Чужака все-таки пришлось нести. Он как-то умудрился вывихнуть себе лодыжку и хотя она вправила ему сустав и даже привязала к ноге прямую ветку, проведя иммобилизацию конечности — все равно он не мог идти. По крайней мере не мог идти быстро. Потому Тайра молча закинула его на плечо и неспешной рысью потрусила к селению. В одной руке она сжимала окровавленное копье — и зачем она его с собой взяла? Чужак периодически пытался вырваться, но потом затих, видимо потерял сознание.
Она увидела вдали высокую ограду поселения и прибавила ходу. А вот и ворота.
— Эй! — крикнула она и стукнула копьем в металлическую, покрытую облупившейся краской поверхность: — кто там? Открывай давай. Это я!
— Кого там черти… Тайра! — в окошко наверху ворот просунулась любопытная физиономия Олешки, он выпучил глаза и поморгал несколько раз: — а это кто с тобой?
— Открывай. Не твоего ума дело — важно сказала Тайра. Она — Охотница на Тварей, а Олешка всего лишь один из молодых стражей, нечего его расповаживать. Сегодня они вопросы ей задают, а завтра что?
— Ох, конечно — скрывается из виду Олешка и за воротами раздается лязг, удар, еще лязг и наконец тяжелые створки начинают открываться. Тайра проходит внутрь, отмечая, что под глазами у Олешки темные круги. Опять не спал, думает она, опять молодые по ночам у Айны собираются, да сбродившую грибную настойку пьют. От нее же по утрам голова болит, зачем так делать? И Ларс, если узнает, отправит отхожие места чистить или чего похуже, вот охота им…
— Хорошо сходила? — спрашивает Олешка и переминается с ноги на ногу. Он стесняется. Тайра знает, что нравится ему, как и всем молодым парням из поселения и даже нескольким девушкам. Но Ларс ей разрешил не обращать на это внимания, потому что она Охотница и может не проводить Обряд Плодородия, потому как ей некогда на свидания ходить.
— Плохо сходила — отвечает Тайра, решив все же поговорить с ним, пожалеть его самолюбие. А то опять перепьется грибной настойки с горя.
— Что так? — радуется Олешка, радуется тому, что она все-таки обратила на него внимание и что он может постоять у ворот и почесать языком в свое удовольствие, а ежели кто мимо пройдет, так вообще праздник — как же, обычно нелюдимая Тайра с ним разговаривала.
— Тварь на северо-западе попалась. Почти десять кликов отсюда. Старая Тварь. — Тайра прислоняет копье к стене и аккуратно кладет чужака на гладкое и теплое покрытие, которое начиналось сразу после ворот.
— Надо Грома оповестить. Охотничью партию собрать — беспокоится Олешка, но Тайра усмехается про себя. Вот ради этого момента она и остановилась поболтать у ворот. Она небрежным жестом достает ядро, завернутое в тряпицу и разворачивает ее, выставляя на обозрение янтарное свечение.
— Ого… шепчет Олешка, благоговейно глядя на ядро Твари: — это ты получается… в одного? Да как такое возможно вообще?
— Есть парочка трюков — отвечает Тайра и заворачивает ядро обратно в тряпицу: — подрастешь — поймешь.
— Не — машет рукой страж: — я никогда так не смогу. Ты же Тайра, чего тут… у тебя конечно получается. Чтобы Тварь один на один, на нож взять — это даже Грому не по плечу. Сильная ты. И быстрая. И… красивая… — последние слова он произносит едва слышно, отводя глаза в сторону. Тайра вдруг чувствует потребность приободрить паренька и, сделав быстрый шаг — сжимает его в объятиях.
— Ты чего! — бухтит и краснеет в ее объятиях Олешка, даже делая вид, что хочет освободится. Но Тайра держит крепко, да и он не особо сопротивляется. Он обмягкает в ее руках и позволяет потискать себя.
— Ну пусти, ну хватит — в конце концов говорит он и Тайра отпускает его, напоследок взъерошив ему волосы. Он поправляет прическу и поводит плечами.
— Все будет хорошо, страж ворот — подбадривает его Тайра и тот вздыхает.
— Красивая ты, Тайра, да только не понимаешь ничего — говорит он: — да ладно… ты ко мне как к брату, а я… совсем другого хочу…
— Все люди в Лесу — братья — автоматически отвечает Тайра и задумывается. Братья ли? Эти вот, которые все там и умерли — вели себя совсем не по-братски. Как там Ларс из Кодекса читал — простить ли мне, брата своего до семи раз? Не до семи а до семижды семидесяти. Так написано в Кодексе. Но церковник говорил, что не написано, да и чужак сказал, что такого не помнит. Кстати, вот что в начале было Слово — помнит. А про Лес и людей, которые все друг другу братья — не помнит.
Это что же получается, думает она, разные у нас с ними Кодексы? У церковника — церковный, а у чужака — городской. Хотя Ларс говорит, что Кодекс на то и Кодекс, что един он на всех.
— Ты Ларса не видел? — спрашивает она у Олешки, поняв, что избавить ее голову от вопросов может только старейшина. Все неразрешимые противоречия сходились на нем. Вот пусть и объяснит.
— Не видел — пожимает плечами тот: — может у себя? Тебя, кстати Айна спрашивала… мол когда вернешься и надолго ли…
— Перебьется — коротко отвечает Тайра, взваливая так и не пришедшего в сознание чужака на плечо: — ей одни забавы на уме. Я пошла Ларса поищу, чужака ему покажу, да пара вопросов к нему есть.
— Ну… хорошо. Я тут буду стоять, если что — говорит Олешка грустно. Она уходит от ворот легким шагом, прикидывая, где Ларс может быть. Скорее всего — у себя в Доме.
— Ларс! — говорит она, повышая голос и откидывая тяжелый полог в сторону: — ты тут, старейшина?
— Охотница! Ты вовремя! — слышится дребезжащий голос старейшины и она идет на этот голос. Еще один полог откинут и вот она уже в опочивальне Ларса. Сам старейшина лежит на меховых шкурах, бледен и вял. Трубку курит.
— Добра тебе, старейшина — Тайра кладет на шкуры чужака. Чужак делает вид, что все еще без сознания, но она видит, как дрожат его ресницы и как глазные яблоки поворачиваются под веками на звук голоса.
— И тебе добра, Охотница. Что это ты мне сегодня принесла? Начала на людей в Лесу охотиться? — старейшина улыбается уголками рта, аккуратно придерживая трубку слабеющими руками. Совсем слаб стал, думает Тайра, его бы подлечить как следует, был бы он Тварью, вставили бы ему новое ядро и как новенький стал бы. Жаль с людьми такое не работает.
— Почти — говорит Тайра и вспоминает что оставила окровавленное копье у ворот, забыла. Ну и ладно, у нее есть чем подтвердить свои слова. Она скидывает рюкзак и копается в нем. Вот она, странная штуковина, которая метает огонь и металл, которую держал в руках воин по имени Капитан. Правда, когда она метнула копье, она поломала эту штуковину пополам, но все же. Она достает остатки оружия Капитана и кладет его перед Ларсом. Он смотрит на обломок и становится еще бледнее.
— Где ты это нашла? — спрашивает он: — как?
— Тварь. Северо-запад, десять кликов. — начинает объяснять она. Ларс привстает со шкур и кряхтя берет в руки обломок странного оружия. Выслушивает ее. Бросает быстрый взгляд на чужака.
— Вера! — повышает он голос и в покои вбегает Верунчик, мелкая помощница Ларса, дармоедка живущая рядом, со всеми своими веснушками и поцарапанными, острыми коленками.
— Звали? — спрашивает она и нервно косится то ли на Тайру, то ли на чужака, который продолжает притворятся. Верунчик ее побаивается и поделом. Нечего на праздники черешню воровать — она предупреждала, что отшлепает.
— Зови сюда Грома. Быстро! И как придет — чтобы ни души в Доме не было. И двери закройте! — командует Ларс и она тут же исчезает, только пыль в воздух поднялась.
— Кхе-кхе — кашляет Ларс: — натворила ты делов Тайра. Церковники теперь от нас не отстанут. Говорил я тебе, что нельзя людей убивать, а в Лесу — особенно. Эх… — он машет рукой: — а теперь…
— Кстати — вспоминает она: — ты же говорил, что все в Лесу братья и это в Кодексе написано.
— Написано — подтверждает Ларс и вынимает трубку изо рта: — я же сам тебе читал.
— Ибо каждый в Лесу брат тебе и брату — братово отдай… так кажется? — спрашивает Тайра, внимательно следя за глазами старейшины — моргнет, не моргнет. Моргнул. Недоуменно так.
— Нет, не так — говорит он: — сказано было «В Лесу каждый человек — тебе и друг другу брат». Не помнишь?
— А… вот как. — кивает она. Она помнит эту фразу. Вот только каждый раз она звучала немного по-другому. Странное чувство возникло у нее в груди. Так же, как она знала, совершенно точно знала, что Тварь — древняя и что ее клыки давно протухли — она знала сейчас, что старейшина обманывает ее.
Но для чего? Зачем ей врать про Кодекс? Она открыла рот, чтобы спросить Ларса напрямую и тут в покой вошел Гром.
— Тайра! — расплылся в улыбке он: — вернулась! Дай-ка я тебя обниму! — она вскочила на ноги и тотчас оказалась в медвежьих объятиях Грома. Объятия были теплыми и надежными, такой островок в неопределенности мира.
— Гром! — она зарылась лицом в его меховую безрукавку: — старый ты перец! Нипочем не угадаешь что со мной случилось! Сперва Тварь, потом чужак вот этот… и вот! Погоди… — она отстраняется и достает замотанное в тряпицу ядро Твари, аккуратно разматывает сверток и гордо демонстрирует ему янтарное свечение.
— Вот засранка! — грохочет Гром и трепет ее по голове: — кто у нас лучшая Охотница в поселении? Да что там в поселении? По всему юго-западу! Ты молодец! Ну, рассказывай — как⁈ — и он наклонятся к ней с горящими глазами и Тайра думает что Гром лучше всех понимает ее, понимает каково это…
— Гром! Хватит — негромко говорит Ларс и из старины Грома будто спускают воздух. Он оглядывается на старейшину и раздраженно морщится.
— Ларс, вот умеешь ты момент испортить. Наша девочка вернулась из рейда и вернулась не с пустыми руками! В одного Тварь завалила, ядро не испортила, извлекла и доставила как надо, и…
— И убила в лесу восемь человек — сухо продолжил Ларс.
— Что⁈ — Гром отшатнулся как от удара. Повернулся к ней: — это правда?
— Правда — кивнула Тайра. Она не видела проблемы и не понимала в чем тут дело. Чего это они тут раскудахтались. Ну, убила и убила. Тварей она уже убивала. Зверей разных — тоже. Не убивала людей, но это же была самооборона. И… не только самооборона. — она бросила взгляд на притворяющегося мертвым чужака, который лежал на мехах. Неудобно ему наверное, подумала она.
— Это случилось… — говорит Гром и садится на пол. Тайра смотрит на него и не понимает. В голосе Грома — не осуждение. И не сожаление. В нем — радость. Чему он радуется? Может тому, что она теперь умеет убивать людей? Это не сложно. В ее голове прямо сейчас есть тысячи, десятки тысяч вариантов убийства человека. Люди — такие хрупкие существа. Она могла бы убить и Ларса и Грома меньше чем за секунду, стоит ей только принять такое решение. Конечно, она никогда так не сделает, но все-таки люди такие хрупкие.
— Сколько на этот раз? — ворчит Ларс: — сколько? Периоды уменьшаются, Гром. Ты уверен, что стираешь достаточно? Как это работает вообще?
— Это случайность — говорит Гром: — просто случайность. Ну встретила она кого-то на дороге, эти придурки ее спровоцировали, вот и… концепция самообороны в подкорке прошита. Базовые рефлексы.
— Исправь все это. А потом — пошли ее убрать трупы в лесу. Мне меньше всего церковники тут нужны.
— А этого? — Гром кивает на чужака и чужак сдерживает дыхание.
— Он поди помер уже… — Ларс чешет подбородок черенком трубки: — но свидетелей оставлять…
— Это да. — соглашается Гром. Тайра хмурится. Ей не нравится разговор. Не нравится, как ведут себя эти двое. Они разговаривают так, будто ее и нет вовсе. Будто она — предмет интерьера. Декорация. Вещь.
— Старейшина Ларс. Гром — говорит она, не выдавая своего раздражения: — может мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? — она поворачивает голову и тут Гром бросает Слово.
Она слышала Слово и не один раз, вдруг понимает она и уже раскрывает рот, чтобы спросить и… ничего. Она не может открыть рот. Тайра поднимает руки ко рту и понимает что руки ее не слушаются. Все тело ее не слушается. Она — парализована, как мелкие зверушки в лесу, в которых паразиты Тварей впрыснули свой яд.
— Видишь, что происходит — ворчит Ларс, пока она ужасается ситуации и пытается вернуть себе контроль над своим телом: — она уже и вопросы задает.
— Все сейчас исправим — говорит Гром: — сейчас. Только выйди, пожалуйста, ты же знаешь, что я…
— Вот каждый раз я думаю, что ты это специально проделываешь — отвечает Ларс и кряхтит, вставая: — чтобы просто девкой попользоваться всласть.
— Я защиту поселения под угрозу никогда не поставлю — отвечает Гром и в его голосе звучит сталь: — пшел вон, старый развратник. И не пускай никого… часа два наверное.
— Ты лучше постарайся, чтобы на этот раз она подольше продержалась. А то люди в поселке уже и замечать стали… странное. — говорит Ларс и выходит из покоев. Они остаются втроем — она, потерявшая контроль над своим телом, Гром и чужак, который притворяется что потерял сознание. Или умер.
— Тайра… — негромко говорит Гром и достает из кармана безрукавки сверток. Раскатывает его по мехам, обнажая инструменты: — мне очень жаль. Ты… и вправду красивая. И сильная. И много чего еще. И что бы ни говорил этот старый развратник — мне не доставляет это никакого удовольствия. Ну… было пару раз, но это давно уже. Когда тебя только нашли. Тогда тобой пользовались Ларс и старый Тот, вот я и… тоже. Но сейчас… сейчас ты одна из нас. Ты мне как сестра и я никогда не позволю этому старому мухомору наложить на тебя руки. Ты действительно Охотница на Тварей и гордость нашего поселка. Никто не знает кто ты и что ты, старый Тот умер и остались только мы с Ларсом. — он встает и аккуратно кладет ее на меха. Она пытается вырваться, закричать, применить одну из сотен тысяч смертоносных техник, но не может сделать ничего. Руки Грома, большие, грубые руки — скользят по ее телу освобождая ее от ремней и лямок, стягивая набедренную повязку.
— Знаешь, что самое противное в этом? — спрашивает он, доставая какой-то инструмент с острым и загнутым концом: — самое противное, что я могу признаться тебе только так… прямо перед тем, как ты сразу же все забудешь. В первый раз это было очень трудно… помнишь? Конечно не помнишь… — он вздыхает и втыкает инструмент прямо ей в грудь. Боль заполняет ее тело, но она не может ни пошевелиться, ни вздохнуть и лишь беспомощно наблюдает за происходящим.
— Раньше… — говорит Гром, откладывая инструмент в сторону и взяв другой, длинные щипцы с зазубренными концами: — раньше я бы обязательно воспользовался моментом. Ты красивая, Тайра, мечта всех парней в поселке. Но твоя красота — это твое же бремя… может и хорошо, что ты не помнишь всего, что с тобой было — он вздыхает и заносит над ней шипцы и она в очередной раз пытается закричать, но тщетно. Ее тело не слушается ее, оно словно мокрая, тяжелая тряпка на полу, словно и не ее тело вовсе…
— Что же, Охотница. — говорит он: — пришло время прощаться. Но ты не переживай, у нас будет Тайра. Все та же защитница поселения. Всегда веселая и готовая помочь словом и делом. Ты нам нужна. — она беспомощно лежит, думая о том, что мир вовсе не такой, каким она его считала и что Кодекс — вранье и что некоторых людей просто необходимо убивать. Тем более это так просто. Тут в поле ее зрения попадает чужак. Он встает за плечом у Грома и поднимает в воздух табуретку, прицеливаясь ему в голову. Что ты делаешь, думает Тайра, ты же так его не убьешь… немного правее и углом…