Тела мертвецов

Тело бабки Магон

Милях в десяти к юго-востоку от Уайтсбурга в штате Кентукки, в небольшом «заливе» Камберлендских гор много лет обитала престарелая женщина по имени не то Сара, не то Мэри Магон. Ее дом, сложенный из бревен и насчитывавший всего две комнаты, находился в полутора милях от ближайшего жилья, в самой дикой части «залива», и был полностью окружен лесом; лишь с одной стороны имелось маленькое поле или «полоска» земли примерно в половину акра, служившая старухе огородом. Как она сводила концы с концами, никто точно сказать не мог. Поговаривали, что старуха — изрядная скряга и припрятала где-то немало деньжат. Во время редких посещений деревенской лавки, что правда, она платила за свои скудные покупки без всяких разговоров. Многие невежественные соседи считали ее ведьмой либо, по крайней мере, верили, что она обладала какими-то сверхъестественными способностями. В ноябре 1881 года она умерла. К счастью, случившийся поблизости охотник нашел тело еще теплым; охотник запер дверь хижины и сообщил о смерти старухи в соседний поселок.

Несколько человек, проживавших неподалеку, тут же отправились в хижину, чтобы подготовить тело к похоронам. Другие должны были приехать на следующий день с гробом и прочими необходимыми вещами. В числе первых был преподобный Элиас Атней, методистский пастор из Уайтсбурга, который гостил у родственников в округе. На следующий день ему предстояло провести церемонию похорон. Мистер Атней был хорошо известен в Уайтсбурге и всей окружающей местности как добрый и благочестивый человек хорошего происхождения и воспитания. Он состоял в близком родстве с Маршаллами и несколькими другими видными семействами. Именно благодаря ему стали известны излагаемые далее подробности; его рассказ подтверждается письменными показаниями свидетелей — местных жителей Джона Хершоу, Уильяма Ч. Райтмана и Катарины Доуб.

Итак, тело «бабки» Магон поместили на широкую доску, что опиралась на сиденья двух стульев, поставленных в дальнем конце главной комнаты, напротив камина. Четверо упомянутых выше людей исполняли роль «стражей», то есть, согласно местному обычаю, свершали надгробное бдение. Разведенный в камине огонь бросал вокруг яркие отблески; остальная часть комнаты была погружена в полумрак. Стражи сидели у огня и тихо переговаривались, как вдруг шум, исходивший от трупа, заставил всех обернуться. Из черных теней, окружавших останки, недвижно глядели на них два сверкающих глаза. Не успели они с тревожными возгласами вскочить на ноги, как на труп запрыгнул большой черный кот и вцепился зубами в покрывавшее лицо полотно. В тот же миг правая рука покойницы рывком приподнялась, схватила кота и швырнула его в стену; ударившись о бревна, кот упал на пол, затем диким прыжком метнулся из открытого окна в ночную темь и более не показывался.

Охваченные несказанным ужасом стражи на некоторое время застыли, не произнося ни слова; но в конце концов смелость вернулась к ним и они приблизились к телу. Покрывало сползло на пол; на щеке мертвой были ужасные раны от когтей; окоченевшая правая рука свисала вниз. Тело казалось безжизненным. Стражи принялись растирать лоб, запавшие щеки и шею старухи, перенесли тело покойницы поближе к огню и трудились над ним много часов кряду, но все было напрасно. Похороны, тем не менее, отложили — и лишь на четвертый день, когда появились безошибочные признаки тления, злосчастная бабка Магон была наконец погребена.

— Понятно… Видать, в сумраке вы обманулись, — сказал пастору джентльмен, которому тот поведал о происшедшем. — Кот внезапно испугался, вслепую кинулся на стену и задел руку умершей.

— Нет, — отвечал священнослужитель. — В пальцах правой руки с длинными отросшими ногтями был зажат порядочный клок черной шерсти.