократности применения пытки у инквизиторов тоже существовало особое мнение. Так, они считали умеренной любую пытку вплоть до полного признания обвиняемого во всех действительных и вымышленных преступлениях. После того как несчастный сделал все, что от него требовали мучители, оговорил и себя и других, дальнейшее применение пытки можно было считать чрезмерным.

Инквизиторы могли истязать одну жертву бесчисленное количество раз, заявляя при этом, что пытка была прервана, а затем продолжена. Таким способам мучители обходили требование однократности применения пытки.

Инквизиция окутывала все свои дела завесой строжайшей секретности. Все работники священного трибунала давали обеты сохранять в тайне все, что им известно, подобную клятву вырывали и у жертвы, оставленной в живых. Если раскаявшийся и примирившийся осмеливался говорить, что его отречение от ереси было вызвано пыткой, его арестовывали как рецидивиста и без суда и следствия отправляли на костер.

Скрытность инквизиции вызывалась не только и не столько соображениями благопристойности. Судьи нисколько не стеснялись и даже гордились, что вершат священный суд, подобный Страшному суду. Таинственность этой организации должна была вызывать страх у еретиков, не знающих, с чем им предстоит столкнуться. Палачи скрывали свои методы, чтобы они не перестали быть действенными.

В инквизиционных судах была распространена практика «добровольного» подтверждения обвиняемым вырванных у него под пыткой признаний. Если через сутки после истязаний узник подтверждал самооговор, то во всех документах инквизиторы фиксировали, что признание сделано «добровольно и непринужденно, без давления и страха». Такое признание без применения насилия перестало цениться во времена охоты на ведьм, когда добровольно сознавшуюся жертву жестоко пытали, чтобы убедиться в полноте признания. Если жертва священного трибунала отказывалась от своих показаний, то ее объявляли «повторно впавшей в ересь» и возобновляли пытки с новой силой. Если от признания отказывался осужденный на смертную казнь, то его лишали «особой милости» — удушения перед сжиганием на костре.

Если и после всех истязаний обвиняемый не совершал признания, то заседанием инквизиторов его признавали «упорным» и приговаривали к сожжению на костре. Именно такие герои были более всего ненавистны инквизиторам, так как они были живым доказательством бессилия их методов перед человеческим упорством.

Кроме костра, хотя эта казнь считалась самой лучшей для еретика, так как огонь уничтожал его тело без остатка и ассоциировался с адским пламенем, применялись и другие виды казни: повешение, замуровывание, колесование.

Замуровывание.

В инквизиционной практике обычным явлением был посмертный, или заочный, суд и казнь. Если живой и присутствующий еретик мог примириться с церковью, то у умершего или ударившегося в бега не было никаких шансов оправдаться. Если приговор выносили отсутствующему преступнику, то его всегда подстерегала опасность попасться агентам священного трибунала. В этом случае его отправляли на костер без всяких дополнительных разбирательств. Посмертное осуждение служило одной из статей доходов инквизиции, так как имущество умершего еретика изымалось у его наследников.

Знаменитым претендентом для инквизиционных расправ над покойниками явился суд папы Стефана VI над Формозой, бывшим его предшественником на апостольском престоле. Умершего понтифика эксгумировали, облачили в парадное одеяние Папы и усадили на престол. Затем обвинители обстоятельно доказали грехи наместника святого Петра и учинили расправу над Формозой. Покойнику отрезали пальцы, которыми он при жизни давал благословение, затем мертвое тело проволокли по улицам Рима и бросили в Тибр.

К суду инквизиторов также привлекали противников церкви, гадалок и чародеев, отлученных, покровителей еретиков, несогласных с решением инквизитора и некоторых других. Избежать наказания удавалось немногим. Лишь богатые люди иногда выторговывали право на помилование. Бывало и такое, хотя нечасто, что под суд попадали и сами инквизиторы, но, как правило, они отделывались легкой степенью наказания.

Всех заключенных или находящихся под следствием делили на пять групп. К первой из них относили людей, которые вызывали легкое подозрение, не имеющее под собой никаких оснований. К этой же категории можно отнести и оправданных, так как они всегда находились под подозрением. Ко второй — тех, на кого имелось несколько доносов, но они не были доказаны. Людей этой группы называли сильно подозрительными. Также различали группы обращенных, упорных и оправданных.

Инквизиционные законы предусматривали, что практически любой осужденный мог после признания в содеянном просить примирения с церковью. Если «грехи» обвиняемого казались инквизиторам не слишком тяжелыми, то они давали свое разрешение. В этом случае суд назначал осужденному наказание по своему усмотрению, в зависимости от тяжести преступления.

Например, в качестве наказания осужденному вменялось в обязанности посещение церкви в конкретные дни и праздники. Причем, по условию инквизиторов, наказуемый должен был являться ко двору храма в одной рубашке и стоять в таком виде до окончания службы. Отличительным знаком «ищущих примирения» было ношение сразу двух крестов: одного — на груди, а второго — на спине. Подобное наказание могло длится от 3 до 7 лет.

Инквизиторы накладывали на свои жертвы самые разнообразные епитимьи. Так, в XIII веке нередко практиковалось принуждение раскаявшихся еретиков к участию в Крестовых походах. Судьи священного трибунала охотно прибегали к наложению любых епитимий, но в отличие от обычных священнослужителей, инквизиторы ужесточали церковные кары до предела. Осужденные должны были строго соблюдать изнурительные посты, тратить все свои доходы на различные пожертвования, непрестанно молиться и совершать паломничества по святым местам.

Всевозможные епитимьи разделялись на легкие и унизительные. Легкими считались все вышеперечисленные кары, осужденный на унизительную епитимью должен был, ко всему прочему, носить позорящие знаки. Эти нашивки в виде крестов были изобретением святого Доминика и использовались с 1208 года. В Испании на кающихся еретиков надевали позорящий наряд (санбенито) «украшенный» изображениями адского пламени и чертей. Носители таких одеяний были для окружающих объектами постоянных насмешек; этим несчастным трудно было найти работу, наладить свою жизнь — все шарахались от них, как от прокаженных.

Среди прочих унизительных кар, налагаемых инквизиторами, было распространено публичное бичевание. Священник порол раскаявшегося грешника во время всех богослужений, его также бичевали на всяческих религиозных процессиях, совершаемых в честь праздников.

Нередко человек нес подобного рода наказания в течение всей жизни. Только инквизиторы могли снять наложенную священным трибуналом епитимью, а в обмен на прощение они выдвигали определенные требования.

Среди других наказаний, применяемых инквизицией, одним из наиболее распространенных было тюремное заключение, зачастую пожизненное. Различали три вида заключения: каторжную тюрьму (murus strictissimus) — узник при этом находился в одиночной камере, закованный в ручные и ножные кандалы; строгое тюремное заключение (murus strictus durus arctus) — заключенный также содержался в одиночной камере, но всего лишь в ножных кандалах; и обычное тюремное заключение, когда узники находились в общих камерах без оков.

Единственной едой осужденных при любом виде тюремного заключения был хлеб с водой. Вместо постели заключенному полагался тюфяк соломы.

В поздний период существования инквизиции в колониях была особенно распространена практика использования жертв священного трибунала для каторжных работ и в качестве гребцов на галерах.

В конце XV века начался период второй инквизиции. В это время момент примирения с церковью был отнесен к моменту проведения массового оглашения и исполнения приговора над еретиками — аутодафе (исп. — «акт веры»).

Аутодафе.

Аутодафе разделяли на два вида. Исполнение приговора в первом случае приурочивали к какому-либо религиозному празднику. Во втором — к происходившим в стране политическим событиям.

День проведения аутодафе объявлялся ровно за месяц. Для совершения церемонии строили амфитеатр с местами для членов инквизиции, высокопоставленных лиц, осужденных и простых зрителей. В том случае если на церемонии присутствовали королевские особы, то возводился двадцатиметровый помост, на конце которого устанавливались клетки. В них вводили заключенных на время чтения приговора.

Церемония начиналась накануне праздника. Вечером из храма устремлялась колонна людей, которую возглавляли угольщики, за ними следовали доминиканцы и стражники. Такое построение процессии было неслучайным. Дело в том, что угольщиков считали причастными к торжеству правосудия, так как именно эти люди поставляли уголь для костра.

От церкви процессия направлялась к площади, где был возведен амфитеатр. После поднятия знамени и постановки символического креста на площади оставались только доминиканцы. Остальные члены процессии разбредались по своим домам. Оставшиеся распевали псалмы до наступления полной темноты. С рассветом на площадь начинал собираться народ. Затем приезжали представители знати и король.

Начало аутодафе провозглашал церковный благовест. С ударами колокола в центр амфитеатра входила процессия. Как и вечером, ее возглавляли угольщики. Затем шли доминиканцы, колонну которых открывал человек с крестом. Их колонну замыкал доминиканец со знаменем инквизиции. За ними следовали офицеры трибунала. Процессию замыкала колонна осужденных.

Следом в амфитеатр въезжали повозки с представителями высших духовных чинов и инквизиторами. Последним появлялся Великий инквизитор. После принесения клятвы королю он читал перед народом проповедь, и только после этого приступали к оглашению приговоров.

Великий инквизитор давал свое дозволение стремящимся к примирению с церковью. Остальные заключенные направлялись на суд светской власти. Это решение, по мнению инквизиции, было весьма гуманным. Все имущество осужденных переходило во владение короля. Приговор светской власти был всегда одинаков — казнь через сожжение. «Особой милостью» считалась казнь, когда жертву сначала душили, а потом уже бездыханное тело сжигали в пламени.

Место казни располагалось обычно за городом. Там заранее готовили костры, в центре которых ставили шест. К нему привязывали осужденного. Перед началом церемонии сожжения узникам давался последний шанс. Все признавшие свои грехи получали смерть через удушение. Затем на костре сжигались символические изображения и останки умерших в тюрьмах. По мнению инквизиции, это зрелище должно было еще более устрашить осужденных и подтолкнуть их к раскаянию. После этого всех непокорных заживо сжигали на костре.

Вторая инквизиция

Начало второй, или, как ее еще называют, испанской инквизиции, тесно связано с Великим инквизитором Томасом Торквемадой (ок. 1420–1498), кровью вписавшим свое имя в историю. Он превзошел большинство своих современников в изощренной жестокости и непримиримости ко всякому инакомыслию.

В молодости будущий инквизитор интересовался теологией и в то же время не был чужд мирской жизни, — известно, что он увлекся некой девушкой, но она сделала выбор не в его пользу, связав свою судьбу с мавром. Некоторые исследователи считают, что в этом заключалась причина ненависти инквизитора к мусульманам, что привело впоследствии к жестоким репрессиям по отношению к иноверцам.

Торквемада.

В доминиканский орден Торквемаду привел случай — будущий инквизитор прослышал о публичных диспутах доминиканцев и решил принять в них участие. Будучи весьма искушенным в теологии, он вступил в спор с приором ордена Лопесом из Серверы и проявил в споре остроту ума и глубокие познания. Приор был поражен способностями молодого человека и предложил ему вступить в орден.

По другой версии, Торквемада еще в юности поступил в доминиканский монастырь Святого Павла в Вальядолиде и снискал там известность благочестием и аскетизмом. Паломники приходили в обитель, ища встречи с этим праведным монахом, чтобы поделиться с ним своими печалями и услышать его наставления.

Помимо этого, Торквемада прослыл непримиримым врагом всяких ересей и горячим защитником церкви. Католические иерархи заметили усердие монаха. Ему неоднократно предлагали занять высокие должности, сулили титул доктора богословия, но будущий инквизитор упорно отказывался от повышения.

В 1459 году Торквемада все же согласился возглавить монастырь Святого Креста в Сеговии, притягивавший в то время множество паломников со всей Кастилии. Этот момент можно считать началом блистательной карьеры Торквемады, так как именно здесь он близко сошелся с членами королевской семьи, благодаря чему впоследствии вознесся к самым вершинам власти.

В обитель Святого Креста периодически наведывалась королева с принцессой Изабеллой Кастильской. Торквемада стал духовником и наставником королевской дочери, отличавшейся религиозностью. Вскоре он получил полную власть над ее душой.

Торквемада принял активное участие в политических интригах с тем, чтобы сделать принцессу Изабеллу наследницей престола. Он способствовал также объединению двух самых крупных королевств в Испании — Кастилии и Арагона, тайно обвенчав Изабеллу с арагонским принцем Фердинандом, ставшим затем королем Кастилии Фердинандом V. Этому браку препятствовал кастильский король Генрих IV, ненавидевший свою сестру Изабеллу и стремившийся не допустить того, чтобы она унаследовала престол. Духовник принцессы проявил себя ловким политиком, воспрепятствовав планам короля.

Усилия, приложенные Торквемадой для объединения королевств, принесли свои плоды — он стал одним из влиятельнейших людей в обоих королевствах. Это дало ему возможность воплотить в жизнь свою заветную мечту — очистить страну от мавров и иудеев. С этой целью он добился учреждения религиозного трибунала в Испании, «более могущественного и более строгого, чем другие».

По некоторым подсчетам, Великий инквизитор, возглавлявший испанский трибунал первые восемнадцать лет после его учреждения, отправил на костер 10 200 человек, еще 6860 сжег символически, посмертно, предав огню изображавшие приговоренных чучела. 97 321 человек был подвергнут позорящим наказаниям, лишен работы и имущества. Данные цифры показывают, что за свою жизнь Томас Торквемада успел сделать немало.

Торквемада создал новый тип инквизиции с еще более бесчеловечными методами. Он сделал это орудие религии политическим инструментом, изъяв инквизицию из юрисдикции Апостольского престола и подчинив ее короне. Таким образом, трибунал Великого инквизитора стал средством укрепления абсолютизма и расправы с политическими противниками. Этот новый аппарат террора, созданный Торквемадой, историки называют второй, или испанской, инквизицией.

Инквизиционные процессы в Испании осуществлялись и до Торквемады, но в виде постоянного учреждения, по крайней мере, на территории Кастилии, инквизиции не было до XV века. Трибуналы, «более могущественные и более строгие» начали работать в Кастильском королевстве с 1481 года. В 1483 году была организована Супрема — Верховный совет инквизиции, возглавляемый Великим инквизитором. Папа Сикст IV одобрил начинание, назначив Торквемаду Великим инквизитором.

Отсутствие инквизиции в Кастилии вплоть до XV века объясняется тем, что это королевство вело долгую и кровавую борьбу с маврами и не могло ослаблять свои силы еще и истреблением народа в застенках и на кострах.

В Арагоне же инквизиция была учреждена в 1233 году, а особенно активно действовала во второй половине XIV века, когда ее возглавлял доминиканец Николай Эймерик, прославившийся бесчеловечным трактатом «Руководство для инквизитора». Жестокость Эймерика превосходила все границы, и в итоге арагонский король Иоанн I вынужден был отстранить его от должности и изгнать из страны.

Королевская чета не сразу решилась на введение инквизиции в стране. Фердинанд и Изабелла предлагали возвращать еретиков в лоно церкви словом проповеди и мирными увещеваниями. По их указанию севильский архиепископ кардинал Мендоса написал катехизис (краткое изложение вероучения в форме вопросов и ответов), которому должен был следовать каждый истинный католик. Проповедники обязывались разъяснять и наставлять в вере на основе этого катехизиса, с тем чтобы искоренить свободомыслие. Специально назначенные наблюдатели должны были дать заключение по поводу эффективности мирных наставлений и вынести вердикт, необходимо ли вводить инквизицию в Испании.

Попытка решить вопрос миром не увенчалась успехом. Наблюдатели сделали заключение, что ересь упорствует. В 1481 году начались заседания священного трибунала в Севилье, в монастыре Святого Павла. Трибунал возглавили доминиканцы Мигель де Морильо и Хуан де Сан-Мартин. Многие марраны, или новые христиане (насильственно христианизированные иудеи), поняв, что против них готовится удар, бежали из страны.

Беглецов, или, как именовали их инквизиторы, «лисиц», отлавливали вооруженные отряды так называемого святого братства — эрмандады. Это войско, непосредственно подчинявшееся королевской власти, возглавлял брат короля.

В Севилье вскоре оказались переполнены все тюрьмы, замки, монастыри и другие сооружения, которые можно было использовать для содержания узников. В результате этого в городе вспыхнула эпидемия чумы. Инквизиторам пришлось оставить город. Новые христиане тоже могли покинуть Севилью, но им не разрешалось брать с собой имущество.

Стремясь полностью очистить страну от ереси, инквизиторы пошли на хитрость, издав «грамоту милосердия», согласно которой к тем марранам, кто добровольно сдастся судьям, будут применены самые незначительные меры наказания. Легковерных ожидали тюремные камеры и новые обещания — если они предадут в руки инквизиции всех известных им еретиков, то увидят свободу. Однако в большинстве случаев и тех, кто сдался добровольно, и пойманных по навету ожидал костер.

Испанская инквизиция быстро набирала обороты. В первые полгода работы севильского трибунала было сожжено 298 марранов, еще 79 человек осуждено на пожизненное заключение.

Для массовых сожжений был возведен специальный каменный эшафот — квемадеро. Ею верхнюю площадку украшали большие статуи четырех библейских пророков, но они служили не только для украшения. Внутри статуй была пустота, в которую помещали осужденных. По некоторым сведениям, сжигаемых также привязывали снаружи изваяний. После этого разводили костер. Человек, щедро пожертвовавший средства для украшения квемадеро, сам оказался марраном и был сожжен.

Жалобы на жестокость инквизиторов посыпались в папскую канцелярию. Сикст IV даже вынужден был рекомендовать Фердинанду и Изабелле сместить судей Морильо и Сан-Мартина. Недовольство Апостольского престола вызывало прежде всего то, что вторая инквизиция стала слишком независимой. Но поскольку испанская корона была единственной достаточно могущественной силой в Европе, оказывавшей в это время поддержку папству, а инквизиция поддерживала испанскую корону понтифик в свою очередь должен был закрыть глаза на бесчинства испанской инквизиции.

2 августа 1483 года Торквемада был назначен Великим инквизитором Кастилии с правом самому ставить и смещать судей. 17 октября власть Великого инквизитора была распространена и на Арагон, а также на Каталонию и Валенсию, то есть высший судья Супремы получил возможность карать и миловать на территории практически всей Испании.

В 1481 году в Севилье генеральная хунта инквизиторов под руководством Торквемады разработала инструкцию из 28 пунктов, ставшую законом испанской инквизиции. Впоследствии этот кодекс неоднократно дополнялся новыми статьями. Первые три пункта инструкции содержали положения об устройстве инквизиции, устанавливали «отсрочку милосердия» для тех, кто хочет сознаться. Следующие девятнадцать пунктов охватывали все этапы инквизиционного процесса, а последние шесть устанавливали иерархию инквизиторов.

Сознавшийся в течение указанного срока мог быть помилован, но только в том случае, если называл других еретиков. Обращенный еретик не имел права носить золото, серебро и драгоценности, а также одежду из шелковых тканей. Он не мог занимать никакую должность.

Если еретик упорствовал, иными словами, если он не хотел сознаваться в преступлениях, чаще всего вымышленных, и признавал вину после истечения положенного срока, то его следовало заточить в темницу на всю жизнь. Если инквизиторы считали, что еретик сознался не полностью, то его передавали в распоряжение светской власти, что означало костер.

Отрицавший свою вину, но вынужденный признаться под пытками, считался уличенным, что также означало для него костер. К той же категории относили тех, кто не являлся на суд по приглашению инквизиторов.

Данный кодекс не предусматривал никакого срока проведения следственных действий, то есть попавший в лапы инквизиции мог находиться в предварительном заключении многие годы, а то и десятилетия.

Дела, рассматриваемые инквизицией, не имели и срока давности. Двадцатый параграф инструкции предусматривал суд над умершими, если существовали какие-либо свидетельства их еретических воззрений. Их останки эксгумировали, судили и предавали огню. Имущество наследников осужденных после смерти подлежало конфискации. Хотя 22 пункт инструкции предусматривал выделение из конфискованного имущества пособия детям осужденных, этот параграф никто не исполнял.

Инквизиционный трибунал был последней инстанцией, решавшей судьбу еретиков, его приговоры обжалованию не подлежали. Инквизиторы подчинялись только Супреме, не отчитываясь в своих действиях больше ни перед кем.

Согласно кодексу Торквемады, было создано 17 местных, постоянно действующих трибуналов, в то же время предусматривалась возможность в случае необходимости создавать чрезвычайные трибуналы на местах на сколь угодно долгий срок.

В структуру инквизиции, согласно кодексу Торквемады, включались фискалы и так называемые родственники (familiares). Это были миряне, сотрудничавшие с инквизицией в качестве доносчиков, осведомителей и помощников на аутодафе. Это были люди, чьи показания приводили других людей на костер, они же помогали этот костер разводить. Часто они сами являлись бывшими жертвами священного трибунала. По подсчетам исследователей, общее число фискалов в Испании составляло около 15 тысяч человек.

Доносительство угодно Богу — эта мысль активно пропагандировалась проповедниками. Занятию этим богоугодным делом нередко способствовал страх. Те, кто чувствовал, что попали под подозрение, спешили донести на кого-либо другого, чтобы самим не оказаться в темнице. Основанием для доноса, а затем для ареста и пыток могло быть самое незначительное деяние: неосторожно брошенное слово, жест, взгляд. Так, некто однажды донес, что одна женщина загадочно улыбнулась, когда при ней была упомянута дева Мария, что дает основание подозревать ее в сомнениях в непорочности Богородицы.

Власти редко выступали против инквизиционных законов, поскольку третья часть конфискованного имущества и штрафов поступала в королевскую казну (еще треть шла в казну инквизиции, и треть — в церковную казну). Кодекс Торквемады предусматривал также преследование любого облеченного властью лица, оказывавшего покровительство еретикам, а всякое противодействие инквизиции могло быть представлено именно так.

Все же противодействие инквизиции имело место. Так, арагонские кортесы не желали принимать инквизиционные законы, поскольку по местным обычаям, конфискация имущества была недопустима. Но, несмотря на все жалобы, инквизиторы продолжали действовать по своему усмотрению.

В среде марранов созрел заговор против инквизиции. Им руководил дворянин Жан Делабадия. Все новые христиане должны были вносить деньги на дело заговорщиков.

Своей первой целью убийцы выбрали инквизитора Педро Арбуэса. Шесть заговорщиков долго искали случая уничтожить его, но информация о заговоре стала известна инквизиции, и Арбуэс был осторожен. Он не выходил из дома без стального панциря под одеждой и шлема под шапкой.

13 октября 1485 года инквизитор все же попался заговорщикам. Он молился поздним вечером в церкви, когда на него напали убийцы. Один из них, Жан Десперендео, ударил Арбуэса саблей, но панцирь спас инквизитора. Следующий удар нанес Делабадия, пронзив врагу шею ножом. Через два дня доминиканец умер от раны.

Инквизиция сумела воспользоваться покушением на Педро Арбуэса с максимальной выгодой для себя. Кроме виновных в убийстве, в застенки были заточены все так или иначе причастные к оппозиции, все неугодные священному трибуналу.

Убийц повесили, предварительно отрубив им руки.

После этого мертвые тела протащили по улицам Сарагосы, затем расчленили и разложили на площадях. Жан Делабадия покончил с собой, не дожидаясь казни, но это не избавило его от общей участи, те же кары постигли его мертвое тело.

Не только в Сарагосе, но и в других городах происходили судебные процессы и казни. Несмотря на все репрессии, потребовалось не менее двух лет, чтобы унять народные волнения.

Инквизитор Арбуэс был похоронен с большой помпой, а в 1664 году причислен к лику святых. Испанские инквизиторы считали его своим покровителем, а также, непонятно на каких основаниях, приписывали ему целительную силу, способную спасти от чумы.

Жертвами испанской инквизиции становились прежде всего марраны. Истинным мотивом их преследования являлось стремление завладеть их имуществом. Важным фактором происшедшего послужила и ненависть к иудеям, разжигаемая церковью за то, что они не признали Христа и обрекли его на муки на Кресте. В каждом марране видели нераскаявшегося иудея, продолжавшего втайне от окружающих исповедовать религию предков.

Другой категорией населения, сильно пострадавшей от Супремы, были мориски — христианизированные мавры, ранее исповедовавшие мусульманство. Мотивы корысти здесь играли не такую важную роль, так как мориски были в основном бедными ремесленниками и крестьянами, и взять с них было нечего. Но, истребляя мавров, инквизиция подрывала могущество испанских грандов, на полях которых эти мавры трудились, способствуя тем самым укреплению абсолютизма. Кроме этого, испанцы, пережившие длительную кровавую войну с маврами, продолжали питать ненависть к бывшим врагам.

31 марта 1492 года по иудеям Испании был нанесен новый удар. Королевским указом им предписывалось в три месяца принять христианство или же покинуть пределы страны. Все имущество уезжающих подлежало конфискации.

Согласно некоторым подсчетам, в католичество перешло примерно 50 тысяч иудеев, а оставило страну от 100 до 800 тысяч человек.

Новые христиане ясно поняли, что преследования на этом не закончатся. Обладавшие состояниями готовы были заплатить любые деньги, чтобы получить от папы охранную грамоту, оградившую бы их от террора. Но даже получившие заветный документ не смогли себя обезопасить. Нередко случалось так, что папа по требованию испанской короны отменял решение, вынесенное судом Римской курии в пользу нового христианина. При этом заплаченные за грамоту деньги не возвращались, а несчастный вновь попадал в лапы инквизиции.

Если Сикст IV еще старался время от времени изобразить возмущение произволом испанской инквизиции, то его преемник Александр VI Борджиа, выходец из Испании, отказался принимать жалобы на инквизиторов.

Супрема стремилась не допустить ассимиляции мавров и иудеев, чтобы они не смогли скрыться от преследования, смешавшись с испанцами. Был введен особый документ — сертификат «чистоты крови», требовавшийся в любом деле, когда человек сталкивался с властями. Без этого удостоверения никто не мог получить какую-либо должность или звание, вступить в монашеский орден, поступить в университет, пересечь границу.

Орден иезуитов был единственным, куда принимали марранов, однако под давлением властей в 1608 году в его устав была внесена поправка, что в орден могут вступить только новые христиане в пятом поколении.

В XVII веке процедура выдачи сертификата «чистоты крови» была упрощена. В это время перестали использовать «Зеленую книгу Арагона» — перечень родов новых христиан, по которому ранее могли отказать в выдаче сертификата. Тем не менее такие удостоверения продолжали использовать вплоть до 1865 года.

В 1492 году испанцы отвоевали Гранаду у мавров. Изабелла и Фердинанд обещали полное уравнение в правах мавров с испанцами, обещали также, что местным жителям будет разрешено исповедовать ислам. Обещание не было выполнено.

Эрнандо де Талавера, первый архиепископ Гранады, попал в застенки святой инквизиции за то, что не слишком усердно обращал мавров в католическую веру. В 1499 году кардинал Сиснерос, занявший должность Торквемады после его смерти, принялся активно христианизировать захваченную территорию. Главная мечеть мусульман была переделана в католическую церковь. Все найденные книги на арабском были брошены в костер.

На острове вспыхнуло восстание, но оно было потоплено в крови. Кардинал поставил условие маврам: или они принимают христианство, или покидают территорию Испании, заплатив выкуп и бросив все свое имущество. Некоторые сделали первое, другие избрали второй вариант, но часть мавров продолжила борьбу. Волнения были полностью подавлены только в 1501 году. К этому времени все оставшиеся в Гранаде мавры были насильственно обращены в католичество.

Через год после этих событий король приказал всем оставшимся на территории Испании маврам-мусульманам (мудехарам) креститься или уезжать из страны. Однако желающим покинуть страну чинили всевозможные препятствия. Среди оставшихся в государстве мусульман уже практически не было богатых людей; в основном мавры занимались ремеслом и возделыванием земли. Гораздо выгоднее было лишить их всех гражданских прав, чем выдворять из страны. Указ короля Карла V, изданный в 1525 году, продолжил эту политическую линию. Согласно данному закону, ислам в Испании позволялось исповедовать только рабам.

Христианизированные мусульмане — мориски — оставались, по существу, бесправными и постоянно подвергались опасности попасть под суд инквизиции. Маврам запрещалось говорить по-арабски, носить традиционную арабскую одежду, зваться родными арабскими именами. Любое нарушение, настоящее или выдуманное, влекло обвинение в том, что они втайне продолжают исповедовать ислам.

В Гранаде в 1568 году вновь началось восстание мавров, продолжавшееся в течение двух лет.

В Арагоне среди грандов нашлись недовольные преследованиями морисков. Бывшие мусульмане обрабатывали их земли, и гранды не приветствовали террор над своими работниками. В 1571 году знатные сеньоры заключили с инквизицией конкордат (соглашение), договорившись, что работающие на них мориски должны платить ежегодный налог размером в 2500 дукатов. За это инквизиторы, в случае привлечения морисков к ответственности обязывались не применять наказания строже штрафа в 10 дукатов и отказаться от конфискации их собственности.

Инквизиция, как обычно, нарушила данные обязательства. После заключения конкордата продолжались расправы над морисками. Их заключали в тюрьмы, пороли розгами, определяли гребцами на галеры.

Со временем испанские власти все же решили изгнать мавров из страны, отняв у них всю собственность. За 1609–1614 годы из 300 тысяч живших в Испании морисков 275 тысяч были изгнаны с территории государства.

Испанцы боялись, что мориски в случае войны будут поддерживать своих единоверцев — турок и марокканцев, и поэтому не доверяли этой категории населения. Все же их изгнание из страны принесло больше убытков, чем выгоды. Именно на маврах держалось сельское хозяйство Испании. Пострадали и ремесла. Архиепископ Ривера, неожиданно осознав значение происшедшего, вопрошал: «Кто же теперь будет шить нам башмаки?» Инквизиторы, хоть и не остались без работы, оказались серьезно озадачены поисками новых жертв, чтобы и дальше пополнять свою и королевскую казну.

Новые жертвы не заставили себя ждать. Инквизиторы огляделись вокруг и увидели, что влиянию дьявола подвержены не только бывшие «неверные», насильственно обращенные в христианство, и не только представители простого народа могут впадать в заблуждение. Среда богословов, мыслителей, писателей и прочих творческих личностей при ближайшем рассмотрении могла оказаться рассадником всяческих ересей.

Инквизиторы смело обратили свои взоры на самый верх, выискивая опасные элементы даже в королевском дворе. Вкусив всевластия и безнаказанности, они не останавливались ни перед чем, и сильные мира сего уже не могли чувствовать себя в безопасности. Даже истинные и глубоко верующие католики могли быть обвинены в ереси. Представители духовенства также оказывались вдруг пособниками дьявола и еретиками.

Так, в 1558 году толедский архиепископ Бартоломе де Карранса издал свой труд «Комментарий на христианский катехизис». Папа Римский на Тридентском соборе подтвердил ортодоксальность этого трактата, но инквизиция и здесь нашла ересь. Архиепископ был арестован.

Римская курия долгие годы требовала выдачи Каррансы, так как считала, что суд над епископами не может вершить никто, кроме высшей церковной власти. Из донесения папского легата, посланного в Испанию в 1565 году, следует, что «никто не решается выступить в защиту Каррансы из-за боязни инквизиции. Ни один испанец не отважился бы оправдать архиепископа, даже если бы верил в его невиновность… Самые страстные защитники справедливости здесь считают, что лучше осудить невинного человека, чем страдала бы инквизиция».

Архиепископ провел семь лет в инквизиционной тюрьме, и был выдан, только когда Пий IV согласился признать его виновным. Следующие девять лет Карранса провел в заточении в крепости Святого Ангела. Рим признал книгу архиепископа еретической, после чего архиепископ вынужден был отречься от своих взглядов. В возрасте 73 лет неудачливый богослов был сослан в монастырь, где вскоре скончался.

С начала XVI века инквизиция в Испании считала своим долгом уничтожать любое проявление свободной мысли, по всей Европе подтачивавшей ветхое здание католицизма. В это время испанский мыслитель Хуан Луис Вивес писал Эразму Роттердамскому: «Мы живем в столь тяжелые времена, когда опасно и говорить, и молчать».

Преследование инакомыслия не могло эффективно осуществляться без уничтожения содержащих запрещенные мысли книг. С 1526 года была введена цензура, а с 1546 года испанской инквизицией стал издаваться Индекс запрещенных книг. Он был более подробным, чем соответствующее издание Римской курии.

Под запрет автоматически попадали все труды признанных ересиархов (создателей и крупнейших проповедников еретических учений), переводы библейских текстов на национальные языки, молитвенники на всех языках, кроме латыни, магические книги, любые сочинения, защищавшие мавров и евреев, все трактаты гуманистов.

После каждого нового издания Индекса агенты инквизиции тщательно проверяли все библиотеки, как публичные, так и частные, причем исключение не составляли даже книжные собрания, принадлежавшие людям, стоявшим у самых вершин власти. В поисках запрещенных книг просматривали даже королевскую библиотеку.

Инквизиторы тщательно проверяли все книги, привозимые из-за границы, а внутри страны книгопечатание строго контролировалось. Лица, виновные в издании книг в обход цензуры, карались смертной казнью с конфискацией имущества.

Инквизиция в Испании стала прекрасным орудием расправы с политическими противниками короны. Этот вид ее деятельности не имел никакого отношения к изначальной функции священного трибунала — искоренению ересей. Но инквизиционное судопроизводство было устроено так, что обвинение в преступлении против веры было легко состряпать, поскольку уже стало обычной практикой то, что подозрение или навет являются доказательствами вины.

Ярким примером использования инквизиции в политических целях был инцидент в столице Арагона Сарагосе в 1591 году. Антонио Перес, бывший министром и секретарем короля Фридриха II, но попавший в опалу, бежал в Сарагосу. По приказу короля инквизиция начала преследовать беглого министра.

Для Переса было сочинено обвинение в ереси. Инквизиторы заявили, что он впал в ересь, считая, что Бог обладает телом. Основанием для такого обвинения послужило то, что преследуемый будто бы упоминал в разговоре о «божьем носе».

Арагонцы не соглашались выдать укрывшегося у них Переса, но все же он был схвачен агентами инквизиции. Тогда местные жители подняли восстание, в ходе которого был убит правитель Сарагосы маркиз де Альменора. Бунтовщики требовали перевода бывшего министра из инквизиционной тюрьмы в обычную городскую.

Против восставших были брошены кастильские войска. Инквизиция получила приказ уничтожить Переса, а также Хуана де Луна, верховного судью Арагона и других лиц, оказавших покровительство личному врагу короля. Пересу удалось бежать за границу, но остальные были казнены. Беглеца же казнили заочно, бросив в огонь его портрет.

Испанская корона видела в инквизиции прочный оплот королевской власти, именно поэтому Филипп II заявлял: «Двадцать служащих инквизиции держат мое королевство в покое».

Инквизиция послужила также замечательным орудием борьбы с освободительным движением на захваченных территориях. Так, в Нидерландах все боровшиеся за независимость почему то считались еретиками и на этом основании подпадали под безжалостную юрисдикцию священного трибунала. 25 сентября 1550 года Торквемада издал «кровавый указ» о преследовании еретиков в Нидерландах. Этот документ предписывал наказывать провинившихся на данной территории с максимальной строгостью.

Согласно вышеназванному указу, к еретику-мужчине применялась казнь мечом, женщину живьем закапывали в землю. Такая участь ждала тех, кто не упорствовал в своей ереси, для непреклонных наказание было одно — костер.

Указ строго запрещал судьям каким бы то ни было способом смягчать наказание, запрещены были также всякие просьбы о помиловании. В итоге в Нидерландах были казнены десятки тысяч борцов за независимость.

В XVIII веке испанская инквизиция была значительно ослаблена, но все еще продолжала представлять собой грозную силу. В это время в Испании был запрещен орден иезуитов, но инквизиция продолжала существовать. Главной функцией священного трибунала стало подавление всяких новых веяний, проникавших в страну из других государств. Хотя костры зажигали не так часто, как прежде, обвиненные в ереси все еще могли, пройдя все круги ада в застенках, превратиться затем в груду пепла.

Когда французские войска вторглись в Испанию, Супрема с целью самосохранения выступила в поддержку завоевателей. Антифранцузское восстание 1808 года было осуждено инквизицией, но оказалось, что захватчики предпочитали обходиться своими силами, не прибегая к местному аппарату террора. Взяв Мадрид, Наполеон I упразднил инквизицию и конфисковал ее имущество.

После восстановления монархии испанский король Фердинанд VII восстановил в 1814 году также и инквизицию. В последние десятилетия своего существования священный трибунал продолжал вершить «правосудие» в Испании и казнить «виновных». Трибуналы только сменили вывеску, в это время они назывались хунтами по делам веры. Однако от изменения названия методы этих судилищ не стали более гуманными.

Хунты провели два последних аутодафе в истории испанской инквизиции. Первая расправа произошла 7 марта 1826 года. Жертвой палачей был масон Антонио Каро, отлученный от католической церкви. Его повесили, после чего тело четвертовали.

Второе и последнее аутодафе было проведено над школьным учителем Каэтано Риполем 26 июля того же года. Он был участником освободительной войны испанцев против французов. В ходе военных действий он попал в плен, где и находился вплоть до свержения Наполеона. По возвращении в Испанию Риполь открыл свою школу.

Вскоре учитель был арестован инквизиторами и обвинен в том, что преподавание в его школе не отличалось лояльностью к Римской церкви. Ученики Риполя не ходили в церковь, не причащались, не исповедовались и не молились. Обвиняемый держался храбро, — он прямо сказал, что не относит себя к католикам, хотя и верует в Бога, а поэтому не считает себя подсудным священному трибуналу.

Стойкий еретик два года провел в застенках инквизиции, но мучители так и не смогли добиться от него отречения от своих взглядов. Тогда дело было передано светской власти, и «упорствующий и злобствующий еретик» по приговору королевского суда был повешен, после чего был совершен акт символического сожжения.

Тело учителя поместили в кадку, размалеванную красными разводами, изображавшими языки пламени. Это подобие инквизиционного костра, или геенны огненной, было погребено на неосвещенной земле.

Даже этот отблеск костров, нарисованный краской на стенках погребального сосуда, поднял волну протеста по всей Европе. Испанский король оказался вынужден объявить о роспуске хунт, однако формально инквизиционные трибуналы еще существовали и прекратили существование только 15 июля 1834 года, после смерти Фердинанда VII.

«Охота на ведьм»

«Охота на ведьм» явилась одной из причин, а затем, все ужесточаясь, и следствием второй инквизиции. Так называемые ведьмы стали жертвами святого трибунала, наряду с еретиками «по преимуществу»: катарами, вальденсами, которых, как говорилось выше, тоже обвиняли в колдовстве и сатанизме. Происходило это из-за того, что приверженцы ереси в целях конспирации проводили свои собрания по ночам.

О том, что дьявол может склонить человека на свою сторону и увлечь его от истинной веры, отцы церкви говорили еще в первые века существования христианства. Дьявол — это самый заклятый враг Бога, падший ангел, обуянный гордыней и завистью, противник всего богоугодного. Дьявол, он же сатана, он же царь тьмы, он же князь ада, великий искуситель, — зол, беспощаден, хитер и, что самое главное, многолик. Человек, заключивший соглашение с дьяволом, становится дьявольским отродьем — колдуном или ведьмой. Эти отродья могут причинять нормальным верующим людям тысячи бедствий, насылать порчу, напускать чары и заниматься другими магическими делами.

Богослов II века Ириней сделал дьявола предметом пристального изучения богословов. Его рассуждения о правовых взаимоотношениях между дьяволом и Богом легли в основу всех последующих измышлений теологов по этому вопросу. Ириней считал, что вследствие грехопадения первых людей дьявол получил полную власть над человеческим родом. Бог, будучи, безусловно, сильнее падшего ангела, мог в любой момент своей волей лишить последнего власти над смертными, но в силу своей «неизреченной справедливости» не делал этого. Господь хотел вернуть свою власть над людьми честным путем, и с этой целью послал на Землю Спасителя, который был человеком и в то же время вмещал в себя божественную непогрешимость. Дьявол принял Христа за обычного смертного и попытался заполучить власть над его душой. Но так как Иисус был не только человеком, но и Богом, враг рода человеческого оказался бессилен. Кровь Христа искупила первородный грех, и человечество вернулось к Богу.

Ведьма.

Также уже в первые века существования христианства сформировались представления о демонах, верных помощниках дьявола. По мнению Иринея, эти злобные существа произошли от сношений сатаны и других падших вместе с ним ангелов с земными женщинами. Теологи считали, что дьявол и его рать менее телесны чем люди, но, в отличие от ангелов-небожителей, не совершенно бесплотны.

Теолог II века Татиан учил, что демоны обладают телом, созданным из воздуха или огня. Поскольку у них есть тело, ему необходима пища. Демоны с удовольствием потребляют в качестве таковой жертвенный дым. Этот тезис очень хорошо увязывается с представлением о том, что все прежние языческие боги перешли в стан демонов. Такое воззрение очень характерно для древнего религиозного мышления, не способного отказаться от веры в реальность божеств отжившего культа. В истории не раз бывало, что с установлением новой религии старые боги приравнивались к дьяволам. Греческое слово «демон» первоначально обозначало любое божество или духа, необязательно злого.

По представлениям ранних христиан, демоны были могущественными существами и обладали обширными познаниями. Им приписывался расцвет греко-римской культуры и цивилизации, ибо греки и римляне почитали этих адских существ как богов. Будучи посрамленными и оттесненными на задворки истории истинным Богом, лишенные жертвоприношений, бывшие божества стали заодно с падшим ангелом и начали употреблять все свое могущество и знания для нанесения вреда человеку.

Итак, основным занятием дьявола и его помощников считалось вредительство, причинение зла — малефициум. Как правило, они осуществляют свою зловредную деятельность через посредничество людей — магов, колдунов и ведьм. По словам богословов, именно женщинам демоны охотнее всего открывают свои черные знания. Обученные магии люди становятся верными слугами дьявола и используют полученные ими знания во вред.

С древнейших времен ведьмы и колдуны привлекались к суду наравне с обычными людьми. Наказание устанавливалось соразмерно совершенному преступлению, то есть колдун не мог быть наказан только за то, что он колдун. Он привлекался к ответственности, если на него падало подозрение, что с помощью своих способностей он причинил вред.

Такое же отношение к колдунам и ведьмам сохранялось длительное время и в христианском мире, но постепенно церковь избрала другой подход. Священники оказались серьезно озабочены тем, что идолопоклонники, колдуны и прочие отпавшие от истинной веры могут остаться безнаказанными, если они не совершают никаких преступлений. Значит, их следовало карать не за причинение зла, а единственно за вероотступничество. Но до IX века, пока позиции светской власти были еще достаточно сильны, она не допускала судилищ над людьми, не совершавшими никаких вредных деяний.

Со временем в сознании людей укрепился странный сплав идей, составленный из нелепых фантазий темного народа, языческих мифов, «ученых» рассуждений богословов. Сформировалась сложная концепция дьявола, окруженного могущественным воинством демонов и верных помощников из числа людей, продавших свою душу и получивших дьявольские знания. Страницы богословских трактатов повествовали о всевозможных ужасах, творимых на Земле дьяволом и его последователями. Видные теологи давали подробные описания демонических существ — вампиров, ламий, оборотней; со знанием дела рассказывали об образе жизни этих тварей; на полном серьезе рассуждали о суккубах и инкубах — демонах, в облике женщин и мужчин вступающих в интимные связи со смертными.

Дьявол оказался средством к существованию для многих людей. По городам и весям странствовали разные личности, выдававшие себя за жертв сатаны: калеки, прокаженные, слепые, горбатые. Легковерные граждане с ужасом внимали байкам этих несчастных, каждый радовался, что его нечистый пока что обошел стороной. Исполненные сочувствием люди не скупились на подаяние пострадавшим от дьявольских козней. Священство не оставалось в стороне от столь выгодного дела, — церковники предлагали, естественно, за определенную плату, различные средства от происков лукавого.

Под действием такого рода измышлений, активно пропагандируемых проповедниками с высоких кафедр, в среде простого народа постепенно развивалось массовое безумие. Все чаще встречались случаи одержимости, когда человек считал, что в него вселился демон, и вел себя соответствующим образом. Развивалось искусство экзорцизма — изгнания нечистой силы из одержимого. Это была своего рода церковная магия. К любой другой магии, совершаемой по наущению дьявола, церковь относилась все более непримиримо.

Описания случаев одержимости встречаются уже в Библии, но до XVII века не было зафиксировано повальных эпидемий этой болезни. Когда же церковь сделала демонов самыми популярными героями проповедей, одержимость стала распространяться, как огонь по сухой траве. Особенно подвержены таким эпидемиям были женские монастыри.

В 1610 году в женском монастыре в Провансе у двух монахинь, Луизы Капо и Магдалины де-ля-Палю, были замечены необычные припадки. Окружающие поняли, что сестрами завладел дьявол. Для изгнания демонов был вызван инквизитор-экзорцист Михаэлис. Ему не удалось заклинаниями справиться с дьяволами, но в ходе экзорцистских сеансов инквизитор получил сведения о духах, мучивших монахинь. В одну из женщин, Луизу Капо, вселилось три беса: один — добрый бес-католик по имени Веррик, второй — злой, называвшийся Левиафаном, третий же был неким духом нечистых помыслов. По словам пострадавшей, демоны были насланы на нее патером Луи Гофриди.

Вторая из потерпевших заявила, что в нее был запущен целый легион демонов, а именно 6666 бесов. Столь точно сосчитанные черти жестоко терзали монахиню, швыряли ее то на спину, то на живот, выкручивали конечности до хруста в суставах, перехватывали горло так, что она не могла дышать.

По свидетельству первой монахини, Гофриди поедал мясо детей, выкопанных из могил или задушенных им собственноручно. Другая монахиня поддержала обвинение против патера и добавила к сказанному еще целый ряд преступлений. Хотя священник клялся всеми святыми, что невиновен, его подвергли пыткам. Вскоре патер сознался, что его регулярно посещал Люцифер, что он посещал шабаши и отравил около тысячи женщин зловредным духом, полученным от дьявола. Инквизиторы обнаружили на теле патера три «печати дьявола». Всего этого оказалось достаточно, чтобы предать священника огню как чародея.

Все козни дьявола, по мнению церковных теоретиков, совершались по попущению Божьему. Неизреченная справедливость Господа позволила нечистому терзать добрых католиков искушениями, напускать на них целые сонмища демонов. Но все это не могло оправдать впавшего в грех, ибо теологи безапелляционно заявляли, что Бог не допустит, чтобы дьявол подверг какого-либо человека искушениям большим, чем тот способен был бы выдержать. Если же человек колеблется в своей вере, то он бессилен перед лукавым. С другой стороны, если демон столкнется с человеком, чья вера тверда как камень, то после безуспешной попытки завладеть его душой будет ввергнут в преисподнюю и не сможет больше досаждать другим людям. Таким образом безупречные христиане могли ослабить дьявольское воинство, в то время как вероотступники его укрепляли.

Тем не менее могущество дьявола росло, так как церковники на все лады расписывали его происки. Многие верующие начинали сомневаться, что этому монстру можно как-то противостоять. Люди не были уверены, что церковь способна защитить их от дьявольских козней, и даже среди священнослужителей распространялось чувство бессилия перед сатанинским воинством. Уже в X веке подобные настроения проникли на самые вершины церковной власти, и в 963 году даже в Римском синоде всерьез обсуждались слухи, будто бы Папа Иоанн XII преклонился перед врагом всего святого и пил вино за здоровье сатаны.

Даже виднейший католический мыслитель Фома Аквинский не остался в стороне от нагнетания страха перед темным князем. Разбив своей логикой всех еретиков, он принялся за тех, кто сомневался в могуществе врага рода человеческого. «Ангельский доктор» авторитетно заявил, что ни в коем случае нельзя преуменьшать силу повелителя преисподней, так как возглавляемая им армия демонов велика и сильна. Далее теолог увлеченно рассуждал об Инкубах и суккубах, а также о возможности зачатия демоническими существами детей, возведя этот предмет в тему глубокого философского исследования.

Бессилие церкви перед созданным ею культом дьявола проявлялось во всем, так как на его счет относилось любое объективно существующее зло. Тучи ли саранчи опускались на крестьянские поля, бил ли град всходы или эпидемия чумы косила людей — во всем был виноват могущественный враг. Один архиепископ «исцелил» в праздник Пасхи тяжело больного человека, но сатана «не пожелал с этим считаться», и недужного постигла смерть. Этот и ему подобные факты нагнетали страх, и средневековое общество медленно, но верно приближалось к кровавому безумию отчаянной войны с дьявольскими силами. Эта война получила название «охота на ведьм».

Можно задать вопрос: почему охота именно на ведьм? Ведь заключать соглашение с дьяволом могли и мужчины. Это объяснялось тем, что женщина, послушавшаяся змея-искусителя, явилась виновницей грехопадения первого человека, поэтому все обвиненные в ведовстве лица женского пола никогда не избегали смерти. У мужчин же были незначительные шансы вырваться из лап инквизиции.

Авторы знаменитого пособия по охоте за ведьмами «Молот ведьм», инквизиторы Шпренгер и Инститорис, объясняли изначальную порочность женщины таким лингвистическим изысканием: якобы слово femina («женщина») происходит от слов fe («вера») и minus («меньше»), то есть означает «маловерная» (на самом деле этимология данного слова совершенно иная). Этот пример ярко иллюстрирует ход мысли инквизиторов, приведший к бессмысленной погоне за призраками, унесшей тысячи жизней.

В нарушение всех канонических законов ведьма не могла быть помилована даже при полном раскаянии. Ее должны были карать смертью в любом случае. Дела о ведовстве имели и другие специфические черты, отличавшие их от всех прочих дел.

Прежде всего, специфичность (signularitas) заключалась в том, что дьявол чрезвычайно хитер и коварен, а деяния его слуг труднодоказуемы. Помимо всего прочего, судьям следовало опасаться ведьм, чары которых, как считалось, особенно усиливались под пытками.

Колдовство и ведовство были отнесены в 1468 году к чрезвычайным преступлениям (crimen excepta), требующим столь же чрезвычайных следственных действий и мер наказания.

Еще до того, как инквизиционные трибуналы взяли на себя обязанность рассматривать дела о ведовстве, имели место суды и самосуды над подозреваемыми в подобных деяниях. Под влиянием нараставшего массового психоза и светские правители, и церковники, и простой народ учиняли расправы над людьми, обвиненными в колдовстве.

Расправа над ведьмами.

Самым знаменитым трудом, содержавшим в себе представления о ведьмах, накопленные за века существования христианства, и меры борьбы с этими прислужниками дьявола, стал «Молот ведьм», написанный в XV веке монахами-доминиканцами Шпренгером и Инститорисом с благословения Папы Римского. Это руководство по выявлению и допросу ведьм содержало в себе много противоречивого и зачастую нелогичного.

Например, аксиомой провозглашалось неспособность ведьм плакать. Если ее заклинали именем Бога, и женщина, обвиняемая в колдовстве, не пускала слезу и не признавалась в пособничестве дьяволу, то применяли пытки. Если же подозреваемая плакала, то инквизиторы думали, что это сам сатана помогает ей, и все равно пытали, пока она не признавалась. Под пытками инквизиции измученные женщины могли признаться в чем угодно. Да и в том состоянии массового психоза эпохи «охоты за ведьмами» многие на самом деле считали, что видели дьявола, общались с ним.

Авторы «Молота ведьм» были инквизиторами в Германии. Папа Иннокентий VIII предоставил им своей буллой особые полномочия на данной территории. Тем не менее они встречались с препятствиями при исполнении своих обязанностей. Инститорис, с энтузиазмом совершавший казни над ведьмами, сам чуть не стал жертвой расправы в Инсбруке. Возможно, эта и некоторые другие неудачи вдохновили авторов на создание бессмертного труда, вооружавшего инквизиторов теорией в их неравной борьбе с дьяволом.

В «Молоте ведьм» было собрано все, что Якоб Шпренгер и Генрих Инститорис смогли найти о ведьмах во всех источниках, появившихся за прошедшие века существования католицизма и у древних авторов. Они обращались даже к трудам Аристотеля, язычника. Здесь были представлены Выдержки из сочинений Фомы Аквинского, Папы Григория Великого, Иоанна Златоуста, Блаженного Августина, Бонавентуры и других. Авторы приводят их мнения без всяких комментариев, ибо считают невозможным исправлять слова тех, кому мудрость дана Божьей милостью.

«Молот ведьм» состоит из трех частей. Первая из них, теоретическая, заключает 18 хитрых вопросов и простых ответов. Вторая часть посвящена двум основным проблемам: кому колдуны не могут навредить (16 глав) и какими средствами можно устранить колдовские чары (8 глав). В третьем, юридическом, разделе в форме 35 вопросов даются рекомендации инквизиторам, с чего начать процесс против дьявольских отродий, как его вести, в каком виде должен быть допрошен подозреваемый в пособничестве дьяволу.

Стиль этого труда достаточно тяжел для восприятия, но популярность «Молота» от этого не уменьшалась. Это пособие было, для судей незаменимым и очень ценным руководством, учебником в деле преследования еретиков, несмотря на все противоречия в иногда лишенных здравого смысла рассказах о проделках ведьм. Взять хотя бы повествование о том, как и за что ведьмы лишают мужчин полового члена. Следует отметить, что эта операция совершалась при помощи чародейского искусства, то есть данная часть не исчезала на самом деле, а становилась невидимой и неощущаемой.

В одном случае рассказывается, что в городе Равенсбурге у одного молодого человека был роман с девушкой, когда же захотел с ней расстаться, то «чародейственным образом потерял мужской член, так что не мог видеть его и чувствовал лишь гладкое тело». По случаю такого горя юноша пошел в погребок выпить вина; там он встретил некую женщину, которой поведал о постигшем его несчастье. Женщина была, видимо, искушенной в колдовских делах и стала выспрашивать пострадавшего, не подозревает ли он кого-либо. Юноша согласился, что знает виновницу. Тогда женщина сказала: «Необходимо, чтобы ты силою, так как любезность не поможет, принудил вернуть тебе здоровье».

Молодой человек подкараулил ведьму на дороге и стал упрашивать вернуть ему отнятое, но она утверждала, что ничего не знает и ни в чем не виновата. Юноша набросился на бывшую любовницу и принялся душить ее полотенцем с криком: «Если ты не вернешь мне здоровья, то умрешь от моей руки». Ведьма, поняв, что дела ее плохи, согласилась с требованиями парня и излечила его от колдовства.

Другой случай рассказывал один уважаемый священник из Шпейерского монастыря, прославленный своей честностью и известный своими познаниями. Однажды некий молодой человек поведал ему на исповеди, что утратил свой половой член. Исповедник, памятуя мудрое изречение «Тот легок сердцем, кто легко верит», усомнился в словах пришедшего и просил показать. Увидев же своими глазами, он стал выспрашивать, не подозревает ли человек кого-либо в колдовстве. Выяснив, что подозрения есть, священник порекомендовал наведаться к ведьме и «обещаниями и ласковыми словами умилостивить ее». Молодой человек последовал его совету и через несколько дней поблагодарил священника, сказав, что избавился от последствий колдовства. Духовник «поверил его словам, но снова так же проверил и своими глазами».

При внимательном рассмотрении изложенных историй сразу же возникает несколько вопросов. Первый: почему в одном случае ведьму уговаривали силой, в другом — ласковыми словами? Второй: почему в первом случае ведьма так быстро сдалась, а не воспользовалась в целях защиты своей магической силой, дарованной дьяволом? Третий: почему тот, кто прочитает данные истории, должен во все это поверить, ведь «тот легок сердцем, кто легко верит»? Ответ можно дать только на последний вопрос: не верить в существование ведьм — ересь. «Чрезмерная пытливость» не угодна Богу.

Интересно, что до XIV века инквизиция боролась только с явной ересью, той, что подрывала авторитет церкви. Но можно ли было колдовство отнести к ереси?

Поначалу католические мыслители на этот вопрос отвечали отрицательно. Ересь, по определению, это прежде всего «ошибка в мышлении» (error in ratione), а также упорное отстаивание этой ошибки (pertinatia). Каждый еретик «либо рождает ложные или новые мысли, либо следует им». Однако в колдовстве и поклонении дьяволу не было никакой новой или ложной идеи, так как сама церковь давно доказывала реальность сатаны. Но настало время, когда инквизиции потребовались новые жертвы, стараниями судей и палачей еретики почти перевелись, а карательная машина не могла бездействовать.

Инквизиторам требовалось теоретическое обоснование, чтобы наброситься на ведьм и колдунов. Их следовало формально приравнять к еретикам. Из своего богатого опыта инквизиторы знали, что все еретики непременно объединяются в организации. Тогда теологи вывели положение, что все ведьмы и колдуны принадлежат к единому темному воинству, что нечистый создал «синагогу сатаны», объединяющую всех его подданных. Доказательством этого были «шабаши ведьм». Изощренными пытками инквизиторы вырывали из жертв подтверждения своих измышлений. Несчастные признавались, что участвовали в дьявольских сборищах, куда летали ночью на метле, что там они поклонялись сатане и совершали жуткие ритуалы. Подтверждение существования тайной организации было найдено, и это дало право бросать на костер тысячи обвиненных в ведовстве как еретиков.

По представлениям, навязанным народу, ведьмы не могли осуществлять свою деятельность без помощи демонов, а чертям было сподручнее вредить людям через посредство ведьм. Таким образом, между первыми и вторыми существовало взаимовыгодное сотрудничество. Церковники утверждали, что грешники заключают договор, или пакт, с дьяволом, благодаря чему получают магические способности. Такой пакт мог существовать как в письменной, так и в устной форме. Подробные описания такого рода договоров и даже их копии можно найти на страницах инквизиционных трактатов.

Первый случай заключения письменного пакта с дьяволом известен из жизнеописания святого Теофила. Согласно преданию, этот случай имел место в середине VI века. Теофил служил церковным экономом, но однажды был уволен с этого поста. Тогда он обратился к известному чародею с просьбой помочь восстановиться в должности. Тот отправил просителя на некое сборище, где изумленный Теофил узрел дьявола. Он поклонился повелителю ада и заключил с ним письменное соглашение. На следующий же день продавший душу был восстановлен в должности эконома, но вскоре его стало мучить раскаяние. Сорок дней и ночей несчастный молился Богородице и в конце концов получил прощение. Однажды, утомленный молитвами, он уснул в храме, а когда проснулся, увидел у себя на груди собственноручно им подписанный договор с дьяволом. Теофил публично покаялся и восславил Деву Марию, сжег сатанинский документ и через три дня умер. Церковь причислила вырвавшегося из лап дьявола к лику святых.

Ведьма, кормящая демонов, в представлении средневекового человека.

Согласно распространившимся в Средневековье представлениям, контракт с сатаной обычно писался кровью вступавшего в темную рать человека, а дьявол скреплял его печатью, прикладывая к документу свой коготь.

Любые необычные способности или слишком обширные познания какого-либо человека могли быть объяснены тем, что он вступил в договор с князем тьмы. В этом обвиняли даже Папу Сильвестра II, известного блестящими математическими способностями, а также прославившегося как философ. Говорили, что он заполучил папскую тиару вследствие покровительства дьявола, что он держал в своей комнате магическую голову, точно отвечавшую на любые вопросы. Якобы от этой головы понтифик получил сведения, что умрет, если отслужит молебен в Иерусалиме. Во избежание такого исхода папа никогда не посещал Святой град, но однажды совершил молитву в церкви «Святого Креста, что в Иерусалиме». Имя города в названии церкви стало для слуги дьявола фатальным, и он тяжело заболел.

Предание повествует, что папа созвал перед смертью кардиналов и раскрыл им тайну сговора с сатаной, за что живьем был растерзан на части. Другие источники утверждают, что останки дьявольского понтифика были помещены в мраморный гроб, который покрывается холодным потом перед смертью каждого наместника святого Петра. Есть и другие, не менее фантастические версии, например что тело Сильвестра было унесено чертом.

Рассказы о пактах с дьяволом обрастали новыми причудливыми и ужасными подробностями. Так, распространилось поверье, что колдуны и ведьмы зашивают договор себе под кожу, и пока он не будет извлечен оттуда на свет, дьявольскому отродью не может грозить никакая опасность.

Известный теоретик инквизиции Николай Эймерик отождествил колдунов с еретиками, заявив, что колдун или ведьма совершает еретическую ошибку в мышлении, ставя дьявола вровень с Богом и поклоняясь нечистому как Господу. Несмотря на то что церковь сама насаждала миф о безграничном могуществе сатаны, вера в это могущество оказалась ересью.

Инквизиторы использовали против новых жертв привычные методы, и арест одной «ведьмы» влек за собой цепочку новых обвинений. Судьи, одержимые манией разоблачения «синагоги сатаны», вырывали у попавших в их руки немыслимые признания и оговоры ни в чем не повинных людей. Успехи не заставили себя ждать: доблестные следователи постоянно вскрывали целые рассадники колдовства, всегда и везде находя подтверждение существования страшной организации слуг дьявола, накрывшей черной сетью весь христианский мир.

Впечатляющее открытие инквизиторов — шабаш ведьм — поражал средневековое воображение. Как выяснили судьи, ведьмы слетались ночью на многолюдные сборища. Расстояние не являлось препятствием для этих дьявольских отродий. Инквизиторы подразделяли шабаши, в зависимости от числа участников, на два вида: малый и большой.

По утверждениям специалистов по этому вопросу, шабаш происходил на заброшенном кладбище либо вокруг виселицы, а иногда на развалинах монастыря или замка.

В качестве транспортного средства, доставлявшего ведьму к месту сборища, выступало помело. Чтобы летать по воздуху, колдунья наносила себе на кожу магическую мазь, приготовленную из печени умерших некрещеными детей, и произносила заклинание. После этого она верхом на метле покидала дом через печную трубу и отправлялась на шабаш.

По прибытии к месту шабаша ведьма предъявляла присутствовавшим там «печать сатаны», оставленную прикосновением дьявола к ее телу. Доказав таким образом свою принадлежность к темному воинству, колдунья допускалась к трону, на котором восседал князь тьмы. Его описания непременно включали упоминание о козлиных копытах на ногах. Часто сообщалось также, что за спиной повелителя демонов были крылья, как у летучей мыши.

Участники шабаша, словно насмехаясь над человеческими обычаями, все делали наоборот: отвешивали дьяволу поклоны задом, танцевали, повернувшись друг к другу спиной. В сообщениях о шабашах непременно упоминались пиршества, где ведьмы с аппетитом поедали жаб, тела некрещеных детей и прочую провизию подобного рода. Шабаши также не обходились без буйных оргий и непристойной пародии на богослужение, когда поклонники дьявола топтали распятие. С криком петуха и первыми лучами солнца веселая компания разлеталась по домам; по пути ведьмы выбрасывали на крестьянские поля свои мази и прочие колдовские атрибуты, отчего весь урожай погибал на корню.

Считалось, что ведьмы всюду и всегда стремились вредить, ибо такова была злая воля их повелителя. Колдуньи кругом разбрасывали свои мерзкие снадобья, вызывали засухи и бури, насылали порчи, болезни и смерть. Если же ведьма почему-то отказывалась подчиняться демону, он ее жестоко наказывал. Нередко ослушницу постигала одержимость: дьявол вселялся в нее и обнаруживал свое присутствие ненормальным и непристойным поведением жертвы, совершаемым, естественно, по его воле.

Женщины во времена охоты на ведьм по объективным причинам оказались как бы вне общества. Их не принимали ни в какие замкнутые сообщества, цехи, которыми жил средневековый мир. Число женщин превосходило мужчин, погибавших в войнах и походах. Лишенные возможности выйти замуж женщины удалялись в монастыри или становились жертвами носившегося в воздухе и раздуваемого церковью массового психоза. Многие из жертв инквизиции сами верили, что являются невестами дьявола и ночами имеют свидания со своим возлюбленным.

Прежде всего жертвами инквизиции становились именно женщины с больной психикой, которые своей ненормальностью и неадекватными поступками вызывали подозрения в контактах с дьяволом. Да и у вполне нормальной женщины вырывали признание под пытками. Обезумевшие от боли «ведьмы» оговаривали себя так, что им оставался один путь — смерть.

Инквизитор Людвиг Парамо в исступленном восторге писал о размахе охоты на ведьм: «Нельзя не указать, какую великую услугу инквизиция оказала человечеству тем, что она уничтожила огромное количество ведьм. В течение 150 лет были в Испании, Италии, Германии сожжены, по меньшей мере, 30 000 ведьм. Подумайте лишь! Если бы эти ведьмы не были истреблены, какое неимоверное зло они причинили бы всему миру».

Инквизиторы, обвинявшие кого-либо в колдовстве, сами зачастую прибегали к своеобразной доморощенной магии: служили мессу за успех процесса, поили жертву святой водой, произносили всякого рода заклинания, прикрепляли к телу ведьмы ленту в рост Спасителя: считалось, что это отягчает обвиняемого больше бесчеловечных пыток. На теле предполагаемой (а если предполагаемой, значит, действительной, по мнению святой инквизиции) ведьмы сбривали все волосы, чтобы найти «печать сатаны»: любое родимое пятно, необычной формы родинка истолковывались именно так.

Пытки, применяемые к ведьмам, были безжалостны и бесчеловечны, поскольку церковь призывала не церемониться с дьявольскими отродьями.

«Охота на ведьм» охватила практически все европейские страны, но сильнее всего инквизиция свирепствовала в Германии и Испании. Это было следствием многовекового преследования еретиков, которое мало-помалу превратилось в массовый психоз. Обвинив человека в колдовстве, можно было не опасаться, что кто-нибудь когда-нибудь увидит его живым. Такое положение дел играло на руку тем судьям, доносчикам, свидетелям, которые наживались за счет мнимых колдунов и ведьм. Ведь истинной подоплекой инквизиционных процессов становился, по большей части, экономический фактор или борьба за власть. Точно так же в Испании Торквемада методично избавлялся от всех марранов и морисков из-за того, что их конфискованные состояния обогащали Фердинанда Арагонского и Изабеллу Кастильскую, а также и самого Великого инквизитора.

Как и в других инквизиционных делах, в охоте на ведьм процветало доносительство. Обычным было, что доносы совершали лица, сами находившиеся под подозрением и желавшие себя обезопасить. В 1576 году во Франции некий Труа-Эшель, бывший на заметке у инквизиторов, заявил, что выдаст суду 300 тысяч дьявольских отродий. Инквизиторы доверили доносчику в доказательство провести с помощью иглы испытание подозреваемых. Считалось, что «печать дьявола» (место прикосновения сатаны к телу человека) является неуязвимой, что дает возможность обнаружить ее при помощи иголки. При уколе в это место не идет кровь и человек не чувствует боли.

Труа-Эшель старательно искал носителей дьявольской печати, чтобы сдержать свое обещание, но не обнаружил больше трех тысяч колдунов и ведьм. Доносительство не спасло его от ареста, выявленные же им слуги дьявола оказались не востребованы инквизицией, чей непомерный аппетит сдерживала невозможность провести следствие по стольким делам. По мнению некоторых фанатиков охоты на ведьм, подозреваемые ушли от ответа благодаря заступничеству Екатерины Медичи, которую также считали связанной с колдовством.

Были сфабрикованы тысячи дел против ведьм. В городе Бамберг (центральная Германия) с 1609 по 1633 год было казнено более 900 человек, обвиненных в ведовстве, среди которых были люди небедные, в том числе — пять бургомистров. В 1628 году здесь был арестован городской советник Иоганн Юниус. Его собственный сын, малолетний запуганный инквизиторами мальчик, свидетельствовал против него, говоря, что отец летал на шабаш ведьм. Под пытками Юниус оговорил себя, а заодно и своих «сообщников» — еще 30 жителей Бамберга. На суде он подтвердил свои показания и, естественно, был приговорен к конфискации имущества и смерти на костре. Однако ему удалось передать своей дочери записку, в которой Иоганн писал: «Все это ложь и выдумки… Они никогда не перестают пытать, пока не получат каких-либо показаний».

Были, конечно, люди, которых сжигали как колдунов не напрасно. Наказание было совершенно справедливым по отношению к Жилю де Рецу — соратнику Жанны д’Арк. Он стал прототипом Синей Бороды из французской сказки, да и само имя сказочного персонажа являлось кличкой Жиля, которую ему дали его крестьяне: борода Реца имела иссиня-черный цвет.

Жиль де Рец, закончив воевать против англичан, удалился в свои владения. Жил он очень замкнуто и занимался черной магией. Крестьяне начали замечать, что в округе стало пропадать много мальчиков и девочек. Зная садистские наклонности хозяина, слуги донесли на него. В подвале нашли очень много детских останков. Синяя Борода использовал детские тела и для магических опытов, и для удовлетворения своих физиологических потребностей. Под пытками он во всем признался. Кроме того, его наговоры на себя породили сказку об убийстве жен.

От обвинений в колдовстве не спасались даже дети. Их можно было судить с 7 лет. В 1628 году в Вюрцбурге были казнены две одиннадцатилетние девочки и два мальчика того же возраста. Под пытками они признались в принадлежности к сатанинскому воинству. Только если дети доносили на своих родителей, их не казнили, так как в этом случае они являлись, по логике инквизиторов, невинными жертвами происков старших.

Среди детей нередки были случаи массового помешательства, вызванного преследованиями колдунов и ведьм. В 1669 году в Швеции, в округе Далекарлии, многих детей охватила какая-то странная болезнь с обмороками и спазмами. Во время припадков жертвы недуга рассказывали страшные вещи: будто ночами ведьмы относят их в некую таинственную местность, именуемую Блакулла, где происходят шабаши.

Срочно была созвана специальная инквизиционная комиссия. В ходе следствия было допрошено 300 детей. Итогом расследования явилась казнь 84 взрослых и 15 детей, еще 128 детей должны были каждую неделю подвергаться бичеванию. 20 детей, в силу слишком малого возраста, понесли более легкое наказание: их пороли всего один день, хотя и три раза.

В другом шведском округе — Ангермандланд — в 1675 году произошел сходный случай массового детского безумия. «Компетентное» расследование унесло жизни 75 человек. Вспышки подобных эпидемий происходили и в других местах. В одном случае инквизиторы решили проверить, действительно ли дети верхом на кошках, козлах, курицах и метлах летают по ночам на шабаши, как то следовало из их рассказов. Специальные наблюдатели ночи напролет следили за детьми, но те мирно спали в своих кроватках. Тогда инквизиторы заключили, что все эти рассказы вызваны наваждением, насланным ведьмами. Естественно, виновных, как всегда, нашли, и последовали казни.

Некоторые разумные юристы пытались возражать против практики вынесения смертных приговоров на основе детских показаний, но инквизиторы нашли достойный контраргумент, сославшись на псалом, гласящий, что устами младенца глаголет истина.

«Охота на ведьм», казни женщин, обвиненных в колдовстве, длились на протяжении трех веков: с XV по XVIII век. Прекратились они только тогда, когда могущество католической церкви было подорвано.