Темное очарование

Глава 21

Женщины плакали.

Сидевшие на церковной скамье Каролина с Вивьен, обнявшись, рыдали навзрыд. Элоиза бегала вокруг них, играя с жемчужными бусами матери. Уилбери, присев на скамью возле Вивьен, сочувственно поглаживал руку своей госпожи.

— Не думала я, что такое случится. А ты? — пробормотала Каролина, утирая платком с монограммой покрасневший нос.

Вивьен покачала головой, в голубых глазах ее стояли слезы.

— Единственное, что меня успокаивает, это то, что в такой день мы можем быть рядом… поддержать ее, — вздохнула она.

Каролина похлопала сестру по руке.

— Нелегко терять того, кого ты любишь.

Вивьен кивнула:

— Особенно когда он так тебе дорог, правда?

Разыгравшаяся Элоиза, о которой все забыли, вскарабкалась с ногами на церковную скамью и принялась с любопытством разглядывать серьезные лица взрослых. Видимо, общее настроение подействовало и на нее, потому что малышка тоже захлюпала носом.

Впрочем, ненадолго. В дверях церкви появился высокий мужчина, и собравшиеся вздрогнули, когда торжественную тишину прорезал ликующий вопль:

— Дядя Джулс! — Взвизгнув от радости, Элоиза протянула к нему пухлые ручонки.

Джулиан, рассмеявшись, подхватил ее на руки.

— Привет, тыковка! Скучала без своего дядюшки?

Элоиза, кивнув, положила голову ему на плечо.

— О, ради всего святого! — Каролина сделала страшные глаза. — Вы же только что виделись за завтраком!

Джулиан шутливо расшаркался.

— Ничего не могу поделать! Дамы просто не могут жить без меня!

— Наслышана, — ехидно усмехнулась Каролина.

Ларкин, вытащив из жилетного кармашка часы, нахмурился:

— По-моему, ты опаздываешь. Честно говоря, мы уже решили, что ты удрал на континент.

— Нужно было помочь Уилбери. Надеюсь, вы не забыли, что я обязан старому мошеннику жизнью.

— Разве я могу об этом забыть? — покачал головой Ларкин. — Я и опомниться не успел, как он отпихнул Порцию в сторону и принялся, как одержимый, колотить тебя по ребрам. Оказалось, этому трюку он научился на полях сражений, когда еще мальчишкой участвовал в войне. Слава Всевышнему, Уоллингфорд прихватил с собой врача. Если бы ему не удалось остановить кровотечение… — Ларкин не договорил, но остальные, переглянувшись, невольно поежились, точно от его недосказанных слов дохнуло холодом.

Один из сидевших позади них, видимо, устав прислушиваться к их разговору, вытянул шею.

— Вы об Уоллингфорде? — не утерпел он. — Ходят слухи, что бедняга окончательно спятил. Бормочет о каких-то кровососах, которые бродят по улицам Лондона, представляете? Рехнулся, не иначе! Говорят, его пришлось отправить в Бедлам, иначе натворил бы он тут дел!

Ларкин с Джулианом обменялись многозначительным взглядом. Оба с трудом скрывали удовлетворение.

А их собеседник, ничего не заметив, продолжал трещать:

— Уоллингфорд клянется и божится, что собственными глазами видел, как Кейн прикончил какую-то женщину — хотя тело так и не было найдено и никто из тех, кто был тогда с ним, не смог подтвердить его слова. Все твердят, что, мол, было темно и они ничего не видели, пока Уоллингфорд не выхватил из руки у констебля пистолет и не принялся палить. Боюсь, бедняге долго придется сидеть взаперти. Хотя, думаю, ему еще здорово повезло — пусть радуется, что его не вздернули за убийство невинного человека.

Выразительно подмигнув, мужчина вновь уселся на свое место.

— Что-то я не припомню, когда меня в последний раз так называли, — ухмыльнулся Джулиан.

Потом обернулся к алтарю, где его терпеливо дожидались Катберт с Эйдрианом. Джулиан так и не смог отдать предпочтение одному из них и в результате принял соломоново решение, пригласив в шаферы сразу обоих.

Кабби нервно теребил галстук. Рядом с ним Эйдриан казался особенно невозмутимым. Расправив плечи и заложив руки за спину, он спокойно дожидался появления жениха. Джулиан усадил Элоизу на колени матери и, помахав им рукой, направился к алтарю.

При виде Джулиана из груди Катберта вырвался шумный вздох облегчения.

— Слава Богу, ты здесь, Джулс! Выручай! — взмолился он. — Кажется, я так и не научился завязывать эту чертову штуку!

Джулиан, ухмыльнувшись, осторожно отвел в сторону трясущиеся руки приятеля и несколькими ловкими движениями привел в порядок сбившийся набок галстук.

— Вот теперь ты выглядишь как настоящий джентльмен. Твой отец гордился бы тобой.

Катберт просиял. Губа его уже успела зажить, только под бровью виднелся небольшой шрам.

Джулиан сокрушенно покачал головой:

— Из всего, что я натворил в бытность свою вампиром…

— Брось! — отмахнулся Кабби. — Подумаешь, фингал под глазом! Да ради того, чтобы избавиться от проповедей моего папаши, я бы и не на такое пошел!

Похлопав приятеля по плечу, Джулиан занял свое место рядом со старшим братом.

— Я уже говорил сегодня, как я горжусь тобой? — не поворачивая головы, бросил через плечо Эйдриан.

Джулиан вытаращил на него глаза:

— Помнится, еще несколько дней назад ты стрелял в меня из арбалета!

— Но я ведь промахнулся, верно?

— И, как я понимаю, не случайно?

Эйдриан продолжал смотреть прямо перед собой. Игравшая на его губах улыбка напомнила Джулиану, что, несмотря на дружбу, у каждого из них имеются свои секреты.

— Знаешь, последние три недели у меня руки чесались пристрелить тебя за то, что ты поставил Уилбери дежурить у дверей спальни Порции. — Джулиан тяжело вздохнул. — А мне-то казалось, я хорошо понимаю, что такое вечность…

— Сказать по правде, я был немало удивлен, что ты не сделал попытки пробраться к ней в спальню через окно.

— Я пытался. — Джулиан с обидой покосился на старшего брата. — Но это не так легко, как кажется — особенно когда у тебя нет крыльев. А уж учитывая огромный куст на редкость колючих роз, который ты предусмотрительно велел посадить под ее окном… — Скривившись, Джулиан машинально потер бок, еще саднившие царапины живо напомнили ему о предпринятой им попытке.

— Ну разве не ты вечно твердил, что есть вещи, которые стоят того, чтобы их ждать?

Джулиан, вполне возможно, не согласился бы с братом, но как раз в этот момент двери церкви распахнулись, и у него перехватило дыхание — давным-давно забытое ощущение, которое до сих пор казалось ему чудом.

Но еще большим чудом ему казалась стоявшая сейчас в дверях женщина, женщина, благодаря которой все его мечты стали явью.

Он стоял в церкви — уже не отверженный ни Богом, ни людьми, потому что его семья вновь приняла его, а Господь простил ему его грехи. Солнечный свет, струившийся сквозь витражные стекла церкви, ласково согревал ему лицо, играл на шелковистых кудрях Порции, мерцал, скрываясь в узорах тяжелых складок брюссельских кружев, украшавших ее подвенечное платье, словно рассыпавшиеся брызги дождя.

Благодаря ей он теперь может спать по ночам и просыпаться с рассветом. Может кривиться при виде непрожаренного мяса и приказывать, чтобы поданный ему ростбиф вернули на кухню и поджарили до хрустящей корочки. Может сидеть, держа на коленях племянницу, и давать ей первые уроки игры на фортепьяно. Единственное, что у него осталось от вампира, — это ненасытный голод, который ему внушала эта женщина.

Она улыбнулась ему — ее голубые глаза сияли любовью и нежностью. Изящную шейку девушки окутывал белый газовый шарф, а венок из розовых бутонов делал ее похожей на ангела.

Он окинул любящим взглядом её тонкую фигурку. Она еще не носила под сердцем его ребенка, однако Джулиан дал себе слово, что непременно займется этим — начиная прямо с нынешней ночи.

Конечно, неплохо было бы дождаться, пока епископ благословит их союз, однако он был так счастлив, что это было свыше его сил. Оставив Эйдриана с Катбертом удивленно переглядываться, Джулиан бросился по проходу между скамьями туда, где стояла его невеста, не обращая внимания на поднявшийся возмущенный ропот приглашенных.

Подхватив Порцию на руки, он закружил ее, и ее веселый смех отдался в его душе, словно нежный перезвон серебряных колокольчиков.

— Ну-ну, мистер Кейн! Неужели вы решитесь поцеловать невесту до того, как дадите клятву любить и лелеять ее вечно?

Джулиан смотрел на нее и не мог наглядеться. В трепещущем свете горящих свечей она казалась ему прекрасной, но он и представить себе не мог, как она красива, пока не увидел ее при солнечном свете.

— Всю жизнь — до конца моих дней, — поклялся он. — Я уже говорил тебе, что — вампир я или человек — я всегда буду любить тебя! — Нагнувшись, он благоговейно коснулся губами ее лба. — Моя сладкая… любимая. Мой прекрасный ангел…

Порция отодвинулась. Глаза ее угрожающе сузились.

— Только попробуй сказать «Прунелла»! И тогда наша совместная жизнь покажется тебе вечностью!

— Моя сладкая… любимая. Мой прекрасный ангел… — Джулиан, слегка щелкнув ее по носу, прижался губами к ее губам. — Моя Ясноглазка!