Была пятница, начало уик-энда перед Днем независимости.
Как минимум половина обитателей Сити должны были бы сейчас находиться по пути на отдых, но когда Аллан открыл дверь бара, оказалось, что это совсем не так. Судя по грохоту музыки и толкотне, дела в баре в эту пятницу шли как обычно.
Аллан бросил взгляд поверх толпы. Чтобы добраться до стойки, понадобится полвечера, раздраженно подумал он. Неужели всем этим людям больше некуда пойти?
Прямо перед собой он увидел Брайана, восседающего на одном из стульев и героически защищающего другой. Ухмыляясь, Аллан подошел к нему сзади.
— Привет! — произнес он. — Повезло же такому сукину сыну, как ты, провести вечерок со мной.
Брайан убрал свой пиджак со второго стула и кинул на него зловещий взгляд.
— Мало того, что последние пятнадцать минут я был вынужден грудью защищать эту мебель, так ты еще хочешь, чтобы я строил тебе глазки и жеманничал?
Рассмеявшись, Аллан сел рядом с другом.
— Извини, что опоздал, старина. Пришлось задержаться в офисе. — Кивком головы он поблагодарил все замечающего Фрэда, уже поставившего перед ним обычное питье. — Ну что, — спросил он, сделав большой глоток, — как дела?
Брайан пожал плечами.
— Смотря о чем ты спрашиваешь. Бизнес идет прекрасно. А личная жизнь — в полном дерьме.
— Что случилось?
— Я порвал с Флоренс.
— Это последняя? — Аллан улыбнулся. — Раньше ты всегда рассказывал мне о них…
— Но в последнее время тебе стало явно не до моих подружек. — Брайан вздохнул. — Да, Флоренс была моей леди месяца.
— На чем же вы не поладили?
— Как всегда. Завела шарманку на тему вечной любви. — Брайан нарочито передернулся. — Нам ведь этого и даром не нужно, верно?
— Нет, — ответил Аллан после еле заметной паузы. — Ни в коем случае.
— А как дела у тебя? Все сидишь допоздна?
Какая уж там работа, подумал Аллан, действительно теперь надолго засиживающийся в своем кабинете после окончания рабочего дня. Но был ли смысл торопиться домой?
Если он попадал в дом до семи часов, они ужинали вместе, Маргарет на одном конце длинного стола, он — на другом.
— Как прошел день? — спрашивал он.
Она отвечала, что прекрасно, и задавала ему ответный вопрос. Затем они погружались в ставшее уже привычным вежливое молчание, в котором пребывали со дня бракосочетания.
Аллан нахмурился.
— Да, я по-прежнему много работаю. Знаешь, оказывается, по вечерам, когда все уходят и замолкают телефоны, работа идет гораздо лучше.
Брайан кивнул.
— Конечно, почему бы и нет? Спешить домой тебе незачем. — Он взглянул на друга и лукаво улыбнулся. — Если, конечно, ситуация не изменилась и ты не начал извлекать преимущества из проживания под одной крышей с временной женой.
Аллан пристально посмотрел на него.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду?
— Спокойно, не нервничай. Просто мне интересно, сохраняется ли статус-кво, вот и все.
Глаза Аллана потеплели.
— Разумеется, — ответил он. — Извини, Брайан, неделя была тяжелой.
— Все в порядке, старик. Я понимаю, каково тебе сейчас.
Нет, подумал Аллан, вряд ли даже Брайан понимает всю сложность его положения.
Брайан никогда не жил в одном доме с женщиной, которая с таким же успехом могла быть просто привидением. Ему не доводилось входить в комнату, чтобы увидеть, как она вежливо улыбается и тут же уходит. Он никогда не ощущал слабого аромата духов, оставшегося от ее недавнего пребывания в какой-нибудь комнате. И конечно, Брайан никогда не слышал нежного смеха во время телефонных разговоров и не проводил следующие несколько часов, сходя с ума от попыток догадаться, кто это, черт побери, способен заставить ее смеяться, когда сам он не в состоянии этого сделать.
Нет, Брайан не имел об этом никакого понятия. И он не лежал ночь за ночью один в своей постели, с горящим, как в огне телом, зная, что всего одним лестничным пролетом выше лежит, тоже одна, самая прекрасная женщина в мире…
— …К старику?
Аллан смутился.
— Извини, Брайан. Я прослушал, что ты сказал.
— Я спросил тебя, по-прежнему ли вы с Маргарет совершаете еженедельные паломничества в дом твоего деда или спустя пять с половиной месяцев дисциплина немного поослабла?
— Ты шутишь? Это же командная игра. Он и мисс Коулсон ожидают нас каждое воскресенье ровно в час дня.
— И старикан по-прежнему здоров, энергичен и счастлив.
— Да, он чувствует себя прекрасно. — Аллан улыбнулся. — И без ума от Маргарет. И хочешь верь, хочешь не верь, теперь, узнав его получше, она тоже привязалась к нему.
— Ну и что же произойдет, когда твой матримониальный опыт наконец подойдет к концу? Осталась ведь одна неделя, не так ли?
Аллан отпил еще глоток.
— Совершенно верно.
— Но что скажет на это твой дед?
— А что он может сказать? Он знал о контракте, который мы подписали, с самого начала. Я никогда не лгал ему.
— Да, но он, должно быть, на что-то надеется?
— Разумеется. Но дед — прагматик. Он хотел, чтобы я попробовал жениться, я согласился. И если из этого ничего не вышло…
— Се ля ви, как говорят в Бруклине?
Аллан рассмеялся.
— Совершенно верно.
— Ну что ж, ты всегда утверждал, что в этой авантюре и его доля вины. Жена, которую он тебе нашел, оказалась неподходящей, не так ли?
— Да, — помолчав минуту, сказал Аллан. — Видимо, так.
— Значит, мисс Благовоспитанность — само совершенство, доброта и услужливость, свет в окошке — оказалась зловредной, бессердечной, безразличной стервой, которая только выглядит горячей штучкой, а на самом деле обладает сексуальным темпераментом холодильника…
Аллан действовал так быстро, что потом окружающие так и не смогли прийти к единому мнению, что же произошло на самом деле. Сходились только в одном — двое сидели и мирно разговаривали, и вдруг тот, что повыше и посимпатичнее, вскочил на ноги, схватил более плотного за воротник и приложил его спиной о стойку бара с такой силой, что та чуть не рухнула.
— Заткнись! — прорычал Аллан.
— Эй! — Рот Брайана открывался и закрывался, как у вытащенной из воды рыбы. — Эй,— прохрипел он, поднимаясь на цыпочки и пытаясь разжать руки друга, — что с тобой?
— Ты говоришь о моей жене, Брайан. О моей жене! И не забывай об этом, черт побери.
— Хорошо, старик, хорошо. Только отпусти меня, ладно?
Они смотрели друг на друга. Брайан покраснел как вареный рак, на мертвенно бледном лице Аллана резко выделялись потемневшие, полные ярости глаза.
Стальная хватка медленно ослабла. Зрачки Аллана вновь посветлели, он отпустил воротник Брайана и пробормотал:
— Черт побери.
Брайан плюхнулся на стул. Приутихший было вокруг них шум возобновился.
Аллан тоже сел, трясущимися руками взял стакан и осушил его до дна. Потом поставил на стол и посмотрел на друга.
— Она моя жена, — сказал он. — Маргарет — моя жена. Ты понимаешь это?
И, прежде чем Брайан успел ответить, он поднялся и, пробравшись сквозь толпу, вышел из бара.
Маргарет сидела в гостиной с закрытым журналом на коленях. Очередной вечер пятницы, думала она. Еще один вечер, проведенный в напрасных попытках не думать о том, каким образом проводит его Аллан со своим холостым дружком.
Нахмурившись, Маргарет положила журнал на стол и встала. Ей нет до этого никакого дела. Что бы там ни творилось, ее это не касается. Если не принимать во внимание клочок бумажки, на котором их имена напечатаны рядом, он такой же холостяк, как и его друг, Брайан Дикон.
В доме стояла мертвая тишина. Она так и не смогла привыкнуть к этой никем не нарушаемой тишине. Когда Аллана вечерами не бывало дома — а так было почти всегда, — она бесцельно бродила из комнаты в комнату. Иногда, заслышав звук открываемой двери, чувствовала, что сердце начинает биться учащенно, и с трудом удерживалась, чтобы не броситься вниз по лестнице ему навстречу…
Неудивительно, что ее так угнетала тишина. Раньше она никогда не оставалась по-настоящему одна. Когда была маленькой, они с матерью постоянно переезжали из одной тесной квартирки в другую. В частной школе она делила комнату с другой девочкой, а потом, после ее окончания, точно так же делила с подругой меблированную квартиру, которая была меньше по размеру, чем ее теперешняя ванная.
Раздавшийся внезапно телефонный звонок заставил Маргарет встрепенуться. Это, наверное, Эдит, манекенщица, которая пыталась удержать ее от той, теперь уже далекой, ссоры с Алланом в супермаркете. Несколько недель назад они столкнулись нос к носу на улице недалеко от ее дома.
— Что нового? — спросила тогда Эдит, и Маргарет, немного помедлив, ответила, что, собственно говоря, все по-старому, после чего они обменялись телефонами. Эдит оказалась приятной собеседницей, иногда заставляла Маргарет улыбаться и даже, правда нечасто, смеяться.
Но это звонила не Эдит, а Дайана.
— Здравствуй, дорогая, — сказала она. — Я не очень поздно? Как поживаешь? Я ни от чего не оторвала вас с Алланом?
Маргарет вздохнула. Вопросы матери всегда были одинаковыми по сути и отличались только формулировкой.
— Ты ни от чего не оторвала нас, мама. Аллана нет дома.
— В такое время? Где же он?
— Думаю, встречается с другом. Хотя не очень уверена в этом.
— Что ты говоришь, как это не уверена? Он все-таки твой муж.
— Мама, пожалуйста. Зачем эти игры? Ты прекрасно знаешь, что наши отношения совсем другого рода. Он живет своей жизнью, я — своей.
— Для чего же тогда существует замужество!
Маргарет устроилась на диване поудобнее. Трудно сказать, над чем хотелось смеяться больше — над высказываниями матери по поводу брака вообще или над тем, как упорно она делает вид, что их брак — настоящий. Но сейчас не было настроения смеяться ни над тем, ни над другим.
— Ты звонишь по делу, мама?
Дайана фыркнула.
— Чтобы позвонить дочери, мать вовсе не нуждается в особых причинах, но если уж ты спросила, то можешь сказать своему мужу, что этому дому скоро понадобится новый водонагреватель.
Маргарет опять вздохнула.
— Ты же знаешь, что Аллан не собирается вечно платить за содержание дома. Не пора ли тебе подыскать какую-нибудь работу?
— Он платил бы, — сердито возразила Дайана, — если бы ты сделала так, чтобы ваш брак стал настоящим.
Маргарет почувствовала, как к горлу подступает комок.
— Аллан — чудесный улов. И если ты поведешь игру правильно, то сможешь удержать его.
Маргарет коротко рассмеялась.
— Аллан не рыба, мама!
— Разве с ним трудно жить?
Маргарет подумала о тех нередких днях, когда они обходились только вежливым «доброе утро» и не менее вежливым «спокойной ночи».
— Нет, — не совсем уверенно сказала она, — не трудно.
— Так в чем же дело? Не хочешь же ты сказать, что он скуп?
Скуп? Маргарет вспомнила кучу кредитных карточек, заполнявших ее сумку, — карточек, которыми она ни разу не воспользовалась. Подумала о невостребованных суммах, еженедельно поступающих на ее текущий счет, о положенном в банк на ее имя капитале, которого она даже не коснулась…
— Нет, мама. Аллан очень щедр.
— Неужели он заставляет тебя готовить или работать по дому?
Тут Маргарет не удержалась и улыбнулась. Приготовление пищи и уборка дома были для Дайаны хуже горькой редьки.
— У него есть домоправительница и уборщицы.
— Тогда в чем же дело? — голос матери зазвучал резче. — А делаешь ли ты все, что нужно, чтобы удовлетворить его в постели?
Маргарет покраснела и торопливо поднялась на ноги.
— Мне надо идти, мама, — солгала она. — Кажется, пришел Аллан.
— Так, значит, вот в чем дело? Мэгги, нельзя же изображать из себя невинность, если хочешь доставить удовольствие такому искушенному мужчине, как твой муж. Избавься от своей скованности. Закажи специальные журналы. Купи подходящее нижнее белье. Мужчинам нравится черный шелк, подвязки и туфли на высоких каблуках.
— До свидания, мама, — торопливо сказала Маргарет. — Я позвоню тебе на днях.
Она повесила трубку, лицо пылало.
Ужасно. Просто ужасно. Уроки семейной жизни от эксперта мирового класса вместе с началами сексологии. Но почему бы не сказать матери правду, что они с Алланом вообще ни разу не спали вместе? Но Дайана просто рассмеялась бы ей в лицо. И назвала бы дочь полной идиоткой — разве можно отказываться делить постель с таким красивым и чувственным мужчиной?
Теперь она знала, что он был не только красив и не только сексуален. Все вокруг считали Аллана прекрасным человеком. Его дед думал так же. Маргарет видела, какие гордость и любовь светились в глазах Каспара, когда он смотрел на внука. Да и кого это могло бы удивить? Со стариком он вел себя как любящий, добросердечный, заботливый внук.
Таким он был со всеми, только не с ней. И прекрасно. Пусть дурачит окружающих, но она-то знает правду. Знает, что представляет из себя этот человек, знает, что он…
— Что же мне делать? — в порыве отчаяния прошептала Маргарет, закрывая лицо ладонями. Но спустя мгновение вытерла слезы и медленно поднялась на ноги. Одна неделя, осталась всего одна неделя, и вся эта кутерьма закончится. Ей осталось прожить в этом доме всего семь дней, и больше она никогда не увидит его…
И никогда больше не придется притворяться, что появление Аллана не волнует ее. Не будет тех, пусть немногих, вечеров, когда он приходил домой рано, и они ужинали вместе, и ей не приходилось час за часом ждать, не послышатся ли звук ключа, вставляемого в замочную скважину, а потом шаги по лестнице.
Сколько ночей Маргарет провела без сна, прислушиваясь к звукам его шагов, гадая, что она будет делать, если они преодолеют последний пролет и остановятся возле ее двери.
Маргарет вздрогнула. Что с ней сегодня? Так можно совсем свихнуться. Необходимо что-нибудь предпринять, иначе она действительно сойдет с ума.
Прогулка. Прогулка утомит, снимет напряжение. Но сегодня пятница. Тротуары заполнены гуляющими парочками, которые держатся за руки, улыбаются друг другу.
Ладно. Тогда она спустится в спортзал и включит гидромассаж в бассейне. Это было одно из немногих приспособлений в доме, которыми Маргарет пользовалась без всякого стеснения, так ей полюбилось ощущение водяных струй, хлещущих по коже.
Правда, Аллан любезно предоставил жене полную свободу, разрешив делать в доме все, что захочется, но из предосторожности она пользовалась бассейном только днем, когда не было опасности быть застигнутой врасплох. Каким бы скромным ни был купальный костюм, не хотелось, чтобы он видел ее в нем.
Но сегодня бояться нечего. Еще не было семи часов, а Аллан вернется домой не раньше полуночи. По пятницам так бывало всегда. К тому времени Маргарет обычно уже давно лежала в постели, прислушиваясь к звуку открываемого замка и гадая, где он был и с кем.
Чтобы в голову и дальше не лезли идиотские мысли, Маргарет прошла в свою комнату, переоделась в простой белый купальный костюм и спустилась в спортзал.
Аллан открыл входную дверь и швырнул ключи на стоящий рядом стол.
— Мэгги?
Голос гулко прозвучал в тишине прихожей.
— Мэгги? Где ты?
Нервно пригладив волосы, Аллан пошел по комнатам. В такси, по дороге из бара, он предвкушал момент, когда войдет в дом и увидит ее. Теперь, оказывается, он в доме один, и предвкушение быстро сменилось разочарованием. Маргарет не было.
Может, следовало бы позвонить, предупредить, что планы изменились и что он едет домой? Но Аллан никогда еще не звонил — он либо был дома, либо его не было, так установилось с самого начала. И он сам не только хотел этого, он настоял на этом.
Да и что бы он ей сказал? Что возвращается домой из-за своей дурацкой выходки в баре? Что завелся после слов Брайана в ее адрес, хотя перед этим сам говорил и думал то же самое?
Аллан поднялся по мраморным ступеням лестницы на второй этаж, шаги гулко отдавались в пустом доме. Заглянул в библиотеку, в гостиную.
Как он и предполагал, везде было пусто. Лестница наверх, к комнатам Маргарет, исчезала в полутьме. Подойдя к ней, Аллан положил руку на перила и, подняв голову, посмотрел на закрытую дверь.
Может быть, она там? Когда он бывал дома, Маргарет почти не выходила. Иногда до него доносились звуки музыки. Аллан уже знал — она предпочитала Гершвина и Рахманинова. Он улыбнулся, подумав, что до появления в доме Маргарет вся музыка, сочиненная до шестидесятых годов, казалась ему не стоящей никакого внимания. Но теперь…
Из комнаты не доносилось ни единого звука. По всей видимости, она куда-нибудь вышла. Что ж, вечер был теплым, кафе на открытом воздухе еще не закрылись. Должно быть, Маргарет пошла прогуляться или встречается с другом — с тем, который иногда смешит ее по телефону.
Аллан вздохнул. Что с ним сегодня творится? От отвращения к самому себе он даже фыркнул. Вероятно, она, как и он сам, рада, что осталась всего неделя их совместной жизни. К тому же, черт побери, все, что сказал ему сегодня Брайан, было чистой правдой. Что сейчас действительно нужно, так это тяжелая физическая нагрузка, которая позволит размять одеревеневшие мышцы — а заодно и мозги…
Аллан снял пиджак и галстук. Полчаса на тренажере, подумал он, расстегивая рубашку. Нет, черт побери, час на тренажере и водный массаж в бассейне приведут его в норму.
Ступив на лестницу, ведущую в цокольный этаж, Аллан нахмурился. Неужели он забыл утром выключить свет? А что это за шум? Гидромассаж тоже остался включенным?
Он открыл дверь в зал и просто остолбенел. С поверхности горячей воды поднимался легкий парок, похожий на туман. И из этого тумана, подобно нимфе из древней легенды, поднималась Маргарет.
Аллан впился в нее глазами. Капельки воды на белоснежной коже в свете ламп сверкали как бриллианты. Золотые пряди каскадом ниспадали по спине. Простой белый купальный костюм почти не скрывал ее тела — мокрый материал стал почти прозрачным, позволяя видеть гордую, крепкую грудь, бутоны сосков и легкую тень в месте соединения бедер.
Но поразило Аллана и заставило сердце забиться сильнее не это, а ее лицо. И даже не широко распахнутые от неожиданности глаза и удивленно полуоткрытые губы, а откровенная радость, подобно молнии пробежавшая по прекрасным чертам при виде его, стоящего в дверях.
— Аллан? — Голос Маргарет звучал сдавленно. — Что… что вы здесь делаете?
Он обнаружил, что ему трудно говорить.
— Я… я изменил свои планы на сегодня. Мне захотелось… увидеть вас.
Маргарет нервно облизнула губы.
— Я… я не стала бы пользоваться бассейном, если бы… если бы знала, что вы… Послушайте, дайте мне вытереться, переодеться и…
— Нет.
— Аллан, пожалуйста…
Он двинулся вперед, и слова замерли на ее устах. Ноги стали как ватные, она вся дрожала.
Аллан был так прекрасен, прекрасен истинно мужской красотой. Рубашка, расстегнутая до самого пояса, обнажала загорелую, мускулистую грудь, покрытую завитками темных волос. Глаза — его глаза — были темнее обычного и горели огнем.
Подойдя к ней совсем близко, Аллан остановился.
— Мэгги, — хрипло проговорил он.
— Нет, — прошептала она, — пожалуйста, не надо…
И тут же, оказавшись в его объятиях, безвольно закинула голову назад.
Его поцелуй был горячим и таким требовательным, что она должна была бы испугаться. Но разве можно пугаться того, о чем мечтала столько бессонных ночей? Чувствовать его губы, проникновение языка, покусывание зубов.
Шепча его имя, она обнимала Аллана за шею, ласкала шелковистые волосы на затылке, просунув руки под рубашку, гладила мускулистые плечи и спину.
— Да, — произнес он, — да, радость моя, да.
Он застонал и с силой прижал Маргарет к себе. Он слышал, как бьется ее сердце, ощущал округлости нежных грудей. Его возбуждали каждый дюйм ее тела, стройные, длинные ноги, изящные линии бедер.
Сжав ладонями ее ягодицы, Аллан поднял девушку на себя.
— Как долго, — бормотал он, покрывая поцелуями ее шею, — как долго я этого ждал.
Его руки зарылись в волосы Маргарет, потом он взял в ладони ее лицо и, подняв его вверх, смотрел на горящие огнем щеки и сверкающие страстью глаза. Она желала его с такой же силой, как и он ее.
— Аллан, — прошептала она возле его губ. — Аллан, пожалуйста. Я хочу… я хочу…
Подняв ее на руки и не прерывая поцелуя, он понес Маргарет по лестнице, все выше и выше, сквозь полумрак и безмолвие квартиры в бездонную мягкость своей постели.
Его руки сорвали купальный костюм, оставив дрожащую Маргарет абсолютно нагой, потом — одежду с него самого, и он оказался рядом.
Она была так прекрасна. Откинувшись назад, он мог видеть ее всю: высокие, округлые груди, точеную талию, женственно выпуклые бедра и светлый хохолок между ними.
Он хотел всего. Всего. Хотел ласкать ее кожу, изучить ее тело с головы до ног, целовать ее везде, пока вкус этого тела не станет для него знакомым, своим. А потом…
— Мэгги, — произнес Аллан срывающимся голосом. — Мэгги…
Снова взяв ее лицо в свои ладони, он поцеловал открывшиеся ему навстречу губы, проникая языком между ними, чувствуя нежную упругость ее языка. В ответ на его ласку она задрожала всем телом.
Он чувствовал, что вот-вот взорвется. Еще никогда ему не хотелось женщины так сильно. Но надо подождать. Надо подождать, пусть даже ценой собственной смерти — не только, чтобы продлить блаженство, но и потому, что за страстностью Мэгги он чувствовал что-то еще, какую-то нерешительность, заставляющую его думать… заставляющую его надеяться…
— Аллан? — прошептала она, и прозвучавшие в ее голосе вопрос и желание чуть не свели его с ума.
Положив руку ей на грудь, Аллан нежно потер сосок подушечкой большого пальца.
— Какое совершенство, — произнес он заплетающимся языком. — Какая сладость…
Наклонив голову, он лизнул холмик соска, взял его в рот и, услышав при этом короткий, резкий вздох блаженства, ощутил острый приступ наслаждения. Ее тело сотрясали рыдания, она билась в его объятиях, такая податливая и желанная.
Пальцы Аллана скользнули по ее животу, Маргарет напряглась, но он успокоил ее, нежно поцеловав в глаза, потом в шею, вновь медленно направил руку к завиткам волос, скрывающим средоточие женского естества, и, почувствовав его влагу, ощутил прилив острого желания. Теперь его тоже била дрожь, и он осторожно раздвинул нежные розовые лепестки между ее ног. Не торопясь, он начал водить пальцем по набухшей плоти, пока Маргарет не прогнулась навстречу, выкрикнув его имя. Потом, наконец, он приподнялся и встал на колени между ее ног.
— Мэгги, — сказал Аллан, — посмотри на меня.
Она подчинилась, и он, наклонившись, начал входить в нее, медленно… пока не почувствовал тонкую преграду, надежда обнаружить которую появилась у него несколько мгновений назад.
Но одно дело надеяться, реально ощутить — совсем другое. Потрясение, которое он испытал, нащупав этот хрупкий барьер, чуть не охладило его. Аллан начал было отступать, но Маргарет остановила его и, прогнувшись всем телом, подала его бедра на себя.
— Не покидай меня! — взмолилась она. — Я умру, если ты сделаешь это! Я просто умру!
И я тоже, подумал Аллан. Умру от одной мысли о расставании с тобой, от того, что так и не сказал… так и не сказал…
И, скользнув ладонями под бедра, он приподнял ее навстречу себе, до самого конца погрузившись в мягкую, жадно принимающую его плоть жены.