Теневые игры

17

Чтобы дойти до Торговой площади, достаточно зацепиться взглядом за самые высокие в городе строения и шагать, не сворачивая, в том направлении. Так я и сделала и вскоре была вознаграждена: ноги вынесли меня на огромное открытое пространство, в середине которого торчала гордая статуя короля на высоченном, в три моих роста, мраморном постаменте. Каменный монарх взирал на своих снующих но площади поданных с выражением благостного и восторженного умиления на застывшем в доброй улыбке лице. Но при этом каким-то непостижимым образом все равно ухитрялся казаться злобным и надутым, способным без долгих рассуждений отправить на виселицу или плаху неугодного ему человека. Ворона, примостившаяся на зубцах короны и деловито чистящая перья, только усугубляла неприятное впечатление и не позволяла задерживаться перед памятником — очень уж красочно представлялось, как она принимает меня еще за одну статую и перелетает на голову уже мне.

Тьма деловито покосилась на птицу, продолжавшую неспешно и обстоятельно наводить марафет, мечтательно облизнулась и поднялась в воздух. Я с любопытством следила за полетом демона, на мгновение даже забыв о конечной цели своего маршрута. А вонато, зашипев от радости, резко спикировала на ворону и едва не поприветствовала собой каменную черепушку нашего глубокоуважаемого монарха, когда птица в последнюю секунду сообразила-таки, что происходит, и стремительно метнулась в сторону.

— Фу, Тьма! — громко закричала я, отзывая демона. Иногда мне просто кажется, что она заражается детскостью и бестолковостью от Торина. — Не хватало еще, чтобы ты перьями давилась или памятник обгадила! Как маленькая, честное слово! Смотри, как бы тебя городская стража за оскорбление монарха не привлекла!

— Это точно, тзмм, — елейным голоском пропел кто-то, стоящий за моей спиной, — Вот только привлекать к ответственности нужно, похоже, вас, да. Неужели вы не знакомы с последним приказом градоправителя?

С каким приказом? — не торопясь оборачиваться и постаравшись не напрягаться так уж заметно, поинтересовалась я.

— Всех хищных домашних животных горожанам надлежит водить в намордниках и на поводках, — охотно просветил меня неведомый доброхот.

— Во-первых, это не животное, а демон. А во-вторых, я приезжая.

— Незнание закона не освобождает от ответственности! Да! высокопарно выдал прописную истину благожелатель, судя но звукам, переминаясь с ноги на ногу. Я выдохнула и резко развернулась на каблуках, готовясь, чуть что, бросаться в нападение или защиту. Впрочем, предпринимать активные действия не пришлось. Если бы я сразу увидела своего собеседника, то разве что посмеялась бы над его претензиями. Взгляд мой скользил все ниже и ниже, пока наконец не уперся в лицо донельзя обиженного моими стремительными действиями коротышки. Гном, одетый в пронзительно-красный свитер и пестрый килт, радующий глаз невыносимым сочетанием розовой и зеленой клетки, явно очень долго отрабатывал такой ласковый и нежный голос, а также придумывал повод, чтобы прицепиться к одинокой девушке, поэтому моя удивленно-саркастическая полуулыбка явно повергла его в грусть и уныние.

— Ну чего смотришь? Чего смотришь-то, я тебя спрашиваю, дылда необразованная? Или представителей самой великой расы никогда не видела?

Последняя фраза насмешила меня еще больше. Я, не сдержавшись, фыркнула, а потом откровенно захохотала, в упор издевательски глядя на «представителя самой великой расы», едва-едва достающего мне до пряжки на поясном ремне.

Гном явно очень обиделся. Борода его, заплетенная в замысловатые хвостики и косички, встопорщилась грозно и воинственно, как старый веник, которым хозяйка нацелилась отходить своего муженька, припозднившегося из трактира, в глазах появилось что-то скверное, а вытянутые вперед руки сами собой сделали несколько жадных хватательных движений.

— Вот я тебя сейчас вместе с твоей хищной тварью изловлю да и городской страже сдам! Пусть мне награду за поимку нарушительницы дадут! Да! — пригрозил «великий», сызнова алчно загребая воздух скрюченными пальцами. Мне стало настолько интересно, как он, при его-то размерах и габаритах, будет меня ловить и волочь на правеж, что я осталась на месте, ехидно улыбаясь, и даже сделала рукой весьма красноречивый приглашающий жест.

Увы, сдаться в плен мне было не суждено.

— Этот назойливый низкорослик докучает вам, гэмм? — неизъяснимо добрым и галантным голосом пропел кто-то за моей спиной, и на сцену выступил новый персонаж. Батюшки, что-то я сегодня пользуюсь повышенным спросом у представителей других рас! С чего бы это? Может, пахну как-то не так? Или одета слишком вызывающе?

Как гном старался привлечь к себе всеобщее внимание, так орк старался быть незаметным. Учитывая рост и размеры, и тому и другому это удавалось из рук вон плохо. Гном был ниже меня на три головы. Так вот, защитник, галантно вступившийся за мою скромную особу, был на эти же самые три головы меня выше. Фигура его, облаченная в какие-то скромные и неприметные тряпки, наводила на мысль о плоде запретной любви между скромным буфетом и широкобортной рыбацкой баржей — от папочки орку достались квадратные объемы, а от мамочки — внушающие невольную оторопь габариты. Невыразимо добрые и заботливые глаза отсвечивали золотистым цветом, в сарделькообразных пальцах слегка подрагивал боевой топор с вычурной вязью узоров на лезвии, на поясе звякали метательные кинжалы, густая шерсть на обнаженных руках стояла дыбом, желтоватые зубы щерились в нежной улыбке… И вот я, такая сильная и неустрашимая, готова бежать от своего защитника куда глаза глядят, на всякий случай прикрывая голову руками и стараясь казаться маленькой и незаметной.

Гном однако же не устрашился, заскакал на одном месте, как ретивая собачонка, пытающаяся цапнуть за ноги конника, и заклацал зубами, да так грозно и многозначительно, что я сделала невольный шаг к своему колоритному защитнику, мысленно покрикивая на Тьму и прикидывая возможные пути отступления. Демон, длинной цепочкой мыслеобразов передав мне расположение близлежащих улочек и подворотен, послушно опустилась на привычный насест и вцепилась когтями в куртку, а я, наплевав на достоинство, предприняла поспешное тактическое отступление спиной вперед в какой-то переулок. Благодаря предусмотрительности Тьмы, позаботившейся с воздуха изучить местность и предоставить своей хозяйке подробный план, я даже знала, куда направить свои стопы. Похоже, не надо было на площадь со статуей сворачивать, а пройти еще немного на восток, как раз бы на Торговую площадь и пришагала. Впрочем, не ошибается только гот, кто вообще ничего не делает.

Торг, развернувшийся прямо перед солидным строением со множеством колонн и витражей, по виду — зданием суда, разнообразием товаров не радовал. На прилавках лежали преимущественно продукты, причем далеко не самого лучшего качества, да кое-где готовое платье и обувь. Неподалеку раскинулся толкучий рынок, и отдаленно не напоминающий каленарский — не было ни шума, ни отчаянных торгов, ни какой-то бесшабашной лихости, свойственной подобного рода местам и мероприятиям. Правда, с дальнего конца торжища слышался пронзительный неумолчный визг; такие звуки представителям разумных рас издавать просто не под силу, поэтому я справедливо решила, что там продается живность, и направила стопы в сторону пронзительного верещания.

Еще на полпути я поняла, что не ошиблась. Визг сменился негодующим хрюканьем, а затем на меня повеяло такой волной ароматов, что даже самому недоверчиво настроенному скептику пришлось бы признать: да, там продают домашних животных. Тьма брезгливо зафыркала и принялась потешно тереть нос сгибами крыльев. Сомнительное амбре скотного рынка ее, равно как и меня, вовсе не приводило в восторг.

Впрочем, особого удовольствия не доставлял не только запах, но и вид продаваемых животных. Таких тощих свиней и общипанных кур я, кажется, никогда в жизни не видывала. А уж про лошадей и говорить нечего: все они только и годились, что на маршрут в один конец — до живодерни, причем по дороге их пришлось бы вести шагом и поддерживать плечом, чтобы несчастные клячи не свалились и не издохли раньше времени.

Я приуныла. Разумеется, я не собиралась покупать для Торина горячего породистого рысака, который проявлением норова вполне способен прикончить моего не слишком ловкого подопечного. Но и приобретать такую клячу ледащую тоже небезопасно — вдруг она возьмет да и сдохнет прямо под седлом, а мой дражайший клиент свалится с ее спины и, отдавая должное своему гадкому характеру, убьется мне назло?!

Пронзительное конское ржание, вдруг донесшееся до меня сквозь визг вновь взявшихся выражать свое мнение поросят, показалось мне музыкой по сравнению с тем жалким кашлем, коим радовали предполагаемых покупателей выставленные на торг еле дышащие животины. Резко развернувшись на каблуках в поисках источника звука, я увидела, как торговцы поспешно разводят свой жалкий товар в разные стороны, освобождая место для новоприбывшего.

— Поберегись! — крикнул один из барышников, подхватывая меня за талию и оттаскивая с места событий. Восстановив дыхание, сбившееся от резкого рывка, я сердечно поблагодарила его за заботу: негоциант буквально на руках вынес меня из-под копыт взбесившейся черной, как сам Мрак вековечный, зверюги, которой торжище, видимо, очень не понравилось, и она не постеснялась тут же продемонстрировать свое недовольство всем окружающим.

Конь был просто потрясающий: высокий, статный, длинноногий, с внимательными темно-шоколадными глазами и крепкими зубами, которыми он лязгал не хуже давешнего гнома. Грива и хвост, обычно заплетаемые барышниками в идиотские косички, развевались легко и свободно. Угольно-черная масть оттенялась только трогательной белой «звездочкой» на лбу да несколькими будто сединой высеребренными волосинами хвоста. Огромные глаза, опушенные длинными ресницами на зависть всем модницам, смотрели нервно и настороженно, конь словно отовсюду ожидал опасности и готовился встретить ее достойно, как и полагается такому красавцу и силачу.

— Который день уже приводит, все продать надеется, — проинформировал меня мой спаситель, насмешливо глядя на повисшего на уздечке купца, старающегося сдержать своевольного скакуна, но не слишком в этом преуспевающего. — Разве ж найдется самоубийца, который на этакое чудище по доброй воле да за свои же кровные взгромоздится?

Я, покусывая нижнюю губу, воззрилась на нравного красавца, лихорадочно размышляя и прикидывая. Храны хорошие, можно даже сказать, отличные наездники, в нашей профессии без этого нельзя, но на такого нервного и сильного коня я бы, пожалуй, сесть все же не рискнула. А уж бесценную жизнь сиятельного милорда Торина ему и подавно доверять нельзя было бы ни в коем случае. Но… Выбора-то, собственно говоря, особенного не было. Не покупать же благороднорожденному графу полудохлую клячу, одну из тех, которые с трудом выдерживают вес собственных костей, а уж под моим упитанным подопечным наверняка просто переломятся пополам!

— А сколько стоит этот конь, уважаемый? — Вопрос слетел с губ прежде, чем я успела осмыслить, что, собственно говоря, несу. Впрочем, хозяин заинтересовавшего меня жеребца наверняка даже не услышал его, утаскиваемый своим нравным товаром в сторону небольшого загона с оградой из жердей, где обычно барышники наглядно демонстрировали все достоинства и недостатки продаваемых лошадей.

— Эй, тэмм, вам жить надоело? — испуганно охнул спасший меня купец, всплескивая холеными полными руками сибарита, — Вот взгляните-ка лучше на моих коняшек! Умны, прекрасно выезженны, а главное — смирны и послушливы, в отличие от того черного демонова отродья, которое едва не станцевало польку на вашей, тэмм, прекрасной груди!

Я, пропустив мимо ушей неуклюжий комплимент, скептически посмотрела на «послушливых» и поняла, что им просто ничего другого не остается — в том жалком состоянии, в каком пребывали предлагаемые мне кони, не посвоевольничаешь.

— Нет, спасибо. Я лучше того попробую сторговать — мне всегда нравился черный цвет, — беззаботно улыбнулась я, придерживая Тьму, уже рванувшуюся к лошадям-задохликам. Правда, интерес вонато носил чисто гастрономический, а не деловой характер.

Пока я дошагала до объекта своих притязаний, хозяин «демонова отродья» успел запереть свой несговорчивый товар в замкнутом пространстве загона и даже без особых жертв вылезти, с трудом протиснувшись между огораживающими это нехитрое сооружение жердями. Угольно-черный красавец замер, настороженно втягивая воздух раздувающимися ноздрями и кося на купца недоверчивым карим глазом. Я вновь невольно залюбовалась этим потрясающим живым совершенством. Видимо, боги, когда создавали его, пребывали в хорошем настроении и потому щедро наградили свое творение красотой, фацией и силой. Впрочем, потом они явно решили, что хорошенького понемножку, и с избытком наделили коня норовом, упрямством и прочими малоприятными для всадника характеристиками.

— Сколько стоит? — мягко повторила я, дошагав до купца. Устало вытирающий лоб мужчина недоуменно покосился на меня и продолжил свое нехитрое занятие; видимо, мой вопрос просто не дошел до его сознания. Потом барышник все-таки сообразил, что кто-то заинтересовался его сомнительным товаром, и приосанился. В глазах затанцевали холодные искорки торгашеской алчности, которые, однако, быстро погасли при взгляде на мою простую, удобную и недорогую одежду. Рассказывать о том, что я после выполнения своего последнего заказа вполне могу позволить себе куртку, шитую золотыми пластинами, я благоразумно не стала и вновь спокойно повторила свой вопрос о цене коня.

— Ох, тэмм, верите, нет, очень хочется избавиться от этого демона в лошадиной шкуре, — душевно поделился со мной купец, нервно оглядываясь на свой товар. «Гот, как по заказу, хлестнул хвостом так, что забор из жердей даже покачнулся. — Но не ценой же вашей жизни! Да я потом ни в каком храме от такого греха не отмолюсь!

— Ну мне ли демонов бояться, — криво ухмыльнулась я, демонстративно почесывая жмурящуюся от удовольствия Тьму под нижней челюстью. Побледневший торговец как завороженный уставился на мои пальцы, водящие по чешуе вонато в каком-то дюйме от страшных клыков, способных без особых хлопот вспороть горло человеку. Потом опомнился и отрицательно затряс головой:

— Нет-нет, и не уговаривайте! Да разве я позволю, чтобы…

— Эдак вы никогда коня не продадите, — душевно предупредила я, продолжая любоваться статным длинногривым красавцем, нервно переминающимся с ноги на ногу в своем загоне.

— Но ведь убьетесь же! — с совершенно не торгашеской заботой о клиенте взвыл купец, воздевая руки к небесам, словно приглашая самих богов полюбоваться на мое безрассудство. — Как есть убьетесь!

— А я не себе коня покупаю, — абсолютно честно сообщила я.

— А кому? — тут же заинтересовался один не в меру любопытный барышник, из тех, кто подтянулся поближе и с явным удовольствием внимал нашим деловым переговорам.

— Мужу! — нагло отозвалась я, уперев руки в бока, мол, попробуйте кто-нибудь со мной спорить. Купцы дружно затрясли головами, в их глазах ясно читалось сомнение в моей умственной состоятельности, а также все многообразие наказаний, коим подвергнет свою спутницу жизни супруг, разглядев, что за сокровище в уздечке привела ему явно мечтающая стать вдовой женушка, — Так сколько стоит этот конь, уважаемый?

— Двадцать шесть золотых! — припечатал торговец, явно надеющийся, что я испугаюсь такой несусветной цены и тут же убегу на поиски более дешевых животных.

Я, однако же, не устрашилась и откровенно захохотала:

— Двадцать шесть золотых?! Да вы шутите, почтеннейший! На живодерне вам за него дадут не больше двадцати пяти, да и то медяков! А никуда, кроме как в сие достойное заведение, такую социально опасную скотину вам сплавить не удастся! У меня не так много денег, и только поэтому я готова рискнуть жизнью, приобретая дикую, явно необъезженную и очень агрессивную зверюгу. Предлагаю свою цену: пять золотых, и ни серебреником больше.

Купцы дружно ахнули и вопросительно воззрились на хозяина коня. Тот сунул пятерню под мохнатую, траченную молью шапку из лисьего меха, задумчиво почесал темечко, потом, видимо решив развлечь всех окружающих не только занимательной беседой, но и интригующим зрелищем, вкрадчиво предложил:

— Будь по-вашему! Я отдам вам этого великолепного, молодого, полного сил и здоровья коня всего лишь за пять золотых, но только если вы сможете его оседлать и проехать три круга но загону, не слетев со спины этого в высшей степени замечательного, но немного нервного жеребца. Деньги вперед! И в случае неудачи они не возвращаются.

Я поперхнулась своей нахальной улыбкой и едва не раскашлялась от удивления. Предлагая абсурдно маленькую цену, я, разумеется, не рассчитывала, что негоциант на нее согласится — надеялась, что он возмутится, начнет призывать богов в свидетели моей жадности и своей бедности, кричать, бить шапкой оземь и отчаянно торговаться. В результате чего после получаса криков, споров и размахивания руками конь перейдет в мою собственность золотых за пятнадцать-шестнадцать, не меньше, — каких скидок на норов ни делай, но жеребец и впрямь молодой, здоровый и стоить должен немало. А тут такое провокационное предложение!

В моей душе началась нешуточная баталия: тут же встрепенувшаяся жадность вступила в жаркую схватку с благоразумием и инстинктом самосохранения. В самом деле, ну не последняя же я наездница на землях Сенаторны! Совершенно не обязательно, что этот конь меня сбросит… Потом я посмотрела на тяжелые, подкованные металлом копыта и внутренне содрогнулась: уж если я все-таки вылечу из седла, то до Кларрейды точно не доберусь, потому как с проломленной головой только во Мрак вековечный отправиться и получится. Вернее, есть еще один пункт назначения мир надлунный, но меня с моим грузом грехов туда вряд ли возьмут.

На этом месте моих размышлений жадность, поняв, что терпит поражение, призвала на помощь своих верных союзников — алчность и расчетливость. Втроем они быстро сломили сопротивление благоразумия. Инстинкт самосохранения еще потрепыхался немного, но вскоре-тоже сдался на милость победителя. Я сделала глубокий вдох, улыбнулась и, нашаривая в кошеле деньги, шагнула к загону:

— Принесите мне седло!

Только бы жаждущие развлечения мужчины не приволокли дамское, из которого можно легко выпасть даже на медленном шаге полудохлой от голода клячи! Но столь редкой в обиходе горожан вещи купцы найти не смогли и минут через пять вручили мне добротное, удобное мужское седло со щегольскими бляхами и эффектными узорными стременами. «Интересно, а сбрую покупать надо? Или Торин обойдется старой?» — хмуро подумала я, подергав ремешки и убедившись в их крепости. Хорошее седло, прочное. Хотя бы из-за лопнувшей подпруги на землю не свалюсь, и то уже радость.

Уже на подходе к загону я спокойно осведомилась у свиты купцов, сопровождавших меня, аки придворные кавалеры — королеву:

— А имя у коня есть?

Мужчины переглянулись, потом хозяин объекта моих притязаний, потупив взор, сконфуженно проинформировал:

— Э-э-э… Ну видите ли, имя-то, конечно, есть, не без этого… Только вот не отзывается эта скотина на него, лишь в ярость приходит да лягнуть или укусить норовит… Ну не для всеобщих ушей это…

— А вы тихонечко, только мне, — подбодрила я, немало удивленная и заинтригованная. Негоциант помялся еще немного, потом все же подошел вплотную и донельзя смущенным голосом сообщил очень длинную кличку коня. Упс… Кажется, я начала краснеть. Подобное имя и впрямь не для всеобщих ушей. Но теперь хотя бы понятно, почему жеребец после произнесения этого прозвища ярился и пытался достать доброхотов копытами или зубами. Я бы на такое тоже обиделась, да еще как. Шутка ли — в пяти словах, составляющих конское имя, только одно приличное, да и то — предлог!

Тьма, чувствуя мои мысли и намерения, завозилась, взмахнула крыльями, встревоженно заклекотала и даже попыталась прихватить меня клыками за ухо, явно демонстрируя свое неодобрительное отношение к подобного рода затеям. Я не глядя сняла ее «с плеча и пересадила на жерди, огораживающие загон. Вонато, прекрасно понимая, что хозяйке сейчас не до нее, крепко вцепилась когтями в потемневшую от непогоды древесину, нахохлилась и замерла, будто гипнотизируя коня, тут же с любопытством потянувшегося в ее сторону. Я, пользуясь его рассеянным и невнимательным состоянием, легко перемахнула через ограду и, помахивая потником, медленно двинулась к жеребцу. Седло, брошенное после знакомства с экспрессивным и своеобразным прозвищем коня, так и осталось валяться на земле, я справедливо рассудила, что если уж длиннохвостый красавчик душевно приложит меня копытом, то сей предмет будет последним, что мне понадобится.

— Ну и чего ты такой нервный? Такой красивый и такой нервный… А смотри, что у меня есть, — вкрадчиво заговорила я, вытягивая руку, в которой зажала найденный в кармане куртки сухарь. К нему кое-где прилипли нитки и пыль, но жеребец все равно заинтересовался и сделал благосклонный шаг вперед. Я воспрянула духом и тоже слегка приблизилась к нему, сосредоточив все внимание на собственной руке и стараясь, чтобы она не дрожала так уж заметно.

Клац! Сухаря как не бывало, конь деловито захрупал, кося на меня недоверчивым карим глазом, а потом резко наклонил голову и обнюхал мою ладонь, как простая дворняжка. Я дождалась, пока он закончит тщательное изучение моей пустой руки, потом, осмелев, подошла к нему вплотную и запустила пальцы в густую шелковистую гриву. Жеребец всхрапнул, потом фыркнул, потом вздохнул и этим милостиво ограничил выражение своих эмоций.

— Вот ты у нас какой красивый, вот какой умный… Как бы тебя, такого черного и нравного, назвать? — вслух призадумалась я, перебирая прямые темные пряди негнущимися от волнения пальцами. — Вихрь? Ветер? Нет, это слишком избито и банально. Знаешь, я никогда не была на море осенью или зимой, но слышала, что во время плохой погоды волны и небо там становятся одинаково черными и грозными. И называется это все штормом. По-моему, звучит очень даже неплохо! Хочешь себе такое имя?

Судя по протяжному вздоху и удивительно миролюбивому поведению, новое прозвище жеребца вполне устроило. Впрочем, после того, как его величали торговцы, я думаю, любое бы подошло, лишь бы его на людях не стыдно было произносить.

— Вот и молодец, вот и умница, — ласково забормотала я, подхватывая потник и аккуратно устраивая его на спине Шторма. Потом повернулась и наклонилась за седлом. Поразительно спокойные и мирные фырканья жеребца усыпили мою бдительность, поэтому сильный толчок в спину и последующее падение на колени перед седлом, как перед божественным диптихом в храме, стало для меня некоторой неожиданностью.

Замершие вдоль загона мужчины с готовностью разразились обидным хохотом и ехидными комментариями, ясно показывающими, сколь невысокого они мнения о моих неуклюжих действиях. Я же, не вставая, начала очень медленно и мягко, чтобы ни в коем случае не испугать жеребца, поворачиваться к нему лицом, холодея при мысли о пудовых копытах, которые сейчас опустятся мне на голову или шею. Но Шторм нападать не собирался. Во всяком случае, немедленно.

Наконец обернувшись, я нос к носу столкнулась с любопытной мордой коня, наклонившейся и шумно обнюхивающей мои волосы, а потом и куртку в явной надежде отыскать в карманах еще что-нибудь вкусненькое.

— Ну ты меня и напугал, — тихо пожаловалась я, плавно перетекая в вертикальное положение и выставляя перед собой подхваченное с земли седло, — Знаешь, у тебя довольно специфическое чувство юмора. Мне кажется, мы поладим, если оба будем сдерживать свое ехидство. Кроме того, должна заметить, что обладаю на редкость вздорным характером, но не терплю проявления оного в окружающих. Поэтому…

Шторм, благосклонно слушая мою ничего не значащую; болтовню, сделал вид, что не заметил, как я пристроила на его спине седло и затянула подпругу. Он даже позволил мне осторожно усесться и подобрать поводья. И только потом без всякого предупреждения взвился на дыбы.

В замке Рэй воспитанников обучают верховой езде довольно жестоким, но весьма действенным методом: наставник усаживает бывшего раба в седло и изо всех сил хлещет лошадь по крупу, подкрепляя удар кнута несколькими громкими и не всегда приличными фразами. Что предпримет благородное животное после такого оскорбления словом и делом, остается только гадать. Чаще всего кони или поднимаются на дыбы, или срываются в бешеный галоп. Но есть и такие, которые начинают скакать, как зайцы или мышкующие лисы. И вот это самое опасное для седока поведение, потому что движения лошади непредсказуемы и предугадать ее действия в следующую секунду просто невозможно. В качестве метода обучения подобный способ себя вполне оправдывает: жить захочешь — в седле усидишь, и как с конем справиться, сообразишь. А трусоватым неумехам в рядах хранов не место.

Но Шторм в подобные крайности бросаться не стал. Он просто поднялся на задние ноги и едва ли не пару шагов на них прошел, молотя в воздухе передними копытами весом с добрый булыжник. Я привычно согнулась и мертвой хваткой вцепилась в поводья, красочно представляя, как сейчас вылечу из седла и поприветствую затылком жерди ограждения. А то и кого из купцов-зрителей сшибу.

Жеребец опустился на все четыре конечности так внезапно, что я даже испугалась. Но Шторм подо мной замер каменным изваянием, больше не пытаясь продемонстрировать свой норов.

— Ну давай, мальчик, — на удивление спокойным, почти не дрожащим голосом попросила я, слегка тряхнув поводьями и все еще не веря, что до сих пор жива и держусь в седле. — Давай, потихонечку, не торопясь, три кружочка… И не надо своевольничать или шутить, я сейчас не в том положении, чтобы оценивать твой тонкий юмор.

На аккуратное сжатие коленей Шторм отреагировал именно так, как и полагалось хорошо выезженному коню: фыркнул и двинулся вперед неспешным, будто бы даже танцующим шагом, слегка помахивая хвостом и не позволяя себе никакой самодеятельности. Я слегка покачивалась в седле и инстинктивным, неистребимо женским жестом пыталась пригладить наверняка растрепанные и стоящие дыбом волосы.

Тьма, не смевшая тревожить меня даже робкими обрывками мыслей и внимательно наблюдавшая за построением сложной системы взаимоотношений между мной и конем, решила, что пришла пора чествовать победителя. Вернее, победительницу. Вонато с восторженным клекотом снялась с жерди и спикировала прямо на переднюю луку седла. Я невольно зажмурилась, слишком хорошо зная, как остро и резко порой реагируют лошади на налетевшего на них хищного клыкастого демона. Но Шторм, видимо, решил, что лучше бы его переименовали в Штиль, и вел себя образцово: покосился на прибавление на своей спине и лишь элегически вздохнул, но больше никаких эмоций не проявил и неудовольствия не выразил. Просто поразительное поведение после его бешеных прыжков и скачков, едва не прикончивших торговца и отпугнувших всех потенциальных покупателей!

В общем, положенные купцом три круга мы проехали без каких-либо эксцессов. Я делала вид, что беззаботно охорашиваюсь и поглаживаю Тьму, хотя прекрасно помнила, как Шторм заставил меня брякнуться коленями в пыль, и потому пребывала в предельно внимательном и настороженном состоянии. Истинным наслаждением было следить за постепенно вытягивающимися лицами барышников! Они явно не верили своим глазам и настороженно переспрашивали друг у друга, правда ли, что мрачная девушка с пепельными волосами и любимым демоном только что справилась с конем, на которого по причине его буйного нрава никто из покупателей даже смотреть не хотел? Я же, торжествуя победу, в конце третьего круга толкнула Шторма каблуками и направила его прямо на ограду, через которую он и перемахнул без видимых усилий и демонстрации своего недовольства.

Купцы, слишком хорошо помнящие, как этот конь полчаса назад едва все торжище не разметал, порскнули в разные стороны, явно не слишком доверяя внезапному превращению злобного демона в лошадиной шкуре в безобидного кролика. Тьма, привычно устроившаяся на холке моего ездового животного, посматривала по сторонам важно и заносчиво, как благороднорожденная леди, выехавшая в позолоченной карете на утреннее гулянье. Я, надо думать, имела не менее надменный и гордый вид.

— Как вы это сделали? — удивленно выдохнул один из барышников, на всякий случай отступающий от нашей колоритной троицы и явно готовящийся при первом же намеке на опасность дать бесславного деру.

— Ласка хороша в обращении не только с женщинами, — насмешливо подковырнула я, выпрямляясь в седле и демонстрируя воистину королевскую осанку. — Лошади и демоны тоже очень любят нежность и заботу. Равно как и тех, кто умеет их проявлять.

Тьма развернула крылья и насмешливо зашипела, демонстрируя впечатляющий оскал. Шторм даже ухом не повел. Я, склонившись, неожиданно для самой себя погладила его по шее, а потом потрепала за ушами восторженно взвизгнувшую вонато. Кажется, мы нашли друг друга…

К гостинице я подъехала торжественно и важно, как выбравшаяся на конную прогулку королева. Молоденькая служанка, та самая, которая вчера кувшин с водой нам принесла, развешивала во дворе выстиранное белье. При виде нас она взвизгнула почище Тьмы и ринулась ко мне, едва не сшибив с ног удивленно покосившегося на нее Шторма.

— Госпожа! Ой, госпожа, как славно, что вы вернулись! Тут такое творится…

— Доброе утро, — спокойно поздоровалась я, даже не пытаясь вырвать из ее цепких ледяных пальцев свою ногу, в которую девушка вцепилась с такой силой, что наверняка вполне могла бы стащить меня с седла, — А что случилось?

— Господин… Ну тот, с которым вы в одной комнате ночевать изволили… Он проснулся и дернул дверь, а она заперта оказалась. Он кричать начал и всех на ноги поднял. Хозяин сам попытался вышибить дверь, но у него ничего не получилось. А господин в комнате прямо заходится, будто его там на части рвут…

— Торин! — охнула я, буквально слетая со спины Шторма. Тьма с испуганным клекотом снялась с моего плеча и метнулась вверх, словно надеясь найти в небесах защиту, — Пожалуйста, подержите коня! Я мигом!

Ну если аристократенок ухитрился найти приключения на свой благороднорожденный зад даже в наглухо запертой комнате… Ну я его…

Пока я бежала по гостинице, успела придумать уйму прененриятнейших вещей. А что, если Торин рухнул с кровати и расшибся до полусмерти? Или запнулся за ковер, упал и разбил лоб? Или вздумал подышать воздухом и вывалился из окна? Впрочем, тогда бы он не орал и не бушевал в комнате. А вдруг на него там мышь или крыса напала? Или кошка влезла, или хищный демон в окно влетел, или прусак из угла выскочил? С такого божьего недоразумения, как Торин, станется пасть жертвой коварного насекомого — попятится он от него, наткнется на что-нибудь, упадет и убьется насмерть.

В коридоре, который вел к комнатам, народу хватало. Хозяин гостиницы топтался на одном месте и причитал, как на похоронах любимого родственника, во весь голос заверяя, что плотника уже вызвали, он прибудет сию секунду, пускай милорд не нервничает и не крушит его почтенное заведение. Прочие постояльцы, ахая и поддакивая, сгрудились вокруг него. Дверь в комнату Торина тряслась и прогибалась, будто в нее изнутри ломился разъяренный верне гок. Иногда косяк вспыхивал слабым темно-синим светом, ясно свидетельствующим, что мой подопечный призвал на помощь свои невеликие магические умения.

— Стой! Не видишь, что тут творится?! Сдурел, видимо, твой милый работодатель окончательно, а тут еще и двери, как назло, намертво заклинило, ни туда ни сюда! — Сильные руки внезапно обхватили меня за плечи, чем здорово замедлили, а гам и вовсе свели на нет темп моего передвижения. Вэррэн даже приподнял меня немного, я пару раз еще рефлекторно дернула ногами, словно продолжая бежать по воздуху, потом смирилась и аккуратно выскользнула из объятий альма на пол.

— Это я! Я заперла дверь и наложила на нее заклинания, чтобы Торин не мог выйти! — повинилась я, делая шаг по направлению к комнате с бушующим аристократенышем. Вэррэн, однако же, так просто отпускать меня явно не собирался и поймал мою ладонь:

— Зачем?

— Для его же безопасности, — нетерпеливо пояснила я, пытаясь взмахами свободной руки развеять наложенные мною заклинания. — Однако это было уже излишним. Никакая магия не выдержит, если ее срывать с такой силой и страстью. Тем более что Лорранский явно задействовал и свои собственные чародейские умения.

Дверь буквально рассыпалась в щепочки, и на пороге предстал мой подопечный.

Вид возникшего в пустом дверном проеме Торина был страшен. Глаза полыхали алым, как у дикого демона, застигнутого над тушей растерзанной им коровы, расшибленные в кровь руки тряслись, каштановые кудряшки стояли дыбом, по коже шли синевато-серые разводы, ясно указывающие на недавнее применение каких-то довольно мощных заклинаний, а из горла вырывалось нечто весьма похожее на угрожающее рычание. Ой-ой-ой… Что с людьми магия делает… Нет, я, конечно, слышала, что она может сильно изменить внешность любого представителя разумной расы, но и не подозревала, что настолько.

Сказать по правде, я испугалась. И ничего постыдного в этом не видела. Возможно, я действительно порой перегибала палку и вела себя с клиентом как с неразумным ребенком, позволяя себе забывать, что на самом деле это мужчина, пусть и глуповатый, и наивный, и плохо приспособленный к жизни. Но все-таки это взрослый человек, к тому же маг, а я предпочитала легкомысленно махнуть на это рукой. И, если бы Торин тогда вздумал меня побить, я бы, наверное, не сопротивлялась. Другое дело, что он наверняка даже пощечину не смог бы дать, не ушибив при этом руку и не поскользнувшись на ровном месте.

И тут случилось невероятное. Вэррэн отпустил меня, сделал два шага вперед, а потом шаг влево, и я оказалась за его спиной. Надежной такой спиной, широкой, уверенной. Я настолько привыкла сама осуществлять подобные маневры, прикрывая собой других, что даже растерялась сначала, не зная, как себя вести в столь странной и необычной ситуации. Впрочем, вне привычного амплуа долго оставаться мне не пришлось: хозяин гостиницы и толпящиеся около него люди как посмотрели в сторону остервеневшего Торина, так как-то сразу поняли, что с ним лучше не связываться. И на редкость дружно и слаженно отступили за мою спину. Места там всем, разумеется, не хватило, поэтому самые умные начали очень тихо и спокойно покидать место действия, стараясь напустить на себя самый серьезный и занятой вид, дабы никто не заподозрил, что они попросту струсили.

— Торин, успокойся, — мягко начал Вэррэн, вытягивая вперед когтистую руку, дабы было чем оборониться от графенка, если тот вдруг от великого ума вздумает броситься. Вторая рука, заведенная за спину, несколько раз сделала рассеянные хватательные движения, и я, поняв, что они означают, вцепилась в его ладонь. Альм едва заметно кивнул и начал неспешное отступление задом наперед. Я, дабы не столкнуться с ним, двигалась в том же темпе и в том же направлении. Однако это меня уже не спасло — видимо, из-за спины Вэррэна мелькнули мои волосы. А может, на мысль навела привычно топчущаяся по моим плечам Тьма. Во всяком случае, Торин, явно сообразивший, кто повинен в его недолгом заточении, бросился вперед:

— Вот ты где, подлая! Всю жизнь мне испортила!

«Убьет», — невероятно остро и четко поняла я, испуганно приседая за надежной спиной альма. Раньше я не верила, когда кто-то утверждал, что под шкурой овцы может скрываться волк. Овца — что с нее возьмешь? Глуповатая, бестолковая, неловкая… Теперь же я поняла, что это горькая правда. Стоит безобидное животное довести до определенной кондиции бешенства — и оно охотно демонстрирует устрашающие клыки. Или еще что похуже: Торин, раздуваясь от негодования, полыхнул своими демоническими глазами так, что задымились легкие тюлевые занавески. Потом между его пальцами начали угрожающе потрескивать ка- кие-то разряды, похожие на молнии. И вот тут-то я наконец сообразила, что с обозленным недоучившимся магом шутки плохи.

По-видимому, Вэррэн тоже понял, что разъяренный аристократеныш способен натворить серьезных бед. А может, просто решил переждать грозу в каком-нибудь более спокойном и тихом местечке. Во всяком случае, альм круто развернулся и, подталкивая меня перед собой, ударился в бега под аккомпанемент возмущенных воплей Торина и своих собственных криков:

— Осторожно! Спасайся, кто может!

Самые отважные зрители, еще присутствовавшие при этом спектакле, мигом вняли его призыву и с редкостным единодушием порскнули в разные стороны. Вэррэн, легко опередивший далеко не самую медлительную храну и теперь тащивший меня за собой, быстро вырвался в лидеры, слетел на первый этаж, не затрудняя себя спуском по узкой лестнице, а попросту перескочив через перила и заставив меня последовать его примеру, и выбежал на крыльцо. За нами ринулись наиболее быстроногие и рассудительные из зрителей.

Всей толпой мы едва не сбили служанку и Шторма, по-прежнему переминающихся во дворе. Жеребец нервно прянул в сторону, девушка повисла на поводе, а самые испуганные уже брали штурмом забор, отчего-то упорно не замечая распахнутых ворот.

— Цела? — Вэррэн остановился, внимательно оглядел меня с ног до головы и, явно удовлетворившись осмотром, кивнул: — Однако же… Кто бы мог подумать, что этот увалень может остервенеть до такого социально опасного состояния?

Ответить ему я не успела: из окна второго этажа высунулась первопричина нашего бегства и, разглядев виновницу своего заточения, завизжала так, что затрясся весь город:

— А ну иди сюда, бесстыжая! Я сейчас ка-а-ак спущусь, да и…

— Чтоб тебя утки затоптали да куры загребли! — от души заорала я в ответ, оценив разделяющее нас с аристократенком расстояние и поняв, что мгновенной атакой ему меня не достать. Но за уже проверенное укрытие — спину Вэррэна — я все-таки на всякий случай спряталась, уж очень спокойно и надежно там было отсиживаться. И теперь покрикивала оттуда, как не слишком отважная собачонка, облаивающая чужаков из-за забора: — Прекрати буянить! Я всегда действую только в интересах твоей безопасности!

— А кто меня на турнире чахоточным слабаком выставил?!

— Сам виноват! Нечего было на дуэль вызывать!

— А из-за кого меня из родного поместья выставили?

— Сам виноват! — не придумав ничего более умного, с жаром повторила я, — Нечего было к тюрьмам таскаться и не в свои дела лезть!

— А почему у меня лошадь захромала?

— Сам виноват! Надо было внимательнее к бедному животному относиться! Кстати, я тебе нового коня купила! Спускайся, познакомься с ним!

— Правда? — дрогнувшим голосом поинтересовался Торин, мигом растеряв весь свой боевой запал. — Я сейчас, сейчас! Ой, подождите же меня!

Голова в окне исчезла. Я облегченно выдохнула и повернулась к Вэррэну:

— Кажется, гроза прошла стороной, не поразив нас ни громом, ни молниями. Но ты прав: кто бы мог подумать, что он так взбеленится из-за какой-то несчастной наглухо запертой двери!

— Я бы тоже обозлился, — раздумчиво сообщил мне альм, пряча глаза. Ясное дело. Я бы, скорее всего, тоже в восторге не была. Но одно дело я или Вэррэн — вполне самостоятельные люди-нелюди, способные постоять за себя и не вляпываться в ежечасные приключения на ровном месте, и совсем другое — балованный, изнеженный Торин, умеющий находить себе проблему там, где никто другой и почесаться не подумает.