Тела мертвецов

Тайна Чарльза Фаркуарсона

В одну летнюю ночь 1843 года Уильям Хейнер Гордон из Филадельфии лежал в постели, читая при свете свечи «Путешественника» Голдсмита[1]. Было около одиннадцати вечера. Спальня находилась на третьем этаже дома; два ее окна выходили на Каштановую улицу. Балкона в комнате не имелось, и ниже, под окнами, располагались лишь другие окна, прорезанные в гладкой и ровной кирпичной стене.

Ощутив сонливость, Гордон отложил книгу, задул свечу и приготовился отойти ко сну. Минуту спустя (как рассказывал он впоследствии) Гордон вспомнил, что забыл положить на прикроватный столик часы. В темноте он встал, намереваясь достать часы из кармана жилета, который повесил на стул в противоположном углу комнаты, у одного из окон. Когда Гордон пересекал комнату, его нога зацепилась за какой-то громоздкий предмет и он растянулся на полу. Он поднялся, чиркнул спичкой и зажег свечу. Посреди комнаты лежал труп.

Гордон был не робкого десятка, что и доказал позднее, пав смертью храбрых при штурме вражеского укрепления в Чапультепеке[2], но неожиданное появление мужского трупа там, где за миг до этого, как он считал, не было ровным счетом ничего, оказалось слишком сильным испытанием для его нервов. Гордон громко вскрикнул. Анри Гранье, занимавший соседнюю комнату, еще не ложился; он тотчас бросился к двери Гордона и попытался войти.

Дверь была заперта, а Гордону от волнения никак не удавалось ее отпереть, и Гранье пришлось вломиться внутрь.

Гордона арестовали. Началось расследование, не выявившее, за исключением рассказанного, никаких новых фактов. Несмотря на все старания полиции и прессы, личность покойного так и не удалось установить. Доктора, выступившие свидетелями на коронерском дознании, сошлись на том, что смерть наступила за несколько часов до обнаружения тела, однако ни один из них не мог назвать ее причину. Все органы оказались в здоровом состоянии, на теле не было никаких кровоподтеков, ран или признаков отравления.

Прошло то ли восемь, то ли десять месяцев, и Гордон получил письмо от Чарльза Ричера, давно жившего в Бомбее. В письме, среди прочего, говорилось среди прочего об умершем в указанном городе Чарльзе Фаркуарсоне, с которым Гордон и Ричер были дружны в детстве. К письму был приложен дагерротип усопшего, найденный среди его вещей. И если живой человек может хоть сколько-нибудь походить на мертвого, фотографический портрет в точности изображал лицо таинственного трупа, обнаруженного в спальне Гордона. Со странным чувством Гордон отметил, что смерть Фаркуарсона, учитывая разницу во времени, произошла как раз в ночь достопамятного приключения. Он засел за письмо к Ричеру, расспрашивая друга о подробностях, особенно же касавшихся похорон Фаркуарсона.

— Видишь ли, он сделался парсом, — написал в ответ Ричер, — и поэтому его голое тело отнесли на площадку Башни молчания, как поступают с телами всех добропорядочных парсов. Я видел, как стервятники дрались над телами и вволю насыщались останками Фаркуарсона.

Под каким-то предлогом Гордон и его друзья добились разрешения вскрыть могилу покойного. Гроб, по всей видимости, никто не потревожил. Они сняли крышку. Саван чуть заплесневел.

В гробу не было ни тела, ни малейших следов последнего.