Глава 10

ВЕСТМИНСТЕР
7:46

Я нахожусь у здания парламента, где протестующие провели всю ночь, выступая против терапии отвращением. За моей спиной вы видите усиленные наряды полиции, пытающейся удержать толпу под контролем.

Робин Купер, тридцатидвухлетнюю женщину из Бромли, вчера во второй половине дня приговорили к вызывающей ожесточенные споры процедуре терапии отвращением за кражу десяти генетически обогащенных эмбрионов, замороженных в лаборатории «Криоген», где она работала техником.

Не имея возможности зачать естественным путем здорового ребенка, Купер утверждает, что банда, по заказу которой она действовала, обещала ей один из эмбрионов, остальные же планировалось продать на черном рынке. Ее роль в краже сводилась к предоставлению банде доступа в секретные лаборатории, где хранились эмбрионы.

За последние два десятилетия незаконная торговля младенцами с улучшенными генетическими характеристиками существенно возросла, поскольку процедуры скрининга нередко выявляют целый спектр потенциальных проблем при зачатии. Многие будущие родители используют генетическую модификацию для их коррекции, однако некоторые случаи не подлежат терапевтическому решению, что сводит на нет шансы родить здоровое дитя.

В оправдание осужденной ее адвокаты заявляют: будучи простым техником, Купер никогда не смогла бы позволить себе плату за генную терапию, надумай она завести собственного ребенка. Немало людей в ее ситуации живут с печальным знанием, что их будущий малыш окажется в заведомо невыгодном положении по отношению к детям с обогащенной генетикой. Некоторые даже решаются на стерилизацию, понимая: шансы потомства на процветание ничтожны.

В отличие от Купер, членов банды не приговорили к терапии отвращением. Каждый из них осужден на двадцать лет к принудительному экологическому труду. Некоторых разместили на законсервированных буровых платформах в Северном море, переоборудованных в своеобразные тюрьмы-заводы по переработке отходов. Их контингент ныне собирает из моря пластиковый мусор в огромные металлические сети. Затем мусор пакуют в короба и отправляют на экостанции, где из него производят строительный кирпич. Других послали на полигоны для захоронения отходов («мусорная археология», как недавно выразился министр юстиции), где осужденные разбирают и сортируют мусор в попытке предотвратить захламление планеты.

Пока члены банды осваиваются и привыкают к мысли о двадцатилетнем заключении, в обществе зреет негодование – ведь Купер выйдет на свободу уже в конце недели. Большое количество протестующих собралось вчера на площади Парламента с требованием назначать преступникам адекватные наказания. Толпа вступила в схватку со сторонниками Купер, которые, напротив, просят о снисхождении. Обе группы выступают против терапии отвращением, однако по совершенно разным причинам. Многие пришли с плакатами, содержащими лозунги типа «Узаконенная государством пытка» или «Мы за права человека!». Другие же настаивают на возврате к отмененной пенитенциарной системе, в том числе к пожизненным срокам за серьезные преступления.

Министерство юстиции дело Купер комментировать отказалось.

Мы не видим признаков урегулирования ситуации на площади, в течение дня вероятна эскалация противостояния.

Дэн Гуннарссон – для «НьюсФлекс».

На сей раз обстановка в клиническом отделении существенно отличалась от той, что Грейс наблюдала в день исполнения приговора Ноа Бегброка. Было гораздо прохладнее; функцию затемнения в электрохроматических оконных стеклах отключили, и в помещение проникал утренний свет, смягчая серое покрытие стен. Все просто, в минималистическом стиле – как и в любом другом отделении «Януса». В центре кабинета – одинокий и вполне невинно выглядящий стул, сразу напомнивший Грейс о незабываемом зрелище.

Биосканеры тотчас уловили ее беспокойство, и в сумочке тихо загудело, когда система вывела показания на дисплей коммуникатора. Грейс даже не подумала его достать: и так все ясно.

Если Эбигейл и подслушала ее разговор с Дэном, то не сказала ни слова. Сейчас она с деловым видом сновала по кабинету, нажимая то на одну, то на другую настенную панель, за которыми скрывалось необходимое для сеансов терапии отвращением оборудование.

– Итак, здесь у нас пульт управления волнами главного эмоциосоника. Перед процедурой мы его программируем, а затем используем коммуникатор, чтобы уточнить настройки. Полагаю, с этими манипуляциями вы знакомы.

– Да, мы на втором уровне тоже использовали эмоциосоник, – ответила Грейс, – однако обычно он требовался для того, чтобы успокоить или ободрить клиента.

– Здесь волны настраиваются на воспроизведение негативной реакции – вы наблюдали ее на примере Бегброка. Терапия дает больший эффект, когда возбуждаешь нужные эмоции. Клиент не должен чувствовать себя расслабленно и непринужденно.

Вот, вероятно, и причина, по которой Грейс ощущала себя не в своей тарелке при исцелении Бегброка – сама атмосфера в кабинете была предельно далека от комфортной. И все же дело явно не только в воздействии эмоциосоника…

Эбигейл тронула другую панель, и ее длинные бледные пальцы резко выделились на сером фоне. Тихо щелкнул запор, и панель отошла в сторону, открыв стоящий внутри дефибриллятор.

– Это на всякий пожарный. Пока, насколько мне известно, ни у кого здесь сердечных приступов не случалось, однако при подобных процедурах ничего со счетов сбрасывать нельзя.

– Ну, к моей компетенции больше относится психическое здоровье клиента.

– Видели, как тряхануло Бегброка? Впрочем, причин для особого беспокойства тогда не было.

– Надо посмотреть, в каком он состоянии после сеанса.

Эбигейл бросила на Грейс удивленный взгляд.

– Мириам никогда не проводила последующих осмотров.

– Наверное, их проводил кто-то другой? – нахмурилась Грейс.

– Конрад заявил, что такой необходимости нет, – покачала головой Эбигейл. – Говорит, деньги лучше тратить на препараты.

– Серьезно?

Грейс ощутила невольное желание выскочить из кабинета, зайти к боссу и устроить небольшой скандал.

Хотя… Долго она здесь не пробудет. Это вовсе не ее проблема. Ей и без того есть чем заняться.

– У кого-нибудь на третьем уровне происходили психотические расстройства?

– Да нет. Самое худшее, с чем мы сталкивались, – повышенная тревожность перед процедурой или стрессовые состояния после, но ведь подобное вполне естественно.

– Какими релаксантами вы пользуетесь?

– Выбираем те, которые не вызывают последующих неврозов и не влияют на память. Наша задача – блокировать физические возможности преступника, однако его восприятие должно оставаться адекватным, иначе лечение не даст результата.

– Вы говорите об этих препаратах? – указала Грейс на флаконы, оставшиеся на лотке после сеанса с Бегброком.

– Ах, надо было убрать… Нет-нет, о другом. – Эбигейл переставила пузырьки в нишу за одной из панелей. – Мы применяем назальный спрей, потому что он быстро распространяется по организму.

– Вы давно здесь работаете, Эбигейл?

– Немного больше года. Меня переманили из другого центра, с севера страны.

Она пригладила растрепавшиеся волосы.

С севера… Довольно расплывчатая формулировочка: отделения «Януса» были открыты во многих городах Британии.

– Конрад о вас очень высокого мнения.

Грейс говорила наобум, однако ей еще предстояло работать бок о бок с Эбигейл – надо ее к себе расположить. Ну, тут диплома по психиатрии точно не требуется.

– Правда? – ответила настороженным взглядом лаборантка.

– Он говорил, что вы чрезвычайно компетентны.

Наконец ей удалось польстить самолюбию Эбигейл – та начала понемногу расслабляться.

– Я работала в Ньюкасле, а до того еще в Бредфорде. Сейчас периодически выезжаю в иногородние центры – обучаю персонал. В Манчестер, в Бристоль и другие места.

Грейс одобрительно кивнула.

– Я – прилежный ученик. Впрочем, иначе и нельзя, нам ведь надо добраться до сути проблемы.

– Нам?

Эбигейл переключилась на рабочую станцию с тремя терминалами.

– Мне понадобится ваш опыт, Эбигейл. Одна я не справлюсь.

Высказавшись, Грейс почувствовала некоторое противоречие. Да, ей следует попытаться завоевать доверие лаборантки, слегка принизить свои достижения, чтобы собеседница ощутила себя на высоте. Она так поступала не раз, руководствуясь давным-давно усвоенными способами выживания. Однако та Грейси, что еще не поступила в университет, презрительно усмехнулась бы, заметив подобные попытки снискать расположение.

Эбигейл положила ладонь на считыватель отпечатка, и все три экрана засветились.

– Мириам уже удалили из системы безопасности.

Удалили… Словно вырезали раковую опухоль.

– Эбигейл Хавесторн, – четко произнесла лаборантка в микрофон идентификатора голоса, пока сканер изучал золотисто-оранжевую радужку ее глаза.

– Серьезная система, – задумчиво пробормотала Грейс.

– Смотрите в сканер, – скомандовала Эбигейл. – Защита и должна быть серьезной, ведь прошлым летом к нам проникли протестующие. Сняли несколько кадров, которые затем появились на новостных веб-сайтах. Пытались создать видимость, что мы тут пытаем правонарушителей.

– Да, слышала.

Сканер радужки оставил перед глазом Грейс медленно растворяющуюся красную точку. Пришлось поморгать.

– Похоже, Конрад намерен еще усилить безопасность. Уже на этой неделе появятся новые охранники.

– Береженого бог бережет… Так, теперь отпечаток ладони, – сказала Эбигейл, указав на считыватель. – При каждом входе компьютер потребует от вас два из трех установленных идентификатора личности. В нашу систему пытались проникнуть хакеры, так что дополнительные меры предосторожности не повредят.

Эту фразу Грейс слышала уже не первый раз.

Пальцы Эбигейл тем временем порхали по клавиатуре, корректируя настройки безопасности.

– Так, теперь произнесите вслух свое имя.

– Грейс Гуннарссон.

– Еще раз, пожалуйста, – попросила Эбигейл, посматривая то на сканер, то на экран.

– Грейс Гуннарссон.

– И еще.

– Грейс Гуннарссон.

– Все, вы допущены.

Экран в кабинете представлял собой информационную панель с основными сведениями о клиническом отделении: перечень присутствующих специалистов, окно видеокамеры в комнате для свидетелей и разные отчеты. Система биологического анализа, установленная в кресле клиента, сейчас показывала прямую линию. На другом мониторе Грейс увидела свои собственные показатели. Ага, частота сердцебиения немного повышена.

Она вдруг почувствовала себя подопытным кроликом, не представляющим никаких тайн для ученого, и покосилась на графики показателей Эбигейл: все в норме.

– Можно ли отключить модуль снятия показателей?

К информации о состоянии систем организма она привыкла давно, однако теперь забеспокоилась, не выдаст ли сухая статистика ее планов.

– Да, в меню настроек под вашей фамилией, – кивнула Эбигейл.

На левом мониторе светился темно-синий логотип «Янус правосудия» – голова римского божества с двумя обращенными в разные стороны лицами. Янус – бог входов и выходов, начала и конца, бог врат, взирающий одновременно на прошлое и будущее. Без сомнения, идея названия принадлежала Конраду, воображавшему себя господом своей собственной маленькой вселенной.

– Итак, здесь у нас журнал регистрации, – объяснила Эбигейл, повернувшись к правому монитору. – Как видите, на завтра назначен сеанс терапии отвращением для Робин Купер. Тут появится множество окон, показывающих информацию о конкретном правонарушителе и его деле. – Она провела пальцем по экрану. – Вот подробности преступления, видите? Здесь – биографические данные, сведения о состоянии здоровья и результаты предварительных обследований. А это видеоролик, который Купер будет смотреть во время сеанса, шкала программирования эмоциосоника и перечень назначенных препаратов. Мириам уже все выписала после осмотра клиентки, а следующий раз это придется делать вам.

Грейс ощутила неуверенность в своих силах, однако Эбигейл, словно прочитав ее мысли, добавила:

– Всю информацию вы найдете в системе – здесь и типы препаратов, которые мы обычно используем, и дозировки. Вы разберетесь. Можете отрегулировать интерфейс, ввести туда другие окна, однако те, что вы видите, – основные. Купер появится у нас завтра сразу после гипнотерапии.

– Гипнотерапии? – переспросила Грейс.

На втором уровне также прибегали к гипнозу, однако здесь он явно настраивал не на позитивный лад – впрочем, как и эмоциосоник.

– Гипноз создает у преступника иллюзию, что он является жертвой.

– Как видео с Кориной… Ролик, мягко говоря, выводил из равновесия. Кто их монтирует, кстати?

Эбигейл снова поправила прическу.

– Ну, я ведь ведущий лаборант третьего уровня, так что это моя работа.

– Откуда берете информацию?

– Из полицейских рапортов, из протоколов судебного заседания. Используем аудио– и видеоматериалы, показания свидетелей и, если представляется возможным, жертвы.

После ее объяснения обе помолчали.

Грейс представила, как лаборантка часами копается в цифровых файлах, изучая место преступления и стенограммы допросов.

– Интересно, какие ощущения у вас возникают при монтаже? Вряд ли вам приходится легко…

Господи, что она несет… Будто психиатр на приеме.

Эбигейл прищурилась.

– Ролик – один из основных компонентов исцеления. Я воспринимаю эту часть своих обязанностей очень серьезно.

– Я имела в виду, что штудировать подобные материалы не слишком приятно.

– Помогают душевные модуляторы, – помолчав, ответила Эбигейл. – Приходится принимать в больших количествах.

Она улыбнулась или?..

Эбигейл пожала плечами, повернулась к рабочей станции и взяла коммуникатор.

– Вот, заберите его домой. В нем содержится полная информация о третьем уровне. Можете почитать о деле Купер и обо всех назначениях, так что для завтрашнего сеанса у вас будет все необходимое.

Она сунула коммуникатор в руку Грейс.

Помимо дела Купер, ей требовались сведения о Майки Килгэнноне и, что самое важное, о Реми, а теперь у нее имелся доступ к их досье. Грейс коснулась экрана коммуникатора, и между пальцев словно проскочил электрический заряд. Наверное, график частоты сердцебиения сошел с ума – дай бог, чтобы Эбигейл не заметила. Она сделала себе мысленную заметку: обязательно убрать галочку напротив функции снятия собственных показателей.

– Спасибо, Эбигейл.

Техник снова переключила внимание на экран.

– Кстати, на коммуникаторе я тоже настроила допуск. Будьте осторожны – Мириам, например, имела привычку постоянно брать его с собой, а ведь там вся актуальная информация о центре. Сканер радужки в нем не встроен, поэтому обязательно придумайте сложный пароль. Вы все освоите по ходу процесса, но я, если что, всегда рядом.

Грейс вчиталась в информацию о Робин Купер.

– Она украла эмбрион?

– Помогла похитить целый десяток – по заданию дельцов черного рынка. – Эбигейл вывела на экран официального вида документ. – Это решение суда, которое дает нам право на исполнение приговора. Купер не могла зачать генетически здорового ребенка, поэтому один эмбрион оставила себе.

Грейс задержала дыхание.

Она прекрасно представляла, что внутри каждого человека находится бомба замедленного действия. Рано или поздно может сработать сигнал и запустится механизм повреждения гена. Подобная проблема может в итоге привести тебя прямиком на скамью подсудимых. Отчаявшись, ты похищаешь чужой эмбрион, просишь корыстного врача подсадить его тебе в матку, и дело в шляпе – через девять месяцев все уверены, что тебе все же удалось родить идеально здорового ребенка.

– У Купер имелся выбор: либо эколагерь, либо терапия отвращением, – продолжила Эбигейл.

– Непростой выбор…

– Согласна, – вздохнула Эбигейл и посмотрела Грейс в глаза. – Люди выбирают исцеление на третьем уровне по самым разным причинам, однако основная из них – полное отсутствие представления об ожидающем их страшном стрессе. Хотят быстренько проскочить процедуру наказания, а потом спокойно жить дальше. У Купер, кстати, случился выкидыш, поэтому ей предъявлено дополнительное обвинение в уничтожении имущества.

– Господи, какой ужас!

– Да, правительство решило сделать случай Купер показательным и предотвратить подобные преступления в будущем.

– Я даже не об этом. Печально, что несчастная женщина не может родить здорового ребенка, затем теряет краденого и попадает в «Янус». Купер нуждается в сочувствии, а не в наказании.

– Ну, она сама для себя все решила, – пожала плечами Эбигейл.

Заинтересовавшись ее точкой зрения, Грейс решила задать вопрос, который частенько всплывал при пятничных посиделках в барах:

– А что предпочли бы вы? Быстрое, но болезненное исцеление на третьем уровне или долгий изнурительный труд в эколагере?

По пути в Агрокомплекс она нередко видела команды осужденных в защитных костюмах, разбирающих старые свалки.

– Во всяком случае, – ушла от ответа Эбигейл, – выбор есть. Представьте, какому общественному давлению подвергся бы «Янус», не будь альтернативы. Многие считают терапию отвращением адекватной мерой. Разумеется, немало и тех, кто скорее согласится на длительное заключение в экотюрьме.

Грейс понимала, почему люди не доверяют приговорам, предусматривающим лечение. Уж очень быстро протекала процедура наказания, и почти никто не имел представления, что именно происходит в «Янусе», а потому ее не воспринимали как эффективную меру. Она и сама не знала, с чем сталкивается преступник, пока не увидела все своими глазами. Впрочем, как врач, Грейс изначально отдавала себе отчет, насколько травматична для психики терапия отвращением. Однако обычный человек подсознательно склонился бы к заточению преступника в эколагерь, ведь именно долгий принудительный труд дает согрешившему возможность раскаяться и искупить вину.

– И все же наши результаты говорят сами за себя, – заметила Эбигейл. – Так или иначе, наш метод дешевле, чем продолжительное тюремное заключение. Мало того – он быстрее и не в пример эффективнее.

Хм… К какому решению придет общество, если станет известно о периодических сбоях метода исцеления? Неудивительно, что Конрад обеспокоен.

– Наверняка есть люди, на которых терапия отвращением не оказывает воздействия, – заметила Грейс. – Как поступают с ними?

– Я вам покажу.

Загрузка...