ГЛАВА 11

Доминик стоял и молча смотрел, как она уходит. Он видел высокую худую фигуру, которая бежала между деревьями. Она казалась призраком: подол шелкового белого платья развевался и мерцал в призрачном свете луны.

Будь он проклят! Что с ним происходит? Он овладел этой маленькой сучкой с такой нежностью и лаской, каких не дарил еще ни одной женщине. Догадывался, что она получила огромное наслаждение, чертовски хорошо понял, что все так и произошло. Но как только прошли боль и восторг оргазма, ей стало смертельно стыдно. Она считает его слишком недостойным любовником для себя. Она ведь его хозяйка, владеет им. Доминик напомнил это себе с жестокой издевкой. Сегодня он с лихвой отработал потраченные на него деньги. Для платного жеребца он довольно-таки хорош, если можно так о себе говорить. Она использовала его, и это было обидней всего. Обычно, он использовал женщин и не предполагал, что все может таким образом встать с ног на голову. Может быть, это жестокое возмездие судьбы, но ему такая ситуация совершенно не нравится.

Сегодня вечером он увидел ее в таинственных бликах лунного света. Ему пришло в голову, что другого такого шанса не выпадет, надо заняться с ней любовью. Он понимал, что для него не составит большого труда завлечь ее в свои сети, стоит только разрушить оболочку чопорной старой девы. За эти годы он встретил столько женщин, что не мог не распознать скрытой в ее взглядах страсти. Она очень хотела его, однако старательно скрывала сей факт. И сегодня он решил подарить ей то, чего она от него ждет. Ему это удалось, но какой ценой!

Три дня назад Доминик впервые поцеловал ее и был озадачен тем, что в нем возникло такое желание, буквально сковавшее все его мышцы. Но тогда он решил, что это временное помрачение рассудка, наверное, из-за невообразимой жары.

Не мог же он всерьез увлечься женщиной, сложенной как мальчик, имеющей язык гадюки? Да еще столь спесивой, что большую часть времени ему хочется задушить ее. Ни одна женщина раньше им не командовала, никто не обращался с ним, как со слугой, никто не смотрел на него снисходительно и высокомерно, никто, черт возьми, не смел относиться к нему с жалостью. Больше всего он бесился из-за всего этого. Он никогда так низко еще не падал. Сегодня он хотел, пусть на время, поменяться ролями, стать хозяином положения, превратить ее в надоедливую просительницу. Он предполагал, что возьмет ее и уйдет победителем. Сара, бывшая однажды свидетельницей его унижения, превратится в тихую и покорную женщину. Но все с самого начала пошло не так, как он планировал.

Она оказалась совершенно не похожей на чопорную старую деву и безумно его очаровала, весело смеялась, волосы растрепались и рассыпались по плечам золотистой гривой. Он снова поцеловал ее, и снова был удивлен силой собственного желания. А потом, когда они зашли слишком далеко, чтобы останавливаться, он с удовольствие отметил, что под маской пристойности и под непривлекательной одеждой скрывалась страстная женщина. Столь горячего темперамента он еще не встречал. Она сгорала от желания, трепетала от каждого прикосновения его пальцев, отдавала в его власть губы, тело, руки, умоляла его овладеть ей до тех пор, пока он не согласился. Он долго колебался, сомневался, верно ли ведет себя даже тогда, когда было поздно возвращаться. Сквозь охватившее его вожделение, он чувствовал, что здесь не все просто. А потом, когда понял, что Сара – девственница, ему захотелось сбежать. Теперь он проклинал себя за то, что остался.

Она слишком очаровала его. Может быть, он сам того не зная, предпочитает мальчиков? Доминик язвительно и грубо рассмеялся. Все женщины, с которыми он спал до этого, были щедро наделены природой: откровенные чувственные самки с полной грудью и крутым задом. Но почему-то ни одна из них не разжигала его так, как разожгла Сара. Ее стройное тело было гладким и мягким на ощупь, оно казалось бледным в призрачном свете луны. Маленькие холмики груди со смугло-розовыми сосками такие соблазнительно-девственные. Бедра такие хрупкие. Ягодицы упругие и круглые, аккуратные и ровные, словно у мальчика. Женскими были длинные, стройные, округлые ноги и узенькая талия. Ну и, конечно, гладкая атласная кожа, мягкие губы, огромные золотистые глаза, шелковистые густые волосы, отливающие солнечным светом… и страстность. Вот это женщина! Доминик был потрясен до глубины души.

В конце концов, он как безумный овладел ей, он собирался растянуть удовольствие, достичь вышей точки блаженства только после того, как несколько раз доведет до экстаза ее. Но к удивлению и изумлению не смог сдержаться. Он чертовски хотел ее. Против желания в памяти всплыли картины: распростертое под ним, мягкое, но упругое тело Сары, вкус и запах ее кожи, горячее, влажное лоно под ласками его пальцев… Доминик внезапно почувствовал, что его плоть вновь начинает твердеть. Пробормотав короткое, грязное ругательство, он заставил себя переключиться. Но он никак не мог забыть бледное, искаженное ненавистью и стыдом лицо Сары. Огромные золотистые глаза смотрят на него с отвращением и презрением. Наверное, он никогда не забудет этого взгляда.

Ей, конечно же, было очень стыдно. Если даже не принимать во внимание тот факт, что он-каторжник, она без всяких супружеских обязательств с его стороны потеряла девственность. Для такой леди, как Сара Мар-кхэм это катастрофа, Доминик должен признать это. Но он отлично понимал, что она разочаровалась большей частью из-за того, что он якобы недостоин ее. Эта мысль страшно бесила. Но он должен примириться с мыслью, что это – неопровержимый фак его жизни. Нужно терпеть, хотя бы сейчас. Ему не понравилась реакция Сары? Не стоит из-за этого терять самообладание и пугать девушку. Гнев и ярость не улучшат положения. Он должен был предвидеть все и постараться облегчить ее страдания нежными словами, сгладить поцелуями и ласками, охватившие ее стыд и раздражение. Он поступил бы так из элементарной вежливости с любой девственницей. В таких случаях всегда необходимо успокоить девушку, взволнованную случившимся. Но Сара… Черт возьми… почему он так реагирует на нее? Что в ней особенного?

Но ведь ему так хотелось взять ее, подчинить себе, овладеть ею так, как она раньше владела им. Только он не принял во внимание то обстоятельство, что овладевая ей, он позволяет непостижимым образом ей точно также овладеть им.

Когда он попал под арест, и его посадили в тюрьму, не верилось, что удастся обвинить его. Когда же произошло и это, то Доминик сначала разозлился, а потом испугался. Но, поразмыслив, решил, что обязательно сбежит из тюрьмы. Однако известие о том, что он приговорен к каторжным работам в Австралии сроком на пятнадцать лет, страшно потрясло и парализовало волю. Пятнадцать лет за преступление, которого он не совершал!

Позднее он решил, что сбежать из тюрьмы без стен будет гораздо легче. Поклялся обязательно вернуться и разоблачить тех, кто сам назначил себя его врагом. И это произойдет очень скоро. Но так он представлял себе все только до тех пор, пока не провел восемь месяцев на тюремном корабле. Его заковали в цепи, морили голодом и беспощадно избивали.

Когда корабль пришвартовался в порту Мельбурна, всех заключенных собрали на палубе и, чтобы смыть с них вонючую грязь, поливали из ведер морской водой. Нельзя было допустить, чтобы вонь отпугнула будущих владельцев. Доминик понял, что больше не выдержит. Слишком долго пришлось сидеть в вонючем трюме, который битком набит скорее больными, чем здоровыми людьми, среди пота, рвотных масс и экскрементов в сырости и холоде.

Светило яркое солнце, отражаясь бликами на поверхности моря, дул теплый, свежий ветер, разноцветные птицы кружили над головой, поражая яркостью и красотой оперения. Здесь были краснокрылые попугаи, попугаи лори всех цветов радуги, какаду с желтыми хохолками. Как он завидовал им! Картина безоблачного счастья, свободы сводила с ума!

Доминик оглушил охранника, стоявшего неподалеку от него, даже не заботясь, убил его или нет, и бросился к борту, надеясь прыгнуть в море. Конечно же, его поймали. Землевладелец уже заплатил, сумма, должно быть, довольно приличная. Капитан решил не портить внешний вид товара, Галагер отделался несколькими пинками и зуботычинами. Но потом Эдвард Маркхэм отказался взять его…

Лишившись двойной выгоды, капитан буквально взбесился. Можно не сомневаться, Фарли вспомнил о первоначальном договоре, заключенном им еще в Англии, он обещал, что Доминик Галагер обязательно заболеет. Понятно, что они надеялись на его смерть. Доминик вздрогнул, вспоминая, как с него сорвали рубашку, привязали к перекладине… Стоило ли восстанавливать мучительные детали бесчеловечных побоев?..

Его спасла Сара. Он почти потерял сознание, но все-таки услышал мягкий голос, он принадлежал женщине, которая пришла к нему на помощь. Девушка встала между ним и палачом. Тогда его восхитило ее мужественное поведение. Большинство особ женского пола принялись бы визжать, падать в обморок и вряд ли бы так открыто воспротивились бесчувственному экипажу, состоящему из жестоких морских волков. Она сделала это ради спасения жизни избитого больного незнакомца. Когда по настоянию девушки его отвязали, хотелось встать перед ней на колени и поблагодарить за спасение шкуры, несмотря ни на что оставшейся драгоценной. Он возненавидел женщину, которая спасла его. В детстве он был обязан тем, кто хотя бы неохотно, но все-таки кормил его. Достигнув семнадцати лет, он поклялся, что никогда в жизни не окажется на положении должника. Но оказался. У Сары. Всякий раз, думая об этом, он страшно досадовал.

Он решил сбежать при первом же удобном случае, несмотря на то, что его стащили с «Септимуса» полуживого. Не может же он быть слугой в течение пятнадцати лет! Эта мысль злила его гораздо больше, чем короткая речь надсмотрщика по поводу попыток каторжников убежать. Последствия побегов были ужасными, но все равно он не мог отказаться от этой мысли, даже несмотря на армию собак и людей, которая обязательно отправится по следу.

Прежде необходимо дождаться, когда заживут раны на спине и вернутся силы. Предстоит попытаться выжить в незнакомой, дикой, высушенной неимоверным зноем стране. Он рассчитывал, если окажется послушным слугой в первые два месяца, то его вряд ли бросятся искать сразу. Глупая доверчивость даст ему дополнительное время и лишний шанс.

Но внезапно появилась Сара. Она с самого начала увлекла его, он восхищался силой духа и самообладанием, девушка притягивала и сводила его с ума. Потом под старомодной одеждой, прической и манерами безнадежной старой девы, он разглядел столь редко проглядывающую неуловимую красоту. Ему с самого начала хотелось сорвать саван добродетели, которым она прикрывалась, хотелось проверить, вправду ли эта женщина так восхитительна, какой ему кажется. Он боялся и надеялся, что окажется прав.

Можно трезво посмотреть на факты, мрачно думал Доминик. Он уже несколько дней чувствует себя хорошо, значит, сможет совершить побег. За ним не следят. Вряд ли потом появится такая возможность. Однако, несмотря на все возрастающую жажду свободы, оставался на Ловелле и покорно выполнял распоряжения Сары, которые раздражали его. Он оказался не готов к разлуке с ней. Сегодня ночью собирался сбежал, вернее, просто уйти. Преград не осталось. В усадьбе собралось столько народу, что его вряд ли хватятся раньше, чем завтра к обеду. Но вдруг увидел Сару, она стояла одна под деревом…

Да, теперь можно было бы уйти, Доминик с неохотой признался в этом. Но тут же вспомнил о Саре – обнаженной, страстной, прильнувшей к нему. Он вспомнил о том, что она была девственницей до близости с ним. Вспомнил, как она стыдилась и злилась. И понял, что пока не сможет уйти.


Наступило утро. Сара медленно просыпалась, она находилась в комнате на чердаке. В полусонном сознании возникла какая-то неприятная мысль. Случилось что-то столь дурное, что девушка попыталась заблокировать сознание. Но ей не удалось отключиться от реалий жестокой действительности.

Вот оно что! Прошлой ночью она позволила Доминику Галагеру… Она была с ним близка, она отдалась ему! Вспомнив все, Сара почувствовала приступ тошноты. Девушка даже испугалась, что ее вырвет. Но потом желудок успокоился. Сознание и память рисовали ей четкие картины ее падения.

Галагер каторжник. Этот факт оказался самым болезненным. Она отдалась не Пресивалю, не молодому Майклу Арчеру много лет назад, а каторжнику. Сара содрогнулась от омерзения и негодования. Она безнадежно, навсегда опозорилась. Каким образом она могла пасть так низко? Она, должно быть, сошла с ума, если позволила ему лишить себя девственности! Девушка вспомнила, как, обнаженная, позволяла ему, нет, не только позволяла, она умоляла его проделывать с ее телом такие вещи, что даже сейчас было стыдно, смертельно стыдно! Она предполагала, что только одна ночь… Что ж, наутро грядет расплата. Ей придется заплатить очень высокую цену.

Скажет ли он кому-нибудь о том, что произошло? Саре стало стыдно за то, что ее волнует возможность разглашения тайны. Но что она могла с собой поделать? Если кто-то узнает об их близости, она не переживет такого позора.

Она представляла, как будет злорадствовать Лидия, как будет шокирована Лиза, как ужаснется отец, как разъярится. Персиваль тоже будет взбешен. Сара истерически рассмеялась. Узнав обо всем, он, конечно, не захочет на ней жениться. На нее будут смотреть с отвращением друзья и соседи. Она, наверное, не сможет вынести всего. Папа может отказаться от нее, у него на это будет полное право. Но в любом случае ей придется уехать. Она не сможет стерпеть такого унижения.

Потом до Сары дошло, что если Галагер проговорится, ему поступок может стоить жизни. Беля их отношения станут всем известны, Сару станет презирать общество, ему же будет гораздо хуже. Она ни на секунду не засомневалась в том, что если бы отец обо всем узнал, то он тотчас бы убил Галагера. А Галагер, она почти слышала собственный голос, который называл его по имени – Доминик, он-то должен был прекрасно знать об этом. К горлу снова подступила тошнота.

Итак, первая проблема была не столь важной, а вторая могла обернуться бедой. Разве возможно теперь взглянуть в глаза Галагеру? Сара вспомнила, что он с ней делал и поправилась. Что она позволяла ему делать с собой. Да, она хотела этого. И теперь не сможет появиться перед ним как ни в чем не бывало.

Но ей придется встретиться с ним так или иначе. Другого выхода нет и не может быть. Позже, если ситуация станет невыносимой, чего очень опасалась Сара, вероятно, удастся уговорить отца продать Доминика другому скотоводу. Если, конечно, сам Галагер не будет препятствовать. Он не должен ни с кем говорить о случившемся. И ее честь не пострадает. Он будет круглым дураком, если начнет трепаться. Но если вдруг он выйдет из-под власти Эдварда Маркхэма, кто помешает ему держать язык на привязи?

Только для того, чтобы отомстить ей, он может смешать ее имя с грязью и остаться безнаказанным.

Сара неохотно призналась, что лучше оставить Галагера на Ловелле. Только в этом случае можно быть твердо уверенной, что их секрет так и останется секретом. Теперь ее беспокоила перспектива прожить с ним бок о бок пятнадцать долгих лет. Всякий раз она будет видеть в его глазах насмешку, терпеть презрительно-высокомерное отношение. Она вытерпит все, чтобы он не проговорился.

Не хватало сил думать о том, что предстоит испытать Саре. Сара рассердилась на себя, пора было вставать. Она опустила ноги на пол. Если она не сумеет забыть обо всем хотя бы на короткое время, то сойдет с ума. Случившееся казалось ночным кошмаром наяву.

Девушка направилась в угол комнаты, там стоял кувшин с водой и таз для умывания. Сейчас она умоется холодной водой, и тошнота исчезнет, исчезнет и слабость, охватившая все ее тело.

Внезапно краем глаза она заметила мятую шелковую ткань, которая торчала из-под кровати. Платье! Прошлой ночью она сбросила все, даже нижнее белье. Невозможно видеть эти тряпки даже в мешке с ветошью. Она все, все выбросит. На скомканной, все еще белой, невинной нижней юбке лежало смятое полотенце, которым Сара стерла девственную кровь с бедер, когда вернулась из сада. На белой ткани отчетливо проступили коричневые пятна. Сара едва успела добежать до таза, и ее вырвало.

Через несколько минут она с трудом поднялась, заставила себя одеться, умыться. Чего хорошего в том, что она свихнется от собственного позора? Что произошло, то произошло. Надо постараться забыть обо всем. Если будет необходимо встретиться с Галагером, от этого никуда не денешься. Она сумеет вести себя так, будто ничего не случилось. Нельзя еще больше унижать себя, показывая ему, что потрясена собственным поведением. А именно собственное поведение и привело Сару к нынешнему состоянию. Он сделал только то, на что она рассчитывала, на больше, ни меньше. В конце концов, он – мужчина, к тому же осужденный. Какие могут быть у него моральные принципы? Но она?! До прошлой ночи она имела право называть себя леди! Но только до прошлой ночи.

Сара снова почувствовала, как ее затошнило. Необходимо было подумать об одежде на сегодняшний день. Она выбрала самое непривлекательное платье из серого поплина, оно стало за четыре года носки почти бесцветным, но не потому, что ей хотелось выглядеть как можно незаметнее, а потому что платье просто оказалось под рукой в высоком шкафу. И если она убрала с лица все пряди и до боли стянула их в тугой узел на затылке, то только потому, что распущенные волосы мешают в жаркую погоду, прилипая к потной шее. А если под глазами появились темные круги, кожа на лице побледнела, обтянув и без того выпуклые скулы, то только потому, что Сара, увы, уже не молодела. Других объяснений и быть не может!

Спускаясь по лестнице, Сара недовольно поморщилась, она не ожидала, что будет больно в промежности. У нее было такое ощущение, будто она впервые села на лошадь и неблагоразумно проскакала верхом не одну милю. И та же болезненность в мышцах бедер.

«И почти похожая ситуация!» – грубовато усмехнулась Сара. Только на этот раз она была не всадником, а лошадью. Сара почти сразу же заставила себя забыть это глупое и грубое сравнение. Несмотря на то, что она чувствовала себя неважно, надо было заставить себя выйти на кухню ровным, спокойным шагом.

Тесс и Мэри перемывали горы грязной посуды и составляли в стопки на кухонном столе. Миссис Эботт не видно нигде. Но по аппетитным запахам, разносящимся из стоящих на железной плите котлов, становилось понятно, что экономка находится где-то поблизости. Девушки приветливо улыбнулись и неуклюже присели. Несмотря на то, что каждая провела на Ловелле несколько лет, они стеснялись начинать разговор без причины. Сара постаралась в ответ улыбнуться, хотя для этого пришлось сделать над собой усилие. Она решительно настроилась вести себя так, чтобы никто ни о чем не догадался. И принялась угощаться кусочком того, что осталось от именинного пирога. Из двери, ведущей в сад, появилась миссис Эботт, женщина держала в руках фартук, полный овощей.

– Доброе утро, мисс Сара, – приветливо улыбнулась экономка, высыпая содержимое фартука на дальний конец обширного стола. Она принялась перебирать овощи, приговаривая:

– Заботы прошлого вечера совершенно утомили вас, мисс Сара. Я не предполагала, что вы можете спать так долго.

Сара напряженно застыла и широко распахнула глаза, она немного испугалась и попыталась распознать скрытый смысл в невинных словах. Но миссис Эботт ничего не замечала, она внимательно рассматривала овощи, совершенно не понимая, что сбила Сару с толку.

– Я действительно устала, – призналась девушка, надеясь, что миссис Эботт не заметит дрожи в ее голосе. – А где… где все?

«Где Доминик Галагер?» – хотелось закричать ей. Конечно, его нет поблизости. Персиваль отослал его ухаживать за лошадьми. Молодой человек очень любит лошадей. Пока на Ловелле гости, он не зайдет в дом; Конечно, миссис Эботт может тайком привести его на кухню и покормить завтраком. Однако для завтрака уже достаточно поздно.

– Что ж, – сказала миссис Эботт, задумчиво постукивая указательным пальцем по зубам, – несколько часов назад мистер Персиваль приходил к вашему папе. Похоже, кто-то поджег одно из полей. Те, кто там работал, быстро погасили пламя, но мистер Персиваль счел необходимым взглянуть. Миссис Маркхэм все еще в постели, насколько мне известно. Я пока ее не видела. То же самое можно сказать о мисс Лизе и других леди. Миссис Грейнджер и миссис Итон сидят на веранде, я собираюсь вскоре подать им чай. Тейлоры и Кровелсы уже отправились восвояси, просили меня поблагодарить вас за гостеприимство. Они надеются, что вы их поймете, впереди у них слишком длинная дорога. Она подняла голову, широко улыбнулась и добавила:

– Кажется, я никого не забыла?

Сара тоже улыбнулась и покачала головой.

– Должно быть, никого…

Ей хотелось спросить у экономки, где находится Галагер, но она не могла этого спросить, язык не поворачивался. Меньше всего ей хотелось возбуждать неуместное любопытство окружающих.

– Что вы хотите на завтрак? – осведомилась миссис Эботт, выдвигая стул и усаживаясь возле стола. Она принялась чистить овощи. – Есть овсяная каша, немного холодной баранины. Я могу подогреть. Есть желе из инжира и свежий хлеб.

– Я уже съела кусочек именинного пирога. Не хочу больше ничего, – отказалась Сара.

– Мисс Сара, – нахмурилась экономка.

– Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Я слишком худая и должна побольше есть. Но я не голодна. Вероятно, мне надо прокатиться верхом, – с этими словами она нырнула в дверь. Она больше не смогла бы спокойно выслушивать критические замечания миссис Эботт по поводу ее внешности. Она просто придумала отговорку, чтобы был предлог для ухода из кухни. Не хотелось, чтобы раздражение вынудило ее обрушиться на миссис Эботт или кого-то из служанок, или любого, кто подвернется.

Вероятно, на свежем воздухе пройдет тошнота. Сара попыталась представить, как было бы замечательно уехать подальше от усадьбы, отбросить печальные мысли, почувствовать под собой резвую лошадь. А впереди будут простираться бесконечные дикие заросли буша. Внезапно, Сара остановилась. До наступления засухи она ездила верхом почти каждый день. Но жара заставила ее беспокоиться о здоровье Малаки, а не думать о собственном удовольствии. Сара стала ездить на прогулку реже. Но сегодня ей очень хотелось прокатиться, если бы не препятствие. Галагер находится в конюшне. Сара вздрогнула, она не может встретиться с ним так скоро. Позже, когда воспоминания о случившемся утратят яркость… Но разве ожидание сможет что-то изменить? Этот вопрос Сара задала себе и не смогла на него ответить. Да, она больше не желает видеть Доминика Галагера. Но и не может избежать встречи с ним.

Как она страшилась неожиданной встречи! И знала, что страх никогда не исчезнет. Он будет постоянно сковывать ее, ограничивать свободу. Она все время будет беспокоиться! Невозможно жить в постоянном напряжении! Сара все понимала и неохотно пришла к выводу, что есть единственный способ покончить с сомнениями. Необходимо как можно скорее встретиться с Галагером. Чем дольше она будет откладывать, тем труднее будет перешагнуть через это. В конце концов она превратится в пленницу собственного стыда.

Если нужно делать что-то неприятное, делай скорее. Отец не раз говорил ей это. Она поморщилась, осознав значение этой фразы, и замерла возле огородных грядок. Наверно, Сара смотрела на побеленные стены конюшни с таким же страхом, как Давид смотрел на Голиафа. Предстояло перешагнуть собственный страх, подавить внезапное желание вернуться в дом. Но «суд Божий» не станет легче, если его отложить на неопределенное время.

Гордо выпрямив плечи, Сара решительно двинулась по направлению к конюшне. Надо заложить фундамент будущих отношений с Галагером. Она будет вести себя так, будто ничего между ними не произошло. Она хозяйка Ловеллы, а он сослан сюда на каторжные работы. Пора расставить все точки над «и».

В конюшне было очень темно, когда Сара вошла с ярко освещенного ослепительным солнцем двора. Сара нерешительно замялась возле входа, держась за приоткрытую дверь. Как она ни старалась, ей не удавалось разглядеть высокую фигуру…

– Собираетесь прокатиться, мисс Сара? – голос принадлежал не Доминику. Сара чуть не потеряла сознание от облегчения. Она даже не предполагала, сколь иллюзорной была ее отвага и сколько сил потребовалось бы, чтобы выстоять в предстоящем противоборстве. Наконец она осознала, что приготовления были ненужными. Она глубоко и прерывисто вздохнула. Колени подрагивали от волнения. Должно быть, Персиваль решил, что Галагер достаточно здоров и ему пора заняться работой, ради которой покупают каторжников. Наверное, надсмотрщик отправил его рыть колодец.

– Да, Джеггер, пожалуйста, оседлай мне Малаки. – Сара говорила почти весело, от облегчения у нее буквально кружилась голова.

– Конечно, мисс Сара, – Джеггер широко улыбался хозяйке, поспешно выполняя ее поручение. Сколько Сара себя помнила, он жил и работал на Ловелле. Как многие аборигены иногда исчезал на несколько месяцев, как он выражался «побродить», но Джеггер всегда возвращался. Аборигенам тяжело подолгу жить на одном месте, но Ловелла стала его домом.

– А-а, что случилось с каторжником, который присматривал за лошадями, пока ты рыл колодец? – поинтересовалась Сара, она не собиралась спрашивать, но слова вырвались непроизвольно. Необходимо знать, надолго ли отодвигается встреча. Может быть, Персиваль отослал Доминика в самую отдаленную часть владений. В Австралии на содержание одной овцы требуется примерно акр земли, а на Ловелле стадо примерно в тридцать тысяч голов. Если Галагер работает теперь на границе владений, он будет вместе с другими жить в лагере. Дорога отнимала бы слишком много времени, если бы работников возили с усадьбы. Возможно, они не скоро увидятся. Не стоит придавать значения папиным словам о необходимости делать в первую очередь неприятные дела. Сара не могла подавить в себе радость, оттого, что объяснение откладывается на неопределенный срок.

– О, он… – начал было Джеггер.

– Я здесь, мисс Сара, – сообщил Доминик с легкой иронией в голосе.

У Сары от неожиданности перехватило дыхание, словно кто-то ударил ее в живот кулаком. Она медленно повернулась в сторону говорившего. Отчетливый ирландский выговор, мягкий и журчащий, доносился из стойла. Сара с ужасом обнаружила, что совсем растерялась. Доминик стоял, сжимая в руках вилы, он чистил стойло Мастера, большого чалого коня. На загорелом лице блестели капли пота, черные волосы были спутаны и крупными волнами обрамляли лоб. Молодой человек зло сжал губы, а глаза казались темными до непроницаемости. Сара боялась открыто смотреть в эти потемневшие от гнева глаза. Оцепенев от ужаса, Сара уставилась на Доминика. Она не была готова к подобному повороту событий. Ей стало дурно, у нее сильно закружилась голова, она не могла выдавить ни слова.

– Я вам для чего-нибудь нужен, мисс Сара? – с издевкой спросил он. Если не смотреть на сердито сверкающие глаза, то можно подумать, что он разговаривает с ней почтительно. Наверное, старается из-за Джеггера. Абориген тем временем уже седлал коня. Карие глаза перебегали с Сары на Доминика, в них был простой случайный интерес. Сара понимала, что придется сдерживаться, дабы этот интерес не превратился в преднамеренный. Аборигены очень любят сплетничать, для них не существует секретов.

– Вообще-то, нет, – выдавила Сара, – я просто поинтересовалась, куда вы делись. Можете вернуться к работе, Галагер.

Вместо того чтобы воспринять слова Сары как освобождение, Доминик открыл дверь стойла и вышел. Его габариты пугали Сару. Она сжала зубы и гордо вскинула голову. Это хуже, гораздо хуже того, что она ожидала. Ей хотелось найти норку и спрятаться в ней, так больно было от обиды и унижения. Хотелось исчезнуть при одном воспоминании о том, как руки и губы этого мужчины ласкали ее. Сара набралась мужества и открыто посмотрела ему в глаза, надеясь, что он не прочтет ее мыслей.

– Спасибо, Джеггер, – поблагодарила она конюха, Малаки был оседлан и Джеггер выводил его. Саре хотелось поцеловать аборигена. Не глядя на Галагера, поставила ногу на ладони Джеггера и взобралась в седло.

– Если вы задержитесь на секунду, мисс Сара, я быстро оседлаю Макса, – заявил Галагер, неожиданно почтительным тоном. Он решительно прислонил вилы к стене и двинулся в подсобную комнату, где находились седла и уздечки. Уздечку он перекинул через плечо, а тяжелое седло небрежно нес в одной руке. Когда Галагер повернулся к ней спиной, Сара разглядела потемневшую от пота рубашку. Она вздрогнула. В этом была какая-то грубая, мужская чувственность. Ей снова стало дурно.

– В этом нет необходимости, – Сара решительно покачала головой, глядя, как он выводит из стойла Макса. Джеггер протянул ей поводья и принялся регулировать длину стремени. Сара готова была закричать, чтобы он поторопился. Ей необходимо скрыться от Галагера, он не должен знать, как она раздосадована…

– Мне не понадобится ваша компания. Вы можете заниматься другим делом.

– Мистер Маркхэм велел присматривать за вами, когда вы отправляетесь за пределы усадьбы. Я буду готов через секунду, мисс Сара, – он говорил с ней, не поднимая глаз.

– Я утверждаю, что совсем не обязательна следовать указаниям моего отца. Я привыкла ездить одна. Верно, Джеггер? – тот возился с ремешками стремени так долго, что Саре захотелось со злостью пнуть его. Но она должна сдерживаться.

– Да, мисс Сара, все так. Мисс Сара – отчаянный наездник, – эти слова были адресованы Галагеру, но тот даже звука не проронил в ответ. Он положил седло на спину Макса и подтягивал подпругу. Как и пообещал, он будет готов в мгновение ока.

Сара запаниковала. Она резко сунула ногу в стремя, совершенно не заботясь о том, подходит оно или нет, и жестом приказала Джеггеру отойти. Он покорно повиновался. Сара коснулась каблуками боков Малаки, и животное рысью рванулось из конюшни. За спиной послышался сердитый крик Доминика. Пришпоренная лошадь получила еще один удар в бок и, несмотря на жару, прибавила скорость. Сара направилась прямо в сад, прекрасно зная, что Галагер в этом случае не последует за ней. Он не очень хорошо знает местность и не догадается, куда она направилась.

Спустя час до нее стало доходить, что она просто отсрочила неизбежный разговор. Когда она вернется, он будет ждать ее в конюшне. Смешно, она не понимает, почему так страшит встреча с каким-то каторжником, но это было именно так. Она боялась, смущалась так, что хотелось кричать от навалившегося горя.

Прошло два часа, и Сара поняла, что нельзя больше тянуть с возвращением на усадьбу. Малаки начал уставать, а Сара не могла жестоко обращаться с животными.

Нельзя мучить лошадь на такой жаре. А кроме того, ее начала тяготить неопределенность. Рано или поздно придется вернуться и объясниться с Галагером.

Меньше чем через четверть часа Сара въезжала в ворота конюшни. Сердце гулко стучало. Было далеко за полдень, но зной не угасал. Она вспотела, волосы выбились из пучка и падали на плечи. Они щекотали потную кожу, и Саре хотелось почесать шею. Этим она и занималась, когда сильные мужские руки обхватили ее за талию и вытащили из седла. Малаки испугался и побежал в открытые ворота стойла. Сара неистово сопротивлялась до тех пор, пока не почувствовала под ногами твердую землю.

– Убери от меня руки! – первое, что заявила она представшему перед ней Галагеру. Он смотрел на нее так же сердито, как и она. Он ослабил хватку раньше, чем она успела договорить. Сара закусила губу и воровато огляделась, интересно, где же Джеггер. Вырвавшаяся у нее реплика выдавала интимность их отношений. Так хозяйка не разговаривает со слугой. Но Джеггера не было видно. Сара сообразила, что в присутствии конюха Галагер не стал бы таким образом снимать ее с седла. Он должен вести себя предельно осторожно, беспокоиться и скрывать их ненавистную связь.

– Ты глупая маленькая сучка, – выпалил он и сжал кулаки. Ему очевидно, стоило большого труда держать руки подальше от нее. Сара вытаращилась злобно и удивленно. Он ведет себя слишком безрассудно, разговаривая с ней таким тоном.

– Не смей со мной так разговаривать! – голос девушки дрожал от ярости. Так хотелось наброситься на него и вцепиться в это красивое, наглое лицо зубами и ногтями. Хотелось разразиться беспощадной бранью. Сознанием, не захваченным до конца злостью, Сара удивилась силе охватившей ее ярости. До знакомства с этим наглецом она гордилась умением держать себя в руках.

– Я буду разговаривать с тобой, проклятая, так как только захочу, – он все еще выплевывал слова и смотрел на Сару так, будто хотел ее придушить.

– Мне плевать на то, что ты краснеешь до самых кончиков своих чопорных ножек всякий раз, когда видишь меня. С этого момента, если ты отправляешься на прогулку, я еду с тобой. Поняла?

Сару трясло от гнева.

– Кто ты такой, чтобы командовать? Только потому, только потому…

Глаза Доминика потемнели, и Сара резко оборвала фразу. Не стоит выяснять причину.

– Здесь, Галагер, командую я, а не ты!

Она уже кричала в полный голос. Доминик взял ее за руки и крепко сжал их. Если бы она не была настолько зла, то сморщилась бы от боли. Глаза молодого человека превратились в узкие злые щелочки.

– Ты слышала о пожаре на западе? Он был подстроен, Сара! Этим утром. Возможно, шайкой беглых. Ты забыла о человеке, который напал на тебя? Возможно, это он. Никто не знает точно. Но тот, кто совершил поджог, этим утром был на ферме. Никого не поймали, никого не видели, но они могли спрятаться. Что если бы ты столкнулась с ними? Как ты думаешь, что бы они с тобой сделали? Ты – глупая баба, неужели ты ничего не понимаешь? Тебе стыдно за то, что произошло ночью? Черт возьми, может быть, ты хочешь сравнить это с изнасилованием?

– Меня тошнит от тебя! – Сара почувствовала, как краснеет от стыда и ярости. Пальцы сами сжимались в кулаки. Она вырвала руки и изо всей силы размахнулась, чтобы ударить его. Но промахнулась. Он поймал ее руку, грубо разжал кулак, заставляя Сару съеживаться от боли.

– Я предупредил, что не люблю жестокости, – пробормотал он. Сара не успела и глазом моргнуть, как он дернул ее за руку и прижал к себе, крепко обнимая. Она увидела, как к ней приближаются беспощадные губы…

Поцелуй был коротким, крепким и грубым. Сара не разжимала губ до тех пор, пока он не сжал пальцами ей щеки. Она почувствовала, как в рот проникает его язык. Он вновь захватывал территорию, завоеванную прошлой ночью, и заставлял понять, что мужчина является хозяином положения хотя бы потому, что на его стороне физическое превосходство. Сара не могла сопротивляться, Галагер слишком плотно прижал ее к себе. Она нашла другой выход. Стояла неподвижно, не уступая ему ни дюйма. Чего бы он ни захотел от нее, ему придется брать силой.

Наконец он поднял голову, грязно выругался и оттолкнул ее с такой силой, что она чуть не упала. Удерживая равновесие, она ухватилась за ворота, потом повернула к нему искаженное гневом и ненавистью лицо.

– Ты, грязный каторжник, – прошипела она угрожающе, специально выбрав слово, которое уязвит его как можно больнее, – как ты смеешь бить меня! Я найду средство, чтобы заставить тебя пожалеть о том, что ты появился на свет.

Сцепив от злости зубы, Галагер шагнул к ней. Смелость Сары несколько уменьшилась. Она быстро повернулась, подхватила юбки и помчалась в сторону дома. Она выскочила из конюшни стрелой, не заметив, что Лиза стояла возле стены, спрятавшись за угол. Сара не обратила внимания на сестру.

Было далеко за полночь, но Доминик все еще не спал. Он лежал на твердой, узкой койке под навесом, который служил ему теперь домом. Да и не только ему, а всем каторжникам и нескольким аборигенам, которые кучковались в дальнем углу.

Его окружали привычные теперь звуки. Фипс, толстый, высокий, разбойник всхлипывал во сне как ребенок на койке справа. Так он плакал все ночи напролет с тех пор, как Доминик приехал сюда. Доминик уже успел научиться не обращать внимания на спящих.

С противоположной стороны спал Брэди – невысокий, полный весельчак из Йоркшира. Он спал тихо, как невинный младенец. Можно было сделать вывод, что нельзя полагаться на сон человека, если хочешь определить его характер. Фипс, был только вором, он никому не причинил вреда, но плакал во сне. А контрабандист Брэди убил охотничьим ножом жену и двух малолетних детей, когда обнаружил, что жена неверна ему. Но он спал, как ангел с тех самых пор, как попал сюда. Просыпался только от удара ботинка надсмотрщика.

Сам Доминик сегодня не мог спать. Он лежал на спине, подсунув под голову руку, и смотрел в черное бархатное небо. Оно виднелось в щели между неплотно пригнанными досками. Доминик проклинал себя за то, что грубо разговаривал с Сарой.

Ведь он собирался быть нежным и ласковым. Но сначала она напугала его, уехав на прогулку одна, а потом так разозлила…

Внезапно он услышал топот ног, обутых в тяжелые ботинки. Доминик посмотрел на мужчин, появившихся под навесом. В темноте было невозможно их узнать. Он с удивлением наблюдал, как они шли вдоль коек, рассматривая спящих людей. В руках у одного из них был фонарь, и он освещал лица каторжников.

Доминик предположил, что надсмотрщики просто решили проверить, все ли на месте. И тут же он удивился, чего ради? Когда они подошли ближе, закрыл глаза, притворяясь, что спит, ожидая, когда они пройдут мимо. Мужчины остановились возле его кровати и погасили свет. Он инстинктивно напрягся и хотел встать.

– Взять его, – приказал один из мужчин.

Загрузка...