«Половина первого ночи, И я смотрю позднее телешоу в квартире совсем одна. Как я ненавижу проводить вечер в одиночестве»
13 января 2017 год.
Я смотрела «Дневники Кэрри» на канале cw и иногда посматривала на спящую Шону. Мои щёки были сухими из-за слёз, которые я проливала очень часто. Не думаю, что это происходило случайно. Это было немного больно: ком в горле недавно прошёл, он так давил, что мне было больно глотать, голова слегка побаливала, а моё тело дрожало, как будто в комнате была минусовая температура.
У Шоны были серьёзные проблемы с сердцем, и ей срочно нужна была пересадка. Сегодня ей позвонили из больницы и сообщили, что нашли донора. Это давало нам шансы, потому что Шона любила жизнь, а жизнь любила её, я уже говорила об этом, но мне не сложно было повторить. Мне было больно смотреть на неё, ведь я знала, как никто другой, что такое надежда. Надежда на что-то светлое и чарующее, что-то такое, что заставляло вас жить, а это сложно сделать, когда у вас ничего нет.
На мгновение возвращаю свой взгляд на Шону. Она подложила ладошку под щёку и спокойно спит. После того, как мы поплакали, она заснула. Я так и не перезвонила Джастину, но у меня совершенно не было настроения для кого-то, кто заслуживает этого.
Одиночество.
Можем поговорить на такую тему, потому что я чувствую себя слишком ужасно. Когда мне было двенадцать, то я чувствовала такое одиночество, которое было спокойным: оно обнимало меня и пело песни, пока я засыпала. И мне было хорошо, когда я находилась одна в своей комнате, потому что могла делать всё, что вздумается. Например, мечтать о Генри Саттоне, парне, который мне нравился на тот период времени. Но одиночество бывает удушливым. Когда я потеряла ребёнка, мне было семнадцать лет, и я остро всё ощущала. В то время я закрылась ото всех и смогла почувствовать, насколько одиночество может убивать. Меня буквально разрывало на части, когда я находилась в своей комнате совершенно одна. Я была мазохистской, возможно. Не буду такое отрицать.
Когда я готова была снова заплакать, то получила сообщение от Джастина.
Всё хорошо?
Я ценю то, что Джастин переживает, потому что я тоже переживаю за него. Он в другом городе, перелёт был долгим, а я всегда боялась самолётов, поэтому чувствовала, как моё сердце учащённо бьётся. Всё ли будет нормально?
Да, просто были некоторые проблемы.
Я снова посмотрела на Шону, которая умиротворённо спала. Ей нужно собрать некоторые вещи для завтрашнего дня, потому что кое-что произойдёт. Ей должны скоро сделать операцию, а пока она ложится в больницу. Для обследования. Это должно произойти скоро, поэтому я переживаю и за неё.
Набираю ещё одно сообщение, пока он не ответил.
Как ты?
Выдыхаю и перевожу свой взгляд к экрану телевизора. Начинаю жалеть, что не поехала с Джастином, потому что мне одиноко прямо сейчас. Но, знаете, я рада, что услышала не из телефонного разговора, что у Шоны нашёлся донор, я бы тогда жалела, что не нахожусь рядом с ней. Противоречия, что с них взять?
Вздрагиваю, когда получаю сообщение.
Со мной всё хорошо, но ты…
Я прикрыла на секундочку глаза, хотя нет, это длилось больше, чем секунду. Наверное, минуты три, потому что я чувствовала, как силы покидают моё тело. Буквально.
Ужасно:(
Я поставила смайлик, потому что мне показалось, что он сможет точно изобразить моё душевное состояние. И я слабо улыбнулась, когда увидела входящий звонок.
— Привет, — ответила я.
Я услышала шарканье, а только потом голос Джастина.
— Что произошло?
Эм, как бы так сказать. Моей подруге нашли донора, и я просто настолько рада, что готова плакать от счастья.
Но потом я понимаю, что это был внутренний диалог и спешу ответить.
— Я лучше расскажу это, когда ты будешь рядом.
— Настолько ужасно?
Я улыбаюсь, и смотрю на Шону.
— Я бы не сказала, но я просто переживаю за Шону. Вот и всё.
— Расскажи мне, что случилось, я не смогу спокойно спать, — потребовал Джастин, и я полностью понимала, почему он это делает, поэтому рассказала.
— У Шоны тяжёлое заболевание сердца, ей нужна срочно операция, и сегодня ей позвонили и сообщили о том, что нашёлся донор, — когда я рассказала, то поняла, что это было легко, как будто я говорю о чём-то простом. Например, как провела день или что-то такое. Понимаете? И я не знала, почему.
— Да, она рассказывала, — я нахмурилась, потому что не думала об этом. — Как она чувствует себя?
— Эм, нормально, — я совершенно потерялась в его словах. — Когда она успела рассказать тебе?
— Когда мы ходили на лживый ужин, Али.
Я кивнула сама себе и прикрыла глаза, потому что ужасно устала за этот день. Эмоционально, конечно же. Я ничего такого не делала, чтобы устать физически, может быть, помогала маме повесить бельё на заднем дворике, но больше ничего. И это заставило меня задуматься о том, что нужно возвращаться.
Возвращаться в этот мир.
14 января 2017 год.
Сегодня был третий день без Джастина, но я пыталась не отчаиваться, потому что у меня сегодня должен быть насыщенный день.
Во-первых, мы с Шоной поехали к ней домой, позавтракали и собрали все вещи, которые могли бы пригодиться ей в больнице. Операция должна произойти скоро.
Во-вторых, мы долго добирались до больницы, а когда сделали это, то Шону сразу же положили в палату. Я сидела возле неё, иногда мы разговаривали, но больше всего мы молчали, потому что каждая думала о своём.
Следовательно, мои мысли убивали меня. Операция не всегда проходит хорошо, бывают некоторые затруднения или ещё что-то, поэтому я не могу нормально существовать, не зная, что будет в следующие несколько секунд.
— Когда будет операция?
Шона медленно поднимает на меня взгляд, её волосы завязаны в высокий хвост, а на её крохотном теле больничная сорочка. Она выглядит потерянной.
— Эм, завтра в два.
Я киваю, но понимаю, что не нахожусь здесь. Скорее всего, я сейчас где-то там, где всегда тихо и спокойно. Думаю о том, что всё будет хорошо, но понимаю, что, может, что-то пойти не так.
— Ты же будешь здесь?
Я быстро поднимаю на неё взгляд, в её глазах слёзы.
— Шона, — выдыхаю я, поднимаясь с бирюзового диванчика, подхожу к ней и сажусь рядом.
Шона сразу же падает в мои объятия и начинает плакать, не могу сказать, что она сейчас чувствует. Наверное, ей страшно, мы вдвоём не знаем того, что произойдёт завтра. Но мы обе ждём завтрашнего дня, это я знаю точно.
Когда Шона засыпает, я открываю «google» и пишу в поисковую строку «продолжительность жизни после пересадки сердца». Мои руки трясутся, если честно, но я не остановлюсь. Вау, результатов: четыреста тысяч. Это немного напрягает меня, но я открываю первую ссылку и начинаю читать, глубоко вдыхая.
«Самая большая опасность — отторжение донорского сердца. Отторжение возникает из-за реакции иммунной системы пациента на чужеродный орган, хотя все пациенты пожизненно принимают лекарства, подавляющие иммунитет. Самое распространённое — болезнь коронарных сосудов пересаженного сердца».
Здесь ничего нет о том, что меня интересует, поэтому я открываю следующую ссылку.
«Сегодня хирургические технологи достигли такого уровня, что данная операция даёт донору от пяти до десяти лет жизни, в среднем».
Откидываю телефон, потому что не хочу думать о том, что когда-нибудь смогу потерять Шону. Она моя лучшая подруга, моя семья и поддержка. Любому человеку нужен друг в этом мире. Представьте, что вашей частички нет, что вы делали бы? Смогли бы нормально существовать, зная, что твоя лучшая подруга погибла или лучший друг? А ты ничего не мог с этим поделать.
В палату заходит медсестра, она тепло улыбается мне и говорит:
— Приём посещения на сегодня заканчивается, вы можете прийти завтра.
Я медленно киваю, и она уходит.
Можешь позвонить мне?
Отправляю Джастину сообщение, потому что понимаю, что мне нужен он. Мне бы хотелось сейчас обнять его и побыть немного в крепких объятиях. Когда я целую Шону в щёку, то слышу, как она что-то бормочет. На мгновение улыбаюсь и покидаю палату.
Телефон в руке начинает вибрировать, и я забыла совсем о том, что поставила на вибрацию, чтобы никто не беспокоил меня.
— Привет, — я устало выдыхаю и захожу в кабину лифта.
— Привет, как ты? Я не смог позвонить тебе днём, так как были дела, но сейчас я свободен.
Я улыбаюсь своему отражению в зеркале, но сразу же прекращаю, когда понимаю, что улыбка выглядит ужасно шокирующей.
— Сегодня я помогала собрать некоторые вещи для Шоны в больницу, сейчас поеду домой.
— Когда состоится операция? — поинтересовался Джастин.
Я задумалась о том, что завтра будет всего лишь какое-то 15 января, ну, для обычных людей. Но не для меня.
— Завтра. В два.
— Завтра я буду уже дома и буду рядом с тобой, — от его слов я тепло улыбаюсь и покидаю территорию больницы.
— Спасибо. Что там с тем, куда мы сможем сходить, когда ты приедешь?
— Ох, я подумал, что лучше мы посидим дома у меня. Не хочу никуда идти, хочу держать тебя в своих руках и целовать, — я слышу его улыбку, и, кажется, улыбаюсь искренне впервые за этот день.
— Соскучился? — спрашиваю я, закусывая губу.
Слышу тяжёлый вздох и улыбаюсь. Снова.
— Слишком сильно для двух дней.
Я тихо смеюсь и направляюсь к остановке, расписание автобусов говорит о том, что последний приедет через восемь минут. Поэтому я остаюсь.
— Ты будешь должен мне поцелуи за все эти дни, — я ощущаю прохладный ветер, который начинает играть с моими волосами, убираю их с лица и улыбаюсь маленькому мальчику, который проходит мимо, держа маму за ручку.
Вау. Я улыбнулась ребёнку.
— О-о-о, можешь не переживать по этому поводу.
— Обещаешь?
Слышу несколько секунд только тишь тишину, а потом хриплый голос Джастина:
— Обещаю.