Телохранитель поневоле (СИ)

Глава 9

Я вяло болтала ложкой в тарелке, периодически поднося ее ко рту, чтобы создать впечатление, будто бы я ем. Чтобы отец не заметил, что со мной происходит. На самом деле у меня не только не было аппетита, но и в горле клубком стояла тошнота, ежесекундно угрожая вернуть назад все, что я все-таки проглотила, и испортить присутствующим аппетит. А виноват во всем был мой жених, демоны мрака бы пожрали его гнилую душу.

Лин Монтриалли, казалось, за эти несколько дней увеличился в объеме еще больше. К входной двери нашего дома вели пять некрутых ступеней, и, похоже, даже этот подъем его утомил. Отец лично открыл дверь уважаемому лину, и тот вкатился в холл, отдуваясь и пыхтя:

— Тан, я…

— Потом, — строго оборвал его отец. — Милена вернулась. Так что сначала все вместе пообедаем, а о делах поговорим потом в моем кабинете. Проходи.

— Милена?..

Необъятные телеса лина Монтриалли, как мне казалось, должны были колыхаться, словно наполненный водой резиновый шарик с тонкими стенками. Но под едва не трещавшей по швам рубашкой и прекрасно скроенным пиджаком все было неподвижно. В мою глупую голову даже закралась мысль, что жених носит корсет. Но вскоре мне стало не до глупостей. Лин Монтриалли нашел меня взглядом и заулыбался, направляясь ко мне. А у меня от его взгляда немедленно возникло стойкое ощущение, что он облизал меня с ног до головы отвратительным мокрым языком. Мне с трудом удалось сдержать дрожь отвращения, вызванную собственной неуемной фантазией.

— Миленочка, вы вернулись! — Толстая потная рука с пальцами-сосками схватила меня за кисть и поднесла ее к отвратительно-мокрому рту. — Я так за вас волновался! Ваш батюшка не даст соврать!

Валики-губы запечатлели на тыльной стороне моей кисти поцелуй, оставив на коже противный след чужой слюны. Внутренне я аж содрогнулась от отвращения. И как я раньше не замечала, насколько слюнявый мой жених? А едва только лин Монтриалли повернулся к отцу, я торопливо обтерла руку о юбку. И увы, это отчаянный жест отец заметил. Его глаза опасно сверкнули. Но он промолчал. А я поняла, что меня ждут неприятности. И это понимание лишило меня не только аппетита, но и настроения. Внезапно для самой себя я отчаянно захотела, чтобы все вернулось назад, захотела оказаться рядом с Диллоном в резервации, пусть даже и в подземелье. Пусть лучше он на меня орет, чем… На этом месте я оборвала сама себя, суеверно испугавшись, что отец как-то догадается, о чем я думаю. К столу я подходила, как на казнь…

— Милена! — резкий окрик отца вырвал меня из задумчивости и все-таки заставил вздрогнуть. Подняв голову, я напоролась на сердитый взгляд: — Лин Монтриалли задал тебе вопрос!

С некоторым усилием я изобразила виноватую улыбку для жениха:

— Прошу прощения, лин Монтриалли, я задумалась и, боюсь, прослушала ваш вопрос. Вы не могли бы его повторить? — А сама подумала: и как это я раньше жила в подобных условиях и не видела в поведении отца ничего плохого? Неужели три дня в компании Диллона настолько повлияли на меня?

Лин Монтриалли, почти повернувшись к отцу спиной, а ко мне лицом, масляно улыбнулся:

— Конечно-конечно, моя дорогая! Для вас, все что угодно! Я спросил, знаете ли вы вашего похитителя? Видели ли вы его лицо? Он себя как-то называл?

Округлые, будто яблоки, щеки лина Монтриалли мелко подрагивали. Будто от нетерпения. Губы приоткрытого рта блестели, словно мужчина не стер с них жир от жаркого. Внутри меня снова поднялась волна омерзения. Занятая тем, чтобы подавить ее, не дать отцу заметить и понять, что со мной происходит, я рассеянно ляпнула:

— Да, конечно. Он не скрывался и не носил маску.

— И кто это был? — лин Монтриалли даже подался вперед в нетерпении. На меня пахнуло запахами жаркого и вина, который пили за столом мужчины, и еще чего-то нехорошего, гнилостного. Наверное, отец говорил правду: лин Монтриалли все же серьезно болен. — Назовите нам его имя скорее! Нужно же наказать мерзавца за все, что вам пришлось пережить по его вине!

У меня в голове тоненько тренькнул тревожный звоночек. Но губы уже будто сами по себе выдали:

— Диллон Фейтерре…

Жених отшатнулся от меня так, будто я ему ядовитого гада прямо в лицо ткнула. Одутловатое его лицо приобрело нездоровый серовато-синий оттенок. Лин Монтриалли медленно повернулся к отцу. В свою очередь ошарашенно посмотрев на отца, я с удивлением поняла, что он тоже не то испугался, не то разнервничался. Но еще больше меня удивили слова жениха:

— Р-раскопал все-таки…

Лин Монтриалли, несмотря на жуткую тучность всегда ходил в костюме с иголочки от лучших портных Вселенной, в идеальных рубашках, застегнутых под подбородок и с тщательно подобранными галстуками. И вот сейчас он подрагивающими пальцами-сосисками вцепился себе в ворот и с силой рванул галстук. Будто тот его душил.

— Не здесь!

Всегда сдержанный отец вдруг с силой грохнул ладонью по столу. Я подпрыгнула на месте. Грохот, видимо, услышал даже наш дворецкий. Потому что дверь в столовую приоткрылась и на пороге появился дроид. Однако вопрос задать не успел. Отец, обернувшись на звук, вдруг рявкнул так, что на столе зазвенела посуда:

— Во-о-он отсюда! Тебя сюда никто не звал! — Дворецкого будто с места сдуло. Только оглушительно щелкнула в наступившей тишине закрывшаяся за дроидом дверь. Тяжело дыша, так что воздух из него вырывался со свистом, отец повернулся ко мне: — Милена, забирай свою порцию и иди к себе в комнату! И до завтра даже носа оттуда не высовывай! Ты меня поняла?

Меня будто парализовало. Такого отца я не знала совсем. От него в буквальном смысле слова исходили волны ледяной, едва сдерживаемой ярости. Он бывал разным. Но никогда раньше не отсылал меня в свою комнату, будто я маленький набедокуривший ребенок, которого нужно наказать. Было ощущение, что пока я отсутствовала дома, в тело моего папы подселили кого-то чужого. Страшного и опасного монстра.

— Милена? — нетерпеливо позвал отец.

— Не кричи на девочку, — неожиданно вступился за меня лин Монтриалли.

Вот уж от кого не ожидала заступничества совсем! Хотя в данный момент я ему была благодарна. Его неожиданное вмешательство позволило мне собраться с духом.

— Извини, пап, я испугалась. — Я отодвинула от себя тарелку. — Я уже поела, но, если позволишь, я возьму с собой наверх десерт?

Отец мотнул головой. Будто отчего-то отмахивался. Или ему что-то мешало. И процедил сквозь зубы делано-любезным тоном:

— Конечно, дочка, забирай. Нам с твоим женихом сейчас точно будет не до сладкого.

Лин Монтриалли собственноручно пододвинул ко мне блюдо с десертом. Он улыбался. Но заглянув ему в глаза, потянувшись за столовыми приборами, я увидела в них стынущий страх. Неужели мужчин настолько напугало то, что я побывала в руках у Диллона? Что в этом такого ужасного? И зачем я только это вообще сказала! Лучше бы прикинулась дурочкой и сказала, что ничего не видела и не знаю!

Неловко ухватив блюдо с десертом, чистую тарелку и ложку, я направилась на выход из столовой. Подслушивать и подглядывать не было и в мыслях, я была не настолько смелой. Все, чего я хотела сейчас, это поскорее оказаться в тиши и безопасности стен своей комнаты. Но уже почти закрыв за собою дверь, нечаянно услышала свирепый, но приглушенный рык отца:

— Как он узнал?!!

Добравшись до своей комнаты, я чинно отложила немаленькую порцию десерта на отдельную тарелку, присела на подоконник и… задумалась над происходящим. Нет, я честно положила в рот несколько ложек вкуснейшего сливочного десерта. Но проглотила их, не пережевывая и не задерживая во рту. Будто это было лекарство, а не лакомство. Если честно, вообще не чувствуя вкуса. А ведь этот десерт был моим самым любимым с детства! И вот теперь, имея в своем единоличном распоряжении целое блюдо, рассчитанное минимум на четверых едоков, я совсем не обращала внимания на сладость, занятая своими невеселыми мыслями.

Поведение отца… беспокоило. Конечно, существовала вероятность, что я раньше просто не обращала внимания на его странности. Но то, что и отца, и жениха напугало известие о личности похитителя — бесспорно. В конце концов, я не выдержала, отставила тарелку с десертом, спрыгнула с подоконника и пошла доставать свой заветный планшет. Я не знала, есть ли наблюдение в моей комнате, но даже если и есть, то вряд ли отец сейчас будет за мной подсматривать. Или, если посмотрит, то вряд ли его насторожит, что я на ночь глядя роюсь в галанете. Его никогда не интересовало, что я там делаю. Хотя когда я еще училась в лицее, он пару раз проверял историю запросов. Но увидев там библиотечные сайты, магазины и художественные галереи, папа успокоился и больше не пытался контролировать меня в галанете. И вот теперь я собиралась искать компромат на отца. Пора было разобраться с тем, кто он на самом деле, чем занимается и правдивы ли слова Диллона о нем и о моем женихе…

***

Планшет я отложила далеко за полночь. Глаза просто горели, будто засыпанные песком. И от долгого сидения в галанете, и от слез. За окном давно стемнело, где-то часа два назад отбыл домой лин Монтриалли, да и шаги отца я уже слышала в коридоре. То есть, папа тоже уже пошел отдыхать. А я, набирая запрос за запросом, никак не могла остановиться. Прочитанное убивало. Я никогда не считала своего отца ангелом или святым, но то, что было написано на новостных сайтах, не оставляло даже надежды на честное и доброе имя. Почти в каждой статье маячило грозное «передел власти и сфер влияния». И главным зачинщиком указывался… лин Монтриалли. Репортеры захлеб расписывали моего жениха беспринципным чудовищем, не гнушающимся расчищать себе путь наверх любыми, даже самыми грязными методами. Доказательств не было ни у кого. Но лина Монтриалли обвиняли даже в смерти моей матери. Мол, это он сделал заказ на беззащитную женщину. Вопрос мотивов оставался открытым.

Я не помнила свою маму. Она исчезла из моей жизни, когда мне было всего три года. В памяти стерлись любые воспоминания, даже если они там и были. Но у меня хранились несколько фоторамок, с которых застенчиво улыбалась худенькая темноволосая и голубоглазая девушка в неизменно летящих, развевающихся по ветру одеждах. Когда мне было плохо или тоскливо, я вынимала фоторамки, любовалась ей и даже разговаривала, жалуясь на одиночество и беспомощность. Но даже имени ее не помнила. И не могла точно сказать, почему именно эту женщину я считаю своей матерью.

Вот и сегодня тоже, начитавшись гадостей про отца и жениха, недоумевая на себя, почему раньше не интересовалась подобным, а жила, будто в шорах, я вытащила фоторамки. Полюбовалась на них, погладила изменчивое голографическое изображение пальцем. Как всегда в таких случаях, изображение дрогнуло от прикосновения. И мне вдруг показалось, что мама подмигнула мне. На душе почему-то стало легче. И я, снова спрятав фоторамки в ящик прикроватного столика, отправилась спать. Теперь я знаю, что мой отец способен на бесчестные поступки и любит грязные игры. И пусть некоторым изданиям, судя по желтому индексу, особо доверять не стоит, дыма без огня не бывает. Ну а мой жених… Нужно все хорошенько обдумать и снова поговорить с отцом. Чего бы мне это ни стоило, замуж за эту жирную жабу с перспективой в очередной раз сделать его вдовцом я не пойду.

Утро оказалось пасмурным во всех отношениях. У климатологов явно что-то сломалось, и ко мне в окно заглядывало мрачное, набухшее влагой небо, делая все вокруг угрюмым, полным неясной угрозы. Я не выспалась, и собственное лицо в ярко освещенном подсветкой зеркале казалось мне помятым. Не спасло положение даже десятиминутное умывание ледяной водой и косметика. Я даже начала опасаться, что отец заинтересуется моим потрепанным видом и задаст вопрос, даже придумала пару подходящих вариантов ответов. Но когда папа появился на пороге столовой, где я накрывала нам завтрак, они вылетели у меня из головы: отец выглядел так, будто всю ночь разгружал почтовый звездолет вручную.

У меня выпала из рук ложка, которую я как раз собиралась положить возле отцовской тарелки и опасно задела ее по краю, когда я увидела стоящего на пороге отца. Помятое лицо и мутные глаза только сильнее бросались в глаза на фоне идеальной прически и тщательно отутюженного костюма. А когда отец сел за стол и развернул салфетку, стало понятно, что в наш дом пришла какая-то беда: у отца мелко и противно дрожали пальцы. Такого раньше я за ним не наблюдала никогда. Да и то, что он промолчал, не сделал мне замечание за мою косорукость, тоже говорило о многом.

Завтрак прошел в полном молчании. Ну как прошел. Привычное мне с детства яйцо и бутерброды с сыром и ветчиной, которые я уже давно сразу же клала отцу на тарелку, чтобы он не отвлекался на выбор еды, так и остались сегодня не тронутыми. Папа медленно выцедил чашку кофе, пустыми глазами глядя куда-то в пространство. Казалось, он ничего не видит и не замечает вокруг. Но когда я доела свою порцию каши из асаи, папа со стуком отставил чашку в сторону, шумно вздохнул и, поставив локти на стол, чего он никогда себе не позволял раньше, переплел пальцы домиком. Я насторожилась. И не зря.

— Милена, — отец почему-то не смотрел на меня, и это было странно, не характерно для него, любящего все контролировать, — я сейчас переведу тебе на счет некоторую сумму. Оправляйся по магазинам. Купи себе платье, туфли, белье. В общем, то, что сочтешь нужным для свадебной церемонии. — Из моих ослабевших пальцев выпала салфетка, которой я как раз вытирала губы после еды. В смысле, для свадьбы?! Но ведь она должна состояться лишь через год?! Или… Оказалось или: — Через три дня ты станешь линой Монтриалли. И да, запишись на прием к врачу. Желательно попасть к нему до церемонии. Игерон согласен взять тебя прямо сейчас. Но хочет убедиться, что ты не можешь оказаться беременной от этого щенка Фейтерре…

У меня в глазах потемнело. Хорошего же мнения обо мне и родной отец, и жених!

— Пап! — Я настолько забылась, что даже вскочила со своего места. — Какая беременность! Диллон без отвращения не мог даже смотреть в мою сторону! Он считает, что я — пустая и никчемная кукла, ни на что не годная, кроме как украшать дом!..

— Сядь! — в бешенстве рявкнул отец и даже ладонью по столу треснул так, что задетая рукой тарелка раскололась на две половинки. Однако, отец этого, кажется, даже не заметил: — Вот и плохо, что он так считает! Если бы ты забеременела от него, это разом решило бы множество проблем! Не смогла очаровать Фейтерре, значит, ты выходишь замуж, а проблемы будет решать Игерон на правах моего зятя! Ты меня поняла?

Чувствуя, как от несправедливости застилают глаза слезы, я выдавила сквозь дрожащие губы:

— Пап, это же ты меня так воспитал, что Диллон во мне даже не видит разумную…

Отец застыл на месте, судорожно сжав в кулаки лежащие на столе руки. Мне стало не просто страшно, меня пробрал настоящий, первозданный ужас, когда я увидела, как дрожат от усилий сдержаться его руки. На целую долгую, тяжелую, давящую минуту над столом повисла такая тишина, что из коридора доносились звуки уборки, производимой дроидами. А потом отец с шумом, скривив губы, втянул в себя воздух. И мне почему-то показалось, что гроза миновала. Что папа признал свою вину за пробелы в моем воспитании. Пусть и молча. Я даже потянулась, чтобы погладить его по руке. Утешить, успокоить. Пообещать, что еще не все потеряно и я могу измениться. Стать ему настоящей помощницей и опорой во всем. Пусть только скажет. А я научусь. Даже если мне придется не спать сутками. Но я ошиблась в оценке настроения своего родителя. Сильно ошиблась.

За мгновение до того, как мои пальцы коснулись судорожно стиснутого кулака, отец вдруг оперся об эти кулаки так, словно хотел продавить стол до самого пола, и медленно поднялся на ноги, всем своим ростом нависая над столом. И надо мной:

— Я. Виноват. В том. Что ты. Выросла такой. Никчемной. Дурой???

Мне словно ядовитый шип с размаху загнали в самое сердце. Я оцепенела, потрясенно глядя в лицо отцу. Ну ладно Диллон. Обидно, но его точку зрения принять можно. Но папа… Родной отец… Единственное родное существо… Почему?!?

А отец продолжал, цедя каждое слово сквозь зубы так, словно сдерживался изо всех сил, чтобы не наброситься на меня и не убить на месте. Словно я — ничтожество, а он вынужден тратить на меня свое время и силы. Словно я… смертельно его разочаровала.

— Я сделал все, чтобы ты выросла достойной юной линой, — тихо шипел над столом отец, в то время, как я внутри просто корчилась от боли, из последних сил удерживая «лицо». Я нанимал для тебя лучших воспитателей и педагогов, устроил тебя в самый лучший на Кахелии лицей… — А мне подумалось вдруг с горечью, что лучше бы папа сам больше уделял мне времени. — А ты!.. Ты выросла такой же, как и твоя шлюшка-мать!.. Пустая, никчемная, только и ждущая, чтобы тебе дали свободу и возможность выбирать себе любовников! Я из шкуры вон лез, чтобы заключить для тебя выгодный брак! Но нет же! Каждый раз, когда я находил возможности познакомить тебя с кем-то из политической верхушки планеты или с кем-то из семей-основателей, ты делала все, чтобы выставить меня идиотом! Тупым дурачком, пытающимся на чужом горбу въехать на политический олимп Кахелии! — Мне пришлось прикусить до крови язык, чтобы не ляпнуть: «А разве это не так?». Бунтарские слова сами собой рвались из горла, жгли мне кончик языка. Но я заставила себя промолчать. — Да когда тебя забрал этот мальчишка Фейтерре, не получивший даже должного образования, не умеющий ничего, кроме как шляться по помойкам планеты, я молился, чтобы он соблазнился твоим смазливеньким личиком и невинностью! Такие, как он, обычно легко западают на хорошеньких куколок! Да, из всех достоинств у него есть лишь принадлежность к древнему роду! Но я готов был закрыть на это глаза! Мне нужно было покровительство его семьи, понимаешь, дочурочка? — Отец уже почти орал, склонившись надо мной и брызгая слюной во все стороны. Я съежилась и втянула голову в плечи, не зная, как прекратить то, что я так бездумно начала. — Да, Игерон Монтриалли давно положил на тебя глаз! Он согласен забрать тебя любой, даже потрепанной Фейтерре! Вот только большинство моих неприятностей именно из-за него! И я никак не могу соскочить с крючка, на который он меня посадил! А все из-за тебя, дуры! Понимаешь?

Отец словно сдулся. Или выдохся. Сгорбился и тяжело опустился на свой стул, поставив локоть правой руки на стол и едва не попав в расколотую и полную еды тарелку, и уткнулся лицом в ладонь.

В этот же момент во мне тоже словно что-то умерло. Я ощутила внутри себя какую-то жуткую, ледяную пустоту. Во мне словно что-то умерло и растворилось в пространстве. Наверное, это были родственные чувства и привязанность к отцу. А может быть, это было мое детство. Но я внезапно перестала бояться, что отец меня ударит. Или еще что-нибудь сделает со мной. Я словно родилась заново. Или посмотрела на родителя новыми, другими глазами. Тяжело вздохнула:

— По-моему, нелогично обвинять меня в совершенных тобою же ошибках. Я понятия не имею, чем ты занимался и что планировал. И почему у тебя ничего не вышло. Потому что ты же сам держал меня на расстоянии, никогда ничего не рассказывал, ничем не делился. Как я могла догадаться о том, что тебе нужен мой брак с Фейтерре, если ты никогда ничего мне не говорил? — Слова о том, что все, что я знаю, я узнала из подслушанных разговоров и из галанета, я благоразумно проглотила. — Ты упорно держал меня в стороне от всех своих дел и проблем и повторял одно и то же: я гожусь лишь на то, чтобы красивой куколкой украшать дом будущего мужа и родить ему наследника…

Отец вдруг отнял руку от лица, и я осеклась под его взглядом:

— А я и сейчас считаю, что на большее ты неспособна. И дело здесь не в обучении и воспитании. А в наследственности. И вот здесь ты абсолютно права: ты — моя ошибка. Я спутался не с той женщиной. А теперь вынужден пожинать плоды своего безответственного поведения. И очень сильно надеюсь, что ты не подведешь меня так же, как подвела твоя мать: мне нужно, чтобы ты в кратчайшие сроки забеременела от мужа. Чтобы в случае его смерти никто не смог усомниться в твоих правах на наследство. Ты меня поняла? Поэтому сейчас марш к себе, одевайся, бери карту и что там тебе еще нужно, и отправляйся решать вопросы со свадьбой. Не забудь посетить врача. Все! Ушла с моих глаз!

После таких слов я бы не задержалась в столовой, даже если бы меня и попросили. Молча встала и, впервые наплевав на уборку со стола, направилась на выход. Дроид, на которого я обычно во время уборки сгружала грязную посуду и объедки, растерянно запищал. Но мне было все равно. В эту секунду рвались последние тонкие нити, привязывавшие меня к этому дому и к этому мужчине. Я еще не знала толком, как поступлю. Уверена была лишь в одном: не покорюсь! С меня хватит! Не пойду под венец тупой, покорной своей судьбе овцой! И дрожать перед жирной жабой от страха и омерзения не буду! Лучше сдохнуть! И почему те, кто совсем недавно в меня стрелял, промахнулись?..

Отец сдержал свое слово: пока я добралась до своей комнаты, на мой счет, вернее, на счет, открытый отцом для расходов по содержанию дома, упала немаленькая сумма. У меня брови непроизвольно поползли на лоб, когда я увидела, сколько отец выделил на свадьбу любимой дочурке. На эти деньги, даже с учетом моих привычек, можно было спокойно прожить пару месяцев в отеле средней руки. Мне предложено купить за эту сумму платье, чтобы один раз надеть, и белье. А ведь некоторые живут месяцами и за более скромную сумму. Вспомнилась официантка Тимми и ее мечта получить сертификат косметолога, чтобы устроиться в жизни получше… В голове родился план…