Главными операциями войск Красной Армии и объединенных сил союзников (США и Англии) в 1944 году были «Оверлорд» и «Багратион». Они были связаны общим стратегическим замыслом борьбы против гитлеровской Германии.
«Оверлорд» — кодовое название операции по высадке англо-американских сил во Франции. Наверное, присваивая своей операции кодовое наименование «Оверлорд», американские и британские генералы хотели таким образом поверить в свое могущество и показать, что фашистская Германия обречена.
«Багратион» — условное наименование плана операции войск Красной Армии по освобождению Белоруссии и изгнанию немецких войск с советской территории. Присвоить это наименование предстоящей операции предложил Сталин. Сделано это было в честь Петра Ивановича Багратиона, русского полководца, генерала от инфантерии, ученика и сподвижника А. В. Суворова и М. И. Кутузова. Багратион был героем Отечественной войны 1812 года, командовал 2-й Западной армией. Он отличался большой храбростью и полководческим талантом. Во время решающего сражения русских войск с французами в районе Бородина генерал П. И. Багратион был смертельно ранен.
Почему Сталин принял решение назвать операцию по освобождению Белоруссии «Багратион»? Несомненно, он был твердо уверен в успехе войск Красной Армии и, видимо, усматривал историческую взаимосвязь между действиями русской армии 1812 года на Бородинском поле и предстоящей операцией по разгрому немецких войск в Белоруссии в 1944 году. Ожидаемый результат — победа в борьбе за правое дело, за свободу и независимость родной земли.
Сталин был уверен в победе. Каждый полководец нацелен на победу. Но победа достигается не только количественным превосходством армии над противником и даже не обеспечивается качеством ее оружия. В первую очередь победа зависит от того, насколько точно, полно и своевременно полководец осведомлен о планах, силах и построении войск противостоящей стороны.
В первой половине 1944 года Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин имел достаточно сведений о фашистской Германии и ее возможностях. В мае 1944 года, когда Ставка Верховного Главнокомандования принимала окончательное решение о проведении Белорусской стратегической наступательной операции, о немецких войсках на белорусском направлении в Москве было известно многое.
Что именно?
Объем документов, подготовленных военной разведкой в первой половине 1944 года для Ставки Верховного Гланокомандования и правительства о силах, намерениях и военно-экономическом потенциале противника, огромен. Даже простой перечень только названий одних докладов занял бы несколько десятков страниц. Некоторые из них все-таки заслуживают упоминания:
«Оценка сил и возможностей противника на весну и лето 1944 года».
«Анализ стратегического положения немецкой армии на 20 февраля 1944 года».
«Анализ основных оборонительных мероприятий немецкого командования в Голландии, Бельгии и Франции».
«Доклад о состоянии военной экономики фашистской Германии к лету 1944 года».
Особое место среди информационно-аналитических документов военной разведки, подготовленных накануне операции «Багратион», занимает «Доклад Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии о состоянии немецко-фашистской армии, ее вассалов и о возможностях Германии на дальнейшее ведение войны в 1944 году». Доклад был подготовлен для Ставки ВГК и содержал в себе все основные сведения о фашистской Германии и ее возможностях ведения войны по состоянию на 1 июня 1944 года.
Разведка смогла добыть сведения о том, что немецкое командование сосредоточило в Белоруссии свою наиболее сильную группировку — группу армий «Центр». В нее входили соединения 3-й танковой, 2-й, 4-й и 9-й полевых армий. На севере группу армий прикрывала 16-я полевая армия группы армий «Север», а на юге — 4-я танковая армия группы армий «Северная Украина». Основные силы группы армий «Центр» были размещены в тактической зоне обороны: в районах Витебска, Орши, Могилева и Бобруйска. С воздуха группу армий «Центр» прикрывал наиболее сильный 6-й немецкий воздушный флот, в составе которого было около .1350 самолетов. Многие города и села Белоруссии, как докладывала разведка, были превращены гитлеровцами в неприступные крепости. В общей сложности противник сосредоточил в Белоруссии (с учетом тылов) около 1,2 млн солдат и офицеров. Немецкое командование готовилось к серьезному сопротивлению на этом участке фронта.
Всего по данным советской военной разведки на западном стратегическом направлении немцы сосредоточили 63 дивизии и 3 бригады. Они имели 9500 орудий и минометов, 900 танков и штурмовых орудий.
Данные разведки также позволили установить, что на Белорусском театре военных действий германские войска занимают положение в виде огромного выступа на восток, который своеобразной дугой огибал Минск и территорию Белоруссии. Эта конфигурация была выгодна для войск Красной Армии, которые могли нанести противнику сокрушительный удар.
Эти и многие другие сведения о дислокации, составе и вооружении немецких армий на советско-германском фронте поступали в Ставку ВГК от военной разведки и от Группы по разведке. В группу входили представители всех советских разведывательных служб. В июне 1944 года группой подготовлен доклад «О положении Германии, ее возможностях и вероятных планах ведения войны». Он был подписан генерал-полковником Ф. Голиковым, начальником Главного разведывательного управления Красной Армии генерал-лейтенантом И. Ильичевым, начальником Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенантом Ф. Кузнецовым, начальником 1-го управления НКГБ комиссаром госбезопасности 3-го ранга П. Фитиным, начальником 4-го управления НКГБ комиссаром госбезопасности 3-го ранга П. Судоплатовым и начальником Разведывательного управления Главного морского штабы ВМФ контр-адмиралом М. Воронцовым.
Доклад Группы по разведке был направлен И. В. Сталину, В. М. Молотову и начальнику Генерального штаба генералу А. М. Василевскому.
Принимая решение о проведении операции «Багратион», Ставка ВГК знала о противостоящем противнике все, что было необходимо для планирования операции и достижения разгрома немецких войск в Белоруссии.
К операции планировалось привлечь войска 1-го Прибалтийского, 1-го Белорусского, 2-го Белорусского и 3-го Белорусского фронтов. К операции по освобождению Белоруссии привлекалась и Днепровская военная флотилия.
Разведка выявила шесть слабых участков в обороне противника. На этих участках планировалось прорвать оборону, расчленить ее, ослабить сопротивление фашистов и после ликвидации витебской и бобруйской группировок перейти к решительному наступлению.
Операция «Багратион» по замыслу имела гигантский размах. Нужно было сосредоточить в западных районах четыре общевойсковые армии, две танковые и воздушную армии, а также соединения Войска Польского. Кроме того, Ставка передала фронтам из своего резерва пять танковых, два механизированных и четыре кавалерийских корпуса, десятки отдельных полков и бригад всех родов войск и перебазировала 11 авиационных корпусов.
Для успеха предстоящей операции было очень важно не раскрыть подготовку фронтов к наступлению, так как, по данным нашей разведки, «главное командование немецких войск ожидало первый летний удар с нашей стороны на Украине, а не в Белоруссии».
Сведения об этом поступили в Центр от генерал-майора И. А. Склярова и полковника Н. И. Никитушева. Возможно, именно это информация и была учтена Ставкой ВГК при выборе времени и места нанесения Красной Армией главного удара по германским войскам летом 1944 года.
Вечером 1 июня 1944 года в офисе вице-адмирала Николая Харламова, начальника советской военной миссии в Лондоне, зазвонил телефон. Адмирал поднял трубку. Звонили из имперского генерального штаба. Дежурный офицер передал Харламову приглашение фельдмаршала Аллена Брука[106] прибыть на заседание комитета начальников штабов.
Харламов познакомился с Бруком в ноябре 1942 года. Брук был назначен на должность начальника имперского генерального штаба, когда под Сталинградом завершался разгром немецкой группировки. В те дни Харламов получил указание из Москвы проинформировать британское руководство о намерении советского командования окружить и уничтожить 6-ю армию фельдмаршала Паулюса.
Тогда, в ноябре 1942-го, Харламов тоже прибыл в имперский генштаб и проинформировал Брука и присутствовавших на встрече начальников штабов ВВС и британского флота о ситуации, сложившейся под Сталинградом.
Англичане скептически отнеслись к сообщению Харламова о том, что армия Паулюса будет окружена и уничтожена. Брук даже высказал сомнение в возможности окружения такой большой группировки противника.
События, которые произошли в ноябре — декабре 1942 года под Сталинградом, изменили мнение британского верховного командования о боевых возможностях Красной Армии.
После разгрома немцев под Сталинградом Харламов еще несколько раз встречался с фельдмаршалом Бруком. Как правило, все встречи происходили во второй половине дня.
4 июня 1944 года Брук ждал Харламова в 22 часа. Разговор предстоял важный, иначе бы Брук не стал его беспокоить.
Через несколько минут машина, в которой находились вице-адмирал Харламов и сопровождавший его офицер, мчалась по мокрым лондонским улицам. Только что прошел дождь, Харламов приказал водителю сбавить скорость. Адмирал придерживался правила: прибывать на встречу с высшими военными чинами Британской империи в точно назначенное время. До встречи с Бруком было еще пятнадцать минут.
Машина подъехала к мрачному серому зданию. Харламов вошел в затемненный парадный подъезд. Его встретил адъютант и провел в комнату заседаний.
За длинным столом сидели фельдмаршал А. Брук, главный маршал авиации Ч. Портал, адмирал флота Э. Каннингхэм, их помощники и переводчики.
Несколько секунд в зале сохранялась тишина. Харламов смотрел на Брука. Фельдмаршал молчал. Тишину, предвещавшую нечто необычное, прервал адмирал флота Эндрю Каннингхэм. Обращаясь к Харламову, он сказал:
— Адмирал, мы пригласили вас, чтобы сообщить новость чрезвычайной важности. Через два дня мы начинаем операцию «Оверлорд». Союзные войска готовы к броску через Jla-Манш. Мы приглашаем вас присутствовать при высадке наших войск на побережье Франции в качестве наблюдателя от нашего русского союзника...
Новость действительно была чрезвычайно важной. Более двух лет Красная Армия, неся тяжелые потери, сдерживала натиск германских армий, которые рвались к Москве, Ленинграду и в южные районы России. Победы Красной Армии под Москвой, Сталинградом и на Курской дуге переломили развитие событий на советско-германском фронте. Харламов знал, что летом 1944 года Красная Армия нанесет по германским войскам новый удар, который может окончательно лишить германское командование стратегической инициативы. Союзники это тоже понимали. Настало время и англо-американцам совершить бросок через Ла-Манш.
— Могу ли я сообщить об этом в Ставку Верховного Главнокомандования? — спросил Харламов.
— Как вы догадываетесь, адмирал, предстоящая операция — величайший секрет, — сказал фельдмаршал Брук. — Как представитель союзной державы, вы должны быть заинтересованы в сохранении нашей тайны...
По интонации голоса Брука Харламов понял, что фельдмаршал не случайно сказал «нашей тайны». Он хотел подчеркнуть причастность адмирала к предстоящим событиям и его ответственность за секретные сведения, о которых ему только что сообщил адмирал флота Кан-нингхэм.
— Я не могу исчезнуть из Лондона, не поставив в известность начальника Генерального штаба, — сказал Харламов.
В зале вновь застыла тишина. Начальники штабов думали. Брук, главный среди всех присутствующих, сказал:
— Ну, хорошо, адмирал, вы можете сообщить об этом в Ставку.
Помолчав несколько секунд, он добавил:
— Полагаю, вы передадите это сообщение в Москву по закрытому каналу. О целях вашего отъезда из Лондона не должны знать члены вашей семьи.
— Разумеется, господин фельдмаршал, я приму все меры, чтобы мой отъезд из Лондона остался незамеченным. Надеюсь, вы не возражаете, если я возьму с собой адъютанта.
Возражений не последовало[107].
Брук завершал встречу:
— Операция начнется в ближайшие дни. Сегодня утром мы получили сообщение об улучшении погоды. Дождь прекращается. Ветер тоже. Это значит, что окончательное решение будет принято завтра утром. Готовьтесь к походу, адмирал, — сказал Брук, прощаясь с Харламовым. — Вас ждут в Портсмуте на крейсере «Мавришес» 2 июня...
Возвратившись в миссию, вице-адмирал Харламов направил начальнику военной разведки генерал-лейтенанту Ильичеву срочное донесение:
«Фельдмаршал Брук сообщил, что операция «Оверлорд» начнется в ближайшие дни. Окончательное решение будет принято 2 июня. Приглашен принять участие в операции союзников. Прошу вашего согласия».
Донесение Харламова было немедленно доложено заместителю начальника Генерального штаба генералу армии Антонову. Он знал о том, что операция союзников должна была начаться 31 мая. Об этом Антонову сообщили военные атташе США и Англии, с которыми он встречался в конце апреля в Генеральном штабе. С открытием второго фронта в войне против фашистской Германии наступал новый, завершающий этап. Антонов знал, что тот, кто вынужден воевать на двух фронтах, обречен на поражение. Разгром фашистской Германии стал неизбежен.
Антонов считал, что участие Харламова в операции союзников было необходимым. Красная Армия и военно-морской флот еще не имели опыта проведения совместных операций такого масштаба, как «Оверлорд».
Количество войск, предназначенных для переброски через Лa-Манш, союзники держали в строжайшем секрете. Процесс подготовки к вторжению тоже являлся строгой военной тайной. 10 марта 1944 года английский военный кабинет принял постановление, по которому въезд и выезд населения из районов, имевших отношение к исходной позиции, без разрешения властей запрещался. Были отменены отпуска для всех военнослужащих; дипломаты всех стран, кроме СССР и США и доминионов, не могли покидать Великобританию без специального на то разрешения. Они также не могли посылать или получать через курьеров, по телеграфу или диппочтой не проверенные цензурой сообщения.
Вице-адмирал Н. М. Харламов, вспоминая дни, предшествовавшие операции «Оверлорд», писал: «В интересах скрытности штаб, разрабатывающий операцию, на два месяца был полностью изолирован от внешнего мира. Никто из штабных работников не имел права выходить за пределы установленной и строго охраняемой зоны. Внешняя телефонная связь в помещениях отсутствовала. Вместе с тем был специально сформирован фиктивный штаб группы армий, расположенный в Юго-Восточной Англии. Он занимался планированием вторжения через Па-де-Кале и искусно снабжал фашистскую агентуру ложными сведениями. Были также приняты меры и для подавления системы технического наблюдения противника. Еще задолго до вторжения союзники знали почти все места расположения радиолокационных станций на французском побережье, но не разрушали их, намереваясь вывести эти станции из строя в такой момент, который исключал бы возможность их восстановления к началу операции. Радиолокационные станции были подвергнуты массированному воздушному удару за три дня до высадки, что существенно нарушило вражескую систему технического наблюдения»[108].
Строгие требования секретности, окружавшие все, что было связано с подготовкой операции «Оверлорд», и ограничивавшие передвижение и контакты иностранцев, проживавших в Лондоне и в районах сосредоточения экспедиционных войск союзников, не распространялись на членов советского посольства и сотрудников советской военной миссии.
В первой половине 1944 года представители американского командования поддерживали активные контакты с руководителем советской военной миссии вице-адмиралом Харламовым и военным атташе генерал-майором Скляровым. Харламов докладывал начальнику военной разведки: «Генералы Шарапов[109], Скляров и члены миссии Шешаев, Горбатову Рудой и Елагин посетили американский Центр боевой подготовки войск. Американские войска, намеченные для высадки на континенту проходят подготовку в специальных тренировочных центрах, в условиях максимального приближения к обстановке предстоящих боевых действий. Значительная часть американских войск в Англии уже прошла подготовку и готова к операции.
Оборонная полоса противника, воссозданная в центре по данным фоторазведки, имеет все виды огневых точек и препятствий и построена по образцу немецкой обороны, созданной на побережье Франции. Особое внимание уделяется отработке подавления и ликвидации долговременных огневых точек с помощью артиллерии, минометов и специально подготовленными подрывниками.
Американцы организовали показ по-деловому, встретили очень хорошо и дружественно».
В послевоенные годы в открытой американской печати было опубликовано немало материалов о том, что в 1944—1945 годах американская разведка передала в Москву больше разведывательных сведений о противнике, чем получила от русской разведки. Генерал Дж. Дин, начальник американской военной миссии в Москве, в своих мемуарах объясняет это тем, что, по его мнению, американская разведка была «более эффективной организацией, чем русский партнер»[110]. В 1946 году, когда в Вене вышла книга Дж. Дина «Странный союз», и в 1947 году, когда в Лондоне появился английский вариант этого издания, никто не мог сосчитать количество страниц разведывательных сведений, которые разведывательные службы США и СССР передавали друг другу о фашистской Германии. Вряд ли и сегодня есть такая необходимость взвешивать на электронных весах, кто и кому сколько сведений о противнике передал. Важно, видимо, другое — взаимодействие разведывательных служб союзников в 1944 году было полезным, наиболее активно оно осуществлялось накануне операции «Оверлорд». Примеров тому можно найти немало. В феврале 1944 года, например, когда разрабатывался план операции «Оверлорд», генерал-майор А. Шарапов из Лондона докладывал генерал-лейтенанту И. Ильичеву:
«Начальник американской разведки в штабе Европейского театра военных действий генерал Сайберг просит сообщить ему ответы на следующие вопросы:
1. Есть ли доказательства намерений немецкого командования сократить линию советско-германского фронта и тем самым создать условия для переброски своих дивизий на Запад?
2. Какая часть всех дивизий противника была в резерве на советско-германском фронте на 1 ноября 1943 года и на 1 февраля 1944 года?
Ожидаю ваших прямых указаний по этим вопросам. Если мы не будем отвечать американцам в самом начале организации взаимодействия с ними, едва ли можно будет рассчитывать на благоприятное отношение американцев к нам. Шарапов».
В Москве мнение Андрея Родионовича Шарапова было учтено. Начальник военной разведки И. Ильичев приказал передать донесение генерал-майора Шарапова начальнику специальных заданий Генерального штаба Красной Армии генерал-майору Н. Славину с просьбой доложить это донесение генералу армии А. Антонову.
По донесению Шарапова было принято конкретное решение, в соответствии с которым начальник американской разведки в штабе Европейского театра военных действий генерал Сайберг получил необходимые ему ответы.
Через несколько дней в офис генерал-майора Шарапова прибыл начальник разведки ВВС Великобритании вице-маршал Инглис. После встречи с английским разведчиком Шарапов докладывал в Центр:
«Во время встречи с вице-маршалом Инглисом были обсуждены:
— мероприятия командования немецких ВВС накануне открытия второго фронта;
— скорректированы британские и наши оценки общей производительности немецких авиастроительных заводов, определены заводы, подлежащие бомбардировке и уничтожению...
В ходе встречи начальник разведки английских ВВС интересовался нашими данными о том, можно ли ожидать от немцев применения нового вида оружия, которое способно оказать решительное влияние на ход войны или операции “Оверлорд ”».
В первой половине 1944 года обмен сведениями между представителями разведслужб США и Великобритании, с одной стороны, и советской военной разведкой — с другой, имел одну существенную особенность. Американские и английские разведчики ничего не сообщали представителям советской военной разведки о своих планах открытия второго фронта. Генерал-майор А. Васильев, заместитель Н. Харламова, доложил в Центр о том, что представители союзников ничего не сообщают ему о подготовке операции «Оверлорд». Из Центра пришел однозначный ответ:
«Мы по своим войскам ничего конкретного союзникам не даем, за исключением пунктов продвижения, поэтому и не можем требовать этого от них. Обмен разведывательными сведениями идет только по войскам противника. Главный директор».
Указание генерал-лейтенанта Ильичева было продиктовано соображениями сохранения все той же бескомпромиссной военной тайны. Никто ни в Москве, ни в Лондоне, ни в Вашингтоне не мог гарантировать, что конкретные сведения о действиях войск союзников или Красной Армии не окажутся в случае обмена такой информацией доступны агентам германской разведки.
Союзники, как стало известно уже после окончания Второй мировой войны, сосредоточили на Британских островах 1-ю и 3-ю американские, 2-ю английскую и 1-ю канадскую армии. В общем, силы вторжения состояли из 39 дивизий: 20 американских, 14 английских, 3 канадских, одной французской и одной польской. Дополняли их 12 отдельных бригад. 2 миллиона 876 тысяч человек, из них 1533 тысячи американцев, должны были постепенно пересечь Ла-Манш, нанести удар по немецкой группировке в северной Франции и войти в Европу. Возможно, навсегда.
В обеспечении операции «Оверлорд» должны были принять участие 10 859 боевых бомбардировщиков и истребителей. Для переброски воздушно-десантных войск планировалось использовать 2316 транспортных самолетов. Операцию обеспечивали 6939 кораблей и судов различных классов и типов, в том числе: 7 линейных кораблей, 24 крейсера, 2 монитора, 104 эсминца и фрегата, 14 флотилий тральщиков, большое число боевых катеров различного предназначения[111].
Силы вторжения были объединены в 21-ю группу армий. В нее входили американская 1-я армия под командованием генерала О. Бредли и английская 2-я армия, возглавляемая генералом М. Демпси. В дальнейшем планировалось создать еще одну (12-ю) группу армий, которую должен был возглавить генерал О. Бредли[112]. Верховным главнокомандующим экспедиционными силами союзников был назначен генерал армии Д. Эйзенхауэр[113].
Под командованием Эйзенхауэра были тысячи солдат и офицеров, превосходно обученных и экипированных. В их распоряжении находились почти все виды самой современной по тем временам боевой техники. Командовал группой армий, готовившихся к высадке на французское побережье в Нормандии, британский фельдмаршал Монтгомери[114].
2 июня вице-адмирал Харламов, наспех позавтракав, разместив небольшие походные кейсы в багажнике «бьюика», вместе с помощником ранним утром выехал из Лондона, предварительно захватив в одном из кварталов британской столицы помощника начальника имперского генерального штаба бригадного генерала Файербреса. Втроем они направились на юг, в Портсмут, где на рейде находились британские военно-морские силы и десантные корабли, приготовившиеся к операции «Оверлорд».
Харламов был недоволен тем, что в спутники ему навязали именно бригадного генерала Файербреса. Адмирал знал, что Файербрес предвзято относился к Советскому Союзу и к сотрудникам советской военной миссии, в каждом из которых он видел советского шпиона. Генерал явно переоценивал объемы британской помощи Советскому Союзу.
В пути до Портсмута Файербрес был спокоен, корректен и ненавязчив. Но Харламов в каждом жесте британского генерала, в каждой его любезной улыбке на морщинистом лице видел неприязнь и недоверие.
В Портсмуте у пирса Харламова ждал катер, присланный с крейсера «Мавришес», который был одним из флагманских кораблей вторжения. Командир крейсера контр-адмирал Питерсон радушно встретил Харламова, разместил во флагманской каюте, показал крейсер, давал четкие объяснения взаимодействия американских и английских сил, которым предстояло участвовать в операции «Оверлорд».
2 июня 1944 года в 19.30 корабли покинули портсмутский рейд. Была низкая облачность. Море штормило, но не столь сильно, чтобы повлиять на ход операции. Более того, штормовая погода была хорошим прикрытием для кораблей союзников, пересекавших Ла-Манш. Немцы не ожидали, что в таких условиях англо-американцы решатся на вторжение. Элемент внезапности был достигнут. Несмотря на то что немецкая разведка добыла сведения о предстоящем вторжении, она не ожидала, что переброска войск начнется в такую погоду.
Авиационного прикрытия кораблей вторжения не было — Эйзенхауэр и Монтгомери решили, что использование авиации на первом этапе операции может преждевременно раскрыть замыслы союзников. Авиация в конце мая сбросила на позиции немцев во Франции, Бельгии и Голландии тысячи тонн бомб различной мощности.
Корабли должны были прибыть к подходной точке фарватера в районе высадки 5 июня в 1.40. Однако из-за низкой облачности над французским побережьем авиация не могла обеспечить поддержку и прикрытие десанта. Высадку отложили на 24 часа. Корабли совершили дополнительный маневр, чтобы в точно назначенное время выйти в нужный район.
Ранним утром 6 июня Харламов находился на мостике с командиром крейсера Питерсоном, который командовал колонной британских кораблей.
При подходе кораблей к побережью Франции над британской эскадрой проносились английские тяжелые бомбардировщики. На небольшой высоте барражировали истребители, прикрывавшие морскую армаду союзников. Артиллерийские орудия уцелевших немецких береговых батарей открыли огонь по кораблям, приближавшимся к Нормандии. Вспоминая этот ответственный момент операции, Харламов писал: «...В воздухе послышался зловещий посвист снарядов. Кое-где встали гигантские фонтаны воды.
— Ну, адмирал,— с волнением заметил Питерсон,— началось самое интересное.
Не успел он проговорить, как в полумиле от кормы шлепнулось в воду несколько снарядов. Вторая серия легла в нескольких кабельтовых прямо по курсу. Справа от нас языки пламени лизали борт транспорта, откуда неслись дикие крики.
— Как вы думаете, адмирал, куда упадет следующий снаряд?
— Думаю, прямо в середину крейсера, — ответил я. — Поверьте, адмирал, я был когда-то неплохим артиллеристом. Они пристрелялись...
Питерсон бросился к телеграфу.
— Право руля, — рявкнул он.
Крейсер круто повернул вправо и неожиданно вздрогнул всем корпусом: метрах в семидесяти за кормой остался столб воды. Питерсон молча взглянул на меня и вытер лоб платком...»[115]
Корабли приближались к французскому берегу, откуда доносился грохот разрывов авиационных бомб. Английские самолеты усиленно пробивали путь войскам вторжения. К 7.00 британская авиация нанесла сильнейший удар по прибрежной зоне. Кроме того, самолеты сбрасывали рулоны металлизированной бумаги, что нарушало работу немецких радиолокационных станций. Этот метод активно использовала германская бомбардировочная авиация во время ночных налетов на Лондон и другие британские города. В марте 1944 года Харламов докладывал в Центр:
«Нашей системе противовоздушной обороны следует учесть следующие особенности из тактики последних ночных налетов немецких самолетов на Лондон.
1. Для создания помех в работе радиолокаторов в системе контроля и управления огнем зенитной артиллерии и ночными истребителями, немцы сбрасывают пучки металлической бумаги по 350 полосок каждая, длиной 800 миллиметров и шириной 20 миллиметров.
Часть английских радиолокаторов старой конструкции не приспособлены для борьбы с такими помехами и практически лишаются возможности вести точный огонь зенитной артиллерии или наводить своих истребителей на противника.
На экране радиолокатора при сбрасывании пучков этой бумаги с самолетов образуется число индексов, подобных индексу самолетов, равное числу сброшенных пучков бумаги.
Систему радиолокаторов, не приспособленных к борьбе с металлической бумагой, англичане предлагают для поставки нам и умалчивают о наличии новых типов радиолокаторов, на которые указанная бумага не действует.
2. Немцы имеют на бомбардировщиках специальные установки, которые позволяют определять приближение истребителей противника. Это позволяет бомбардировщику своевременно начать маневр, состоящий из полета по горизонтальной спирали, что весьма затрудняет отыскание его ночными истребителями.
3. Указанные особенности немецкой тактики затруднили действия английской системы ПВО, чем объясняются сравнительно небольшие потери немцев при последних налетах на Лондон. Харламов».
Вице-адмирал Николай Михайлович Харламов мог бы стать талантливым военным разведчиком.
Находясь на борту крейсера «Мавришес», адмирал Харламов наблюдал не только за действиями сил флота, но за маневрами английской авиации, прикрывавшей корабли вторжения. Месяц тому назад генерал-майор Андрей Шарапов, заместитель главы военной советской миссии в Лондоне, докладывал Харламову о том, что генерал Спаатс планировал принять участие в одном из этапов операции. Возможно, в тот момент, когда британские и американские корабли подходили к французскому побережью, за штурвалом одного из бомбардировщиков был и заместитель Спаатса по оперативной части генерал-майор Андерсон. Об этом Андерсон также говорил Шарапову перед отлетом в Москву 6 мая 1944 года. Перед посадкой в самолет Андерсон высказал пожелание получить в Кремле орден, которым его наградило советское правительство. «Если я получу этот орден из рук Калинина, — сказал тогда Андерсон, — это будет незабываемый день в моей жизни».
Харламов и его заместитель по вопросам авиации Шарапов сообщили о желании Андерсона: «Было бы очень хорошо, если бы вы оказали содействие в этом американскому генералу».
Видимо, рекомендации Харламова и Шарапова в Москве были учтены.
Когда американские генералы Андерсон и Кертис 22 мая возвратились в Лондон, Спаатс устроил небольшой прием, на котором присутствовали сотрудники советской миссии генерал Шарапов, капитана 1-го ранга Борисенко и полковник Рудой. Во время приема Спаатс выразил полное удовлетворение результатами переговоров в Москве, отметил хорошую подготовку советских аэродромов, которые оказались лучше, чем ожидали американцы. Американские генералы были приняты В. Молотовым и М. Калининым. Мечта генерала Андерсона сбылась.
5 июня он, как и тысячи других американских, британских и канадских солдат и офицеров, принял участие в операции «Оверлорд».
Харламов находился на мостике рядом с командиром крейсера Питерсоном целый день. Поздно вечером, когда и французский берег, и холодное море, и черное небо озарялись багровыми сполохами, крейсер бросил якорь на рейде. Поужинав, Харламов лег отдохнуть. В соседней каюте разместился Файербрес. От избытка впечатлений Харламову не спалось. Когда на верхней палубе раздались короткие и бесконечные выстрелы зенитных пушек и очереди крупнокалиберных пулеметов, Харламов услышал стук каблуков — бригадный генерал Файербрес побежал на верхнюю палубу. Немецкие самолеты, прорвавшиеся на рейд, несколько раз совершали налеты на крейсер. Когда бомбежка затихала, Файербрес возвращался в свою каюту. Но как только зенитные пушки открывали огонь по самолетам противника, Файербрес бежал наверх.
Утром во время завтрака Файербрес сказал Харламову:
— Беспокойная ночка выдалась, сэр?
— Я слышал, как вы бегали на палубу, — ответил Харламов.
Как никогда раньше, они поняли друг друга.
6 июня 1944 года передовые части американцев, англичан и канадцев вступили на землю Нормандии. На следующий день, после высадки союзников на севере Франции, в район боевых действий прибыли начальник Управления стратегических служб генерал-майор Уильям Донован и его помощник Дэвид Брюс. Как только руководители американской разведки вступили на песок французского пляжа, они попали под огонь немецких автоматчиков. Донован, почувствовав опасность, сказал своему помощнику:
— Мы с тобой слишком много знаем, Дэвид.
Достав пистолет из кобуры, главный американский разведчик добавил:
— Если станет ясно, что плена не избежать, я застрелю сначала тебя, а потом застрелюсь сам. В конце концов, я твой начальник...
Донован беспокоился не случайно. Он и его помощник были немногими из американских разведчиков, кто владел информацией об операции «Ультра». Это кодовое наименование имела операция разведки связи, проводимая Великобританией и США. Операция предусматривала криптоанализ немецких радиоперехватов, зашифрованных машиной «Энигма», а также прослушивание и дешифрование военных сообщений японцев. Начальник Управления стратегических служб и его помощник нарушили строгую договоренность, существовавшую между американской и британской разведками, о том, что офицерам, владеющим информацией по операции «Ультра», категорически воспрещалось показываться в опасных местах и подвергать себя риску пленения. Но ни англичане, ни американцы в годы войны никогда не нарушали вторую строгую договоренность — не передавать Советскому Союзу перехваченные и дешифрованные немецкие и японские сведения. Проект «Ультра» существовал только для англичан и американцев даже после открытия второго фронта.
Перед наступлением ночи Донован и Брюс были эвакуированы на американский флагманский корабль. Их короткое пребывание на французском побережье в истории открытия второго фронта не нашло логического объяснения и достойной оценки. Возможно, они планировали осуществить дополнительный сбор сведений о противнике. Необходимость в этом проявилась в первый же день вторжения. Недостаток достоверной и полной информации о противнике сковал действия союзников на отдельных участках нового фронта. Именно этими обстоятельствами был неудовлетворен генерал армии Д. Эйзенхауэр. Американский историк Мартин Блауменсон привел в одной из своих книг карандашный набросок не-посланной записки верховного главнокомандующего союзными экспедиционными силами: «Нашим десантам в районе Шербура — Гавра не удалось захватить удовлетворительный плацдарм... и я отвел войска... Мое решение наступать в это время и в этом месте основывалось на лучшей информации, которую только можно было получить. Сухопутные войска, авиация и военно-морской флот проявили такое мужество и сознание своего долга, на которое только были способны. И лишь моя вина в том, что случилось...»[116]
Эйзенхауэр пощадил Донована, сказав, что его решения основывались на «лучшей информации, которую только можно было получить». Вину за срыв продвижения союзных войск в районе Шербура — Гавра Эйзенхауэр взял на себя...
Начало операции «Оверлорд» обрадовало И. Сталина. Второй фронт, открытие которого он добивался около трех лет, наконец-то был создан.
7 июня 1944 года Сталин отправил американскому президенту Рузвельту следующее послание:
«Считаю нужным довести до вашего сведения, что 6 июня в ответ на послание г-на Черчилля направил ему нижеследующее послание о плане летнего наступления советских войск: “Ваше сообщение об успехе начала операции “Оверлорд ” получил. Оно радует всех нас и обнадеживает относительно дальнейших успехов.
Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск.
Обязуюсь своевременно информировать вас о ходе наступательных операций. 6 июня 1944 года »[117].
В годы Второй мировой войны были проведены десятки успешных стратегических наступательных операций. Все они имели одну общую особенность: начинались внезапно, ошеломляли противника, развивались быстро и решительно. Искусством внезапного удара по противнику владели многие германские, японские, советские и американские полководцы.
Внезапность достигалась сохранением в тайне замысла операции, скрытностью подготовки к боевым действиям и введением противника в заблуждение. Наступающим войскам внезапность давала возможность добиваться максимальных результатов при наименьшей затрате сил, средств усилий и времени. Для достижения внезапности полководцы умело использовали условия местности, погоды, времени года и суток, а также данные военной разведки.
Искусство введения противника в заблуждение в годы войны достигло небывалого в истории войн развития. Умение вскрывать тайные замыслы противника — тоже. Сочетание тщательного учета данных разведки о противнике и фактора внезапного удара на главном направлении было использовано Ставкой ВГК во время разработки плана операции «Багратион», в ходе ее подготовки и проведения.
Операцию «Багратион» решено было начать 19—20 июня. Утверждая 30 мая план Белорусской операции, Сталин, как это было уже не раз, заявил, что ближайшая задача Ставки — помочь командованию и войскам фронтов получше подготовить и провести задуманную операцию[118]. Перед Государственным Комитетом Обороны и Генеральным штабом была поставлена задача обеспечить войска всем необходимым.
Сталин предложил направить Г. К. Жукова и А. М. Василевского в Белоруссию в качестве представителей Ставки. Жукову предстояло заниматься координацией действий 1-го и 2-го Белорусских, Василевскому — координировать усилия 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов.
Приступая к подготовке Белорусской операции, Генеральный штаб, как отмечал в своих воспоминаниях генерал армии С. М. Штеменко, «хотел как-то убедить гитлеровское командование, что летом 1944 года главные удары Советской Армии последуют на юге и в Прибалтике»[119].
3 мая командующему 3-м Украинским фронтом было отдано следующее распоряжение: «В целях дезинформации противника на вас возлагается проведение мероприятий по оперативной маскировке. Необходимо показать за правым флангом фронта сосредоточение восьми-девяти стрелковых дивизий у усиленных танками и артиллерией... Ложный район сосредоточения следует оживить, показав движение и расположение отдельных групп людей, машин, танков, орудий и оборудование района; в местах размещения макетов танков и артиллерии выставить орудия ЗА[120], обозначив одновременно ПВО всего района установкой ЗА и патрулированием истребителей.
Наблюдением и фотографированием с воздуха проверить видимость и правдивость ложных объектов... Срок проведения оперативной маскировки с 5 по 17 июня с. г.»[121].
Директива с подобным содержанием была направлена и командующему 3-м Прибалтийским фронтом. Маскировочные работы он должен был осуществить восточнее реки Череха.
Штеменко, который в 1944 году был начальником оперативного управления Генерального штаба и отвечал за проведение мероприятий по дезинформации противника, после войны писал: «...Противник сразу же клюнул на эти две приманки. Немецкое командование проявило большое беспокойство, особенно на южном направлении. С помощью усиленной воздушной разведки оно настойчиво пыталось установить, что мы затеваем севернее Кишинева, каковы наши намерения.
Своего рода дезинформацией являлось также оставление на юго-западном направлении танковых армий. Разведка противника следила за нами в оба и, поскольку эти армии не трогались с места, делала вывод, что, вероятнее всего, мы предпримем наступление именно здесь. На самом же деле мы исподволь готовили танковый удар совсем в ином направлении...»[122]
Немецкая разведка действительно использовала все свои возможности для вскрытия замыслов советского командования. В зоне ответственности 3-го Украинского фронта были созданы ложные районы сосредоточения советских войск. Они были умело оборудованы. Немецкие разведчики и агенты, входившие в состав абвер-группы-106[123], действовавшей на территории Румынии, приняли макеты танков и артиллерии, передвижение войсковых подразделений, патрулирование истребителей за крупное сосредоточение советских войск на южном участке советско-германского фронта. Донесения об этом сосредоточении поступили в Берлин. Содержание некоторых из них стало известно резидентам советской военной миссии в Лондоне и в Стокгольме. Генерал-майор И. Скляров и полковник Н. Никитушев, которые ничего не знали о дезинформационных мероприятиях, проводившихся по указанию Генерального штаба, докладывали в Центр о том, что немецкая военная разведка отметила скопление советских войск на южном участке советско-германского фронта и полагает, что командование Красной Армии планирует провести главное наступление летней кампании 1944 года в южном направлении.
Данные военной разведки, поступавшие из Англии и Швеции, подтверждали, что операция по стратегической дезинформации противника развивается успешно не только на южном, но и на северо-западном участке советско-германского фронта. Командующий 4-й немецкой армией генерал К. Типпельскирх писал после войны, что генерал Модель, возглавлявший фронт в Галиции, не допускал возможности наступления русских нигде, кроме как на его участке.
Абвер и все его подразделения, действовавшие на советско-германском фронте: абверкоманда-103 (в составе абверфупп-107,-108,-109,-110 и -113), абверкоманда-104 (абвергруппы-111,-112,-118) и другие, а также германская политическая разведка В. Шелленберга не смогли вскрыть замыслы советского командования, связанные с операцией «Багратион». В Берлине считали, что удар войск Красной Армии возможен на юге, а также в Галиции в сочетании с ударом в Прибалтике.
Южное направление в Берлине считали наиболее опасным. Весной 1944 года войска 1-го Украинского фронта одержали ряд побед и продвинулись к границам Германии. Естественно, в результате этих наступательных операций впервые возникла реальная угроза безопасности рейха. Она приближалась с юга, где Красная Армия оказалась ближе всего к границам Германии. Учитывая и этот фактор, Гитлер приказал перебросить на юг значительные силы.
Готовясь к отражению наступления войск Красной Армии в Прибалтике, противник тоже стал перебрасывать свои войска из Норвегии в Таллин и Ригу. О ходе этих перебросок по Балтийскому морю полковник Н. Никитушев своевременно сообщал в Центр.
Для того чтобы заставить противника рассредоточить свои резервы по всему советско-германскому фронту от Белого до Черного моря и отвлечь внимание немецкого командования от белорусского направления, Генеральный штаб принял еще одно важное решение: нанести удар по противнику на Карельском перешейке и в Карелии. Этот удар мог вывести Финляндию из войны. В Генеральном штабе из данных военной разведки было известно, что эмиссары финского правительства тайно от Гитлера побывали в Стокгольме и провели с советским посланником А. М. Коллонтай встречи, на которых в предварительном порядке оговаривались условия выхода Финляндии из войны. Александра Михайловна обсуждала с военным атташе полковником Н. Никитушевым результаты переговоров с финнами. О советско-финских контактах Никитушев докладывал в Центр. Его донесения свидетельствовали, что Финляндия начала активно искать приемлемые для нее условия выхода из войны. Это означало, что фашистский союз дал глубокие трещины. Финляндия из гитлеровской обоймы могла выпасть в любое время. Для того чтобы ускорить это, необходимо было нанести по немецко-финской группировке сильный удар.
Таким образом, в северном секторе советско-герман-ского фронта в первой половине 1944 года объективно назревали важные события. После провала плана германского командования «Нордлихт» в 1942 году и срыва операции германских войск по захвату Ленинграда[124] Красная Армия готовилась ликвидировать блокаду северной столицы. Войскам Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов противостояла группа армий «Север» (180-я и 16-я армии), которой командовал генерал-фельдмаршал Г. Кюхлер. Эта немецкая группировка имела в своем составе 741 тысячу солдат и офицеров, 10 700 орудий и минометов, 385 танков и штурмовых орудий и 370 самолетов.
Гитлеровцы за два с половиной года создали на этом участке фронта сильно укрепленные оборонительные рубежи, построили железобетонные и дерево-земляные огневые точки, прикрыли их минными полями и проволочными заграждениями.
Для поддержки группы армий «Север» германское командование держало на территории Норвегии около десяти дивизий.
Германско-финской группировке противостояли войска Карельского, Волховского и Ленинградского фронтов. Им предстояло сыграть особую роль в реализации замыслов летней кампании 1944 года, которая разрабатывалась в Генеральном штабе.
Для согласования операции в Карелии в Москву был вызван командующий Карельским фронтом К. А. Мерецков[125]. Подготовительные мероприятия к операции на северном участке советско-германского фронта тоже были замечены германской военной разведкой.
Уже после войны, в марте 1946 года, на военно-теоретической конференции Г. К. Жуков говорил, что для успешного проведения стратегической наступательной операции необходимо «отличное знание противника, правильная оценка его замыслов, сил, средств; умение учесть, на что он способен и на что не способен, на чем можно его поймать. Это достигается длительной и глубокой разведкой»[126].
Второе условие успеха наступательной операции, по мнению Г. К. Жукова, заключалось в «знании своих войск, их тщательная подготовка к бою...» Третье условие — «оперативная и тактическая внезапность», которая «достигается тем, что враг стремительностью действий вводится в заблуждение о наших истинных намерениях. Надо действовать настолько быстро, чтобы неприятель везде и всюду опаздывал, застигнуть его врасплох и тем самым поставить в тяжелое положение»[127].
В Москве были приняты чрезвычайные меры по сохранению в тайне замысла и содержания плана операции «Багратион». К непосредственной разработке плана Белорусской операции привлекался очень узкий круг лиц. В полном объеме его содержание знали только пять человек: заместитель Верховного Главнокомандующего, начальник Генерального штаба и его первый заместитель, начальник Оперативного управления и один из его заместителей[128]. Упоминание о предстоящей операции в Белоруссии в разговорах по телефону или в телеграфной переписке категорически запрещалось. Оперативные предложения фронтов разрабатывались тоже двумя-тремя лицами, донесения писались обычно от руки и докладывались лично командующими.
Осуществление мероприятий по дезинформации противника и маскировке замыслов советского командования принесло положительные результаты. Германская разведка была введена в заблуждение.
Наступление войск Красной Армии намечалось на 19—20 июня. Однако из-за задержки перебросок огромного количества войск, принимавших участие в наступлении, по решению И. В. Сталина начало операции было перенесено на 23 июня[129].
Разгром немецких войск в Белоруссии должны были осуществить войска четырех фронтов: 1-го Прибалтийского (командующий генерал армии И. X. Баграмян, начальник разведывательного отдела штаба фронта полковник A. А. Хлебов), 1-го Белорусского (командующий генерал армии К. К. Рокоссовский, начальник разведки фронта генерал-майор П. Н. Чекмазов), 2-го Белорусского (командующий генерал-полковник Г. Ф. Захаров, начальник разведывательного отдела штаба фронта генерал-майор И. В. Виноградов) и 3-го Белорусского (командующий генерал-полковник И. Д. Черняховский, начальник военной разведки фронта генерал-майор Е. В. Алешин).
К операции «Багратион» привлекалась Днепровская военная флотилия (командующий капитан 1-го ранга B. В. Григорьев, начальник разведки флотилии подполковник Ф. И. Белокуров).
По замыслу Ставки войска смежных крыльев 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов должны были нанести сходящиеся удары по витебской группировке противника, окружить и уничтожить ее. Группировку немецких войск в районе Бобруйска должны были разгромить войска правого крыла 1-го Белорусского фронта. Войска левого крыла 3-го и центра 2-го Белорусских фронтов должны были наносить удары по группировкам немецких войск в районе Орши и Могилева. Ликвидация витебской и бобруйской группировок противника открывала простор для действий основных сил Красной Армии и создавала предпосылки для разгрома крупнейшей группировки немецко-фашистских войск — группы армий «Центр», освобождения Белоруссии, части территории Литвы и Польши.
Подготовка к операции в Белоруссии проходила скрытно. Ставка постоянно требовала от командующих фронтов принятия строжайших мер по маскировке переброски войск и их размещения в районах будущих прорывов. Добиться скрытности всех приготовлений было крайне трудно. К районам прорывов требовалось, по расчетам Генерального штаба, завезти около 400 тысяч тонн боеприпасов, 300 тысяч тонн горюче-смазочных материалов, до 500 тысяч тонн продовольствия и фуража. Это несколько эшелонов, сотни тысяч рейсов грузовых автомашин. Несмотря на огромный объем подготовительных мероприятий к операции «Багратион», они остались вне поля зрения германской военной разведки. Это произошло не из-за недостатка сил немецкой разведки в районе действий группы армий «Центр», а из-за того, что немецкая разведка не смогла разобраться во всех мероприятиях, организованных советским Генеральным штабом и командующими фронтами, по дезинформации противника. Мероприятия по дезинформации носили стратегический характер, были тщательно продуманы и хорошо организованы. Немцы в середине июня 1944 года пришли к выводу, что советские войска нанесут главный удар на ковель-ском направлении с выходом к Люблину и Варшаве[130]. Немецкая разведка периодически сообщала своему командованию о том, что из шести имевшихся в Красной Армии танковых дивизий четыре по-прежнему находятся на Украине, туда же направлялись и эшелоны, подвозя новые танки. На самом деле в эшелонах перевозили макеты танков, которые готовились где-то далеко от линии фронта. Усилия Ставки ВГК по дезинформации противника не прекращались ни на минуту. Они укрепляли убеждение, сложившееся у немецкого командования, в том, что наступление советских войск начнется где-то южнее, а в Белоруссии можно ожидать только сковывающие действия. В расчете на «бдительность» немецкой разведки, Жуков даже приказал его спецпоезд оставить в полосе 1-го Украинского фронта. По радиостанциям фронта нет-нет да звучала его фамилия[131]. Создавалось впечатление, что Жуков находится в войсках 1-го Украинского фронта. Для немецкой разведки это был важный признак того, что на южном участке фронта назревают серьезные события.
К началу Белорусской операции в войсках фронтов И. Баграмяна, К. Рокоссовского, И. Черняховского и Г. Захарова насчитывалось 2,4 миллиона солдат и офицеров, 36 400 орудий и минометов, 5200 танков и самоходных орудий, 5300 боевых самолетов. В распоряжении командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Э. Буша — 1,2 миллиона человек личного состава, 9500 орудий и минометов, 900 танков и самоходных орудий, 1350 самолетов.
Решающая роль в операции «Багратион» отводилась войскам 1-го Белорусского фронта. Первым 23 июня 1944 года начал боевые действия 1-й Прибалтийский фронт. Жуков попросил Сталина разрешить 1-му и 2-му Белорусским фронтам начать наступление 24 июня. Это было продиктовано необходимостью целенаправленного использования дальней бомбардировочной авиации.
Уже к середине июля стало очевидным, что разгром группы армий «Центр» неизбежен. Это было началом крушения фашистской Германии и ее поражения в войне. Критическая ситуация, сложившаяся на советско-германском фронте, вызвала серьезное недовольство Гитлером среди высокопоставленных генералов и офицеров вермахта. 20 июля на Гитлера было совершено покушение. Исполнителем акции был полковник граф Клаус Шенк Штауффенберг. Вюртембергский аристократ, воспитанный в духе монархического консерватизма, национализма и католического благочестия. Штауффенберг — боевой офицер, левый глаз и правую руку он потерял во время боевых действий в Северной Африке.
20 июля полковник Штауффенберг, являвшийся начальником штаба армии резерва, был вызван Гитлером для доклада в его ставку «Волчье логово»[132]. Граф пронес в портфеле взрывное устройство замедленного действия. В силу случайных обстоятельств после взрыва Гитлер остался жив. Заговор сорвался. Полковник Штауффенберг в тот же вечер был арестован в Берлине и расстрелян. О покушении на Гитлера первым в Центр сообщил из Стокгольма полковник Николай Никитушев. Имевшиеся у него агентурные источники сообщили также о массовых арестах и расстрелах, которые происходили в Берлине после покушения на Гитлера...
Ни один из начальников разведотделов четырех фронтов, принимавших участие в операции «Багратион», не оставил воспоминаний о действиях военных разведчиков накануне и в ходе боев за освобождение Белоруссии. Сохранились сводки, отчеты, донесения, задания отдельным разведчикам и разведывательным группам, которые направлялись за линию фронта для установления мест дислокации штабов противника, системы его обороны, огневых рубежей, позиций противотанковой артиллерии, аэродромов, складов и добывания других разведывательных сведений. Эти данные постоянно обновлялись и были нужны командующим для оценки обстановки и принятия решений.
Об интенсивности действий разведывательных отделов штабов четырех «багратионовских» фронтов можно судить по количеству проведенных разведчиками засад, поисков, операций по сбору сведений в тылу противника. Наибольшее количество разведывательных операций было проведено в 1944 году разведчиками 1-го Белорусского фронта, которыми командовал генерал-майор П. Н. Чекмазов. На их счету 22 950 операций. Разведчики 3-го Белорусского фронта отправлялись за линию фронта 16 254 раза. Подчиненные полковника А. А. Хлебова, начальника разведотдела штаба 1-го Прибалтийского фронта, выполняли задания командования в тылу противника 15 350 раз. Разведчики 2-го Белорусского фронта провели 7711 операций по добыванию сведений о противнике.
Судя по этим статистическим данным, можно сделать только один вывод — впереди войск четырех фронтов первой сражалась военная разведка. Она добывала сведения, необходимые для достижения победы... и несла невосполнимые потери.
В конце 1944 года Разведуправление Генерального штаба Красной Армии разработало донесение, которое получило название «Боевая деятельность войсковиков-разведчиков Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны за 1944 год». В донесении сообщалось, что войсковые разведчики в июне—августе 1944 года захватили в плен 65 657 немецких солдат и офицеров, добыли 92 626 документов. Усилиями войсковых разведчиков за 1944 год было уничтожено 371 503 офицера и солдата противника. Наибольший урон противнику нанесли разведчики Карельского, Ленинградского, 1-го, 2-го и 3-го Прибалтийских, 1-го, 2-го и 3-го Белорусских, 1-го, 2-го, 3-го и 4-го Украинских фронтов.
22 июня 2004 года в газете «Красная звезда» была опубликована статья генерала армии М. Гареева, президента Академии военных наук. Статья называлась «Операция “Багратион”. Уроки и выводы». Называя причины успеха войск четырех фронтов в Белорусской операции, генерал армии М. Гареев писал: «Много было поучительного в обеспечении скрытности подготовки операции и внезапности действий. Например, К. Рокоссовский и И. Баграмян на некоторых направлениях наносили удары на самых трудных участках местности и добивались успеха только потому, что противник этого не ожидал. Особенно отличился творчеством и изобретательностью самый молодой командующий фронтом И. Черняховский. Он все делал не по стандартным правилам военного искусства, а так, чтобы его действия в максимальной степени учитывали особенности сложившейся обстановки и были неожиданными для противника.
Обычно перед началом наступления проводились дезинформационные мероприятия по оперативной маскировке с целью показа подготовки к обороне. Генерал Черняховский, вопреки этому правилу, обозначал ложное сосредоточение войск деревянными макетами в тех районах, где предусматривалось действительное сосредоточение ударных группировок для наступления. Немецкая разведка отмечала это ложное сосредоточение и полагала, что «раскрыла» замысел нашего командования. Немецкая авиация даже наносила несколько раз удары по этим деревянным целям. После таких налетов Черняховский выдвигал свои войска в исходные районы для наступления.
В результате удары 3-го Белорусского фронта оказались для противника неожиданными...»
Еще одним важным условием успеха войск, принимавших участие в Белорусской операции, по мнению генерала армии М. Гареева, являлась правильно организованная и своевременно проведенная разведка. Тщательная разведка системы обороны и огневых средств противника, а также точное наложение огня артиллерии и ударов авиации по конкретным выявленным целям обеспечивали успех войскам фронтов, принимавших участие в операции «Багратион».