Тень и душа

Она подбежала и запрыгнула на него, прежде чем тот снял шлем.

— Я в порядке, детка. Я в порядке. В порядке.

Бесспорно, она могла лишь кивнуть ему в шею и крепко обнимать. Он поднёс руку к её лицу, слегка оттолкнув назад, чтобы он мог поцеловать её.

— На кухне есть еда, — произнёс Барт где-то за ними. — Нагружайте тарелки, а потом Хус хочет, чтобы мы отправились в… Часовню… в мой кабинет. Нам нужно подвести итоги.

Фейт слышала, и она знала, что Майкл тоже слышит, поскольку он немного напрягся, когда заговорил Барт. Но он не перестал целовать её, так что она осталась там, где была, обернувшись вокруг него всем телом, их рты были соединены, а языки сплелись.

Коннор театрально прочистил горло.

— Окей, любители порнушки. Внутрь.

А вот в ответ на это Майкл взял её под руки и опустил на землю. Он снял шлем и положил его на байк.

— Попридержи эту мысль. Я должен разобраться с этим.

— Понимаю. Я подожду.

Он взял её за руку, и они отправились внутрь.

Так странно, но это ощущалось так нормально. Так правильно. Это её клуб. Фейт ощутила себя старухой Майкла, как будто именно в это мгновение в доме Барта, приветствуя его, вероятно, после убийства людей, что обстреляли клуба, она чувствовала, что Майкл на самом деле её и даже больше чем прежде. Люди умерли, и всё же она чувствовала себя надёжно защищённой и... в безопасности.

Она чувствовала себя дома

~oOo~

К тому времени, когда мужчины вышли из кабинета Барта, дети проснулись и поели. Райли и Фейт сидели в гостиной, пока дети шумно играли в углу, где находился маленький домик с изысканным кухонным уголком и другой мебелью. Видимо, причудливой игровой комнаты было недостаточно.

Но Фейт наслаждалась, наблюдая за их игрой, и думала, что может стать частью всего этого. В игровую комнату детей было не загнать. А здесь они находились в центре всего. Комната была освещена солнечным светом и наполнена радостной болтовней детей, и ощущалось это просто чудесно. Даже во время осадного положения.

Лекси — красивая маленькая девочка с длинными светлыми кудряшками, давала указания Йену и Такеру, но они, кажется, были совершенно довольны этим. Фейт наблюдала за тем, как Такер помешивал «кашу» маленькой деревянной ложкой в маленьком серебряном ковшике на деревянной плите, в то время как Йен расставлял на столе пластиковые тарелочки и чашечки принцессы. Так мило и так нормально. Как много всего нормального было в этой странной жизни. И в том, что её одинокая жизнь начала ощущаться как сон, который прошёл. Или как уже полностью оконченную часть.

Она должна найти время и способ, чтобы рассказать Майклу единственный секрет, который остался между ними. Она должна была убрать это с их пути, обнулив последнюю вещь, которой Марго может причинить им боль, так чтобы они могли быть вместе и создать новую жизнь — настоящую жизнь. Правда причинит ему сильную боль. Биби думала, что Майкл не справиться с этим, и Фейт полагала что она, возможно, права. Но это оставалось между ними, стояло на их пути, и поэтому она должна была всё рассказать ему. Если бы он наткнулся на Марго, когда та думала, что сейчас то, что происходило десять лет назад… это был бы точно самый болезненный способ для него узнать всё с лишними слоями чувства предательства.

Но она боялась. Он так сильно пострадал в своей жизни. Как стать той, кто ещё больше причинит ему боли? Боже.

Майкл вошёл в комнату и остановился, наблюдая за сыном с нежной, умиротворённой улыбкой на лице. Он казался более расслабленным, чем Фейт когда-либо могла вспомнить. Он повернулся к ней, и его улыбка стала ещё больше. Он был… счастлив. Утром после такой ночи, даже со всеми потерями и опасностью, Майкл прямо сейчас переживал момент мира. И Фейт хотела заморозить время и позволить ему испытывать этот миг вечность.

Такер увидел отца и прекратил трудиться над кашей.

— Па! — он быстро побежал к нему, и Майкл подхватил его и сильно обнял.

— Люблю тебя, Человек—мотор! Веселишься?

Такер серьезно кивнул.

— Готовлю… э… эээ… — Такер наклонил голову на бок, его лоб сморщился от концентрации. — Помог Лекси.

Это было самое длинное предложение, состоящее из узнаваемых слов, которое слышала Фейт за всё время от Такера, и, видимо, также было для всех взрослых, слышавших его. Глаза Майкла и Райли широко округлились от радости.

— Нравиться помогать Лекси? И Йену?

Такер кивнул в ответ на вопрос отца.

— Угу. Готов еду.

Майкл посмотрел над головой Такера на Фейт. Его глаза сияли. Он поцеловал сына.

— Вот и здорово, тогда тебе лучше вернуться к этому. А я ненадолго поднимусь наверх с Фейт, ладно?

Он произнёс это тем же самым мягким тоном голоса, который использовал для разговора с Такером, но в этот момент смотрел на Райли, которая улыбнулась ему и кивнула. Майкл опустил Такера вниз, и мальчик вернулся к своим делам.

— Каша подгорает, Так. Ты должен её постоянно помешивать, — предостерегла Лекси — маленькая утонченная копия Гордона Рамси. Такер кивнул и возобновил процесс перемешивания каши.

Фейт встала и подошла к Майклу. Он обнял её своей большой рукой с тёплой и грубой кожей и повёл наверх. В верхней части лестницы находилась лофт-зона, которая была устроена как ещё одна семейная комната с ещё одной стеной электроники. Видимо, либо Барт, либо Райли по-настоящему увлекались передовыми технологиями… скорей всего, Барт. Майкл провёл её через эту зону дальше по коридору, как будто точно знал, куда идёт. Ну, конечно же. Барт был его братом — вице-президентом клуба. Скорей всего, он бывал здесь бесчисленное количество раз.

Он провёл её через дверь в небольшую (по сравнению со всеми остальными комнатами, которые она здесь видела) спальню. Затем закрыл дверь и прижал Фейт к ней, сразу же наклонившись к ней, накрывая её рот своим.

У неё перехватило дыхание… не от силы или давления, а от ощущения контроля. Майкл всегда был... ну, нерешительным в начале их сексуальных отношений, всегда боролся с собой, всегда пытался дать ей пространство, чтобы отступить. Обычно всё менялось, когда они полностью погружались в чувства, но менялось всё только из-за того, что он проигрывал бой с самим собой.

Прошлой ночью он схватил её за волосы и притянул к себе, и это было самым сильным проявлением контроля с его стороны за всё время с ней. Она не была любительницей любого вида доминирования… вообще нет… но она решила для себя, что это проявление его силы очень даже горячо.

А оказаться прижатой к двери, когда он целует её так, будто не чаял больше никогда снова поцеловать её?! Было ещё горячее. А то, как он начал срывать с неё одежду, пытаясь добраться до неё как можно быстрее?! Было ещё сексуальней.

Это был другой Майкл. Где-то по дороге, по которой он ездил прошлой ночью, он скинул тяжелую ношу. И, несмотря на тьму прошлой ночи, он стал светлее, как будто работа, на которую его послали, дала ему что-то так ему необходимое.

И так оно и было. Прошлой ночью он открыл створку для того, что звалось внутренним зверем.

Фейт потянулась между ними, сталкиваясь с его руками и пытаясь добраться до его одежды так же, как он добирался до её. Он отстранился от её губ с ворчанием, похоронив своё лицо в её шее, по-прежнему борясь с её джинсами и колготками. Её джинсы были расстёгнуты, его ремень тоже, пряжка свободно побрякивала, пока он стаскивал с неё одежду, собрав складками на бедрах, пока она не застряла там.

Она взбрыкнула, заставив его сделать шаг назад, и повернулась лицом к двери. Когда она с усилием стащила джинсы и колготки чуть ниже, то нагнулась вперёд и посмотрела на него через плечо.

Он смотрел на неё. Его неуверенность вернулась. И теперь, зная намного больше об его прошлом, она намного лучше понимала, из-за чего это происходит.

— Майкл.

Не проронив ни слова, он подступил к ней, и она почувствовала, как его толстый, твердый член толкается между её ног. Его рука легла на бедро и скользнула к её холмику, его грубые пальцы мягко скользили то по её клитору, то внутрь неё, этот маршрут стал быстрым и скользким благодаря её возбуждению. Он качнул бёдрами, и его член толкнулся внутрь, пальцы задержались рядом с ним всего лишь на секунду, а затем потянулись назад, чтобы сосредоточиться на её клиторе.

— Ох, бл*! — прошептала она, пытаясь оставаться тихой. — Бл*, да, — она положила свою руку поверх его, чувствуя, как его рука и пальцы сильно сгибаются, пока он доставляет ей удовольствие. — Боже, Майкл, как хорошо!

Его голова тяжело упала на её спину, а бедра задвигались быстрее. Другая его рука обхватила её бедро и потянула на себя, поощряя её собственные встречные движения. Каждый раз, когда их тела сталкивались, контакт становился глубже в том самом месте, где удовольствие становилось таким сильным, что причиняло дискомфорт, и Фейт не могла оставаться тихой. Уткнувшись лицом в дверь, всего в паре сантиметров, отделяющих её от остального дома Барта и Райли, она вскрикивала при каждом столкновении их тел друг с другом.

Всё сразу: то, как он останавливался, то, как его тело становилось жёстким, то, как неистово его рука обрабатывала её клитор, прямо по самому комочку, пока её пылающие нервы не отправили её тело судорожно дергаться так сильно, что она сотрясла их обоих, заставляя его член потираться по тому самому особому местечку внутри.

— Бл*, е*ать, бл*дь, бл*дь, — выдохнула она, зная, что собирается громко вскрикнуть, когда этот оргазм наконец-то накроет её.

Но Майкл отдёрнул руку, обернул ею талию Фейт. Он подхватил её, приподняв с пола, и понёс в кровать, по-прежнему похороненный глубоко внутри неё. Он опустил их обоих вниз, положив её на живот, и растянулся поверх неё. Опершись и приподнявшись на руках, он стал вбиваться в неё — раз, другой… И она закричала в подушку долгим воем, от которого у неё перехватило дыхание. А он продолжал, и она вместе с ним.

Когда она кончила, то почувствовала, как его тело трясется и дрожит на ней. Она открыла глаза и наблюдала за судорожными движениями его руки. Она чувствовала, как он пульсирует внутри неё.

Он вышел из неё, заставив её захныкать от потери, и лег на бок рядом с ней, его лицо было в одном-двух сантиметрах от её лица.

— Ты в порядке? — Его кожа порозовела от усилий, но дыхание едва ли было тяжелее обычного.

— Чёрт подери, да, — задыхаясь, ответила она, по-прежнему пытаясь восстановить дыхание. — Не пойми меня неправильно, но в этот раз всё было по-другому. Что-то изменилось?

Он улыбнулся и смахнул выбившуюся мокрую прядь волос с её глаз.

— Думаю, что да. Я чувствую себя практически нормальным. Если это то, как чувствуют себя нормальные люди. Определенно по-другому. Вчерашняя ночь была херовой. Мы потеряли Пи Би, Мьюза покоцали. И Пичез. Но я чувствую... даже не знаю. Правильно, я предполагаю, — его улыбка неуверенно исчезла. — Что, бл*дь, чертовки ненормально.

Она повернулась на бок и прижалась своим телом к нему, приблизившись как можно ближе.

— Нет, это не так. Я понимаю. Это нормально для тебя. Для нас, — она поцеловала его в шею и поняла, что он всё ещё одет в свой жилет. — С Мьюзом всё будет в порядке? Ты знаешь? — Хусиер отправил в больницу проспектов бдительно следить за ним, но Фейт не слышала больше ничего о раненых.

— Да. Пуля не задела жизненно важные органы, — Демон сухо рассмеялся. — Этот ублюдок — счастливый невезучий сукин сын. Второй раз кто-то вскрывает его, так и не задев ничего важного. Если он продолжит в том духе, то будет похож на лоскутное одеяло. — Он перекатился на спину вместе с Фейт, устроив её поверх себя. Её скомканные джинсы и колготки начинали ощущаться довольно неудобно, но Фейт не хотела упустить этот момент.

— Я собираюсь навестить его, когда мы начнём передвигаться. Ты останешься здесь. Хус думает, что семьи в безопасности, но я хочу, чтобы ты и Так оставались здесь, пока меня не будет, хорошо?

— Да, хорошо. Но мне нужно проверить маму. Лео там, но все же нужно проверить. Но я попрошу кого-нибудь пойти со мной.

— Я вернусь днем. Подожди, и я поеду с тобой.

— Нет! — но было уже слишком поздно, когда Фейт осознала свою ошибку. Слишком поздно. Майкл поднял голову и посмотрел на неё сверху-вниз.

— Что, чёрт возьми, там происходит, Фейт?

И вот теперь она оказалась лицом к лицу с тем самым моментом, когда ей придётся всё рассказать ему.

Глава 16

Когда Фейт положила руки ему на грудь и оттолкнулась, Демон попытался удержать её. Но она хотела, чтобы между ними была дистанция, и ему пришлось бы причинить ей боль, чтобы удержать рядом, так что он отпустил её. Она поднялась и встала у кровати, натягивая обратно свои колготки, а затем и дырявые джинсы.

Лежа молча на спине в расстёгнутых джинсах и с полуэрегированным членом наружу, по-прежнему влажным после неё, он наблюдал, как она поправляет свою одежду. Его сердце сильно, но медленно, заколотилось в груди и стало подобно медицинскому мячу, прыгающему в его рёбра.

Что-то по-настоящему было не так.

Когда у неё кончилась одежда, над которой она чрезмерно суетилась, она наконец-то встретилась с ним глазами.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать, Майкл. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, сохраняя спокойствие.

Медицинский мяч начал отскакивать всё быстрее, набирая скорость, и его руки затряслись, когда он поднялся и сел. Почему люди произносят такое дерьмо? Почему, бля*дь, они думают, что это поможет ему, а не заставит расстроится раньше? Зверь в его душе оскалил зубы и припал к земле в ожидании.

— Говори, как есть.

Она посмотрела на него, её красивые глаза были широко открыты и полны грусти. А также наполнены страхом. Он увидел это… она, бл*дь, боится его. Его кулаки сжались из-за этого осознания, и, увидев это, она сделала шаг назад.

Е*ать. Е*ать. Он даже не знал, во что выльется всё это ожидание, но чувствовал, как внутри него всё скрутилось в запутанный узел. Всё, что он хотел, всё, в чём он нуждался, было практически в его руках. Всего несколько минут назад он чувствовал это… что может стать счастливым. Может быть нормальным. И всё это трещит по швам прямо перед тем, как он смог завладеть этим.

— Фейт, — его голос надломился, но даже он мог расслышать в нём угрозу. — Бл*дь, просто скажи.

— Я… не знаю, как, — её голова опустилась, и она сделала ещё один шаг назад. Он едва мог расслышать её. Она скрестила руки, обхватив себя за локти, и сжала кожу. Он знал, зачем она это делает.

Лицо Демона вспыхнуло огнём, и он понимал, что это значит. Он должен уйти. Он должен сбежать прямо сейчас, прежде чем причинит ей боль. Но он пытается научиться сдерживаться. Он бы никогда не причинил боль Фейт. Не Фейт. Верно же?

Он начал считать в уме, отталкивая тени, которые пытались поглотить его. Что это может быть? Дело в Марго. Что-то в Марго. Но что может быть так плохо? Она ненавидит его? Так это не новость. Вряд ли Фейт считает, что они с Такером должны переехать туда? Ну, он тоже не был в этом так уверен. Они могут придумать что-нибудь. Не было ничего. Он ничего не смог придумать.

— Фейт, — он хотел, чтобы его голос прозвучал как мольба, но получилось, как угроза. Сейчас она находилась так далеко, что прижималась к шкафу. Она снова опустила вниз голову, а когда взглянула наверх, то плакала, но в её глазах была решимость, переходящая в страх. В страх и в решимость. В храбрость. Ей нужно было быть храброй для этого.

Демон начал всерьез отчаиваться. Его зверь поднялся на лапы.

— Всё произошло... раньше... когда ты присоединился к «Кочевникам»… — она остановилась и так сильно взглотнула, что он с трудом расслышал. — Я была беременна.

Его голова была полна теней так, что он не уловил смысла в том, что она сказала. Он смотрел на неё, чувствуя тьму и пустоту.

— Я не… что?

Её грудь поднялась, когда она сделала глубокий вдох, а слеза упала с челюсти. Он наблюдал за тем, как та упала на её белую футболку и оставила пятно, там, где проглядывал её розовый бюстгальтер.

— Мои родители... слетели с катушек. Майкл, они заставили меня сделать... они заставили меня сделать аборт.

— Ты была беременна?

Она кивнула. Мозг Демона активизировался медленно и пока был пустым, но его кровь громко и горячо разжигала вены. Он ничего не понимал.

— Мы сделали ребенка? Ты и я? — Ребёнок от Фейт. Их ребенок. Зачатый в любви.

Она снова кивнула. Потом она издала странный, сдавленный звук и сделала пару шагов к нему. Он встал, а она замерла, широко открыв глаза.

— Я хотела сохранить его. Я любила тебя тогда, так же, как люблю сейчас… больше всего на свете. Это была часть тебя, и я хотела сохранить её.

— Не говори «это». Наш ребенок не «это». — Это всё, что он мог произнести. Было похоже, что именно это было важно произнести. У них мог быть общий ребенок. Ему могло бы исполниться девять лет. Или ей. Они бы создали семью.

Но она сделала аборт.

Он бы не сказал, что у него есть особое мнение об абортах. До этого момента он не думал, что оно есть. Может быть, для кого-то ещё особого мнения как раз и не было. Кота никогда не предлагала этого, и он тоже, а теперь у него есть Такер. Может, было бы лучше, если бы Такер не родился от той женщины. Может быть, был бы более гуманный выбор для Коты — не иметь его. Но Демон испытывал любовь к сыну как ни к кому прежде. Он не мог представить, что не любит его, или того, что у него нет сына. Он боролся со всем, чтобы сохранить его.

Но ребенок от Фейт… этот малыш родился бы в любви и знал бы только любовь, он бы вырос сильным и счастливым. Грудь Демона болела… горела от жгучей боли.

— Ты убила нашего ребенка?

Она издала рыдающий звук и преодолела расстояние между ними, но Демон подумал, что развалится на части, если она прикоснётся к нему.

— Майкл, пожалуйста! Прости. Прости. У меня не было выбора. Они заставили меня.

Он не понимал.

— Как?

— Мой отец сказал, что убьёт тебя, если я этого не сделаю. Он сказал, что знает, где ты, и убьёт тебя той же ночью, если я этого не сделаю.

Демон рассмеялся. Звук гравием выходил из его горла.

— У меня был патч. Он проиграл то голосование. Он не мог просто взять и убить меня, не без того, чтобы самому столкнуться с таким же голосованием

Фейт не ответила, она просто смотрела на него, её лицо выдавало страдания от скорби и этого грёбаного страха.

— Даже если бы он это сделал, это не имело бы никакого значения. Это был наш ребенок.

— Это имело значение для меня. Я выбрала тебя. А Марго хотела победить. Что бы ни случилось, она бы никогда не позволила мне остаться беременной. Она пнула меня в живот, когда узнала об этом.

Колени Демона задрожали, и он с трудом сел на кровать и опустил голову на руки. Он должен сдержаться. Он должен сохранить контроль. Он должен подумать.

Фейт опустилась на колени у его ног и положила свои руки на его предплечья. Он попытался отстраниться, но она удержала его, её ногти врезались в мясо его предплечий.

— Не отстраняйся, Майкл. Ты мне нужен. Я ненавижу то, что мне пришлось потерять нашего ребенка.

— Ты не потеряла его.

— Потеряла. Я ненавидела то, что они сделали с нами. Вот почему я ушла из дома. Разве ты не понимаешь? Я знаю, что ты поймёшь, если подумаешь. Я люблю тебя. Ты же знаешь это.

— Откуда он знал, где я был?

— Что?

— Блю. Я был в дороге. Откуда он вообще знал, где меня искать?

— Я-я не знаю. Я была слишком напугана, чтобы спросить его. Думаю, Хус сказал ему или президент «Кочевников»? Я не знаю.

Упоминание ею имени Хусиера принесло в его голову ещё одну чёрную тень.

— Хус знает?

Фейт откинулась назад. Она смотрела на него несколько мучительно долгих секунд, а затем кивнула.

— С тех самых пор? И, бл*дь, Биби? Они там были?

— Они знали. Они не были причастны к этому, но знали.

Они были самыми близкими ему людьми, даже ближе родителей. Он полностью доверял им. Доверял им своего ребенка. Его второго ребенка.

— Они позволили этому произойти?

Она не ответила. Демон оттолкнул её… слишком сильно, он отбросил её назад, но едва ли заметил то, что сделал… и встал. С бурлящей кровью и головой, слишком наполненной тьмой, чтобы сейчас можно было думать о чём-то, кроме чувств, он покинул комнату и спустился по лестнице.

Сзади Фейт позвала его:

— Майкл, нет! — но только та малая его часть, что ещё оставалась Майклом слышала её. Остальная же часть его — основная часть, которую составлял Демон, — полностью проигнорировала её.

Пока он шёл, то ничего не видел и ничего не слышал, его глаза были зациклены только на том, кого он хотел получить. Он нашёл Хусиера на кухне, прислонившегося к углу столешницы и обнимающего Биби. Возможно, вокруг могли быть и другие люди, он не знал и не прислушивался. Хусиер и Биби посмотрели на него, и он видел, как интерес превращался в замешательство, а затем в тревогу, но было уже слишком поздно. Он уже оказался там. Демон схватил Биби за руку и отдернул в сторону, убирая со своего пути. А потом со всей мощью врезал кулаком по лицу Хусиера. Кости сломались, возможно, его собственные, но также и президента, но ему было всё равно. Хусиер осел на пол, а Демон набросился на него сверху именно так, как и заслужил своё имя… яростно, опаляющее жаром и нечувствительный ни к чему, кроме боли, раздавая и принимая её.

Когда осмысленность вернулась, ярость так и не ослабла. Но он лежал на спине, удерживаемый за руки, колени и ноги своими братьями, а у Барта в руках был дробовик, нацеленный прямо ему в голову. Комната была наполнена криками.

Всё ещё сопротивляясь против удерживающих его братьев, он посмотрел на Барта, а затем на дуло «Моссберга».

— СДЕЛАЙ ЭТО! — закричал он. — ПРОСТО, БЛ*ДЬ, СДЕЛАЙ ЭТО! ДАВАЙ. СДЕЛАЙ ЭТО! СДЕЛАЙ!

— ДОСТАТОЧНО! — Голос Хусиера звучал сильно, но слово произнесено заплетающимся языком, как будто во рту у него была вода. — Барт, опусти его.

— Это мой дом. Здесь женщины и дети. Моя беременная жена была здесь. Он чуть не сбил её с ног.

Демон достаточно успокоился, чтобы вина вышла на передний план из тени в его голове. Он навредил Райли? Он поднял голову и увидел, что Биби сидит на полу. Е*ать. Он причинил ей боль? А Фейт? Ох, бл*дь.

Как только он успокоился, руки отпустили его. Он поднялся на локтях и обратил свои глаза к Хусиеру, который стоял на карачках, упираясь руками о тумбочку.

— Вы знали. Всё это время вы оба знали. Ты позволил им так поступить с ней, — он посмотрел на Барта, который всё ещё держал прицел для смертельного выстрела. — Просто сделай это, — на этот раз спокойно повторил он.

— Опусти дробовик, Барт, — снова сказал Хусиер. Барт поднял ствол и закинул его на плечо. Он отступил из зоны взаимодействия с Демоном.

Демон услышал голос Фейт.

— Такер, нет!

А потом его сын вбежал в комнату.

Он остановился посреди кухни, недалеко от обнажённых ног Демона.

— ПА! Плохой шум! Плохой шум! Нет, Па! — он размахивал пальцем, как училка.

Ну вот, теперь и его сын видел, насколько плох на самом деле его отец.

— Уведи его отсюда, — Демон не предназначал эти слова никому конкретно, но именно Фейт схватила Такера.

Он извивался в её руках, зовя:

— Па! Па! — пока она уносила его прочь.

Всё было кончено. Всё кончено. Всё обратилось в пепел и тьму. Он стряхнул Джей Эра и Трика, последних из братьев, удерживающих его, и встал. Барт снова поднял дробовик, но тот проигнорировал его, посмотрел на Хусиера, который стоял и забирал Биби у Коннора, который, видимо, помогал своей матери подняться на ноги.

— Ты знал. Ты позволил им сделать это, и ты не сказал об этом.

Хусиер сплюнул в раковину и стёр кровь со рта. Его нос уже отек.

— Не в моей власти было остановить это, сынок. И что бы я тебе сказал? Как это знание вообще могло тебе помочь?

Он не знал. Но чувствовал себя так, как будто он ничего по-настоящему не знал в этом мире, кроме того, что все, кому он доверял, предали его.

В абсолютном одиночестве Демон развернулся и вышел из дома.

Он как раз забрался на байк, когда Фейт выбежала из дома.

— Майкл, НЕТ! Не убегай! Пожалуйста, не беги! Пожалуйста.

Он газанул и умчался вдаль.

~oOo~

Он собирался отправиться в пустыню, но вместо этого оказался в больнице. Поэтому, ощущая онемение всех своих вибрирующих нервных окончаний, он поднялся проверить Мьюза.

Киану сидел в зале ожидания в конце коридора. Он встал, когда вошёл Демон, но Демон махнул ему и отправился дальше по коридору.

В полусидячем положении Мьюз разговаривал с Сид. Он хорошо выглядел для парня, которого подстрелили менее чем двенадцать часов назад. Сид первой увидела Демона и улыбнулась.

— Привет, Деми.

Она встала, и он обнял её.

— Привет, Сид. Ты в порядке? — он чувствовал себя как под новокаином или чем-то похожим. Или же просто выпавшим из времени. Отщепенцем.

— Я в порядке. Мьюз — нытик. — Она улыбнулась своему мужчине. — Я дам вам пару минут. Хочешь, чтобы я захватила ещё желе?

Мьюз застонал.

— Ты жестокая женщина, милая.

— Ты же любишь его.

— Да.

Она ушла, и Демон повернулся к Мьюзу. Первое, о чём спросил Мьюз, было:

— Ты позаботился обо всём?

— Ага. А также вышел чистым. — Перед тем как Демон отвел Фейт наверх, до того, как его жизнь пошла под откос, состоялось клубное собрание. Клуб создавал атмосферу доброжелательных отношений в обществе… по всему округу, особенно с такими людьми, как шериф Монтойя… и на протяжении многих лет они поддерживали многих в Мэдрон, даже когда придерживались только закона. Строя отношения и с помощью денег, и с помощью поступков. Как будто Хусиер всегда знал, что они снова вернутся к незаконной деятельности. Монтойя был настоящим другом клуба. Он и вправду собирался использовать историю, которую дал ему Хусиер, и никто не рассматривал клуб ответственным за стрельбу в клабхаусе «Крыс». Демон снова замарал руки, но остался чистым.

По крайней мере, во всём, что касается закона. Произошедшее накануне ночью было прогнозируемой эскалацией, и это не затихнет только из-за того, что «Банда» быстро и решительно нанесла ответный удар. Им понадобится Ла Зорра, чтобы пробиться, если они захотят закончить полномасштабную войну с «Крысами», прежде чем она начнется.

— Мьюз, я… я-я должен… я

— Деми?

— Я ухожу. Должен уйти. — Он был удивлен тем, что произнёс это. Но ещё больше он удивился тому, что это правда. Казалось правдой, но ощущалось как свинец в груди.

Мьюз нахмурился.

— Уйти откуда?

— Из города. И Клуба.

— Какого хера произошло? Что случилось?

Демон пожал плечами. Он не мог ему рассказать. Он сам не до конца всё понимал.

— Не вздумай отмахнуться от меня, бл*дь, пожатием плеч, Деми. Если ты бежишь, то должна быть причина.

— Я не бегу. Я ухожу. Я должен уйти.

Мьюз просто приподнял бровь и стал ждать.

И Демон рассказал ему всё. Начал с самого начала и рассказал своему другу историю о нём и Фейт. Он никогда раньше никому не рассказывал этого, и облачение всего произошедшего в слова вернуло обратно чувствительность в его конечности. Примерно на середине истории Сид приоткрыла дверь. Но Мьюз покачал головой, и она отступила обратно и закрыла дверь.

Демон рассказал ему и о прошлом, и о настоящем, и о том, что произошло едва ли несколько часов назад.

— Я только что выбил дерьмо из Хуса. Он — единственный отец, которого я знал. Я доверял ему. Я доверял им обоим. Я не могу... я должен уйти.

— Дерьмо, Деми, — Мьюз взглянул в окно. Какая-то машина начала сигналить, через минуту вошла медсестра и поменяла капельницу. Она спросила, нужно ли ему что-нибудь, а когда он сказал, что нет, ушла.

— Ты винишь её? Фейт?

Сначала, услышав, что она рассказала ему — да, он винил её. Но не теперь.

— Нет, она была всего лишь ребёнком. Блю сказал ей, что убьёт меня, если она не сделает этого. Я виню их — всех, Блю, но больше всего её мать. Но Блю мёртв. А её мать… она женщина и теряет рассудок. И я ничего не могу поделать. Но я не могу находиться рядом с Хусом. И не могу сказать, что смогу. Я бы забил его до смерти сегодня. Вот чего оно хотело.

— Оно?

— То, что обитает внутри меня.

Мьюз покачал головой.

— Я люблю тебя, брат. Но это чушь собачья, и всегда была. Внутри тебя нет ничего, кроме тебя. Хочешь обрести контроль? Ты же понимаешь, что именно не так.

— Ты говоришь так, как будто я могу просто взять и принять решение.

— А разве нет?

Демон думал, что Мьюз понимает его.

— А ты не думаешь, что я бы уже это сделал, если бы мог?

— Мне кажется, что тебе проще поверить, что что-то ещё живёт внутри тебя, чем столкнуться с тем, что это всё — ты. Я думаю, ты боишься.

Лицо Демона пошло красными пятнами.

— Пошел на хер. Я не гребанный щенок.

Он развернулся и направился к двери.

— Ты бежишь. Снова. Щенки убегают, поджав хвост.

Демон остановился, рука лежала на дверной ручке.

— Чего ты хочешь, Деми? Выясни это, и только тогда делай то, что тебе нужно.

Демон открыл дверь и вышел, не останавливаясь, проходя мимо Сид. Он спустился на главный этаж и вышел из автоматических дверей, ни разу не остановившись. Он рассекал на байке, пока не осознал, что понятия не имеет, куда ему ехать.

~oOo~

Было темно, когда он свернул на переполненную подъездную дорожку Барта и Райли. Он умчал в пустыню и сидел в одиночестве на своей скале, пока не настали сумерки. Окна большого дома ярко светились, и он видел своих братьев, их женщин, детей… своего сына… передвигающихся за незанавешенными окнами. Там ужин. Семейный ужин.

Это было именно то, чего он так хотел. Семья. Любовь. Дом. Всё, чего он когда-либо хотел. И он не мог оставить всё это позади.

Мьюз был прав. Ему необходимо разобраться в том, что не так. Он должен научится доверять и позволить доверию руководить. Если он доверяет Хусиеру и Биби, то он должен верить, что они сделали все, что могли. Они пытались уберечь его от самого себя, чтобы помочь ему. Проведя несколько часов на своей скале, он смог понять, что они думали, что поступают правильно. Конечно, они ошибались, но он понимал, что они считали себя правыми.

Возможно, это и было настоящим доверием. Увидеть любовь, даже когда она была обличена в лицо предательства.

Боковая дверь открылась, и вышла Фейт. На ней была другая одежда: не рваные джинсы и черный свитер с широкой горловиной, который демонстрировал лямочки её розового бюстгальтера. Он не узнал эту одежду, а джинсы, возможно, на пару сантиметров были коротковаты. Видимо это одежда Райли.

Она осталась стоять прямо перед дверью, на самой верхней ступеньке, босяком. Её руки были скрещены под грудью, волосы стянуты в хвост. Она выглядела крошечной и хрупкой. Такой уязвимой.

Демон спешился и поставил шлем на байк, но она не двигалась. Он направился к ней, а она по-прежнему оставалась стоять, разве что по-другому перекрестила свои руки, сложив их на груди и вцепившись в свои плечи. Как будто соорудила хрупкий щит для своего сердца.

Он шёл по ступенькам и мог думать только об одном, что ему стоит сказать. Он произнёс.

— Я люблю тебя.

И она сломалась под тяжестью рыданий, кивнув, и обняла его. Он поднял её на руки и понёс внутрь.

Он всё исправит. Всё.

Глава 17

Пара недель после дня Святого Патрика были странным вихрем комфорта и хаоса. Майкл вернулся той ночью и был спокоен. Фейт практически могла бы назвать его умиротворённым, кроме того факта, что Майкл и умиротворение были не совместимы. Он извинился перед ней и перед Хусиером с Биби, и перед Бартом с Райли, и перед остальными членами семьи, а, после объятий и рукопожатий тему просто закрыли.

Десять лет сдерживаемых мучений и несчастья просто отпустили, как будто вырезали зараженную рану. После проявления его недавней ярости Фейт не полностью верила, что всё может быть вот так просто, что Майкл просто прокатился, а затем вернулся домой и простил всем… в том числе и себе… всё, и тоже был прощен, но это оказалось правдой. Он казался спокойным, и это дало Фейт надежду.

В ту ночь Майкл, Фейт и Такер спали вместе на постели, в которой они провели время с Майклом чуть раньше.

На следующее утро у Райли начались роды, и менее чем через час после того, как Барт отвёз её в больницу, у них родился третий ребёнок — второй сын. Деклан Бартоломью Элстэд. Фейт подумала, что бедный ребенок, скорее всего, пойдёт в четвертый класс, прежде чем сможет написать своё полное имя. Он был очаровательным, светленьким таким же как его родители и брат с сестрой, но родился совершенно лысым.

Что бы ни происходило с клубом, казалось, всё прекратилось сразу же после дня Святого Патрика… по крайней мере, насколько об этом могла судить Фейт. Никакого дальнейшего насилия не случилось, поэтому изоляция закончилась. Шериф освободил клабхаус утром второго дня, и «Банда» вернула всё на круги своя в течение следующих двух дней… окна и мебель заменили, стены отремонтировали, приобрели новую выпивку, всё пространство было вычищено.

Мьюз и Дабл Эй — самые тяжело раненные из выживших — были выписаны из больницы в течение недели. Ни тот, ни другой ещё не катали на байках, но процесс заживления шёл хорошо.

Как раз настало время для похорон.

Родители Перси не были в восторге от выбора своего сына стать проспектом. Но они не были враждебно настроены к клубу. А вот клубных похорон не хотели. Так как он всё ещё не заработал свой патч, никто не скандалил с его семьёй по поводу организации похорон. В ту ночь также были убиты три клубные девушки. Пичез и все три девочки были похоронены в течение двух дней, и вся семья «Банды» посетила каждую службу.

Пи Би был членом клуба пятнадцать лет. Он был похоронен с полными клубными почестями, и представители дружественных клубов со всей страны приехали, чтобы почтить его память. Нолан и Дабл Эй всё ещё состояли в Южно-Калифорнийском чаптере Миссури, но ещё два члена — Томми и Дом — приехали на запад, чтобы присоединиться к ним на похоронах.

Фейт присутствовала на многих клубных похоронах, но она никогда не уставала от них. Любовь и солидарность между мужчинами и женщинами, ведущих клубную жизнь, никогда не были более очевидны, чем когда они собрались, чтобы оплакать брата.

А потом, когда всё заканчивалось, жизнь возобновлялась. В течение дня их посетители вернулись в дорогу, «Virtuoso Cycles» вновь открылись, и несмотря на всё, что произошло, все вернулись к обычной жизни.

Томми и Дом направились обратно в Миссури без Нолана и Дабл Эй, так как ни один из них по собственным причинам не был готов вернуться на Средний Запад.

Фейт официально переехала из своей квартиры в Венис Бич, и теперь большая часть её вещей находилась на складе. Она перевезла свои художественные принадлежности, включая те работы, что были ещё в процессе, в гараж своей матери, и попыталась вернуться к работе. Она провела в Мэдроне чуть больше месяца, и ей казалось, что она уже на два месяца отстает от сдачи работы. Эту секционную детскую площадку необходимо закончить и подготовить к установке ко Дню памяти. То есть к началу апреля.

Не будучи настоящей студией, гараж был единственным доступным для неё местом. Хусиер предложил открытую площадку в мастерской, но для неё было не вариантом творить там среди всех отвлекающих факторов: шума, ребят и Майкла. Так что она крутилась как могла. Она стояла в гараже, её сварочная маска была задрана вверх, и она ругалась на кусок железа перед собой. Прошло слишком много времени с тех пор, как она могла поработать над этим. Не то чтобы за все эти годы, пока она находилась вдали от дома, она так долго не работала хотя бы над одним проектом. Но если она проводила больше пары дней вдали от работы, она начинала дёргаться и ощущать страх, что талант покинул её.

И, возможно, она была в этом права. Потому что змея не получалась.

И она больше не видела её.

Но это всё херня. Слишком много всего она держала в своей голове. Ей не надо видеть всю змею целиком, ей просто нужно было увидеть следующую составную часть змеи. Издав горловой звук полного отвращения, она села на бетонный пол, копаясь в ведре с отдельными запчастями. Она нашла ту, что ей понравилась и сидела с ней несколько минут, знакомясь с краями, стараясь почувствовать, к чему эта деталь захочет присоединиться. Потом она встала и нашла это место.

Она надела перчатки, надела обратно шлем на лицо и зажгла горелку. Иногда нужно просто разглядеть то, что прямо перед тобой, и позволить будущему самому о себе побеспокоиться.

~oOo~

Примерно через час или около того она оторвала взгляд от практически полностью готового третьего сегмента своей скульптуры для детской площадки и слегка отпрыгнула назад, увидев Майкла в окошко своей сварочной маски. Он стоял, прислонившись к косяку открытой двери гаража, и улыбался ей. Она не слышала, как он приехал. Она выключила паяльную лампу, и он подошёл к ней, прежде чем она могла снять сварочную маску.

Он постучал по маске.

— Эта штука меня чертовски пугает.

Она сняла маску.

— Почему?

— Потому что это лицо красного демона.

У неё был друг, поработавший над её маской аэрографом. Большинство сварщиков (как художников, так и промышленных сварщиков) разукрашивали свои маски так же, как, например, маски вратарей в хоккее. Они проводили много времени в этих вещах, а это был один из способов затемнить их. Фейт сказала Йенсу, что хочет чего-то «крутого», но не была конкретна. То, что она получила — это нечто багровое и жуткое, что-то вроде черепа, покрытого лишь мышцами. Она никогда не считала это изображение демоном, но теперь, отложив инструменты в сторону, сняв перчатки и маску, она попытаться посмотреть на неё глазами Майкла.

Чёрт. Это реально демон.

— Хочешь, чтобы я её переделала?

— Не-а. Хотя есть что-то в том, чтобы увидеть, как ты смотришь на меня через неё, — он нагнулся и поцеловал её, и маска была позабыта.

Когда он отстранился и улыбнулся ей, Фейт схватила его за жилет и немного встряхнула.

— Не то чтобы я была не рада тебя видеть каждый раз, но что ты здесь делаешь? Я думала, мы договорились, что вы с Марго должны держаться подальше друг от друга. — Он знал всё, чем Марго может причинить ему боль, так что это больше не являлось проблемой. Но Фейт хотела, чтобы он держался подальше от её яда, и от вероятности того, что значительно увеличившаяся ненависть Майкла к Марго может взорваться в нечто, что он не сможет преодолеть.

— Я не зайду внутрь. Но у меня было время, и я хочу поговорить. Как она сегодня? Твоя мама?

Фейт пожала плечами.

— Она всегда чертовски странная. Она и Лео проходят через это весь день. Она дважды узнавала меня за последние несколько дней, но в последний раз, сегодня утром за завтраком, она была совершенно в своём уме и выгнала меня. С тех пор я здесь. — Фейт проводила Майкла к дешевому дивану, который нашла в горе мусора своей матери и не отправила на хранение на склад. — Как дела?

— Моё судебное разбирательство на счёт Такера состоится через пару недель.

— Знаю и я буду там.

Он улыбнулся.

— Это заставило меня задуматься… Финн думает, что я выиграю дело. Я не хочу слишком сильно надеяться, но если он прав… то мне нужно найти дом. Мы не можем вечно оставаться жить у Хусиера с Биби, и я не хочу, чтобы Такер жил в той консервной банке, куда приходит моя почта.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе поискать дом?

— Нет. Ну ладно, да, хочу. Но я хочу, чтобы мы поискали что-то для нас. Наш дом. Я не многое могу себе позволить, но я хочу дом, и я хочу, чтобы вся семья жила со мной. — Когда она села рядом, мысль о том, о чём он просил её, наполнила её в равных частях счастьем и разочарованием, он взял её за руку и стал рисовать круги на её ладони своим большим пальцем. — Я знаю, что ты хочешь позаботиться о маме. Я знаю это, но не понимаю. Ты же знаешь, что мы с Таком не можем жить там же, где она. Мы просто не можем. И всё то дерьмо, что она вытворила с тобой и со мной? Ты говорила, что твоя сестра заплатит за круглосуточную помощь. Думаю, я прошу тебя принять её помощь и жить со мной. Мы не можем продолжать и дальше жить так, когда проводим всего пару часов вместе, и всё, что успеваем сделать, так это потрахаться, потому что у нас мало времени. Я хочу жить с тобой. Не позволяй больше своей матери разлучать нас.

— Майкл, всё сложнее.

— Нет, детка. Всё просто. Мы не можем по-настоящему быть вместе, если ты заботишься о ней. Твоя сестра заплатит за то, чтобы рядом с Марго круглосуточно были люди. Твоя мать не заслуживает тебя. Мы заслуживаем реального шанса. И это просто. Тебе надо сделать выбор.

Фейт знала, что он прав, и это — отстой. Она хотела жить с ним. Она хотела начать с ним свою жизнь. Но у неё складывалось такое ощущение, что она оставляет свою мать на растерзание волкам.

— Она так молода. Она по-прежнему иногда бывает в нормальном состоянии, а её запрут с пожилыми людьми. С незнакомцами. Она поймёт, что всё потеряла.

Майкл посмотрел в сторону через открытые ворота гаража во двор этого хренового дома.

— Я не могу сказать, что это сильно меня огорчает. Если бы она была мужиком, даже в том же состоянии, что она находится сейчас, я бы уже убил её. Если она будет одинока и несчастна, пока не умрёт — это тоже будет абсолютно нормально для меня, — поворачиваясь к ней, он спросил: — Почему ты хочешь ей помочь?

Фейт уткнулась взглядом в колени.

— Я не знаю. Я много думаю об этом. Всё, что ты сказал — правильно. Я не люблю её. В основном, я её ненавижу. Но мне страшно думать о том, чтобы запереть её.

Он вздохнул и сжал ей руку.

— Окей. Я люблю тебя. Я приму всё, что бы ты не выбрала. Но подумай об этом, ладно? И очень поможет, если я пойму: почему ты предпочитаешь её нам.

— Я — нет!

— Именно так и есть, Фейт.

~oOo~

Вскоре после этого Майкл ушёл, и Фейт некоторое время рассматривала свою скульптуру. Затем она некоторое время пристально смотрела через дверь гаража в никуда. А потом некоторое время смотрела на Данте. Она только начала создавать великолепие из своего древнего Эль Камино, когда познакомилась с Майклом. Теперь уже несколько лет прошло, как как машина была закончена, и с тех пор Фейт уже сделала несколько переделок и модернизаций. Машина в основном рассказывала историю её жизни с того момента, как ей исполнилось шестнадцать лет. Она и Майкл были на ней. Её собственная жизнь была на ней. Марго, Блю и Сера были на ней. Всё. Но ничего из этой новой жизни, которую она пыталась начать. И на машине больше не было места. Ей придется поработать над старыми областями, чтобы привнести что-нибудь новое.

Именно это и просил её сделать Майкл. Создать место для чего-нибудь нового.

Она вошла в дом из гаража и обнаружила Лео, убирающуюся после обеда.

— Привет, милая. Я видела тебя там с твоим мужчиной, так что не стала звать тебя. Но в холодильнике есть салат из тунца.

— Спасибо, Лео. Как… — Фейт прервалась и пристально посмотрела на лицо Лео. — Что случилось?

Лео рассмеялась над этим.

— У нас с твоей мамой вышли разногласия по поводу её еды. Она бросила в меня стаканом. Однако сейчас она спит, так что всё спокойно на западном фронте, — она дотронулась до большого пластыря на лбу. Подушечка полностью промокла от крови.

— Мне так жаль, Лео!

— Это ерунда. Даже маленькие ранки на голове кровоточат, как сумасшедшие. Думаю, нам нужно перейти на пластиковую посуду и стаканы. И поговори с её врачом о лекарствах, хорошо? Последние несколько дней она слишком сильно выпадает из реальности. Она осознает, что происходит, недостаточно часто и довольно сильно пугается из-за этого. Как по мне, твоя испуганная мама выглядит злой.

— Ага. Она всегда была очень мерзкой, когда чего-то боялась, — Фейт прищурила глаза и хорошенько взглянула на лоб Лео. Под повязкой была опухоль. — Ты уверена, что в порядке? Похоже, она хорошенько приложила тебя.

Лео слегка постучала костяшками по другой стороне головы.

— Я сделана из стали. Пациент не в первый раз срывает на мне своё разочарование. Это часть работы с пациентами с когнитивной дисфункцией.

Фейт подошла к холодильнику и вынула пластиковый контейнер со свежим салатом из тунца. Она вытащила буханку из хлебницы и села за стол, чтобы сделать себе бутерброд. Просьба Майкла тесно связалась с травмой головы Лео в её мыслях. После минутной попытки и неспособности навести порядок в своей голове, она спросила:

— А если бы вы не работали с Марго, где бы вы были?

Лео вытерла руки и налила себе чашку кофе. Потом села за стол напротив Фейт.

— Мы с Хосе работаем на службу. Мы бы получили следующее назначение и направились в дом другого пациента, — она отпила кофе. — Я могу спросить, о чём ты думаешь?

— Мне интересно, как бы она жила в доме престарелых.

— Я могу говорить с тобой напрямик?

— Конечно. — Она провела много времени с Лео с тех пор, как её мать вернулась домой. Они точно не стали подругами, но невозможно было не чувствовать себя близким по духу с тем, кто проходил через всё это вместе с ней. Она также чувствовала близость к Хосе, но по-другому. Он был ей как брат, кто-то, с кем она делилась всяким дерьмом. Лео же была близка к возрасту Марго, а также с нешуточно развитым материнским инстинктом, на который так быстро и отреагировала Фейт. Она была очень похожа на Биби, на самом деле, если только не обращать внимание на гардероб и волосы Лео.

Тем не менее, Фейт собралась с духом, пытаясь приготовиться услышать то, что она ужасная дочь.

— Твоя мама быстро ускользает. Быстрее, чем я обычно видела. Не знаю почему, но она теряет большую часть себя каждый день. На мой взгляд… и, знаешь ли, я не врач, но я работаю с такими пациентами уже двадцать лет… глядя на то, что я видела за этот месяц или около того, что провела здесь, я бы очень удивилась, если к концу года у неё останется хоть какое-то осознание себя.

— Боже.

— Да. Это страшно, я понимаю. Не переживай об этом небольшом ударе стаканом по моей голове. Такое случается. Знаешь, в своей работе я должна обращать внимание на множество едва уловимых признаков. Это должно стать привычкой. То, что происходит между тобой и ней… уж точно не тонкий намёк. Я не знаю, в чём дело, кроме того, что сболтнула твоя мама, но я знаю, что у вас двоих был трудный путь. И это ясно как день. Не мне говорить тебе, что делать, но я скажу, что сейчас она тебя редко узнаёт. И не думаю, что пройдет много времени, прежде чем она вообще перестанет узнавать эту жизнь. И это будет благословением для неё, не иметь больше эпизодов, когда понимаешь, что всё потеряно. Она не вспомнит, кому причинила боль, а кто причинил боль ей. Её жизнь станет действительно простой, где бы она ни была. Так что, если ты думаешь об уходе за ней в специализированном учреждении, думаю, ты должна принять это решение для себя, а не для неё.

— Думаю… думаю, что хочу быть лучшим человеком, чем она. Была. Или… я не знаю.

— Давай на чистоту, Фейт. Ты уже лучше.

~oOo~

Тем же днём Фейт позвонила Сере в Токио. Там уже наступило следующее утро, и Сера затаила дыхание, когда ответила.

— Привет, Фейт. Надеюсь, ты не против, если я буду идти и разговаривать. Я просто направляюсь в офис.

— Всё в порядке. У меня к тебе вопрос.

— Валяй, — она отодвинула телефон от своих уст и что-то протрещала по-японски. — Проблемы?

— Нет, я просто задаюсь вопросом, можешь ли ты ещё оплатить те расходы, чтобы поместить маму в дом-интернат.

Немедленного ответа не последовало, и Фейт несколько секунд слушала шум утренней корпоративной суеты в Токио.

— Что-то произошло?

Целая жизнь произошла.

— Да нет, но она причинила боль одной из своих медсестер, но это, видимо, не так уж и важно. Дело во мне. Я снова с Майклом, и мы хотим начать новую жизнь.

Сера была в колледже во время всей той давней драмы, но, конечно, она знала о большей части происходящего.

— На самом деле? Всё хорошо?

— Да. Но мама не вписывается в это. И я должна сделать свой выбор.

— Ну, слава Богу! Конечно, ты сделаешь свой выбор! Ради всего святого — живи! Возвращайся на пляж или делай, что захочешь. Конечно, я заплачу. У меня есть вся контактная информация по центру «Сан Габриэля». Сейчас… здесь три тридцать… ладно. Я выделю время через час или около того и позвоню им. Сделай мне одолжение и позвони им тоже. Им понадобится местный контакт.

— Ага, хорошо. Ты уверена, что так правильно?

— Боже, Фейт. Не знаю, почему ты в этом сомневаешься. Эй… мы должны продать её дом. Ты справишься? Было бы неплохо, чтобы этот доход покрыл часть расходов.

— Я справлюсь. Ты можешь сделать доверенность или что там может понадобиться для этого.

Её сестра-финансист рассмеялась в трубку.

— Да, я позабочусь об этом. Я очень рада, что ты приняла это решение, сестренка. Это правильный вариант. Она получит лучший уход, а ты сможешь двигаться дальше. Ты ушла из дома по уважительной причине, помнишь? Если ты не вернулась ради папы, то я не понимаю, почему ты пытаешься вернуться ради мамы.

Фейт всё ещё думала над ответом на этом вопрос, когда заканчивала звонок. Ответ был непростой. Но когда она думала, чтобы отправить свою мать в дом-интернат, то у неё в груди возникало такое же чувство, как и в ту ночь, когда она сбежала. Ощущение чего-то утерянного, даже при том, что у неё на самом деле этого никогда и не было, хотя она сама даже не могла идентифицировать это чувство. В ту ночь это чувство затормозило её конечности и затруднило физический отъезд. Память об этом до сих пор причиняет ей боль — даже сейчас.

Воспоминания

Фейт

Фейт припарковала Данте за углом примерно в половине квартала от своего дома, у машины был громкий и слишком узнаваемый двигатель, и даже несмотря на то что она пождала практически в течение часа после того, как в доме погас весь свет и стало тихо, а её отец крепко уснул, он всё равно мог услышать, как она завела свою машину.

Она немногое взяла с собой. Несмотря на то, что она планировала всё это на протяжении нескольких месяцев, было так мало в её старой жизни, что она хотела снова лицезреть. Два мешка да её рюкзак. И Слай. Это всё. Даже ни одно из её художественных творений. Это было единственное, что оказалось по-настоящему трудно оставить позади, но их было слишком много для перевозки.

У неё было немного налички, а также сберегательный счет с несколькими тысячами долларов на нём, и у нее была банковская карта. Она остановилась в нескольких местах около дома и сняла денег столько, сколько могла.

В полночь ей исполнилось восемнадцать. Родители планировали для неё большую вечеринку в тот вечер, такую с музыкантами и официантами. Она думала, что это какая-то штука из-за чувства вины. Хотя трудно представить, что Марго чувствует себя виноватой за то, что получила то, что хотела. А Блю до сих пор едва ли мог смотреть на Фейт. Но Марго хотела эту вечеринку.

Но всё это не имеет значения. К тому времени, когда её родители проснутся, Фейт уже давно исчезнет.

Её выпотрошили в этом доме и по-прежнему запирали. Она была на домашнем обучении, так что, не имея ничего лучшего, она завершила все курсы для младших и старших классов и окончила школу. Затем она провела лето, работая в офисе байкерской мастерской, где её отец постоянно следил за ней. Беттани и Джоэль исчезли из её жизни.

Она ждала до восемнадцати, потому что знала, что отец будет выслеживать её, и знала, что найдёт. Она решила двигаться дальше и взять с собой свою уникальную и легко узнаваемую машину, потому что любила её. Она понимала, что, в конечном итоге, не будет иметь значения, уедет ли она из дома на Данте или купит билет на автобус, либо же уедет на любом другом транспорте. Блю бы всё равно выслеживал её и нашёл.

Но при достижении восемнадцатилетнего возраста она имела полное право держаться подальше от них, и она решила, что вызовет полицию, если понадобится. Её родители привили ей глубокое недоверие к правоохранительным органам, и она отдавала себе отчет, что это станет ужасным предательством — натравить их на отца. Но ничего похожего на то предательство, которое пережила она. Так что она примет любую необходимую помощь, чтобы держаться от них подальше.

Зная, что, если её мать проснется посреди ночи, то она вполне может открыть дверь и заглянуть к ней, Фейт провернула вековой трюк с начинкой из подушек и плюшевых животных под одеялом, чтобы они выглядели как человек.

Пол в коридоре сильно скрипел в этом старом доме, так что Фейт распахнула одно из своих окон и сбросила вниз сумки, а затем выползла в окно и последовала за ними, приземлившись на руки и ноги на траву примерно в семи метрах под её окном. Стоял август, но она всё равно открывала окна, чтобы Марго не подумала, что это странно, и не отправилась бы проверить.

Фейт собрала разбросанные вещи и направилась к задним воротам, а затем пошла по узкому переулку и обошла вокруг Данте. Она чувствовала себя более странно, чем ожидала. Неделями, месяцами она могла думать только лишь о свободе. Она считала дни, часы, а потом минуты, пока не смогла бы уйти из этого дома, который стал ей тюрьмой, подальше от этих людей, которые забрали у нее всё.

Но когда она засунула свой багаж в машину, её грудь заболела от чувства потери и ностальгии. Её отец всё же был её отцом. Она всегда могла поговорить с ним. У них было одинаковое чувство юмора, такое же мировоззрение, и они были одинаково нетерпеливы с людьми. Её никогда не беспокоило то, что её мама не очень-то была полезна ей, потому что её папа всегда был рядом. Даже несмотря на то, что это исчезло, так как Фейт готовилась оставить его навсегда, ей было больно от его потери как никогда в жизни. Ей было больно из-за потери любви своей матери, которую она, на самом деле, никогда особо не ощущала.

Уложив всё на заднее сиденье, она повернулась и направилась к дому. Она не бросит Слая. Казалось, он достаточно нравился Марго, но Фейт вообще ей не доверяла.

Когда она возвращалась по переулку, то позвала своего кота по имени и издала тот особый звук, который кот признавал как зов к ужину. Но Слая не было. Она вернулась во двор, спокойно закрывая ворота, и села в тени недалеко от двора, по-прежнему зовя его, но помня об открытых окнах по всему дому. Её спальня выходила окнами на дорогу, но всё же.

Спустя практически полчаса Фейт поняла, что ей надо ехать — с котом или без. Если он не появится, то ей придётся оставить его и потерять последнюю частицу, связывающую её с Майклом.

Сильно ущипнув свои руки, чтобы сдержать рыдания, но по-прежнему зовя и цокая, Фейт пересекла тёмный двор, потом замысловатый сад своей матери и вышла через задние ворота. Слай так и не вышел из тени.

Она надеялась, что он где-то отлёживается. Или бьёт другого кота.

— До свидания, Слай. Люблю тебя, чувак.

Она забралась в машину и захлопнула дверь.

~oOo~

У Фейт не было определенного места, куда она планировала отправиться. Она лишь хотела расстояния, вот и все. Но она знала, что художнику в Сан-Франциско всегда будет классно, и прочитала несколько биографий художников, которые рассказывали истории о том, что они просто оказались в городе без работы или квартиры, или чего-то ещё, и просто срубили фишку. Сан-Франциско также был огромным и многолюдным, и она считала, что большой и многолюдный город — это лучший способ спрятаться, чем маленький и изолированный городок. Так что, после того как она собрала пару тысяч долларов из банкоматов, она поехала на север.

Она остановилась примерно на двух третях пути и заправилась, используя наличные, а также купила пару пачек шоколадных батончиков и четыре упаковки «Red Bulls». К тому моменту, когда она пересекла мост через Бэй-Бридж, солнце всходило, и её потряхивало от количества сахара и кофеина.

Скорей всего, примерно в то же время её родители узнали, что Фейт сбежала от старой жизни и направилась в свою новую.

И, Боже, город был великолепен.

~oOo~

Стоял обычный субботний день в конце сентября. Сильный утренний туман растворился, оставив после себя замечательный безоблачный осенний день, более теплый, чем когда-либо летом в заливе. Каждый турист в Калифорнии из разных стран земного шара, казалось, решил одновременно собраться всем вместе на пирсе №39. Фейт была полностью уверена, что никогда не видела столько людей в этом маленьком магазине за те несколько недель, что здесь работала.

Её первые пару недель в Сан-Франциско были ужасающими. Отели были безумно дорогими, даже самые дерьмовые, и парковка ненамного лучше. Она провела много ночей, ночуя в Данте, что было своеобразным испытанием. Но она проводила свои дни, знакомясь с городом и находя художников, прежде всего бродячих уличных музыкантов и художников, и создавала небольшую сеть знакомств. Она плавно перешла от ночёвок в машине к ночёвкам на диванах. Потом устроилась на работу продавцом в «галерею» на Пирсе №39. На самом деле, это был обычный сувенирный магазин высшего класса, в котором продавались печатная графика и статуэтки, но здесь хорошо платили. Она переехала к коллеге по работе. И всё налаживалось. По крайней мере, теперь она могла прилично питаться, спать и мыться.

Данте был припаркован в задней части абсурдно длинного гаража нового друга… в котором можно было выставить в ряд три автомобиля. Но чтобы добраться до своей машины, ей придётся достичь определенных договорённостей для того, чтобы две другие машины сначала выехали из гаража. К счастью, она не нуждалась в этом. Прогулки пешком и общественный транспорт были всем, что ей было нужно, и она была рада, что её кусочек искусства на колёсах где-то вне поля зрения. Потому что до сих пор за те прошедшие семь недель, что она была в бегах, её никто не нашел, или, по крайней мере, никто с ней не связывался.

Но когда Фейт оторвалась от упаковки в китайскую шелковую бумагу стеклянной раковины для клиента, её глаза встретились со знакомой парой карих глаз на лице женщины с небольшими новыми морщинками от частого смеха, лице, обрамленном шоколадно-коричневыми волосами, тщательно подстриженными и уложенными.

Биби.

Фейт замерзла с раковиной в одной руке и бумажным пакетом, в который она собиралась её засунуть, в другой.

— Привет, милая. Хорошо выглядишь, — произнесла Биби над головой маленькой пожилой женщины, которая пыталась купить эту стеклянную ракушку.

— Биби.

— Мисс? Прошу прощения.

Фейт перевела взгляд на свою клиентку.

— Ох! Прошу прощения. — Она закончила упаковывать товар и вручила его. — Спасибо, что купили сегодня у нас.

Женщина кивнула и повернулась, чтобы выйти из магазина.

— Прикрой меня на несколько минут, хорошо? — Фейт сняла холщовый фартук с вышитым на груди логотипом и названием магазина, который служил им униформой.

Рене — её коллега и соседка по комнате — одарила её грозным и стервозным взглядом.

— Ты шутишь? Здесь, должно быть, человек сто!

— Я знаю… но это… лучшая подруга моей мамы. — Она кивнула в сторону Биби. Рене немного знала о домашних проблемах Фейт… не в деталях, но достаточно для того, чтобы миновать грозную тучу с её стороны и попытаться слиться с радара.

— Ох, бля… — Она посмотрела на толпу клиентов. — Проклятье. Ладно, но, пожалуйста, ненадолго. Следующие два часа здесь только ты и я.

— Мне просто нужно встретиться с ней попозже. Я обещаю. Пять минут.

~oOo~

Биби ждала её в ресторане, когда она добралась до здания паромной станции. Она шла пешком от пирса №39… тридцать восемь причалов. Рене предложила её подвезти, но она хотела прогуляться и привести в порядок свои мысли. Как понимать, что именно Биби здесь? Ну, это, скорее всего, означает, что её родители тоже знаю, где она. С ней кто-нибудь будет? Они попытаются заставить её вернуться домой?

Она увидела Биби в окне до того, как вошла. Она была одна, пила бокал вина и смотрела в меню. Увидев приближение Фейт, она отложила меню в сторону и встала. Они обнялись. Фейт поначалу чувствовала себя неловко, но как только оказалась в объятьях Биби, то больше не отстранялась.

Затем они сели, и Фейт сразу же прыгнула с места в карьер.

— Они знают?

— Знают. Но их здесь нет. Я уговорила всех позволить мне сначала переговорить с тобой. Это было непросто… мне практически пришлось связать Блю. Он сошёл с ума с тех пор, как ты убежала, детка.

Подошёл официант, спасая Фейт от необходимости отвечать на это заявление. Она заказала чай со льдом, и официант ушёл, пообещав быстро вернуться с её напитком и принять их заказ. Тогда Биби скрестила руки на столе и наклонилась вперёд.

— То, как ты ушла, Фейт. В твой день рождения с той запланированной большой вечеринкой...

— Не моей вечеринкой. Это Марго захотела исполнить роль матери. И это не имеет ко мне никакого отношения. То, что имело ко мне отношение, так это пять месяцев заключения в том доме. И то, что она заставила меня сделать… то, что они заставили меня сделать. Вот это было связано со мной. Надеюсь, она расстроилась, что я свалила в день рождения.

— Злость не красит тебя, Фейт.

Фейт откинулась назад, фыркнув. Она не хотела продолжать этот разговор.

— Послушай. Я знаю, что ты на их стороне…

— Я — нет. Я на стороне своей семьи, и ты тоже часть семьи.

— Ты не можешь занять нейтральную позицию, Биби. Мне просто нужно знать, нужно ли мне готовиться к борьбе со всем клубом. Кто-нибудь придёт и выдернет меня отсюда и притащит обратно в Лос-Анджелес?

— Это то, чего хочет твой отец. Но Хус сдерживает его. Я здесь, чтобы узнать, в порядке ли ты, и спросить у тебя, что мы можем сделать, чтобы исправить всё. Если бы ты могла встретиться с Блю, Фейт. Он так скучает по тебе. Всё, что произошло в этом году… это разорвало его на части. Ты его малышка.

Фейт рассмеялась, но звук задушили надвигающиеся слёзы. Она ущипнула себя за руку и обрела спокойствие.

— Нет. Больше нет. Он сам мне об этом сказал. Если у тебя нет машины времени, то ничего не сделать. Всё кончено. Отправляйся домой и скажи им, что я в порядке. У меня есть работа и место, которое я могу назвать домом. Я больше не хочу их видеть. Никогда.

— Фейт. Пожалуйста, детка. Пожалуйста, помоги мне собрать эту семью вместе.

— Не я её разрушила. Всё, что я сделала — это влюбилась.

Биби издала тихий смешок, промокнув глаза льняной салфеткой.

— Ох, детка. Вы так молоды. Ты всё ещё видишь свою жизнь как эпическую историю, которую можешь рассказать. Но всё не так. Жизнь не эпос. Она недолгая и состоит из ошибок. Я знаю, ты смотришь на всё, выступая против причиненного тебе вреда, и я это понимаю. Но я говорю тебе о том, чтобы ты на секундочку представила, что и это тоже может быть ошибкой. Ты знаешь, какую жизнь ведёт твой отец. Что, если он умрет прежде, чем у тебя появится шанс понять, от чего ты отказалась? Ты сможешь жить с этим, никогда больше не видеть его, после того, как вы всегда были так близки?

— Как мы были близки. О да. Я смогу жить с этим. Я уже потеряла всё то, кем мы были. Всё кончено. Я серьезно. Я молода, но не глупа.

— Окей, милая, — вздохнула Биби. Она зарылась в своей большой сумке и достала одноразовый телефон всё ещё в упаковке. — Мы можем настроить его, так чтобы мы с тобой могли поддерживать связь таким образом?

Фейт смотрела на телефон так, будто он может прыгнуть и укусить её в любую секунду.

— Только мы с тобой, Фейт. Я никому об этом не скажу. Я только что купила его здесь, в городе. Даже Хус не знает об этом… но я, наверное, ему расскажу. Но больше я никому не скажу и только я буду отвечать, если ты воспользуешься им. А иногда я тоже буду звонить. Просто проверять. Каждые пару месяцев или около того, если ты не будешь звонить мне.

И по-прежнему Фейт могла лишь смотреть на телефон.

— Ну, пожалуйста. Фейт, прошу тебя.

— Окей. — Она притянула к себе телефон. — Окей. Но только ты.

— Только я. Клянусь.

— Поклянись жизнью Хуса.

Биби моргнула, а потом вздохнула.

— Тогда жизнью Хуса — клянусь. — Она улыбнулась. — Спасибо, Фейт. Ты останешься и поешь со мной, да? Я не хочу отпускать тебя в мир хорошо не покормив.

— Я отлично ем, Биби. Всё в порядке. По-настоящему.

Биби потянулась через стол и схватила Фейт за руку.

— Я рада. Но почему бы тебе не поужинать со мной?

Официант вернулся со льдом. Фейт взяла меню и попросила ещё несколько минут, чтобы сделать свой выбор.

~oOo~

Телефон, который находился у Фейт несколько лет и который она называла «Биби-Экспресс», зазвонил посреди ночи. Фейт оттолкнула от себя ногу Тау и встала. Он заворчал, перевернулся, но не проснулся.

Она направилась голой в гостиную и откопала телефон в ящике комода, который использовала как тумбочку под телевизор. К тому времени, как она добралась до него, он перестал звонить, поэтому стояла там, глядя на экран, и ждала, когда на телефоне появится сообщение о голосовой почте.

Биби никогда не звонила посреди ночи, так что Фейт ощутила легкое чувство тревоги. Что-то было не так, и она это знала.

Вместо голосовой почты телефон снова зазвонил, на экране вновь появляется имя Биби. И Фейт ответила.

— Привет, Биб.

Голос Биби был хриплым, как будто у неё опухло горло.

— Детка, приезжай домой. Прямо сейчас.

Фейт села на оттоманку, которую использовала, как кофейный столик.

— Что случилось?

— Твой папа, милая. — Биби прочистила горло и высморкалась перед тем, как продолжила. — Сегодня вечером он умер. Ты должна вернуться домой.

— Он умер? — Фейт почувствовала себя маленькой и юной, свернулась в клубок обняв свои ноги. — Он умер? — Она ушла из дома почти шесть лет назад и не видела и не слышала отца всё это время. Расстояние превратило её отца больше в воспоминания, чем в того, кем он был, когда она ушла.

— Я же говорила, что это произойдёт, Фейт. Приезжай домой. Побудь с семьёй и попрощайся. Сера приедет. Она уже в пути.

Сера жила в Нью-Йорке, она — восходящая звезда в мире международных финансов. Фейт всё ещё работала на пирсе №39, но тоже начала кое-что делать со своим искусством.

Невозможно, чтобы она оказалась не в сотне миль от своей матери. Марго в горе, без контроля мужа? Её дочери обе перед ней и готовы к сравнению? Нет. Абсолютно точно — нет.

— Я не приду, Биби.

— Фейт!

— Я люблю тебя. И скоро поговорю с тобой. — Она прервала звонок и выключила телефон.

Потом притянула ноги на оттоманку и зарыдала.

Тау вышел из комнаты и присел сбоку от неё, его сильные коричневые руки гладили её волосы.

— Что такое, любовь моя? — спросил он в своим мелодичным голосом с акцентом.

Она не любила его… не думала, что сможет кого-нибудь ещё полюбить… но была рада ему и благодарна за то, что сейчас он здесь с ней.

— Мой папа умер, — произнесла она, свернувшись в клубок в его руках.

— Ох. Мне жаль. Что я могу сделать?

— Я просто хочу вернуться в постель.

Он кивнул, подхватил её и весь день оставался с ней в постели.

Если бы она смогла полюбить кого-нибудь ещё, кроме Майкла, то она бы поняла это сейчас, потому что Тау был тем, кто заслуживал её любви. Он был красивым, добрым, сильным и любил её.

Но она не могла никого любить, кроме Майкла, а его она больше никогда не увидит. Она больше никогда его не увидит. Не после того, что родители забрали у неё. У них.

Даже в руках Тау Фейт чувствовала такое же одиночество — глубокое, как дно океана.

Глава 18

Демон размял плечи и старался не дёргаться. Он не понимал, как это может быть правдой — он каждый день носил тяжелый кожаный жилет, но эта более лёгкая шерстяная ткань (или из чего там ещё был пошит его новый костюм) ощущалась как проклятая смирительная рубашка. И костюм был с рукавами. Его руки не помещались в эти проклятые рукава, так что он не мог пошевелиться.

И галстук. Боже, этот галстук. Мужики типа Финна Беннетта одевались так каждый день, но Демон осознавал, что он-то сидит здесь, как горилла, своим мандражем воплощающая каждое клише о нецивилизованных байкерах.

Финн сказал ему, что нужно одеться «респектабельно, с уважением к суду», поэтому Биби и Фейт взяли его за покупками. Он собирался сжечь результаты этой прогулки при первой же возможности.

Это был не первый раз, когда он находился в суде, но это был первый случай, когда его, уже взрослого, не ввели в зал суда через боковую дверь в комбинезоне и наручниках. Единственный раз, когда его осудили за правонарушения, был в суде по делам несовершеннолетних. Тогда он также напялил какой-то смехотворный прикид и, нервно подёргиваясь, сидел рядом со своим адвокатом или защитником, кем бы тот ни был.

Те, кто тогда «кем бы они ни были» представляли его интерес, были назначены судом. Теперь же он находился в суде по делам семьи, сидя рядом с великим и могущественным Финдли Беннеттом. Фейт сидела прямо за ним и время от времени, как правило, после того, как он нервно дёргался, её рука вытягивалась вперёд и поглаживала его по спине. Хусиер, Коннор, Мьюз и Сид тоже сидели за ним. Биби с Такером находилась снаружи в коридоре. Она и его одела в глупый маленький костюмчик — по какой причине, Демон так и не понял, разве что она думала, что это «мило».

Хотя так и было. Теперь же он либо покинет это здание, получив опеку над Такером, либо так никогда и не получит ни единого шанса заполучить его.

Он повернулся и посмотрел на Фейт. Она улыбнулась ему, её глаза сверкали от любви и воодушевления. Боже, какая она красивая, такая хорошая и его. Сегодня… сегодня… он может оказаться на пути к тому, чтобы получить всё. Они перевезли Марго в дом престарелых за неделю до этого. Они приготовили её дом, чтобы выставить на продажу, и вели активные поиски своего собственного дома. Жизнь, которую он так хотел, находилась прямо перед ним… достаточно близко, чтобы поймать ее руками.

Но если он потеряет Такера, то всё развалится на части, он осознавал это. Он знал, что это сломает его и заберёт всё то, что он так любит.

Поэтому он повернулся лицом к судейскому месту и стал ждать.

Процесс подготовки к судебному заседанию отличался от того, что он ожидал. Почти всё было готово раньше времени. Бумаги были заполнены и предъявлены, отчеты были предоставлены, письменные показания и показания под присягой были сняты со всех, кто что-то знал. Финн сказал ему, что судья прочитает все записи до сегодняшнего дня и, скорее всего, заранее вынесет своё решение. Так что сегодня речь пойдёт о любых заключительных заявлениях, и тогда, если только что-то новое не потребует дальнейшего обсуждения, будет вынесен окончательный вердикт. По словам Финна, некоторые судьи проводят слушание, а затем позже просто отправляют своё решение по электронной почте. Но эта судья предпочитала, чтобы все стороны присутствовали при вынесении решения.

Хотя без разницы. Он просто хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему — начинается или же заканчивается сегодня его жизнь.

Задняя дверь в зал суда открылась, и вошёл прокурор Штата, а затем парень, который помогал собирать дело, чтобы забрать Такера на постоянное попечительство Штата. Старый босс Сид — Гарри Ракер. Это парень был тем, с кем Демон хотел бы провести несколько минут наедине.

Ни прокурор, ни Ракер не смотрели по сторонам пока присаживались. Финн повернулся и подарил Демону небольшую улыбочку со знающим кивком. Он выглядел довольным. И Демон очень старался не позволять этому вселить в него больше надежды.

Судебный пристав призвал всех в комнате встать, и судья — женщина, возможно, лет пятидесяти или около того, вошла на трибуну. Она села, все остальные тоже сели, и судебное разбирательство началось.

Он пытался обращать внимание на начавшуюся юридическую болтовню, но многое из этого имело какой-то особый смысл. Но потом судья кивнула и скрестила руки на трибуне перед собой.

— Прежде чем я вынесу решение, каждая сторона может сделать заключительное заявление, — она кивнула государственному прокурору. — Мистер Гомес?

Ракер наклонился и что-то прошептал на ухо Гомесу. Тот кивнул и встал.

— Наш пакет документов окончательный, и нам нечего больше приобщить к делу. Однако мы хотели попросить суд серьезно отнестись к криминальному прошлому с применением насилия мистера Ван Бюрена, которое включает в себя приговор в убийстве второй степени.

Финн встал.

— Протестую, Ваша честь. Вынесенный приговор, на который ссылается защитник Штата, является частью засекреченной информации о судимости, имевшей место в период несовершеннолетия моего подзащитного.

Гомес повернулся к Финну.

— И вы прекрасно знаете, что эта секретность не применяется к Суду.

— Но она относится к суду по уголовным делам. Это же суд по делам семьи. Или вы потерялись?

Судья застучала своим молотком.

— Окей, господа. Точка зрения высказана. Я полностью ознакомлена с фактами этого дела, включая всё приключения с законом заявителя. Но протест мистера Беннетта отклонён. У меня есть право рассматривать полное досье мистера Ван Бюрена, и я так и сделала, — она обратилась к Гомесу. — Что-нибудь ещё?

— Нет, Ваша честь, — и он сел.

У Демона скрутило живот. Ебать. Неужели детство снова трахнет его? Он посмотрел через плечо, Фейт тоже выглядела обеспокоенной. Ох, блядь.

— Мистер Беннетт?

На призыв судьи Финн встал.

— Спасибо, Ваша честь. Наши документы также полны. Они рассказывают историю человека, который глубоко любит своего сына и делает всё, что в его силах, чтобы помочь ему преодолеть травмирующее начало его жизни. Маленький Такер родился с наркотической зависимостью от метамфетамина. Он был оставлен на попечение наркоманки, которая пренебрегала и жестоко обращалась с ним ещё до его рождения, и эта наркоманка получила практически полную свободу действий из-за небрежности работника, который, как мы показали в наших документах и что не было оспорено, фальсифицировал отчеты. С другой стороны, все объективные оценки детского воспитания и характеристики наблюдения за мистером Ван Бюреном и Такером свидетельствуют о том, что отец и сын любят друг друга, а также о стабильной обстановке, в которой ребенок должен воспитываться. Мистер Ван Бюрен — такая же жертва нашей сломанной и перегруженной системы, как и Такер был жертвой своей матери.

— Протестую! — аж подпрыгнул Гомес. — «Система» не разбирается в ходе суда. Мистер Беннетт просто сотрясает воздух.

— Поддерживаю. Давайте сосредоточимся на мальчике, мистер Беннетт.

— Конечно, Ваша честь. Совершенно ясно, что мистер Ван Бюрен — прекрасный отец, который обеспечит Такеру замечательный дом. Три разных отчета… включая отчет нынешнего социального работника Такера… рекомендуют постоянную опеку. Судимость, которую мистер Гомес так хотел, чтобы Вы учли при рассмотрении дела, единственная, и мой клиент не имел никаких новых приводов в течение многих лет… с тех самых пор, как Такер родился. Этот мужчина изменил свою жизнь. Мужчина, который искренне любит своего сына и проявил себя как стабильный и заботливый отец. Дело само говорит за себя, поэтому у меня ничего больше добавить. Спасибо.

Беннетт сел. Демон недовольно взглянул на него. Этого явно было недостаточно. Он точно знал, что этого недостаточно.

Судья несколько минут сохраняла молчание… или, возможно, всего лишь секунды… делая какие-то заметки. Демон сидел, чувствуя себя связанным по рукам и ногам одеждой, и очень старался не поддаваться панике.

Затем она подняла взгляд.

— Поскольку никакой новой информации сегодня не поступило, я готова вынести решение. — Демон ожидал, что она прикажет ему встать, но она этого не сделала. — Представлено много доказательств, высказано много мнений. Всегда так, когда дело касается опеки над детьми. Но какое решение я должна вынести и для этого есть один простой вопрос: что будет лучше всего для ребёнка? Моя единственная забота — это ребенок. Вопрос о том, что мистер Ван Бюрен в прошлом был связан с незаконной деятельностью, должен вызывать обеспокоенность в другом суде. Меня волнует только то, что с Такером обращались несправедливо. Судимость господина Ван Бюрена действительно... погашена, и это говорит об истории мужчины, жившего жестокой жизнью.

Демон уронил голову, и ощутил руку Фейт на своей спине. Ох, блядь. Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь.

— Штат захотел, чтобы я учла дело заявителя о судимости в несовершеннолетнем возрасте. Я так и сделала. Я приняла к сведению не только обвинительный приговор по делу об убийстве, но и смягчающие обстоятельства. Я также изучила отчеты о наблюдениях и оценках Такера и его отца. Я просмотрела видео. И очевидно, у них крепкая связь. Штат утверждает, что мистер Ван Бюрен устраивал показательное выступления для оценки экспертов. Официального мнения по этому поводу у меня нет. Но у меня есть мнение о том, играет ли Такер. И я считаю, что, конечно же, нет. Он двухлетний мальчик, который, очевидно, любит и чувствует себя комфортно со своим отцом.

Демон поднял взгляд. Судья смотрела прямо на него.

— Да, мистер Ван Бюрен, ваш привод касается меня. Но если бы Штат брал на себя опеку над всеми детьми, чьи родители имеют судимость... Ну, нам нужно было бы нанять гораздо больше социальных работников, это точно. Вы расплатились по своим обязательствам. И на данный момент вы ничего больше не должны, и я настоятельно призываю вас не обзаводится такими долгами в будущем. Потому что вашему сыну нужен отец. Единоличная законная и физическая опека над несовершеннолетним ребёнком Такером Максвеллом Ван Бюреном предоставляется его отцу Майклу Джону Ван Бюрену. Заставьте его гордиться вами, сэр. И на этом мы прервёмся. — Судья один раз стукнула молотком, а затем встала.

А Демон же просто ошеломлённо остался сидеть. Финн схватил его за локоть и потянул, чтобы поднять на ноги. Судья ушла, а на местах за Демоном и Финном раздались громогласные ура. По спине Демона неоднократно похлопали, его сотрясали удары, но он сам не мог присоединиться к всеобщему ликованию.

Это не может быть правдой. Он проснётся и ничего из этого не будет в действительности.

И тогда Фейт сбоку от него просто произнесла:

— Майкл, — она схватила его за дурацкий костюм и притянула в свои объятья, именно тогда он наконец-то зашевелился. Он повернулся и посмотрел ей в лицо. — Майкл. Он твой. Мы можем отправиться домой. С днем рождения!

Всё верно. Сегодня его день рождения. А он и забыл.

Он обнял её и приподнял над полом. А затем прижался лицом к её шее и заплакал.

~oOo~

Райли всё ещё находилась дома с новорождённым, так что клубная вечеринка проходила у них дома. Шестой день рождения Лекси был через два дня, а у Нолана день рождения был за несколько дней до этого, так что они объединили все торжества в одно весёлое времяпрепровождение, подходящее для всей семьи.

Стоял конец апреля, и Барт готовил на гриле. У них во дворике была такая штука, типа открытой кухни. Иногда реальность тусовок с долбанной кинозвездой сильно поражала Демона. Какая же странная у него жизнь.

У них был открытый бассейн, и Демон находился в мелководье с Такером, который изо всех сил пытался научится плавать в маленьких жёлтых нарукавниках. Демон на самом деле не особо понимал бассейны. Он никогда не учился плавать, и ощущение выталкивающей силы воды, особенно если он находился в воде выше талии, немного пугало его. Это был ещё один его секрет. Но на мелководье, служа альпинистской горкой для детей, бросая Лекси и Йена со своих плеч и таская Такера по кругу на воде… он мог со всем справиться.

А вот Фейт в бикини — это нечто совсем другое, и он вообще не был уверен, что справится с этим. Бикини было чёрным, с кольцами на бёдрах и между её сиськами. Она была эффектной. Но он хотел, чтобы она хотя бы надела грёбаную рубашку. Здесь повсюду находились похотливые парни, и хотя он знал, что они не осмелятся к ней прикоснуться, он ловил их на том, что они все пялятся на неё, пытаясь оставаться незамеченными. Он подловил Дабл Эй — три раза. И если поймает в четвёртый, то этот мудак может поймать пулю в третий раз. И Демон прицелится немного выше его бедра.

Когда он попросил её надеть рубашку, она лишь посмеялась над ним.

Иметь старуху — к этому нужно привыкнуть. Но у него она была. И у него был Такер. У него были всё… ну практически всё о чём он мечтал.

Когда Лекси и Йен вылезли из бассейна и отправились в свою большую игровую зону, Демон помог жаждущему Такеру выбраться из своих нарукавников, чтобы тот мог побежать за ними, его плавательный подгузник оставлял за собой след из капель воды.

Он собирался научить его пользоваться туалетом. Хотя понятия не имел как, но выяснит это. И у него есть люди, которые могут ему помочь. Его сын вырастет окруженный любовью. Вырастет в безопасности. И станет сильным.

Демон подтянулся на руках и сел на бортик бассейна, оглядывая двор. В воздухе пахло жаренным стейком из говядины и пряным соусом, и его желудок сжался от восторга и предвкушения. Это была семейная вечеринка, поэтому здесь находились только Коко и Мария — две самые постоянные клубные девушки, и они помогали с едой и напитками. Из-за этого многим несвязанным мужчинам ничего не оставалось, кроме как пить и играть, поэтому во дворе происходила причудливая, полноконтактная игра в крокет. Демон рассмеялся. То, как раскачиваются эти колотушки, означает одно — кто-то явно собирается истечь кровью, прежде чем всё закончится.

Тонкая тень нависла над его плечом в сторону бассейна, а затем знакомая маленькая ручка показала бутылку пива. Он переложил бутылку из одной руки в другую и поцеловал ладонь Фейт.

— Привет, детка.

Она села на бортик бассейна рядом с ним.

— И тебе привет. Как ты?

Он сделал длинный глоток из бутылки, а затем приобнял рукой свою старуху.

— У меня всё хорошо. Я лучше, чем-когда-либо прежде.

Она поцеловала его в плечо.

— У меня также.

— Па! — Такер прибежал к бассейну с чем-то в руке. — Па!

— Иди спокойно, приятель. Не бегай около бассейна. Нужно идти медленно и осторожно. — Такер замедлился до более осторожного быстрого семенящего шага, и Демон и Фейт оба тихо рассмеялись. — Что там у тебя, Человек-Мотор?

Такер наконец-то добрался до них и вытащил крошечный розовый чайник с изображением «Алисы в стране чудес» на боку.

— Лекси сделала чай! И… и… — он остановился, скривил лицо. — Флюшки, — он подул над краем чашки, словно то, что было внутри неё, было горячим, а затем осторожно передал её Демону.

Тот взял крошечных розовый… пустой… чайник и сделал вид, что делает глоток.

— Как вкусно, Так. Спасибо

— Чай и флюшки, — рассмеялась Фейт.

Такер с энтузиазмом кивнул.

— Угу! Для Па! С день варень! Пошли, Па! — он сцепил руки вокруг руки Демона и потянул.

Так что Демон передал Фейт своё пиво, после чего встал и взял сына за руку.

— Куда мы идем, приятель?

— На чаепитие! — закричал Такер. «Банда», валяющаяся вокруг бассейна, заулюлюкала. Демон показал им средний палец, пока не видел Такер.

У Лекси и Йена был собственный полностью обставленный миниатюрный дворик с миниатюрной открытой кухней и миниатюрной мебелью. Дети накрыли стол розовыми блюдами Лекси, на которых лежали печенья… «Oreo». Лекси, одетая в сверкающую тиару, на которой стразами было написано «С днем рождения!», готовила, но там не было никаких следов Йена.

А нет, вот и он — Йен вытащил Нолана — другого именинника — из игры в боевой крокет.

— Вау, ребята, — произнёс Нолан. — Всё это выглядит отлично. Спасибо, что пошли на все эти хлопоты.

— Никаких хлопот. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам за чаем с плюшками, — ответила Лекси с трогательным небольшим акцентом, а Демон с Нолан обменялись взглядами и чуть не расхохотались. Она была такой чопорной маленькой мисс.

Такер сел за стол, но Лекси повернулась и произнесла:

— Нет, Такер! Ты должен выдвинуть стул для почетного гостя!

И Такер встал и немного выдвинул назад стул.

Демон сел. Нолан сел. А Лекси подошла к столу с чайником и налила «чай» для всех. Сидя посреди байкерской семейной вечеринки в плавках со своими голыми татуированными торсами, они принимали участие в импровизированном маленьком чаепитии по случаю именин, возглавляемое принцессой в тиаре.

И Демон никогда в жизни не был счастливее.

~oOo~

Вечеринка у Барта и Райли закончилась, когда уже стемнело, и дети стали уставать и ворчать. Одинокие мужчины вернулись в клуб, чтобы найти больше развлечений для взрослых, а семьи отправились домой. Хотя Фейт так и не спала с ним с тех самых пор, как Марго переехала в Сан-Габриэль, потому что не хотела оставлять Слая и котят совсем одних в том доме, но в эту ночь она вернулась с ними к Хусиеру и Биби.

Теперь это не продлится долго, скоро все они будут жить вместе.

Демон оставил спать в своей кроватке полностью измотанного парня, по-прежнему плотно прижимающего к себе плюшевую корову, что подарила ему Фейт. Потом постоял несколько минут, наблюдая за тем, как спит его сын. Щеки и лоб Така были слегка розовыми, солнцезащитный крем быстро стёрся, а Демон этого не заметил и недостаточно быстро снова его намазал. Но кожа не была чрезмерно горячей, и, очевидно, Такеру было комфортно.

— Спокойной ночи, Человек-Мотор, — прошептал он, разворачиваясь, чтобы пройти через ванную в свою комнату, где его ждала Фейт.

Она была обнажена и ждала его в постели. Она тоже немного подзагорела, он мог разглядеть слабый контур бикини на её коже, но она именно подзагорела, а не сгорела. Когда он подошёл, сбросив по дороге собственную одежду, она поднялась на колени и поползла к краю кровати.

Когда она подняла руки, чтобы обнять его за плечи, Демон уловил взглядом крошечный шрам на внутренней стороне предплечья. Он положил свой палец на него.

— Как долго длиться его действие?

— Три года. Прошло уже около двух, — Фейт вскинула вверх голову. — А что?

Он встретился с ней глазами. То, что он собирался произнести, вовсе не было импульсом. Он думал об этом несколько недель. С тех самых пор, как узнал, что они тогда зачали ребёнка. Но сначала он хотел выяснить всё насчёт Такера.

— У меня есть практически всё, чего я когда-либо хотел в своей жизни.

Она улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его в грудь, туда, где билось его сердце. Он аккуратно оттолкнул её обратно, чтобы снова взглянуть ей в лицо.

— Почти всё. Я хочу разделить с тобой дом. Я хочу женится на тебе. И я хочу завести с тобой детей. Вот тогда у меня будет всё. А ты хочешь этого?

Её улыбка ещё больше расцвела на лице, и даже стала слегка серьезнее.

— Да. Так ты делаешь предложение?

— Ага. Выйдешь за меня и заведёшь ребенка, когда эта штука перестанет действовать?

— О, да. И тогда и у меня будет всё.

Усмехаясь, ощущая, ком в горле и то, как сильно колотится его сердце, но на этот раз от счастья, а не от стресса, он обхватил руками её лицо и поцеловал. Он вложил всё, что чувствовал к ней, в этот поцелуй. Она до сих пор пахнет днем… бассейном, солнцезащитным кремом. Солнцем. Кому-то следует разливать этот запах по бутылочкам.

Его член начал пульсировать и, подпрыгнув, шлепнулся об неё, но он нуждался в большем. Однако когда он передвинулся, чтобы опуститься на неё, она воспротивилась и отклонилась назад.

— Нам не нужно ждать год, если ты хочешь, Майкл. Я могу удалить его в любое время, а потом просто нужно несколько дней, чтобы гормоны вышли из моего тела. Мы можем начать, когда захочешь.

— Ты не против начать так быстро?

— Мне же не одной кажется, что мы начинаем слишком поздно. Да?

Он кивнул.

— Я так сильно тебя люблю, — а затем он снова поцеловал её и толкнул на кровать. И тогда вспомнил ту ночь, когда Хусиер сказал ему, что он может вернуться домой.

Вот только теперь наконец-то он там и был.

Воспоминания

Майкл

Он ощущал, что его въезд в Лос-Анджелес прошел буквально как через какой-то барьер. Для него здесь царила другая атмосфера. Когда он въехал в Калифорнию, преодоление каждой мили как будто было тяжелее, но на самом деле, находится в Лос-Анджелесе, впервые с тех пор, как Мьюз забрал его и увёз… вот что было тяжело. Лос-Анджелес был его единственным домом за практически всю жизнь, да и то ненадолго.

Тем не менее, это короткое время было единственным, когда он у него был.

Он ехал один, Мьюз тянул трехлетний срок за нападение с отягчающими обстоятельствами. Уже прошло восемь месяцев, и тот чертовски сильно держался подальше от неприятностей, чтобы скостить срок на половину. Но всё равно это означало, что ещё оставался почти год.

Демон не в первый раз ехал один в качестве «Кочевника», но ему это никогда не нравилось. Наступал момент, когда он днями был один, не разговаривая ни с кем, кроме того времени, когда заказывал еду или арендовал дешёвый номер в мотеле. Через день или около того ему становилось скучно, и он начинал терзать самого себя, роясь в тёмных уголках памяти для полуночного развлечения. Вскоре после этого он начинал дёргаться. Обычно, в итоге кто-то оказывался в крови и сильно избитым.

Он проводил свои ночи в самом захудалом баре, который только мог найти, зная, что сможет хорошо подраться, пока способен держаться на ногах. И он искал самую скользкую работёнку, которую только мог найти. Все чаптеры знали, что получат, когда звали Демона, рассекающего в одиночку.

Но сейчас всё было по-другому. Он не ехал на работу. Он ехал на похороны. Блю убили в том хаосе, что закручивался вокруг всего клуба, связанного с работой на Переса. Хусиер позвонил и попросил его приехать на похороны. Демон спросил, будет ли там Фейт. После долгой паузы Хусиер сказал, что не знает.

Демон не знал, хочет ли он, чтобы она была там или нет. Блю был её отцом, и они были близки до тех пор, пока Демон не разрушил всё. Может, они помирились за эти пошедшие шесть лет.

Он хотел её увидеть. Он понимал, что это будет больно. Но её образ в его сознании поблёк, несмотря на все усилия, и, по крайней мере, он хотел его хотя бы освежить.

~oOo~

Но её там не было. Там были Марго и сестра Фейт, сотня братьев и друзей. Блю был членом клуба на протяжении десятилетий. Его знали и любили.

Марго вообще не обращала на него внимания, как будто не узнала его. Возможно, и не узнала, он стал крупнее, и носил волосы гораздо короче, но это всё равно казалось наигранным. Правда, он был этому рад. Он отстранился настолько, насколько это было возможным в рамках приличия, и позволил похоронам идти своим чередом.

Он умышлено, прибыл позже остальных и планировал уехать пораньше, как только начнутся поминки. Войти в клабхаус Лос-Анджелеса впервые после того, как он вышел из него с позором, было больно. Всё было так же. Клабхаус выглядел как и всегда. Он даже пах точно так же, как и всегда. Всё было знакомо как дома, и это скручивало внутренности Демона от боли. Впервые в жизни он понял, что значит, когда люди говорят о том, каково это… вернуться домой спустя долгое время, что всё остаётся в точности так же, как и должно было быть, и всё же имеет сияние новизны, как будто только чье-то чувство должно напоминать о том, как всё должно быть.

Но вот только это уже не его дом. Он не возвращался домой. Не мог.

Его братья были рады его видеть. И Биби долго обнимала его. Когда она отстранилась, то он увидел, что она плачет, но не понял из-за него это или же из-за Блю.

Здесь были и новые члены клуба, мужчины, которых он не знал. Их новый заместитель Президента по безопасности был членом союзного клуба, который получал внимание СМИ. Демон ему не верил. Он знал, что Барт Элстад был навязан Хусиеру Сэмом Карпентером в виде какого-то обмена или что-то типа того, и тот подсидел Шерлока в этой должности, которого Демон знал как проспекта, когда ушёл. Это была главная сплетня в каждом клабхаусе, который он посетил на протяжении нескольких месяцев. Демон не обращал внимания ни на стратегию, ни на политику, ни на клуб, ни на внешнюю деятельность, но он считал странным привлекать эксперта-техника извне из союзного он клуба или нет.

Однако это не его проблема. Он был оружием. Пока ему не укажут на Барта, он позволит другим беспокоиться о верности этого человека. Сейчас они носили один и тот же патч, а это что-то значит.

Клубные ритуалы и поминальная служба были тихими, мрачными делами настолько, насколько байкеры вообще могут оставаться спокойными. А похороны кого-то типа Блю не могли быть скромными. Оглушительный рёв сотен «Харлеев» заполнил воздух на несколько долгих минут на протяжении всей дороги по пути к кладбищу. Но как только двигатели замолчали, мужчины стали молчаливыми. В такие времена, стоя посреди огромного поля черной кожи, Демон ещё мог почувствовать голоса семьи.

Даже похоронив Блю, Демон мог это почувствовать. Он не ощущал враждебности к этому мужику. Демон предал их братство. Он забрал девственность дочери Блю, прекрасно зная, что Блю будет возражать. То, что тот сделал в отместку, было его правом.

Но он по-другому относился к матери Фейт. Марго назвала собственную дочь шлюхой. Более того, Демон отчетливо видел, что стоит за её гневом и возмущением. В глазах женщины было удовлетворение, когда она стояла там, указывая на него, на них. На свою собственную дочь. Удовлетворение и победа. Как будто она ревновала к Фейт и была рада, что смогла её наказать. Свою собственную дочь.

О да, он ненавидел эту суку.

Он был переполнен воспоминаниями и чувствовал себя более одиноким, чем он чувствовал себя за очень долгое время. Демону надо было уйти. Он пытался незаметно выйти. Он вышел из клабхауса и направлялся к байку, когда услышал за собой голос Хусиера.

— Деми.

Он повернулся и увидел своего бывшего Президента, прислонившегося к стене здания, и курящего Мальборо.

— Привет, През, — Демон подошёл к нему.

— Уходишь?

— Ага. Почему ты куришь здесь?

Хусиер одарил его печальной ухмылкой.

— Бибс хочет, чтобы я бросил. Это тяжело. Я прячусь.

Демон рассмеялся.

— Я не крыса. Прикрою.

— Спасибо, — Хусиер сделал долгую затяжку, после чего выдул половину дыма и бросил сигарету. — Тебе нравится жизнь «Кочевника»?

Демон не знал, что ответить. Поэтому он пожал плечами.

— Взлеты и падения.

— Я следил за тобой. Вы с Мьюзом близки. У тебя есть проблемы в одиночку?

Не понимая, куда, блядь, может зайти этот разговор или о чём раздумывал Хусиер, но осознавая, что этот разговор не может принести ему ничего, кроме боли, Демон снова пожал плечами.

— Взлеты и падения.

— Возвращайся домой, брат.

— Что? — он сильно сглотнул, его сердце сжалось, даже при том, что он не сомневался, что верно расслышал.

Хусиер шагнул вперёд, чтобы они оказались лицом к лицу.

— Нет больше причин тебе держаться подальше. И ты нам нужен. Всё это дерьмо с клубами по всей стране, но именно здесь — горячая точка. Ты нам нужен. Возвращайся домой.

— Домой? — он знал, что ведет себя как идиот. Он и чувствовал себя соответственно.

Хусиер положил руку на предплечье Демона.

— Домой, Деми. Возвращайся домой. Это — дом.

Прежде он даже смог подумать, что с ним может произойти что-то настолько унизительное и постыдное. Демон расплакался. Он попытался успокоиться, но тогда Хусиер приобнял его за плечи, и Демон так никак и не смог остановится.

Глава 19

Директор правления парка попросил Фейт сказать несколько слов, но она была совершенно не готова к этому, поэтому ей пришлось заставить себя взять портативный микрофон, который он ей протянул. Микрофон начал мучительно свистеть, пока не отдалила его от усилителя. Затем повернулась и улыбнулась толпе.

Ну «толпа» — это все же сильное преувеличение. Вокруг стояло около пятидесяти человек, многие из них — семьи с детьми. Но сегодня был выходной в честь Дня Памяти, и в парке было много других людей, которые могли бы, рано или поздно, оказаться здесь. Они сделали небольшое событие из открытия с парочкой клоунов, которые занимались аквагримом и делали из воздушных шаров животных, а также здесь были уличные музыканты с банджо и фуд-трак, в котором продавались хот-доги и мороженое.

Фейт прочистила горло и заставила себя начать говорить в микрофон.

— Мне нечего сказать. Я лучше открою игровую площадку и впущу детей. Но я благодарна мистеру Уилсону и остальным членам правления парка за то, что они пригласили меня создать этот кусочек искусства, безопасный для детей и их игр, — она посмотрела на Майкла, который держал Такера и ярко улыбался ей. — С тех пор как я начала работать над этим поручением, у меня появилась собственная семья, и я по-настоящему счастлива, что маленький мальчик, которого я так сильно люблю, собирается играть здесь в день открытия. Большое спасибо.

Раздавались редкие аплодисменты, из-за которых она почувствовала себя неловко и поспешно передала микрофон мистеру Уилсону.

И тогда ребенок, выигравший конкурс рисунков, перерезал красную ленточку, и все вошли на игровую площадку.

Фейт наблюдала, как дети сразу же подошли к двадцатиметровой змее, созданной из старых запчастей, и начали на неё залезать.

«О, пожалуйста, пусть никто не поранится», — шептала она про себя. Она сама провела исследование, проявив должную осмотрительность, и предприняла все меры предосторожности. Но когда Такер залез наверх, вцепившись рукой в глаз змеи, сердце Фейт сжалось и затрепыхалось. Именно так чувствовала бы себя мать, поняла она. Страх, гордость, любовь — всё сразу, смешалось в единую, непостижимую эмоцию.

И ей стало любопытно: чувствовала ли её собственная мать когда-нибудь что-то подобное к ней.

~oOo~

Биби взяла Фейт за руку, переплела их пальцы, и они прошли через фойе. Неизменные ботинки Биби на высоком каблуке стучали по мозаичной плитке.

Сера была права — это учреждение было очень милым. Оно было устроено скорее как отель, нежели чем больница с высококлассной плиткой и коврами на полу, красивыми обоями, начищенными никелированными приспособлениями. Палаты в крыле Марго были обставлены как элегантные номера отеля, всё медицинское оборудование спрятано в гардеробы и буфеты.

Персонал был дружелюбным и внимательным, а врачи казались добросовестными и, насколько могла судить Фейт, высоко квалифицированными.

Обитателей, которые были достаточно сильны и стабильны как морально и так физически регулярно вывозили на загородные прогулки. Фейт всегда считала это досугом для стариков — посещение садов, музеев, дома бабочек и т.п. Но иногда они ходили на представления в местный театр с постоянной труппой.

Само учреждение предлагало различные занятия и программы и имело потрясающий сад, а также небольшие участки земли, которые обитатели могли самостоятельно возделывать. Марго на протяжении всей своей жизни была заядлой садовницей и много времени уделяла работе над своим маленьким частным садом.

Сложившийся в голове Фейт образ того, как её мать бродит по кругу на голом клочке двора, оказался необоснованным. Она почувствовала себя намного лучше, узнав, что Марго, впадающая в небытие, не будет проводить свою жизнь в какой-то унылой коробке. Майкл не разделял её беспокойства и даже не понимал его, а она не была уверена, как ему объяснить это.

Конечно, даже во всех воспоминаниях Фейт её мать, в лучшем случае, была не заинтересована в ней, а в худшем — даже враждебна. Но она сама была не против и даже не обращала на это ни малейшего внимания, пока Сера не уехала. Но также оставались ещё годы её детства, за которые Фейт чувствовала только нежность по отношению к своей матери. Марго не забывала про дни рождения, школьные мероприятия, которые всегда посещала, сама же Фейт по-настоящему ничего не хотела. Марго не обнимала её и не особо с ней разговаривала, но у Фейт был её папа, а этого было больше чем достаточно.

Но когда Сера уехала в колледж, у Марго осталась только Фейт, чтобы замечать, и Фейт наконец-то поняла, что Марго заметила, что её муж очень сильно любит их младшую дочь. Она ревновала к этой связи, и в своей ревности попыталась убрать Фейт с дороги. Фейт и Майкл наконец-то дали ей клин, в котором та так нуждалась… отсюда и было удовлетворение в её глазах в тот самый день. Майкл назвал этот блеск, который тоже увидел, «победой», и Фейт не могла с ним не согласиться.

Но в то же самое время именно это заставило Майкла сильнее ненавидеть Марго, а Фейт жалеть её ещё больше. А вот этого её мужчина просто не мог понять.

Но всё в порядке. Ему и не нужно понимать. У них всё хорошо и цельно, пока Марго здесь, в приличном месте. Пока Фейт регулярно навещает её, но это лишь до тех пор, пока не вызывает у матери слишком сильный стресс. Хотя это казалось маловероятным, Марго не узнавала свою дочь на протяжении всех недель, что провела здесь. Её дегенерация, казалось немного замедлилась, но чаще всего Марго считала, что ей примерно тридцать пять-сорок лет… как раз, когда она замутила с Блю и ещё работала. В порноиндустрии.

Её главная медсестра — Ширли — рассказала ей и Биби, что у Марго наиболее часто повторяются эпизоды, когда она участвует в каких-то интересных событиях, и неважно, где это происходит: в её комнате и в других местах. Сама Фейт однажды наткнулась на неё в саду, когда та в обнаженном виде раскинулась на скамейке, думая, что участвует в фотосессии. Но кажется никто особо сильно не возмущался, только не здесь — в крыле для слабоумных.

Сегодня она и Биби нашли её в общей палате, одетую в толстый свитер и леггинсы, несмотря на стоградусную жару. Она красиво свернулась на удобном диване и читала старый выпуск «Cosmopolitan». В центре хранились журналы, расставленные как в библиотеке по хронологии, некоторые были довольно старыми, потому что, как пояснила Ширли, пациенты часто находят свежие периодические издания запутанными и огорчительными. Деменция, а конкретно болезнь Альцгеймера, была той болезнью, с которой можно было бороться поскольку постольку. Лучший уход диктовал, чтобы пациентам было позволено в комфортных для них условиях, таких, в которых они нуждались. Так что выпуски «Космо» с Синди Кроуфорд на обложке были, определенно, именно теми вариантами.

Падение Марго было стремительным — или, может, казалось стремительным только потому, что та была так осторожна, до тех пор, пока она была в состоянии скрывать, что с ней происходит. Фейт вспомнила, как впервые зашла в дом своей матери. Все эти клейкие листочки, напоминающие ей как, делается то, что большинство людей делают легко и не задумываясь, как дышат.

Должно быть, ей было страшно осознавать, что она теряет разум, она в одиночестве сидела в своем доме и чувствовала, что это происходит немного больше каждый день.

Да. Фейт симпатизировала матери. Карма или нет, Фейт не желала ей такого конца.

— Марго, детка, как твои дела сегодня? — Биби села на диван сбоку от неё и похлопала по ноге.

Марго со вздохом закрыла свой журнал.

— О, Бибс. Ты выглядишь уставшей, милая. Всё в порядке?

Это был обычный вопрос, хоть Биби великолепно и очень юно выглядела в свои шестьдесят один, она всё равно выглядела намного старше, чем считала Марго.

— Немного устала, вот и все. Но я спрашивала о тебе.

— Я хорошо. Только скучно. Я жду, бл*дь, когда они там устроятся, — она посмотрела на Фейт. — Привет, милая. Ты тоже работаешь? — она окинула Фейт оценивающим взглядом, подмечая джинсы и свободную кофточку. — Чез с говном тебя съест за лифчик, девочка. Ты должна его снять сейчас же и надеяться, что следы исчезнут перед твоими съемками. Ты новенькая, да?

— Хм, — Фейт не знала, что на это ответить. Марго раньше никогда не принимала её за страрлетку. Обычно она просто улыбалась и представлялась. Однажды она даже пыталась послать её за колой.

Биби вскочила.

— Она не работает, Марго. Это — Фейт. Она мой хороший друг.

Марго улыбнулась.

— Фейт. Красивое имя. Я люблю такие имена… это такие имена, которые ты хочешь для своего ребенка. Как Серенети. Если у меня когда-нибудь будет маленькая девочка, я её так и назову. Держу пари, твоя мама хотела, чтобы ты росла и верила в мир. Это хорошо.

Биби встретилась с глазами Фейт и подарила ей грустную улыбку. Горло Фейт так сильно сжалось, что заболело. Щипля себя за руки, она моргнула и сглотнула, пытаясь освободить немного места, чтобы произнести слова.

— Я даже не знаю. Возможно… Это хорошая мысль.

~oOo~

— Здесь так… коричнево. Везде.

— Сейчас июнь, детка. И это пустыня. Другого цвета здесь не бывает.

— В этом и весь вопрос. Так далеко? Ты уверен.

— Это в пятнадцати милях от клабхауса. Сущая ерунда. И здесь восемь акров. Мы могли бы починить заборы и достать Такеру корову. Или козу. Возможно, нескольких цыплят. Я могу построить курятник. И я снесу этот старый сарай и построю новый. И первым делом я могу построить тебе мастерскую… прямо там, — он указал на голый участок скалистой грязи. Всё это место было одним голым участком скалистой грязи, но он указал на конкретное место, обхватывая рукой её плечи. — С видом на горы, — он использовал уговаривающий тон для последнего предложения.

Фейт озиралась по сторонам. Ничего, кроме глуши и пыли, насколько она могла видеть… до линии горизонта, где поднимались горы Сан-Бернардино, все ещё с большой шапкой снега на самых высоких вершинах. Огромное небо с непокорённым бесконечным простором лазурно-голубого цвета. Она должна была признать — было что-то красивое в этой совершенной пустоте.

— Студию, — прорычала она, не желая признавать, что есть отдаленная вероятность, что она подумает об этом.

Но он всё равно усмехнулся, разглядев этот призрачный шанс.

— Верно, студию. Не мастерскую. Прошу прощения.

Фейт вывернулась из его объятий и повернулась к дому. Очень небольшой шанс.

— Боже, Майкл.

— Но это может быть здорово. Посмотри на крыльцо. Я могу построить именно такой гараж, как хочу. Я знаю, что внутри всё недоделано, но...

— Недоделано? Там дыры в стенах. Открытый подвал. Только одна ванная, и кто-то украл всю сантехнику. И, скорее всего, они также вынесли всю медь из ванной.

Его улыбка исчезла.

— Фейт. Я не многое могу себе позволить. Но я могу много трудиться и сделать почти всё, что нужно. То, что я не могу сделать сам, может сделать кто-то из клуба. Ты же знаешь — они все помогут. Я знаю, ты видишь, какими могут быть вещи, а не то, чем они являются. Это как будто ты пытаешься не рассмотреть, чем это всё может стать.

Так оно и было, и она не знала почему.

Им не повезло найти что-нибудь в городе. Отчасти из-за их финансов, которые были весьма скромными. У Майкла были какие-то сбережения, но у Фейт их не было. То, что она заработала за игровую площадку, в крайнем случае, покрыло бы только предоплату за дом, так как она жила так же, как и большинство художников… то густо, то пусто.

Мэдрон был довольно дорогим местом для жизни, а Майкл не хотел воспитывать Такера в том районе, который они могли себе позволить. Она, конечно же, согласилась. Она по-прежнему жила в доме матери, ухаживая за Слаем и котятами, но дом был готов к продаже. Майкл не хотел несколько раз перевозить Такера, поэтому они оставались с Хусиером и Биби. Они думали, что всё займет всего лишь пару недель. Но Майкл получил опеку над Такером уже шесть недель назад, а они так и не стали ближе к решению жилищного вопроса.

Пока Майкл не приехал и забрал её, желая показать ей то, что нашёл. Теперь они находились в месте, оторванном от жизни, осматривая заложенное имущество, которое находилось в продаже так долго, что знак «на продажу» висел на единственном крюке, а агент даже не потрудился поехать с ними. Вообще-то он дал Майклу код от ящика с ключами по телефону… что казалось безумно опрометчивым поступком, пока они не добрались сюда и сами во всем не разобрались — красть, блядь, здесь было нечего. Ни одной медной проволочки или трубы, никакой утвари — вообще ничего.

Даже принимая во внимание воровство и вандализм, это дом, похоже, никогда не был любим, словно никто и никогда не был счастлив жить здесь.

Внешний вид дома в стиле ранчо, казалось, был в порядке, но какой-то банальный. Гипсовая штукатурка, совершенно никакая крыша цвета асфальта, длинное, в западном стиле, крыльцо-веранда, охватывающее весь фасад. Кто-то снёс гараж, чтобы пристроить ещё две спальни. То ещё расширение, по словам Майкла, но оно было проделано основательно с хорошей системой вентиляции и кондиционирования, а также звукоизоляции.

Она вздохнула.

— Ты прав. Я не могу перестать видеть недостатки. Но окей, давай опять пройдем и всё осмотрим, и ты мне покажешь, как всё видишь ты.

Она протянула ему свою руку, и он её принял. Сначала он поцеловал её руку, а затем повёл обратно в дом.

— Гостиная. Камин из камня. Шов каменной кладки солидный, дымоход чистый. Я могу сделать кое-какие полки по обе стороны от него, типа как у Хусиера. Мы можем использовать лиственную породу… или скорей всего ламинат, но что-то добротное, — он повёл её дальше, обходя дыры, ведущие в подвал. — Столовая, — он указал на широкое окно… у которого, по крайней мере, сохранилось стекло. Единственным хорошим в этом доме были целые окна. И низкая цена. — Хороший вид. Я могу восстановить забор, покрасить его. Зимой и весной вся эта мёртвая трава будет зеленой, обнесённая белым забором и голубым небом. А также горами.

Они переместились.

— Кухня. Огромный чистый лист. Мы может воплотить здесь всё что только захотим.

Фейт рассмеялась, оглядываясь вокруг царящего апокалиптического бедствия, которое некогда было кухней. Ей не нужно было, чтобы он проводил её через всё остальное снова. Одна ванная, четыре спальни, дополнительная комната — длинная и узкая, как коридор в никуда. Она собирается сказать «да» этому дому. Фантазия Майкла была настолько агрессивно радужной, для него это было настолько новым, что она просто хотела обнять его и дать ему всё, что бы он ни захотел.

— Где мы будем жить, пока ты превращаешь всё это в дом моей мечты?

Он посмотрел на неё и усмехнулся.

— Так что, это — да?

— Ага. Я вижу его. Мы сделаем его нашим.

— Отлично! — он схватил её и приподнял над землёй.

Она обхватила руками его лицо и поцеловала. Прежде чем он смог превратить всё это в прелюдию — ну нет, она не станет трахаться на этом грязном полу — она спросила:

— Ну, так где?

Он усмехнулся и немного покраснел… робко, так непохоже на самого себя, произнес:

— Здесь?

— Ох, чувак. Ну, нет.

— Сейчас только июнь. Большую часть работы я мог бы закончить к концу лета. У мамы Шерлока есть один из этих старых домов на колёсах. Он сказал мне, что тот просто простаивает у неё на подъездной дорожке, так что Шерлок уверен, что она позволит ему постоять здесь какое-то время. И бесплатно.

Он уже всё это спланировал, поняла Фейт.

— Ты хочешь, чтобы я провела в лагере всё лето. В пустыне. В зоне строительства. Ты же знаешь, что здесь может быть сто двадцать градусов?

— Мы будем в городе в течение дня, а ночью будет весьма прохладно. Может, сначала я построю тебе студию? С кондиционером.

— Майкл…

Он сумасшедший, но она не могла заставить себя отказать ему. Он был так счастлив, и это так ему шло.