Не обманывайся ее спокойствием – она опасна. Медная кожа вокруг взрыва; кости ее заточены ножами. Молчалива, но роется в голове. Дрожь в позвоночнике. Ты можешь принять ее за сирену, Но она – жуткая черная ночь, готовая сожрать тебя целиком.
Я насчитала три рассвета и три луны, а потом дни начали сливаться друг с другом. Каждый день походил на предыдущий: Итан кормил меня три раза в сутки, а потом купал и спасал от кошмаров посреди ночи. В остальное время я лежала в этой комнате на матрасе. Долор подготовил меня к заключению. Итан не прислушивался к голосу разума.
Иногда по несколько часов в день сверху доносились звуки: Итан разговаривал по телефону. Порой в домике царила тишина. Итан почти не уходил, а когда все-таки исчезал, то совсем ненадолго. Клейкую ленту он снимал лишь тогда, когда кормил меня. Стяжки ослаблял, когда отпускал в туалет.
Я не боролась с ним. Не говорила ни слова даже тогда, когда клейкая лента больше мне не мешалась.
Придет время, и он ошибется. Начнет доверять мне. С каждым днем он и так доверял мне все больше и больше, это заметно. Но я все же не воспользовалась возможностью сбежать. Проходили дни, и я все больше проваливалась в состояние тумана и паралича. С каждой секундой, что я проводила в этом домике, прошлое казалось сном. Я начала путаться в том, что было правдой, а что – только вероятностью.
Ничего этого на самом деле не было. Олли никогда не существовало.
Я все придумала.
Потому что если он существует, то почему не пришел за мной? Он пришел бы, если бы существовал, но он этого не сделал. Так я и решила.
Олли был просто сном.
От холода меня спасали лишь большие белые футболки. Итан хотя бы стирал мою одежду. Сегодня как раз был день стирки, и потому ноги мои остались на холоде.
Наступило утро. Я неотрывно следила за тем, как Итан готовит сосиски на гриле. Он приоткрыл окно над раковиной, впустив внутрь свежий утренний воздух. Я задрожала: на мне была одна только футболка, а ноги вообще не прикрыты.
Итан же носил джинсы и простую черную футболку. Его рыжие волосы торчали во все стороны.
Он выключил огонь и положил сосиску на тарелку, а потом повернулся ко мне. Глаза его замерли на моей груди – соски реагировали на холод. В его голубых глазах притаилось желание, но оно тут же пропало. Итан схватился за стул, вытащил его из-под стола и поставил на стол пару тарелок.
Он всегда смотрел на меня так, словно в его голове кружилась буря. Не ворох всего, а вспышки – одна за другой. Вспышка. Я хочу ее. Вспышка. Мне нельзя причинять ей боль. Вспышка. Что я наделал? Вспышка. Я отправлюсь в ад. Вспышка. Что ж, заберу ее с собой.
И так всегда.
– Итан, – прошептала я, и это единственное слово заставило его замереть.
Он не поднял взгляда от сосиски, которую резал.
– Я скучаю по тому, как все было раньше. Между нами.
Я врала лишь наполовину. Я и в самом деле скучала по прежним временам. По тем ночам, когда он был моим охранником. Но еще сильнее я скучала по фантазии о парне с зелеными глазами, огромным сердцем и нежными пальцами.
– Поговори со мной. Зачем ты все это делаешь?
Нож стукнул о тарелку, Итан поправил стул.
– Я пока не могу думать, Джетт, – он проткнул сосиску вилкой и оперся локтем о стол, протянул руку. – Ешь.
Я открыла рот, и он положил туда кусочек сосиски, а потом откусил от нее сам.
Я сглотнула. Взгляд мой задержался на коробке со спичками, которая лежала на столешнице, у свечи.
– Развяжи меня. Можешь оставить связанными лодыжки, Итан. Я никуда не сбегу. Позволь мне поесть самой.
Итан надолго замолчал, а потом поднялся и убрал со стола посуду, положив оба ножа и все вилки в раковину. А затем присел на корточки позади меня и отстегнул пластиковые путы, которые были на моих запястьях. Меня тут же накрыло облегчением. Наконец-то руки свободны! Я попыталась поднести их к тарелке, но они не слушались меня, словно были сделаны из желе.
– Спасибо.
Он знал, что я никуда не сбегу – по крайней мере, пока. Лодыжки у меня связаны, я не могу сбежать. Итан вернулся на свое место и подхватил кусочек сосиски пальцами. Губы его дрогнули, и он улыбнулся. Он знал, что очистил стол от оружия, которое я могла бы использовать против него. Но так же легко эта улыбка исчезла. Я оставалась запертым в клетке животным: в доме и в своем разуме тоже.