В понедельник они проезжали места, где сохранялся прежний рельеф — равнины и пологие холмы, но цвет почвы изменился — земля стала красной. Змеи и животные встречались редко — очевидно, прятались, заслышав приближение обоза.
Стоянку пришлось сделать на берегу реки Флинт, потому что они прибыли туда уже довольно поздно для переправы, а купание и мытье были необходимы — путники уже несколько дней не меняли одежды.
Джинни и ее подруги стирали белье на реке и болтали. Стиркой были заняты все женщины; мужчины и старшие дети остались в лагере присматривать за малышами. Несколько мужчин отправились на охоту. Стив отправился верхом на ближнюю ферму договориться с хозяином, чтобы тот прислал утром своих работников для помощи в переправе на пароме.
Джинни спросила Люси, как ее нога. Та ответила, что гораздо лучше — опираясь на костыль, который сделал ей Стив, она ее не так перетруждала, как прежде. Подруги рассказали ей, что склочные женщины вели себя эти дни прилично.
— Ну а как твои дела с красивым проводником? — с улыбкой спросила рыжая Руби. — Он уделяет тебе много внимания.
— Что тут плохого? — краснея, возразила Джинни.
— Ничего плохого, если он тебе нравится! Ведь нравится?
— Да, — подтвердила Джинни.
— Ну что ж, — сказала Элли, — получишь неплохого мужа.
— В мужья он не годится… — грустно признала Джинни.
— Попытайся! — подзадорила Руби, — у тебя получится!
— Ты сможешь, Анна, — подтвердила Люси. — Если мужчина робеет или упорствует, его надо подтолкнуть к привлекательной женщине, как подталкивают к воде упрямого мула.
— Попробуй-ка завоевать мужчину, который не хочет, чтобы его завоевывали! — досадливо заметила Джинни.
— Как тут действовать?
Бойкая Руби не замедлила с ответом:
— Будь самой собой, этого достаточно! Ты ему нравишься, ты умна и красива, да еще к тому же единственная незамужняя женщина в лагере! Вне конкуренции!
— Как это вне конкуренции? А Кэтти-то поддаст жару, хоть и замужняя, — заметила Мэри.
— Ничего, мы ее попридержим, — сказала Люси. — Не беспокойся, Анна.
— Спасибо, Люси, — улыбнулась Джинни, — в самом деле, мне с этой бойкой дамой своими силами не справиться.
— Да мы вчетвером ее к Стиву не допустим, правда, подруги? — спросила Люси. Руби, Мэри и Кэтти кивнули.
Кончив стирку, женщины помылись у реки. Джинни хотела вернуться к фургону, но к ней подбежал старший сынишка Девисов и позвал ее удить рыбу.
— Пожалуйста, помогите мне. Мама сказала, чтобы я наловил побольше рыбы на ужин. — Джинни и раньше замечала, что парнишка поглядывает на нее с восхищением и, понимая, что это обычная детская влюбленность, не захотела его огорчать:
— Хорошо, согласна, только я не очень-то умею. Ты меня поучишь?
Ловля была удачная. Когда Джинни в очередной раз закидывала удочку, она увидела, что к ней подходит Стив Карр. Мальчик посмотрел на него с досадой, но Джинни приветливо сказала:
— Присоединяйтесь к нам, мистер. Карр. Нам обещали нажарить эту рыбу на ужин. Наловите на свою долю, и мы пригласим вас поужинать.
— Разве можно отказаться от такого соблазнительного предложения?! — воскликнул Стив. Он мигом срезал прут, привязал бечевку и крючок, на который насадил кусочек мяса, и, забросив удочку, улыбнулся мальчику: — Ишь, сколько ты рыбы наловил, парень! Наверное, секрет знаешь, у тебя так и клюет. Сможешь всю семью прокормить, если понадобится. — Четырнадцатилетний парнишка просиял от похвалы и больше не дулся на Стива за то, что ему пришлось делить с ним внимание Джинни.
Джинни вытащила рыбку со смехом и визгом и уронила удочку на траву. Стив глядел на нее с улыбкой.
— Ой, пожалуйста, снимите ее, а то одна уже оцарапала мне руку.
Мальчик снял рыбу с крючка и бросил ее в садок, погруженный в воду. Вскоре они втроем наловили достаточно рыбы на девять человек и понесли ее к костру. Стив и Дэвид почистили ее и выпотрошили, а Элли и Джинни обваляли в кукурузной муке с солью и перцем и пожарили. На гарнир Джинни принесла из своего фургона пару кувшинов маринованных овощей, приготовленных Мартой.
Пока они готовили ужин, Джинни будто между прочим спросила Стива:
— Что, в самом деле члены Ку-Клукс-Клана грабят и убивают? Как вы считаете?
— Не знаю. А почему вы спрашиваете?
— Мистер Дэниэлс, мистер Браун и другие так защищали их, что я не знаю, что думать. Если члены Лояльной Лиги и их банды — белые и черные — по-прежнему терроризируют южан, то кто же их защитит, если не Клан? Суды защищают янки, закон защищает только их. Так что же лучше: ничего не делать в свою защиту или зайти слишком далеко, защищая себя? Южане уже достаточно страдали, надо положить этому конец!
Стив оказался в затруднительном положении: если он выступит в защиту Клана, то в том случае, если она сообщница Чарльза Эвери, она сочтет сообщником и его; если же нет, то одобрение им действий Клана придется ей не по душе. Но тут Элли позвала ужинать, и разговор прервался.
Разгружая свой фургон на берегу реки, Мэтти ныла и жаловалась.
— Столько труда! Почему не переправиться через мост?
— Ближайшие мосты разрушены, мадам, — терпеливо возражал Стив, — липший день пути до дальнего моста нам ни к чему.
— Разве этот путь займет больше времени, чем разгрузка, переправа и вновь погрузка?
— Вот именно, миссис Иппс, — подтвердил Стив. С самого утра ему не удавалось успокоить эту женщину, которая с детским упрямством твердила свое. Остальные переселенцы, позавтракав, энергично и споро готовились к переправе и уже с помощью работников с фермы переправляли свои фургоны.
Стив был расстроен тем, что во время переправы не заметил, чтобы кто-то из переселенцев прятал на себе мешочек с драгоценностями.
На следующую стоянку расположились между Мэконом и Андерсонвиллем, где до сих пор томились в тюрьме сотни конфедератов, взятых в плен северянами во время войны. Естественно, разговор у центрального костра, где после ужина собрались мужчины, зашел об этой тюрьме, где во время и после войны погибли тысячи южан. Рядом с тюрьмой возникло обширное кладбище.
— А эти проклятые «гальванизированные янки» предали страдающих южан, томившихся в тюрьмах, и без зазрения совести служат Северу!
— Адский огонь! — хрипло зарычал в неистовой ярости Гарри Браун. — Я еще сильнее желал бы разделаться с этими предателями, чем с их хозяевами — северянами.
Многие поддержали его. Мужская беседа продолжалась, пока не начался дождь.
Все разошлись по фургонам. Некоторые мужчины, укрывшись под фургонами, начали играть в карты, женщины укладывали спать детей.
Когда шла беседа о Клане, один из мужчин молчал и слушал, потрагивая рукой прикрепленную у пояса под рубашкой сумочку с драгоценностями. Он не сыпал проклятиями, как Гарри Браун и другие, он знал, что его предназначение — не пустые слова, а дело, которое восстановит гордость и честь южан. Он доставит драгоценности, на вырученные за них деньги Красные Магнолии получат оружие и снаряжение и отомстят северянам за все унижения и бедствия Юга. Сейчас его задача — добраться до Далласа и передать драгоценности членам своей группы, а затем отправиться вместе с ними в Миссури для покупки оружия.
Еще через два дня переселенцы расположились на стоянку вблизи берега реки Чаттахуни недалеко от города Колумбус. За одиннадцать дней они пересекли Джорджию, к востоку от Миссисипи.
Некоторые поселенцы отправились в город пополнить припасы, в их числе Чарльз Эвери. Он предложил Джинни поехать вместе с ним, походить по магазинам, помыться в ванне и переночевать в гостинице; она охотно согласилась. Они накормили мулов и закрыли фургон парусиной от дождя, сели на лошадей и отправились.
Стив тоже уехал в Колумбус, оставив в лагере своего недавно прибывшего помощника Лютера Бимса, прозванного за свой высокий рост Большим Элом. Тот должен был сменить Стива после того, как он закончит свою миссию и разоблачит преступника.
Перед отъездом Стив проинструктировал Большого Эла, который был в курсе дела с Красными Магнолиями, и сказал ему:
— Я всех предупредил, что вы заменяете меня на сутки. Будьте настороже. Я вернусь утром, один из подозреваемых тоже проведет ночь в Колумбусе, и я не должен выпускать его из виду.
Стив подошел к дверям комнаты Джинне. Он знал, что Чарльза поместили в другом конце гостиницы. Днем Стив успел отправить две телеграммы, одну — агенту в Джорджии с поручением выяснить, действительно ли у Чарльза Эвери есть дочь девятнадцати лет. Он уже давно заподозрил, что молодая женщина, едущая с Чарльзом, вовсе не Анна Эвери, и даже не родственница Чарльза. Если бы это подтвердилось, то Эвери стал бы еще более подозрительным в глазах Стива. Если бы Стив получил отрицательный ответ, он был бы счастлив, что Анна — не лгунья и не обманщица.
Вторую телеграмму Стив направил техасскому агенту с поручением узнать, действительно ли Чарльз Эвери купил ранчо Бокс Эф близ Вако. Стив просил ответить незамедлительно и предполагал по пути осведомляться о телеграммах в Монтгомери, Джексоне и Виксбурге. Он знал, что будет ждать ответа со смесью страха и надежды.
Стив постучал в дверь — номер комнаты сказал ему портье. Анна открыла и посмотрела на него удивленно, потом оглядела коридор — там никого не было, ввела Стива в комнату и заперла за ним дверь. Она так обрадовалась, увидев Стива, что проделала все это машинально, не подумав о том, что окажется в комнате наедине с мужчиной, неодетая, и сразу спохватилась:
— Ох, разве можно нам быть здесь ночью вдвоем? Зачем вы пришли? И почему не вернулись в лагерь?
Стив увидел, что она одета в ночную рубашку из тонкой ткани, с яркими цветами на белом фоне, с длинными рукавами, застегнутую до самого горла на пуговички и доходящую до щиколоток. Девушка в этом легком одеянии воспламеняла его, а ведь он пришел только поговорить с ней, в надежде рассеять мучившие его сомнения и убедиться в том, что она такова, какой кажется — влюбленная в него, Стива, невинная юная красавица.
— Никто не видел меня, я был осторожен, — поспешил он успокоить ее. — Ваш отец уже лег, четверть часа назад у него потух свет! А в лагере дежурит мой напарник, я могу положиться на него. Я не думал, что вы так рано ложитесь, хотел пригласить вас на прогулку.
— Я никогда не ложусь спать так рано, но ведь здесь я не могла выйти на улицу одна. Поэтому я хотела лечь и почитать. А день я провела чудесно: мы ходили по магазинам, делали покупки, я мылась в ванной в свое удовольствие — когда-то еще придется. О-о, Боже мой! — Джинни вдруг заметила, что она в ночной рубашке. — Я открыла дверь, думая, что это отец! Господи Боже, как мне стыдно!
Стив улыбнулся:
— Вы чудесно выглядите, Анна. Извините, что я ворвался к вам и нарушил ваше уединение. Я ухожу, читайте и отдыхайте. Увидимся завтра в лагере.
«Но уж там не будет уединения?» — пронеслось в мозгу Анны. Вслух она сказала:
— Вовсе вы не ворвались, Стив, я вам рада. Я охотно поболтаю с вами, читать мне и не хочется.
Стив посмотрел ей прямо в глаза:
— Я думаю, что поступил неосмотрительно, придя к вам. Вы — живой соблазн, женщина. Мне хочется обнять и целовать вас.
— Почему же вы этого не делаете? — храбро спросила она.
— Если я вас обниму, то уж не выпущу. Я хочу вас, Анна, как никогда не желал ни одной женщины. Каждый раз, как я вижу вас и слышу ваш голос, я пылаю.
Джинни подняла руки, чтобы погладить его лицо; он поцеловал ее ладонь, потом другую. Обоих охватил трепет. Их пальцы сплелись, и его взгляд погрузился в ее светло-карие глаза.
— Ты овладела всем моим существом, Анна. Как я могу не желать тебя?
— Как я могу не желать тебя, Стив? Когда ты рядом, я чувствую себя так странно, я становлюсь такой слабой! Когда ты касаешься меня или только смотришь на меня, говоришь со мной, мне кажется, что я стою обнаженная под пылающим солнцем и вся горю, сердце бьется так часто. И мне хорошо и страшно. Что ты сделал со мной, Стив?
Стив впивал ее слова, глаза его сияли, на лице появилась счастливая улыбка. Оба чувствовали, что именно должно произойти между ними вечером, и оба страстно желали вкусить этот миг вечности. У них больше не было сил — да они и не хотели сопротивляться своему желанию, удерживаться на краю. Каждый из них знал, что вскоре им грозит разлука, и потому каждый хотел близости, которая могла навеки связать их друг с другом.
Стив охватил ладонью ее лицо и поцеловал нежно и долго, Джинни радостно ответила на его поцелуй. Она желала его всей душой. Смерть Джоанны научила ее, что жизнь коротка и смерть беспощадна, и Джинни не хотела упустить счастливый миг.
— Я не знаю, что делать. Научи меня, — прошептала она.
Ее робость и невинность растрогали Стива. Коснувшись поцелуем ее шеи, он тихо ответил ей:
— Только не бойся, Анна. Не бойся меня, и любви не бойся. Мы оба хотим этого, жаждем этого. Не надо противиться.
Он страстно поцеловал ее в губы; руки Джинни обвили его за талию. Она хотела, чтобы он продолжал воспламенять ее, и ее пальцы нежно танцевали по его твердым позвонкам. Она как будто погружалась в теплые воды какого-то озера, где ее тело обволакивали токи желания и тайны.
Стив перебирал один за другим ее длинные густые локоны и целовал их. Потом он потушил лампу, продолжая ласки и поцелуи. Стив чувствовал, что в темноте Джинни не испытает стыда и замешательства, естественных для невинной девушки при виде своего и мужского обнаженных тел. Его рот ласкал ее шею, а руки расстегивали пуговички ночной сорочки. Он спустил сорочку с ее плеч, освобождая из рукавов руки, которые она ему протягивала. Сорочка кольцом упала к ее ногам, и он стал стягивать кружевные панталоны; они упали, и она отбросила их кончиком ноги Он привлек ее к себе и, восхищенный ощущением ее наготы, стал ласкать ее грудь и все изгибы неясного тела. Его руки были словно наслаждающиеся пищей жадные изголодавшиеся зверьки.
Джинни изумлялась, что не чувствует смущения. Она была рада, что он потушил свет и впервые она насладится его близостью в темноте, осязая, вдыхая его запах и слыша учащенное дыхание и стук мужского сердца. Но завтра, подумала она и удивилась самой себе, она захочет видеть его при свете… Ее груди напряглись, соски затвердели. Она понимала, почему Стив целовал и ласкал ее — все ее тело загорелось желанием. Каждой клеточкой, от макушки до пят, она тянулась к нему.
Он поднял ее и положил на кровать, и, скинув свою одежду, лег рядом с ней, прижавшись к ее боку и охватив ее руками. Какой-то инстинкт, голос прошлого, подсказывал ему, что, прежде, чем взять девушку, надо разбудить искры, пробегающие по углям, в яркое пламя. Его губы и руки блуждали по ее лицу, плечам, шее, груди.
Правая рука скользнула вниз по животу, раздвинула ноги и скользнула во влажное лоно. Он так нежно и умело ласкал ее тайное тайных, что она извивалась от болезненного наслаждения, но не в силах была оттолкнуть его руку.
Джинни не могла шевельнуться, обессиленная, лишившаяся воли, почти задохнувшаяся от страстного желания. Тело ее все сильнее пронзала острая и сладкая мука, и она знала, что это мучение — преддверие чего-то чудесного, сладостного. Она томилась желанием, а Стив был так нежен, так бережен и так страстен.
Стив знал, что неизбежное свершится, и только жалел, что не видит ее зеленовато-карих затуманившихся глаз, не видит прекрасного тела, по которому блуждают его руки. Он наслаждался каждым прикосновением к ней, каждой лаской, каждым поцелуем.
Губы Джинни скользнули по его плечу и прижались к его шее. Ее пальцы блуждали и скользили по его волосам. Ей не нужно было света — она помнила каждую черточку любимого лица. Она чувствовала, что настало время предаться своей судьбе.
— Что дальше, Стив? — прошептала она. — Я готова…
Стив видел, что она разгорячена и влага выступила там, где он должен войти в нее. Да, она готова, но он боялся сделать ей больно, потому что никогда не имел дела с девушкой. Он начал, но, когда она застонала, остановился.
— Продолжай, Стив, — шепнула она, — я слышала, что боль — только на одно мгновение. Скорее! А потом дай мне минуту передохнуть.
Стив повиновался; она снова застонала и выгнулась дугой, стиснув зубы. Он замер и подождал, пока ее дыхание выровнялось, и она с трудом проговорила:
— Теперь уже не страшно.
Благодарный и счастливый, он покрыл ее лицо поцелуями, начал снова, нежно и осторожно, и обрадовался, что она не сжимается, не кричит и не просит его перестать.
Он входил в нее нежно, медленно, лаская ее грудь губами и бережно раздувая чуть теплящийся после перенесенной ею боли огонек страсти. Очень скоро он почувствовал, что она загорается снова, и ускорил темп. Джинни уже не чувствовала боли, а наслаждение не только вернулось, но возросло. Она нежно гладила его лицо и спину; его грудь, широкая, твердая и гладкая, прижималась к ее нежным, увлажнившимся влагой желания грудям. Она и прежде знала, предчувствовала, что физическая близость со Стивом будет упоительна, но это было блаженство превыше всякой меры.
Стив продолжал нежно и неторопливо, а она извивалась и стонала, изнемогая от желания. Наконец он радостно приник к ней и излился в нее; она вошла в его ритм, и оба испытали счастливое освобождение. Ее тело прильнуло к нему, впивая каждый миг наслаждения, и он приник к ней, счастливый ее полной самоотдачей.
Потом они лежали, прильнув друг к другу, в молчании, чувствуя, что никакие слова не выразят того, что они испытали.
Через некоторое время Стив поцеловал ее и сказал:
— Я должен идти, Анна. Меня не должны застать здесь. Увидимся завтра в лагере.
Джинни чувствовала, что он опасается каких-то ее слов, обещаний, требований. Но она только тихо улыбнулась в темноте и прошептала:
— До свидания, Стив…
Стив был тронут этим тихим прощанием. Он не знал, что принесет им будущее, но знал, что хочет эту женщину снова и снова…
Он встал, оделся, пристегнул свои пистолеты и сказал ей:
— Запри дверь, Анна. И никому не открывай. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось…
Джинни видела, как он выскользнул в коридор, где горел свет, и в темноте закрыла за ним дверь. Она постояла у двери, вернулась к кровати и легла, обняв подушку, от которой еще исходил запах Стива. «Я люблю тебя, Стив Карр, — прошептала она. — Я люблю тебя и хочу. Пожалуйста, люби меня тоже».
На пути в свою комнату Стив постоял у двери Чарльза Эвери, прислушиваясь: может быть, тот ушел на какую-нибудь тайную встречу. Но из-за двери раздавался ровный храп, и Стив успокоился. Ты опять отвлекла меня, Анна Эвери, подумал он. Правда, он решил, что привязать ее к себе будет полезно для дела, но сейчас он сомневался в этом. Если он узнает, что она виновна, ему будет очень скверно на душе… Если он узнает, что она невинна, эта связь может причинить зло им обоим…
Четыре дня они ехали по зеленой равнине с разбросанными там и сям соснами и лиственными деревьями разных видов, нередко со свисающей с ветвей омелой. В заводях рек и озерах встречались заросли кувшинок, а на берегах росли ивы и черные кипарисы.
Они пересекли рельсы железной дороги, ведущей с севера на юго-восток, и проезжали мимо сонных деревушек с редко разбросанными домами и плодородными, но приносящими скудный доход землями, которые обрабатывали бедняки-издольщики и явно не процветающие фермеры. И это несмотря на то, что в Алабаме, как и в других южных штатах, сельскохозяйственный сезон был на сто дней дольше, чем на севере!
Сначала путь шел равниной и пологими холмами, местами заросшими густыми лесами; часто встречались широкие или узкие реки и ручьи. Это был Великий Индейский Путь, отмеченный иногда церквями и кладбищами первых поселенцев.
Потом холмы стали ниже, а красноватые почвы тверже. Местами встречались топкие места с ручейками, но они не причиняли обозу особых затруднений. Кроме сосен и кедров появились дубы и магнолии.
Теперь часто встречались фермы с изгородями, обвитыми белыми, голубыми и розовыми вьюнками. Теперь местность уже не носила разрушительных следов войны — фермы казались зажиточными, жители улыбались приветливо. Это сразу повысило настроение переселенцев, разговоры вечером у костра стали веселее, чаще звучала музыка.
Во вторник вечером они расположились лагерем в пятнадцати милях от Монтгомери, места рождения и первой столицы Конфедерации южан. Это был край, жители которого были полны сознанием превосходства белых людей. Сейчас, как и все южные штаты, он находился на военном положении из-за отказа алабамцев принять Четырнадцатую поправку к Конституции. Война, казалось, не затронула Алабаму, или разрушенные здания уже были восстановлены, а фермеры вели свое хозяйство успешно и благоденствовали.
Джинни все эти дни наравне с Чарльзом Эвери правила фургоном, смазывала колесные оси, поила и кормила мулов и восстанавливала запас воды в бочонках, а кроме того стряпала, мыла посуду, помогала в домашних работах своим подругам или сидела с их детьми. Занятость помогала ей отвлечься от странного и обидного поведения Стива, который снова избегал ее.
Некоторые переселенцы поехали в город за припасами, и Стив тоже поехал в Монтгомери — как Джинни подозревала, чтобы быть подальше от нее. Наедине и нельзя было встречаться, потому что Чарльз больше не приглашал ее. Но он, очевидно, боялся даже случайных встреч. Неужели их близость повергла его в панику? Почему он, холостой одинокий мужчина, так боится сближения с незамужней девушкой?
Джинни присматривалась к его поведению — он часто беседовал с людьми, расспрашивал их, словно хотел что-то выведать, как казалось Джинни. Ей чудилась в его встречах и разговорах какая-то тайная цель. Уж не из-за этой ли цели он обольстил Джинни, чтобы использовать ее? Но он и не подходил к ней после ночи в гостинице.
Она попробовала расспросить о нем нового проводника, Лютера Бимса, Большого Эла.
— Вы, видно, старые знакомые с мистером Карром? — спросила Джинни.
— Нет, мы первый раз с ним вместе работаем, но надеюсь, что не последний. Он хороший напарник, — ответил добродушный великан. — И обучил вас всех неплохо.
— О да, — признала Джинни, — мы ему многим обязаны. Значит, вы недавно познакомились?
— Да, компания вместе наняла нас на работу…
Джинни поболтала со вторым проводником, но, к своему разочарованию, не узнала о Стиве ничего нового. Правда, она заметила, что Лютер Бимс, судя по его рассказам о разных маршрутах, более опытный проводник, чем Стив, Тогда почему же главным проводником наняли не его, а Стива, который больше подходил на роль помощника? Это показалось ей странным.
В Монтгомери, наблюдая за тремя подозреваемыми, Стив не заметил ничего интересного. Они ходили по лавкам, разговаривали с местными жителями, делая все открыто и не таясь от Стива. Стив был разочарован, тем более что ему хотелось быть в лагере с Анной…
Нет, не в лагере, а в гостиничном номере в городе. Но не было никакой надежды, что ночь любви повторится, да Стив и остерегся бы этого даже в том случае, если бы Анна приехала в Монтгомери. Его смутные подозрения и опасения не исчезли, когда он получил из Джорджии известие о Чарльзе Эвери. Агент, правда, подтверждал, что у того есть дочь Анна девятнадцати лет, но «его» Анна, эта молодая женщина в лагере переселенцев, могла и не быть дочерью Чарльза Эвери! Он не получил еще телеграммы из Техаса, подтверждающей покупку Чарльзом Эвери ранчо Бокс Эф в Вако, а до Джексона, где он ожидал получить это известие, был еще долгий и томительный путь. Но только после этого подтверждения он мог вернуться к Анне с легким сердцем, а пока умышленно избегал ее, хотя чувство вины и страстное желание просыпались в нем даже при звуке ее голоса.
Три дня Джинни сверх повседневной нагрузки нянчилась с тремя детьми заболевшей Мэри Виггинс. Та, очевидно, простудилась или отравилась пищей — у нее были рвота, головная боль и удручающая слабость. Она ехала в своем фургоне с грудным малышом, а остальные трое детей — в фургоне Эвери. Двое старших не доставляли Джинни особых хлопот, но младший, полутарогодовалый, требовал непрестанного внимания.
К счастью, она уже привыкла править фургоном и без затруднений переправлялась через ручьи или топкие места. По дороге попадались звери: кролики, белки, лисицы, встречались даже олени и однажды медведь. Попадались и ядовитые змеи.
В этот вечер лагерь расположился на берегу реки Алабамы, и женщины затеяли стирку. Джинни и ее подруги не позволили слабой после болезни Мэри идти на реку и сами стирали ее белье.
Стив все эти дни восхищался Джинни, которая так ревностно и бескорыстно помогала подруге. Он не мог удержаться, чтобы не подойти к ней на этой стоянке:
— Вы взяли на себя большую нагрузку, Анна. Даже похудели. Джеймс говорит, что Мэри уже лучше, так что верните ей детей и отдохните немножко!
— Вы тоже всем помогаете, Стив. И не говорите, пожалуйста, что это входит в ваши обязанности. Если заслужили благодарность, так примите ее.
— Слушаюсь, мадам, — засмеялся он, но потом серьезным тоном признал: — Вы правы, Анна. — «Только бы не узнать плохого о ней», — думал он тоскливо и тревожно.
— А как же? Конечно, я всегда права, — улыбнулась она, не отрывая от него взгляда.
— Неужели всегда? Вы никогда не совершали такого поступка, о котором бы потом сожалели, считая, что поступили неправильно? — спросил он.
«Что он имеет в виду? — подумала она. — Ночь любви, когда она отдалась ему? Или Хочет вырвать у нее признание, которое дало бы ему повод отвергнуть ее?»
— Нет, — ответила Джинни, — не могу припомнить поступка, в котором бы я раскаивалась теперь. А вы?
Стив заметил, что она уже не говорит веселым беспечным тоном и улыбка ее угасла.
— Как знать, — ответил он, — в чем человек должен раскаиваться? Это зависит от точки зрения. Люди судят о своих и чужих поступках по-разному. Даже христианские Десять Заповедей истолковываются неодинаково. Сказано: не убий! — а северяне и южане, белые и негры, белые и индейцы убивали и убивают друг друга. Сказано: не укради! — а многие считают, что ограбить своего врага — не значит нарушить эту заповедь. Брауны и Дэниэлсы считают грехом работать или развлекаться в воскресный день, но без конца толкуют о ненависти, отмщении, убийстве. Как тут решить — праведны эти люди или злы? Такие люди считают себя праведными, но в действительности раздувают в костер искры зла, и мир не станет от этого лучше.
Она спросила, пытаясь уяснить себе его слова:
— Вы говорите о клане и подобных группировках?
— Ну, положим, что так! А вы что об этом думаете?
Джинни думала, что он искусно уводит разговор от темы их взаимных чувств и отношений. Ну и ладно, подумала она. Он хоть подошел к ней сегодня, и сейчас они рядом. Гораздо тяжелее было, когда он проходил мимо.
— Я думаю, что у Клана есть и хорошие, и плохие стороны.
— А вы бы поддержали Клан?
— Я? У меня нет для этого оснований.
— Многие считают, что у всех южан есть основания. Потому-то Клан неустанно расширяет сферу своего влияния. — Джинни пристально посмотрела на проводника. — Почему это волнует вас, Стив? Вы думаете, они могут напасть на нас в пути?
— Надеюсь, что не нападут.
— Да это невозможно! Южане не станут нападать на южан, которые спасаются от янки.
— В войне всегда страдают невинные, Анна. А Клан объявил войну.
— И все-таки я не верю, что южане могут причинить зло южанам.
— Вы не верите и тому, что «гальванизированные янки» — предатели и трусы, которых Клан должен покарать?
Может быть, он знает, кто она? Знает, что ее настоящий отец — «гальванизированный янки»? Вихрь мыслей закружился в голове Джинни. Нет, он не может быть пособником врага Мэтью Марстона. Этот враг не знает, что Вирджиния Марстон держит путь в Техас и Колорадо, не знает даже, что она в Америке… И уж точно Стив — не член Клана, выискивающий предателей и трусов, чтобы покарать их.
— Конечно, я не считаю их предателями и трусами, которых надо карать. Но почему вы завели разговор на эту тему?
Стив заметил, как изменился ее тон и выражение лица.
— Наверное, для того, — хмуро усмехнулся он, — чтобы не говорить о наших с вами отношениях.
«Правда ли это?» — подумала Джинни, но согласилась с ним:
— Да, я ведь должна была бы помнить, что вы не любите отвлекаться, И я должна стараться не быть причиной этого нежелательного явления.
— Но вы и есть причина, женщина, да еще какая! — возразил Стив.
— Мне очень жаль. Не могу ли я исправить свою невольную вину?
Он отвел взгляд от ее нежного лица и шелковистых волос и глухо сказал:
— Будьте спокойны и терпеливы, пока я не кончу одно дело…
Джинни прочла в его темном взгляде желание, и на сердце ее потеплело:
— Это значит пока что не привлекать вас, но и не отталкивать?
— Вы умница, Анна, спасибо, — признал Стив, страстно желая коснуться ее, но сдержав себя.
— Я пытаюсь, Стив, но временами мне очень трудно, — пожаловалась Анна. — Мне недостает вас.
— Недостает? Разве я не рядом? И всегда вы у меня на уме.
«А на сердце?» — подумала Джинни, но сказала:
— И вы у меня тоже.
— В таком случае нам обоим очень хорошо или очень плохо.
— Наверное, вы правы, — согласилась Джинни. — А сейчас мне надо узнать, не нужно ли чего-нибудь Мэри. Уже темнеет.
Стив и не заметил, что наступает ночь. Не отрывая взгляда от Анны, он сказал:
— Я провожу вас в лагерь.
— Разумно ли это?
— Может быть, и нет, но я провожу.
Она собрала вещи, и они вдвоем вернулись к фургону Эвери.
— Прощайте, Стив…
Ее слова перевернули его душу.
— Вы хотите сказать «доброй ночи», Анна?
— Каждый раз, когда мы расстаемся, для меня это — мучительное «прощай».
— Однажды… Доброй ночи, Анна!
Джинни смотрела ему вслед.
Неужели он хотел сказать: «Однажды нам не придется говорить друг другу «прощай»?» — подумала она.
На следующий день им пришлось переправляться через широкую, глубокую и быструю реку Алабама, через Томбигби. Обе переправы были очень трудными, и поблизости не было селений, в которых можно было бы нанять работников для помощи.
Пришлось снимать колеса, выгружать имущество и переправлять фургоны вплавь, а вслед за ними — мулов и вещи. На другом берегу снова ставили колеса и загружали вещи. Переправами руководили Стив и Лютер, все прошло благополучно, и Стив снова не заметил ничего подозрительного.
Дорогу местами затрудняли холмы и бугорчатые почвы. Они уже почти пересекли Алабаму — двести миль за десять дней — и решили сделать стоянку на целый день для отдыха, домашних работ и починок.
Джинни была счастлива, что Стив на этой стоянке пообедал с ними, играл в карты и болтал с Чарльзом. Оба мужчины оценили вкусные оладьи с консервированными персиками из Джорджии, которые она испекла к кофе.
Когда Стив хвалил ее, она мыла тарелки и молча смотрела на него. Девушка чувствовала, что ее любовь растет с каждым часом, что она хочет только одного: не разлучаться с ним.
Они перешли границу Алабамы и вступили в штат Миссисипи, который был похож и на Алабаму, и на Джорджию: сосны и дубы, красные почвы, богатая растительность, плоский рельеф (только изредка холмы) и много рек.
На третий день заднее колесо фургона Чарльза Эвери попало в рытвину и треснуло. Чарльз остановил фургон и крикнул едущему впереди Карлу Мэрфи, чтобы тот не задерживался для помощи.
До стоянки было уже недалеко, Джинни сказала Чарльзу, что Стив обучил их менять колесо и вдвоем они легко справятся. Каря кивнул и поехал дальше.
Чарльз и Джинни разгрузили фургон, достали домкрат и запасное колесо и начали его устанавливать. В это время подскакал Ошв, который увидел, что фургон Эвери задержался. Узнав, что случилось, он сказал укоризненно:
— Вы должны были мне просигналить! Опасно оставаться в одиночку на дороге, если в окрестностях есть бродяги и бандиты, они только и ждут такого случая.
Чарльз оправдывался, уверял, что он рассчитывал очень скоро догнать обоз. Втроем они быстро поставили запасное колесо. Джинни решила передохнуть, пока мужчины снова нагружали фургон, и вошла под тенистую сень леса. Через несколько минут Чарльз и проводник услышали вскрик, а потом возглас:
— Стив, на помощь!
— Возьмите винтовку и охраняйте вагон! — скомандовал проводник. Он выхватил из-за пояса оба пистолета и устремился в лес.
Чарльз подумал, не уловка ли это со стороны Джинни, чтобы остаться наедине со Стивом. Но вряд ли…
Стив подбежал к Анне и увидел, что она застыла у упавшего дерева, бледная и дрожащая: из-под дерева высунула головку гремучая змея.
— Не двигайтесь, Анна! — тихо сказал Стив, и с облегчением увидел, что она повинуется. — Это змея! — крикнул он Чарльзу Эвери. — Не волнуйтесь, я с ней справлюсь. Подождите нас.
У Чарльза отлегло от сердца; он хитро улыбнулся и лег отдыхать под фургон, приготовившись к долгому ожиданию.
Стив сунул в кобуру один из пистолетов, а другим размозжил голову змее, потом отрезал у нее ножом гремушки и, спрятав их в карман, подошел к дрожащей девушке.
— Ну, успокойтесь же, — мягко сказал он. — Она вас не укусила?
Глядя на змеиную кровь на его руке, она сказала:
— Нет! Но я так испугалась… Я хотела обойти ее, но она вертелась, и я думала, что она поползет за мной.
— Да, хорошо, что вы стояли на месте. — Он привлек ее в свои объятия; страстное желание охватило ее тело.
Он впился поцелуем в ее рот, и она ответила ему. Оба дрожали, изнемогая от желания. Но оба знали, что не могут задерживаться. Стив поцеловал ее еще раз и отпустил.
— О женщина, что ты со мной делаешь… — прошептал он.
— А ты со мной, Стив… — ликующе улыбнулась она.
В лагере их встретила Мэри Виггинс и пригласила к ужину Чарльза и Джинни. Стив поел у Девисов. Томящаяся пара не встречалась в последующие два дня. Перед стоянкой около города Джексона Чарльз предложил Джинни отдохнуть и провести ночь в отеле; она с радостью согласилась. Стив тоже собирался поехать в город.
В десять часов вечера Стив стоял у дверей комнаты Джинни. Он не получил ожидаемого известия — агент сказал ему, что получит нужные сведения и передаст их в Виксбург, куда обоз должен был добраться через три дня. Стив знал, что поступает безрассудно, но не мог не уступить страстному желанию провести с ней ночь.
Джинни сразу отозвалась на легкий стук в дверь. Она открыла ее, радостно улыбнулась Стиву и потянула его за руку в комнату.
— Я принес вам кое-что для защиты, — сказал он, доставая «деррингер» — маленький крупнокалиберный пистолет. — Он прикрепляется к икре ноги или к ляжке, — немного смущенно объяснил Стив. — Хорошо, если враг не знает, что вы вооружены, а достать пистолет оттуда нетрудно. Носите его, не снимая, Анна. Прошу вас.
Его заботливость взволновала девушку.
— Вы мне покажете, как его прикрепить, Стив? — спросила она и подняла ночную сорочку до колен.
Их взгляды встретились, и оба поняли, что снова хотят всего.