Театрализованные представления для детей школьного возраста

Картина первая

Бревенчатая крестьянская изба с расписными наличниками и резным крыльцом. На крыльце сидит Ваня и играет на дудочке. Притулившись к завалинке, слушает игру Вани Лесничиха. Вскоре Ваня перестает играть.

ЛЕСНИЧИХА (согнав задумчивость). Иван!

ВАНЯ. Что, тетя Настя?

ЛЕСНИЧИХА. Какая я тебе тетя Настя? Я тебе кто?

ВАНЯ. Кто, тетя Настя?

ЛЕСНИЧИХА. Мама!!

ВАНЯ (грустно). Нет у меня маменьки… Батюшка есть, а маменьки нет… Что надо, тетя Настя?

ЛЕСНИЧИХА. Дрова неколоты.

ВАНЯ. Поколю, тетя Настя. (Прячет дудочку за пазуху и уходит.)

ЛЕСНИЧИХА (зовет). Дуня! (Ответа нет.) Дуняшка!

Появляется Дуня, заспанная, в волосах солома. Дуня лениво ее выдергивает.

ДУНЯ (споткнувшись спросонок о крыльцо). Чаво?

ЛЕСНИЧИХА (передразнивает). Чаво! Не в лесу живем — возле леса! Что говорить нужно!

ДУНЯ (лениво повторяет). Что?

ЛЕСНИЧИХА. Воды натаскай.

ДУНЯ. Ча-аво-о-о?! Женское ли это дело — тяжести таскать? Ты что, маменька?

ЛЕСНИЧИХА. Правильно, не мое это дело, твое.

ДУНЯ. А Ванька на что? Его пошли.

ЛЕСНИЧИХА. Он дрова колет. Слышишь?

ДУНЯ. Дрова колоть дело нехитрое. Пускай и воды натаскает. (Потягивается и зевает.) А я ох и умаялась! (Садится на крыльцо.)

ЛЕСНИЧИХА. С чего умаялась-то? В носу ковырять?

ДУНЯ. Спать умаялась! Думаешь, в жару легко спать? Страх как тяжко! Солома колет, мухи кусают, солнышко припекает… А тут еще мысли разные донимают…

ЛЕСНИЧИХА. Какие мысли, доченька?

ДУНЯ. Разные всякие. Первая мысль — разбогатеть хочу. Чтоб денег у меня — что комаров на озере: видимо-невидимо…! Вторая мысль — дудку у Ваньки отнять. Дудит, когда люди спят! Делать ему, что ли, нечего?

ЛЕСНИЧИХА. Как нечего? Все дела на нем, да на отце его. А дудка… Пусть играет, а, Дуняш?…

ДУНЯ (капризно). Не хо-чу. Хо-чу дуд-ку.

ЛЕСНИЧИХА. Да зачем она тебе?!

ДУНЯ. Не знаю. Одно знаю — хочу дудку. Загорелось вот! (Капризно колотит кулаками о ступеньки крыльца.) Хочу! Хочу! Хочу! Хочу!

ЛЕСНИЧИХА. Заладила… Возьми, коли сможешь. Она всегда при нем.

ДУНЯ. А я обманом! Или хитростью! Или украдкой!

Появляется Ваня.

ЛЕСНИЧИХА. Уже наколол дрова?

ВАНЯ. Долго ли? (Улыбается.) Я пить хочу!

ДУНЯ. Дай дудку!

ВАНЯ. Зачем?

ДУНЯ. А я… А я… (Говорит первое, что взбрело в голову.) А я дудкой мух отшугивать стану! Спать мешают кусаки несчастные!

ВАНЯ. Так тебе веточку надо. Я сломаю. А дудочка — она для сердца. Пускай у сердца и лежит. (Идет в избу.)

ДУНЯ. Не вышло хитростью… Теперь украдкой придется. Я ловкая, вмиг стащу. (Вздыхает.) Мне бы еще так изловчиться, чтоб в один день богачкой стать! Я тогда… Я тогда сама не знаю как нос задеру. С Ванькой и здороваться не буду, с голытьбой несчастной!

ЛЕСНИЧИХА. А со мной, Дуня?

ДУНЯ. С тобой буду, так и быть. А ему — ни здрасьте, ни до свидания. Дудошнику!

На крыльцо выходит Ваня.

ВАНЯ. Пойду еще дрова поколю.

ДУНЯ. Воды натаскай, а потом развлекайся!

ВАНЯ. Хорошо, и воды принесу.

ЛЕСНИЧИХА. Заодно цыплят покорми.

ВАНЯ. Это уж обязательно.

ДУНЯ. Меня накормить не забудь.

ВАНЯ. Забуду — напомнишь.

ДУНЯ. Мне че, делать больше нечего?! (Загибает пальцы, считает.) Помнить, напоминать… Три дела!

ВАНЯ. Ладно, как-нибудь не забуду.

ДУНЯ. То-то. Мне помнить некогда, другим голова занята.

ВАНЯ. Чем, Дуняш?

ДУНЯ. Про первую думу — не скажу. А про вторую — пожалуйста. Разбогатеть хочу — и чтоб в момент!

ВАНЯ. Хорошо бы разбогатеть… Я тоже хочу.

ДУНЯ. Ты мое хотенье не хоти! Ты свое придумай! Ишь ловкий какой на чужое!

ЛЕСНИЧИХА (Дуне). Жалко что ли?

ДУНЯ. Жалко! Он мне дудочку свою жалеет отдать? Жалеет. А я свое хотенье жалею. Все честно.

ВАНЯ. Пойду-ка я за водой. (Дуне.) А ты мечтай о богатстве, вдруг само в руки приплывет? (Берет ведра, коромысло и уходит.)

ДУНЯ. Как мы хорошо без Ивана жили… Никто надо мною не насмехался, ты меня песни петь просила… А теперь только его дудку и слушаешь! (Капризно.) Хочу дудку! Хочу богатства! Хочу! Хочу! Хочу!

ЛЕСНИЧИХА. Успокойся, доченька. А песни твои… Ну ладно, спой, я послушаю, так и быть.

ДУНЯ. Никаких ладно! Никаких так и быть!

ЛЕСНИЧИХА. Виновата, сорвалось… Пой, доченька.

Дуня встает с крыльца, принимает актерскую позу: руки скрещены на животе, голова склонена к плечу. Лесничиха незаметно от дочери зажимает уши.

ДУНЯ (начинает петь дурным голосом).

(С опозданием, словно вспомнив.) О-ой! (Лесничихе, гордо.) Ну как?

ЛЕСНИЧИХА (быстро убрав руки от ушей). Соловей! Ну, право, соловей!

ДУНЯ. Еще спеть?

ЛЕСНИЧИХА. Не надо! Горло сорвешь.

ДУНЯ. Оно у меня луженое! Ладно, поберегусь. Разбогатею, тогда напоюсь вволюшку.

ЛЕСНИЧИХА. Тогда — пой. А пока — молчи.

Возвращается Ваня с ведрами. Выливает воду в большую кадку.

ВАНЯ. Пойду цыплят кормить.

ЛЕСНИЧИХА. А в горнице прибрал?

ВАНЯ. Нет. Запамятовал. Ладно, сейчас сделаю. Отдохну только малость. (Садится на край крыльца, вынимает дудочку, играет.)

ЛЕСНИЧИХА (замечтавшись). Хорошо!

ДУНЯ (стукнув кулаком по крыльцу). Плохо!

ЛЕСНИЧИХА. Чем плохо-то?

ДУНЯ. Дел накопил — троим не справиться. А он в дудку дудит! (Ване, приказным тоном.) Марш в курятник дрова кормить! (Заметив речевую ошибку.) Ой… (Поправляется.) Марш в горницу полы колоть! Ой… (Плачет.) Маменька, он меня запутал!

ЛЕСНИЧИХА (утешает дочь). Ну, не плачь, милая, не плачь, хозяйственная… (Ване.) И не стыдно? Дуня только о хозяйстве и думает, а ты? Все песни играешь?

ВАНЯ. Могу не играть… (Прячет дудочку за пазуху.)

ДУНЯ. Опять спрята-ал…!

ЛЕСНИЧИХА (Ване). Не прячь!

ВАНЯ. Пожалуйста… (Достает дудочку.)

ДУНЯ. Положи на крыльцо! (Ваня кладет дудочку на крыльцо.) Подале отойди! (Ваня отступает на два шага назад.) Подале отойди! (Ваня отступает еще на два шага.) Еще подале! (Ваня отступает еще шага на два…) Мамань, я так не изловчусь украдкой! (Дуня подходит к Ване, упирается ему руками в грудь и, толкая, отводит далеко от дудочки.) Еще…! Еще поехали…! Еще капельку…! Еще чуть-чуть…! Тпрру, приехали! (Вытирает пот со лба.) Ох, жара! Ох, умаялась! Ох, наработалась! (Ване.) Стой и не шевелись! (Задом пятится к крыльцу.) Стой! Не шевелись! Зажмурься! (Подходит к крыльцу.) Мамань, он зажмуренный?

ЛЕСНИЧИХА. Не вижу, дочка.

ДУНЯ. И я не вижу. А вдруг он видит? (Быстро подходит к Ване.) Не, зажмуренный! (Снова пятится к крыльцу.) Не шелохнись, родимый! Не подведи, любезный! (Медленно наклоняется к дудочке…)

Внезапно раздается радостный голос лесника: «А вот и я, милые!» Вскоре появляется сам лесник.

ЛЕСНИК. Не опоздал?

ДУНЯ (вздрогнув, выпрямляется, так и не взяв дудочку. Зло отвечает леснику.) Не опоздал, в самый раз поспел!

ВАНЯ. Батюшка! Как я тебя заждался! (Подходит к отцу.) Что так долго?

ЛЕСНИК. Работы много, лес у нас большой. Там подрубишь, там подлечишь — день и миновал!

Лесничиха толкает в бок Дуню. Та хватает дудочку и прячет ее под крыльцо.

ВАНЯ. А ты меня бери с собой, батюшка. Вдвоем быстрей управимся.

ЛЕСНИК. Давно пора брать, только…

ДУНЯ (перебивает). Только кто в доме работать будет? Одна маменька?

ЛЕСНИК. А ты не подмога разве?

ДУНЯ. Мне спину гнуть никакого интереса нет. Я замуж выйду — все вам останется.

ЛЕСНИК. А замуж возьмут? Я на ярмарке был, там, говорят, на ленивых спроса нет.

ДУНЯ. Зато на красавиц есть. Которые петь умеют!

Ваня не выдержав, рассмеялся.

Да! Я тоже петь умею! А ты… ты дудошник, только дудеть и можешь!

ВАНЯ. Батюшка, а правда, если уметь по-соловьиному наигрывать, то чудо-папоротник расцветет и под ним клад откроется?

ЛЕСНИК. Говорят, правда. А сам не видывал. Только, сказывают, где цветок этот чудесный огоньком вспыхнет, там земля раскроется, и бери — твои клады!

ВАНЯ. Научусь по-соловьиному играть! Лучше соловья научусь! А как научусь, пойду клады собирать. Найду золото, тогда пироги каждый день на столе будут!

ЛЕСНИК. Золото… Все о золоте только и думают… Не золото, Ванюша, искать надобно, а зерно-зернинко. Это всем кладам клад! От него всем людям на свете хлеба видимо-невидимо народится. Только сей да пожинай, мели да пеки! (После паузы.) Так-то, соловей-хвастун!

ВАНЯ. Не хвастаю я, батюшка, право слово, научусь!

ДУНЯ. Эх, батюшка, батюшка! Родного сына с толку сбиваете! Зачем нам зерно-зернинко? Людей задарма кормить? Пусть Ванька золото ищет, каменья драгоценные! Найдет — все наше будет! Уж так наряжусь, так разоденусь — все женихи мои будут!

ЛЕСНИЧИХА. Размечтались! По-соловьиному-то он еще не играет. Дуня, помогай на стол накрывать. Что есть в печи, тем и поужинаем.

ДУНЯ. Вот еще! Я мечтать буду! (Садится на крыльцо.)

ВАНЯ. А я на дудочке поиграю. Учиться-то нужно!

Повернулся Ваня к крыльцу, хотел взять дудочку, а ее нет. Дуня скорчила такую физиономию, что можно догадаться: «Я не брала!»

ВАНЯ. Где дудочка?!

ЛЕСНИЧИХА. Куда положил, там и лежит. (Леснику.) Идем, отец, некогда нам тут прохлаждаться.

ЛЕСНИК. Ищи, Вань, найдется. Дудочка не иголка.

Лесник и лесничиха уходят в избу.

ВАНЯ. Где дудка?

ДУНЯ. Не брала!

ВАНЯ. Я ее вот здесь положил!

ДУНЯ. А я не видала!

ВАНЯ. Поклянись!

ДУНЯ. Чтоб мне голоса лишиться и песен больше не петь!

ВАНЯ. Странно… Куда же она подевалась?

И вдруг раздались где-то в вышине мелодичные звуки, будто музыкальная шкатулка заиграла, и женский голос нараспев произнес: «Лежит дуда-дудочка под тесовой приступочкой, под кленовой досточкой!» Стихла музыка, умолк голос.

Что это?!

ДУНЯ. Померещилось! Больно ты по своей дудочке убиваешься, вот и кажется. Пойдем в горницу, а утром вместе поищем.

ВАНЯ. Я все-таки посмотрю…

Ваня пошел разыскивать человека, подавшего голос. А Дуня быстро достала дудочку из-под крыльца и сунула ее в летнюю печку. Обойдя вокруг избы, вернулся на прежнее место Ваня.

ДУНЯ. Ну, видал?

ВАНЯ. Нет никого… Но ведь кто-то пел про дудочку?

ДУНЯ. А мне про крылечко померещилось!

ВАНЯ. Верно! Там и поищу! (Ищет дудочку под крыльцом и, естественно, ничего не находит.) Нет дудочки… Значит, и правда померещилось…

ДУНЯ. А я что говорила!

И снова раздались мелодичные звуки, снова женский голос нараспев произнес: «Лежит дуда-дудочка в жаркой печурочке, в жаркой печурочке подле заслоночки!» Кинулся Ваня к печке, открыл дверцу, а внутрь лезть опасается: угли горячие.

ВАНЯ. Горячо! Угли еще тлеют!

ДУНЯ. Очумел ты, Ванечка. В огне деревянную дудку искать надумал!

Вышла на крыльцо Лесничиха.

ЛЕСНИЧИХА. Что в избу не идете? Что с печкой балуете? А ты, Ванюшка, вместо баловства, угли с золой лучше б выбросил!

ДУНЯ. Я сама выброшу! Братик устал, бедненький. Ступай, Ванюша, отдохни, я сама все сделаю.

Ушла лесничиха в избу, а Дуня схватила ведерко, стала из печки золу и угли выгребать. Выгребла, дудочку в ведро положила, дверцу закрыла.

Пойду в речку выброшу!

Дуня убегает, а Ваня ходит по двору: то под крыльцо заглянет, то в печку пустую, то под камешек… Вернулась вскоре Дуня.

ДУНЯ. Идем, Вань, ужинать!

ВАНЯ. Не могла она пропасть, тут она где-то!

ДУНЯ. Нет ее здесь! Видишь, нет!

И в третий раз зазвучала музыка, и в третий раз женский голос нараспев произнес: «Плывет дуда-дудочка быстренькой реченькой, быстренькой реченькой далеко-далеченько!»

ВАНЯ. Жива моя дудочка! В речке она, слышишь, в речке!

ДУНЯ. А хотя бы и так, что тогда?

ВАНЯ. Как — что? Найду ее, из реки вытащу, играть буду!

ДУНЯ. Как соловей, да?

ВАНЯ. Зерно-зернинко найду, людей счастливыми сделаю!

ДУНЯ. Золото найди, а хлеба мы тогда сами купим.

ВАНЯ. Эх, Дуня… Ладно, спешу я. Тете Насте, батюшке моему скажи: пошел я за дудочкой, за судьбой своей. Вернусь или нет — не знаю. Должен вернуться! (Убегает.)

ДУНЯ (кричит ему вслед). Камушков, камушков не забудь принести! Да не простых — самоцветных! (Вздыхает.) Эх, не найдет он клад… А уж так мне богатства хочется — сил нет! (Уходит.)

Картина вторая

Вечереет, но еще пробиваются золотистые солнечные лучи сквозь лесную чащу, освещают полянку, камыши, растущие на берегу лесной речки. Появляется Ваня.

ВАНЯ (останавливается на полянке.) Ах, речка, речка! Унесла ты мою дудочку, завела меня в чащу лесную, незнакомую! И воротиться нельзя: зерно-зернинко достать обещал. Ни за что без него не вернусь! Не таковский я!

ГОЛОС САЗАНА. Видали мы и таковских, и нетаковских… Всяких видали!

ВАНЯ. Что это? Кто это?

ГОЛОС САЗАНА. Я это.

ВАНЯ. Кто — я? Покажись!

ГОЛОС САЗАНА. Не должен я из воды высовываться, но так уж и быть, высунусь. (Над камышами показывается голова сазана.) Здорово, Иван!

ВАНЯ. Вот чудо невиданное! Рыба! И разговаривает! Куда же это я попал, а?

САЗАН. Куда надо. Тебе дудочку нужно? Здесь она.

ВАНЯ. Отдай ее, сазанушка! Пожалуйста!

САЗАН. Отдам. Только поиграй немного на ней, а мы тебя послушаем. (Нырнул сазан и вскоре вынырнул с дудочкой.)

ВАНЯ (берет дудочку, пытается играть). Пока в реке была, испортилась… Вот жаль — отсырела.

САЗАН. Ой, жаль, Ваня, ой, жаль!

ВАНЯ. Впервые вижу, чтобы сазаны разговаривали. Скворцы, сороки — те разговаривают. Но чтоб рыбы…! (После паузы.) Может, еще кто откликнется? (Кричит.) О-го-го!

А в ответ эхо: «Ни-ко-го…! Ни-ко-го…! Ни-ко-го…!»

САЗАН. Есть тут и другие… Ладно, Иван, мне спать пора. Прощай! (Исчезает.)

ВАНЯ. Снова один остался… Ладно, и я посплю. Нет никого — и страшиться нечего

.

Ваня кладет дудочку за пазуху, ложится на траву. Темнеет. То тут то там вспыхивают звездочки на небе. Появление каждой звездочки сопровождается звоном колокольчика. Вырастают цветы ночные, будто из-под земли появляются, светятся, головками покачивают… Бледный, чуть видимый месяц стал ярко-золотым.

Постепенно стали гаснуть звезды, уходить под землю цветы, а над поляной раздалось соловьиное пенье. Наступило утро. Пробудился Ваня, поднялся на ноги.

ВАНЯ. То ли снилось мне, то ли впрямь слыхал… (Зовет.) Эй! Кто тут песни пел? Покажись! (Прислушивается.) Нет никого…

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Здесь я… Что надобно?

ВАНЯ. Где ты? Не вижу!

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Здесь, на дереве. Что надобно?

ВАНЯ. Вот птаха малая! И не видно совсем! А поешь — будто бисер серебряный сыплешь!

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. За похвалу спасибо. А пришел сюда зачем?

ВАНЯ. Просить пришел тебя, кроха малая, о великой помощи! Научи песни играть, как ты поешь! Вовек тебя тогда, соловушка, не забуду. Я хочу зерно-зернинко найти. А найду я его тогда только, когда по-твоему играть научусь.

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Не сумеешь.

ВАНЯ (обиженно). Я?! Да я и так лучше всех играю! Никто лучше меня не умеет! Я такой, я все могу!

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Вот хвастун! А знаешь, что зерно-зернинко одному не взять? Не под силу будет?

ВАНЯ. Я осилю! Ты меня только играть научи, а я уж там не растеряюсь!

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. Ну что ж, быть по-твоему. Три ночи кряду стану для тебя петь. Сумеешь мои песни перенять — твое счастье!

ВАНЯ. Спасибо тебе, соловушка, учи, пожалуйста! (Вздыхает.) Эх, домой бы сбегать, предупредить, что жив, да задерживаюсь…

Над камышами появляется голова сазана.

САЗАН. Не упускай счастья, Ваня! Учись, пока соловушка не передумал.

ВАНЯ. Предупредить бы…

САЗАН. Давай дудочку. Я ее домой отправлю, дудочка сама все расскажет.

ВАНЯ. А я на чем играть буду?

САЗАН. Новую сделай, из камыша. Давай дудочку!

Ваня передает дудочку сазану.

ВАНЯ. Спасибо тебе, сазан, за дело доброе!

Голова сазана исчезает. Ваня срывает камышинку.

Эх, ножа нет! Чем дудочку делать?

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. А ты, Ваня, раковинку найди. Она острая, ею и сделаешь дудочку.

ВАНЯ. Точно! Спасибо, соловушка, за совет.

Ваня ищет раковинку, находит, садится на траву, принимается делать дудочку.

Сейчас дудочку сделаю, ягодками пообедаю, а там и за урок примусь. Отдыхай, соловушка, до вечера.

ГОЛОС СОЛОВЬЯ. И то правда. Ну, Ваня, до вечера!

Ваня, весело насвистывая, с азартом делает дудочку. Затемнение.

Картина третья

Декорации те же, что и в первой картине. Полдень. Появляется Дуня, она несет ведра с водой от реки. Останавливается возле большой кадки и выливает в нее воду.

ДУНЯ. Ох, умаялась! Ох, упарилась! Ну, братец у меня бессовестный! Сам по лесу бродит, богатство ищет, а дела свои на меня бросил! (Всхлипывает.) А я тоже в лес хочу! Я тоже богатства желаю! (После паузы.) А еще на крылечке посидеть, отдохнуть, песни попеть. (Идет к крыльцу, садится на ступеньку, запевает песню.)

ГОЛОС САЗАНА (сердито). Кончай песню петь! Еле терплю!

ДУНЯ. Что такое?! Кто такой?! (Озирается по сторонам.) Нет никого… Комары, мухи — и те почему-то разлетелись… А, наверное, мне померещилось! Тогда еще попою. (Поет.) Ай-лю-ли, да ай-лю-ли…

ГОЛОС САЗАНА. Прекрати! Прекрати немедленно!

ДУНЯ. Вот! Вот снова померещилось! Эй, ты кто?

САЗАН (выглянув из кадки). Я!

ДУНЯ. Рыба!!

САЗАН. Чего испугалась? Никогда сазанов не видела?

ДУНЯ. Видела… Но не слышала…

САЗАН. А я сазан необыкновенный. Я — волшебный!

ДУНЯ (успокоившись). А! Ну тогда другое дело! Чего надо?

САЗАН. Мне ничего. А вот тебе Ванюша дудочку прислал.

Нырнул сазан в кадку, вынырнул с дудочкой.

ДУНЯ (схватив дудочку). Ванькина…! Нет, моя…! Ну и дудка: и в воде не тонет, и в огне не горит! (После паузы.) Где Ванюшка? Куда он делся? Я тут замаялась, запарилась… Воду таскай, вас, сазанов…

САЗАН (перебивает). Ты уж меня, девица, отнеси-ка обратно в речку.

ДУНЯ. Че-ево-о-о?! Обратно? А на сковородку не хочешь?!

САЗАН. Нет, не хочу.

ДУНЯ. Тогда выкуп давай!

САЗАН. Я тебе дудочку принес, а ты — выкуп! И не стыдно?

ДУНЯ. Честно сказать? Маленько стыдно. Вот столечко! А даром отпускать — жалко. Во как жалко!

САЗАН. С меня тебе наживы большой не будет: голова да хвост. За них много золота не получишь. Ты за братцем своим ступай, ему скоро клады откроются.

ДУНЯ. Клады?! Правда?! Ну, я тогда побежала! (Бежит, но вскоре останавливается.) А куда бежать?! Туда, сюда или еще куда?!

САЗАН. Отпусти меня в речку, тогда скажу.

ДУНЯ. А не обманешь?

САЗАН. Я не ты, не обману.

ДУНЯ. Поклянись!

САЗАН. Честное сазанье!

ДУНЯ. Ладно, выпущу. (Хватает ведро, черпает воду из кадки и бежит на речку.) Ну, разбогатею…! Ну, тогда нос задеру…! Ну, тогда держись…!

Вскоре возле избы появляется лесничиха с корзинкой в руках. Ставит корзинку на крылечко.

ЛЕСНИЧИХА. Пропал Ванюшка — и жизнь другая пошла: самой за ягодами в лес идти пришлось. А где Дуня? Воды хоть натаскала? (Подходит к кадке, заглядывает в нее.) Сколько было, столько и осталось! Просила хоть два ведра принести! Избаловала я, видно, дочку… А где еще одно ведро? (Радостно.) Ушла, ушла моя милая за водой! Хоть с одним ведром, да ушла!

Возвращается Дуня с пустым ведром, ставит его возле кадки.

ЛЕСНИЧИХА. А вода где?

ДУНЯ. В реке, матушка.

ЛЕСНИЧИХА. Просила я тебя хоть пару ведер принести?

ДУНЯ. Я два и принесла.

ЛЕСНИЧИХА. Тут одно!

ДУНЯ. А я потом одно ведро назад в речку унесла.

ЛЕСНИЧИХА. Зачем?!

ДУНЯ. Тайна! (Показывает дудочку.) А у меня вот что есть!

ЛЕСНИЧИХА. Ванюшкина! Ох, дочка, дочка… Жадность да зависть тебя погубят. На что тебе дудочка понадобилась? Зачем Ванюшку его радости лишила?

ДУНЯ. А вот и не лишила! Сама ко мне дудочка явилась.

ЛЕСНИЧИХА. Сама? Это как? Ножками притопала?

ДУНЯ. Не ножками! Дивом! (Сажает мать на крыльцо, устраивается с ней рядышком.) Пошла я за водой, пришла к реке — уморилась! Дай, думаю, отдохну, песню спою. Спела. Сижу. Вдруг слышу: «Девица красная, спой еще, больно голос твой мне понравился!»

ЛЕСНИЧИХА. Будет врать, доченька! Я ли твоего голоса не знаю!

ДУНЯ. Знаешь и тоже хвалишь. (С недовольством.) Не путай меня, маменька, как бы мне самой не запутаться! (Продолжает рассказывать.) Окликнул это он меня, а я как оглянусь — и обомлела! Стоит передо мною красавчик! На головке волосики помаслены, на лобике чубчик крендельком закручен. Штаны в сапоги с напуском заправлены, рубаха петухами расписана! Стоит он и ножкой притоптывает!

ЛЕСНИЧИХА. Опять неправда! Нет у нас таких чудиков с чубчиками!

ДУНЯ. А вот и есть! Спела я ему про кораблики, а он слезыньки вытер, а потом подает мне Ванькину дуду и говорит: «Прими, красавица бесподобная, дудочку братца твоего непутевого! Она вам всю правду про него расскажет!»

ЛЕСНИЧИХА. Ну? А дальше что было?

ДУНЯ. А потом он как хлопнет хвостом по воде — и будто его и не было!

ЛЕСНИЧИХА. Тьфу ты, пустомеля! Откуда же у твоего красавчика в сапожках хвостище взялся?!

ДУНЯ. Говорила тебе — не перебивай! Вот ты меня и спутала! А коли не веришь, что я тебе чистую правду рассказывала, сама дудочку спроси.

ЛЕСНИЧИХА. Как же я ее спрошу?

ДУНЯ. Не знаю. Так и спроси просто!

ЛЕСНИЧИХА (положив дудочку на крыльцо). Дудочка-самогудочка, поведай нам, милая, где Ванечка наш, куда подевался? Отец его ищет, я жду, сестра слезами умывается!

ДУНЯ. Обревелась вся сестричка! Обрыдалась!

ЛЕСНИЧИХА. Скажи, дудочка, смилуйся!

Заиграла музыка переливчатая, зазвучал голос Вани: «Не скучайте, маменька! Не горюйте, батюшка! Обучаюсь я у соловушки. Как найду зерно-зернинко, заживем припеваючи!» Смолкла музыка, смолк Ванин голос.

ЛЕСНИЧИХА. Вот диво — так диво!

ДУНЯ. Это ли диво! Вот красавчик мне являлся — то диво! Разговорчивый…

ЛЕСНИЧИХА. Умолкла дудочка… Видать, ничего больше не расскажет.

ДУНЯ. Что знала, сказала. Вот и молчит теперь. (После паузы.) Ох, и недотепа наш Ваня! Нет бы клады искать, золото, каменья самоцветные, а он зерно-зернинко искать надумал! (Снова пауза.) Попробую все-таки дудку еще расспросить. Вдруг скажет, где наш Ванька сейчас? (Обращается к дудочке.)

ЛЕСНИЧИХА. Молчит дудочка. Не так, Дуня, просишь.

ДУНЯ. А как надо?

ЛЕСНИЧИХА. Вежливо нужно просить. (Обращается к дудочке.) Ты скажи мне, дудочка, где сынок наш Ванечка? Как живет, чем кормится, когда к нам придет, к стосковавшимся?

Снова зазвучала музыка, зазвучал голос Вани: «Не скучайте, маменька! Не скучайте, батюшка! Не на век разлука, скоро свидимся! Обучился я у соловушки, за зерном иду, зернышком. Заберу зерно-зернинко, богатеть будем с хлебушка!»

ЛЕСНИЧИХА. Хозяйственный наш Ванюша! О деле хлопочет, о хлебе для нас старается.

ДУНЯ. Золото будет — и хлеб будет. Купим!

ЛЕСНИЧИХА. Не золото хлеб растит — руки человеческие!

Взяла лесничиха дудочку, корзину, собралась идти в дом.

ДУНЯ. Ты куда, маменька?

ЛЕСНИЧИХА. Как куда? В избу.

ДУНЯ. А дудку?

ЛЕСНИЧИХА. Отцу отдам. Пусть о сыночке послушает, горе свое успокоит.

ДУНЯ. Моя дудка! Мне дали!

ЛЕСНИЧИХА. Да зачем она тебе? Ты и играть на ней не умеешь, и просить ее вежливо не можешь. Не дам!

ДУНЯ. Ну, мамка… Зареву!

ЛЕСНИЧИХА. Реви на здоровье.

ДУНЯ. Вот отдохну, поем и реветь начну. Три часа реветь буду!

ЛЕСНИЧИХА. Эк, напугала! Давеча медведь зубами маялся, всю ночь ревел — не оглохла я. И тебя выдержу!

ДУНЯ. А я громче медведя реветь буду.

ЛЕСНИЧИХА. Эх, дочка, дочка… На, держи дудочку. Погубят тебя жадность да сердце холодное. (Отдает дочери дудочку.) Что ты только с нею делать станешь?

ДУНЯ (отмахиваясь от матери). Не знаю, маменька. Ты иди, иди!

Лесничиха уходит в дом. Дуня держит дудочку на вытянутых руках, мечтает.

ДУНЯ. С дудкой я Ваньку враз отыщу! Ему клады откроются, а он за зерном-зернинко отправится! По пятам за Ванькой ходить буду, все клады мои станут! Из золота себе украшеньев понаделаю, жемчугами да самоцветами с головы до ног осыплюсь! А Ваньке нашему — ничего! Папаше его — ничего! Маменьке… ничего! Все — мне! (Кладет дудочку на крылечко.) Дудочка-самогудочка, а дудочка-самогудочка, дорогу к Ваньке покажешь? (Тишина.) Покажешь или нет?! (Снова тишина.) Ой, да что же это я делаю! Хамлю, кажись! А с ней вежливо надо! (Льстиво.) Дудочка-дудочка! Милая-хорошая! Дорогу к Ванечке покажешь, бриллиантовая? (В ответ тишина. Не выдержав, плачуще.) Ну, пожалуйста…

И зазвучали тихо колокольчики, и женский голос нехотя ответил: «Доведу… Доведу… Помогу… Помогу…»

ДУНЯ. Ну, спасибо, ореховая! Веди! (Спохватившись.) Нет, постой! Я мешок не взяла. (Бежит в дом, вскоре возвращается с мешком в руках.) Ну, дырявая, можно трогаться!

Дуня берет в руки дудочку, и дудочка, словно обретя какую-то волшебную силу, устремляется вперед, таща за собой Дуню.

ЛЕСНИЧИХА (выйдя из избы). Дунь! Ты куда?!

ДУНЯ. За счастьем, маменька! За богатством! Не поминай лихом! Э-эх, полетели! (Исчезает.)

ЛЕСНИЧИХА. Дуня! Доченька! Не в богатстве счастье! (После паузы.) Не слышит… Эх, дочка… единственная… (Уходит.)

Картина четвертая

Вечер. Лес стоит темный, мрачный. Появляется Дуня на полянке, останавливается возле пня. Кладет на него дудочку, мешок.

ДУНЯ. Далеко забрались… Дальше некуда! (Обращается к дудочке.) Дудочка-самогудочка, куда мы забрались? Долго мне еще топать, лапти протирать?

Раздается женский голос: «Пришли, Дуня. Дальше идти не нужно, тут жди».

ДУНЯ. А чего ждать? (Молчит дудочка.) Может, медведя ждать прикажешь? Или волка серого, зубастого? (Мысленно представляет себе встречу со зверем, ее всю передергивает.) Брр…! Ладно, я им тогда песню спою, вмиг отстанут, заслушаются. (После паузы.) Поспать что ли? Только как бы не проспать… Клады — они завсегда ночью открываются. Ладно, спать не стану, вздремну только.

Дуня прячет дудочку, расстилает за кустом мешок и ложится спать. Темнота усиливается. Слышится то ли пенье соловьиное, то ли музыка дивная. Подскочила Дуня, спряталась за куст, смотрит. И видит: вспыхнули огонечки — цветы ночные засветились, приподнялись папоротники, а из-под них свечение — клады. Появляется Ваня. Он медленно проходит по поляне, играя на новой дудочке, словно бы не замечая открывшегося богатства. Уходит.

ДУНЯ. Эх жаль, только один мешок взяла! Два надо было взять! Три мешка!! В каждую руку по мешку, да в зубах еще нести можно. Ладно, один наберу. (Выбегает из-за куста, бежит к папоротникам, под которыми светится клад.) Ой, мешок забыла! Да где же он?! Под кусточком! Ах, я разиня!

Только Дуня подбежала к кусту — вернулся Ваня. Сел на пенек, пригорюнился.

ВАНЯ. Нет нигде зерна-зернинко! Одни клады позакопаны… А ведь домой хочется, к отцу-батюшке… Как он там? Тетя Настя без меня, поди, умаялась. Помочь некому. Дуня — бездельница.

ДУНЯ (из-за куста). Ну, я тебе…!

ВАНЯ. И по ней я соскучился… Вон даже голос ее померещился… Да разве она в лес такой темный одна пойдет? Да ни за что! И никто не пойдет…

Появляется Старичок-лесовичок.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А вдруг пойдет?

ВАНЯ. Ты кто, дедушка?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Здешний житель я. А зовут меня Старичок-лесовичок. А ты кто?

ВАНЯ. Ваня, лесника сын.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну, здравствуй, внучок. Зачем к нам пожаловал? (Садится на пенек.)

ВАНЯ (растерявшись). Да я, дедушка… да я… Я, дедушка, за грибами ходил!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А корзинка твоя где? Куда грибы складывать будешь?

ВАНЯ. А я… я забыл корзинку. Отдохну вот немного и домой пойду.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Неужто в ваших лесах грибы перевелись? В такую глухомань тебя занесло!

ВАНЯ. А здесь, дедушка, грибы поядренее наших!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Не хочешь правду сказать? Ну что ж, дело твое. (Вздыхает.) Жаль, что ты домой идешь… Я тут дельце одно надумал, хочу зерно-зернинко…

ВАНЯ (перебивает). Где оно?! Где оно, дедушка?!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Да здесь, с тобой рядышком. Видишь камень? Под ним ларец волшебный. А в том ларце…

ВАНЯ. Зерно-зернинко?!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Угадал, оно самое. Только мне одному не взять его, не осилить. Пойдешь в помощники?

ВАНЯ (после некоторого раздумья). Нет, Старичок-лесовичок, не пойду. Если ты один его не осилишь, то я осилю!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Вон оно как дело повернулось… Ну что ж, Иван, попробуй один зерно-зернинко взять. А не выйдет — за мной придешь, мне поклонишься. Может быть, и помогу тебе, а может быть — и нет.

ВАНЯ. Осилю! Мешок с мукой поднимал, а тут шкатулка с зернышком!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ларец! И не зернышко в нем, а зерно-зернинко! Чудо дивное, волшебное.

ВАНЯ. Все равно осилю. Поднатужусь и осилю.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну попробуй! (Поднимается с пенька.) Странный ты, внучик! Клады тебе открылись, а ты золота-серебра не берешь. Вроде бы и не жадина получаешься. А вот зерном-зернинко поделиться — жалеешь. Почему так?

ВАНЯ. От злата-серебра одному себе радость. А зерно-зернинко всех прокормит. Будут меня за это люди хвалить, по городам и селам славить.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Вот оно что! Славы тебе захотелось. Ну, попробуй, возьми зерно-зернинко. В нем труд крестьянский, не тяжеленько будет?

ВАНЯ. Иди, дедушка, домой! Ступай! Сказал, что осилю, значит, осилю. Вот поем ягодок, сил наберу и возьму зерно-зернинко.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну, прощай, Ваня. (Кланяется и уходит.)

ВАНЯ. До свиданья, до свиданья. (Садится на пенек, достает из кармана орешки, ягодки и ест.) Эх, щей бы сейчас, сытного хлеба кусочек! Ладно, и так сил хватит. (Подходит к камню, толкает его ногой. Камень не двигается. Толкает сильнее — результат прежний.) Прирос он, что ли? (Упирается руками, но камень не сдвигается с места.) Неужто старик правду сказал? Неужто мне его не осилить?

Ваня снова садится на пенек, достает дудочку, играет. Снова засветились цветы, поднялись папоротники, открылись клады. Заметалась за кустами Дуня. И к золоту ее тянет, и себя открыть боится. Не переставая играть, поднялся Ваня с пенька, подошел к камню, толкнул его ногой… Камень и откатился в сторону. А из-под него брызнул свет яркий, лучами разноцветными. Поднялся из-под земли в лучах этих ларец красивый. Ваня и играть перестал, стоит перед ларцом ошеломленный. Застыла и Дуня, обомлев. Протянул Ваня руку к ларцу и ожегся.

ВАНЯ. Ай! (Отдернул руки, снова медленно протянул. И снова отдернул.) Жжет огонь!

Откуда ни зайдет Ваня — жар к ларцу не пускает. И вдруг стал ларец вновь под землю уходить. Стал свет угасать. Хочет Ваня хотя бы камень не пустить на прежнее место лечь, да невидимая сила пересилила Ваню и лег камень туда, где прежде лежал. Выпустил его Ваня из рук, стукнул по нему сердито кулаком.

Ну, зерно-зернинко, все равно я тебя добуду!

Опустились папоротники, погасли ночные цветы и клады. Заря окрасила просветы в верхушках деревьев. Наступило утро. Не выдержала Дуня, выбежала из-за куста, кинулась к кладам, а их уже нет!

ДУНЯ (скребет руками землю, ревет). Ну, Ванька! Ну, братец! Все золото проворонил! Где клады?! Где бриллианты?! Отдай! Мое!

ВАНЯ. Дунечка?! Откуда ты?!

ДУНЯ. Из дому! Отдай, Ванька, клады! Мои! Мое! Отдай!

ВАНЯ. Да бери сколько хочешь, только ночи дождись. А мне…

ДУНЯ. Знаю! Слыхала! Тебе зерно-зернинко подавай! А оно, как видишь, так просто не дается! (Успокаивается.) Ладно, так и быть, дождусь новой ночи!

ВАНЯ. Смотри, как бы худо не вышло из-за жадности твоей.

ДУНЯ. То моя забота. А пока отдыхай. И я… (Зевает.) Посплю маленечко. Ох и устала! Трудно мне богатство достается, ох и трудно! (После паузы.) Ниче, потерпим!

Картина первая

Вечер. На пеньке сидит Дуня и торопливо, пока нет брата, ест кусок хлеба, прихваченный из дома.

ДУНЯ. Обманет Ванька или не обманет? Не должен вроде бы… Сестра я ему, как-никак… Пособирает грибы-ягоды и придет. Оставить, что ли, ему кусочек? Тут и оставлять нечего: самой на один зубок осталось! (После паузы.) Уф, замаялась ночи ждать: стемнело, а все вечер! (Слышит чьи-то шаги.) Кто-то идет, наверное, Ваня… (Прячет в подол кусок хлеба.)

Появляется Старичок-лесовичок.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Здравствуй, девица-красавица!

ДУНЯ. Ну, здрасьте… Чего надо?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Хлеб да соль!

ДУНЯ. Ем, да свой, а ты подале стой! (Показывает руки.) Все, нет у меня ничего, уже съела!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. И кусочка маленького не осталось?

ДУНЯ. Дедусь, сказала же — все съела!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А брату своему ничего не оставила?

ДУНЯ. Вот настырный… Не оставила! Кто у нас кормилец? Я или он? Он! Пусть братец со мной и делится.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А ты, девица-красавица, жадна, как я погляжу. Уж не за зерном-зернинко ли пожаловала?

ДУНЯ. Больно надо! За кладами! (Пугается того, что проговорилась.) Ой! Проболталась!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Твое счастье, что проболталась. Я тебе один совет дам…

ДУНЯ (перебивает). За что?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Как за что? За просто так!

ДУНЯ. Ну-у! Значит, твой совет ничего не стоит!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Это как сказать… Ну-ка, освободи местечко. Молодая еще, постоишь.

Дуня, согнувшись в три погибели, так как ей приходится прятать хлеб от Старичка-лесовичка, встает с пенька. Старичок-лесовичок садится на ее место.

Что это тебя так скрючило?

ДУНЯ. Спину… Прострелом прострелило.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А-а… Это бывает. Еще от жадности людей скручивает.

ДУНЯ. Нет, у меня — прострел! Какой совет? Советуй, дедусь, скорее.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Не гони, успею. А ведь ты, девица-красавица, права: не всем даром советы давать нужно. Тебе за выкуп дам.

ДУНЯ. За выкуп? Да у меня нет ничего!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Жаль, что у тебя хлебушек кончился… Может быть, у тебя дудочка есть?

ДУНЯ. Дудочка? Дудочка есть.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А я-то все думал: где бы мне дудочку раздобыть! Давай дудочку, красавица.

ДУНЯ. А совет хороший, ценный?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Когда клады берешь — незаменимый!

ДУНЯ. А вдруг я все-таки прогадаю? Тут подумать надо!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну постой, подумай, а я посижу.

ДУНЯ. Ладно, я согласна. Дудка мне теперь ни к чему. Давай совет!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Сначала дудочку дай, потом совет получишь.

ДУНЯ (немного покрутившись на месте). Отвернись, дедуль!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну хорошо… (Отворачивается.)

Дуня быстро прячет кусок хлеба в мешок, достает дудочку.

ДУНЯ. Готово!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Никак чудо приключилось?

ДУНЯ. Где?!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. С тобой, девица. Была скрюченной, а теперь как тростиночка прямая.

ДУНЯ. А это не чудо, меня прострел отпустил. Держи дудку, дедуль, давай совет!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК (взяв дудку). А твоя ли?

ДУНЯ. Моя. У меня все мое. Давай совет.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Хорошо, слушай. Когда клады откроются и начнешь злато-серебро брать, каменья самоцветные в мешок свой накладывать, смотри лист папоротника ненароком не сорви, а то большая беда с тобой случится!

ДУНЯ. Ну?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Все. Это весь мой совет.

ДУНЯ. Весь?! Такой короткий за такую длинную дудку?! А если я сорву папоротник, что тогда?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. В летучую мышь превратишься, облик человеческий потеряешь.

ДУНЯ. Да ну?! Ладно, не сорву. (Заметив приближение Вани.) Братец мой идет, наконец-то!

Появляется Ваня, в большом листе лопуха он принес сестре ягод.

Я уж заждалась тебя! Думала, обманешь, не вернешься.

ВАНЯ. Вот ягод тебе набрал. (Дает Дуне ягоды.) Здравствуй, дедушка, тоже угощайся. (Протягивает ягоды Старичку-лесовичку.)

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Здравствуй, внучик, спасибо. Ну что, взял зерно-зернинко?

ВАНЯ. Не осилил с первого раза. Ничего, нынче ночью возьму.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Эх, Ваня, Ваня! Не поверил ты мне, в помощники не пошел, меня в помощники не взял. А теперь тебя моя доля труда держит.

ВАНЯ. Какого труда? Я камень отодвинул.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А кто про место, где зерно-зернинко хоронится, узнал? Я. Думаешь, легко мне это далось? Придется тебе откупить мою дольку труда.

ВАНЯ. Надо было про то раньше сказать. Я не жадный, откупился бы.

ДУНЯ (презрительно). Чем? Богатей!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Так ведь, внучик, ты меня про то не спрашивал. Думки свои таил, старика обманывал.

ВАНЯ. Виноват, дедушка. Много ли тебе выкупа давать? У меня в кармане, кроме репья, ничего нет! (Дуне.) Может быть, у тебя что-нибудь есть? Хлебушек или еще что?

ДУНЯ (испуганно). Нету! Ничего нету!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Делать нечего, давай репей. Коли его в кармане носишь, знать, он репей стоящий!

Достал Ваня из кармана репей, отдал его Старичку-лесовичку.

ДУНЯ (тихо, с завистью). Обогатеет старик с нашей щедрости! У нас ничего, а у него и репей, и дудка…!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну, Иван, поднимай ларец. Видишь, ночь подошла.

И точно: стемнело, сквозь деревья месяц стал виден. Достал Ваня из-за пазухи дудочку новую, заиграл на ней. И вновь засветились цветы ночные, поднялись папоротники, открылись клады.

ДУНЯ (восхищенно). Золото…! Серебро…! Каменья самоцветные…!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Не спеши, девица, успеешь!

Толкнул Ваня камень ногой. Откатился камень, сноп лучей хлынул из-под земли. Поднялся ларец, висит в лучах жарких. Спрятал Ваня побыстрей дудочку за пазуху, протянул руки к ларцу и вновь ожегся.

ВАНЯ. Ох, горячо! Жар не пускает! Обманул ты меня, дедушка: выкуп взял, а ларец не даешь?!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Не я тебе ларец не даю — тяжкий крестьянский труд не отдает его! Ты ведь один надумал владеть зерном-зернинко? Чтоб вся слава его тебе досталась? А крестьянская доля где? Придется вновь выкуп платить, всем крестьянам земли нашей.

ВАНЯ (рассердившись). Что ты все выкупы выманиваешь? Нет у меня ничего! Одна дудочка и осталась!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Дудочку разве мыслимо отдавать? В ней дар твой песенный!

ДУНЯ. Мою-то взял!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Тебе дудочка ни к чему, а Ване без нее жизни не будет. У него — талант!

ВАНЯ. Что ты, дедушка, заладил: талант, талант, дар песенный! Зерно-зернинко добыть мне надо, ничего кроме него не надобно! Бери, дед, дудочку! (Бросает Старичку-лесовичку дудочку.)

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК (поднимая дудочку). Эх, внучок, внучок…! Разве счастьем своим бросаются?

ВАНЯ. Уйди, дед, не мешай!

Протянул Ваня руку к ларцу. Огонь не ожег руки. Взялся Ваня за ларец, а поднять его не может. Трудится, упирается, а ларец ни с места. Устал Ваня, сел на землю, рукавом пот со лба вытирает.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Похвалился ты, внучок, без помощников обойтись, а силенок-то и не хватило! Хотел один владеть и распоряжаться чудесным зернышком, чтоб все тебе за него кланялись — ан не вышло! На себя и пеняй.

ВАНЯ. Ничего… Сейчас отдышусь, упрусь покрепче и сворочу ларец!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ну, попробуй!

И вдруг заиграла музыка, вспыхнули ярче лучи и стал ларец опускаться. Вскочил Ваня с земли, сунулся к ларцу — руки ожег. Ухватился за камень, да вновь не совладал: лег камень на место.

ВАНЯ (горестно). Дедушка…! Дуня…! Как же это?! Ушел ларец под землю, унес чудо наше — зерно-зернинко! Как мне быть? Как дальше жить? Эх…! (Упал на землю, уткнулся лицом в траву.)

ДУНЯ. По мне, так пропадай оно совсем, зернинко ваше. Бриллианты хватать надо! Золото! Аметисты с сапфирами! Вот где чудо-то! Слыхать про них слыхивала, а видать не видывала!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК (Дуне). Иди, хватай. Только про совет мой помни. (Ване.) Прощай, внучик. Жаль мне тебя, да ты сам в своей беде виноват. Ну, не поминай лихом!

Поклонился Старичок-лесовичок и ушел. А Дуня схватила мешок и под папоротники бросилась клады собирать.

ВАНЯ (поднявшись с земли). Ушел Старичок-лесовичок… И дудочку мою унес… Нет у меня теперь ни новой, ни старой… Ничего нет… (Дуне.) Пойду догоню старичка: пускай дудочку мою воротит.

ДУНЯ. Тьфу! Чаво хватился! Тут самоцветы, каменья драгоценные!

ВАНЯ. Пойду догоню! (Убегает.)

ДУНЯ. Беги, братец, беги! А тут все — мое! Все камни — мои! Все золото — мое! Все серебро — мое! Пол-мешка…! Две трети мешка…! Три четверти…! Весь…! Полон…! А тут — еще…! Блестят…! Сверкают…! Куда же их?! Куда?! А вот куда — за пазуху!

Видно, как Дуня гребет из-под папоротников камешки и кладет их за пазуху. Сорвала нечаянно лист папоротника и туда же сунула. Прогремел гром. Застыла Дуня. Стали пригасать цветы ночные, огоньки под папоротниками. Сами папоротники сникли, до земли легли. Месяц побледнел, угас. И наступила ночь черная, мрачная…

ГОЛОС ДУНИ (испуганный). Что же это?! Как же это?! Чего потемнело-то?! Куда месяц подевался?! Откуда гром?! Где клады?! Где мешок мой?! Мешок мой где?! Богатство мое, богачество!! Где оно?!

Стали пробиваться сквозь ветви деревьев первые проблески утренней зари. Посветлело на поляне. И стало видно — на ней не девушка Дуня, а Дуня, превращенная в летучую мышь.

ДУНЯ. Ох, посветлело… Где мешок? Где золото мое? А руки мои где?! Что это?! Кто это?! Не я это! Не я! Не я! Не я …! Ванечка, братец мой миленький, спаси меня! Заколдовали твою сестричку Дунечку, в чудо лесное, страшное обратили! Спаси меня, Ванечка, скорей спаси! (Убегает.)

Светлеет. Поют птицы. Будто бы и не случилось ничего. Закрывается занавес.

Картина вторая

Полдень. Лес, камыши, река… Появляется Ваня.

ВАНЯ. Ау-у! Дунюшка-а! Ау-у! Дедушка-а…! (Останавливается.) Никого… Всех потерял, все потерял… Как я домой без Дуняши вернусь? Что отцу про зерно-зернинко скажу? Что в руках держал, а вот взять не смог?

Над камышами появляется голова сазана.

САЗАН. Здравствуй, Ваня! Куда путь держишь?

ВАНЯ. Сазанушка! Здравствуй, родимый! Не видал ли сестрицы моей Дунюшки? Пропала она куда-то, нигде не сыщу ее.

САЗАН. Я ее давно не видел. Ух, не напоминай…! Сперва — в ведро, потом — в кадку, затем — опять в ведро… А уж потом снова в реку… Не напоминай!

ВАНЯ. А нынче не видел?

САЗАН. Нет, не попадалась. (Просит.) Сыграй, Ваня, на дудочке, заскучал я тут!

ВАНЯ. Нет у меня дудочки, сазанушка… Старичку-лесовичку вместо выкупа отдал.

САЗАН. Жаль, вот жаль!

ВАНЯ. И зачем я так сделал? Своими руками свое счастье отдал!

САЗАН. Новую сделаешь, камыша много.

ВАНЯ. Я свою дудочку в волшебном месте кинул, с ней и волшебная сила от меня ушла. Не открыть мне больше зерно-зернинко!

САЗАН. Вот горе… Придется тебе Старичка-лесовичка искать, он тебе поможет.

ВАНЯ. Обидел я его: в помощники к нему не пошел, его в помощники не взял.

САЗАН. Совсем плохо дело… Что делать будешь?

ВАНЯ. Не знаю, сазанушка. Видно, так мне и надо. Возгордился, расхвастался — сам да сам! Вот беда и пришла. Повиниться бы нужно… Не трус же я? Меня батюшка как поучал: «Своя вина на чужих плечах не виснет, свои давит! Не страшись снять ее…»

САЗАН. А ты страшишься?

ВАНЯ. Нет, не трус я! Только… где мне Старичка-лесовичка найти?

САЗАН. А оборотись-ка, Ванюша…

Повернулся Ваня и видит: выходит ему навстречу Старичок-лесовичок.

ВАНЯ. Дедушка?! Ты ли?!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Давно не видались? Не признал?

ВАНЯ. Признал, признал, дедушка!

САЗАН. Вы тут побеседуйте, а я вглубь уйду. Жарко здесь у вас, духота. Пойду отдышусь. (Ныряет в глубину.)

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Зачем, Иван, меня ищешь? Ты же все «сам да сам»!

ВАНЯ. Повиниться хочу, дедушка, потому и спрашивал про тебя. Прости, если можешь, слова мои дерзкие, прости меня за бахвальство пустое! Не сможешь простить — наказывай, буду ответ держать!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Мне, Ваня, из твоей вины шубы не шить. Дорого то, что повинился. А повинную голову и меч не сечет.

ВАНЯ. Спасибо тебе, дедушка, что простил. Век не забуду.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А зерно-зернинко? Долго его помнить будешь?

ВАНЯ (грустно). Всю жизнь… Как мне теперь домой возвращаться? Что дома скажу? А тут еще беда — сестру потерял.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А ты про нее ничего не знаешь?

ВАНЯ. Нет, дедушка. А что?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. О ней после скажу. А пока — держи. (Достает дудочку, которую ему отдала Дуня.)

ВАНЯ. Моя дудочка старая! (Взял ее в руки, осмотрел ласково). Ну, чудеса! Я ее сазану отдал, чтобы домой отнес, а она — вот где!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Сазан просьбу выполнил. А вот Дуня ваша дудочку мне отдала.

ВАНЯ. А где та, новая?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. От нее, Ваня, ты сам отказался. Ничего, эта не хуже. А теперь идем-ка на зерно-зернинко в последний, третий раз посмотрим.

ВАНЯ. И возьмем его?! Я помощником буду!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Вряд ли возьмем. Не осилим. Посмотреть хотя бы. На всю жизнь память.

ВАНЯ. Идем, дедушка!

Старичок-лесовичок и Ваня уходят. Некоторое время поляна пуста. Но вот выбегает на нее Дуня-летучая мышь. Она мечется, спотыкается, так как плохо видит при дневном свете. Останавливается.

ДУНЯ. Пропала я! Пропала совсем! Ничего не вижу, свет глаза заливает! Где дом наш? Где матушка? Пропала я! Не найти дороги!

Появляется над камышами голова сазана.

САЗАН. Что за чудо-юдо в лесу объявилось? Ты кто, чудо?

ДУНЯ. А ты кто? Ты где?

САЗАН. Как где? Я здесь!

Дуня. Не вижу… Светло… Я только ночью хорошо вижу. Зверина ты лютая?

САЗАН. Добрая. И не зверина я, а сазан.

ДУНЯ (радостно). Сазанушка! Рыбонька моя милая! Не узнаешь?

САЗАН. Голос слышал твой. А обличье… Нет, не видал я тебя.

ДУНЯ. Я — Дуня! Лесничихи дочь! Забыл, что ли?

САЗАН. Как забыть! Из реки в ведро, из ведра в кадку, из кадки опять в ведро, из ведра… Покидало меня, век не забыть!

ДУНЯ. Помоги мне, сазанушка, подскажи, как быть!

САЗАН. Как же я тебе помогу? Колдовать не умею. Уж не папоротник ли волшебный ты сорвала?

ДУНЯ. Его, Сазанушка, его!

САЗАН. Да-а… Вот она — жадность…

ДУНЯ. Да ну его, богатство! Не хочу больше! Хочу снова человеком стать, в доме жить, отцу-матери помогать. Другой стану, сазанушка, клянусь тебе!

САЗАН. Молодец, коли так решила. Помог бы я тебе, да не в силах. Не волшебник я!

ДУНЯ. Пропадать, значит?

САЗАН. А ты вот что: по лесу не бегай, все одно ничего днем не видишь, а сядь тут, затаись на время. Твой брат домой пойдет — этого места не минует.

ДУНЯ. А вдруг и он пропал? Вдруг и он околдованный?

САЗАН. Нет, его я видел недавно. Живой, невредимый.

ДУНЯ. Вот хорошо! А то у меня за него сердце кровью облилось: я пропала, а тут еще он сгинет… Он у нас славный, работничек! Превратилась бы я в девицу — с утра до ночи ему бы помогала!

САЗАН. Погоди, все может случиться. Фу, жара…! Нырну-ка я снова, попрохлаждаюсь!

Голова сазана ныряет в камыши. Дуня ощупью находит куст и садится в тени его.

ДУНЯ. Возвращайся, Ванечка! Скорее возвращайся!

Затемнение.

Картина третья

Вечер. На поляне, где хранится ларец с зерном-зернинко, появляются Ваня и Старичок-лесовичок.)

ВАНЯ. Пришли, кажется, дедушка? Вот поляна, вот камень…

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Пришли, Ваня, угадал. Хотя в лесу и полян, и камней много встречается. Отдохнем? Устал я, внучик. (Садится на пенек.)

ВАНЯ (грустно). Надежда была — думал, здесь снова Дуню встречу… Куда пропала? Вот здесь она стояла, потом… потом к зарослям папоротника пошла, самоцветы в мешок собирать. Вернулся, а ее нет — пропала!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Совета моего не послушалась, жадность ее ослепила, вот и пропала. Ничего, внучик, если ты ее любишь и жалеешь, то обязательно найдешь и из беды выручишь. (После паузы.) Смотри, стемнело! Быстро как в лесу темнеет!

ВАНЯ. Поиграть на дудочке?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Погоди… (Поднялся с пенька, подошел к камню.) Здравствуй, чудо дивное! Низко кланяются Иван, лесника сын, и я — Старик-лесовик! Покажись, сделай милость, Ивану на прощание, на долгую память!

Заиграла музыка, откатился камень, вспыхнули лучи разноцветные. Поднялся из-под земли в лучах ларец с зерном-зернинко.

ВАНЯ. Дедушка! Как же так?! Никто на дудочке не наигрывал, а ларец поднялся?! Уж не кажется ли мне, не мерещится?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Не кажется, не мерещится. Ты думал, что он под твою дудочку поднимается? Мать сыра-земля его своим дыханием поднимает. Ждет, когда настоящий трудовой люд за ним придет, ему и отдаст она зерно-зернинко.

ВАНЯ. Батюшка мой всю жизнь трудится, неужто он не заслужил его?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Заслужил твой батюшка долю зерна-зернинко.

ВАНЯ. А матушке Дуниной достанется доля?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Не белоручка она, и ей зерно-зернинко долю уделит.

ВАНЯ. А сестре моей Дуне?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Вот ей — вряд ли!

ВАНЯ. Так ей обидно станет. По лесу мыкалась, а хлебушка не досталось.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. По лесу мыкаться — еще не труд. Жадна Дуня, завистлива. А уж врать да напраслину на кого плести — для нее легче легкого!

ВАНЯ. Смотри, дедушка, уходит ларец!

Стали гаснуть лучи, опустился ларец в землю, подвинулся сам собой камень на прежнее место.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Ничего не поделаешь, Ваня, не мой ларец и не твой — общий! А тебе сейчас одна забота — сестру найти, от беды спасти.

ВАНЯ. От беды? От какой, дедушка?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Жива твоя сестрица, Ваня, да встретишь ее и не узнаешь. Погубила Дуню жадность, превратилась сестра твоя в мышь летучую: зверь не зверь, птица не птица — чудо лесное, страшное.

ВАНЯ. Да как же это, дедушка?! Рядом была и вдруг заколдована?!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Самоцветы за пазуху совала, второпях и папоротник волшебный сунула. Гребла под себя все без разбора, вот и образ человеческий утратила. (После паузы). Да ты не горюй! Горе — не беда, а ей урок. Если любишь — спасешь.

ВАНЯ. Спас бы, да как найти? Лес огромный, где искать?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. А в этом я помогу. Вот тебе репеек. (Достает репей и отдает его Ване.) Сейчас спать ложись, я тоже лягу, а на рассвете репеек тебя проводит.

ВАНЯ. Колючка эта? Чудеса!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Без них у нас не обходится. Только ты слова волшебные не забудь сказать.

ВАНЯ. Какие, дедушка?

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Вот какие, запоминай: «Репей-Репеечек, милый дружочек, потрудись немножко, покажи дорожку!»

ВАНЯ (повторив эти слова). Запомнил, дедушка!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Вот и хорошо. На-ка хлебца пожуй, а потом спать ложись. Утро вечера мудренее. (Дает Ване хлеба.)

ВАНЯ. Спасибо, дедушка. А то все ягоды да орехи — отощал совсем! (Откусил кусочек, пожевал и вздохнул тяжело.) Эх, Дуня, Дуня! Поделился бы я с тобой хлебцем, да где ты? Ладно, не плачь, завтра свидимся!

Темнеет. Постепенно из полного мрака начинается рассвет. Сначала светлеет небо: появляются просветы среди деревьев и их ветвей, потом обозначаются сами деревья. Затем утренние лучи проникают и на поляну, на которой спал, свернувшись калачиком, Ваня. Начинает петь соловей, щебечут птицы, где-то вдалеке прокуковала кукушка. Проснулся Ваня, вскочил на ноги.

ВАНЯ. Утро наступило! А я сплю! (Замечает, что рядом с ним нет Старичка-лесовичка.) А где Старичок-лесовичок? Неужели ушел? (Поднимает с земли узелок с хлебом.) Вот узелок его… (Зовет.) Де-душ-ка-а! Ау-у! Де-душ-ка-а…! (Прислушивается.) Нет, не отзывается… Ушел. (Смотрит, что лежит в узелке.) Хлебушек оставил. (Вспоминает.) Мы же его давеча съели весь! Чудеса… (Достает из кармана репей, кладет его на камень.) Ну-ка, как меня Старичок-лесовичок учил? (Обращается к Репейку.) Репей-Репеечек, милый дружочек, потрудись немножко, покажи дорожку!

Из-за камня поднимается Репей Репеевич, потягивается, словно после долгого сна.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Ох, не выспался! Рань-то какая! (Ване.) Ты меня звал?

ВАНЯ. Я, Репеек.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ (строго). Для кого Репеек, а для тебя Репей Репеевич. Понятно?

ВАНЯ. Прости, Репей Репеевич, больше не буду.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. То-то. Я постарше тебя, а старших уважать надо, по имени и отчеству величать. Куда тебе дорогу показывать?

ВАНЯ. К сестрице моей Дуняше. Превратилась она в мышь летучую, где-то здесь в лесу горе мыкает.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Слыхал, слыхал. Объявилось у нас чудо новое, чудо страшное. Человеческим голосом разговаривает, а на человека вовсе не похожее. Ладно, отведу к ней, так и быть. Забирай ее, нам своих чудес хватает. Бегать умеешь?

ВАНЯ. Дело нехитрое.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Тогда — вперед! Чур, не отставать.

ВАНЯ. Бежим, Репей Репеевич!

И побежали Репей Репеевич и Ваня по лесу, через пни и овражки, через кусты и ручейки, туда, где томилась Дуня. Во время их бега происходит некоторая замена декорации: убираются камень, пенек, ставятся камыши, куча веток. Эта замена может проходит при закрытом занавесе. Следующая небольшая сценка может разыгрываться и перед занавесом на авансцене.

ВАНЯ. Репей Репеевич! Погоди немного! Умаялся я!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. А я еще и не разогрелся хорошенько! Держись, Ванечка, мы уже рядом!

ВАНЯ. Репей Репеевич!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Аиньки?

ВАНЯ. А мы Дуню найдем?

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Найдем!

ВАНЯ. А мы ее спасем?

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Колдовать не обучен! Коли любишь сестру — спасешь!

ВАНЯ. Бежим тогда скорее!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Так ты умаялся…

ВАНЯ. Ничего! Выдержу!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Ну, тогда держись!

Репей Репеевич и Ваня прибавляют ходу и быстро скрываются за кулисами. Открывается занавес. На поляне, если не считать притаившуюся под грудой веток Дуню, никого нет. Слышны голоса: «Скорей, скорей, Репей Репеевич!», «И так поспешаю, Ванечка!», «Где ж поспешаешь? Отстал!», «Ох, отстал! Ох, отстал!» Появляются Ваня и Репей Репеевич.

ВАНЯ. Поспевай, Репей Репеевич, поспевай, миленький!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Да поспешаю я! А за тобой не успеваю! (Останавливается.) Стой, тут она!

ВАНЯ. Где? Нет никого… Бежим, Репей Репеевич. Так и до вечера ее не найдем!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ (сердито). Стой, говорю! Тут она. Я дорогу всегда правильно показываю — служба такая.

ВАНЯ. Где же она? Куда подевалась?

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Сейчас поищем.

Ваня и Репей Репеевич обследуют поляну. Останавливаются возле кучи веток. Начинают убирать ветки и обнаруживают под ними перепуганную Дуню-летучую мышь.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Вот страшилище-то!

ДУНЯ. Ой, пропала я! Сейчас съедят!

ВАНЯ. Да ты погляди… Я это!

ДУНЯ. Голос вроде знакомый… Не вижу я… Светло…

ВАНЯ. Я это, я!

ДУНЯ. Братец мой?! Ванечка?!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Он! Он!

ДУНЯ (вновь пугаясь). А ты кто? (Протягивает руку-крыло и касается Репея Репеевича.) Ой! Чудище колючее!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ (обиженно). Ты — чудище, а я — Репей Репеевич!

ДУНЯ. Ваня! Ванечка! Спаси меня! Боюсь!

ВАНЯ. Здесь я, Дунюшка, не бойся. Репей Репеевич добрый, не обидит.

ДУНЯ. Ванечка, что же со мною сделалось, что же со мною приключилось?! Страшная я? Непохожая? Ответь мне, Ванечка!

ВАНЯ. Эх, Дунюшка, что сказать мне, что ответить? Такую нашел — и то счастье!

ДУНЯ. Кто ж меня такую любить будет? Родная матушка и та от меня откажется.

ВАНЯ. Не откажется, Дунюшка, и я не откажусь. И такую любить будем, вот увидишь.

Пожалел Ваня сестру, поцеловал ее. Потемнело вдруг, цветы ночные вспыхнули, месяц стал виден. А в темноте голоса: «Ваня! Ванечка, где ты?!», «Здесь я, Дунюшка, а ты где?», «Здесь, Ванечка, здесь!», «А ты, Репей Репеевич, где?», «Здесь, Иван, тоже здесь! Держись, не бойся!».

Гаснут цветы ночные, месяц бледнеет и пропадает, вновь становится светло. На поляне стоят Репей Репеевич, Ваня и Дуня, уже не летучая мышь.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. А это — кто? А страшилище — где?

ВАНЯ. Дунюшка! Расколдована!

Смотрит Дуня на свои руки, оглядывает себя всю — и глазам не верит.

ДУНЯ. Прежняя… Прежней стала, Ванечка! Расколдовалась!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Меня бы кто в маковку поцеловал… Ладно, я и так красавчик!

ВАНЯ. Спасибо тебе, Репей Репеевич, за то, что Дуню помог из беды вызволить!

ДУНЯ (кланяясь Репею Репеевичу). Спасибо, Репей Репеевич, никогда доброты вашей не забуду!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. А жадность свою? Забудешь али нет? По-прежнему жадничать будешь?

ДУНЯ. Да пропади оно пропадом, богатство незаработанное! Из-за него страху натерпелась, облик человеческий потеряла.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Поняла, значит? Ну, собирайтесь, ребятки, теперь вам домой пора.

ДУНЯ. А где наш дом?

ВАНЯ. Вроде бы там? (Тычет рукой наугад.)

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Я вас провожу, служба моя такая. Только… Только меня попросить хорошенько надо, так положено. (Ване.) Проси, Ваня, исполню!

ВАНЯ. Репей-Репеечек, милый дружочек, потрудись немножко, покажи дорожку!

ДУНЯ (добавляет). Пожалуйста!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Тогда, ребятки, поспешайте за мной!

ВАНЯ (берет Дуню за руку). Бежим, Дуня! Репей Репеевич ух как быстро бегает!

ДУНЯ. Бежим!

Ваня, Репей Репеевич и Дуня убегают. Вскоре над камышами появляется голова сазана.

САЗАН. Никого… Значит, послышалось… А зачем я выныривал? Лесным воздухом подышать? Так тут духота. Нырну-ка я снова…

Голова сазана исчезает в камышах.

Картина четвертая

Полдень. Изба и двор лесника. На крылечке, горестно подперев голову, сидит лесник. Из избы выходит Лесничиха.

ЛЕСНИЧИХА. Не сиди, отец, ступай в лес, ищи наших детушек!

ЛЕСНИК. Где я их только не искал! Нигде нет. Ни следа, ни зарубки о себе не оставили.

ЛЕСНИЧИХА. Вдруг в болото угодили? Или зверь лесной напал на горемычных?

ЛЕСНИК. Нет, невозможно это. Болот в наших краях на сто верст не сыскать, а зверь сейчас сытый, человека не тронет.

ЛЕСНИЧИХА. Но ведь сгинули!

ЛЕСНИК. Сгинули… (Поднимается с крыльца.) Пойду еще поищу. И зачем я только Ванюшке о зерне-зернинко рассказал…!

ЛЕСНИЧИХА. А Дунюшку каменья самоцветные сна лишили. Пошла, бедная, за ними и пропала!

ЛЕСНИК. Не плачь, найду я их.

И вдруг услышали они голос дудочки: это Ваня заиграл на ней.

ЛЕСНИК. Что такое?! Али снится мне?!

ЛЕСНИЧИХА. Дудочка…! Дудочка Ванина голос подает! Живы, живы наши детушки!

Появляются Ваня, Дуня и Репей Репеевич.

ДУНЯ. Матушка! Батюшка! (Подбегает к матери, целует ее.)

ЛЕСНИК. Где ж ты был, Ванечка? Где Дунюшка пропадала?

ВАНЯ. Все, батюшка, расскажем, обо всем поведаем. А сейчас благодари Репея Репеевича. Это он нас к дому вывел и Дунюшку мне найти помог!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ (смущаясь). Чего уж там… Мелочи… Служба у нас такая…

ЛЕСНИК. Спасибо тебе, Репей Репеевич, от отца-матери! Будь гостем дорогим, другом-приятелем!

ЛЕСНИЧИХА. От моего материнского сердца низкий поклон тебе за детей, Репей Репеевич!

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Говорю — служба… Заплутаются, а потом выводи их… Работа такая.

ЛЕСНИЧИХА. Прошу к столу, Репей Репеевич! Чем богаты… (Леснику.) Отец, помоги!

ДУНЯ. Пусть батюшка отдыхает, я помогу!

ЛЕСНИЧИХА (удивляясь). Ты?!

ЛЕСНИК. Помоги, дочка.

Лесничиха и Дуня накрывают летний стол, расположенный во дворе.

ЛЕСНИК (Ване). Ну что, нашел зерно-зернинко?

ВАНЯ. Нашел, батюшка. Да взять не смог. Не мое оно — общее. Вся добыча наша — вот этот узелок.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Знакомая скатерка. Старика-лесовика?

ВАНЯ. Его. Узелок оставил, а сам ушел. Жаль, что его с нами нет… Он мне тоже помог.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. А кто это там шагает?

ВАНЯ. Дедушка…! Он…!

Появляется Старичок-лесовичок.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. День добрый, хозяева! (Ване.) Добрались до дома? (Дуне.) А это что за красавица?

ДУНЯ. Я, дедушка… Я — Дуня…

ЛЕСНИЧИХА. Спасибо вам, дедушка, за помощь.

ЛЕСНИК. За детей наших спасибо.

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Я — что… Дуню Иван спас, а к дому Репей Репеевич вывел.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Служба такая — выводить!

ВАНЯ. Дедушка, ты узелок свой забыл, держи!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Дарю его вам с Дуней на память, о нас с Репейком, о лесе нашем, о зерне-зернинко. Разверни-ка его, Ванюшка…

Ваня разворачивает узелок. В узелке лежит румяный каравай.

ВАНЯ. Хлебушек! Мягкий! Вот чудо! (Кладет каравай на стол.)

ЛЕСНИЧИХА. А я уж горевала: муки в доме нет, свежего хлебца к столу подать не придется! А тут — целый каравай!

ДУНЯ. Вот так скатерочка! Давай, Ванечка, я ее почищу, в сундук положу. (Берет скатерку у брата.) Да тут еще что-то есть! (Разворачивает ее и достает пирог.) Пирог!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Никак зерно-зернинко с вами шутки шутит.

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. А почему шутки? Или они не заслужили своей доли крестьянской?

ДУНЯ (грустно). Я не заслужила… (Опускает виновато голову, но вскоре поднимает ее и произносит с жаром.) Но я заслужу, дедушка, честное слово, заслужу!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Поверим ей, Репей Репеевич?

РЕПЕЙ РЕПЕЕВИЧ. Поверим. Вроде бы она другой стала.

ДУНЯ. Пока не стала… Но стану, обязательно стану!

ЛЕСНИЧИХА. Прошу к столу, гости дорогие!

СТАРИЧОК-ЛЕСОВИЧОК. Эх, так и быть! (Достает камышовую дудочку и отдает ее Ване.) Держи, да больше от своего счастья не отказывайся!

ВАНЯ. Дудочка моя…! На которой я у соловушки играть учился! (Подносит дудочку к губам и выводит на ней красивую мелодию.) Спасибо, дедушка! Я теперь от нее никогда не откажусь!

Ваня начинает играть плясовую, лесник берет деревянные ложки и подыгрывает сыну. Потом и Дуня берет ложки и присоединяется к музыкантам. Репей Репеевич не выдерживает и пускается в пляс.

КОНЕЦ

Картина первая

Вторая половина дня. Опушка леса. Местность живописная. На опушке появляются лесорубы: Опилкин, Ведмедев и Ваня с Саней. Все четверо тяжело нагружены, особенно Ведмедев. Первым останавливается Опилкин, снимает с себя поклажу.

ОПИЛКИН (весело). Все, ребята, дальше не пойдем!

ВЕДМЕДЕВ (осмотревшись, хмуро). Значит, здесь пропадать будем… Что ж, место красивое… (Снимает огромный рюкзак, кладет его на землю.)

ОПИЛКИН. Зачем пропадать? Работать будем!

ВЕДМЕДЕВ. Место знаменитое… Муромская чаща…!

ВАНЯ (усевшись на землю). Чем же оно так знаменито? Лес как лес.

САНЯ (сев рядом с Ваней). Густой только, темный.

ОПИЛКИН. Правильно, Саня, темный. Как, Ведмедев? Сказки все это про Муромскую чащу! Нет здесь никого.

ВЕДМЕДЕВ. Поживем — увидим. А увидим… (Кивает на Ваню и Саню.) Их жалко, молодые совсем.

ОПИЛКИН (к Ване и Сане). Со школой — все?

ВАНЯ (радостно). Все!

САНЯ (тоже радостно). Покончили с образованием!

ВЕДМЕДЕВ. Сколько лет проучились?

ВАНЯ. Десять. Два года в первом классе…

САНЯ. Три — во втором…

ВАНЯ. И четыре — в третьем! Всего десять.

ОПИЛКИН (считает). Два да три — пять, пять и еще четыре — девять… А вы сказали десять?

ВАНЯ. Нам столько в аттестате написали, когда из школы отпустили.

САНЯ (поправляет). Выпустили.

ВЕДМЕДЕВ (с насмешкой). Спасибо-то сказали?

ВАНЯ. Сказали. Директор школы плакал даже: «Спасибо, — говорит, — дожил до радостного денечка!»

САНЯ. Очень горевал, что мы уходим.

ОПИЛКИН. Теперь я вас учить буду. На лесорубов!

ВАНЯ. А вы плакать не станете?

ОПИЛКИН. Я не буду.

ВЕДМЕДЕВ. Давайте палатки ставить. (Начинает разбирать вещи. Вдруг вдалеке закуковала кукушка.)

ВАНЯ (посмотрев на наручные часы). Отстают немного.

САНЯ (показывая рукой в ту сторону, где кукует кукушка). Те или эти? (Показывает на часы Вани.)

ОПИЛКИН (выразительно постучал костяшками пальцев себе по лбу). Кукушка! Живая!

Тем временем Ведмедев стал втыкать в землю шест. Опилкин, увидя это, подал Ване другой шест.

ОПИЛКИН (Ване). Стукни его по маковке, чтобы Ведмедев не мучился!

Ваня берет шест (он сделан из картона) и недоверчиво глядит то на Опилкина, то на Ведмедева. Но Ведмедев сам развеял его сомнения.

ВЕДМЕДЕВ (с азартом). Бей, Ваня! Сильнее бей!

Ваня бьет… по голове Ведмедева. Тот удивленно глядит на Ваню и падает без чувств. Снова закуковала кукушка.

САНЯ (считает). Раз, два, три, четыре, восемь, девять…

ОПИЛКИН. Нокаут…! (Ване.) И все равно мы вас учить будем!

ВАНЯ. Давайте…

ВЕДМЕДЕВ (очнулся, зашевелился, сел). За что?

ВАНЯ. А я знаю? Григорий Сазонович велел!

Ведмедев переводит недоуменный взгляд на Опилкина.

ОПИЛКИН (виновато). Перепутал парнишка… Нечистый его по путал!

ВЕДМЕДЕВ. Уже… (Стонет.) Ох, голова чугунная!

ОПИЛКИН. Твое счастье, обыкновенная не выдержала бы. (Подает руку Ведмедеву и помогает ему подняться на ноги.) А сказки про Муромскую чащу из головы лучше выбрось. И так у тебя в ней все перемешалось.

ВЕДМЕДЕВ (обращаясь к Опилкину). Пропадем, Гриша, мы здесь, попомни мое слово, пропадем!

САНЯ. Да что вы все пугаете и пугаете, а прямо не говорите? Я пропадать не хочу, мне мотоцикл надо!

ВЕДМЕДЕВ. А то и пугаю! Слушайте… Сказывали мне про эту Муромскую чащу верные люди вот что: живут здесь лешаки да ведь мы, да разные русалки с незапамятных времен. Откуда они тут взялись — никто толком не знает. Говорят… (Он усмехнулся и поморщился от боли.) Говорят, климат здесь особенный: оглоблю в землю посадишь — вырастет тарантас, а сказку расскажешь — лешие из нее оживут и в лес разбегутся. (Пауза.) Вот люди и боятся сюда ходить, заповедником Муромскую чащу объявили.

ОПИЛКИН. В казенных бумагах про заповедник ни слова не сказано. (Похлопал Ведмедева по плечу.) Ничего, Егор, не робей! Рубить начнем, тогда сам увидишь — нет здесь никого… (Снова закуковала кукушка.) Кроме кукушки этой!

ВАНЯ. Пойду посмотрю.

ОПИЛКИН. На что посмотришь?

ВАНЯ. На нее.

ОПИЛКИН. Делать тебе нечего! Помоги лучше дяде Егору.

ВЕДМЕДЕВ (поспешно). Пусть идет! Я сам!

Ведмедев снова принимается устанавливать палатку. Опилкин и Саня начинают разбирать вещи, а Ваня отправляется на поиски кукушки.

Картина вторая

Снова опушка леса, только другая. Нет палаток, нет лесорубов, зато торчит на опушке огромный пень. Вбегает вся зареванная Уморушка, за ней бежит ее брат Шустрик.

УМОРУШКА (плача). Деданя-я-я! Дедулечка-а-а! Меня Шустрик увсю задражни-и-ил!

ШУСТРИК. Не увсю, а всю. И не задражнил, а задразнил. Только я тебя не дразнил!

УМОРУШКА (останавливается возле пня). Да… А кто меня Скворушкой-Уморушкой кликал? А кто меня Уморушкой-Притворушкой называл?

ШУСТРИК. Так я шутил!

УМОРУШКА. Дражнил!

ШУСТРИК. Не дражнил…!

УМОРУШКА. Вот…! Опять…! (Кричит, нагибаясь над пнем.) Деданя-я-я… Дедулечка-а-а… Меня Шустрик дра… (оглядывается на Шустрика и старательно тянет)… з-з-знит!

ШУСТРИК. Спит наш деданя, так что не скворчи у него над ухом, Скворушка-Уморушка!

УМОРУШКА (гневно). Опять?! Да я тебя заколдуню!!

ШУСТРИК (увертываясь). Говорить сперва научись! (Передразнивает.) Заколдуню!

УМОРУШКА. Ну, заколдоваю!

ШУСТРИК. Еще лучше! (Подсказывает.) Заколдую!

УМОРУШКА. Сейчас ты у меня увидишь… Сейчас ты у меня запляшешь… (Произносит волшебную фразу, но с ошибкой). Фыр-фыр-фуфыр! (Ничего не происходит.) Фыр-фыр-фуфыр! (Ничего не происходит.)

ШУСТРИК (презрительно). Расфуфырилась! Мала еще колдовать!

УМОРУШКА (снова склоняясь над пнем). Деда-а! А он говорит — я маленькая! Деда-а! А он говорит — я расфуфырилась…!

ШУСТРИК (тихо). Фыр-фыр-пупыр!

УМОРУШКА. Деда-а! А он говорит — фыр-фыр-пу… Ай, мамочки! Ай, папочки!

Уморушка выпрямляется, и тогда становится видно, что у нее заметно удлинился нос.

ШУСТРИК. Будешь жаловаться?

УМОРУШКА (схватившись за нос обеими руками). Буду!

ШУСТРИК. Ушки у тебя что-то коротковаты… Фыр-фыр-пу…

УМОРУШКА (громко). Не-а!

ШУСТРИК. Что не-а?

УМОРУШКА. Не буду жалиться…

ШУСТРИК. Жаловаться.

УМОРУШКА. Жаловаться.

ШУСТРИК. Будешь меня слушаться…

УМОРУШКА. Эвона чего захотел! (Поспешно и покорно.) Хорошо, буду.

ШУСТРИК. Будешь кашу до конца съедать…

УМОРУШКА (садится на пенек). Подожду, пока деданя не проснется. Деданя проснется — расколдует. А тебе — всыпет!

ШУСТРИК. Всыплет!

УМОРУШКА. Пожалуйста, если тебе так слаще.

Уморушка поворачивается к Шустрику и зрителям спиной, вытирает слезы. Она незаметно снимает с носа наклейку.

ШУСТРИК (очень тихо). Фыр-фыр-пупыр!

УМОРУШКА (ворчит). Деданя проснется, он тебе вот какой «пупыр» сделает! (Поворачивается и руками показывает Шустрику, какой длинный нос сделает ему дед, замечает, что ее собственный нос стал нормальным.) Ой? Кажется, я снова красивая…!

ШУСТРИК. Красивая, вся в брата.

Слышно кукование кукушки.

УМОРУШКА. Пойду по малину. Деда проснется, а я ему — гостинец!

ШУСТРИК. А я?

УМОРУШКА. А я много нарву — за тебя и за себя.

ШУСТРИК. Тогда иди. Не уколись только!

УМОРУШКА. А меня колючки не колют.

ШУСТРИК. Почему?

УМОРУШКА. Жалеют. (Уходит.)

ШУСТРИК (оставшись один). Везет девчонкам! И колючки их не колют, и комары не жалят… А уж нянчатся с ними…! (Вспоминает, как мать потчует его и Уморушку кашей.) «Скушай, доченька, кашки…! Ах, ты не хочешь, моя Уморушка! У-сю-сю! Тру-сю-сю! (Басом.) Жуй кашу быстрее, Шустрик! И не смотри на нее так — прокиснет!»

Появляется Ваня. Голова его задрана вверх, он все еще надеется обнаружить кукушку. Шустрик быстро прячется за кустом.

ВАНЯ. Нет, не найти мне, видно, кукушку… Придется ни с чем возвращаться. (Замечает кусты.) Удилище хотя бы срежу. (Достает нож и делает шаг к кустам, за которыми спрятался Шустрик.)

ШУСТРИК (быстро высунув голову из-за кустов). Стой!

ВАНЯ. Ай! (Разглядев, что перед ним мальчишка.) Фу ты, леший, напугал…! Чего по лесу шастаешь, людей пугаешь?

ШУСТРИК (искренне удивлен). А что же мне еще делать? (С любопытством.) А откуда ты, дяденька, знаешь, что я — леший?

Немая сцена: Шустрик ждет ответа на поставленный вопрос, а у Вани отнялся язык.

ШУСТРИК. Что молчишь? Язык проглотил? (Ваня отрицательно мотает головой.) Молчи-молчи: деда Калина проснется — живо тебе язык развяжет! (После паузы.) Ты заблудший, да? (Ваня снова отрицательно мотает головой.) Зовут-то тебя как?

ВАНЯ (еле-еле выговаривает). В-ваня…

ШУСТРИК. Ну вот! (Протягивает руку.) А меня — Шустрик!

ВАНЯ (робко жмет руку Шустрику). А деда… Калина… кто?

ШУСТРИК (охотно и гордо). Самый главный леший! Он — дедушка мой. Он знаешь как колдовать умеет? У-у! И языки развязывать. Один такой молчал-молчал, а дедушка рассердился, язык ему развязал и снова завязал, только на три узелочка. Потом пожалел, конечно, развязал… (Замечает в руках у Вани нож.) А это что?

ВАНЯ. Ножик. (Протягивает нож Шустрику.)

ШУСТРИК (пробуя кончик лезвия). Колючий… Солнышко в нем, как в лужице, блестит… Давай меняться?

ВАНЯ. Так бери. А я пойду, а?

ШУСТРИК. Так не отпущу!

ВАНЯ (всхлипывает). Че я тебе сделал? Ниче я тебе не делал!

ШУСТРИК. Вот чудак! Я тебе за нож… ну, хочешь, шапку волшебную подарю?!

ВАНЯ. Ну да?!

ШУСТРИК. Или твою волшебной сделаю. (Снимает с головы Вани модную кепку.) Фыр-фыр-пупыр! (Достает из кепки яблоко.) Фыр-фыр-пупыр! (Достает из кепки конфету.)

ВАНЯ. Вот это да…! Фыр-фыр-пупыр! (Тоже достает из кепки конфету.) Меняюсь!

ШУСТРИК. Только смотри — никому не говори, что в Муромской чаще был и здесь шапку выменял.

ВАНЯ. Про кепку не скажу. А про чащу и так все узнают, когда мы ее вырубим.

ШУСТРИК. Что?!

ВАНЯ. Мы же лесорубы…

ШУСТРИК. А я думал — заблудший…! Настоящий живой лесоруб…!

ВАНЯ (скромно). Мы с братом — ученики. Это Ведмедев с Опилкиным настоящие.

ШУСТРИК. Так я и поверил… Такой дяденька — и ученик! (Громко выкрикивает.) Фыр-фыр-пупыр!

Яркая вспышка, темнота и снова свет. Но Шустрик уже исчез.

ВАНЯ. Ой-ей-ей! Че было-то? Не то чудо случилось, не то замкнуло что-то… (Осматривается по сторонам.) Бесенок куда-то исчез… (Замечает, что кепку свою держит в руках.) Как это там? Фыр-фыр-пупыр… (Достает из кепки яблоко.) Червивое… (Бросает яблоко в пень и быстро уходит.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (вылезая из пня с яблоком в руках). Кто кинул? Уморушка, ты? Ты, Шустрик? Отвечайте немедленно! (В ответ — тишина.) Анды-шаланды-баланды…

Появляются Уморушка с корзинкой и Шустрик с ножиком.

УМОРУШКА (ворчливо). Ну вот! Тебя же хотела гостинцем угостить!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А может, уже угостила? (Показывает яблоко Уморушке.)

Уморушка отрицательно мотает головой. Тогда Калина Калиныч обращается к Шустрику.

Узнаешь яблочко?

ШУСТРИК (самодовольно). Моя работа!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. И ты еще хвастаешь?!

ШУСТРИК. Не так еще надо было!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (с горечью). А я думал, что ты любишь меня… Как я жестоко ошибся!

ШУСТРИК. Конечно, люблю! Ты что, дедушка?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А это? (Показывает яблоко.) А это? (Показывает себе на темя.) Я ведь узнаю, кто бросил яблоко. Но я хочу узнать правду от вас самих и без всякого волшебства!

ШУСТРИК. Так это Иван бросил! Ну да, Иван!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Какой Иван? Царевич? Дурачок?

ШУСТРИК. На царевича он не похож. Скорее дурачок. Чащу нашу пришел вырубать!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Ах, беда! Ах, окаянный! Один пришел?

ШУСТРИК. Нет, с ватагой!

УМОРУШКА. Страшный?

ШУСТРИК. Нет, не очень.

УМОРУШКА. А я и страшных не забоюсь!

ШУСТРИК (Уморушке). Не мешай! (Калине Калинычу.) Что делать будем?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Тут так просто не решить… Тут обмозговать хорошенько надо. Все дали зарок злые чары не применять. (Вылезает из пня.) Ладно, в разведку сходим, получше все разузнаем, а там и решим, что делать.

УМОРУШКА. Пошли скорее!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Куда?

УМОРУШКА. Как — куда? В разведку! А это где?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. В разведку маленькие не ходят.

ШУСТРИК (Уморушке). Поняла?

УМОРУШКА. В разведку идти нельзя — маленькая, реветь нельзя — большая…! Разве можно детей обманывать?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Да ты, внучка, не обижайся! Мы с Шустриком сходим и быстро вернемся.

ШУСТРИК. Ты тут нас подожди.

УМОРУШКА. Да разве я устою!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А ты не просто так стой, а на часах!

УМОРУШКА (изумляется). На часа-ах?! На каких?!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (сердится). На карманных! Стой тут и охраняй жилище! (Шустрику.) Идем!

Калина Калиныч и Шустрик уходят. Уморушка обходит пень.

УМОРУШКА (ворчит). Стой тут… Охраняй… (Вспоминает о часах.) А часы-то оставить забыл!! На чем же я стоять буду?! (Уходит.)

Картина третья

Место стоянки лесорубов. На переднем плане установлена большая палатка, полог которой широко раздвигается и ее можно использовать как своеобразную «сцену на сцене». Опилкин, Ведмедев и Саня уже попили чай. Сидят кружком рядом с палаткой. Ваня еще не вернулся.

САНЯ. Скучно без Вани… Ушел на минутку, а вон его сколько времени нет! (Приподнимается с места.) Пойду поищу.

ОПИЛКИН (Ване). Сиди! Не хватало, чтобы и ты исчез.

ВЕДМЕДЕВ (спокойно, почти обреченно). Все пропадем…

ОПИЛКИН. Никуда он не денется! (Пауза.) Через пять минут не вернется — пойдем искать.

Вбегает Ваня.

ВАНЯ. Сидите, да? А там…

ОПИЛКИН. Русалка на ветвях сидит?

ВАНЯ. Нет, русалку не видел. А пацана подозрительного встретил!

ОПИЛКИН. Откуда здесь дети?

ВАНЯ. Леший это, лешачок!

ВЕДМЕДЕВ. А я что говорил! Ну-ну?

ВАНЯ. Ножик у меня выменял…

САНЯ. На что?

ВАНЯ. На кепку. (Снимает с головы кепку и показывает ее всем.)

ОПИЛКИН. Твой нож на эту кепку? Выгодный обмен! Не прогадал, Ванюша!

САНЯ. Надо было еще что-нибудь выпросить в придачу.

ВАНЯ. Я теперь — волшебник! Что захочу, то и появится. Яблочком вас угостить?

САНЯ. Давай!

ВАНЯ. Фыр-фыр-пупыр! (Робко сует руку в кепку и достает из нее лягушку.) Ай! Ай-яй-яй! (Бросает лягушку прочь.)

САНЯ. Сам яблочко обещал! Давай обещанное!

ВАНЯ. Сейчас… Не сработало… Фыр-фыр-пупыр! (Снова сует руку в кепку и снова достает из нее лягушку.) Обманул леший!

ОПИЛКИН. Хороший ножик-то был?

ВАНЯ (утирая слезы). Хороший! Лезвие — во!

ВЕДМЕДЕВ. Теперь этот леший не просто так встретит — с ножиком! Бежим, пока живы!

Незаметно для лесорубов за палаткой появляются Калина Калиныч и Шустрик.

ОПИЛКИН (Ведмедеву). Стар я от мальчишек бегать! (Ване.) На кого он похож, знакомец твой новый?

Ваня пожимает плечами, некоторое время сосредоточенно думает, наконец тычет рукой в Саню.

САНЯ. На меня?!

ВАНЯ. Когда ты из второго в третий класс перебрался — точно такой был. Только ты рыжий, а он зеленый.

САНЯ. Я — рыжий?! Я — золотистый шатен!

ШУСТРИК. И я не зеленый!

Калина Калиныч зажимает Шустрику рот. Пауза.

ВЕДМЕДЕВ. Кто кричал?

ОПИЛКИН. Показалось…

ВАНЯ (после испуга, улыбаясь). Ух! А я испугался, когда показалось!

САНЯ (гордо). А я не испугался!

ВЕДМЕДЕВ (хмуро). Сходи посмотри, раз ты такой смелый!

САНЯ. Пожалуйста! (Встает.)

ВЕДМЕДЕВ. Чуть что — кричи.

САНЯ. Ладно. А что кричать?

ВЕДМЕДЕВ. Что успеешь.

Калина Калиныч и Шустрик исчезают. Саня идет в их сторону. Меняется освещение: часть сцены с лесорубами притемняется, а другая часть сцены высвечивается. Там появляются Калина Калиныч и Шустрик.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. За нами идет… словно чует…

ШУСТРИК. Давай улетучимся? Чик — и нет нас!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Не для того шли сюда. Поговорим с юношей. Ты его тогда встретил?

ШУСТРИК. Может, его, а может, и не его. Похожи они очень. (С трудом выговаривает.) Оба зо-ло-тис-ты-е ша-те-ны.

Появляется Саня.

САНЯ. Ой…!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Не ой, а здравствуйте!

САНЯ. Здравствуйте…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. И ты здравствуй. Пока. (Шустрику.) Он? Не он?

ШУСТРИК. Он — не он. Он…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (перебивает). Понятно. (Сане.) Зачем в Муромскую чащу пожаловали?

САНЯ. Мы решили здесь заработать… То есть поработать… Вон какие дубы зря стоят!

ШУСТРИК (Калине Калинычу). Я говорил, что они решили нашу чащу совсем порешить!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (Сане). И кто же у вас такой умный? Кто додумался до мысли такой?

САНЯ. Опилкин Григорий Сазонович. Он правда умный.

ШУСТРИК. Здесь место запретное для людей! Здесь тысячу лет нога человека не ступала!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. И не ступит. (Сане.) Вот что: передай своим, чтобы завтра же вас тут не было. Ясно?

САНЯ. Ясно. Только Опилкин вас не послушается. Он у нас знаете какой крутой! Ему сам Березко Алексей Иванович не велел сюда ездить, а он поехал! Раз он Березки не испугался, вас и подавно не испугается!

ШУСТРИК. Плохо ты моего дедушку знаешь! Он в такое вас закол дует — никакая березка не расколдует!

САНЯ (смеется). Колдуны только в сказках бывают! А вы фокусы делать научились и хвастаете!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (обидевшись). Я — фокусы?! Я — хвастаю?!

ШУСТРИК. Сам ты из сказки, а мы из Муромской чащи! (Калине Калинычу.) Деда, сделай из него какую-нибудь штуковину!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Какую?!

ШУСТРИК. Ну… Ну… Ну, сделай из него орясину!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Сейчас! (Удивленно.) А на что она похожа?

Шустрик пожимает плечами.

САНЯ (воспользовавшись небольшой заминкой). Вы не пугайте… И не обзывайтесь…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Я не пугаю. Я… (Начинает колдовать.) Анды-шаланды… (Останавливается.) Зарок! Зарок давал злые чары не применять! (Садится на землю, горестно обхватывает голову руками.)

ШУСТРИК. Не плачь, дедушка! Мы им! Они у нас… (Сане.) Беги, пока жив!

САНЯ (радостно). Ага! (Пятится и исчезает.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Лесной совет надо созывать… Решать надо, что с ними делать.

ШУСТРИК. Созовем, дедушка! Я шустрый, я быстро всех соберу!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Вот и хорошо. (Поднимается с земли.) А теперь идем к Уморушке. Заждалась, поди, бедная…

Калина Калиныч и Шустрик уходят.

Картина четвертая

Декорации те же, что и во второй картине. Вечереет, но еще светло. На пеньке сидят Калина Калиныч и Шустрик. В стороне от них на траве сидит Уморушка и плетет венок из ромашек.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Пора бы няньке вашей прийти: солнышко-то уже за горку садится.

ШУСТРИК. Сказала, что обязательно будет. Хочет с тобой посоветоваться. (Уморушке.) И куда ты столько венков плетешь?

УМОРУШКА. На каждый день — новый венок. На пятницу, на вторник, на среду, на четверг, на пятницу…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (удивленно). Погоди-погоди… Это сколько же у тебя пятниц на неделе?

УМОРУШКА. Две. А что — мало?

ШУСТРИК. А понедельников сколько?

УМОРУШКА. И одного хватит. Не люблю их! Понедельник — день тяжелый.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Точно, внученька. Сегодня понедельник!

ШУСТРИК. Завтра легче будет?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Завтра все против них поднимутся. А со всеми всегда легче.

Шустрик достает нож и начинает ковырять им пень.

Это что такое?!

ШУСТРИК. Выменял. Видишь, как режет?!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Вижу… А завтра что выменяешь? Топор?! А ну, выбрось его!

Шустрик встал, отошел в сторону. Руки и нож спрятал за спину, отрицательно помотал головой.

Деда не слушаться?! Анды…

УМОРУШКА (гневно). Выбрось его, Шустрик, быстрее!

ШУСТРИК. А ты подберешь? Нет!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Шаланды…

УМОРУШКА. Ой, чего сейчас будет…! (Закрывает глаза руками, но изредка подсматривает.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (повторяет). Шаланды…

ШУСТРИК (быстро). Фыр-фыр-пупыр! Все — выбросил! (Показывает руки: ножа в них нет.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (осматривает руки Шустрика, затем землю вокруг него). Дедушка тебя чему учил? Дедушку обманывать?! Где нож?!

Шустрик шмыгает носом, проводит под ним ребром ладони и устремляет невинный взгляд в небо.

УМОРУШКА. Ой, какой ты, оказывается! Ой, какой ты, выходит…! Ой, с кого же теперь я пример брать буду? Ой…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Погоди, внучка, ойкать. Я с ним сейчас по-мужски поговорю. (После паузы, Шустрику, качая укоризненно головой.) Ай-яй-яй-яй! А? Ой-ей-ей-ей!

Шустрик морщится и зажимает уши руками.

Уши зажал? Слушать не хочешь?

УМОРУШКА. Не нравится по-мужски!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Где нож?

ШУСТРИК (убрав одну руку от уха). Что?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (успевает схватить Шустрика за ухо). Где нож? Где нож? Где нож? (Отпускает ухо.)

ШУСТРИК (чуть не плача). Сам зарок давал, а сам за ухи треплет…! Нет у меня ножа! (Садится на пенек спиной к Калине Калинычу.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (виновато). Уж и потаскать нельзя… Не оторвал ведь? И не разговаривает с дедом… Обиделся, видишь ли…

Уморушка подходит к брату, осматривает его ухо и глядит Шустрика по голове — жалеет.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Не прощенья же мне у тебя просить?! Ну, прости, погорячился… Ну, хочешь, я на колени встану? Я встану!

В этот момент появляется Баба Яга. Она невольно становится свидетельницей конца этой сцены. Калина Калиныч становится на колени перед Шустриком.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Готово! Смотри!

УМОРУШКА (заметив Бабу Ягу, шипит Калине Калинычу). Де-да-а!

БАБА ЯГА (виновато). Простите… Я, кажется, не вовремя…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (смущенно). Нет, почему же… В самый раз… Мы… репетируем!

БАБА ЯГА. Нашли время! Чаща Муромская в опасности, а они репетируют!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (поднимается с колен). Мы и репетируем, как быть непреклонными с врагами, если они начнут просить пощады.

БАБА ЯГА. И Шустрик был непреклонным?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Как скала!

УМОРУШКА. Нянюшка, ты пешком?

БАБА ЯГА. Пешком, милая. Зачем ступу взад-вперед гонять? Она у меня старая. (Садится на пенек.) Что делать будем с гостями непрошеными?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Вразумлять. Не поможет — предупрежденье сделаем.

ШУСТРИК. Уже делали.

УМОРУШКА. Заблудить их нужно. Далеко-далеко!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Нет, с дороги мы их сбивать не станем. Их, наоборот, нужно наставить на путь истинный.

УМОРУШКА. У нас такого пути нет! Может, он где-нибудь подальше от нас находится?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Когда взрослые разговаривают, дети должны помалкивать.

БАБА ЯГА. А что если «анды-шаланды»… — и дело с концом?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А зарок? Ты тоже зарок давала, все зарок да вали!

БАБА ЯГА. Я давала, я и назад возьму. Сколько их — древотяпов?

ШУСТРИК. Четверо.

БАБА ЯГА. Всего-то! Одного — в жабу, другого — в колоду, треть его — в муравья, четвертого — в мухомор. Вот и нет больше лесогубов! Раз…! Два…! — и спать пойдем, поздно уже.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Спокойно спать будешь?

БАБА ЯГА. Ну, понервничаю немного… (Чувствуя за собой вину, сердито.) А их кто-нибудь сюда звал?! И предупрежденье делали!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Пусть все жители чащи решают. Как все скажут, так и будет.

БАБА ЯГА. У нас все добренькие! Одна я злая!

УМОРУШКА. Что ты, нянюшка! Ты — добрая!

ШУСТРИК (оттопыривая большой палец). Ты — во какая!

БАБА ЯГА. Да? Ну ладно… Как все решат, так пусть и будет…

Уморушка подходит к Бабе Яге и надевает ей на голову венок.

УМОРУШКА. Ты — добрая. А теперь… теперь и красавица!

БАБА ЯГА. Да? Я догадывалась… (Вздыхает.) Тыщу лет прождала, пока это другие заметят! (Поднимается с пенька.) К себе пойду. За венок, за слова добрые — спасибо. А с гостями я утречком еще сама побеседую…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Тихо-мирно?

БАБА ЯГА. Как голубки поворкуем. (Прощается.) До завтра! (Уходит.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (глядя в ту сторону, куда ушла Баба Яга). Добрейшее существо! А уж наплели про нее разных небылиц — с три короба!

Свет гаснет.

Картина пятая

Раннее утро. Место стоянки лесорубов. Саня и Ваня сидят рядом с палаткой и беседуют. Ведмедев и Опилкин еще спят.

ВАНЯ (с обидой). Не верят они нам!

САНЯ (в тон Ване). Нет, говорят, вещественных доказательств!

ВАНЯ. А лягушки? (Снимает кепку.) Фыр-фыр-пупыр! (Привычно и равнодушно достает из кепки лягушку и выбрасывает ее.)

САНЯ. Ведмедев верит. Это Григорий Сазонович не верит.

ВАНЯ. В школе, говорит, вместо уроков фокусами занимались!

САНЯ. И зачем мы с тобой сюда идти согласились? На мотоцикл везде заработать можно.

ВАНЯ. Это Опилкин все. Считает, что за две недели можно заработать! Тяп-ляп — и мотоцикл ваш!

САНЯ. Тяп-ляп? Как бы нас самих не тяп-ляп!

ВАНЯ. Никто с Опилкиным идти не согласился. Заповедник трогать нельзя! — все так говорили.

САНЯ. А Ведмедев согласился.

ВАНЯ. Друзья они. Ведмедев за Опилкина в огонь и в воду пойдет. «Лезь в огонь!» — скажет Опилкин, и дядя Егор полезет. «Прыгай в воду!» — и дядя Егор нырнет.

Полог палатки широко распахивается, и появляются Опилкин и Ведмедев.

ОПИЛКИН. Ну, братья-разбойники, как ночь ночевали? Леших не видели?

САНЯ. Не видели.

ВАНЯ. Но слышали. Как они страшно по ночам кричат…!

САНЯ (кричит, подражая крику филина). Уг-гу! Уг-гу! Уг-гу!

ВЕДМЕДЕВ (сердито). Филин это! Днем спит, ночью орет.

ОПИЛКИН. Вот что, мы пока с дядей Егором делянку осмотрим. (Подает Ване ведерко.) А вы за водичкой сбегайте, чайку вскипятите.

ВЕДМЕДЕВ. Я сам вскипячу, а то вы еще пожар наделаете. А воды принесите.

Ваня и Саня уходят.

ОПИЛКИН (Ведмедеву). Пошли и мы, Егор. Поработаем недельки две, а там и в отпуск!

ВЕДМЕДЕВ. Идем, Гриша… Только не видать нам отпуска как своих ушей! (Уходят.)

Вскоре появляются Шустрик и Уморушка. В руках у Шустрика маленький белый узелок.

ШУСТРИК. Тихо…! (Заглядывает в палатку.) Точно, никого нет.

УМОРУШКА. Заблудить их нужно, заблудить! Всех заблудить!

ШУСТРИК. Куда?

УМОРУШКА. Далеко-далеко!

ШУСТРИК. Нет. Я тут кое-что получше придумал. (Показывает узелок.) Я им такой подарочек приготовил…!

УМОРУШКА. Их заблудить надо, а ты им подарки даришь…

ШУСТРИК. Такому подарку не очень-то обрадуются… Пойдем скорее, а то они вернуться могут!

Шустрик и Уморушка входят в палатку. Шустрик разворачивает узелок, достает из него яблоко и кладет на табурет.

УМОРУШКА (обиженно). Яблоки им даришь… А сестричке яблоки не даришь…

ШУСТРИК. И тебе подарю. Пошли отсюда скорее!

Шустрик выходит из палатки. Уморушка в ней задерживается. Она с любопытством осматривает вещи лесорубов. Машинально берет яблоко и откусывает кусочек. Ей попадаются черные очки. С трудом Уморушка догадывается, как ими пользоваться.

УМОРУШКА (надев очки). Ой, как стемнело…!

ШУСТРИК (через стенку палатки). Скорее! Ты что там застряла?

УМОРУШКА. Сейчас… (Опускается на колени и лезет под топчан.)

ШУСТРИК. Сюда идут!

УМОРУШКА. Ой…! Я ничего не вижу!

ШУСТРИК (заглядывая в палатку, тихо говорит Уморушке). Лезь назад!

УМОРУШКА (забравшись под топчан полностью). Залезла! Только вперед!

ШУСТРИК. Замри! Они идут!

Уморушка прячется. Возвращается Ведмедев. Он хочет взять рукавицы и топор. Замечает, что в палатке побывал кто-то посторонний.

ВЕДМЕДЕВ. А здесь кто-то был… Эй! Кто тут? Никого… Ушли… Ну и хорошо! (В этот момент шевельнулось одеяло, прикрывающее нижнюю часть топчана.) Эй… А ну, брысь отсюда! Кому говорю? Брысь!

Ведмедев откидывает одеяло. Из-под топчана высовывается голова Уморушки, украшенная парой рожек. Она съела «волшебное» яблоко — и вот результат. Черные очки делают Уморушку еще более страшной на вид. Уморушка вытягивает вперед руки с полусогнутыми пальцами, как это делают девочки, собираясь царапаться, и громко визжит. Перепуганный Ведмедев издает ответный вопль и бежит прочь. На крик Уморушки из-за кустов выскакивает Шустрик. Ведмедев, столкнувшись с ним, издает еще один вопль и бежит в противоположную сторону. Шустрик вбегает в палатку.

ШУСТРИК. Жива…

УМОРУШКА. Кажется… (Гордо.) А здорово я его напугала! Он только ко мне — а я как зарычу! (Снова визжит.) Он и убежал со страху куда-то.

ШУСТРИК (замечает рожки на голове сестры). Погоди-погоди…! Ты яблоко съела?!

УМОРУШКА (вздыхает). Не успела. Откусила только. Вот такусенький кусочек!

ШУСТРИК. Такусенький! Ты на себя посмотри!

Уморушка осматривает свой наряд. Рожки, разумеется, она не видит.

УМОРУШКА. А что? Вроде бы не помялась, не испачкалась…

ШУСТРИК. На голове у тебя что?!

УМОРУШКА (поднимает руки и касается рожек, с ужасом). Роги!!

ШУСТРИК (сердито и вместе с тем насмешливо). Рога! Ты теперь не Уморушка, ты теперь у нас коровушка!

УМОРУШКА (тычет рукой в Шустрика). Ты! Ты виноват!

ШУСТРИК. Не надо было волшебное яблоко лопать! Я его лесорубам припас, а ты…

УМОРУШКА (с плачем нагибает голову и бросается на Шустрика). Запыряю!!

Шустрик выскакивает из палатки, Уморушка за ним.

ШУСТРИК. Погоди пырять! Запыряешь — не расколдую!

УМОРУШКА. Меня деда расколдует!

ШУСТРИК. Старшего брата не послушала, яблоко без спроса взяла, — не расколдует!

Уморушка перестает преследовать Шустрика, садится на землю.

УМОРУШКА (после паузы). Ну? Чего ждешь? Расколдовывай!

Шустрик. Для такого дела снова яблоко нужно. Или, еще лучше, слива. Пошли скорей, я знаю, где сливовое дерево растет.

УМОРУШКА. Я тоже знаю. Только ягода сейчас кислая-прекислая!

ШУСТРИК. И кислую съешь. Ради красоты потерпишь.

УМОРУШКА (вздыхает). Потерплю… (Встает с земли.) Говорила тебе — заблудить их надо! Не послушался… (Решительно.) Идем сливу есть!

Уморушка и Шустрик уходят. Вскоре появляется Баба Яга. Ее появление может сопровождаться различными звуковыми и световыми эффектами: затемнениями, свистом летящего снаряда, стуком ударившейся о землю ступы. Баба Яга подходит к палатке.

БАБА ЯГА. Никого… Прилетела поговорить по душам, а тут ни одной души нет! (Зовет.) Ау! Лесогубцы! (Прислушивается.) Ага, идет кто-то!

Баба Яга прячется за палатку. Появляется Опилкин.

ОПИЛКИН. Эй, соколики! Вы что, под землю провалились?

БАБА ЯГА (из-за палатки). Угу…

ОПИЛКИН. Что?… Кто сказал угу?

Опилкин медленно идет за палатку. Баба Яга движется в том же направлении. Они раза два-три обходят палатку, наконец Бабе Яге надоедает эта игра, и она меняет направление. Столкнувшись с Бабой Ягой, Опилкин некоторое время ошеломленно глядит на нее, затем, испугавшись, медленно поднимает руки и закрывает ими глаза, как бы хочет спрятаться.

БАБА ЯГА (насладившись эффектом). Застукала! (Отнимает руки Опилкина от глаз.) Напужался? Я не страшная!

ОПИЛКИН. Вы… кто?

БАБА ЯГА. А ты не догадываешься? Ну и хорошо. Тебя и так вон как трясет!

ОПИЛКИН. Неожиданно вы… Из-за угла, можно сказать…

БАБА ЯГА. И вы из-за угла! И вы неожиданно! Вас кто сюда приглашал?

ОПИЛКИН. Никто.

БАБА ЯГА (радостно). Вот! Ценю за честность! (Жмет руку Опилкину.) Остальные где?

ОПИЛКИН. Двое за водой ушли, а Ведмедев…

БАБА ЯГА. К медведям в лес убежал?

ОПИЛКИН. Тут должен быть, а тут его нет…

БАБА ЯГА. Найдется… В ногах правды нет, присядем?

ОПИЛКИН. Прошу… Заходите!

Баба Яга и Опилкин проходят в палатку, усаживаются. Баба Яга подбирает яблоко.

БАБА ЯГА. Разговор деловой есть. Да ты успокойся! На-ка яблочко, пожуй, глядишь — и легче станет.

ОПИЛКИН (берет яблоко, подносит его ко рту, но есть передумывает). Оно закусанное…

БАБА ЯГА. Правильно, не ешь. Фрукты мытые есть нужно и другими не кусанные. (После паузы.) Так вот, о деле…

Голоса Баба Яги и Опилкина затихают, освещение в палатке уменьшается. В той стороне сцены, где Баба Яга оставила свою ступу, появляются Ваня и Саня. Ваня несет ведерко с водой.

САНЯ. Ставь здесь ведро.

Ваня послушно ставит ведерко на указанное место.

Сказали, что сами костер разведут, а дров и не на собирали!

ВАНЯ (прислушивается). В палатке сидят, беседуют.

САНЯ. А мы сами костер разведем! Давай дрова собирать!

ВАНЯ. А их и собирать не надо. Видал, какая там колодища лежит? Порубим ее — и дело с концом!

САНЯ. Точно! Потренируемся!

Саня берет топор и направляется за кулисы. Ваня идет за ним. Вскоре из-за кулис раздается тюканье топора. Снова в палатке становится светло. Баба Яга и Опилкин внимательно прислушиваются.

ОПИЛКИН. Наши вернулись?

БАБА ЯГА. Тюкают… А по чему они тюкают?!

Баба Яга выбегает из палатки и бежит в ту сторону, где Ваня и Саня занимаются рубкой дров. Раздаются крики Бабы Яги: «Разбойники…! Изверги…! Аспиды…! Вот я вам сейчас задам…!» Через некоторое время Баба Яга возвращается обратно. Вид у нее убитый. В руках, крепко прижимая к себе, она держит два деревянных корытца — две половины ступы.

БАБА ЯГА. Ступочка моя… Ненаглядная моя… Сгубили тебя аспиды окаянные…

ОПИЛКИН (выйдя ей навстречу). Что случилось, бабушка?

БАБА ЯГА. Какая я тебе бабушка?! Бабу Ягу не признал?! (Опилкин в страхе отступает.) Добром с ними… По душам… А они — радость мою единственную… в клочки изрубили! (Бережно кладет на землю половинки ступы.)

ОПИЛКИН. Где же в клочки?… Пополам только… Склеить можно…

БАБА ЯГА. Летай сам на склеенной! (Становится на колени перед обрубками.) Ненаглядная ты моя! Холила я тебя, лелеяла…! Тыщу лет ты мне верой и правдой служила! Из варяг в греки с тобою летали, по степям половецким рыскали, на луне да на месяце, почитай, разов тридцать были! Молнией тебя обжигало, громом тебя разбивало, а ты устояла! Ни щепочки от тебя не откололось, ни лучинушки… (Опилкину.) Где эти аспиды?!

ОПИЛКИН. Не видать… Сбежали…

БАБА ЯГА. Далеко не сбегут! Пусть нога у меня костяная, пусть ступы я лишилась, а сыскать разбойников все одно сыщу! (Поднимается с колен.)

ОПИЛКИН. Не трогай ты их! Несмышленыши они еще! Я над ними главный, с меня спрос…

БАБА ЯГА. С тебя? И с тебя спрошу. А пока… Постой-ка пока тут вместо памятника! (Колдует.) Анды-шаланды-баланды!

Гаснет свет. В темноте возникает яркая вспышка. Потом постепенно прибавляется освещение. На сцене деревянная скульптура перепуганного Опилкина.

БАБА ЯГА (довольная сделанным). Так-то, милок…

Баба Яга легонько хлопает скульптуру по плечу и уходит. В тишине раздается отдаленное кукование кукушки.

Картина первая

Полдень. Опушка леса с любимым пнем Калины Калиныча. Калина Калиныч сидит на пне в позе глубоко задумавшегося человека. Появляются Шустрик и Уморушка. Уморушка морщится и отплевывается после съеденных зеленых слив. Рожек у нее на голове уже нет.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (Шустрику). Где шастаете? Скоро лесной совет, а ты пропал куда-то.

УМОРУШКА. Да вроде поспели, деда, — никого нет еще.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А вот тебе можно было бы и не спешить.

УМОРУШКА. Почему? Я что, нездешняя?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Мала еще со взрослыми сидеть.

УМОРУШКА. Возраст мне достался — одно наказанье! То мала — то велика, то мала — то велика, то мала — то велика… И когда он только кончится?

ШУСТРИК. После дождичка в четверг.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (Уморушке). А что это от тебя зелеными сливами пахнет?

УМОРУШКА (вместо ответа). Так я пойду?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Погоди-погоди… Ты сливы ела?

УМОРУШКА (долго молчит, но вот снова морщится, трясет голо вой, отплевывается и… признается). Ела.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Большая уже, а зеленые сливы ешь!

УМОРУШКА. Ну вот, опять моя правда выходит: большой стала! (С надеждой в голосе.) Может, мне и колдовать можно?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Учиться пойдешь — научишься.

УМОРУШКА. А очаровывать?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (очень сердито). А очаровывать начнешь, когда учиться кончишь!

УМОРУШКА. Ой, как долго ждать! (С надеждой.) А раньше нельзя?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (еще более сердито). Нельзя!! Мала еще очаровывать!!

УМОРУШКА (грустно). Мала… Я так и думала…

ШУСТРИК (деду). Слетаю-ка я еще раз. Опоздавших позову.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Ты молодых кликни, старых я сам соберу. (Уморушке.) А ты тут постой.

УМОРУШКА. На часах, да?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. В углу! И подумай, почему зеленые сливы есть нельзя!

Калина Калиныч и Шустрик уходят.

УМОРУШКА. Эх, деда, деда… Знаю, что зеленые ягоды есть нельзя, да куда денешься? С рогами ходить — тоже невесело. А теперь — где они, рожки-то? Нету! (Замечает, что кто-то бежит в ее сторону.) Ой, кто это?! (Быстро прячется.)

На опушку выбегают Ваня и Саня.

ВАНЯ (останавливается). Устал! Не могу больше бежать!

САНЯ (тоже останавливается). И я устал. И я не могу.

ВАНЯ (вспоминая недавний ужас). Как она закричала!

САНЯ. У меня и топор-то из рук вывалился!

ВАНЯ. Зачем ей эта колода? Вцепилась в нее, плачет…

САНЯ. Ненормальная. Сумасшедшая даже.

ВАНЯ. На Бабу Ягу похожа.

САНЯ (смеется). Ну, это ты лишнего хватил! (Пугается.) Ой! А вдруг — она?!

ВАНЯ. Мы где? В Муромской чаще! А в Муромской чаще все может быть.

Уморушка нечаянно ломает сухую ветку. Раздается громкий треск, похожий на выстрел.

УМОРУШКА. Ой!

ВАНЯ. Ай!

САНЯ. Эй… Кто там?

УМОРУШКА (высовывая голову). Я.

САНЯ. Девчонка…

ВАНЯ. А вдруг… выворотень?

УМОРУШКА. Кто-кто?

ВАНЯ (поправляется). Оборотень. Сейчас девчонка, а была… Это мы не твою колоду разгрохали?

УМОРУШКА. Нет у меня никакой колоды. И не оборотень я.

САНЯ. Это хорошо. А мы уж было испугались. Ты эти места хорошо знаешь?

УМОРУШКА. Эти? Эти — хорошо.

ВАНЯ. Дорогу покажешь?!

УМОРУШКА. Куда?

ВАНЯ. Все равно куда, лишь бы отсюда!

Уморушка выходит из-за кустов, приближается к Ване и Сане.

УМОРУШКА. Дорогу показать можно… Но вас же не двое?

САНЯ. Еще Опилкин есть, Ведмедев. Только они не уйдут!

УМОРУШКА. Уйдут, заставим. (Задумывается.) Так… Куда же вас…

САНЯ. Что-что?

УМОРУШКА. Куда же мне вам дорогу показать? Вам все равно, и мне все равно.

ВАНЯ. Нам домой надо.

УМОРУШКА. Так это там! (Показывает направление наугад.) Все время прямо и прямо, а потом налево. А потом снова прямо. Запомнили?

ВАНЯ. Запомнили.

САНЯ. А я забыл, когда нужно налево сворачивать.

УМОРУШКА. А не доходя. Понятно?

САНЯ. Понятно.

ВАНЯ. Ну, свернем, ну, прямо пойдем, а там что?

УМОРУШКА. А там и упретесь!

ВАНЯ (чешет затылок). Далековато… Как бы не сбиться…

САНЯ (Уморушке). Пойдем с нами! Дорогу покажешь.

УМОРУШКА. Нет-нет, еще заблужусь с вами!

САНЯ. Как же ты заблудишься, когда сама дорогу показывать будешь?

ВАНЯ. Я тебе свою кепку подарю. (Снимает кепку и отдает ее Уморушке.)

УМОРУШКА. Шапочка неплохая… Только лягушками почему-то пахнет. (Надевает кепку на голову.) На Красную Шапочку похожа?

САНЯ. Точно — она!

УМОРУШКА (снова вздыхает). Ну, идемте… Авось выберусь. (Сане.) Куда я вам показывала?

САНЯ. Туда. (Показывает направление.)

УМОРУШКА (отчаянно). Пошли туда!

Уморушка, Ваня и Саня уходят.

Картина вторая

В темноте раздаются три громких, но глуховатых удара. Это Калина Калиныч перед открытием лесного совета постучал палкой по пню, служащему сейчас столом для него. Медленно включается свет. Чуть в стороне от стола сидит Баба Яга с опущен ной головой и смиренно сложенными на коленях руками. Шустрик расположился в кустах, но зрителям он хорошо виден. Все остальные участники лесного совета находятся за пределами сцены.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Братья мои и сестры! Друзья! Я должен сообщить вам два пренеприятнейших известия. Одно из них касается всех нас. Приехали лесорубы!

Возмущение, крики незримых участников лесного совета. Шум этот напоминает рев толпы на стадионе во время футбольного матча.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (показывает в сторону Бабы Яги). Второе известие касается этой особы!.

БАБА ЯГА. Меня?!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Она нарушила данную нами всеми клятву: не применять злые чары!

БАБА ЯГА. Они нам все ступы переколют, а мы терпеть должны?!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Вас обсудим позже, уважаемая. Сейчас будем думать о том, как спасти Муромскую чащу. Или пусть рубят? (Негодующие крики, возмущенный свист в ответ.) Я так и думал… Пришельцы возомнили себя всемогущими личностями… Еще бы! Со школьной скамьи даже лодырям и тупицам внушали мысль, что человек — царь природы.

ШУСТРИК. Долой монархию!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Тихо, Шустрик!

БАБА ЯГА. Устами младенца глаголет истина!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Учителя учат детей правильно. Только человек может совершать великие дела. Разве не так?

БАБА ЯГА (недовольно). Так, так… Но может и не совершать — это уж как ему захочется!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Мы с вами можем спорить до бесконечности, уважаемая, а время не терпит. (Обращается ко всем.) Вот что я решил! Единственный человек на земле, который может увести лесорубов из чащи, это некто Березко Алексей Иванович. Я отправляюсь за ним немедленно.

ШУСТРИК. Ты что, дедушка! Пропадешь!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (дрогнувшим голосом). Если я сгину… Не оставьте детей и внуков моих…!

БАБА ЯГА. Что ж я — хуже ведьмы? Не оставлю, Калинушка!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Ну и славно, ну и хорошо… (Бабе Яге.) А тебя мы все равно обсудим. Отвечай народу: зачем Опилкина заколдовала?

БАБА ЯГА (встает). Затмение нашло. Точно-точно! Мне бы этих надо, что ступочку мою расколошматили, в головастиков обратить, а я Опилкина истуканом деревянным сделала. От нервов это, братцы, больше не буду.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. У людей нервы, а у нас их быть не должно.

БАБА ЯГА. Да расколдую я его! Уж и пошутить нельзя…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. С клятвами не шутят, их держат. (Обращается ко всем.) Какое наказание к нарушительнице применим?

ШУСТРИК. Она и так пострадала. Ступочка-то — тю-тю!

БАБА ЯГА (умилившись). Шустрик ты мой ненаглядный! Один ты меня бедную пожалел… Дай я тебя в маковку поцелую! (Тянет руки в сторону Шустрика.)

ШУСТРИК (прячась в кусты). Вот еще, лизаться не хватало! Не маленький!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Смотри, Шустрик, удалю отсюда!

ШУСТРИК (высовываясь). Меня-то за что? Спросили — ответил… Это она целоваться лезет!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Я старших спросил. А вы, молодежь, тихо си дите, слушайте.

ШУСТРИК (хмуро). Мы сидим… (Закрывается кустами.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Предлагаю на первый раз сделать виновнице замечание. Действительно, она пострадала… (Бабе Яге.) А ты по старайся вернуть Опилкину человеческий облик.

БАБА ЯГА. Постараюсь… (Задумывается и произносит вслух.) Как легко превратить человека в бревно, в козявку, в жалкое бесчувственное существо! И как трудно из козявки, бревна, жалкого существа создавать человека… И главное, почти ни у кого нет охоты заниматься этим… Во всяком случае у меня нет.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А ты найди охоту! Я с Березко вернусь — про верю. (Зовет.) Шустрик!

ШУСТРИК (вылезая из кустов). Тут я. В чем дело?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Уморушку поручаю тебе. (Обращается ко всем.) А всем обитателям Муромской чащи до моего возвращения клятвы не нарушать! Все, до свидания!

Шустрик и Баба Яга подходят к Калине Калинычу. Он снимает скатерть со стола, достает из пня пропитание на дорогу, завязывает его в скатерть, вешает узелок на палку, палку кладет на плечо.

ШУСТРИК. Страшно, деда, к людям идти?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Страшновато… Не людей боюсь, а этой… как ее…

БАБА ЯГА. …техники.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Вот-вот! Техники! Колдовать люди не умеют, так они изобретать стали. Наизобретали техники этой — шагу ступить нельзя.

ШУСТРИК (сочувственно). Они зарок не давали… (Тычется лицом в плечо деда.) Пропадешь, деданя!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Не пропаду. Змея Горыныча усмирил, а уж с техникой как-нибудь справлюсь! До встречи!

БАБА ЯГА. До встречи, Калинушка!

ШУСТРИК. Мы тебя тут ждать будем!

Калина Калиныч машет на прощанье рукой и уходит.

Картина третья

Вечереет. На переднем плане сцены стоит избушка на курьих ножках: к темному лесу передом, к зрителям задом. Появляются уставшие Ваня, Саня и Уморушка. Уморушка тихо плачет, вытирая слезы рукавами платья.

САНЯ. Куда ты нас завела?! Куда завела?!

УМОРУШКА (сквозь слезы). А я знаю? Я сама не знаю!

ВАНЯ. Оставить бы тебя здесь одну, а самим уйти!

САНЯ. Куда?

ВАНЯ. Куда?… Не знаю, куда… Туда. (Машет рукой наугад и замечает избушку.) Что это?

САНЯ. Вроде избушка…

УМОРУШКА (радостно). На курьих ножках! К нянюшке пришли!

ВАНЯ. К Бабе Яге притопали…

САНЯ. Бежим!

УМОРУШКА. Вы что?! Она нас и накормит, и напоит…

ВАНЯ. А потом посадит на лопату и в печку засунет.

САНЯ. Бежим!

УМОРУШКА (улыбаясь). Стойте! Глупые вы, что ли, на лопату садиться? Да и нет у нее никакой лопаты!

ВАНЯ. А вдруг есть? Лежит где-нибудь запрятанная…

САНЯ. А то и без лопаты обойдется.

УМОРУШКА. Не бойтесь, не тронет она вас.

ВАНЯ. А как же мы к ней попадем? Дверей нет, окон нет…

САНЯ. Ногой топнуть надо и приказать. Как дома мы делали у папы с мамой.

ВАНЯ. То дома… (Сане.) Топай ты.

УМОРУШКА. В сказках завсегда Ванечки топают. (Ване.) Тебе топать.

ВАНЯ (мнется, наконец робко топает ногой в землю). Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом!

Темнеет. Раздается скрип, скрежет поворачивающейся избушки. Потом в наступившей тишине слышится голос Бабы Яги: «Что такое?! Что за шуточки?! Кто там с избушкой балует?! Ступу разломали, теперь за избушку взялись! Ну, я вас сейчас!» Баба Яга зажигает свечку, становится светло. Избушка повернута к зрителям передом, и вход в нее образует небольшую сцену.

БАБА ЯГА (вглядываясь в пришельцев и не узнавая пока их). Что за храбрецы перед моей избушкой растопались? (Узнает незваных гостей.) Ба! Уморушка! А это кто? Ба! Сами пришли, ступоломы окаянные!

УМОРУШКА. Они нечаянно, нянюшка, они больше не будут!

БАБА ЯГА. А больше и нет: одна ступочка у меня была! (Уморушке.) Входи, милая, всегда тебе рада!

УМОРУШКА. А они?

БАБА ЯГА. И они пусть входят. Топоры-то где?

ВАНЯ. Там остались.

БАБА ЯГА. Вот и хорошо. Входите.

Уморушка, Ваня и Саня поднимаются по ступенькам в избушку. Левая и правая стены избушки незаметно отодвигаются и образуют большее пространство для действия. Баба Яга приглашает гостей присесть, усаживается и сама.

БАБА ЯГА. Что по лесу бродите? Дедушка узнает, что так далеко забралась, — заругается!

УМОРУШКА. И не говори, нянюшка, точно заругается! (Сердито показывает на Ваню и Саню.) Все они! Показала дорогу — ну и шагайте себе на здоровье! Проводить их, видишь ли, надо!

БАБА ЯГА. Заблудились?

САНЯ. Угу.

БАБА ЯГА. Что за угу? Филин «угу» говорит.

САНЯ (поправляется). Да.

БАБА ЯГА. Совсем другое дело. (После небольшой паузы, задумчиво.) Значит, Ведмедев ваш в одиночестве теперь остался… Страшно ему, поди…

ВАНЯ. Почему в одиночестве? Опилкин с ним, Григорий Сазонович.

БАБА ЯГА. Так вы ничего не знаете? (Радостно.) Они ничего не знают!

САНЯ. А что случилось?

БАБА ЯГА. Да так, ничего… (Все-таки признается.) Осерчала я из-за вас, ух, как осерчала! Такую ступочку — и пополам! А тут Опилкин ваш под руку лезет: «Я — главный! Я — старший! Я за них в ответе!» За вас, значит… Ну, я его и обратила в истукана деревянного.

ВАНЯ. Опилкина?! В истукана?!

БАБА ЯГА. Скульптурой сделала, не удержалась все-таки.

САНЯ. Из-за нас?! Григория Сазоновича?! В скульптуру деревянную?!

БАБА ЯГА. А не лезь под руку! У меня горе, несчастье, я виноватых ищу, а виноватые сбежали… А он — нате вам: сам на рас праву просится!

САНЯ. Так он, чтобы нас прикрыть, себя подставил!

ВАНЯ. Собой пожертвовал ради нас!

УМОРУШКА. Смелый он, оказывается, его наградить бы надо. (С удивлением.) Это что же получается? Его наградить надо — а он в чурбан заколдован?

БАБА ЯГА. Погоди ты с наградой. Ваш Опилкин запрет нарушил, их сюда привел, отсюда и беды все. За что же его награждать?

ВАНЯ. Награждать не надо. Простить бы…

САНЯ. Обратно человеком сделать…

БАБА ЯГА. Ладно, обещала уже. А до утра пусть так постоит. (Уморушке.) А про деда своего новости знаешь?

УМОРУШКА. Какие?

БАБА ЯГА. В город отправился, к людям.

УМОРУШКА. Зачем?!

БАБА ЯГА. Какого-то Березко сюда притащить хочет. Не то атаман, не то волшебник он у лесорубов… Я не разобрала.

ВАНЯ. Ну, все — совсем пропали!

САНЯ. Березко Опилкина съест!

БАБА ЯГА. Живьем?!

САНЯ. Хоть живого, хоть деревянного. Березко запрещал сюда ездить, а Григорий Сазонович не послушался.

БАБА ЯГА. Теперь послушается.

УМОРУШКА (спохватившись). Меня же ищут, наверное! Не хватало, чтобы и Шустрик еще заблудился!

БАБА ЯГА. Шустрик большой — не заблудится. (Достает клубок и подает его Уморушке.) Держи клубок. Бросишь его на землю, он сам к вашему дому покатится. (Ване и Сане.) А вы у меня ночуйте. Утром вместе к вашим бедолагам отправимся. (Подходит к окошку.) Стемнело… (Всматривается в окошко и сердито произносит.) Опять железяка летит! Опять пипикает!

ВАНЯ. Это спутник.

БАБА ЯГА. Разве это спутник? С ним и не поговоришь толком! Ты ему о жизни, а он тебе в ответ: пи-пи да пи-пи…

ВАНЯ (смеется). Он высоко летает, в космосе!

БАБА ЯГА. И я выше небес летала, давно только.

САНЯ. Так там дышать нечем!

БАБА ЯГА. А зачем дышать? Там красота такая — сказать нельзя! Затаишь дыхание и летишь… Слева звезды, справа звезды, и ты сквозь них…

УМОРУШКА. Прямо как в сказке!

ВАНЯ. Почему как в сказке? Летают в космос давно, и очень многие!

БАБА ЯГА. Вон летит один такой шустрый. Смелый парнишка, третий раз уж летит! А я боюсь теперь высоко забираться: собьют! Там этих пипикалок — тьма-тьмущая! (Ване.) Тебе-то не охота вот так полетать?

ВАНЯ. Я бы не прочь, да у меня выдержки нет.

БАБА ЯГА. Какой выдержки?

ВАНЯ. Космонавтом стать — большая выдержка нужна. В школе лет десять выдержать, потом в институте лет пять или шесть, по том в отряде космонавтов учиться…

БАБА ЯГА. Не выдержал, Ванюша?

ВАНЯ. Немного не дотянул…

БАБА ЯГА. А мне теперь и летать не на чем. А какой у меня спутник был! Липовый, из цельного бревнышка… По весне веточки с листьями прорастали, дух медовый от спутника шел!

САНЯ. А мы вам новую ступу сделаем!

ВАНЯ. А что? И сделаем! Еще лучше прежней!

БАБА ЯГА (с надеждой). И помело новое свяжете?

САНЯ. И помело новое свяжем! Делать так делать.

БАБА ЯГА (растрогавшись). Голубчики мои! А я вас в жабочек хотела… Лягушата мои рыженькие!

УМОРУШКА. Помело я свяжу. А ступу новую пусть они сделают: работа мужская. (Прощается.) Побегу я, совсем стемнело.

БАБА ЯГА. Клубочек светиться будет — не заблудишься.

Уморушка помахала всем рукой на прощанье и быстро ушла.

САНЯ (пихнув Ваню в бок, пока Баба Яга смотрела вслед Уморушке). А лопаты и точно никакой нет!

ВАНЯ. Сделать и ее заодно на всякий случай? Лучше не надо… Случаи — они всякие бывают.

БАБА ЯГА. Вот что значит молодость…! Быстро-то как бежит! (Оборачивается к Ване и Сане.) Есть хотите? Сейчас накормлю. А потом — спать. Завтра день тоже веселый будет!

Затемнение.

Картина четвертая

Утро. Место стоянки лесорубов. На переднем плане деревянная статуя Опилкина. Появляется хмурый, подавленный Ведмедев. Он садится рядом с одеревеневшим другом.

ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Нету пацанов, Гриша, нигде нету… Все обыскал — про пали… А ты говорил: «Чаща как чаща»… Как я тебя такого семье твоей покажу? Молчишь… Сказать тебе нечего. Ну, молчи, молчи… И я молчать буду. (После паузы.) Как мы с тобой жили! Березко Алексей Иваныч тобой гордился: что ни прикажет, все мигом вырубишь… А сюда зачем нас привел? Ведь не велел Алексей Иваныч! Теперь он тобой гордиться не станет, теперь он тебя пилить начнет. Тебя, Гриша, теперь удобно пилить: деревянный!

Появляется Баба Яга. Она останавливается в нескольких шагах от Ведмедева. Тот замечает ее.

ВЕДМЕДЕВ. Кажется, Гриша, и мой черед пришел… (Поднимается на ноги, кладет руку на плечо Опилкину. Обращается к Бабе Яге.) С другом хочу… вместе… Не разлучай, а?…

БАБА ЯГА. Погибать собрался? А ты не спеши, может, помилую…

ВЕДМЕДЕВ. Мне без Гриши, без пацанов этих, что ты шуганула, и жизнь не мила…

БАБА ЯГА. А кто тебе сказал, что Ваня и Саня погибли? (Машет рукой в ту сторону, откуда пришла.) Эй! Субчики-голубчики!

Появляются Ваня и Саня.

ВЕДМЕДЕВ. Ребятки! Живы!

ВАНЯ. Дядя Егор…! (Хочет броситься навстречу Ведмедеву, но замечает деревянного Опилкина.) Ой-ей-ей…!

САНЯ. Почти произведение!

ВАНЯ. Почти искусства!

БАБА ЯГА. Для нас это мелочи. Я бы и не такое могла натворить… (поправляется) …сотворить, да Калина Калиныч не велит. Искусство требует жертв, а он против этого.

ВЕДМЕДЕВ. Верни Григорию облик человеческий! А мы… мы что хочешь сделаем!

БАБА ЯГА. Отсюда уйдете?

ВЕДМЕДЕВ. Хоть золотом меня осыпь, здесь не останусь!

БАБА ЯГА. Ладно, уговорил. (Кивает на статую.) Только и он пусть отсюда уйдет.

ВАНЯ. Уйдет!

САНЯ. Бегом побежит!

БАБА ЯГА (обходит вокруг статуи Опилкина). Раньше, в старину-то, мои бабки и прабабки часто такими делами баловались. По всем лесам истуканов деревянных видимо-невидимо было! Сейчас по музеям их растащили, изучают… (Обращается к Ведмедеву.) Я его не сразу расколдую. Честно сказать, беседовать с ним у меня никакой охоты нет. Я уйду, а уж тогда пусть оживает. (Опилкину.) Анды-шаланды-баланды!

Гаснет свет. Вскоре освещение вновь включается, и тогда становится видно, что на сцене вместо деревянного Опилкина стоит живой. Некоторое время он продолжает изображать статую.

БАБА ЯГА. Прощай и помни обо мне! (Уходит.)

Ваня, Саня и Ведмедев робко осматривают застывшего Опилкина.

ВАНЯ. Кажется, дышит…

САНЯ. Показалось!

ВАНЯ. Кажется, моргает…

САНЯ. Померещилось!

ВЕДМЕДЕВ. Гриша! Ау!

Ваня робко касается Опилкина пальцем. Быстро отдергивает палец.

ВАНЯ. Не чует…

Касается Опилкина и Ведмедев. В этот момент Опилкин оживает и начинает смеяться.

ОПИЛКИН (Ведмедеву). Егор, ты зачем щекочешься?

ВЕДМЕДЕВ. Ожил! Ожил, Гришенька! (Бросается обнимать друга.)

ОПИЛКИН. Что значит ожил? Я, кажется, не помирал…

ВАНЯ (робко). Вы деревянный были…

САНЯ. Заколдованный…

ОПИЛКИН. Я?!

ВЕДМЕДЕВ. Ты, Гришенька. Старушку помнишь?

ОПИЛКИН. Помню. (Ване и Сане). Вы что-то раскололи у нее…

ВАНЯ. Ступу.

САНЯ. И помело разрубили. Мы нечаянно!

ОПИЛКИН. Вспомнил! (После паузы.) На испуг решили взять… Опилкина на испуг не возьмешь!

ВЕДМЕДЕВ. Ты что задумал, Гриша? Сматываться нам отсюда надо, пока снова не заколдовали!

ОПИЛКИН. Сматываться? А что я Березко скажу? Где мы все это время были?

ВЕДМЕДЕВ. На экскурсии, в заповеднике. Оно так и выходит, Гриша, обмана в том нет.

ОПИЛКИН. Хорошо, я подумаю… (Ване.) Через пять минут построй всех. И чтоб все на месте были!

ВАНЯ. А сколько нас всего-то было?

ОПИЛКИН (ехидно). Четверо, Ваня!

ВАНЯ (считает). Один. (Касается Опилкина.) Два. (Касается Ведмедева.) Три. (Касается Сани.) Три! (С ужасом.) Одного нет!

ОПИЛКИН. Да? (Сане.) Ну-ка, помоги брату.

САНЯ (считает). Раз. (Касается Опилкина.) Два. (Касается Ведмедева.) Три. (Касается Вани). Точно одного нет!

ВАНЯ. Бежим отсюда, пока все не пропали!

Ваня делает попытку убежать, но Ведмедев хватает его за рукав.

ВЕДМЕДЕВ. Куда?! Сами бежим, а его, бедолагу, бросим? Совесть-то у тебя есть?!

ВАНЯ. Не знаю. Боюсь я, дядя Егор… Вот пропал же один…

ОПИЛКИН. Да кто пропал-то?!

САНЯ (пожимает плечами). Четвертый.

ВАНЯ. Прямо как в школе: задачка с одним неизвестным!

ОПИЛКИН (свирепо). Сейчас мы ее решим! Становись в шеренгу по одному!

Ведмедев, Ваня и Саня выстраиваются в шеренгу.

ВЕДМЕДЕВ. Один!! (Тычет кулаком в грудь Ведмедеву.) Два!! (Тычет кулаком в грудь Ване.) Три!! (Тычет в грудь кулаком Сане.) Четыре!! (Бьет обеими руками себе в грудь.) Четыре!! Четыре!! Четыре, неучи!!

Ваня вдруг громко всхлипывает. Опилкин подходит к нему.

ВАНЯ (еле сдерживая слезы). Сам… потерялся… и сам же… обзывается…!

ОПИЛКИН (мягче). Разве я обзываюсь? Я ласково. (Со скрежетом в сторону.) Не так вас еще бы надо! (Командует.) Разойдись!

Шеренга распадается, Ведмедев снова подходит к Опилкину.

ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Ты, Гриша, как хочешь… А у нас на чащу рука не поднимается. Побыл поленом, ну и хватит! Мало тебе?

ОПИЛКИН. Фокусы это, загипнотизировали.

ВАНЯ. А лягушки в кепке? Тоже фокусы?

ОПИЛКИН. Конечно.

САНЯ. А избушка на курьих ножках?

ОПИЛКИН. Не видал. А вам померещилось.

ВЕДМЕДЕВ. Ну, а карлица?!

ОПИЛКИН. Какая карлица?

ВЕДМЕДЕВ. С рогами! Глаза — во! (Показывает черные очки, которые надевала Уморушка.) Больше этих!

ОПИЛКИН. И карлица померещилась.

ВЕДМЕДЕВ. Это она ночью мне мерещилась, когда я с тобой, с деревяшкой упрямой, сидел! Не пойду на делянку! Домой уйду!

ВАНЯ. И я!

САНЯ. И я!

ОПИЛКИН (сердито передразнивает их, подражая крику осла). Ия! Ия! Ия!

Опилкин садится на землю, обхватывает горестно голову руками. Ведмедев садится рядом, кладет руку на плечо Опилкина.

ВЕДМЕДЕВ (Опилкину). Гриша… Мало, что ли, лесных массивов осталось? Много! Не все заповедники… (Опилкин обиженно стряхивает руку приятеля со своего плеча.) А то сами в лесники бы подались… Хорошо лесником быть! Рубить не надо, карауль только таких, как мы… Рыбку ловили бы…

ОПИЛКИН. Ага… рыбку… А водяного не хочешь?

ВЕДМЕДЕВ. А мы не здесь. В Муромской чаще без лесников жители обходятся. (Тихо.) Опять кто-то подглядывает…

ВАНЯ. Вроде Уморушка…

САНЯ. Точно — она!

Уморушка робко выходит к лесорубам.

ВЕДМЕДЕВ (тихо, с ужасом). Как на карлицу похожа…! Только рогов нет и глаза как пуговки…

УМОРУШКА. Я тут постою… Что надумали?

ВАНЯ. Еще думаем!

САНЯ. Дядя Егор в лесники зовет.

УМОРУШКА. Скорее думайте. А то дедушка вернется — он такое придумает! А Березко ваш страшный?

ОПИЛКИН. Бр-р! Не напоминай мне о нем!

УМОРУШКА. Страшный… Ладно, не буду напоминать. И зачем только дедушка решил его сюда притащить? Мы с вами и так бы справились.

ОПИЛКИН. Березко притащить?! Сюда?!

УМОРУШКА. Сюда. Вы же никого не боитесь, только его боитесь?

ВЕДМЕДЕВ (прислушивается). Тихо! (Все замирают. Слышен отдаленный шум летящего вертолета.) Вот и дождались! Березко летит!

УМОРУШКА. Ай, страхи какие! Огнем дышит?

ВАНЯ. Кто?

УМОРУШКА. Березко ваш? Который летит?

ВАНЯ. Нет. Он на вертолете летит. А ты испугалась?

УМОРУШКА. Вот еще! А вертолет не кусается?

ВАНЯ. Нет. Не мешай!

Все громче и громче шум вертолета. Наконец он совершил по садку. Шум двигателей смолк.

УМОРУШКА. Деда-а! (Бежит встречать Калину Калиныча.)

На полянке появляются Калина Калиныч, Березко и его секретарша Таня.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (показывая на лесорубов). Вот они, самовольники!

БЕРЕЗКО (лесорубам). Ну, здравствуйте…

УМОРУШКА. И — прощайте…

Ваня прячется за Саню, Ведмедев прячется за Ваню, а Опилкин прячется за Ведмедева. Здороваясь с Березко, каждый поочередно выглядывает из-за плеча стоящего перед ним человека.

САНЯ (бодро). Здравствуйте, Алексей Иванович!

ВАНЯ (робея). Здрасьте, Алексей Иваныч…

ВЕДМЕДЕВ. Здравствуйте…

ОПИЛКИН. Здра… здра… здра…

БЕРЕЗКО. Достаточно. Голос потерял? Очень жаль, он тебе сегодня пригодится. Ответ держать придется, Григорий Сазонович!

ОПИЛКИН. Как лучше хотел… Лес тут какой! Древесины сколь ко! И все так просто стоит, для красоты только… (Вздыхает.) Эх, пусть пропадает…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Пропадает?! А вырубить все — тогда не про падет?!

ТАНЯ. Вырубка заповедников в наши планы пока не входит.

БЕРЕЗКО (Тане). Слово «пока» — лишнее. (Опилкину.) Это правда, Григорий Сазонович?

ОПИЛКИН. Что?

БЕРЕЗКО. Гражданин Лешак (жест в сторону Калины Калиныча) нас проинформировал. Будто бы вы, Григорий Сазонович, вели себя здесь так, что даже потеряли человеческий облик.

ТАНЯ. Превратились в бесчувственное полено!

УМОРУШКА. Это не он в полено… Это его в полено!

БЕРЕЗКО (Уморушке). Не защищай его, девочка.

УМОРУШКА. А я не защищаю. Я хочу, чтобы вы правду знали.

ТАНЯ. А мы знаем, у нас все записано. (Показывает блокнот. Читает.) «Братья Разбойниковы, Иван и Александр, из хулиганских побуждений вывели из строя транспортное средство пожилой женщины — жительницы здешней местности. Вместо того чтобы наказать виновных, Опилкин Г. С. стал всячески выгораживать и прикрывать хулиганов. Получился скандал, в результате которого у местных жителей создалось впечатление, будто Опилкин Г. С. не человек, а бесчувственный пень, неспособный понять их просьб и требований».

БЕРЕЗКО. Как видите, Григорий Сазонович — обыкновенный человек, а вовсе не полено и даже не…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (подсказывает). Деревянный истукан.

БЕРЕЗКО. И даже не деревянный истукан. А вот почему у местных жителей создалось о нем такое мнение, он сам нам расскажет.

ОПИЛКИН (с негодованием). Я буду рассказывать и объяснять, как я стал деревянным?! Это они пусть объяснят мне, как я стал чурбаном!

ТАНЯ. Расскажут, расскажут… А мы поможем… И вам постараемся разъяснить, как вы дошли до жизни такой.

БЕРЕЗКО. До самоуправства и самодурства! (Калине Калинычу.) Собирайте жителей, уважаемый, не будем терять время!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Это мы мигом? (Зовет.) Шустрик!

ШУСТРИК. Я здесь!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Зови народ! Вот дела: каждый день заседать стали! От людей научились, что ли?…

Затемнение.

Картина пятая

На поляне вновь накрыли пень скатертью. За «столом» сидят Калина Калиныч, Березко и Таня. Чуть в стороне от «стола» сидят на «скамье подсудимых» Опилкин, Ведмедев, Ваня и Саня. Шустрик и Уморушка устроились около любимых кустиков. Неподалеку стоит нечто, напоминающее вешалку, на которой висят красочные плакаты.

БЕРЕЗКО (Калине Калинычу). Можно начинать?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Молодежь вся собралась, а вот одной уважаемой гражданки что-то не видно… (Прислушивается.) Никак летит!

Слышны крики Бабы Яги: «Тут я! Стой, проклятая! Ну куда тебя ведет, куда ведет…! Стой, проклятущая!» Раздается громкий стук упавшей на землю ступы. На поляну выходит, еле держась на ногах, Баба Яга.

БАБА ЯГА. Вот это я летанула! На старости лет — такой балет! (Ване и Сане.) Конструкторы! Механики! Простую вещь толком сделать не можете!

БЕРЕЗКО. Простите, уважаемая, но у нас тут совет…

БАБА ЯГА. Знаю, на него и летела. А она то вверх, то вниз, то вверх, то вниз, а то и совсем в сторону!

ВАНЯ. Центр тяжести не рассчитали…

БАБА ЯГА. Зачем же вы мне ее нерассчитанную подсунули?

ВАНЯ. Думали, так полетит.

САНЯ. Она и полетела.

БАБА ЯГА. Это я из нее полетела, когда под облака поднялась! У, ступоломы! (Замахивается помелом на Ваню и Саню, но тут же успокаивается и как ни в чем не бывало обращается к Березко.) Давно начали? Простите за опоздание! (Садится на свободный табурет.)

БЕРЕЗКО. Григорий Сазонович, скажите нам всем, пожалуйста, зачем вы увлекли своих друзей сюда, в заповедное место? Разве вас сюда звали?

ОПИЛКИН. А где написано «заповедник»? Нигде не написано!

БЕРЕЗКО. А народные легенды о Муромской чаще? А песни о ней? Вы их не слышали? (Калине Калинычу.) Сейчас мы вам расскажем, как он докатился до жизни такой!

ТАНЯ. Расскажем и покажем! (Подходит к плакатам.)

БАБА ЯГА (Тане.) Где я вас видела? Вы ведьмы Ариночки дочка?

ТАНЯ. Что вы, гражданка…!

БАБА ЯГА. Обозналась… Бывает…

ТАНЯ. Алексей Иванович, начнем с младенчества?

БЕРЕЗКО. Младенчество можно пропустить. Начинайте с раннего детства.

Таня открывает первый красочный плакат. На нем изображен маленький мальчик с ранцем на спине, который подошел к зданию школы и стоит в раздумье: идти или не идти в школу? На второй картинке этого же плаката изображен этот же мальчик, бегущий в сторону леса.

ВАНЯ (восторженно). Ура! Комиксы!

БАБА ЯГА (Ване). Цыц!

ТАНЯ (читает). «Гриша Опилкин с юных лет полюбил природу, животных, птиц. Им он посвящал все свое свободное время. И не только свободное…»

Таня показывает второй плакат. На нем три картинки. На первой изображен мальчишка, который открыл ловушку для птиц, а сам притаился за кустом. На второй картинке видно, что ловушка за хлопнулась, а птичка поймана. На третьей картинке радостный мальчишка подбегает к ловушке с птичкой.

ТАНЯ. Незаметно для Гриши Опилкина и совсем незаметно для его родителей это увлечение переросло в другое…»

Таня показывает третий плакат. На нем тоже три картинки. На первой изображен мальчик, который ходит по улице с клеткой, в которой находятся птицы, и предлагает прохожим их купить. На второй картинке изображено, как мальчик продает всю клетку какому-то мужчине. На третьей картинке мальчик жадно пересчитывает деньги, отойдя в сторонку.

ТАНЯ. «Так Гриша Опилкин научился не ждать милостей от природы, а брать от нее все, что можно и что нельзя».

Таня показывает четвертый плакат. На нем две картинки. На первой изображен взрослый Опилкин, который стоит перед красивой рощей с бензопилой на плече. На второй картинке он уже идет в сторону рощи.

ТАНЯ. «Когда Григорий Сазонович вырос, выросли и его аппетиты. Продав последнего медведя из своего леса, он уехал работать в наши края».

Таня показывает пятый плакат. На нем изображена бывшая роща, превращенная в пустыню. На песке следы от сапог рослого мужчины. Следы ведут к горизонту, за которым проглядывает еще не срубленный лес.

ТАНЯ. «Работал Григорий Сазонович у нас, нужно признаться, хорошо. Его коллегам никогда не приходилось убирать за ним его огрехи».

БАБА ЯГА (вслух, задумчиво). Шел-шел и пришел… Докатился!

БЕРЕЗКО. Мы ему не поручали в Муромской чаще рубить!

ТАНЯ. Он самовольно!

БАБА ЯГА. Аппетит у него разыгрался, понимаю… (Калине Калинычу.) Добренький ты! Пожалел его! А он нас пожалел?!

ОПИЛКИН. Я больше не буду…

ВЕДМЕДЕВ. Он больше не будет!

ВАНЯ. Простите его!

САНЯ. И нас тоже!

БЕРЕЗКО. Осознали?

САНЯ. Еще как!

ТАНЯ. Так и запишем. (Пишет себе в блокнот.) Осознали, раскаялись, зареклись.

БЕРЕЗКО (подсказывает). Извинились перед местным населением. (Калине Калинычу.) Теперь можете жить спокойно, никто вас больше не потревожит.

ШУСТРИК. Пусть только попробуют!

УМОРУШКА. Тогда им пощады не будет!

БАБА ЯГА. Уж я об этом позабочусь!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Да и я кое-что смогу…

ТАНЯ. Да! Совсем забыла! (Ване и Сане.) Ваш папочка тоже все может…

УМОРУШКА. Чудеса делать может?!

ТАНЯ. Чудеса не чудеса, что-то вроде этого. (Сане и Ване.) Ваш папочка договорился с директором школы… (Тянет паузу.) Вас снова примут в первый класс! Поздравляю!

ВАНЯ (вопит). Не поеду!

САНЯ (в тон ему). Что я плохого сделал?!

ВАНЯ. И я не сделал!

УМОРУШКА. Что вы так расстроились? Радоваться нужно, а вы горюете. (Гордо.) Я тоже скоро учиться пойду, как и вы.

ВАНЯ. Как мы — не надо…

САНЯ. Не надо, как мы…

БЕРЕЗКО. Танечка, а про самое главное мы и забыли…!

ТАНЯ. Про Охранную грамоту? Она у меня. (Подает Березко свернутую в рулон Охранную грамоту.)

БЕРЕЗКО (потрясая Охранной грамотой). Слушайте все: от ныне Муромская чаща объявляется заповедником! Вот документ! Разрешите вручить Охранную грамоту старейшему жителю Муромской чащи Калине Калинычу. (Вручает Калине Калинычу грамоту, жмет руку.)

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (растроганно). Спасибо за заботу… Милости просим…

БАБА ЯГА (зло шипит Калине Калинычу). Ты что, старый…! Милости просим! (Преувеличенно радушно улыбается Березко и Тане.) Всего вам хорошего, дорогие! Удачно вам долететь, не кувыркнуться!

ВАНЯ. Вертолет не кувыркнется.

САНЯ. В нем все рассчитано.

БАБА ЯГА. А вдруг такие, как вы, делали? Нет? Ну ладно, прощайте, ребятки.

Уморушка подбегает к Ване и отдает ему его же кепку.

УМОРУШКА. Держи, Вань, свою шапочку. Я уж как-нибудь в веночках прохожу.

ВАНЯ (Сане). Никак я от этих лягушек не избавлюсь…

САНЯ (Ване). А ты попробуй… Вдруг кончились?

ВАНЯ. Фыр-фыр-пупыр… (Достает из кепки три цветка.) Вот это да! (Уморушке.) Держи! (Протягивает Уморушке один цветок.)

Уморушка берет цветок и глазами дает понять Ване, что было бы неплохо, если бы он подарил цветы и Тане с Бабой Ягой. Что Ваня и делает.

БАБА ЯГА. Спасибо… Не чаяла, не гадала — от кавалера цветка дождалась!

ТАНЯ. Спасибо, Ванечка! Знала, что вы с Саней фокусы можете выкидывать, но чтобы такие!

ВАНЯ. Это не мы…

САНЯ. Это они…

УМОРУШКА. Подумаешь, такие мелочи…

Раздается шум от запускаемого двигателя вертолета.

БЕРЕЗКО. Двигатель запустили. Нужно лететь.

ОПИЛКИН (низко всем кланяется). Прощайте! Не поминайте лихом!

ВЕДМЕДЕВ. Мы теперь не столько рубить, сколько сажать будем!

ВАНЯ. А я цветы разводить стану!

САНЯ. А я… А я… А я…

ТАНЯ. В школе поучишься, а там и решишь.

САНЯ. Я решу!

БЕРЕЗКО (всем). Ну, прощайте!

ТАНЯ. До свиданья!

Березко, Опилкин, Таня, Ведмедев, Ваня и Саня уходят.

БАБА ЯГА. Как она все-таки на ведьму Арину похожа! Глаза такие же, нос, рот… А говорят, что у людей с нами — ничего общего.

Шум двигателя усилился. Все внимательно смотрят в ту сторону, где находится вертолет.

ШУСТРИК. Поднимается! Летят!

УМОРУШКА. Ветром дует, а огнем не пыхает! (Шум стал затихать. Наконец затих совсем.) Улетели… А скучно все-таки без людей будет… Кто на лес полюбуется, кто про нас вспомнит? (Кричит вслед улетевшему вертолету.) Прилетайте! Не забывайте нас! (С горечью произносит.) Нет, дедушка, не услышат они меня…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Услышат… Если бы девчонка обыкновенная кричала, тогда бы не услышали. А ты у нас — волшебница!

УМОРУШКА (радостно). Правда?! (Снова кричит вслед улетевшему вертолету, кричит весело и задорно.) Эй-эй-эй! Прилетай те к нам обязательно! Теперь я волшебница настоящая…! Теперь вы со мной не соскучитесь!

ШУСТРИК. Вроде бы что-то в ответ кричат…

БАБА ЯГА. Сулят вернуться.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А что? Пусть прилетают. Только без топоров и пил. Тогда мы их со всей душой встретим. Да, внучка?

УМОРУШКА. Конечно!

ШУСТРИК (зрителям). И вы приходите к нам!

БАБА ЯГА (зрителям). Только без топоров!

УМОРУШКА (зрителям). У нас — видели, какая красота кругом? Приезжайте!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (зрителям). А как добраться к нам, помните?

УМОРУШКА (зрителям). Сначала все прямо и прямо, а потом направо, а там опять все прямо и прямо…

БАБА ЯГА (зрителям). Мимо моей избушки не пройдете, а я уж вас выведу.

ШУСТРИК. Приезжайте!

УМОРУШКА. А пока — до свиданья!

ВСЕ (хором). До свиданья!

КОНЕЦ

ВЕДУЩИЙ. Жили-были (а может быть, и сейчас живут) на одном из островов в одном из океанов странные существа. Все у них было как у нас: и руки, и ноги, и глаза, и уши, и дома, и телевизоры, и школы, и телефоны… Но считали они себя почему-то не людьми, а человекообразными обезьянами.

И была у них одна мечта…

Картина первая

Квартира. Уютная, со вкусом обставленная. В оформлении чувствуется южный колорит: есть пальмы, лианы, ананасы… Появляется Чуча — лохматый, помятый. За спиной у него ранец.

ЧУЧА. Кажется, повезло… Никого!

Начинает сбрасывать ранец. Ему удается это сделать, ранец с грохотом падает на пол. Входит бабушка.

БАБУШКА (с ужасом). Что случилось?! Что с тобой, Чуча?!

ЧУЧА. Ничего не случилось. Вот, пришел…

БАБУШКА. Посмотри на себя в зеркало!

ЧУЧА (подходит к зеркалу, долго рассматривает себя в нем). Ну, посмотрел…

БАБУШКА. На кого ты похож?!

ЧУЧА. На дедушку. Или уже нет?

БАБУШКА. Ты похож на разбойника с большой дороги! Где ты был?

ЧУЧА. С этого бы и начинала … А то — на кого похож, посмотри в зеркало, что случилось?… (После небольшой паузы.) Я отнимал дневник.

БАБУШКА. У кого?

ЧУЧА. У крокодила. Он хотел его съесть, а я не дал.

БАБУШКА. Мне дурно… (Садится в кресло, однако находит в себе силы продолжить допрос.) Где ты нашел крокодила?! Они все давным-давно в заповеднике!

ЧУЧА. Там и нашел. Я висел на лиане, а дневник выпал из ранца и брякнул его по затылку. Совсем не больно. (Показывает размеры руками.) Дневник — во, а крокодил — во!!. Он даже не проснулся.

БАБУШКА. И ты спустился вниз?!

ЧУЧА. А что, лучше прийти в школу без дневника?

БАБУШКА. Лучше! Сказал бы учителю, что потерял дневник.

ЧУЧА. Уже говорил. Четыре раза! Больше он не поверит. (После небольшой паузы.) Я не спустился бы, но крокодил спал! Лиана висела прямо над дневником…

БАБУШКА. …и крокодилом!

ЧУЧА (задумчиво и грустно). Больше всего на свете не люблю, когда притворяются… обманывают… врут. Зачем он притворился, что спит?

БАБУШКА. А ты не понял? Мы тебе мало говорили о его повадках?

ЧУЧА. Вы говорили так много обо всем, что я все позабыл.

БАБУШКА. Отец тебе сегодня напомнит.

ЧУЧА. Ты расскажешь ему?

БАБУШКА. Ты снова лазал по лианам… Как обыкновенная обезьяна!

ЧУЧА (виновато). Я чуть-чуть. Всего три минутки полазал… (С негодованием.) Я виноват, что меня все время так и тянет повисеть на лиане?!

БАБУШКА. Не виноват. Но ты виноват в том, что совершенно не сопротивляешься этому желанию.

ЧУЧА. Но меня тянет качаться на лиане, а не сопротивляться!

БАБУШКА. Я понимаю. В тебе сильно сказывается атавизм.

ЧУЧА. Атави… что?

БАБУШКА. Атавизм. Голос предков. Но ты должен заглушать его, побеждать.

ЧУЧА. Как? Заорать на весь остров? Вот так? (Начинает, подражая обезьянам, подпрыгивать, бить кулаками в грудь, и выкрикивать: «У! У! У! У …!»)

БАБУШКА (морщится и затыкает уши). Атавизм! Явный атавизм…! Прекрати немедленно!

Чуча смолкает. Появляется дедушка.

ДЕДУШКА. Что за вопли?

БАБУШКА. Он не хочет становиться человеком! Обезьянье начало заглушает в нем человеческое!

ДЕДУШКА. Понятно. (Чуче.) Ты будешь превращаться в человека или нет? (Чуча молчит.) (Бабушке.) Где ремень?

ЧУЧА. Я передумал превращаться! Вот еще!

БАБУШКА. Если ты не будешь превращаться в человека, ты превратишься в обезьяну!

ДЕДУШКА. У тебя вырастет хвост!

ЧУЧА. Хвост? (Радостно.) И я смогу висеть на лианах?! Головой вниз?!

ДЕДУШКА. Висеть ты сможешь. Но думать — нет.

БАБУШКА. Когда висишь головой вниз и тебя мотает туда-сюда, туда-сюда, очень трудно думать, поверь мне.

ЧУЧА. Я не всегда буду висеть, иногда буду сидеть. Вот так! (Садится на стул и принимает позу глубоко задумавшегося человека.) Можно подумать, что мы всегда думаем!

ДЕДУШКА. Ты — не всегда.

ЧУЧА. Вот когда не думаю, я буду висеть и качаться.

ДЕДУШКА (подходит к портрету). Иди сюда, Чуча. (Чуча подходит.) Кто это?

ЧУЧА. Здравствуйте! Весь остров знает прадедушку твоей бабушки. Великий Чип! Открыватель закона сознательной эволюции.

ДЕДУШКА. Правильно. И неужели ты допускаешь мысль, что я позволю тебе стать закрывателем этого закона? (Грозно.) Неси ремень!

ЧУЧА. Зачем?

ДЕДУШКА. Буду драть!

БАБУШКА. Это непедагогично!

ДЕДУШКА. Теория! Проверим опытным путем!

ЧУЧА. Вот расшумелись… Хорошо, уговорили. Буду превращаться.

БАБУШКА (расчувствовавшись). Лапонька моя, иди я тебя поцелую!

ЧУЧА. Вот еще… Лучше на мороженое дайте. (Косится на дедушку и добавляет.) Пожалуйста.

БАБУШКА (дедушке). Видишь, можно и без ремня. (Чуче.) Возьми, Чученька, монетку, купи стаканчик мороженого.

ДЕДУШКА. Порти, порти мальчишку…

ЧУЧА. Бабушка, а быть человеком не очень скучно?

БАБУШКА (восторженно). Что ты…! Перед человеком открыты неограниченные возможности! Он может творить чудеса!

ЧУЧА (восхищенно). Так люди — волшебники?! Хоп! — и сколько хочешь мороженого?! И совсем бесплатно? Уговорили! Обязательно превращусь! (Убегает.)

ДЕДУШКА. Неужели наша мечта не сбудется? Сколько потрачено сил! Разве мы жалели себя?

БАБУШКА. Ну-ну… Наши внуки не осрамят своего великого предка. Просто… просто они еще дети!

ДЕДУШКА. Хороши дети! Особенно Чип. Вон какой вымахал. Да и Чуча уже не грудной, должен понимать. А! (Сердито махнув рукой, уходит в свою комнату.)

БАБУШКА (задумчиво). Чип влюблен — это ясно. А в таком состоянии что-либо понять трудно… (Прислушивается.) Кажется, он…

Входит Чип, грустный, подавленный.

ЧИП. Добрый день, бабушка.

БАБУШКА. По тебе что-то этого не видно, Чип.

ЧИП. Разве? (Подходит к зеркалу, рассматривает в нем себя.) Да, веселого мало…

БАБУШКА. Что с тобой, Чип?

ЧИП (пожимает плечами). Ничего… Я думал, что пойдет дождь, и у меня испортилось настроение.

БАБУШКА. Но дождь не пошел. Тучи улетучились!

ЧИП. Настроение тоже. А тут еще Чап.

БАБУШКА. Ты с ним не связывайся. Он — тупиковая ветвь, ему одна дорога — в обезьяны.

ЧИП. Ему не хочется быть одиноким листочком на этой ветви. Он тянет за собой других.

БАБУШКА. Кто стремится стать человеком — обезьяной не станет.

ЧИП. А если отнять стремление?

БАБУШКА. Ну… Тогда…

ЧИП. Вот видишь! А тут еще дождь собирался…

БАБУШКА. А Чаппа — ни при чем?

ЧИП (вспыхнув). Вот еще! (Подавив раздражение.) Да, мне нравится, как она играет на скрипке. Ну и что?

БАБУШКА. Ни-че-го… Молчу.

ЧИП. А ты не молчи! Ты посоветуй, что делать с Чапом. Он сбивает молодежь, тянет их за собой. (С упреком.) Придумали этот закон сознательной эволюции — так советуйте!

БАБУШКА. Его не придумали, его вывели. Если бы не этот закон, ты сейчас не сидел бы тут, а висел на дереве головой вниз!

ЧИП. Мой братец и сейчас висит. Ну и что?

БАБУШКА. Как — что? Нашему племени человекообразных обезьян всегда было свойственно стремиться к совершенствованию. А когда вывели закон, мы совершили такой рывок! Еще немного, и мы станем людьми. Настоящими людьми, Чип…! Какое счастье! (Вытирает платочком выступившие на глазах слезы.)

ЧИП. Когда станем, тогда и порадуемся. А что делать с Чапом?

БАБУШКА. С ним нужно бороться.

ЧИП. Он здоровей нас всех. Пока мы в школе зубрили закон, Чап так поднакачался!

БАБУШКА. Бороться можно по-разному. Знаешь что?! Срази его искусством!

ЧИП. Чем?

БАБУШКА. Искусством. Собери молодежь, устрой им спектакль. Только выбери хорошую пьесу! Вот, я дам тебе книгу… (Достает огромный фолиант.) Я рассказывала тебе… Давным-давно к нашему острову приплыл корабль…

ЧИП (подхватывает). И на нем не было ни души. Помню!

БАБУШКА. Но на корабле была книга.

ЧИП. И это помню. Ее никто не мог прочитать.

БАБУШКА. Было не до того. Наши предки учились тогда только ходить на двух ногах. Но потом наш великий предок Чип сумел прочитать ее.

ЧИП. Знаю. Он перевел ее на наш язык.

БАБУШКА. Он сделал подстрочник. А поэтический перевод принадлежит другому автору. Впрочем, это неважно. Я советую тебе поставить пьесу из этой книги или хотя бы отрывки из нее. Молодежи должно понравиться.

ЧИП. Жди! Чап уже успел обработать многих на острове.

БАБУШКА. Обработай и ты. Чаппа поможет тебе.

ЧИП. Вряд ли. Хорошо, я попробую.

Раздается телефонный звонок. Бабушка снимает трубку.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Добрый день, мамочка. Прости, очень занята, полно работы, поставь кассету номер восемь дробь четыре. Пока, целую.

Короткие гудки. Бабушка кладет трубку.

БАБУШКА. Чип, поставь, пожалуйста, кассету номер восемь дробь четыре.

Чип ставит кассету и включает магнитофон.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Папа…! Пора обедать! Мамочка…! Иди есть! Мальчики…! Мыть руки — и за стол! Чуча! Сколько раз повторять?! Бери пример с брата! Чип, как твои дела? Все хорошо? Ну и славно. Нас не ждите, у нас с папой полно работы. Приятного аппетита! Пока!

Чип выключает магнитофон.

БАБУШКА. Не нравится мне что-то новая система воспитания… Не понимаю я ее… Техника — техникой, а ребенку в глаза взглянуть не мешало бы.

ЧИП. Когда-нибудь посмотрят. (Открывает книгу.) Нужно тогда такое место выбрать, чтоб на шпагах или рапирах дрались. Иначе смотреть не станут. А монологи, пожалуй, наша рок-группа «Джокер» споет. Или не стоит?

БАБУШКА. А не слишком ли, Чип? Автор, поди, и не узнал бы свое дитятко.

ЧИП. Сейчас все так делают. Ладно, подумаю. Пойду искать актеров. Пока! (Уходит.)

Бабушка с трудом кладет фолиант на место. Снова раздается телефонный звонок. Бабушка снимает трубку.

БАБУШКА. Слушаю.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Здравствуй, мам. Прости, занят, полно работы. Как дела. Поставь кассету номер три дробь четыре. Как дела? Ах, уже говорил. Пока.

Раздаются короткие гудки. Бабушка кладет трубку, ставит указанную кассету и включает магнитофон.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Чуча, быстро садись за уроки! Что вам задавали? Вот это и делай. Не сделаешь — не пойдешь в свой клуб. Не спорь! Уже сел? Молодец! Теперь решай задачу. Чип, не мешай ему. Мама, не мешай тоже!

БАБУШКА. Успокойся, не мешаю! Сижу как мышка. А ты воспитывай, у тебя здорово получается.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Что, не решается задачка? Ничего, у всех не решается. Дед, не подсказывай! А ты, Чуча, напряги…

Вместо голоса отца Чучи начинает звучать громкая современная музыка. В спешке отец плохо сделал запись очередного нравоучения — и вот результат. В громе музыки иногда прорывается: «…ничего, решай!.. мы тоже учились… не позорь семью».

БАБУШКА. Отказала система… Нет, раньше лучше воспитывали!

Гремит музыка. Бабушка зажимает уши.

Картина вторая

Фонарь, скамейка, неподалеку небольшие висячие качели. Около фонаря нервно прогуливается Чаппа. В руках у нее футляр со скрипкой.

ЧАППА. Ой, как я волнуюсь… Ой, зачем я согласилась… Ой, я откажусь… Ой, меня засмеют… Ой…

Появляется Чип с букетом цветов.

ЧАППА. Где ты ходишь?! Я вся извелась!

ЧИП. Прости, Чаппа. Я искал желающих сыграть с нами пьесу.

ЧАППА. Не нашел?

ЧИП. Нет. Все хотят играть в рок-группе «Джокер». Все! Даже те, кому слон наступил на ухо. Это — тебе. (Протягивает Чаппе цветы.)

ЧАППА. Спасибо. Ой, как я боюсь, Чип!

ЧИП. Чего?

ЧАППА. Как — чего? Сегодня я выступаю перед слушателями. Но я — боюсь.

ЧИП. Ты играешь лучше всех! (Чаппа отрицательно мотает головой.) На всем острове не найдется скрипача лучше тебя! (Чаппа снова мотает головой.) Во всем мире…

Появляется Чап — здоровенный парень в экстравагантной одежде, украшенной металлическими побрякушками.

ЧАП. Вот заливает! (Чаппе.) А ты развесила уши и слушаешь?

ЧИП. Не лезь не в свое дело, Чап. Иди своей дорогой.

ЧАП. Я шел своей дорогой… Но видишь — она пересеклась с твоей… (Резко.) Уйди от девчонки!

ЧАППА (жмется к Чипу). Чип, я боюсь…

ЧИП. Не бойся, Чаппа, я с тобой.

ЧАП (Чаппе). Ты меня боишься? Почему? Разве я — страшный?

ЧАППА. Ты плохой! Ты смеешься над моей музыкой!

ЧАП. А если я перестану смеяться, ты не будешь бояться меня?

ЧАППА. Не знаю…

ЧАП. Хоть какая-то надежда появилась! Желаю удачи!

ЧАППА. Спасибо… Идем, Чип.

ЧИП. Сейчас. (Подходит к Чапу.) Если ты сорвешь концерт… Если ты позовешь своих обезьян…

ЧАП. Что тогда? Ладно, не бойся, Чип. Я не сорву концерт. Но скажи: ты правда веришь в предсказанье своего прапрапрадеда? Я не верю. Стать каким-то настоящим человеком, не обыкновенным существом, стать им за просто так, за здорово живешь… Я не верю!

ЧИП. А я верю. Только не за просто так, а за великий труд.

ЧАП. На острове мало бананов? Зачем труд? Разве нельзя прожить и так?

ЧИП. Нельзя. Мы снова превратимся в обезьян. Ты и твои дружки уже начали в них превращаться.

ЧАП. За обезьяну ты у меня отдельно получишь… Ладно, топай пока. Чап обещал не срывать концерт, а Чап держит свое слово!

Чип и Чаппа уходят.

ЧАП (с ненавистью). Проклятый Чип! Ненавижу! Все за меня, почти все…! Один Чип против! Проклятое семейство Чипов! Изобрели закон…! Дали мечту народу…! Превратиться в настоящих людей…! Настоящих, всемогущих, прекрасных…! Когда? Зачем? Разве мы еще не обезьяны? Разве нам плохо? На острове полно бананов, бананы будут всегда… (Запрыгивает на скамейку и выкрикивает придуманный им лозунг.) Бананы будут всегда! Долой эволюцию!

Появляется Чуча со стаканчиком мороженого в руках. Увидев Чапа на скамейке, останавливается и оторопело смотрит на него.

ЧАП. Кого я вижу! Братишка Чипа…! Потомок великого изобретателя…! Чуча-малыш! (Спрыгивает со скамейки.) Скажи, Чуча, ты веришь, что можно превратиться в какого-то сказочного человека без всякого волшебства?

ЧУЧА. А как же, Чап, конечно, верю.

ЧАП. Вот как? Почему?

ЧУЧА. Все так говорят. И дома, и в школе… (Удивленно.) Разве ты не слышал?

ЧАП. Да, я слышал. Я тоже ходил в школу, малыш. Грыз вместе со всеми этот… как его…

ЧУЧА. Гранит?

ЧАП. Да, гранит! Но я бросил туда ходить, как только понял, что учителя нас подло обманывают. (Забирает мороженое из рук Чучи и начинает его есть.)

ЧУЧА (после паузы, смирившись с утратой мороженого). Обманывают? А я и не заметил, Чап…

ЧАП. Они делают это очень ловко, у них этого не отнимешь. Скажи, что получится, если к А прибавить В?

ЧУЧА. По-моему, ерунда получится.

ЧАП. Получится ав! Я это сразу сообразил. Но учитель сказал, что получится Ц!

ЧУЧА. Может быть, он нечаянно?

ЧАП. Как бы не так! Нарочно! Это называется пудрить мозги. На букву В сказать Б, на букву С — Ц. И это Ц выдать нам вместо обыкновенного ав!

ЧУЧА (после паузы). Теперь я, кажется, понимаю… Теперь я понимаю…!

ЧАП. Что?

ЧУЧА. Я понимаю теперь, зачем он мне так сказал…

ЧАП. Кто сказал? Что сказал?

ЧУЧА. Учитель. Я нарисовал собаку в будке, а он, учитель, сказал, что коровы не живут в маленьких тесных домиках, а живут в больших коровниках.

ЧАП. Вот видишь! Сказать про собаку «корова» им раз плюнуть. Ты еще не такое от них услышишь, помяни мое слово.

ЧУЧА. А еще учитель сказал, что собаки не думают… Что у них вместо мозгов — рефлексы…

ЧАП. Если бы учитель хоть на минутку задумался о том, думают ли собаки, он, может быть, и не сказал бы так. Но он не задумался! Ему — некогда! Он читает учебники и пересказывает их нам. Но кто-то должен задуматься!!

ЧУЧА. Я. Когда вырасту — я задумаюсь.

ЧАП. Уже будет поздно, думать нужно сейчас.

ЧУЧА. Но сейчас мне некогда, меня ждут дома.

ЧАП. Ты меня не понял. Раз тебя ждут дома, конечно, нужно идти. А после?

ЧУЧА. Потом — уроки.

ЧАП. Иди… Кажется, ты из тех, кто вмещается между башмаками и шляпой…

ЧУЧА. Конечно, Чап! А разве ты не вмещаешься?

ЧАП. Нет.

ЧУЧА. Ну, тогда и я не вмещаюсь! (Поднимает с земли прутик, вешает на него шляпу и высоко поднимает над головой.) Видишь? Я тоже не вмещаюсь! Пока, Чап! (Уходит.)

ЧАП (оставшись один). Трудное это занятие — подбирать ключики к сердцу… Бросить разве? Ну, нет! Мы еще поборемся… (Зовет.) Эй, джокеры! Сюда! Ко мне!

ГОЛОСА. Мы здесь, Чап! Слушаем тебя, Чап! Что надо, Чап?

ЧАП. Джокеры! Душа песню просит! Песню, джокеры!

Чап запрыгивает на скамейку. Звучит современная музыка.

ЧАП (поет).

Музыка смолкает. Чап спрыгивает на землю, садится на скамейку и задумчиво повторяет последние строки песни.

ЧАП (после паузы). Хорошая песня! Правильные слова. Вот только мелодия… Где я эту мелодию слышал? (Вспоминает.) По телевизору! Опять мелодию сперли, вот пройдохи! (Зовет.) Джокеры! Жулье несчастное! Ко мне! Ко мне, джокеры!

ГОЛОСА. Нетушки, Чап, ты драться будешь! Не пойдем, Чап, боимся!

ЧАП. Боитесь? Это хорошо. Ладно, прощаю. Отдыхайте, джокеры! Ешьте бананы, купайтесь в море, ни о чем не думайте! Я за вас думать буду… Мы еще поборемся, Чип, мы еще поборемся! (Уходит.)

Картина третья

Декорации те же, что и во второй картине. Вечереет. Появляются Чип и Чаппа. Чип несет футляр со скрипкой, Чаппа — груду цветов.

ЧАППА (сияя от счастья). Я так боялась, Чип, я так боялась! Сколько глаз смотрело на меня! Я думала, что умру от страха… А потом…!

ЧИП. Я говорил тебе, что ты лучшая скрипачка в мире.

ЧАППА. Нет, Чип!

ЧИП. На острове — точно!

ЧАППА. Нет, Чип!

ЧИП. Не спорь, Чаппа, мне виднее. Отдохнем? (Садятся на скамейку. После паузы.) Да, глаз на тебя смотрело много… Одно плохо, Чаппа, молодых глаз было маловато.

ЧАППА. Да, Чип? А я и не заметила. Я так боялась!

ЧИП. Зато я заметил. Джокеры увели всю молодежь, и никто не спохватился! (Передразнивает взрослых.) «Клоуны! Шуты гороховые!» Как их только не обзывали! Их никто не принимал всерьез.

ЧАППА. Что поделать — тупиковая ветвь!

ЧИП. Не верю… Их было мало, а теперь стало много. А завтра станет еще больше, если мы не восстанем против Чапа.

ЧАППА. А тебе не страшно, Чип? Он такой сильный… (Заметила, как упала звездочка.) Ой, Чип!

ЧИП. Что?

ЧАППА. Вон там упала звездочка!

ЧИП. Проглядел… А ты успела загадать желание?

ЧАППА. Нет.

ЧИП. Жаль. Упустили такую возможность!

ЧАППА. Только джокер может поверить в исполнение желаний по падающим звездочкам. А мы должны рассчитывать только на себя!

ЧИП. Все правильно… Но иногда ведь можно и поверить? Хотя бы в шутку? Хотя бы в такой счастливый и прекрасный вечер…

ЧАППА. Лучше не надо. Раз поверим, два поверим, сначала в шутку, потом всерьез… Не надо, Чип! Сознательность — превыше всего. Давай на качелях покачаемся? (Кладет цветы на скамейку, идет к качелям. Садится, потихоньку раскачивается.) Вперед — назад! Вперед — назад! Хорошо! Помогай, Чип!

Чип подходит к качелям и, подталкивая нежно Чаппу ладонью в спину, помогает ей раскачиваться.

ЧИП. Послушай, Чаппа, я должен тебе сказать… хотел сказать…

ЧАППА. Что, Чип? Что ты хотел сказать?

ЧИП. Что я… что мы…

ЧАППА. Ну?

ЧИП. Я хотел сказать… (Выпаливает.) Что мы созданы друг для друга! Вот!

ЧАППА (радостно). Правда, Чип?! Ты не обманываешь, Чип?!

ЧИП. Правда, Чаппа! Клянусь тебе, мы созданы друг для друга!

ЧАППА. Ой, Чип, какая я счастливая…! (Закрывает глаза и некоторое время раскачивается на качелях со счастливым выражением лица. Но вдруг она вспоминает что-то явно неприятное, и улыбка исчезает.) Останови, Чип! Немедленно останови!

ЧИП (тормозя качели). В чем дело, Чаппа? Что случилось?

ЧАППА. Мне пора домой! Где скрипка? Где цветы? Ах, на скамейке… (Идет к скамейке.)

ЧИП. В чем дело?!

ЧАППА. Не скажу, Чип… Ты будешь смеяться.

ЧИП. Я?! Не буду, что ты.

ЧАППА. Правда? Понимаешь, Чип… Ну, как тебе сказать, Чип… Просто мне мама велела идти домой!

ЧИП. Мама? Но где она?

ЧАППА. Дома. Ты не понял, Чип. Еще раньше — вчера, позавчера, позапозавчера — мама велела идти мне домой, как только кто-нибудь из мальчишек скажет…

ЧИП. Что?

ЧАППА. То, что ты мне сказал! Что мы созданы друг для друга.

ЧИП. Странно… Почему?!

ЧАППА. Не знаю… Наверное, такие слова здорово вредят учебе… отвлекают… Я пошла, Чип?

ЧИП. Идем, я провожу. (Берет футляр.) Если бы знал, не говорил бы…

ЧАППА. Не расстраивайся, Чип. Слова хорошие, ты их здорово сказал. Только… Только рано.

ЧИП. Когда сказались, тогда и сказал.

ЧАППА. Но ты повторишь их?

ЧИП (грустно кивает головой, затем, подняв голову, удивленно смотрит на Чаппу). Когда?

ЧАППА (улыбнувшись). После школы! Идем, Чип, мне и правда домой пора. (Берет Чипа за руку.) Какой хороший сегодня был вечер! Идем, Чип!

Чип и Чаппа уходят.

Картина четвертая

Вечер. Дедушка сидит в кресле и читает газету. Чуча, сидя за письменным столом, пытается не столько учить уроки, сколько бороться со сном. В конце концов сон одержал победу: голова Чучи улеглась на учебники.

ДЕДУШКА (кончив читать). Ну? Как дела? (В ответ сладкое почмокивание.) Ты сделал уроки? (Сопение и почмокивание продолжаются.) Чуча!

ЧУЧА (вскакивая). Я здесь, учитель!

ДЕДУШКА. Ты уснул?

ЧУЧА. Нет, учитель!

ДЕДУШКА. Протри глаза, внучок. Разве я — учитель?

ЧУЧА (смущенно). Учил-учил… Вот школа и померещилась…

ДЕДУШКА. Стихотворение выучил?

ЧУЧА. Конечно.

ДЕДУШКА. Прочитай.

ЧУЧА. Наизусть?

ДЕДУШКА. Наизусть задавали — наизусть и читай.

ЧУЧА. Сейчас… (Молчит.)

ДЕДУШКА. Ну!

ЧУЧА. Сейчас… (Молчит.)

ДЕДУШКА. Все понятно, можешь не продолжать.

ЧУЧА. Я учил… А оно — выскочило… Что, выскочить не может? Сразу ругаться…

ДЕДУШКА. Я не ругаюсь, я горюю. Мой внук не хочет стать человеком!

ЧУЧА. Я?! С чего ты взял?

ДЕДУШКА. Ты плохо учишься! Ты не выучил стихотворение!

ЧУЧА. Ну и что? Я и без него человеком стану.

ДЕДУШКА. Кто не любит и не читает стихов — тот не настоящий человек!

ЧУЧА. Да люблю я стихи! Пожалуйста! (Начинает декламировать.)

Еще могу… (Снова декламирует.)

ДЕДУШКА (зажимая уши). Замолчи немедленно! Разве это — стихи?!

ЧУЧА. Конечно. Все в рифму.

ДЕДУШКА. Но в них нет поэзии!

ЧУЧА. Почему? Поэзия — это стихи, а стихи — это когда в рифму. Тут рифма есть? Есть! Значит, это — стихи. Значит — поэзия.

ДЕДУШКА. Кто тебе так сказал?

ЧУЧА. Учитель.

ДЕДУШКА. Учитель?! Выходит, что выражение «руки мой перед едой» — тоже поэзия?!

ЧУЧА (повторяет). Мой — едой. В рифму. Поэзия!

ДЕДУШКА. Кошмар! Конец света! Доучились! (Чуче.) «Собирай макулатуру — развивай мускулатуру» — это поэзия?

ЧУЧА. Поэзия.

ДЕДУШКА. «Если видишь красный свет, знай, водитель, хода нет!» — поэзия?

ЧУЧА. Самая настоящая. Свет — нет. В рифму. Поэзия. Еще она учит.

ДЕДУШКА. Учит? Поэзия?!

ЧУЧА. Да. Так в школе сказали. В этом стихотворении она учит правилам уличного движения.

ДЕДУШКА. Все! Молчи! Я больше не вынесу!

Входит Чип.

ЧИП. Что такое? Дедушка, тебе плохо?

ДЕДУШКА. Ничего, Чип, ничего… Скажи, Чип, что такое поэзия?

ЧИП. Ну… Это — стихи… Когда в рифму…

ДЕДУШКА (почти кричит). И она учит?! Да?! Учит?!

ЧИП. Что с тобой? Успокойся! Конечно, учит.

ДЕДУШКА. «Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в сени к нам летит». Учит? Чему оно учит?!

ЧИП. Не знаю… Ничему. Бессодержательное какое-то стихотворение.

ЧУЧА. Оно учит тому, что ласточки летают, а травка зеленеет. А вот солнышки не блестят! Они сияют!

ДЕДУШКА. Все! Хватит! Не могу больше этого слышать!

Входит бабушка.

БАБУШКА. Что за шум, а драки нет?

ЧИП. Вот — дедушка… Интересуется, что такое поэзия.

БАБУШКА. Как что? Поэзия — это стихи.

ДЕДУШКА. А в стихах — рифма?!!

БАБУШКА. Почти всегда.

ДЕДУШКА. И они учат?!

БАБУШКА. А что в этом плохого?

Некоторое время дедушка растерянно смотрит на своих ближних.

ЧУЧА. А если они не учат, зачем их тогда учить? Да еще наизусть?

ДЕДУШКА (явно растерянно). Вы меня с ума сведете…

ВСЕ (хором). Мы?!

ЧИП. Сам спросил…

БАБУШКА. Мы ответили…

ЧУЧА. А ты виноватых ищешь!

ЧИП. Успокойся, дед. Скажи лучше — где твои рапиры? Ведь ты занимался фехтованием в молодости?

БАБУШКА. Было дело. Уж так сражался, так сражался…! Первым фехтовальщиком на острове был. (Чипу.) На чердаке его рапиры хранятся.

ДЕДУШКА. Это — оружие, с ним аккуратно обращаться нужно.

ЧИП. Нам рапиры для спектакля понадобятся. Правда, спектакль вряд ли состоится…

БАБУШКА. Почему? Театр — это так увлекательно!

ЧИП. Все джокерами хотят стать. На худой конец — рокерами. Трамс-бабадамс! Бумс-бубудумс! Бам! Трам! Будудум! Фыррр-тыррр-тыррр-тыррр! И вперед! — пока не обалдеешь!

ЧУЧА (восторженно). Здорово!!!

ДЕДУШКА. Что?!

ЧУЧА (с восхищением повторяет). Здорово!!! Трамс-ба-бадамс! Бумс-бубудумс! А потом: фыррр-тыррр-тыррр-тыррр! И понесся!

ДЕДУШКА. Что же это делается?… А?… Что же это делается?! Почти людьми стали… Облик обезьяний утратили… Науку, искусство создали… Сколько сил на эволюцию ушло… А они обратно норовят?! В обезьяны?!

БАБУШКА. Стыдно, Чуча. Потомок великого Чипа — и такие слова говоришь!

ДЕДУШКА. Слова…! «Травка зеленеет, солнышко блестит» — это слова. А эти бамс-трабадамс — разве слова? Это вопли обезьян!

ЧУЧА. Обезьяны так не кричат. Они вот как кричат: «У! У! У! У!»

ДЕДУШКА. Кого мы воспитали?! Разве это — наша смена?! (Бабушке.) Звони отцу! Звони матери! Пусть они со своими чадами говорят! А у меня… уже сил нет… (Падает в кресло.)

БАБУШКА (по телефону). Алло!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Слушаю. Мамочка, это ты? Хорошо, что позвонила. Поставь кассету номер семь дробь два. Прости, очень некогда, целую, пока. Нас не ждите, ложитесь спать.

Короткие гудки. Бабушка кладет трубку.

БАБУШКА. Поговорила… (Растерянно повторяет.) Кассета номер семь дробь два…

ЧИП. Послушаем? (Ставит кассету и включает магнитофон.)

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Чуча, ты сделал уроки? А ты, Чип? Ну, молодцы! А теперь ложитесь спать. Чуча, не спорь! Ты уже большой мальчик и должен понимать, что режим — основа успешной работы и учебы. И не забудь почистить зубы! Мама, проследи за ним! Ну, спокойной ночи!

Чип выключает магнитофон.

БАБУШКА (Чуче). Иди, обезьяна, чисть зубы!

Чуча, ворча что-то себе под нос, уходит.

ДЕДУШКА. Вот и поговорила мамочка со своими чадами! У них бамс-трабадамс на уме, а она: иди зубы чисть!

БАБУШКА. Хоть про зубы сказала — и то дело.

ЧИП. Ты, дед, во многом прав, но иногда… (Делает неопределенный жест рукой.)

ДЕДУШКА. Это в чем же я не прав, позвольте узнать?

ЧИП. Я тоже не могу слушать наших безголосых и бесталанных горе-певцов и горе-музыкантов, они мне режут уши, а заодно и душу. Но я ничего не имею против, когда звучит хорошая современная музыка.

ДЕДУШКА. А разве есть такая?

БАБУШКА. Я тоже, кажется, не слышала…

ЧИП. А Чучанна Чиппола? Забыли?

БАБУШКА. Нашел одну с голосом, поздравляю…

ЧИП. А Чапл Чу Чипп? Разве вам не нравится его рок-мюзикл «Чапл — звезда Вселенной»? А его новый мюзикл «Обезьянки»? (Дедушке.) Ты, кажется, сам сидел, не отрываясь от экрана телевизора, два часа? Или я что-то путаю?

ДЕДУШКА (с грустью вспоминает). Чучанна Чиппола… что-то давно она не появлялась на экранах… (Бабушке.) Ты помнишь ее джазовую композицию «На этом острове всем хватит любви»? Я помню прекрасно!

Чип включает фонозапись современной джазовой музыки. Появляется Чуча.

ЧУЧА (вытирая полотенцем рот). А вы забыли еще про альбом Чучанны! Ну, про этот… помнишь, Чип? «Не унывай, крошка, я скоро вырасту и подарю тебе свою любовь». Помнишь?

ДЕДУШКА. Я вижу, эта вещь произвела на тебя неизгладимое впечатление!

ЧИП (достав еще одну кассету). Послушаем папочку? (Включает магнитофон.)

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Чуча! Сынок! Ты уже почистил зубы?

ЧУЧА. Почистил, почистил.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. То было утром. Перед сном тоже нужно чистить.

ЧУЧА. Я сейчас почистил. Вот! (Скалит зубы и просит близких удостовериться в правоте своих слов.)

МУЖСКОЙ ГОЛОС (становится строже). Не спорь! Иди чистить зубы!

ЧУЧА. Второй раз? Не пойду!

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Останешься без мороженого!

После короткого раздумья Чуча понуро отправляется в ванную комнату.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Вот так-то лучше!

ЧИП (выключает магнитофон). Что-то они сегодня дружно… Как сговорились. Ладно, пойду на чердак. Рапиры заржавели, наверное.

ДЕДУШКА. Как новенькие! Только, Чип, будь осторожнее, предохранительные насадки не отвинчивай.

ЧИП. Не буду. (Уходит.)

Появляется Чуча.

ЧУЧА. Вот! (Снова демонстрирует дедушке и бабушке вычищенные зубы.) Насквозь протер!

БАБУШКА. Молодец! А теперь — спатеньки!

ДЕДУШКА. Нет! Спатеньки он потом ляжет. (Чуче.) Учи стихотворение!

ЧУЧА (жалобно). Де-е-да-а!

ДЕДУШКА. И слышать ничего не желаю! Учи немедленно!

Чуча нехотя садится за стол и открывает учебник. Бабушка подносит указательный палец к губам и, глядя на дедушку, произносит: «Тсс!» Она на цыпочках уходит из комнаты. Дедушка вновь углубляется в газету.

ЧУЧА (читает басню).

(Повторяет.) Да призадумалась… (Замолкает.)

ДЕДУШКА. Ворона призадумалась — не ты. Учи дальше!

ЧУЧА. Сейчас, дедушка, не мешай… Я думаю…

ДЕДУШКА. Думаешь? Ну-ну…

ЧУЧА. Ворона — призадумалась… А чем? Ведь у нее — рефлексы… А может быть, мозги? Совсем запутали… Ладно, потом разберусь. (Снова начинает зубрить басню.) «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру. На ель ворона взгромоздясь, позавтракать уж было собралась, да призадумалась… Вороне где-то Бог…»

Картина пятая

Утро. Остановка автобуса. Появляется Чап. Поглядывает на часы, прогуливается. Замечает приближение Чаппы и прячется за дерево. Чаппа торопится в музыкальную школу (в руках у нее футляр со скрипкой). Автобуса все нет…

ЧАП (выскакивает из-за дерева). Хоп!

ЧАППА. Ай!

ЧАП. Я — страшный?

Чаппа отрицательно мотает головой.

Ты меня совсем не боишься?

Тот же молчаливый ответ Чаппы.

Я сейчас пошутил, ты понимаешь?

Чаппа утвердительно мотает головой.

А почему я пошутил, ты догадываешься?

Отрицательный ответ Чаппы.

Потому что ты, Чаппа, мне очень и очень нравишься. Понятно?

Чаппа удивляется.

ЧАП (вдохновляясь). Я знаю, что я отверженный. Таким девочкам, как ты, нельзя дружить со мной. «Чап — джокер», «Чап — тупиковая ветвь…». Как там еще? Какие клички придумали мне твои знакомые и родственники? Разве они знают, что у Чапа есть такое же сердце, как у них? Разве я не могу полюбить? Ты думаешь, я сильный? Я — слабый, Чаппа… Я ничего не могу с собой поделать… Все мысли — о тебе. Смешно, да? Влюбленный Чап — это наверняка смешное зрелище… Но что мне делать, Чаппа? Скажи, что мне делать? Подожди, не отвечай! Я знаю: ты скажешь, что у тебя есть Чип, что вы любите друг друга… Я знаю… Я пробовал, Чаппа, забыть тебя, но… Но не получается! Ты подумай только: у нас даже имена похожие! Чап и Чаппа… Мы… Мы созданы друг для друга!

ЧАППА (сбрасывая оцепенение). Автобус! Я опаздываю!

ЧАП. Подожди, Чаппа! Ну, подумай… Задумайся только, что важнее — опоздать на один урок или… или узнать, что тебя любят больше жизни? Ну не спеши, Чаппа!

ЧАППА. Нет, Чап… Я должна… Ты не то говоришь… ерунда какая-то… Прости, я не то имела в виду… Ты выскочил, хоп! И вот я… ничего не соображу…

ЧАП. Что соображать! Вот твоя рука. (Берет руку Чаппы.) Вот мое сердце. (Прикладывает руку Чаппы к своей груди.) Ты слышишь, как оно бьется?

ЧАППА (утвердительно кивает головой). Чап, бедненький, что же мне делать?

ЧАП (ласково и вкрадчиво). Прогони Чипа…

ЧАППА (вырывает руку). Нет… Ни за что!

ЧАП (грустно). Я так и думал… (Садится на скамейку, горестно обхватив голову руками.)

ЧАППА. Я пойду, Чап… Автобуса нет, я опаздываю. (Плачет.) Прости, Чап! (Убегает.)

ЧАП (один). Неужто подействовало? Поверила! Чаппа поверила! Я — тупиковая ветвь, недоучка, джокер, а сумел за каких-то несколько жалких минут вбить в голову этой девчонке, что я люблю ее! Она поверила! Вот мой ключик к Чаппе — моя любовь! Ха-ха! Несколько избитых фраз, несколько затрепанных словечек — и ее душа в плену! Ха-ха! Нет, вы подумайте: стоило только мне вот так усесться (снова принимает горестную позу) — и она убежала отсюда вся в слезах? Она не выдержала моего страдания! Ключ найден! (Зовет.) Джокеры! Где джокеры?!

Звучит музыка.

ЧАП (поет).

Музыка смолкает.

ЧАП. Так… Но что же делать с Чипом? Думай, Чап, думай… Пока он будет мельтешить у тебя перед глазами — тебе не жить спокойно… А если ты зазеваешься, Чап, он уведет у тебя всех твоих джокеров! (Подозрительно осматривается.) Джокеры, не подслушивать… Эти мысли не для ваших ушей!

ГОЛОСА. Обижаешь, Чап! Мы не подслушиваем, Чап! Мы ждем приказаний, Чап!

ЧАП. Ждете приказаний? Пожалуйста… Брысь! (Прислушивается.) Исчезли… Понимают дисциплину! (Задумчиво.) А если честно, Чап? Ведь тебе скучно с ними… Они все умещаются между башмаками и шляпой! Гитара, мотоцикл — и они довольны жизнью, как хрюшки! Неужто возможна другая жизнь? Нет, прочь дурные мысли! Пока есть бананы, будем развлекаться. А бананы будут всегда!

Появляется Чуча с ранцем за спиной.

ЧАП. Привет, Чучунька!

ЧУЧА. Я не Чучунька. Я — Чуча. Автобус не проходил?

ЧАП. Смотри какой гордый! Не было автобуса.

ЧУЧА. Это хорошо.

ЧАП. Что ж хорошего?

ЧУЧА. Опоздаю на урок по уважительной причине. Опоздаю на урок — учитель не спросит домашнее задание, не спросит задание — не поставит двойку, не получу двойку — получу на мороженое.

ЧАП. Какая убийственная логика! Чуча, ты достойный прапраправнук своего великого прапрапрадеда! А какая деловая хватка! Заработать мороженое на плохой работе автотранспорта — это не каждому дано! Слушай, записывайся к нам в джокеры? Нам такие нужны! А что? Это — идея! Великолепная идея!

ЧУЧА. Джокеры все здоровенные. И у всех блямбочки висят.

ЧАП. Это не блямбочки. Не обижай металлистов, Чуча. Если захочешь, и тебе навесят.

ЧУЧА. Не надо. Дед все равно оборвет, заодно с ушами. (После паузы.) А ты знаешь, Чап, животные правда думают! Так даже в книге написано: «…да призадумалась…»

ЧАП. Кто?

ЧУЧА. Ворона. С сыром. А потом — лисица. И ты знаешь, Чап, лиса перехитрила ворону! Она оказалась умнее! «Сыр выпал, с ним была плутовка такова!»

ЧАП. Я где-то уже слышал эту кошмарную и душераздирающую историю. Кажется, в школе. Но это было давно, лет восемь назад. Неужели все эти восемь лет учитель рассказывал одни и те же истории? Неужто ничего новенького не случилось в подлунном мире?

ЧУЧА. Не знаю, Чап. Наверное, случилось. В газетах и по телевизору — чего только нет! А в школе одно и то же, одно и то же…

ЧАП. Не завидую тебе… Школе нужна реформа, я так считаю. Но разве меня послушают? (После паузы.) Слушай, как поживает твой братец Чип?

ЧУЧА. Хорошо поживает. Сейчас он драит рапиры — хочет устроить спектакль.

ЧАП. Рапиры? Это такие длинненькие прутики?

ЧУЧА. Прутики! Рапиры — это грозное оружие жутких веков!

ЧАП. Знаю, видел на картинках. И с кем же будет ставить спектакль твой ненаглядный братец?

ЧУЧА. Пока вдвоем с Чаппой. Все хотят быть рокерами и джокерами. А роли разучивать никто не желает.

ЧАП. А если я соглашусь, они меня возьмут в свой театр?

ЧУЧА. Тебя?! Не знаю, Чап… Я спрошу брата… Это так трудно, Чап! Там такие мудреные слова! Когда Чип принялся зубрить пьесу, я подумал, что он спятил.

ЧАП. А ты, Чуча, все-таки поговори с ним. Понимаешь — скучно… Джокеры, рокеры — а еще?…

ЧУЧА. Понимаю. Тесно между башмаками и шляпой?

ЧАП. Тесно. Я даже стихи с тоски сочинил.

ЧУЧА. Ты?! Стихи?!

ЧАП. Не веришь? Слушай. (Начинает декламировать.)

(Кончив декламировать.) Ну как?

ЧУЧА. По-моему — здорово. Только знаешь, Чап, я не понял: чему твой стих учит? Гонять или не гонять по ночам? Стих должен учить.

ЧАП. Учитель должен учить. А я — не учитель. Наболело — сочинил. Я по-другому сочинять стихи не умею. (После паузы.) Слушай, Чуча, пойдем пешком? Сегодня автобусов, похоже, не будет.

ЧУЧА. Часы есть? Который час?

ЧАП. Восемь тридцать пять.

ЧУЧА (радостно). Пошли! Звонок уже был! Пока дойдем — урок закончится.

Чуча и Чап уходят.

Картина шестая

Декорации те же, что и во второй картине. День клонится к вечеру. Чип, держа в руках рапиры, сидит на скамейке. Появляется Чаппа.

ЧАППА. Прости, Чип, задержалась. Сначала сонату разучивала, потом уроки делала, потом роль зубрила… Кошмар!

ЧИП. Роль нужно не зубрить, в нее нужно входить.

ЧАППА. Я входила. (После паузы.) Ты так никого и не нашел?

ЧИП. Нет. Придется нам с тобой на рапирах сражаться. (После паузы.) Слушай, давай бросим эту затею? Зачем нашим джокерам стародавняя трагедия? Она не дойдет до них, не проймет их обезьяньи души!

ЧАППА. Ни за что! В законе о сознательной эволюции что говорится? «Каждый стремящийся стать человеком не должен оставлять своих собратьев на распутье, а должен освещать им дорогу огнем своего собственного сознания!» Вот!

ЧИП. Ладно, давай репетировать. (Кладет рапиры на скамейку и начинает декламировать в образе Антонио.)

Иветта, это ты?

ЧАППА (в образе Иветты).

Я, Антонио.

ЧИП. Скажи: какого цвета снег?

ЧАППА. Конечно, белого!

ЧИП. Запутался… кругом обман и ложь…

Всю землю обойди —

А правду не найдешь!

ЧАППА. Зачем искать за морем то, что рядом?

Моя любовь…

ЧИП. Вчера была любовь!

Сегодня стала ядом!

ЧАППА. Неправда…

ЧИП. Неправда то, что истина давно?

(Кричит.) Скорее имя! Назови мне имя!

ЧАППА. Кого?

ЧИП. Обидчика!

(Выходит из образа Антонио.) Нет! У нас ничего не выйдет! Здесь должен появиться Альберто, я должен с ним сразиться, а его — нет! У нас ничего не выйдет!

ЧАП (появившись незаметно). Я здесь, Антонио! (Чаппе.) Прости, что не по тексту, я выучу еще. (Чипу.) Рапиру мне!

Чип не двигается с места и удивленно смотрит на Чапа.

ЧАППА. Лови! (Бросает Чапу рапиру.)

ЧАП (Чипу). Начнем наш поединок?

ЧИП. Я принимаю вызов!

ЧАППА. Не так! Слова совсем другие вы говорите оба! Вначале ссора, а дуэль потом!

ЧАП. Какая жалость… (Чипу.) Повезло, приятель! Я был готов тебя проткнуть без лишних слов. (Чаппе.) Я шучу. Где книга? Что мне учить? Скорее покажите! Ведь я пришел на помощь вам, как друг… Ты мне веришь?

ЧАППА (растерянно). Да… конечно…

ЧИП. Но я не верю!

ЧАП. Ты трусишь — потому не веришь.

ЧИП. Я — трус?!

ЧАП. Не я же. Я — здесь и роль прошу у вас… И — рапиру…

ЧИП (гневно). До завтра!

ЧАППА. До завтра, Чап.

Чип и Чаппа уходят.

ЧАП (тихо повторяет, оставшись один). До завтра… Кажется, впервые я не хочу, чтоб долго длилась ночь… Скорее в завтра!

Картина первая

Декорация та же, что в предыдущей картине. Утро. Чап сидит на скамейке и учит свою роль.

ЧАП (захлопнув тетрадь). Бр-р! Вот уж никогда не думал, что снова придется зубрить! (Повторяет отрывок из пьесы.)

(Чап перестает читать. Задумывается.) Ладно, потерпим… Неужто не удастся?… Несчастный случай… Я тут ни при чем… Ах, вот бы удалось! И путь свободен! А старики — помеха небольшая. Пускай ворчат, коль радость в этом видят… Но как внимание отвлечь и снять насадку? Вот загвоздка! Вдруг кто-нибудь увидит и рот потом откроет мне во вред? (Передразнивает возможного свидетеля.) «Я видел все!! Я присягнуть готов на чем угодно, что Чап — убийца!!» (После паузы, спокойно.) А, там видно будет… (Ухмыляется.) Похоже, я, как тот Альберто, стал чесать стихами… (Вздыхает, открывает снова тетрадь и принимается читать за Альберто.)

(Закрывает тетрадь.) А из этого Альберто получился бы неплохой джокер! Что-что, а пудрить мозги он мастер!

Появляется Чуча.

ЧАП. Чуча…! Привет! Ну как, поговорил с братцем?

ЧУЧА. Поговорил…

ЧАП. Ну?

ЧУЧА. Он сказал, чтобы я не совался не в свое дело. Воображает, что он совсем взрослый!

ЧАП. Взрослые — очень нетактичный народ.

ЧУЧА. Нетакти… что?

ЧАП. Нетактичный. Лезут во все со своими замечаниями, даже когда их не просят. Скажи, Чуча, я когда-нибудь приставал к тебе с вопросами, почему ты носишь именно такую шляпу, а не другую?

ЧУЧА. Нет, Чап, не приставал.

ЧАП. Я донимал тебя вопросами, почему у тебя вечно мятые брюки?

ЧУЧА. Что-то не помню, Чап.

ЧАП. Я вижу, что у тебя снова нет пуговицы на рубашке, но я ведь не спрашиваю, кому ты оставил ее на память?

ЧУЧА. Нет, Чап, ты не спрашиваешь.

ЧАП. А твои родные? Они спрашивают?

ЧУЧА. Конечно, Чап!

ЧАП. Вот видишь. Им все равно, приятны тебе их вопросы или неприятны. Это называется нетактичностью.

ЧУЧА. Вот оно что! А я не знал этого, Чап… Я думал, что это — забота. Чап, послушай, по-моему ты ошибаешься. Это — забота!

ЧАП (ехидно). Может быть, и любовь?

ЧУЧА. Может быть. Наверное. Конечно, Чап!

ЧАП. Да, я вижу — они изрядно запутали тебя. Ну что ж, давай разберемся.

ЧУЧА. Давай!

ЧАП. Возьмем для примера пуговицу…

ЧУЧА. Какую?

ЧАП (сердито). Которой нет! Не перебивай. Так вот, возьмем для примера пуговицу… Тебя будут ругать за нее?

ЧУЧА. Молчать не станут.

ЧАП. Они спросят, где ты ее потерял. А где ты потерял пуговицу?

ЧУЧА. Я не помню.

ЧАП. Ты так и скажешь им?

ЧУЧА. Конечно.

ЧАП. А они станут ворчать и ругаться?

ЧУЧА. Станут… Дело привычное.

ЧАП. Значит, они будут ругать тебя за то, что ты сказал правду?

ЧУЧА (долго с удивлением смотрит на Чапа). За пуговицу!

ЧАП. Кто ее пришивал?

ЧУЧА. Ту? (Жест рукой куда-то в сторону.) Ту — дедушка.

ЧАП. Почему же она оторвалась?

ЧУЧА. Наверное, он плохо ее пришил.

ЧАП. Значит, дедушка будет ругать тебя за пуговицу, которую сам плохо пришил? И за то, что ты сказал правду?

ЧУЧА. Ты меня запутал, Чап… У меня тут все перемешалось… (Ткнул пальцем себе в лоб.) Мне нужно повисеть на лиане, подумать…

ЧАП. Подумай. Ты убедишься сам, что я говорю правду.

ЧУЧА. Больше всего я хочу знать правду. Я так не люблю, когда кто-нибудь притворяется и обманывает!

ЧАП. Ты слышал о дереве правды?

ЧУЧА. Нет.

ЧАП. Я так и думал. И в школе, и дома тебе вдалбливают в голову одну мысль, одну правду: «Будь человеком! Стань человеком! Превратись в человека!» А правд много, они — разные! Вот что, я объясню тебе, где находится дерево правды. Ты запрячешься в нем — там есть дупло — и сам послушаешь, что будут говорить граждане нашего острова, которые придут со своей правдой к этому дереву. И у каждого будет своя правда! Твой брат хочет стать человеком — это его правда, мои друзья и я хотим быть джокерами — это наша правда. А кто-то, может быть, не хочет стать ни джокером, ни человеком, а хочет просто спать и есть, есть и спать… Это — его правда.

ЧУЧА. Ты меня запутал… Все должны стать людьми — вот и вся правда!

ЧАП. Почему должны? Кому должны? А если мы не хотим? А если нам и так хорошо живется? Что, разве мало на острове бананов?

ЧУЧА. Бананов много, это правда.

ЧАП. Я всегда говорю тебе правду.

ЧУЧА. Я верю… Знаешь, Чап, я все-таки пойду повишу на лиане… А потом ты покажешь мне, где это дерево.

ЧАП. Иди, Чуча, повиси на лиане. Джокеры могут делать все, что хотят.

ЧУЧА. Я не джокер.

ЧАП (вкрадчиво). Но ты к нам придешь? Ведь так?

Чуча молчит, потом неуверенно пожимает плечами.

ЧАП. Ну, ступай.

Чуча уходит.

ЧАП (оставшись один). Заполучить в джокеры потомка великого Чипа будет самой веселой моей шуткой! (Передразнивает взрослых.) «Дети — наше будущее! Наши дети станут настоящими людьми!» (После паузы, серьезно.) Они отвергли нас, объявили тупиковой ветвью… Что ж, ладно… Но мы отторгнем от вас ваше будущее — ваших детей. Они станут джокерами! Вы зовете их за собой сухими проповедями, а я поведу их развлеченьями! И мы посмотрим еще, чья возьмет!

Издалека начинает доноситься скрипичная музыка.

ЧАП. Чаппа…! Это — она… Это ее проклятая музыка! (Зажимает уши.) Она отбирает силы, она сковывает… проклятая музыка! (Отпускает руки.) Но я — сильнее! Я — джокер! Играй, Чаппа! Играй! Мы поглядим, чья возьмет!

Картина вторая

Скамейка, фонарь, качели. На качелях сидит Чаппа и о чем-то мечтает. Иногда ее губы беззвучно произносят какие-то слова. Если хорошенько прислушаться, то их можно разобрать: «Чап и Чаппа… Чаппа и Чап…» Появляется Чип.

ЧИП. Привет, Чаппа! Скучаешь? (Чаппа пожимает плечами, еще не выйдя окончательно из мечтательного состояния.) Ты не видела этого охламона?

ЧАППА. Нет… (Очнувшись.) Кого, Чип?

ЧИП. Нашего главного джокера. Зря мы согласились на его участие в спектакле. Ты как считаешь? (Чаппа снова задумалась.) Чаппа…! Что с тобой? Ты какая-то странная сегодня… Что-нибудь случилось?

ЧАППА. Нет, Чип, ничего… Все хорошо, Чип!

ЧИП. Что-то не верится. Ты какая-то вареная — сидишь и спишь. Ау! Проснись!

ЧАППА (начинает вдруг всхлипывать). Чип, прости меня. Но я… ничего не могу с собой поделать! Я, кажется, его люблю, Чип!

ЧИП. Кого?!

ЧАППА (сквозь плач). Его!

ЧИП. Чапа?! Этого балбеса?!

ЧАППА (трясет утвердительно головой). Угу! Я сама не знаю, как это случилось. Я не хотела этого, Чип… Он все время смеялся над моей скрипкой, над музыкой, которую я люблю, над тобой, Чип… Я ненавидела его. Я и сейчас его ненавижу, но он мне нравится…

ЧИП. Так не бывает!

ЧАППА. Бывает. Со мной же это случилось.

ЧИП. Что в нем хорошего? Что ты нашла в нем?

ЧАППА. Не знаю… Он такой уверенный в себе…

ЧИП. Он самоуверенный!

ЧАППА. Гордый…

ЧИП. Он не гордый, он заносчивый!

ЧАППА. Сильный…

ЧИП. Ха…! Сила есть — ума не надо!

ЧАППА. Очень сильный…

ЧИП. Пока мы учились, он прыгал по лианам. Конечно, разовьешься. Но тут (постучал указательным пальцем по лбу) у него пусто!

ЧАППА. Может быть, это маскировка?

ЧИП (долго молчит пораженный, наконец выдавливает). Что?

ЧАППА (повторяет жест Чипа). Может быть, маскировка? Может быть, он очень ранимый и стесняется…

ЧИП (перебивает). Ты соображаешь, что говоришь?! Чап умница! Чап — ранимый! Чап — стеснительный! Лучше скажи, что влюбилась в него, и дело с концом!

ЧАППА. Так я же и говорю тебе об этом! А ты не веришь…

ЧИП. Не верю. Не могу поверить. Не имею права.

ЧАППА (нежно). Он сказал мне удивительные слова… Мне никто еще никогда так не говорил…

ЧИП. Что сказал тебе этот пройдоха?

ЧАППА. Он сказал… он сказал… Что мы созданы друг для друга! Он даже заметил, что у нас похожие имена — Чап и Чаппа. А ты говоришь… (Постучала снова пальцем по лбу.) Он — умный! (Повторяет восторженно.) Чап и Чаппа, Чаппа и Чап! Мы созданы друг для друга!

ЧИП (грустно). Ты уже забыла, Чаппа… Я тоже говорил тебе эти слова.

ЧАППА. Когда?

ЧИП. Вчера, во вторник. Ты сидела здесь, а я стоял вон там. Потом я подошел… Подошел и стал помогать тебе раскачиваться на качелях… Вот так. (Начинает раскачивать качели.) И я сказал…

ЧАППА (перебивает). Молчи! Я вспомнила! Но ты ошибся, Чип. Ведь ты ошибся? И еще — у нас разные имена. Чип и Чаппа… Нет, Чип, мы не созданы друг для друга!

ЧИП. Тогда я умру.

ЧАППА. Чип!

ЧИП. Я не смогу жить без тебя. Без твоей музыки…

ЧАППА. Наши дома совсем рядом, Чип. Я буду выходить на балкон и играть… Как всегда.

ЧИП. На чем ты будешь играть?

ЧАППА. Как на чем? На скрипке!

ЧИП. Чап уничтожит ее, а тебя заставит играть на барабане.

ЧАППА. Он не посмеет!

ЧИП. Ха! Чап не посмеет?

ЧАППА. Для меня музыка — это все!

ЧИП. Но ты плохо знаешь Чапа. Через год сама откажешься от всего, что любила. Сама! Тебе будет нравиться только то, что нравится ему.

ЧАППА. А ему то, что нравится мне!

ЧИП. Нет, Чаппа. Он — джокер. Он никогда не признает того, что выше его разума.

Внезапно появляется Чап.

ЧАП (Чипу). Пристаешь к девчонке? (Чаппе.) Он к тебе пристает?

ЧАППА. Н-нет, Чап.

ЧАП (Чипу). Ты ее запугал, я вижу. Но знай, Чип, я всегда смогу за нее заступиться.

ЧИП. У тебя чешутся руки?

ЧАП. Немного.

ЧИП. Я готов.

ЧАППА. Мальчики, не нужно! Давайте репетировать!

ЧАП. Потом, Чаппа. Сначала мы кое-что выясним… Нахалов, которые пристают к чужим девчонкам, нужно учить.

ЧАППА. Он не приставал!

ЧАП. Да? (Чипу.) Ты обещаешь больше к ней не подходить?

ЧИП. Это ты больше к ней не подойдешь!

ЧАП (Чаппе). Слышишь, он грозится. Не бойся, я его проучу.

ЧАППА. Не надо, Чап! Он мой друг!

ЧАП. Надо, ничего не поделаешь… (Чипу.) Так что там говаривал твой великий прапрапрадед? Сильные остаются, слабые исчезают с поля жизни?

ЧИП. Я не исчезну.

ЧАП. Законы природы плюют на твои желания. Сильные остаются на поле жизни, слабые уходят в тень!

ЧАППА. Не надо, прошу! (Плачет.)

ЧИП. Не унижайся перед ним, Чаппа, я не боюсь его.

ЧАП. Я — тоже. Ну?

ЧИП. Не здесь. Уйдем отсюда.

ЧАП. Последнее желание осужденного — закон для меня! (Чаппе.) Не плачь, я вернусь.

ЧИП. Я тоже вернусь, Чаппа. Не плачь — все будет хорошо. Мы созданы друг для друга!

ЧАП. Идем! (Толкает Чипа в спину.)

Чип и Чап уходят.

Картина третья

Вечер. Гостиная в доме Чипа. Входит Чуча.

ЧУЧА. Никого… (С грохотом вываливает на стол из карманов разные металлические побрякушки. И замирает.)

Появляется бабушка.

БАБУШКА. Чуча, на кого ты похож?!

ЧУЧА. Начинается… Сказать правду? Какую?

БАБУШКА. Правда — одна.

ЧУЧА. Пожалуйста! Я похож на разбойника с большой дороги. Это — правда?

БАБУШКА. Увы…

ЧУЧА. Но ведь я похож на дедушку? Посмотри — похож?

БАБУШКА. Да… похож…

ЧУЧА. Значит, это тоже правда? А дедушка похож на разбойника с большой дороги? Нет?

БАБУШКА. Что ты говоришь! Опомнись!

ЧУЧА. Я запутался! Правд много! (Начинает доставать из стола новые железки.)

БАБУШКА. Правда — одна. Что ты притащил? Что это такое?

ЧУЧА. Мусор. Хлам. Металлолом. Это — одна правда. Украшения — это другая правда. Выбирай любую.

БАБУШКА. С тобой творится что-то непонятное… Я позвоню маме.

ЧУЧА. Пожалуйста. (Передразнивает.) «Кассета номер восемь дробь два. Чуча, ты вымыл ножки перед сном? Чип, ты не забыл о вступительных экзаменах? Папа, сделай Чуче атата, если он получил двойку! Мама, дай Чученьке на мороженое, если он получил пятерку! Баиньки, мои милые! До встречи, мои хорошие!» (Подражает звукам коротких телефонных гудков.) Ту-ту-ту-ту… (Протягивает руку и требует.) Давай!

БАБУШКА. Что?

ЧУЧА. Монетки. На два мороженых!

БАБУШКА. А волшебное слово? Чуча, ты не станешь человеком, если будешь хамить своей бабушке.

ЧУЧА. А если не буду хамить — стану человеком? Всего-то и дел — не хамить?

БАБУШКА. Не только…

ЧУЧА. Ты знала о дереве правды? Почему вы мне ничего не сказали о нем?

БАБУШКА. Дерево правды? Это старый пережиток, Чуча. Сказка.

ЧУЧА. Но я видел, как туда ходят! И слышал!

БАБУШКА. Ты ходил к дереву правды? Кто тебя надоумил?

ЧУЧА. Это неважно. Я там был и слышал!

БАБУШКА. Представляю, какой бред ты мог там услышать! Хорошо, я расскажу тебе об этом дереве.

ЧУЧА. Не надо! Я все понял. Туда ходят жители нашего острова, чтобы поделиться с ним своей правдой. Своей! Никто не говорил дереву: «Я хочу стать человеком! Я хочу превратиться в настоящего человека!» Говорили другое…

БАБУШКА. Что именно?

ЧУЧА. Не помню, их было много. Один сказал, что синица в руках лучше, чем журавль в небе; двое чудаков делили шкуру неубитого медведя. Один говорил: «Будем резать вдоль!», другой говорил: «Нет, поперек!»

БАБУШКА. Но у нас нет медведей!

ЧУЧА. Они это знали. Но для них главное — правда: как делить? А потом пришел наш учитель. И сказал, что он не учитель, а компьютер. Он выдает только то, что в него закладывают. А больше ни-ни! И еще он сказал, что хотел бы стать человеком, но вряд ли станет.

БАБУШКА. Он так сказал? Почему?

ЧУЧА. Учитель сказал: «Из обезьяны, если постараться, можно сделать человека. А из компьютера не получится».

БАБУШКА. Больше он ничего не сказал?

ЧУЧА. Еще он сказал: «Ха-ха-ха». И ушел.

БАБУШКА. Дерево правды ответило кому-нибудь?

ЧУЧА. Нет. Оно молчало, как… дерево.

БАБУШКА. Пережиток. Атавизм в сознании.

ЧУЧА. «Пережиток… Атавизм…» Мудреные слова. Их придумали, чтобы пудрить мозги?

БАБУШКА (возмущенно). Чуча!

ЧУЧА. Еще есть слова «сознательная эволюция». Язык сломать можно. (Громко.) Я не хочу превращаться в человека! Я хочу висеть на лианах!

БАБУШКА. Это неправда, Чуча! Этого не может быть! (Зовет.) Дед! Скорее! Наш Чуча попал под дурное влияние!

Появляется дедушка с книжкой в руках.

ДЕДУШКА. В чем дело? Что за шум?

БАБУШКА. Чуча попал под дурное влияние джунглей! Он опять не хочет превращаться в человека!

ДЕДУШКА. Захочет. Сейчас я возьму ремень…

ЧУЧА. Ремнем нельзя загонять в люди!

ДЕДУШКА. Теория! Проверим опытным путем!

Появляется Чип.

БАБУШКА. Чип, где ты ходишь? Твой братец совершенно отбился от рук!

ЧУЧА (разглядев у Чипа синяк под глазом). Синяк! Ты дрался, Чип?

ЧИП (смущенно). С чего ты взял… Споткнулся…

БАБУШКА. Рубашка порвана… Синячище под глазом… Дед, они сведут меня с ума!

ДЕДУШКА (Чипу). Выкладывай, что случилось?

ЧИП. Ничего. Имею я право подраться?

ДЕДУШКА. Ради хорошего дела — можно.

БАБУШКА. Чему ты учишь ребенка! Они еще не понимают, где хорошее дело, где плохое.

ДЕДУШКА. Когда-то должны начать разбираться… (Чипу.) Приложи к синяку медную монету. Хорошо помогает, на себе проверял.

ЧУЧА. Держи. (Дает Чипу из своих запасов металлический кругляш.)

ЧИП. Спектакль, кажется, окончательно сорвался… Зато я теперь твердо понял, что если мы уступим таким, как Чап, людьми нам не быть.

ЧУЧА. Почему, Чип? Он — сам по себе, мы — сами по себе.

ЧИП. Не получится. Чап и его команда подомнут нас.

БАБУШКА. Ерунда! Всегда были хулиганы, что поделать.

ДЕДУШКА. И равнодушные — тоже. Правда, не в таком количестве.

ЧУЧА. Просто они устали превращаться в людей. Они передумали! Я тоже устал превращаться… Задали какой-то квадрат гипотенузы… Зачем мне гипотенуза? Зачем я гипотенузе? Надоело!

БАБУШКА (Чипу). Ты слышал? Чье это влияние?

ЧИП (Чуче). Чап говорил с тобой?

ЧУЧА. Ну, говорил… Поговорить нельзя?!

ЧИП. Чап — обманщик, притвора. Он обведет тебя вокруг пальца, и ты даже не заметишь этого.

БАБУШКА. Ты преувеличиваешь его умственные способности. Чап — тупиковая ветвь.

ДЕДУШКА. Драть его было некому, вот он и вырос джокером.

ЧУЧА. Опять — ремень! Да если хотите знать, Чап никого не боится! Лупи его с утра до вечера — он будет только улыбаться и песенки распевать!

БАБУШКА. Понятно…, вот чье влияние! Он и дорожку к дереву правды ему указал.

ЧИП. Ты ходил туда?

ЧУЧА. Да! И теперь я знаю правду: правд много!

ЧИП. Главная правда одна — стать человеком. Я тоже ходил туда. Ну и что? Один чудак плакался дереву, что он хочет купить холодильник кофейного цвета, а его жена — сиреневого. На чьей стороне правда? На стороне жены или мужа? Подумай сам, Чуча, какой ерундой мы часто забиваем себе голову!

БАБУШКА. Чуча прав: цвет холодильника не ерунда. Но холодильник не должен заслонять цель жизни!

ЧУЧА. Это какую? Превратиться в человека?

БАБУШКА. Да.

ЧУЧА. Уу-хх! Устал я с вами! А если у кого-то нет этой цели?

ДЕДУШКА. Наш долг помочь ему обрести ее.

ЧУЧА. Ремнем, да?

ДЕДУШКА. Ты как разговариваешь со взрослыми? Совсем от рук отбился!

ЧУЧА. Никуда я не отбивался… Просто запутался немного. Пойду на крылечке посижу. Можно?

ДЕДУШКА. Иди, проветрись!

БАБУШКА. И не смей больше висеть на лианах!

ЧИП. Держи свою блямбу. (Кидает Чуче медный кругляш.)

ЧУЧА. Возьми его, Чип, на память. На память о сегодняшней драке. (Кидает кругляш обратно Чипу.) Пока! (Уходит.)

БАБУШКА. Мальчишка портится на глазах!

ДЕДУШКА. Потомок великого Чипа превращается в обезьяну!

ЧИП. А по-моему… По-моему, он превращается в джокера. Наш Чуча — джокер!

Затемнение.

Картина четвертая

Вечер. Снова скамейка, фонарь, качели… Появляется Чап. На голове у него мотоциклетный шлем, ветрозащитные очки. На руках — кожаные перчатки.

ЧАП (снимая шлем и очки). Девчонка, кажется, опаздывает… Не люблю!

ЧАППА (выбегая). Прости, Чап. Я опоздала?

ЧАП. Ерунда. Я могу ждать тебя целую вечность!

ЧАППА. Правда, Чап?

ЧАП. Ты мне не веришь? Подумай сама: вот я жду любимую девчонку… А она — задерживается. Неужели я уйду? Я буду ждать, ждать, ждать…

ЧАППА. Какой ты хороший, Чап!

ЧАП. Правда? Мне все так говорят, но я не верю.

ЧАППА. А вот с Чипом ты зря подрался. Чип тоже хороший. Как мы теперь будем репетировать спектакль?

ЧАП. Да, погорячились… Бывает, Чаппа. Во всяком случае мы с ним выяснили отношения.

ЧАППА. Кулаками?

ЧАП. Зато быстро. Но если ты хочешь, я помирюсь.

ЧАППА. Я хочу! Вы помиритесь, мы поставим спектакль, и все придут смотреть его. Вся молодежь нашего острова!

ЧАП. Я скажу, и они придут. Я заставлю их прийти на спектакль!

ЧАППА. Разве они сами не захотят посмотреть?

ЧАП. Вряд ли. Слушать какую-то тягомотину…

ЧАППА. Эта пьеса для тебя тягомотина?!

ЧАП. Я, видно, не так сказал… Для них тягомотина. А я… Ты же знаешь, с каким старанием я учил роль! Я все выучил. (Начинает декламировать за Антонио, активно жестикулируя.) Послушай!

(Изображает, как герой пьесы пронзает свою грудь кинжалом.)

(Падает и замирает. Снова поднимается. Выйдя из образа Антонио.) Ну как?

ЧАППА (смеется). Молодец, Чап! Только ты все перепутал: эта роль для Чипа. А ты — Альберто.

ЧАП. Я всю пьесу выучил. А монолог перепутал по рассеянности. Я очень рассеянный, Чаппа, имей это в виду…

ЧАППА. Зато я не рассеянная. У меня есть общественное поручение, Чап, и я его выполню. Тебе, Чап, и твоим джокерам педсовет школы выносит серьезное порицание.

ЧАП. Ты испортила мне настроение, Чаппа… Такой вечер… Я и ты… И вдруг — порицание! Теперь я буду все время думать только о порицании. О том, как огорчатся мои друзья, когда узнают о нем… Что ты наделала, Чаппа!

ЧАППА. Это — мой долг, Чап, и я его выполнила. Мне было больно говорить тебе это, но…

ЧАП. Я понимаю. Мне тоже будет тяжело говорить джокерам, но я скажу. Передать порицание — мой долг.

ЧАППА. Не передать, а объявить.

ЧАП. Объявить порицание — мой долг.

ЧАППА. Или вынести?

ЧАП. Не волнуйся, я сделаю все как надо.

ЧАППА. Совсем запуталась! Музыка, учеба в школе, репетиция спектакля… А теперь — ты… Я совсем перестала соображать, Чап!

ЧАП. Ничего странного. Не принимай близко к сердцу, и все будет хорошо. Давай проветримся?

ЧАППА. Как?

ЧАП. На мотоцикле, по пустынной дороге, вдоль побережья!

ЧАППА. Страшно… (Решившись.) Давай!

ЧАП (передает Чаппе шлем и очки). Держи, Чаппа! Идем.

Чап и Чаппа уходят. Вскоре раздается шум заведенного двигателя мотоцикла. К нему прибавляются шум и треск других мотоциклов. Свет на сцене убавляется. Темноту режут лучи мотоциклетных фар. Звучит музыка и песня джокеров.

Музыка и пенье стихают. Слышны треск мотоциклов, скрежет тормозов… Армада рокеров уносится прочь. Тишина…

Картина пятая

Утро. На качелях грустно покачивается Чуча. Появляется Чап.

ЧАП. Чуча, дружище! Уже девять тридцать, ты опоздал в школу!

ЧУЧА. Ну и что? Пусть не от меня, но учитель все равно узнает, чему равен квадрат гипотенузы. Он поднимет весь класс, и в конце концов кто-нибудь обязательно проболтается.

ЧАП. Обычно учителя объясняют, а уж потом спрашивают.

ЧУЧА. На этот раз нам доверили самостоятельно дойти до сути. Ты знаешь, Чап, оказывается, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов!

ЧАП. Да? Что-то не припомню… Ну и что ты собираешься делать с этим квадратами и гипотенузами? (Чуча пожимает плечами.) Не расстраивайся, может быть и пригодятся в жизни. У тебя же цель — превратиться в человека! Вдруг человеку гипотенуза понадобится?

ЧУЧА. Не хочу я превращаться… Слушай, Чап, может быть, мы уже стали людьми, да только не догадываемся? Хвостов нет, на двух ногах ходим, руки — совсем не лапы. Может быть, я уже человек? А, Чап?

ЧАП. Вряд ли… Чтобы в человека превратиться, нужно работать до ста потов всю жизнь. Мало того, нужно думать об этом, ну, что ты хочешь превратиться в человека, и днем и ночью, иначе ничего не получится. Мы, джокеры, потому и не рвемся превращаться — сладкого в том мало.

ЧУЧА. Я тоже не люблю, когда несладко… Вот, Чап, я выбрал кое-что… (Лезет в карман и достает металлические украшения.) Возьмите меня в джокеры на полгодика, а там видно будет.

ЧАП. На полгодика? Это можно! А то давай навсегда?

ЧУЧА. Нет… Приглядеться нужно. Страшно, Чап… и… и стыдно.

ЧАП. Стыдно?! Перед кем? За что?

ЧУЧА. Родители не заметят… А вот дедушка, бабушка, Чип… Они против джокеров, Чап, ну совершенно против!

ЧАП. Не обращай внимания. Живи как хочешь — и все тут! Поворчат — бросят. (Разглядывая металлические побрякушки.) А у тебя хороший вкус, Чуча! Тебе все джокеры будут завидовать.

ЧУЧА. А разве вы завидуете друг другу? Я думал, вы — друзья…

ЧАП (поправляется). Конечно, друзья! Еще какие! Завидовать не будут, это я оговорился… Хвалить будут! (Окликает.) Да, джокеры?

ГОЛОСА. Да, Чап! Будем хвалить, Чап! Уже хвалим, Чап!

ЧАП (Чуче). Слышал? Вот что такое настоящие друзья — всегда рядом!

ЧУЧА. Это хорошо. Значит, в трудную минуту на помощь прийти смогут.

ЧАП. Обязательно придут, если не разбегутся. (После паузы.) Чуча, а зачем нам откладывать посвящение? Давай прямо сейчас и обстряпаем это дело. (Окликает.) Вы как считаете?

ГОЛОСА. Конечно, Чап! Прямо сейчас, Чап! Давай, Чап!

ЧАП (Чуче). Слышал голос настоящих друзей?

ЧУЧА. Слышал… Мне страшно, Чап… Вот так — сразу…

ЧАП. А зачем тянуть? Джокеры народ решительный: задумали — сделали. Привыкай!

ЧУЧА. Я привыкну… Держи. (Отдает Чапу металлические украшения.)

ЧАП. Ну что, братья-джокеры, приступим?

ГОЛОСА. Приступим, Чап! Давай, Чап! Начинай, Чап!

ЧАП (Чуче). Сейчас я буду читать тебе нашу главную заповедь, а ты повторяй вслед за мной. Понял?

ЧУЧА. Да, Чап.

ЧАП. Становись сюда. (Помогает Чуче встать на скамейку.) Посвящение Чучи — потомка великого Чипа — в джокеры начинается!

Свет на сцене гаснет. Во время обряда посвящения на задник могут подаваться разноцветные сполохи.

ЧАП. Слушай, Чуча, и повторяй!

Ну…

Чуча повторяет.

ЧАП.

Чуча послушно повторяет.

ЧАП. Молодец! А теперь последнее четверостишие. (Декламирует.)

Чуча вместе с хором джокеров повторяет заключительные слова чаповской заповеди. На сцену подается освещение. Чуча преобразился: одежда его украшена металлическими побрякушками, волосы взлохмачены, лицо размалевано разноцветными узорами.

ЧАП. Ве-ли-ко-леп-но! Чуча, да тебя просто не узнать! Настоящий мужчина!

ЧУЧА. Правда?

ЧАП. Клянусь! Ах, зеркала нет! Неповторим! Был Чуча-малыш, Чуча-крошка, пацан, а кем ты теперь стал? Да на всем острове такого мужественного парня не встретишь!

ЧУЧА. Ну да, заливаешь… (Спрыгивает со скамейки, звеня украшениями.) Звякают…

ЧАП. Ну и что? Пусть все слышат: Чуча-джокер идет! Личность! Индивид!

ЧУЧА. Инди… кто?

ЧАП. Индивид! Яркая личность! Правда, Чуча, у тебя стала очень яркая личность, клянусь!

ЧУЧА. Пойду… погляжу в зеркало.

ЧАП. Полюбуйся. А вечером приходи к нам. Ты теперь — наш!

ЧУЧА. Угу… (Уходит.)

ЧАП (тихо). Победа… (Громче.) Победа! (С ликованием.) Победа, джокеры!

Картина шестая

Вечер. Чаппа нервно прохаживается от скамейки к качелям, от качелей к скамейке.

ЧАППА. Так я и знала! Вот и верь после этого мальчишкам…! Обещали оба прийти, и обоих нет! Бедный Чип…! Я так виновата перед ним… А почему я виновата? Я виновата, что Чап мне понравился? Я сама не рада, что так получилось… Бедный Чап! Сколько времени он страдал, молчал, пока не проговорился… Он меня любит! А я даже не замечала…

Появляется Чап.

ЧАППА. Чап!

ЧАП. Привет, малышка. Обещал — пришел. Где Чип?

ЧАППА. Не знаю. Он тоже обещал прийти. Я видела его часа три назад: он искал брата.

ЧАП. Чучу? Да, его сейчас трудновато найти.

ЧАППА. Ты его видел?

ЧАП. Попадался на глаза… Он долго сидел над озером — любовался своим отражением… Потом ушел в глубь острова. Наверняка висит сейчас где-нибудь на лиане и размышляет.

ЧАППА. Он не был сегодня в школе! И до сих пор не садился за уроки!

ЧАП. Ну и что? Поразмышлять тоже иногда полезно.

ЧАППА. Чап, ну что ты говоришь! Разве это входит в школьную программу?

Появляется запыхавшийся Чип. В руках у него рапиры.

ЧИП (Чаппе). Прости, опоздал. Чучи нигде нет!

ЧАППА. Не волнуйся, он жив-здоров. Просто он прогулял сегодня уроки и прячется ото всех. Но мы его все равно отыщем! (Ласково.) Помиритесь, Чип… Чап, помиритесь.

ЧАП. Ладно, чего там…

ЧАППА. Чип, ну?

ЧИП (Чапу). Репетировать будешь?

ЧАП (после паузы). Да.

ЧИП. Держи. (Бросает Чапу рапиру.)

ЧАППА. С чего начнем? С финала? Или с предпоследней сцены?

ЧАП. С чего угодно.

ЧАППА. Не возражаешь, Чип?

ЧИП. Пожалуйста.

ЧАППА (облегченно). Ух-х! Вы, кажется, и точно помирились. Итак, предпоследняя сцена пьесы. Дуэль. А затем — финал. (Заглядывает в тетрадку и командует.) Ты, Альберто, стоишь здесь, ты, Антонио, здесь. (Организует нужную мизансцену.) Вы только что встретились, оба люто ненавидите друг друга, но на поединок еще не решаетесь. Первым заговаривает Антонио. Чип, говори!

ЧИП (в образе Антонио).

Ну вот и встретились…

ЧАП (в образе Альберто).

Пути пересеклись…

ЧИП. Ты отнял у меня любовь…

А вместе с нею — жизнь.

ЧАП. Какие пустяки! И вздор какой пустейший!

Мне некогда. Прощай, милейший!

ЧИП. Нет, подожди! Не кончен разговор!

И выслушать сумей свой смертный приговор!

ЧАП. Мне — смертный приговор? За что?

За ту любовь, что не была любовью?

Так то — ошибка!

ЧИП. Ее ты смоешь кровью!

ЧАП. Поверь, Антонио, любовь не стоит и гроша…

ЧИП. Когда мертва, когда пуста душа!

Чап. Ну, погоди…!

(Успокаивается.)

А впрочем,

Безжизненной душе — какое дело?

Я ухожу…

ЧИП. Да, ты уйдешь!

Когда к безжизненной душе

Прибавлю я безжизненное тело!

(Выхватывает из ножен рапиру.)

ЧАП. Так, значит, поединок? Вот морока:

На небо собираться раньше срока!

(Тоже достает рапиру.)

Я готов!

ЧИП. Я — тоже!

(Патетически восклицает.)

Земля, разверзнись! Приготовь нам ложе!

Чип и Чап начинают сражаться. Чаппа смотрит поочередно то в тетрадь, то на дуэлянтов. Иногда приговаривает: «Так… Так… Так…»

ЧАП (войдя в раж, начинает говорить отсебятину, но в духе своего героя). Ну что, сопляк? Никак? Не можешь дотянуться? Вот грудь моя, здесь — сердце. Бей сильней! Коль смелости хватило замахнуться, так победить сумей!

ЧАППА. Отсебятина! Чап, говори по тексту пьесы! Нет, молчи! Тут нет никакого текста! Просто посражайся, и Чип тебя заколет!

ЧАП. Сыграть с ним в поддавки? Подставиться? Иль лапки вверх и сдаться?

ЧИП. Дерись всерьез! И прекрати кривляться!

ЧАП. Всерьез? Пожалуйста! (Активно нападает.) Пожалуйста. Еще! Еще! Еще! Еще! Ну, как удар? По вкусу?

ЧАППА. Прекратите драку! Чип, прекрати!

ЧИП. Скажи слова те трусу! А я — не трус!

ЧАП. Ты — герой и в кошки-мышки поиграй со мной!

Чап увертывается, Чип гоняется за ним.

ЧАППА. Вы нарушили репетицию, вы занимаетесь неизвестно чем! Спектакль провалится!

ЧИП (отражая удары и нанося их сам). Что ж делать… но зато… я проучу прохвоста!

ЧАП. Учи, мой Чип, учи! Меня учить так просто!

ЧАППА. Прекратите, хватит! Я не могу больше смотреть на вас!

ЧИП (продолжая сражаться). Ничего… Еще чуть-чуть… Удар… Еще удар…!

ЧАППА. Прекратите! Я ухожу!

ЧАП (Чипу). Пауза?

ЧИП. Хорошо… Согласен…

Чип и Чап прекращают поединок.

ЧАППА (со слезами в голосе). Я ненавижу вас! Я ухожу!

ЧИП. Постой, Чаппа!

Чип поворачивается к Чаппе. В это время Чап снимает насадку с рапиры.

ЧАППА (Чипу). Ненавижу…!

ЧАП (смеется). Чума на ваши оба дома! Кажется, так?

ЧАППА (Чапу). Ненавижу…

ЧАП. На здоровье. (Чипу, громко и требовательно.) Продолжим!

ЧИП. Постой…

ЧАП. Хватит! Я так ждал этой минуты! (Отбивает рапиру Чипа в сторону и поражает его в грудь. И — пугается совершенного. Отступает. Но через несколько секунд берет себя в руки.) Прости… Кажется, я забыл надеть предохранитель… Рассеянность… (Чаппе.) Несчастный случай! Какая досада…

ЧАППА. Чип… Мой Чип!

Бросается к Чипу, который стоит опираясь одной рукой на рапиру, а другой рукой зажимая рану.

ЧИП. Вот и все… А я так хотел стать человеком… Чаппа, любимая…

ЧАППА. Я здесь, Чип, я здесь… Ты будешь, ты станешь…

ЧИП. А ты?

ЧАППА (сквозь слезы, кивая утвердительно головой). Да-да… я обещаю…

ЧАП. Какая идиллия! Я позову врача?

ЧАППА. Будь ты проклят!

ЧАП. За что?! Несчастный случай! Я говорил тебе — рассеянность заела… Он сам уговорил меня! Вы оба уговорили меня играть вместе с вами! Мы репетировали! Он сам виновен! Сам! (Убегает.)

ЧИП. Где брат? Где все другие?

ЧАППА. Кто, Чип? Кто — все?

ЧИП. Кого люблю… Родные и друзья…

ЧАППА. Они придут! Ты сам придешь и скажешь: «Вот и я!» Ты скажешь, Чип, ты скажешь! Скажешь! Скажешь! (Снова плачет.)

ЧИП. Скажу, конечно… Можно мне сказать сейчас?

ЧАППА. Что, Чип?

ЧИП. А ты забыла? Ту фразу…

ЧАППА. Я помню! Мы созданы друг для друга. Да, Чип?

ЧИП. Не забывай… И брата береги — от подлости и зла… Прощай теперь…

ЧАППА. Чип, не уходи! Не уходи! Не уходи, любимый!

Медленно-медленно убирают на сцене свет. Начинает звучать светлая, но пронзительная мелодия. Скрипка набирает силу, звук становится громче, громче…

Тонкий луч высвечивает фигуру Чучи, висящего в самодельном гамачке из двух лиан. Чуча приподнимается, садится в гамачке, свесив ноги, и смотрит в зал. Музыка смолкает.

ЧУЧА. Весь день вишу — и никакого толку! Аж голова распухла! Нет ответа… Как дальше жить? Остаться в джокерах? Или превращаться в человека? Но для чего? Зачем? Кто скажет? А?…

КОНЕЦ