Молодая женщина, заметив труп, резко обернулась.
В дверном проеме она увидела высокую фигуру Мегрэ. Если в комнате — мертвец, значит, в дверях — убийца?!
Сжавшись в комок, с расширенными от ужаса глазами, она раскрыла рот, пытаясь позвать на помощь; сумочка выпала у нее из рук.
У Мегрэ не было времени на уговоры. Одной рукой он схватил ее за руку, а другой — зажал ей рот.
— Тише! Вы ошибаетесь. Я из полиции…
Пока до нее дошел смысл его слов, она старалась вырваться, норовя укусить Мегрэ или ударить его каблуком.
Наконец она успокоилась.
— Не шумите, — повторял Мегрэ. — Я из полиции. Не нужно беспокоить жильцов.
Отличительным свойством этого убийства была непривычная для такого случая тишина, когда все восемьдесят жильцов дома продолжали вести себя, словно ничего не случилось.
Женщина приводила в порядок свой туалет.
— Вы были его любовницей? — спросил Мегрэ.
Она исподлобья взглянула на комиссара.
— Сегодня вечером у вас было назначено свидание?
— В восемь, в кафе «Селект». Мы должны были вместе поужинать и пойти в театр.
— Когда в восемь он не пришел, то вы позвонили ему?
— Да. Мне ответили, что не положена трубка.
Оба смотрели на убитого. Тот, падая вперед, столкнул телефон.
Со двора, где в этот вечер малейшие звуки усиливались, как под стеклянным колпаком, донеслись шаги.
Консьержка, чтобы не видеть труп, окликнула с порога Мегрэ:
— Господин комиссар! Приехали из квартальной полиции…
Этих она не жаловала. Приехав вчетвером, они даже не пытались пройти незамеченными. Один из них заканчивал рассказывать какой-то анекдот. Другой, войдя в кабинет, спросил:
— Где труп?
В отсутствие квартального полицейского комиссара его заменял секретарь, и поэтому Мегрэ полностью руководил их действиями.
— Оставьте своих людей во дворе. Я жду прокуратуру… Желательно, чтобы жильцы ни о чем не подозревали…
Пока секретарь обходил кабинет, Мегрэ снова повернулся к молодой женщине:
— Как вас зовут?
— Нина, Нина Муанар, но обычно меня называют просто Ниной…
— Давно ли вы знаете Куше?
— Полгода…
Мегрэ не нужно было задавать много вопросов. Достаточно было ее видеть. Очень хорошенькая девушка, которая совсем недавно стала содержанкой: об этом говорило платье из дорогого магазина. Но ее манера краситься, носить сумочку и перчатки, с вызывающим видом смотреть на людей — все выдавало в ней девушку из мюзик-холла.
— Вы танцовщица?
— Я работала в «Мулен-Бле»…
— А теперь?
— Я с ним…
Она не успела поплакать. Все произошло слишком быстро, и она еще не очень ясно понимала, что на самом деле случилось.
— Он жил вместе с вами?
— Не совсем, ведь он был женат… Но, как вам сказать…
— Где вы живете?
— В отеле «Пигаль» на улице Пигаль…
— Во всяком случае, мы не можем утверждать, что имело место ограбление, — заметил секретарь из комиссариата полиции.
— Почему? — спросил Мегрэ.
— Посмотрите! Сейф находится позади убитого. Сейф не заперт на ключ, но открыть его дверцу мешает спина убитого.
Мгновение спустя обстановка изменилась. Послышались скрип тормозов, шаги и голоса во дворе. Затем — рукопожатия, расспросы, оживленные разговоры. Это приехали из прокуратуры. Врач-криминалист осматривал труп, фотографы устанавливали свои аппараты.
Мегрэ, обменявшись с людьми из прокуратуры несколькими дежурными фразами, вышел во двор, закурил трубку и вдруг в темноте натолкнулся на какую-то фигуру. Это оказалась консьержка, которая не могла не следить за каждым шагом и жестом незнакомцев, разгуливающих по ее дому.
— Как вас зовут? — благожелательно спросил Мегрэ.
— Госпожа Бурсье… Долго ли пробудут здесь эти господа? Видите, свет в комнате госпожи де Сен-Марк погас… Наверное, уснула бедняжка…
Оглядывая дом, комиссар обратил внимание на еще одно светящееся окно, где на кремовой шторе вырисовывался женский силуэт. Женщина, подобно консьержке, была небольшого роста, худая. Голоса ее не слышалось. Но легко угадывалось, что она раздражена. То она стояла неподвижно, словно смотрела на кого-то. То вдруг начинала говорить, жестикулируя, отходила в сторону.
— Кто это?
— Госпожа Мартен. Вы же только что видели ее мужа. Мужчину, который нес помойное ведро. Он служит в регистратуре.
— И часто они ссорятся?
— Они не ссорятся… Кричит одна она… Он-то рта не осмеливается раскрыть…
Изредка Мегрэ поглядывал в сторону кабинета, где суетилось уже человек десять. Следователь с порога окликнул консьержку:
— Кто замещает Куше?
— Директор, господин Филипп… Он живет совсем рядом, на острове Сен-Луи.
— У него есть телефон?
— Конечно…
Они услышали, как в кабинете говорят по телефону. Наверху, на шторе, уже не было заметно тени госпожи Мартен. Какой-то невзрачный мужчина спустился по лестнице, крадучись пересек двор и вышел на улицу. Мегрэ узнал котелок и бежевого цвета пальто господина Мартена.
Уже наступила полночь. Кроме кабинета, светились только окна на втором этаже, в салоне семьи де Сен-Марк, где стоял запах клиники.
Несмотря на поздний час, господин Филипп приехал одетый с иголочки, в серых перчатках из шведской замши; его каштановая борода была безупречно расчесана.
Этот мужчина лет сорока был воплощением серьезного, прекрасно воспитанного интеллигента.
Новость конечно же удивила его, даже потрясла. Но, даже охваченный волнением, он был сдержан.
— Да, при той жизни, какую он вел, — вздохнул господин Филипп.
— Какой жизни? — переспросил Мегрэ.
— Я никогда не скажу ничего дурного о господине Куше. Впрочем, трудно о нем что-либо сказать… Он свободно распоряжался своим временем.
— Позвольте, разве господин Куше лично не руководил фирмой?
— Нет. Он основал фирму. Но когда дела наладились, он все возложил на меня. Иногда я не видел его неделями. Видите, даже сегодня я ждал его до пяти часов. Завтра — платежный день. Господин Куше должен был принести мне средства, необходимые для завтрашних выплат. Примерно триста тысяч франков. В пять часов я вынужден был уйти и оставил ему записку…
Записку, отпечатанную на машинке, нашли на столе, под рукой убитого. Обычная деловая записка с предложением о прибавке жалованья кому-то из служащих и увольнении какого-то рассыльного, с проектом рекламы для стран Латинской Америки…
— Так, значит, триста тысяч франков должны быть здесь? — спросил Мегрэ.
— В сейфе… Доказательство этому, что господин Куше его открыл. Только у нас двоих есть ключ от сейфа и мы знаем шифр…
Но чтобы попасть в сейф, надо было перенести тело.
Все ждали, пока фотографы кончат съемку. Врач-криминалист рассказал, как был убит Куше. Пуля попала ему в грудь и перебила аорту; смерть наступила мгновенно. Расстояние между убийцей и его жертвой составляло метра три.
Господин Филипп давал какие-то пояснения следователю:
— Здесь, на площади Вогезов, располагаются лишь наши лаборатории, которые находятся за этим кабинетом…
Он открыл дверь. Можно было увидеть просторный, под стеклянной крышей зал, в котором стояли полки с тысячами пробирок. За другой дверью Мегрэ послышался какой-то шум.
— Что это?
— Подопытные животные. А справа — комнаты машинисток и служащих. У нас есть еще здание в Пантен, откуда рассылается основная часть продукции… Вы, без сомнения, знаете, что сыворотки доктора Ривьера известны во всем мире…
— Это Куше сделал их известными?
— Да! У доктора Ривьера не было денег. Куше финансировал его исследования. Лет десять назад он создал лабораторию, которая, правда, не была такой значительной, как наша.
— Доктор Ривьер по-прежнему работает в фирме?
— Уже пять лет, как он погиб в автомобильной катастрофе…
Наконец тело Куше унесли, и, как только открыли дверцу сейфа, присутствующие оживленно заговорили: все деньги исчезли. Там оставались только деловые бумаги.
— Здесь, — объяснил господин Филипп, — кроме трехсот тысяч франков, которые господин Куше конечно же принес, находилось еще шестьдесят тысяч франков, полученных сегодня днем и положенных мною в это отделение…
В бумажнике убитого ничего не нашли. Вернее, обнаружили два билета в «Театр Мадлен». Увидев их, Нина разрыдалась.
— Это для нас. Мы должны были пойти вместе…
Дело шло к концу. Суета в кабинете усилилась. Фотографы складывали неуклюжие треноги своих аппаратов, врач-криминалист мыл руки под краном, который он обнаружил в стенном шкафу, а секретарь судебного следователя не скрывал своей усталости.
И все-таки Мегрэ, несмотря на весь этот переполох, ухитрился за несколько минут внимательно рассмотреть убитого.
Это был крепкий, коренастый, начавший полнеть мужчина. Подобно Нине, он так и не успел избавиться от некоторой вульгарности, хотя и носил хорошо пошитые костюмы, шелковое заказное белье, делал маникюр.
— Роскошный мужчина, — со вздохом произнес чей-то голос за спиной Мегрэ.
Это была Нина. Она плакала от умиления и призывала в свидетели Мегрэ, не осмеливаясь обратиться к более чопорным представителям прокуратуры.
— Уверяю вас, он был шикарным мужчиной! Если он считал, что мне что-нибудь доставит удовольствие… И не только мне. Любому человеку. Никогда я не встречала мужчину, который давал бы такие чаевые. Иногда я даже ругала его за это. Говорила, что его принимают за идиота. «Ну и что?» — отвечал он.
— Он был веселый? — серьезно спросил комиссар.
— Скорее, казался веселым… В глубине души он таким не был. Понимаете? Это трудно объяснить. Ему нужно было двигаться, что-то делать… Если он оставался без дела, то становился мрачным или беспокойным.
— Знаете ли вы его жену?
— Один раз видела издалека… Ничего плохого о ней сказать не могу…
— Где жил Куше?
— На бульваре Осман. Но чаще всего он уезжал в Милан, где имел виллу.
Мегрэ быстро обернулся, увидел консьержку: она не решалась войти в кабинет и, скорчив скорбную мину, делала ему с порога какие-то знаки.
— Подумать только! Он спускается…
— Кто?
— Господин де Сен-Марк. Он, должно быть, услышал весь этот шум… И узнал людей из прокуратуры… Впрочем, носилки с телом тоже пронесли мимо него…
— Что произошло? — спросил господин де Сен-Марк у Мегрэ.
— Убийство. Убили Куше, владельца лаборатории сывороток.
Комиссару показалось, что его собеседника внезапно осенила мысль, что он о чем-то вспомнил.
— Вы его знали? — спросил Мегрэ.
— Нет… Просто слышал о нем.
— А что вы слышали?
— Так, пустяки. И когда же его…
— Преступление, должно быть, произошло где-то между восемью и девятью вечера…
Господин де Сен-Марк вздохнул, пригладил седые волосы, откланялся Мегрэ и направился к лестнице, ведущей в его квартиру.
Консьержка стояла поодаль, затем она подошла к какому-то человеку, что, согнувшись, ходил взад-вперед под аркой. Когда она вернулась к комиссару, тот спросил ее:
— Кто это?
— Господин Мартен. Он ищет потерянную перчатку. Надо сказать вам, что он никогда не выходит без перчаток, даже если ему надо пойти за сигаретами в лавку, что в пятидесяти метрах отсюда.
Теперь господин Мартен вертелся около мусорных ящиков, светя себе спичками, потом решился наконец пойти домой.
Во дворе пожимали друг другу руки, прощаясь, люди из прокуратуры: они уезжали.
Господин Филипп, элегантный, словно на рекламе мод, поклонился комиссару:
— Я вам больше не нужен?
— Я увижу вас завтра. Надеюсь, вы будете на службе?
— Как обычно, ровно в десять утра.
Хотя ничего нового не произошло, Мегрэ вдруг на минуту охватило волнение. Двор был погружен во тьму: свет везде погас. Горела лишь запыленная лампочка под аркой.
С улицы доносился шум моторов и скрип шин отъезжающих автомобилей; их фары на секунду выхватили из мрака деревья площади Вогезов.
Смерть пришла в этот дом и ушла. Кабинет, казалось, подвергся разгрому. Никто не подумал выключить свет, и лаборатория была освещена так, будто в ней трудилась ночная смена.
И вот они стояли одни посреди двора, эти три разных человека, которые час назад совсем не знали друг друга и которых теперь, казалось, объединяли некие таинственные узы.
Больше того: они напоминали членов семьи, что остались в одиночестве после похорон, когда равнодушные визитеры разошлись.
Так, по крайней мере, думал Мегрэ, вглядываясь то в помятое лицо Нины, то в усталую физиономию консьержки.
Консьержка хотела задать вопрос, которого она почти стыдилась, но который был для нее жизненно важным.
— Вы думаете, — она окинула взглядом двор, как бы всматриваясь во все угасшие окна, — что… что это сделал кто-то из нашего дома?
Сейчас она пристально глядела под арку, соединявшую двор с улицей, на широкие, распахнутые до одиннадцати часов вечера ворота, которые позволяли любому незнакомцу проникнуть в дом.
Нина украдкой посмотрела на комиссара.
— Следствие, разумеется, даст ответ на ваш вопрос, госпожа Бурсье. Пока очевидным кажется лишь одно: тот, кто украл триста шестьдесят тысяч франков, не убивал. Это, по крайней мере, выглядит вероятным, потому что Куше спиной загораживал сейф. Кстати, вы не заметили, горел ли вечером в лаборатории свет?
— Постойте-ка! По-моему, горел… Но не так ярко, как сейчас. Господин Куше, наверное, включил одну-две лампы, чтобы пройти в туалет, это в глубине коридора…
Мегрэ пошел гасить свет в лаборатории и кабинете, а консьержка следила за ним с порога своей комнаты.
Во дворе комиссар нашел поджидавшую его Нину.
Над головой он услышал шорох, словно слегка задели чем-то стекло.
Но все окна были закрыты, все лампы погашены.
И все-таки кто-то пошевелился, наблюдая за ним из темной комнаты.
— До завтра, госпожа Бурсье… Я приду перед открытием лаборатории.
— Я провожу вас. Мне нужно закрыть ворота.
— Я думала, вы на машине, — сказала Нина, стоя на краю тротуара.
Она не решилась покинуть Мегрэ.
— В какой стороне вы живете? — спросила она Мегрэ, глядя себе под ноги.
— В двух шагах отсюда, на бульваре Ришар-Ленуар.
— Метро, наверное, уже закрыто?
— Не думаю…
— Я хотела бы вам кое-что сказать…
— Слушаю вас…
Она все боялась посмотреть Мегрэ в глаза. Позади раздался скрип закрываемых ворот, потом шаги консьержки, возвращающейся к себе. На площади не было ни души.
Журчали фонтаны. Часы на ратуше пробили час.
— Вы сочтете, что я злоупотребляю вашим терпением… Не знаю, что вы подумаете… Я вам говорила, что Раймон был таким добрым. Он цену деньгам не знал. Ни в чем мне не отказывал. Понимаете?
— Ну и что же?
— Это нелепо… Но я требовала самую малость. Ждала, когда он сам об этом подумает. Впрочем, ведь он почти все время проводил со мной, я ни в чем не нуждалась. Сегодня я должна была ужинать с ним. И вот…
— Осталась на мели?
— Это не совсем так! — возразила она. — Все гораздо нелепее. Сегодня вечером я хотела попросить у него денег. В полдень я оплатила один счет.
Говорить об этом ей было мучительно.
— Я даже подумать не могла, что он не придет. В сумочке у меня еще оставалось немного денег. Поджидая его в «Селекте», я заказала устрицы, лангуста. Потом позвонила ему. Приехав сюда, обнаружила, что мне едва хватает расплатиться за такси.
— А дома?
— Я живу в отеле…
— Я спрашиваю, есть ли у вас какие-нибудь сбережения?
— У меня-то? — нервно усмехнулась она. — Зачем мне они? Разве я могла это предвидеть? Даже если бы я знала, все равно не откладывала бы.
Мегрэ вздохнул:
— Пойдемте со мной до бульвара Бомарше. Только там вы в это время найдете такси. Что же вы будете делать?
— Ничего… я…
Она дрожала. Правда, кроме шелкового платья, на ней ничего не было.
— Он оставил завещание?
— Откуда мне знать? Неужели вы полагаете, что об этом думаешь, когда все у тебя в порядке? Раймон был роскошным мужчиной… Я…
Идя рядом с Мегрэ, она бесшумно плакала. Комиссар сунул ей в ладонь стофранковую бумажку, остановил такси и, засунув руки в карманы, проворчал:
— До завтра… Значит, вы живете в отеле «Пигаль»?