Тепло человеческое

Среда, 5 февраля 2020 года

Хотя в выпуске новостей в час дня изображение стерильных палат в клинике Бордо, помещений с отрицательным давлением, в которые отправляли зараженных, показали размытым, родители вывернули громкость едва ли не до предела. Фредо зажал уши руками, в качестве насмешки над Анжель и Жаном. Нужно сказать, что Фредо был точен как часы, по крайней мере в том, что было связано с работой, – а про остальное вообще мало что было известно, кроме как что он живет богемной жизнью, а бывшая в свое время втянула его в какие-то мутные махинации. Однако каждое утро ровно в 12:55 он снимал перепачканные землей сапоги и надевал домашние туфли, прежде чем войти в дом; он бы спокойно обошелся и вовсе без туфель, но мама не позволяла: она считала, что ходить по дому босиком – верный способ накликать смерть.

Видя, как Фредо зажимает уши, отец только пожал плечами, Анжель же все-таки немного убавила громкость. Эта китайская пневмония вытеснила «Молодых и дерзких»[4], которых теперь показывали в другое время, – благо она была куда занимательнее. Вот и сейчас в новостях шел репортаж из курортной деревушки Карри-ле-Руэ, куда власти поместили в карантин двести французских граждан, вывезенных из Уханя – города в Китае с населением в одиннадцать с лишним миллионов человек, про который раньше никто никогда не слышал.

Показали, впрочем, только четыре большие белые машины, на которых прибывших забрали из аэропорта, новенькие белые автобусы с мотоциклетным полицейским эскортом – так возят французскую сборную по футболу или контейнеры с ядерными отходами. Обитатели Карри-ле-Руэ заявляли, что их все это не очень радует: больно им нужны эти мужчины и женщины, которых им даже не показали и которые сбежали из адского пекла, возможно прихватив оттуда в своих легких какую-то гадость, тем более что, судя по сообщениям в социальных сетях, карантин должным образом не соблюдают, в пансионат захаживают кошки – бродячие кошки, которые потом шастают по деревне, а до того их, возможно, гладили эти зараженные, а еще, хотя эти карантинные все носят маски, проблема в том, что кошкам никаких масок не полагается. Какое-то якобы официальное лицо подтвердило, что подхватить вирус могут даже птицы и он якобы может оказаться в их помете.

Фредо всегда было слишком жарко. С утра он трудился на свежем воздухе, сеял шпинат и редиску, старательно готовил грядки – удобрял перепревшим навозом и обрезками с живых изгородей. В последнее время ему приходилось пахать вовсю, потому что, хотя родители и продолжали что-то делать, чтобы не сидеть на пенсии сложа руки, былого проворства у них уже не осталось, они постоянно останавливались передохнуть. Показали кадры с рынка в Ухане. Этот рынок, торговавший животными, с которого все и началось, закрыли навсегда. А так ведь у них там едят совершенно все – и змей, и крыс, и даже ослиные шкуры, в кастрюлю попадают и волчата, и барсуки, а еще журналист добавил, что любой китаец-гурман, достойный этого наименования, похваляется тем, что «перепробовал все четвероногое, за вычетом столов, все летающее, за вычетом самолетов, и все водоплавающее, за вычетом кораблей…»

Это перечисление поразило их в самое сердце, даже ложки застыли во рту.

– Знаешь, надо воспользоваться отсутствием Александра, ты бы прикончил парочку барсуков, которые тут шляются.

Фредо передернул плечами.

– Я серьезно, – добавил отец.

– Это вы из-за китайцев такое говорите?

– Нет. В Дордони уже забили тысячу коров из-за туберкулеза.

– Ну, выходит, проблема решена. Вы, Жан, всюду видите одни беды – китайский грипп, дордонские барсуки, – а вы не переживайте, природа она и есть природа!

– Много ты понимаешь в природе!

– Всю жизнь с ней прожил!

– Думаешь, раз ты спишь в фургоне без колес и вечно торчишь на свежем воздухе, ты понимаешь природу? Ну, про скот-то ты ничегошеньки не знаешь, корова – она из плоти и крови и ничего общего не имеет с твоими картофелем и редисом.

– Ну вот что: я тут у вас готов делать все, что мне скажут, а ни на что другое не подписывался.

– Но карабин-то у тебя есть, верно?

– Уж если браться истреблять все живое, так чего бы не пострелять лисиц, диких котов и всех косуль, какие есть – их-то все больше и больше, всех не положишь. Да еще рыси спускаются с Центрального массива, но и их не перестреляешь!

– Рысь не может заразить корову туберкулезом, равно как и кошка, и косуля; сам видишь, что ни в чем не разбираешься.

Фредо не ответил. Он, как это часто бывало, решил не накалять страсти, тем более что отец повадился всем грубить с тех пор, как ему пришлось довольствоваться ролью человека, отдающего распоряжения. Жану тяжко давалась эта зависимость от других, тем более что и других-то становилось все меньше и меньше; мучило его и то, что он почти не видит внуков и дочерей. Их фотография неизменно красовалась на почетном месте на буфете, рядом с телевизором: три сестры тесной группой, все улыбаются, все в летних юбочках, жмутся друг к другу, уклоняясь от водной струи. Такое подростковое клише, причем без Александра; Фредо однажды об этом заговорил, и родители ему ответили – а что Александр, его мы и так каждый день видим. Невзирая на прогноз погоды, Жан не прекращал свои вылазки, уверял, что уже тридцать лет травит лисиц газом в норах, а одновременно достается и барсукам. Впрочем, с тех пор как с помощью приманки с вакциной удалось избавиться от лисьего бешенства, популяция барсуков снова начала расти.

– Вам еще лошадь не хватало завести.

– Это почему, потому что лошади барсуков давят?

– Нет, потому что барсуки разбегаются от запаха лошадиной мочи.

– Хорошая мысль, нужно обдумать.

– Уж лучше обдумывать, чем убивать. Вас послушать, так всех этих, которые в Карри-ле-Руэ в карантине, тоже перестрелять надо.