Глава 25.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство. Североамериканский Метрополис…
Новая серая тетрадь.
Из моей куртки пропал дневник. Проверял, не обронил ли дома, ума не приложу, где теперь все эти записи, и кто их читает. В целом, нервничаю, ведь там столько личного. (Дописано на полях другой ручкой: «не мог же его кто-то специально вытянуть из моего кармана!»).
Отметки о Тех, Кто Живут Давно, наверняка покажутся полным бредом или черновиками к литературной фантазии. Елена тогда упоминала, что внимание людей к ним слишком дорого обходится. Что это значило? Не хочу думать, что моя оплошность может повредить им, но, в дальнейшем, нужно лучше следить за вещами. Не стоит таскать блокнот везде с собой, буду держать дома в сейфе.
Вместе с этими конвертами, кстати. Нельзя светить большие суммы: в почтовом ящике позавчера нашёлся плотный конверт из крафта, там пачка в мой годовой доход! Надписано моё имя. Эти деньги для меня очень вовремя. Надеюсь, это тот самый подарок, о котором говорила Елена, а не попытка внутренней службы безопасности подловить меня на взятке, как Билла Уилкса.
Таня ездила с Глэдис на прогулку в Центральный парк, говорит, мать нормально себя вела. Может быть, стоит чаще организовывать ей более человеческий досуг. Таня справляется, она молодец, мне повезло с ней.
Елена и Живущие Давно – наверное, как сон, который вспоминается обрывками всю жизнь. И вроде бы понимаешь, что это всё нереально, а так хочется снова пережить это…
(дописано ручкой другого цвета, тщательно зачёркнуто: «надеюсь, твой позор останется только между тобой и той девицей по вызову! Подумать только, поверить не могу – измученный вожделением *удак, ты заплатил женщине, чтобы почувствовать себя ничтожеством! Неужели и правда теперь счастье и удовольствие возможно только с той, с кем вряд ли снова увидишься?»)
Год спустя.
– Да? – номер не определился.
– Слушай меня, Рэдмаунт, завтра ты поедешь за город по сорок пятому шоссе, остановишься в мотеле «Кроличья нора» за сто сороковым километром. Там проживёшь пару дней, дождёшься нас. Усёк?
– Алло! Что? Кто это? Что сделать? Зачем? – запутался Тед.
– Ты слышал, б**дь! Завтра, сорок пятое шоссе, сто сорок километров, «Кроличья нора», пара дней.
– Тревор? – с удивлением узнал коп.
– У нас есть кое-что для тебя. Приезжай! – в трубке запищали гудки.
Второй день шёл почти непрерывный дождь, серое небо давило. Отель оказался вполне приличным для заведения ниже среднего пошиба. Опрятные комнаты, минималистская обстановка, декор стен – немного психоделические, но стильные иллюстрации к книгам Кэррола.
В новостях мелькали сообщения об авариях, врали, что из-за дождей в пяти местах образовались разломы в дорожном полотне. Три микрорайона остались без электричества и отрезаны от города. Обозреватели соревновались в предсказаниях последствий климатических аномалий. Но Рэдмаунт точно знал, чья сила встряхнула природу. Просто Живущие Давно слишком близко.
Тед почти не спал, ожидая, просто лежал на застеленной кровати, слушал мерный гул ливня. Во рту таяла ароматная горечь тёмного шоколада. Поздно вечером близнецы вошли без стука, как к себе домой, шумно переговариваясь, на ходу складывая большие зонты и отряхивая воду.
«Эти жулики имеют ключи от всех дверей! Чёрт, как же они всё-таки похожи! В этом есть что-то неприятное, неправильное, неестественное. Если б не одежда, цвет волос и стрижки, не отличил бы друг от друга!», – успел подумать Тед, вздрогнув и подскочив с кровати. На кухне громыхнул стул.
– У тебя тут есть содовая или минералка? – О’Лири звякнул бутылками в дверце и окрикнул. – Рэдмаунт, какого *** у тебя в холодильнике делает будильник?
– Он слишком громко тикал, мешал, я не знал, как его выключить, убрал, – смутился Тед. Братья расхохотались.
– Ладно, времени мало. К делу.Патрик бережно протёр от дождевых капель очки в оправе под бронзу и взъерошил, причесав пальцами, красно-рыжие волосы. Он раскрыл на столе в центре комнаты маленький кейс с кодовым замком, и вынул прямоугольный свёрток, надёжно укутанный в замшу песочного цвета. О’Лири осторожно развернул складки, и Тед понял, что это небольшая фотография в рамке потемневшего дерева, видимо, очень старая.
Портрет Елены в три четверти, слега размытый, будто в дымке времени – овальная линия щеки, задумчивый близорукий взгляд сквозь тебя, ресницы густо накрашены, чувственный порочный рот, чуть вздёрнутый носик, волосы собраны наверх и небрежно заколоты булавками с жемчугом, открытое бальное платье, видна шея и округлое правое плечо. Снимок в тёплых тонах чёрно-белого. Хорошо сохранившийся под стеклом, в толстом кремовом паспарту с фигурным окошком и тиснёным орнаментом «Фотоателье "А. Рентцъ и Ф. Шрадеръ"». Сзади приклеен пожелтевший ярлычок, на котором исключительным почерком чернилами аккуратно выведено: «Мадам Элен Эмер. Петербург. 1898 год».
Если бы Рэдмаунт не был настолько поглощён фотопортретом, то заметил бы беззвучный диалог между близнецами, обменявшимися взглядами.
– Единственный экземпляр. Снято в конце девятнадцатого века, учти, – вернул его в реальность мягкий баритон Патрика.
– Сколько вы хотите за фото? – Тед облизнул пересохшие губы.
– Ни цента.
– Тогда что вы хотите за него?
– Некоторое твоё содействие. Наклёвывается, б**дь, приличная афёра, нам бы очень пригодился свой человек в полиции, – Тревор пригладил светлые волосы и скрестил руки на груди.
– У меня нет никакого влияния, вряд ли смогу вам помочь. – Тед с трудом отвёл глаза от фотографии.
– Главное, что ты есть, и мы можем к тебе обратиться, чтоб обошлось, и, блядь, не спалиться! И послушай совета, баклан, спрячь портрет хорошенько, чтоб никто не увидел, иначе наживёшь проблем. Не тупи, а то простудишься.
– Дело в том, что это довольно неоднозначное приобретение. И даже его случайная демонстрация может серьёзно скомпрометировать твою лояльность, – Патрик многозначительно глянул поверх очков.
– То есть, вы его украли? У кого? – поморщился Тед, вздохнув.
– Ну, зачем тебе лишняя информация, детектив? – О’Лири говорил мягко и веско. – Мы уверены, что с прежним владельцем ты никогда не встретишься, иначе не стали бы рисковать, поверь.
– Поверить ворам и мошенникам! Отличная у меня перспектива намечается для карьерного роста, – вымученно улыбнулся Тед.
Он хотел ещё что-то добавить, но реплику прервал грохот, с каким была выбита дверь номера. С улицы в комнату влетел Уилкс, сразу прицелившись в Рэдмаунта.
– Руки! Всем стоять! Тед, не дёргайся! Не шевелиться никому! Так, вы двое, держите руки на виду, знаю, вы умеете всякие фокусы, но я пристрелю этого придурка раньше, чем вы моргнёте! – заорал он.
– Спокойно, бро! – примиряюще мурлыкнул Тревор.
– Тихо! Я всё знаю, Тедди! Я прочёл! – Билл швырнул на стол потрёпанный блокнот в серой обложке. – Мне нужны только деньги этих фриков.
– Фильтруй, б**дь, базар, урод!
Тревор начал злиться, пока Патрик молча застыл с поднятыми руками, равнодушно прикидывая, не испачкают ли мозги Рэдмаунта антикварную фотографию.
– Билл, паршивый карманник, ты плохо читал и ничего не понял. Ты плохой полицейский, Билл. – Тед говорил с убедительной интонацией воспитателя, который общается с дебилом.
– Иди на хер, Тедди! Это те мутанты, двойняшки ирландцы, ты о них писал!
– Билл, ты плохой полицейский, – спокойно повторил Тед и продолжал. – Потому что не умеешь следить за объектом, и не проверил комнаты, когда вломился. И ты невнимательно читал. Я ни разу не назвал в дневнике О’Лири двойняшками…
– Какого хрена!..
– Потому что они тройняшки, – хладнокровно кивнул Рэдмаунт, его взгляд метнулся за спину прежнего звёздного детектива.
Остатки зажиревших рефлексов успели засечь движение боковым зрением, и Уилкс даже выстрелил. Но Йен уже перехватил его оружие правой рукой, и пуля ушла в потолок, а левой вогнал в бок Уилкса узкое лезвие. Они оба услышали скрежет клинка по рёбрам. Убийца бережно уложил бывшего полицейского на пол в дверном проёме. «Трое!» – услышал он последнюю затухающую мысль Билла. Йен Делани Хидл О’Лири откинул с лица чёрную прядь и улыбнулся мертвецу хищной улыбкой близнецов-элементалей.
Эпилог.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Европейский союз.
Ещё два года спустя.
Звёзд в этот вечер было мало, да и месяц почти не давал света. Но темнота его не беспокоила. Вслушиваясь в ночной лес, Джеймс чуть покачивался в кресле на заднем крыльце, одна из досок тонко поскрипывала в двух местах. Пальцы холодила тяжесть двуствольного обреза, лежащего на коленях.
На небольшом круглом столике рядом с потушенной лампой лежала нераспечатанная пачка сигарет. Сейчас важны все запахи, и он не курил уже несколько дней. Почуял он Охотника раньше, чем услышал шаги в траве. Неясной тенью незваный гость приблизился к крыльцу, приподняв руки.
– Вижу, в этот раз ты приготовился к встрече? – прозвучало из темноты.
– От тебя за километр несёт падалью. Сложно ошибиться, – буркнул Джеймс.
– Как грубо! И разве обрез – это честно, Маккинли?
– А ты безоружен? Не смеши! – он нервно облизнулся.
– Тогда почему до сих пор не выстрелил?
– А вдруг ты всё-таки послушал её, и покончил с капканами? Вдруг мне повезёт? – Джеймс напряжённо сжал ружьё.
– Не сегодня, зверь!
Через мгновение грохнул выстрел. Тень слишком быстро двигалась, и дробь только зацепила правое плечо, легко ранив. И одновременно в горло Маккинли, с хрустом распоров трахею, и разбив позвонки, вошёл тяжёлый метательный нож. Оборотень с хрипом и бульканьем упал, заливая белые половицы кровью. Его сердце остановилось.
Труп обволок плотный серый туман. Последнее превращение. Раздался треск ткани, одежду рвала растущая звериная туша. Охотник медленно поднялся на крыльцо и взял светильник со стола. Он зажёг и поставил лампу на пол, и присев рядом, долго смотрел, как стекленеют чёрные глаза огромного медведя. Зверь начал остывать в кровавой луже. Охотник погладил левой рукой шерстяной загривок, с наслаждением погружая пальцы в густой жёсткий мех, и прошептал:
– Моя охота никогда не заканчивается…
Продолжение в книге «Те, Кто Живут Давно. Рэдмаунт и Охотник»…