После событий в Пещере Мертвеца Конни поняла, что жизнь уже никогда не будет прежней. Она похоронила Скарка у подножия утеса, который он так любил; стая чаек подавленно наблюдала за похоронами. Его дочь, Мью, пыталась разрыть песчаный холмик, не в силах осознать свою потерю. Конни понимала, что она чувствует.
Члены Общества погрузились в неловкое бездействие. Каллерво снова исчез, и со стороны сирен больше не было нападений. Но Конни все равно знала, что они нанесут удар — это лишь вопрос времени. Крыло Чайки, может быть, сможет на какое-то время сдержать своих сестер по просьбе Конни, но это, конечно, будет ненадолго. Рано или поздно Взмах Пера или кто-нибудь из остальных поддастся инстинкту и начнет снова охотиться на своих гонителей. Кроме того, она не знала, что делать с угрозой, которую представляет «Аксойл» для места их обитания, Конни чувствовала, что подвела их.
Оставалась и другая, не менее насущная проблема. Папа Джейн лихорадочно искал новую работу, чтобы успеть до истечения контракта в конце года, но до сих пор безуспешно. Похоже, что в январе Джейн и ее семье придется переехать — перспектива, которая омрачала настроение четырех друзей, когда они заканчивали оформлять свою выставку, посвященную местной нефтяной промышленности.
— Что я хотела бы знать, так это почему больше не происходит несчастных случаев, — заметила Аннина, пришпиливая фотографию Стогов к стенду. В ее голосе звучало некоторое разочарование.
— Вероятно, потому, что компания усвоила урок и починила тот неисправный механизм, — предположила Джейн.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — пробормотал Кол.
— Как вам наш стенд? — спросила Аннина, отступая в сторону, чтобы полюбоваться своей работой. — Думаете, мистер Квик его оценит?
— Думаю, он будет просто в восторге! — широко ухмыляясь, сказал Кол.
Первый сигнал о новых неприятностях пришел с неожиданной стороны. Однажды в субботу, в начале декабря, зазвонил телефон. Это были родители Конни, объявившие, что намерены провести рождественские каникулы в Англии, а не в Маниле, как они поначалу планировали. Конни слышала, как Эвелина ненатурально изображала радость, пытаясь убедить семью брата в том, что их ждут с распростертыми объятиями. Предчувствие ледяной струйкой пробежало по позвоночнику Конни. Она была в восторге от того, что увидит родителей скорее, чем ожидалось, но знала также, что их приезд все усложнит.
— Что же я скажу твоему отцу, когда он приедет?.. — Положив трубку, Эвелина в ужасе подумала о том, что ей придется объяснить своему мнительному брату, как вышло, что жизнь его дочери оказалась под угрозой.
— Ничего, — поежившись, сказала Конни, пытаясь отогнать тревогу. Чтобы отвлечься, она схватила кухонное полотенце и принялась вытирать посуду. — Видишь ли, если ты расскажешь папе, он запретит мне даже думать об Обществе, да только Каллерво уже знает обо мне, и поэтому я окажусь в еще большей опасности, чем раньше. Мне необходимо Общество, и мне нужно научиться использовать свой дар, чтобы в случае необходимости защитить себя.
Эвелина не нашла аргументов против этого предложения и, поскольку это избавляло ее от трудного разговора с братом, согласилась с Конни легче, чем та ожидала.
— На ложь я пойти не могу, Конни, — предупредила она. — Если твой отец прямо задаст вопрос, мне придется рассказать правду.
— Разумеется, и я тоже врать не собираюсь, — усмехнулась Конни. — Но насколько это вероятно? Ведь он и не подозревает о существовании Каллерво и мифических существ вообще.
Класс мистера Джонсона устроил свою выставку в вестибюле утром, когда должно было состояться собрание по случаю окончания семестра, под вывеской «Наше местное сообщество». Среди проектов, посвященных истории края, дорожным схемам и рыболовству, коллаж четырех друзей с информацией о заводе «Аксойл» сразу бросался в глаза. Мистер Джонсон подошел взглянуть на законченную работу и нервно закашлялся.
— Э-э-э… не слишком ли это… не слишком ли вызывающе? — шепнул он Аннине.
— Это как раз то, что и предполагалось сделать, сэр, — радостно ответила она.
Он отступил назад, чтобы оценить коллаж издалека.
— Вы просили нас разработать тему, которая вызовет интерес у местного общества, и мы это сделали. Если подумать, как еще мы смогли бы оценить влияние завода на местную экологию, если бы не поискали примеров такого влияния? И вы говорили, что поддержите нас…
Мистер Джонсон застонал:
— Да, но я не ожидал, что это будет настолько… настолько односторонне.
Аннина не смогла устоять перед предложением Кола принять помощь Мака Клэмворси, он сделал подборку старых историй, связанных с «Аксойлом» по всему миру. Он сказал Колу, что был совершенно счастлив «вылить ушат грязи» на компанию, управляемую его старинным врагом по школе. Этот коллаж, рассказывающий о несчастных случаях и скандалах, связанных с загрязнением окружающей среды, был далек от того, чтобы рисовать компанию в выгодном свете.
— Вы же не собираетесь заставить нас снять его? — с вызовом сказала Аннина, бросая дерзкий взгляд на учителя.
— Э-э-э, нет, но… ладно, посмотрим, — смущенно сказал мистер Джонсон. — Будем сохранять спокойствие. А теперь давайте вернемся в класс.
После обеда вся школа собралась в зале, где проходило собрание. Кол вошел туда в паре с Джастином и занял место сзади. Впереди, перед рядами ярко одетых, щебечущих детей, как черный гриф, сидел мистер Квик, втиснувшийся в кресло, которое было слишком мало для него. Было страшно видеть его улыбку — она напоминала гримасу скелета: за ней не скрывалось никакого благодушия. Кол был не единственный, кто жалел, что не может стереть это выражение с его лица.
— Погоди, ты еще не видел нашего стенда, — пробормотал Кол про себя с каким-то мрачным удовлетворением.
— Мальчики и девочки, садитесь, пожалуйста! — пробившись в зал через толпу и перекрывая гул голосов, воззвала миссис Хартли. — Сегодня, как все вы, конечно, уже знаете, у нас особенный гость. Мистер Квик из компании «Аксойл» пришел к нам, чтобы объявить победителя конкурса на лучший проект площадки и подарить нам чек на строительство. Спасибо всем, кто принял участие: у нас было столько замечательных конкурсантов, верно?
Тут миссис Хартли обернулась за подтверждением к мистеру Квику, однако улыбка сползла с его лица: он с какой-то злобой уставился на Рупу, которая только что вошла и встала в дверях вместе с фотографом.
— Э-э-э… да, — резко сказал он, когда до него дошло, что миссис Хартли обращается к нему.
— Итак, сейчас я объявлю победителя. Я бы хотела, чтобы этот счастливчик остался после собрания и сфотографировался вместе с мистером Квиком в выставочном холле.
Кол подмигнул Аннине, та в ответ усмехнулась, без конца подпрыгивая на своем сиденье, чтобы лучше видеть, что происходит.
— И победителем становится… Урсула Джонс из четвертого класса. Отличная работа, Урсула!
Школа вежливо зааплодировала девочке с косичкой, пробирающейся вперед, чтобы получить свою грамоту.
— Мы выбрали проект Урсулы, потому что она предложила необычную идею: сделать гимнастический снаряд в виде нефтяного танкера. Мистер Квик остроумно пошутил, что нам следовало бы покрасить его в цвета «Аксойла»! — Миссис Хартли захихикала; ее гость скорчил гримасу Урсуле, которая нервно улыбнулась ему в ответ.
— А ведь это не шутка, — шепнул Кол Джастину. — Спорим, этот лицемер действительно хочет, чтобы они так и сделали.
После собрания дети устремились в холл. Конни бежала за Анниной, желая скорее узнать, заметил ли уже мистер Квик их коллаж. Они налетели на Кола, который в бешенстве смотрел на кучку журналистов в вестибюле.
— Смотрите! — взорвался он. — Они просто сняли нашу работу и повесили этот проект нефтяного танкера! — Он побелел от ярости и даже не пытался говорить тише.
Услышав шум, мистер Джонсон подошел к ним.
— Я боялся, что что-то подобное может случиться, — сказал он, и глаза его сверкнули от гнева. — Должно быть, она провернула это, когда увидела, что мы пошли в зал.
Миссис Хартли почуяла неладное и подошла к группе.
— Все так хорошо проходит, правда? — залилась она. — Мне пришлось кое-что снять, Терри, чтобы освободить место для победившей картины, но я прослежу, чтобы все повесили обратно, как только мы закончим здесь фотографироваться. — Они не двигались с места, и миссис Хартли пришлось сменить курс. — Терри, вам лучше вернуться в класс и отпустить учеников домой. Родители уже приходят забирать своих детей. — Она неопределенно махнула в сторону главного входа, где на самом деле еще не было ни единого ожидающего, а потом вернулась, чтобы перехватить Рупу, которая тщетно разыскивала работу сестры. Мистер Квик позировал перед камерами, одной рукой обнимая Урсулу и в той же руке сжимая увеличенный чек с большим количеством нулей.
— Пойдемте, — устало сказал мистер Джонсон. — Думаю, мне следовало догадаться, что так случится.
Он махнул им, чтобы они тоже возвращались в класс. Конни потянула Кола за руку, боясь, как бы он в безрассудстве не натворил чего-нибудь.
— Пойдем, Кол. Не всегда последнее слово будет оставаться за «Аксойлом».
Синьор Антонелли переехал в маленький домик доктора Брока, чтобы освободить место для семьи Конни. Конни все реже и реже видела итальянца, который руководил оперативной группой по общению с сиренами. Синьор Антонелли рассказал, что учит драконьих всадников отражать атаки сирен малыми силами, потому что не уверен, что они смогут убедить сирен занять мирную позицию.
— Carina[32], ты что-нибудь слышала от них? Что они делают? — спрашивал он ее каждый раз, когда они встречались.
Конни снова стала посылать им сообщения, теперь через Мью, но не получала определенных ответов.
— Я не знаю. Я действительно думаю, что я должна пойти к ним снова, — сказала она ему.
— Нет, нет! — запротестовал он, беря ее за руку. — Это такой риск — тебе нельзя!
— Вот и доктор Брок сказал мне то же самое, и Советники, — констатировала Конни.
Она выглянула из кухонного окна: стоял тихий зимний день. Никаких признаков бури не было видно, ничего, что предвещало бы появление Каллерво в этих краях, как сообщали ей сирены.
— Но что еще я могу сделать? Я не могу сидеть сложа руки, ожидая, пока сирены отнимут новую жизнь или нанесут удар по более крупной цели, вроде танкера или чего-то в этом роде.
— Pazienza[33]! — увещевал ее синьор Антонелли, погрозив пальцем. — Universale più importante[34], чем даже эта маленькая полоса побережья — più importante, чем обнаружение la sirena[35].
Конни застонала. Все твердили ей, что нужно затаиться, но ей не казалось правильным ставить себя выше жизней морских животных и птиц, на которых отразится любая катастрофа. Что будет с Мью и ее стаей? Она чувствовала двойную ответственность за них теперь, когда Скарка больше нет. Как она будет жить дальше, если найдет Мью плавающей в мазуте у порога своего дома? Что будет с людьми, которые работают на «Аксойл»? Что она испытает, если еще кто-нибудь пропадет? Однако теперь, когда приезжала ее семья и никто из Общества не хотел отпускать ее к сиренам, у нее не было другого выбора, кроме как вести себя так, будто все было в порядке. Поездки в гости к сиренам были совершенно исключены.
Ее родители и брат Саймон приехали в тот же день, чтобы отметить Рождество вместе с Конни и Эвелиной. Саймона после каникул переводили в новую школу-интернат в Англии, поскольку из школы в Маниле его выгнали после какого-то загадочного происшествия со змеей. Такое развитие событий неизбежно повлекло за собой внезапную перемену планов на Рождество, но ни родители, ни Саймон не распространялись о подробностях. Конни гадала, не становится ли Саймон с возрастом похожим на нее: она-то, разумеется, прекрасно понимала, почему у него в классе могут быть проблемы, связанные с дикой природой.
Было странно опять вернуться к своей повседневной роли дочери и старшей сестры, после того как она провела осень, привыкая к новому статусу единственного оставшегося универсала. Это помогло ей не думать лишний раз о будущем, ее время полностью занимали походы с матерью по магазинам в поисках школьной формы для Саймона, пешие прогулки с отцом и братом и ужины всей семьей каждый вечер. Она подавляла свои тревоги о сиренах и Каллерво, разыгрывая перед родителями правдоподобный спектакль, чтобы убедить их в том, что она ведет себя совершенно нормально и ничего из ряда вон никогда не происходило в Гескомбе.
Эвелина с семьей брата вела себя лучше некуда: тщательно прятала свою эксцентричность и даже пыталась казаться заинтересованной, когда мама Конни, чьи темные волосы были уложены, ногти накрашены, а одежда была выдержана в одном стиле, попробовала завести разговор о моде и смене имиджа. Конни, хорошо зная их обеих, сказала бы, что ее мама пытается недвусмысленно намекнуть своей золовке, что той стоит обращать больше внимания на свой внешний вид, но тетка была слишком толстокожей, чтобы заметить критику в свой адрес. В любом случае Конни давным-давно решила для себя, что Эвелинина эксцентричная манера одеваться не нуждается ни в каких изменениях.
Мистер Лайонхарт, огромного роста человек с копной черных волос, которые он укрощал с помощью внушительного количества геля для укладки, подробно расспросил Конни о ее деятельности в Обществе, пока они вместе шагали по тропинке вдоль берега. Казалось, описание уроков верховой езды его успокоило.
— Я даже немножко изучаю геологию, — добавила Конни, решительно повернувшись спиной к Стогам, видимым с мыса.
Это произвело впечатление на ее отца: общество, которое проводит занятия для детей даже по выходным, наверняка заслуживало его одобрения.
В сочельник Эвелина вызвалась приготовить им особый ужин. Семейство Лайонхарт собралось вокруг кухонного стола, украшенного белыми свечами, пирамидой ароматных мандаринов и трогательной алой пуансеттией[36] в золотом горшке. Отец Конни, который уже успел выпить несколько бокалов джина с тоником, широко и радостно всем улыбался, они вместе с Эвелиной пустились в детские воспоминания о рождественских праздниках. Мама Конни вежливо слушала, но ее внимание в тот момент было приковано к сумасшедшему беспорядку, который царил в золовкином буфете: старые стеклянные бутылки и разномастные чашки бессистемно громоздились рядом с треснутыми тарелками. Время от времени, когда до нее доносился подозрительный запах горелого из печки, она морщила нос и ерзала на своем месте, еле удерживаясь от искушения вмешаться в Эвелинины кулинарные эксперименты. Саймон облокотился на стол, почти исчезнув в хомуте своего любимого свитера — одежды, из которой он отказывался вылезать, и матери частенько приходилось снимать его с боем, чтобы постирать. Запах свежеподгоревшего лосося привлек в кухню Мадам Крессон. Она запрыгнула к Саймону на колени и положила лапки на стол. Встревоженная этим фактом, способным разоблачить ее специфическое ведение домашнего хозяйства, Эвелина строго сказала кошке:
— Уйди из-за стола, немедленно!
Мадам Крессон только сердито на нее посмотрела.
— Ну же, киса, делай, как тебе велят, — сказал Саймон, легонько отпихивая ее.
К удивлению Конни и ее тети, Мадам Крессон безропотно повиновалась и выскользнула вон через кошачий лаз. Эта кошка редко слушалась кого-либо, кроме Конни. Конни обменялась с теткой многозначительными взглядами.
— Ты хорошо ладишь с животными, Саймон, — сказала Эвелина ровным тоном, доставая рыбу из сковороды.
— Думаю, да. В этом году стал замечать. Кажется, они меня любят так, как Конни даже и не снилось, — сказал Саймон.
— Кто? Все животные, Сай, или только кошки? — спросила Конни, пытаясь скрыть свое волнение.
Саймон, казалось, чувствовал себя немного неловко: он помнил, что папа не одобряет такие разговоры.
— Даже и не знаю, — пробормотал он. Затем, меняя тему, сказал: — Мне нравится твой друг Кол, он классный. И у него есть пони и лодка!
— Не забивай себе голову, парень, — вмешался отец. — В твоей новой школе нет места для пони.
— Ну, если Саймон захочет провести какие-нибудь каникулы здесь, с нами, — быстро вставила Эвелина, — я уверена, что Кол даст ему покататься на своем пони. Как ты думаешь, Конни?
— О да! — согласилась Конни, понимая, о чем думает ее тетя.
Если бы они смогли провести больше времени с Саймоном, они бы увидели, станет ли он вероятным кандидатом на прохождение тестирования. «Только не с мистером Коддрингтоном», — мысленно уточнила Конни.
— Это было бы очень мило с твоей стороны, Эвелина, — сказала миссис Лайонхарт, — но ты и так уже много делаешь для Конни…
— Это было бы вовсе не трудно, — быстро ответила Эвелина, раскладывая лопаткой обуглившегося лосося по тарелкам и плюхая тарелки перед гостями.
— Что ж, мы посмотрим, как пойдут дела в новой школе, — сказал мистер Лайонхарт, с сомнением разглядывая свою порцию. — Нельзя загадывать: может быть, Саймон захочет остаться с новыми друзьями. После того что случилось в Маниле, возможно, лучше всего, чтобы он общался с нормальными людьми.
Этой ночью Конни не могла думать ни о чем, кроме своего братишки. Может ли он тоже обладать даром? Если это так, то это нужно держать в секрете, иначе он окажется в опасности. Какова вероятность того, что в школе-интернате окажутся поблизости члены Общества, которые смогут ему помочь? Теперь к ее проблемам добавилась новая тревога. Конни провела беспокойную ночь, ее мучили сны, в которых она бежала за Саймоном, а он прыгал от нее прочь, как кошка. Все время она чувствовала, что ее преследует тень, угрожая накрыть и поглотить их обоих.
В канун Нового года Конни была у себя в спальне, готовясь к вечеринке у Джейн, как вдруг виски ее взорвались головной болью, которая была неожиданно свирепой. Она резко села на кровать.
— Что случилось, дорогая? — спросила ее мать. Она пришла помочь дочери выбрать наряд и рылась в шкафу в тщетной надежде найти что-нибудь, что покажется ей симпатичным. — Лицо у тебя белое как полотно.
— Голова болит, — прохрипела Конни, сжимая ладонями виски.
Миссис Лайонхарт подошла к кровати и откинула волосы со лба Конни.
— Мигрень, наверное. У меня в твоем возрасте мигрени были постоянно. Боюсь, что от них ничего не помогает — только полежать в затемненной комнате и подождать, пока само пройдет.
— Но вечеринка…
— Разумеется, ты никуда в таком состоянии не пойдешь. Я побуду с тобой. — Миссис Лайонхарт с жертвенным видом провела рукой по своей свежеуложенной прическе.
— Нет, не нужно, — сказала Конни. Она знала, как ее мать ждала этой вечеринки целый день. — Послушай, у меня есть телефон. Я могу позвонить, если мне что-нибудь понадобится. Лукасы, что живут по соседству, могут присмотреть за мной. Я посплю, и все пройдет.
— Ну хорошо. Если ты уверена. Я вернусь пораньше проверить, как ты. — Мать Конни улыбнулась и погладила дочь по щеке. — Надеюсь, тебе скоро станет лучше. Я принесу тебе болеутоляющего.
Конни приняла таблетки, но голова все равно раскалывалась. Конни зарылась в подушки. Сквозь туман боли она слышала голоса в прихожей.
— Думаю, мне следует остаться с ней. — Это сказала Эвелина.
— Нет-нет, Конни очень настаивала, чтобы мы все пошли. Она позвонит, если возникнут проблемы.
— Но…
— Эвелина, ты действительно думаешь, что я не знаю свою собственную дочь? С ней все будет в порядке. Все, что ей нужно, — это сон. Я попозже заскочу проверить, как у нее дела. Я уже поговорила с твоей милейшей соседкой: она заглянет проверить, как дела у Конни.
— Но…
— Мы же не можем идти к этим Бенедиктам одни, Эвелина, — мрачно сказал отец Конни. — Мы их даже не знаем. Было бы ужасной грубостью отказаться от визита так поздно.
— Я думаю…
— Ну, вот и договорились. Пойдем, или мы опоздаем.
Затем в доме стало очень тихо: вся семья наконец ушла. Поднимался ветер. Отопительные трубы поскрипывали и журчали. В спальне было очень темно. Конни начала жалеть, что отказалась от компании матери в этот вечер. Это была неподходящая ночь для того, чтобы сидеть в темноте. Она включила лампу и стала листать подарок Кола — «Одиссею», — но напрасно: это только напомнило ей о том, что она не выполнила свое обещание вернуться к сиренам. Отбросив книжку, Конни включила радио, чтобы было не так скучно.
«Внимание, всем судам. Штормовое предупреждение в Соуле, Плимуте, Портленде и Уайте. Сильные штормы и снежные бури ожидаются в скором времени вдоль южного побережья».
Упоминание о приближающемся шторме почему-то встревожило ее. Она ведь не знала, когда Каллерво нанесет удар. Что, если это будет сегодня вечером? Что она может сделать в таком случае? Ей ведь запретили идти к сиренам, да и голова у нее раскалывается. Ей было трудно даже думать как следует.
Тут раздался легкий стук в окно. Глянув в темнеющее небо, она увидела Мью, сидящую на карнизе, со взъерошенными от сильного ветра перьями. У Конни екнуло сердце, когда она поняла, что это тот самый знак, которого она ждала. Быстро открыв окно, она впустила ледяной порыв ветра и замерзшую чайку. Мью уселась на туалетный столик и начала расправлять крылья, пронзительно крича.
— Что привело тебя сюда?
Мью настойчиво вопила, только усиливая ее головную боль.
— У тебя есть новости?
Птица потопала лапками.
— О ком? О сиренах?
Топот.
— Они собираются что-то сделать?
Топот.
— Ладно, ладно. Успокойся, дай мне подумать.
Конни задумчиво погладила Мью по голове, начиная складывать в уме все кусочки мозаики воедино. Мью думает, что вот-вот должно случиться нечто важное. Медленно Конни свела концы с концами. У нее шумит в голове? Она чувствовала такое и раньше. Разве не это она ощутила давным-давно — за день до ее тестирования и поездки к сиренам? Именно во время поездки к Стогам она впервые услышала о Каллерво. Но он узнал о ней еще раньше. Может быть, он тогда был даже ближе, чем она думала? Так действительно ли это головная боль? Это могло быть предупреждением. Что, если Каллерво поблизости? Нет ли здесь неподалеку враждебного мифического существа, которое пытается вывести ее из строя, проникнув к ней в сознание? Если так, то у нее должно получиться вылечить голову, если она попробует выстроить защитное поле универсала. На мгновение закрыв глаза, она сосредоточилась и нарисовала в уме изображение круглого щита. Шум в голове уменьшился, как будто кто-то приглушил звук у радио. Она узнала, что хотела.
Что же это за существо вызвало такой шум в ее голове? У нее осталось впечатление, что это меняющееся, бестелесное создание из тумана и холода. Потом она вспомнила прогноз погоды: приближающийся шторм — и как она не догадалась раньше? — должно быть, это работа грозового великана! Каллерво превосходно рассчитал время для нападения. Под прикрытием своего самого могучего союзника он вышел из убежища и направлялся в Гескомб. Собирался ли он покарать ее за то, что она отказалась присоединиться к нему? Может быть, он планировал отомстить, заставив сирен потопить первый же танкер, который они найдут, чуть ли не на пороге дома универсала? Это похоже на Каллерво. Если так, то это значит, что сирены собираются действовать, не предупредив ее об этом. Так что же она может сделать, чтобы помешать им? Ответ был очевиден. Каллерво думает, что Общество не выпускает ее из дому с тех пор, как он напал на нее. Он не ожидает, что она попытается его остановить. Как же плохо он ее знает! Она не собирается мирно посапывать тут всю ночь, в то время как решается вопрос жизни и смерти. Он уже отнял жизнь у Скарка; но больше он не получит ни одной, если только она сможет ему помешать.
Она схватила мобильный и набрала номер.
— Кол? Это Конни. У меня новости. — Она слышала на заднем плане гул голосов — должно быть, он тоже был на вечеринке у Джейн. Она быстро рассказала ему, что узнала. — Послушай, Кол, ты знаешь, что я единственная, кто может ладить с сиренами, поэтому я просто обязана поехать к ним. Я должна попытаться их остановить. И мне нужно, чтобы ты меня туда отвез. Ты сделаешь это?
Кол на другом конце связи быстро обдумывал ситуацию.
— Но я думал, что Совет запретил тебе к ним ходить?
— Кол, я не могу сидеть и ждать, когда сирены снова начнут убивать, — я просто не могу. Слушай, я многому научилась с тех пор, как последний раз встретилась с Каллерво, — я лучше подготовлена к новой встрече. Я должна это сделать. Пожалуйста, помоги мне.
Кол колебался. Он уже однажды подвел Конни, когда та в нем нуждалась, и не хотел сделать это снова. Но он также считал неразумным бросаться в бой очертя голову, не приняв разумных мер предосторожности.
— Слушай, Конни, я отвезу тебя, но мне понадобится помощь: нам одним не справиться с Каллерво и сиренами, — сказал он. — Я передам твоей тете то, что ты сказала, она сможет привести подмогу — доктора Брока и остальных.
— А как насчет судов? Что, если уже сейчас здесь поблизости есть танкер? Не могу представить себе, чтобы сирены упустили такую добычу, ведь их науськивает Каллерво. Может быть, нам следует предупредить компанию или береговую охрану, ну хоть кого-нибудь?
— Хм… Джейн и Аннина здесь. Я попробую предупредить их, чтобы они были начеку, и при этом не сболтнуть лишнего. Уверен, что и Рупа поможет. Трудно будет привлечь внимание к катастрофе, которая еще не произошла, но стоит попробовать.
— Слушай, Кол, главное, не рассказывай моим родителям, что мы собираемся предпринять. Они не поймут и, разумеется, попытаются меня остановить.
— Возможно, и мне тоже следовало бы тебя остановить, — сердито сказал Кол, — но у меня такое чувство, что ты никогда не простишь, если я попытаюсь это сделать.
— Совершенно верно.
Окончив разговор, Конни натянула на себя одежду потеплее и упаковалась в непромокаемый плащ: выходить в море на «Водяном эльфе» было совсем не весело. Мью закричала, требуя выпустить ее, и она открыла ей окно. Птица исчезла в темноте и ветре. Конни бросилась вниз по ступенькам, схватила ботинки, в спешке натянула их и выбежала через прихожую. Захлопнув за собой заднюю дверь, она помчалась по улице, однако, несколько раз поскользнувшись на льду, все-таки заставила себя идти медленнее. Валил снег, и не мягкими крупными хлопьями, а жалящими ледяными песчинками, которые ветер нес ей прямо в лицо. Конни забралась на борт «Водяного эльфа» и попыталась подготовить его к выходу в море; несколько минут спустя к ней присоединился Кол.
— Остальные уже идут, — пропыхтел он, спрыгнув в лодку рядом с ней. — Твоя тетя в бешенстве, разумеется. Она с тебя шкуру спустит, когда догонит. Твои родители ничего не знают, как и было оговорено. Когда я уходил, мистер Бенедикт как раз приступил к ним со своими «домашненькими» блюдами, так что на несколько часов, думаю, они в безопасности.
— А как насчет «Аксойла»?
Кол мрачно улыбнулся:
— Я сказал Аннине и Джейн, что папа получил от профсоюза предупреждение о том, что компания воспользуется каникулами, чтобы незаметно убрать неисправный механизм. Я сказал им, что, если они возьмут с собой Рупу, они точно сумеют поймать «Аксойл» с поличным. Это лучшее, что я смог выдумать.
— У тебя наушники с собой? — спросила Конни.
Он кивнул и снова отключился.
Как только лодка вышла из гавани, Конни начала переосмысливать ситуацию. Море бурлило, подстегиваемое приближающимся штормом, сердито вздымая валы воды. Стайка облаков скользила через тусклый диск луны, несомая неослабевающим ветром, как будто убегая от скрытой во тьме опасности. Их маленькая лодка с трудом продвигалась вперед.
— Лодка справится с такими волнами? — крикнула она Колу.
— Да, она выдержит, — уверенно сказал он. — Держись возле рулевой рубки: я не хочу, чтобы тебя смыло за борт шальной волной.
Лодка мучительно прокладывала себе путь к Стогам. Конни начала беспокоиться о том, что она будет делать, когда они доберутся до скал: высадиться на Стогах, не имея крыльев, никому не под силу, а учитывая, как шумит буря, сможет ли она привлечь внимание сирен? Ей придется нащупывать их присутствие, как она делала с Морджиком, но из-за вмешательства других сил это может быть непросто. Конни несколько раз вдохнула, чтобы успокоиться, и попыталась сосредоточиться на своей броне: она представила себе, что держит над собой яркий, сверкающий серебряный щит, на котором выгравированы стороны света, как на компасе. Броня сработала: шум утих, в голове снова прояснилось. Все, что она теперь должна сделать, — это сдерживать свои силы, чтобы можно было применить меч, когда они подберутся поближе.
Тяжелый удар в дверь каюты возвестил о том, что они на месте. Она высунула голову — в лицо ударили брызги волны, разбившейся о борт корабля. Кол уже надел свои алые наушники.
— Ближе подобраться не могу, — крикнул он. — Слишком рискованно.
Протерев глаза, которые щипало от соли, Конни увидела, что они примерно в пятидесяти метрах от Стогов. Волны захлестывали скалы, тяжело бились о них. Закрыв глаза, Конни сосредоточилась на песне сирен, пытаясь вспомнить ее своеобразную тональность, ее особые переливы и переходы. Сирены были здесь — она это уже определила, — но они ее не слушали. Поверх их присутствия она ощутила окутывающую темную силу, которая порабощала их волю своей и настраивала на разрушение.
— Крыло Чайки! — прошептала Конни. — Взмах Пера!
Но ответного зова не последовало: Крыло Чайки и ее сестры были опьянены новой песней смерти и разорения, которой учил их Каллерво, и не хотели тратить время на мягкие созвучия человеческого посредника.
Открыв глаза, Конни похлопала Кола по плечу.
— Слишком поздно, — прочитал он по ее губам. — Он уже здесь.
— Я знаю, — прокричал в ответ Кол и показал на горизонт.
Там на фоне темного неба чернел силуэт корабля — мерцающего огнями, огромного танкера длиной с футбольное поле, который неосторожно плыл, качаясь на волнах, по Гескомбскому проливу. Но это было еще не все: в свете молнии Конни увидела девять фигур на вершине Стогов. Они сидели спиной к лодке и смотрели в даль на море. В восьми силуэтах поменьше она узнала сирен; девятой — огромным орлом, сидящим рядом с Крылом Чайки, — без сомнения, был Каллерво. Сирены расправили крылья и сорвались со скал, безрассудно поймав порыв ветра, идущий с запада.
— Нет! — закричала сиренам Конни, пытаясь пробиться сквозь зловещую песню, которую они пели, и заставить их одуматься, пока еще не поздно.
Сирены даже не слышали ее, так желали они исполнить свой план. Но кое-кто другой услышал диссонанс: орел повернулся и разглядел качающуюся на волнах маленькую лодку с двумя маленькими пассажирами на борту. Его реакция была немедленной и безмерной. Конни почувствовала, как на нее обрушилась огромная волна ненависти и злобы. Ухватив Кола за руку, чтобы не упасть, она закрыла глаза и бросила всю свою силу на создание щита над своей головой. Темнота. Ненависть. Отвращение. Смрадная волна захлестнула ее; сила Каллерво швырнула ее на колени, но она крепко держала щит. Видя, как она рухнула на палубу, Каллерво злорадно закричал и нетерпеливо отвернулся, чтобы наблюдать за бойней, которую сам же спровоцировал. Он расправил крылья и слетел со скалы вслед за сиренами, желая видеть смерть вблизи, полагая, что ослабленный универсал не стоит его внимания по сравнению с тем пиром, который сейчас должен начаться. Поэтому он не видел, как Конни с помощью Кола, шатаясь, поднялась на ноги.