Тень Пса

Глава 9. Рыжий

Некоторое время я сидел, под внимательным взглядом усатого пухлого целителя растирая мазь. Ноги на каждое прикосновение отдавали тупой болью, но я всё равно в который раз поразился, насколько целительная магия выше нашей земной медицины.

Медицинский запах мази чем-то напоминал таблетки той «вытяжки», которая уже не раз спасала мне жизнь. Но вот консистенция напоминала обычное, густо с чем-то намешанное, дерьмо.

— Ну да, на вид не очень, — лекарь заметил, как я рассматриваю банку.

— Это «вытяжка»?

— Нэриумно-тхэлусная, ты имеешь в виду? — с умным видом переспросил целитель.

Я кивнул, а усатый только прыснул от смеха, хлопнув по коленям, потом покачал головой:

— Да откуда в нашей дыре «вытяжка»?

Я вспомнил Георгия, белобрысого громилу из поместья Вепревых. Когда мне пришлось пойти на безумие, чтобы выправить себе ногу, он снабдил меня целой коробкой этих таблеток.

Георгий после исчезновения Борзовых провёл несколько лет в Царской Армии, да ещё служил при госпитале. Вот мне и казалось, что с этими таблетками в армии полный порядок…

— На фронте, может, ещё и найдёшь «вытяжку», а здесь нет. Ну, если только у командования в карманах.

— Значит, травы?

— Попав в желудок раненого, таблетка «вытяжки» не полностью отдаёт свою силу в кровь. Смешиваясь с пищей, желудочным соком, с кишечной флорой, она выходит потом из тела естественным путём, — целитель прямо оживился, будто затронул любимую для себя тему, — Кстати, даже лучше, если раненый полностью Безлунный. Его моча так вообще несколько дней сохраняет целительные…

— Понял! — я довольно резко прервал усача, не желая слушать подробностей.

— Но травы здесь есть, не беспокойся, — поспешил добавить тот.

Я сдержался, чтобы не отшвырнуть банку с мазью, а просто отставил её в сторону, на тумбу. Схватил первую же попавшуюся тряпку и стал с остервенением оттирать пальцы.

Вашу же лекарскую псину! Чтоб вас с вашими «вытяжками»… таких умников самих надо перетирать в мазь, она тоже наверняка будет иметь целительные свойства.

— Там бочка с водой за палаткой, потом сполоснёшься, — издевательски улыбаясь, посоветовал усач, — Ты Хомяка-то, наверное, давно уже знаешь?

Я пожал плечами:

— Ну, довелось разок с ним на вскрытии Вертуна подежурить.

— Я так и подумал, — тот кивнул, — Иначе откуда обычному солдату с магом знаться?

Лёгкая усмешка коснулась моих губ, и некоторое время я просто оттирал пальцы, глубоко задумавшись. О Хромом, об Эвелине, об её таинственном одноглазом наставнике Филиппо, который сейчас обитает где-то на фронте, и который тесно связан с магическим блоком, стоящим на моей нижней чакре.

И тут, спустя пару минут, до меня дошло…

— В смысле с магом?! — не удержался я, отложив тряпку.

Целитель в это время уже взял с тумбы какую-то тетрадь и подслеповато щурился на неровные строчки. Мой вопрос застал его врасплох, и он чуть не выронил записи:

— А? — усач поскрёб лысину на затылке, — Что?

Целитель так и не понял моего удивления. Я махнул усатому: мол, всё нормально, не обращай внимания. Тот пожал плечами и опять вернулся изучать записи, только теперь достал из кармана очки.

«Откуда обычному солдату с магом знаться»…

До меня не сразу дошло, что под «обычным солдатом» целитель подразумевал явно не меня, а сержанта Хомяка.

Вашу-то лунную псину, кого тут магом обозвали? Меня?

Мог ли целитель ошибиться? Он всё же не оракул и не «духоправ».

Сам усатый толстяк, по сути, такой же маг, хотя поток псионики от него даже до Утреннего Мага не дотягивал. Но всё же следовало срочно кое-что проверить, ведь есть же поговорка, что «псаря псаря чует втихаря».

Я не спешил пока слезать с кушетки, чувствуя, как мазь начинает действовать на повреждённые, ещё не сросшиеся кости голеней и стоп. Словно микро-червячки закопошились глубоко под кожей, вгрызаясь в плоть и тут же сшивая её.

Это было больно, но прекрасно, если забыть, чем именно меня лечили. Да ещё в грязной мешковине, постеленной на кушетку, явно водились какие-то насекомые. Их я чуял задницей, как они тоже копошились в плетении волокон.

Жуткий контраст: чудеса исцеления под кожей и мерзость антисанитарии под пятой точкой. Но делать было нечего, и надо было сосредоточиться на внутреннем потоке энергии.

Я прикрыл глаза, и тренированным усилием стал сканировать энергетику. Всё вроде бы по-старому, и «Магия Вето» всё ещё присутствовала — блок, так напоминавший мне кирпич, никуда не делся.

Но что-то явно изменилось…

Я никуда не спешил и поэтому выжидательно застыл, просто наблюдая за потоками энергии.

Чёткая нижняя чакра, багровая тень второй. И даже тень третьей? Раньше я её особо-то не мог заметить, но теперь появился красноватый отсвет.

Видимо после того, как духи Борзовых открыли мне свою технику, мои способности стали довлеть к огню. Если откупорю первую чакру и освою все три, даже стану огненным Магом Первого Дня.

Начиная с четвёртой чакры, всё оставалось по-прежнему. Я мог определить оракульную лишь по золотому блику, но зато теперь луч энергии от неё сразу уходил вверх.

Затылок потеплел, показывая мне, что всё хорошо, и канал для принятия чистой, небесной псионики явно расширяется.

Интуиция поскребла мне под ложечкой, заставляя вернуть внутренний взор ниже.

Первая чакра, земная, с проклятым магическим блоком. Когда псионик работает со своей энергией, он видит не реальную картинку, а наиболее приближенный к ней вариант. То есть, мозг милосердно пытается подобрать расшифровку, чтобы объяснить, что происходит.

Мой мозг сейчас показывал, что цвет у чакры не чисто чёрный, а добавился явный красный оттенок. «Магию Вето» внутри, которую я так любил сравнивать с кирпичом, теперь можно было сравнить с… красным обожжённым кирпичом.

С треснутым кирпичом!

Поток грязной псионики увеличился, хоть и не дотягивал до того, чтоб назвать меня магом. Некоторое время я наблюдал за течением энергии, сквозящей теперь не только через щели, но и трещину. Сила потока чуть превосходила чистую, которую я получал сверху.

Почему мне это не нравилось?

Нет, не так… Почему мне это ОЧЕНЬ не нравилось?

Я не стал тратить силы, чтоб лихорадочно в этом разобраться. Просто наблюдал, ожидая, когда мысль сама натолкнётся на решение. В любом случае, для этого тела чуть больше магии не так плохо.

Да, Василий?

Василий?!

У меня зашевелились волосы на голове, когда я понял, что за мной наблюдают. Нет, это не усатый лекарь, и не какой-нибудь шпион возле палатки.

На меня смотрели изнутри! С прекрасно ощутимой злобой, с ненавистью, и с некоторым любопытством, будто разглядывали зверушку в зоопарке. Словно бесформенная тень нависла за всеми этими чакрами, за всеми тонкими потоками псионики, и наблюдала в свою очередь за мной.

Жжёный пёс, как говорится, подкрался незаметно и уже ласково вводит раскалённые клыки в нежные филейные части…

А ведь Василия, безлуня дрищавого, я вообще не чуял.

«Василий», — мысленно позвал я.

Тишина. Зловещая, гнетущая, и наблюдающая за мной с насмешливой улыбкой.

«Василий!»

Не отвечает.

Я на миг подумал, что можно попробовать, как тогда, отодвинуть границу сознания, дать парню чуть-чуть свободы, чтобы он заговорил моими губами.

«Было бы неплохо».

Слова, произнесённые глухим голосом, который я уже слышал внизу под Каменным Даром, резанули по мозгу. Я сразу же отбросил глупую мысль.

Твою мать, этому существу точно нельзя давать никакой власти над телом. Да кого же я поймал там, в катакомбах Каменного Дара? Что за, мать его вертячью, инфекцию?!

Гость, если можно было его так назвать, молчал.

«Василий!!!» — собрав чуть ментальной силы, выкрикнул я в пустоту, — «Ва…»

— …силий! — меня что-то тронуло за плечо, и я на автомате выкинул вперёд ладонь, перехватив чужую конечность.

— А, сволочь! А-а-а…

Огромным усилием воли я остановил приём и с некоторым удивлением посмотрел на согнувшегося целителя. Тот уткнулся лицом в кушетку, пытаясь вырвать свою руку из моей хватки.

И всё это одной рукой, как в былые времена, когда я был в теле тренированного снайпера Тим Зайцева. Я стал заметно сильнее, причём довольно резко.

— О-о-о, вылунь ты сраный! — стонал лекарь, собирая усами мелких жителей мешковины возле моих ног.

Я отпустил заломленную кисть, заметив, что на коже у него остались красные следы. Целитель отскочил, потирая пострадавшую конечность, и в ярости уставился на меня.

— Да ты… Ты!.. — что-то пытался промямлить усач.

Не хочу сказать, что б меня когда-нибудь называли добряком, но я почувствовал — какая-то часть моей злости улетучилась в неизвестном направлении. Словно её сожрали, с удовольствием почавкав.

— Не стоило так рисковать, — без извинений я спустил ноги на пол и попробовал встать.

Ситуация требовала от меня как можно скорее начать действовать. Несколько иголочек воткнулись в стопу, но теперь это были ощущения, что ноги просто занемели и их требовалось «расходить».

Какое там ходить. Да отсюда бежать надо, нестись ошалелым псом.

— Это что, «красногорская буза»? — вдруг спросил лекарь, двигая кистью и с удивлением понимая, что она вполне себе целая.

Я кивнул. Пусть думает так, если ему легче будет.

Сапоги теперь больше напоминали рванину, чем обувь. Пальцы проглядывали в дыры, но мне так хотелось вырваться из палатки, которая теперь казалась сжимающейся ловушкой, что я уже через секунду оказался снаружи.

Не помогло.

Да, на улице было ясно и солнечно, а матерный гомон военного лагеря бальзамом пролился на мои уши. Но чёрная Пробоина на небе, мерцающая звёздами, нагло смотрела на меня дьявольским оком, словно насмехалась.

Что это за хрень внутри меня? Где мой Василий, где мой родненький миленький дрищонок?!

То ли свежий воздух опьянил, то ли это ещё от ранения шатало, но мир закружился, завертелся вокруг меня. Пробоина уже хохотала, надрывая своё чёрное нутро — хохот зловещим эхом слился с руганью солдат, сотрясая барабанные перепонки, а тень внутри меня подхватила, тоже залилась смехом.

Весь этот мир — ловушка. Я уже клюнул наживку, заглотил, и червячок копошится где-то в брюхе… Осталось дождаться, когда чья-то злая и могучая воля дёрнет, подсекая, и крючок пронзит мои плоть и душу. Я даже слышу, как рыбак хохочет, радуясь такому крупному улову.

Смех был повсюду.

Я усилием воли остановил панику. Тим, тряпки внутри уже нет, ни на кого свою слабость не свалишь.

— Бочка там, — выглянул следом лекарь, — А капитан Требуха вон там. И, судя по пятилунному мату, он уже вернулся.

Кивнув, я мигом обошёл палатку и уткнулся руками в края деревянной бочки, наполненной водой. Из колеблющегося отражения на меня смотрел всё тот же худощавый парень со шрамом на щеке, но только теперь рыжий. Да, волосы приобрели заметный глиняный оттенок.

— Тим, во что ты вляпался? — спросил я, а потом улыбнулся, ответив самому себе, — В мазь из дерьма ты вляпался.

Юмор — лучшее лекарство.

Я взъерошил шевелюру, и стал умываться, фыркая от холода. По-хорошему бы в армейскую баню попасть.

Надо найти Эвелину… Мне кажется, я понял, почему она так косилась на меня — почуяла что-то. А значит, пусть объяснит, что за хрень со мной творится.

Но, к сожалению, требовалось ещё и стать частью местной армейской системы…

***

— Как исчез?!

Когда я подошёл к палатке капитана Требухи, крик оттуда заставил меня остановиться.

— То есть, как исчез?! — повторился истошный вопль, — Как мог исчезнуть Вертун?!

Приглушённый голос что-то ответил, но крикун продолжил ругаться:

— Недолунок драный, твою Пробоину! Это что теперь будет-то?! Верни мне Злого Вертуна, луну тебе в задницу!

Ругался, судя по всему, этот самый капитан Требуха. А собеседник отвечал с армейским уставным спокойствием, что мешало мне его расслышать, но ещё больше злило хозяина палатки.

— Да меня не волнуют законы сраного мира! Ты понимаешь, что это означает?! Сюда Стражи Душ толпой прискачут, ищейки проклятые! Царские секреты вынюхивать будут, чтоб их луна сгинула!

Понимая, что сейчас не лучший момент вклиниваться в разговор, я некоторое время стоял возле входа, слушая ругань Требухи. Да, капитан смотался в город, услышав о разрушениях, но узнал совсем не радостные для него новости.

— Межедар был единственным местом, где государь наш мог, не опасаясь, хранить свои тайны! Здесь самые верные его сыны… да тьфу ты, вылунь, что ты понимаешь?! Тебя хоть раз оракул проверял на Иного, недолунок?!

Я усмехнулся. Ну да, ощущение не из приятных.

Значит, не показалось мне, и Вертун действительно погиб. Завалило магические врата, и теперь не будут вырываться одинокие хищные «угольки». Не будет больше «порошка счастья», за которым спускались в канал бедные помойники.

Интересно получается, блуждающие Пульсары теперь тоже успокоились? То есть, оракулы могут спокойно пользоваться своей магией мысли в пределах Межедара, и этого боится капитан?

Занавес палатки откинулся, и оттуда вышел офицер. С красным лицом, немного растрёпанный, он медленно выдохнул, глядя куда-то перед собой.

— Царские секреты его волнуют, чушку драную, — прошептал тот, будто не замечая меня, — Скажи сразу, что про делишки твои узнают, осёл трусливый.

Он только сейчас заметил меня, но я вскинулся по стойке смирно и размашисто кивнул. Офицер ничего не ответил, а быстрым нервным шагом пошёл прочь.

***

Я ожидал, что капитан Требуха будет толстым. Как бы не так, он оказался очень худым, и даже военная форма висела на нём неопрятным мешком.

То ли ему лень было найти по размеру, то ли он не так давно сбросил вес. Тощая шея, торчащая из широкого воротника, поддерживала лысую и крупную голову.

Взъерошенные волосы соломенного цвета, чуть безумные глаза, ошалевшие от утренних новостей, и тонкий, обтянутый кожей нос. Да неуставная щетина на впалых щеках.

А вот губы у Требухи прямо подходили под фамилию. Крупные, резко контрастирующие с лицом дистрофика, они казались каким-то чужеродным элементом. И можно было вечно наблюдать, как при разговоре двигаются и шлёпают эти бесформенные колбаски, надрывая тощие мышцы щёк.

И как он лицо-то не порвал, когда только что тут орал на подчинённого… Вот же чудеса.

— Пёсин, значит? — прошлёпали колбаски.

— Так точно, господин капитан.

— От Перовских?

— Так точно, — я стоял по струнке, чувствуя, с какой неприязнью меня оглядывают.

Ну да, после всех приключений мои шмотки скорее представляли из себя плод больного воображения какого-нибудь капитского модельера, чем одежду. «Рванина безлунная, элегантная в своей лёгкости и символизирующая Пробоину. Летняя коллекция».

— Перовские обычно своих рекрутов отправляют вместе с магами прямо из поместья, — поскрёб костлявый подбородок Требуха, — Чем же ты отличился, рыжий, что тебя сюда сплавили?

— Для меня высшая честь служить государю… — начал было я любимую песнь всех политруков, но Требуха нервно отмахнулся:

— Хватит с меня этой пустой чуши, знаем мы вас. Ты ещё мне заливать будешь, что готов совершить подвиг, чтоб оказаться перед лицом самого государя?

Я едва сдержал усмешку. Было бы неплохо появиться перед троном, и у меня действительно есть, что рассказать царю Красногории.

— Так точно, готов, — сдержанно ответил я.

Требуха поморщился, потом полистал мои документы, и даже зачитал пару строчек:

— «За заслуги перед родом Перовских»… кхм… «дозволено отправиться»… Как ты, говоришь, дошёл сюда?

Я опять включил дурачка:

— Да напрямки прям к Межедару и пошёл. Зашёл в Каменный Дар через Срединный Мост.

— Хомяк, что ли, привёл? Этот усатый маловратский сноб, говорят, сегодня дежурил в том районе. Всю плешь мне проел со своими лошадьми.

Я кивнул и добавил, что наткнулся на негостеприимных трущобников в Трухлявом Даре, поэтому и вид немного потрёпанный. Ладно хоть, через Мост успел пробежать.

Вспомнив про трущобников и проблемы, которые теперь надвигаются на рекрутский пункт, капитан Требуха чуть побледнел. Его губы запрыгали, и спустя пару секунд начальник строевой бухнул документы на стол:

— Так, ладно. Ты у нас, смотрю, недолунок с талантом? — он ткнул пальцем в сторону, где находилась конструкция из нескольких колец.

Чем-то она напоминала тот флюгер, с помощью которого сержант Хомяк тогда в степи следил за волнением Вертуна. Колечки, инкрустированные бледными магическими камнями, медленно покручивались и трепыхались.

Это флюгер был потрёпанным, кое-где камушки повыпадали из пазов, но всё же что-то показывал.

Я слегка замялся. Получалось, действительно что-то во мне изменилось, раз это видят маги и специальные артефакты. Раньше для всех Пустой, а теперь с зачатками.

— Вот эта вот хрень показывает, что ты огняш… Слабый, конечно, Утреннему Магу только подтереться, но таких у нас всё равно не хватает. Что умеешь?

Сравнение было нелестным, но я сюда не за похвалой пришёл.

— Чему научите, господин капитан, — начал было я, а потом спохватился, — Стрелять могу.

— Стрелять? — Требуха даже опять подхватил документ, перечитал, — Ты ж мастеровой, безлунь. Кто тебе магострел-то дал?!

— Ну, потому сюда и сплавили, — быстро ответил я, чувствуя, что лучшего момента не будет.

Капитан пожевал толстенные губы, словно радуясь, будто это он меня раскусил и вывел на чистую воду. Глаза его так и говорили — я тебя, косячника, насквозь вижу.

Капитан Требуха сделал вид, что серьёзно раздумывает над моей судьбой. Хотя по глазам было видно, что думает он о другом.

— Так, ладно, — сказал он, — Сержант Хомяк, он солдат неплохой, на самом-то деле. И службу несёт справно, и языком не чешет, где не надо. А вот ты, рыжий, любишь чесать языком?

Уже чувствуя, куда дует ветер, я покачал головой. Кажется, с помощью новичка этот губошлёп хочет решить кое-какие свои проблемы, ведь совсем скоро сюда прибудут Стражи Душ.

Да твою мать, я что, рыжий, что ли?