Принципиальная возможность постройки моста через Рейн сомнений не вызывает. Но чем мотивирует необходимость нелегкого строительства сам Цезарь? Он выдвигает две причины, одну смехотворнее другой. Мост понадобился для того, чтобы, во-первых, обеспечить безопасность переправы и, во-вторых, поддержать престиж как самого полководца, так и всего римского народа. Оставим в стороне причину вторую, от которой отдает пропагандой и декламацией. Безопасность? Ее уже обеспечили мечи легионеров. Но вот еще один вопрос, отчего-то пропущенный Цезарем. Цезарь намеревается предпринять молниеносную карательную экспедицию и затевает никчемное строительство. Десять дней? Немало для Цезаря, десять потерянных дней. Опытный полководец спешит (по его же словам!) на правобережье Рейна и «забывает» о готовом флоте и о традиционных походных средствах оперативной переправы. Он жаждет продемонстрировать несокрушимость военной машины римлян и возней на берегах Рейна дает неприятелю возможность преспокойно скрыться.
Что произошло дальше? Часть германских племен встретила римские войска «землей» и «водой», а остальные укрылись в лесах. После восемнадцатидневного преследования противника римляне вернулись на правый берег Рейна, разрушив за собой мост! И тут же Цезарь предпринимает поход в Британию, используя для переправы все те же корабли. Это мероприятие он повторяет и на следующий год. Пять легионов и две тысячи всадников пересекают бурный пролив, нимало не страшась подстерегающих их опасностей, которых здесь было куда больше, чем на Рейне. И в самой Британии Цезарь также форсировал Темзу дедовским способом, даже не помышляя удивить бриттов своими инженерными талантами. Но после возвращения на материк, в 53 году до н. э., по словам Цезаря, он строит второй мост через Рейн — еще быстрее, чем первый, так как техника подобного строительства, поясняет Цезарь, уже была освоена солдатами. Где освоена? На том же Рейне два года назад?
Таковы факты. За пять лет Цезарь дважды создал грандиозные сооружения, одно из которых он очень подробно описал, но которое никто не видел и следы которого никем не обнаружены.
Но что говорят о рейнском мосте древние историки?
Диодор Сицилийский, Светоний, Дион Кассий и Плутарх лишь констатируют факт строительства, ничем его не подкрепляя. Публий Анней Флор тоже признает факт строительства обоих мостов. И не только их.
Он упоминает и еще об одном — через Мозель, о котором зато не обмолвился словечком даже сам Цезарь.
У одного из самых объективных историков древности — Тацита — достойна упоминания одна фраза.
Описывая восстание батавов под руководством Цивилиса, долго прослужившего в римских войсках, Тацит будто невзначай рассуждает о возможности форсирования Рейна: «Цивилис знал, что кораблей для сооружения моста у римлян нет и что никаким другим способом они переправить свою армию на остров не сумеют». Никаким другим способом — ни больше ни меньше. И Арриан признает единственный способ переправы — при помощи стоящих борт о борт судов. Совершенно не верит в возможность строительства мостов Цезарем Страбон.
Но особенно любопытно признание историка, поэта и оратора, друга и сподвижника Цезаря и Августа — Гая Азиния Поллиона. Он вообще не верит ни единому слову «Записок», считая их насквозь лицемерными — чем-то вроде предвыборных обещаний. «Записки», по его мнению, «написаны без должной заботы об истине», частично основаны на слухах, а частично «умышленно или по забывчивости» искажены. Оба моста Поллион считал традиционными — судовыми. К сожалению, сочинения Поллиона известны лишь в пересказах. Зато мы знаем другое: Азиний Поллион сопровождал Цезаря почти во всех его походах и был очевидцем всего, о чем будущий диктатор писал в своих сочинениях.
Что же касается историков современных, так точку над «и» в рассматриваемой нами проблеме поставил в 1968 году Н. Ершович. Основываясь на описаниях Цезаря и расчетах Наполеона III (автора внушительной и серьезной трехтомной монографии «История Юлия Цезаря»), советский историк рассуждает: «...Ширина Рейна в месте перехода примерно 400 м; расстояние между двумя опорами моста принято по Наполеону III 7,7 м... Тогда у моста были бы 400: 7,7=52 пролета и 51 опора, в каждой опоре, по Цезарю, 8 свай. Таким образом, всего нужно было вбить 51X8 = 408 свай. Глубина Рейна 3—5 м, и принято считать, что сваи вбивались на 1,5—2,5 м, в среднем на 2 м. Всего нужно было вбить 408 X 2 = 816 погонных метров свай. По „Справочнику укрупненных сметных норм по речным и морским гидротехническим сооружениям портового и путевого строительства“ (М., 1940) на забивку деревянных одиночных свай плавучим копром с молотом прямого действия нужно на 10 погонных метров погружения свай при глубине забивки до 3 м 1,02 машино-смен копра, на забивку 816 погонных метров свай надо 816 : 10,1 = 80 смен работы копра. Если считать, что копер работал по две смены в сутки, то всю свайную работу можно было сделать за 40 дней». Только свайную — и копром середины XX века! А если принять версию фон Цогаузена об установке дополнительных (распорных) свай и о засыпке их оснований камнями, то трудоемкость изготовления моста возрастет еще в 1,5—2 раза.
Комментарии, как говорится, излишни. Можно, правда, добавить еще две детали, о которых не подозревал Цезарь: копер, особенно примитивный, не может забивать сваи наклонно (Цезарь описывает именно такую работу), а сама наклонная забивка чрезмерно трудоемка и нерентабельна. Когда в 1809 году Наполеон I попытался повторить Цезарево строительство на Дунае, он сумел уложиться лишь в 20 дней, хотя трудоемкость его работы составляла, по определению Н. Ершовича, всего 23 процента Цезаревой.
Так был ли мост-то? Мы знаем о нем в основном из «Записок» самого Цезаря. Но что такое сами «Записки о Галльской войне»? Беллетризованные военные сводки? Дневники? Политический трактат? Голая ложь, как считал Поллион (тоже не жрец морали, как и все римляне), или суровая правда, как полагал Цицерон и многие другие? На этот счет никогда не было и нет единого мнения. Неизвестен даже метод их публикации — то ли ежегодно по одной книге (каждая из них посвящена одному году войны), то ли все разом после завершения всей кампании (при этом указывается точная дата: 52—51 годы до н. э.). У каждой точки зрения есть свои сторонники и противники. Тот факт, что об этом дружно умалчивают римские историки, может навести еще на одну мысль, компромиссную: Цезарь действительно писал по одной книге в год и посылал их в сенат, но впоследствии, готовясь установить диктатуру, издал их совокупно в подгримированном и, следовательно, искаженном виде. Очевидно, не случайна обмолвка Поллиона о том, что Цезарь «переделал бы их и исправил», если бы его что-то в них не устроило. О том, как в Риме редактировалась политическая литература, неплохое представление дает Плутарх. Он пишет, в частности, о том, что после гибели диктатора «в руках Антония оказались и все записи Цезаря, среди которых были намеченные им замыслы и решения. Дополняя эти записи любыми именами по собственному усмотрению, Антоний многих назначил на высшие должности, многих включил в сенаторское сословие, а иных даже вернул из ссылки и выпустил на свободу из заключения, неизменно утверждая, будто такова воля Цезаря».
Причина написания «Записок» известна: оправдание своих далеко не всегда безупречных действий перед сенатом, настроенным антицезариански. Совершенно ясно, что безоговорочно доверять мемуарам полководца, стремящегося завоевать голоса в правительстве, по меньшей мере неосторожно, тем более что фальсификация им дальнейших событий, изложенных в «Записках о гражданской войне», общеизвестна. Оба произведения Цезарь писал от третьего лица и при этом, будто нехотя, умирая от смущения, упомянул в них собственное имя 775 раз. Цезарь дальновиден и великодушен, добр и патриотичен, храбр и заботлив. Однако историкам известны и противоположные его качества, о которых в мемуарах, естественно, нет ни слова. Какие же?
Лживость и коварство, лицемерие, бессердечие и жестокость, недаром во время боевых действий в Галлии его легионерами было убито свыше одного миллиона человек. Да, имя Цезаря в веках звучит великолепно. Но не будем рукоплескать тому, кто, пригрозив убийством одному из народных трибунов, хладнокровно добавил: «Поверь, что мне гораздо труднее сказать это, чем сделать». «Сбросьте Аписа (священный бык у древних египтян) с позлащенного престола, и божество превратится в обычного вола», — сказал философ, но и здесь будем осторожны, игра в перевоплощение богов в животных не всегда благотворна для играющих. Цезарь есть Цезарь, поэтому Цезарю — Цезарево. Мост он скорее всего придумал. Для нас эта выдумка грандиозна, для него же лишь одна из причуд.
Пройдут столетия, наступит время иных полководцев и диктаторов, иных громких деяний и тихой, незаметной лжи. Разобьют, к примеру, себе грудь наполеоновские орлы на Бородинском поле, и французский император станет первым фальсификатором знаменитой кампании.
Цезарь, кстати, простачком не был и знал, что потомки вряд ли поверят ему на слово. Разводясь со своей любимой супругой, он сказал на суде: «жена Цезаря должна быть вне подозрений». Значит, полагал, что его подозревать будут? Так стоит ли освобождать его от подозрения?..