Теория Игры

Глава 18

На основании полученных материалов, кинофотодокументов, и данных дистанционного мониторинга, комиссия фиксирует:

Превышение по скорости движения, от 50% до 80% по сравнению с эталоном (Объект «М»)

Превышение по скорости реакции от 80% до 120% по сравнению с эталоном (Объект «Д»)

Превышение по выносливости, от 100% и выше.

Значительный коэффициент интеллекта. Установленный по косвенным признакам (решение олимпиадных задач) оцениваемый в 190 – 250 единиц, и восприятия цветов (Объект использует подсунутые ему карандаши, след которых виден только в инфракрасной и ультрафиолетовой области спектра).

Вместе с тем, лаборатории не удалось установить фактор «М» влияющий на исцеление раненых и заражённых. Приборы, установленные в непосредственной близости от Объекта, не фиксируют повышение радиационного, магнитного, светового и теплового фона, кроме того, что генерируется непосредственно телами исцеляемых. У них присутствует кратковременное повышение температуры тела, скорости кровотока, и обменных процессов в целом.

Зав. Лабораторией. Д.М.Н, Привалов Ю.А.

Дом Никите очень понравился. Особенно то, что можно встречать рассвет сидя на балконе, глядя как солнце сначала касается облаков, затем верхушек мачт, а после спускается к морю, из-за горы.

Он гулял по набережной, съездил в центр Ялты, и посмотрел несколько достопримечательностей, но в воскресенье вечером уже сел на борт рейса Симферополь – Москва, чтобы в понедельник с утра быть в школе.

Несколько раз он порывался сдать всё экстерном, но всё время останавливался, понимая, что школа для него является неким организующим центром, вокруг которого крутится вся остальная жизнь.

В конце концов, он свободно отпрашивался с занятий, и первое время преподаватели ещё проверяли как он усвоил пропущенные темы, но после перестали.

Из всех школьников Никита близко общался только с Аней Агуреевой, буквально на глазах повзрослевшей после попыток её похищения.

Ещё немного общался с девчонками – художницами, собравшимися поступать в «Муху» и Петром Зайцевым - парнем увлекавшимся математикой.

С остальными одноклассниками и школьниками дружба как-то не задалась, да Никита и не стремился к этому. У него хватало друзей среди взрослых. Тот же Кульчинский, Валентин Егорович Сабуров, и многие другие. Юного художника привечали во многих домах Москвы, а роскошную соболью шубку, подаренную одним сибирским кооператором теперь с гордостью носила Варя, сразу обозначая уровень своей семьи.

Да её муж происходил из семьи потомственных инженеров, но внутри инженерного корпуса СССР царили совсем другие расклады, и по тем, внутренним меркам, семья вполне тянула на генеральский уровень.

В этом СССР, главный инженер предприятия мог получать больше директора, а власти у него было точно не меньше, потому как именно он управлял внутренними процессами на заводе или фабрике, а директор ведал внешними связями, финансовыми потоками, и всем плановым хозяйством. Поэтому грамотных инженеров берегли, холили и всячески облизывали потому как именно от них во многом зависел финансовый результат предприятия.

Евгений Александрович Синицын несмотря на весьма преклонный возраст работал начальником станции Москва – Товарная, одной из главных станций Столицы, и крепко держал своё хозяйство в руках, получив уже в мирное время Героя Соцтруда, и второй орден Ленина[1].

Отец Вариного мужа работал на строительстве Байкало-Амурской магистрали, а мама преподавала в МИИЖТ[2]. И если с дедушкой Никита общался вполне по-семейному, то с папой и мамой Бориса, практически не контактировал, сразу почувствовав в них какую-то чуждость. Но Боря, как видно пошёл весь в деда, и оставался прямым бесхитростным парнем, влюблённым в инженерное дело и свою Вареньку.

Поэтому круг общения Никиты представлял собой пёструю смесь из военных, торговцев, друзей из Академии Штурмина и сотрудников КГБ что его никоим образом не беспокоило. Детские проблемы, как-то: какая Машка дура, почему так мало мультиков по телевизору, и зачем так много задают в школе, его совсем не интересовали, тогда как вопросы технического характера рукопашного боя, или, например, тактической подготовки, наоборот беспокоили очень серьёзно.

Ещё он с удовольствием обсуждал музыку, а именно работы британской группы Пинк Флойд. Да, у них временами случались тексты с политическим намёком, но скорее, как критика именно британской власти, а не социализма, к которому они относились очень неплохо. Поэтому их в СССР частенько издавали, и даже поговаривали о возможности концерта в Москве и Ленинграде. Мейнстрим советской музыки Никиту не впечатлял, а больше всего он слушал всякий джаз и блюз, и на этой почве тесно сошёлся с некоторыми парнями из Академии Боевых Искусств, делясь с ними записями и дисками.

Западная музыка, довольно бодро просачивалась сквозь сито худсовета при Минкульте, чтобы после вступить в жестокую схватку за фонды на винил, с хором Александрова, ансамблем «Поющие комсомольцы» и официальными звёздами эстрады, такими как Магомаев, Толкунова и проч. Существовала ещё небольшая прослойка работавших в смешанной манере между русским дворовым романсом и европейской пародией на рок-н-ролл, но их удельный вес был невелик.

Таким образом у Никиты имелось много тем для обсуждения с взрослыми серьёзными людьми, но совершенно не о чем беседовать со школьниками. Но если вдруг разговоры возникали, вёл себя вежливо и спокойно. Пару раз даже выступал в роли третейского судьи, в школьных конфликтах, и в спорах школьников с учителями, но лишь по просьбе обеих сторон, и никогда не лез ни в какие разборки первым.

Поэтому подростки относились к нему не как к однокласснику или школьнику, а как к взрослому что конечно создавало определённый барьер между ними. Зато Аня не чувствовала никакой преграды, потому что тоже в основном общалась со взрослыми. И вот для неё, такой человек как Никита являлся идеальным спутником. Внутренне взрослый, ответственный и так далее. Но когда Аня рисовала себе картины их с Никитой совместного проживания, в них не хватало, как сказал бы Калашников, «реализма» и это она очень хорошо чувствовала своей взрослой частью, хотя внутри всё её девичье, сопротивлялось изо всех сил.

Но Никита тоже не сильно противился встречам с Анной. Они ходили в кино и в музеи, иногда посещая рестораны, конечно не в вечернее время, беседуя обо всём, и улучшая навыки общения с противоположным полом. Но для встреч «с интересом» он предпочитал близняшек, и Александру.

Временами летал в свой дом в Ялте, наблюдая как тот всё больше и больше становится ухоженным и аккуратным, много тренировался, и совсем редко летал на показательные выступления от Академии.

В октябре, на день революции его неожиданно пригласили в Кремлёвский дворец, и пришлось срочно нестись к Моисею Соломоновичу, чтобы тот справил ему костюм, в котором будет не стыдно появиться на таком мероприятии, и старый мастер не подвёл, пошив Никите нечто в стиле сталинского кителя. Но только с намёком, в линиях и общем виде, и Никита выглядел среди взрослых и уважаемых людей, передовиков, учителей, врачей и военных, не случайно забравшемся не туда подростком, а молодым мужчиной, со вполне военной выправкой и общем силуэте, напоминавшем молодого офицера начала века.

На таких собраниях, все знакомились со всеми, и Никита оказался в компании военного хирурга со Звездой героя, директора крупнейшего кооперативного хозяйства, выращивавшего коров и прочий рогатый скот, артисткой Натальей Варлей, получившей в этом году звание Народной СССР, и капитаном ледокола Ленин, могучим словно айсберг мужчиной с громовым голосом, широченными плечами, и длинной колодкой орденов.

А рядом за столиком сидел Юрий Никулин, с министром угольной промышленности Засядько, космонавтом Добровольским, учителем средней школы с орденом Славы на груди, и совсем молодым парнем - астрономом, открывшим какую-то там звезду.

Засмотревшись на Наталью Варлей, Никита вполголоса попросил официанта кусок ватмана с карандашом, и к его удивлению, всё необходимое тут же принесли, и он быстрыми штрихами, почти ломая грифель, стал набрасывать портрет Натальи, но так как он его видел. Работал в огромном темпе, и через полчаса, протянул карандашный рисунок соседке по столу.

- Наталья Владимировна. – Никита склонил голову. – Примите в подарок, как символ моего восхищения вашим талантом, и вами.

На рисунке, женщина в полевой форме РККА, стояла анфас, опустив винтовку с оптическим прицелом вниз, и глядя прямо на зрителя в упор, чуть сжимая губы, и едва заметно прищурив глаза. Но на губах словно проступала улыбка, освещавшая всю картину.

Пилотка, чуть сдвинутая набок, и звёздочка на пилотке, с надколотым краем, прицел, с потёртым краем, и плащ-палатка с потёками грязи. Всё выглядело словно окно в ту реальность, и несмотря на чёрно-белое исполнение, голова сама дорисовывала цвета.

А Наталья никак не могла оторваться от картины. Она очень часто во сне видела эту девчонку, но никак не могла понять кого она ей напоминает, но теперь точно видела, что это она, там, на той войне. И это заставляло сжиматься внутренности в очень болезненном спазме.

- Наташенька. – Капитан Борис Макарович Соколов, очень хорошо знавший это состояние у людей, налил Варлей полную рюмку коньяка, и поднёс к губам. – Выпейте.

Актриса влила в себя терпкую жидкость, уже сама налила ещё, снова выпила и почувствовала, как та, непонятная связь с девчонкой – снайпером, тает, словно только сейчас отпускает её живущую от себя, давно мёртвой.

- Простите если я вас чем-то расстроил. – Никита покачал головой. – Я правда вас видел именно так.

- Нет-нет. – Варлей шмыгнула носом и полезла в сумочку за платком. – Тут такая история, в общем так просто не расскажешь. Но портрет этот я повешу у себя в зале. Она приложила руку к сердцу и благодарно склонила голову. – А вы Никита Анатольевич, большой талант.

- Да у меня на глазах это всё происходило. – директор сельхозкооператива Дмитрий Колесников покачал головой. – Но только спроси меня как оно было, так и не отвечу. Карандаш вообще мелькал как лопасти вентилятора. – Он негромко рассмеялся.

- Кстати, был я тут недавно на выставке работ нашей академии, - Произнёс Борис Макарович, не сводя взгляда с картины написанной Никитой. – И ваших трудов там не заметил. – Он поднял взгляд на Калашникова. – А почему?

- Хм. – Никита задумался. – Да как-то странно. Вот есть именитые художники. Учились этому сначала в худшколе, затем в институте, рисовали всякие картины. Пробивались в жизни, а тут влетает в эти стройные ряды, какой-то школьник, и на тебе сразу выставка. Не чувствую я себя художником. Это для меня такая забава. Ну и иногда способ сделать приятное, хорошим людям. Это как яхтсмена-любителя назначить капитаном корабля или судна.

В этот момент Юрий Владимирович Никулин подошёл сзади к Варлей, и нагнулся чтобы лучше рассмотреть рисунок.

- Наташенька, это откуда у тебя такое чудо? – Никулин отлично знал Варлей, потому что она заканчивала цирковое училище, и именно он рекомендовал её режиссёру Гайдаю для съёмок в Кавказской Пленнице.

- Юрий Владимирович, это вон, Никита Калашников, нарисовал буквально на наших глазах.

- А выставку своих работ делать не желает! – Тут же наябедничал Борис Макарович.

- А давай мы это сделаем в моём цирке? – Никулин в силу возраста обратился к Никите на ты и это было вполне нормально. – Это как бы цирк, и нам вообще многое разрешено.

- Цирк. – Никита усмехнулся. – Это, наверное, можно. Нужно только обзвонить людей, кому портреты делал. Вдруг они захотят, чтобы их лица тоже там показались.

К удивлению Никиты, захотели очень многие, и для этого кое-кто прилетел из Сибири и с Дальнего Востока, чтобы предоставить свой портрет для выставки.

Всего работ набралось под сотню, и сюда же Никита выставил четыре портрета написанные на Юге. Председателя КГБ генерал-полковника Игнатова, Председателя Верховного Совета Косыгина, генсека Агуреева и министра обороны маршала Захарова.

Конечно, выставка в таком месте как цирк, имела характер насквозь неофициальный, но вот нюансы… Министерство внутренних дел выставило охрану картин, и днём, когда цирк не устраивал представлений, туда приехали руководители страны и прошлись по всем этажам. В сопровождении Никулина и с широкой руки, сразу выделив деньги на ремонт, и дооснащение технической части, что стоило весьма недёшево. А следом потянулся московский бомонд, и, ну куда же без них, академики от изобразительного искусства.

Они гуляли среди выставленных работ, брезгливо оттопырив губу, чуть кривя брови, изображая сарказм, но никого из них не оставляла мысль «Как?!!» Как это пацан, ещё не достигший восемнадцатилетия, может рисовать так точно, и самое главное и самое возмутительное - получать за каждый портрет такие деньги!!! За половину, нет, даже за треть от его гонораров они готовы были рисовать портреты всяких нефтяников и старателей без сна и отдыха, но, никто не предлагал. Попытки рисовать в таком стиле предпринимались регулярно, но работам не хватало точности деталей, словно молодой художник снимал через какой-то военный объектив, а все остальные через старую линзу дореволюционного фотоаппарата. А кроме того, у Калашникова была возмутительно чёткая линия, словно он рисовал её по линейке, только не бывает таких линеек, что меняют свою кривизну по команде. Да и полно свидетелей того, как мальчишка пишет свои работы. Но самое возмутительное, что он отказывался играть в их игры, и следовать правилам сообщества. Хотя, они все в душе признавали, что парню это незачем. Он не профессиональный художник и не зависит от выставочных галерей, директоров музеев, аукционистов и скупщиков. Он в конце концов просто школьник, пусть и орденоносец. И вот последнее обнуляло любую попытку как-то надавить на него, или заставить следовать правилам.

Моральный авторитет боевых наград, перевешивал многие заслуги, а в сочетании с возрастом Никиты, просто обнулял их.

Зато народу творчество молодого художника очень даже понравилось. Он рисовал понятно, ясно, и не пытался в убогую форму втиснуть богатое содержание. Людские характеры, вытащенные наружу, фонтанировали эмоциями, и это отметили руководители государства осматривая экспозицию.

- А кто это? – Косыгин нагнулся к картине, где мужчина удерживал одной рукой поводья понёсших лошадей, а другой рукой, сжимал двуствольный пистолет, явно наслаждаясь скачкой. - Валентин Егорович Сабуров – прочитал он надпись на табличке рядом с картиной.

- Руководитель Мосглавторга. – подсказал референт.

- Какой колоритный мужчина. – Косыгин покачал головой. – А что, место заместителя Минвнешторга у нас всё ещё вакантно?

- Так завернули же вы последнего кандидата. – Референт развёл руками. – И Пал Игнатьич всё время жалуется, что без зама остался.

- Пригласи-ка этого Сабурова на завтра ко мне. Пообщаемся. Может и найдём министру заместителя.

Выставка сильно нашумела в информационном пространстве Союза, так что посмотреть её приезжали люди из других городов, программа Время посвятила этому большой пятиминутный сюжет, а газета Правда, Комсомольская Правда, Известия, и журнал Культура, посвятили событию большие статьи. И мнение профессоров от искусства почему-то никто не спрашивал. Вероятно, потому что в работах Никиты всё и так понятно любому зрителю и пояснений не требовалось.

Заодно нашли своих хозяев четыре портрета руководителей страны, и как-то внезапно, все пейзажи, приобретённые различными организациями и частниками.

И тут, внезапно грохнула статья министра культуры Петра Нилыча Демичева, где он просто и понятно разъяснил, что вот такое искусство и называется социалистическим реализмом, несмотря на некоторый гротеск в образах, но, если суть человека такова, тут уже ничего не поделаешь. И вместо злобного перешёптывания в кулуарах художников сразу грянул дружный одобрямс, и похвалянс, ранее Никите и не ведомый, от чего в школу вновь зачастили разные люди, но теперь уже с просьбами об интервью и всякими разговорами. Но, наученные ранее полученным опытом, директор и преподаватели гнали их в шею, а телефон Никита поменял, и теперь совсем немногие знали его номер.

Тем временем в Китайской республике, армия осаждала крупную деревню, целиком подмятую шагран, и в итоге разбомбили свой же населённый пункт буквально в пепел, залив всё напоследок напалмом.

Да, отношение к смерти людей в Китае было не таким острым как в России, но и им совсем не понравилось уничтожать своих же граждан. При этом, американцы строившие заводы и фабрики в Поднебесной, очень спокойно относились к таким случаям, явно не видя в них ничего страшного.

С некоторых пор, в США, химер – нулёвок можно было приобрести недорого, для работы в саду или выполнения несложных задач, тратя деньги лишь на специальный корм, и одежду, что очень нравилось реднекам, выгонявшим поутру толпы мексиканцев и негров, на обработку полей.

Их даже не ловили и не вводили ничего насильно. Они сами покупали дешёвый, но очень сильный наркотик, и буквально на пятом- шестом приёме «Изумрудной зелени», начинали видеть знаки и символы, следуя по которым попадали на сборный пункт, откуда отправлялись на аукцион.

Превращение асоциального и криминального человека в спокойного, покладистого и работящего, решало тысячи проблем огромной страны, поэтому, как только раздавались голоса против нового наркотика, они тут же пропадали бесследно.

При таких ценах на чернорабочих, пропал всякий смысл строить заводы в Китае, и вообще где-нибудь, и под любыми предлогами контракты разрывали, оставляя недостроенные коробки гигантских фабрик, оборудование для которых ещё требовалось купить, а после, наладив производство соперничать с американцами, резко увеличившими рентабельность. При огромных запасах человеческого материала в гетто, на некоторых производствах люди вообще использовались как одноразовые исполнительные элементы.

А китайские товарищи, оставшись у недостроенного корыта, кинулись искать друзей там, где раньше нашли врагов.

Началось с приезда Хуа Гофена, и подписания договора о демаркации границы. Затем товарищи из Китая вежливо попросили передать им технологии зачистки без потерь инопланетных анклавов, но на отказ не обиделись, и начали договариваться о нефте и газопроводах на свою территорию, в чём они тоже остро нуждались, так как любая промышленная революция основывается на энергоносителях.

[1] Орден Ленина полагался к званию Героя Социалистического Труда, или героя Советского Союза, как и медаль Золотая Звезда.

[2] Московский институт инженеров железнодорожного транспорта