Терновый куст

Вне удивленья и вне ожиданья событий

Жизнь ли? —

О Небо, терпенью не будет конца!

Связаны руки.

А я покоряюсь —

Ведите,

Но, умоляю,

Снимите повязку с лица.

Я верую: прекрасно мирозданье,

В котором место есть такой рабе,

Что предпочтет смиреннейшей мольбе

Нелепое подчас негодованье.

Сосуд, пустышка, кукла — как невинно,

Не плакавши от битого стекла,

Я требую, чтоб кровью истекла

В трагедии высокой героиня.

Чем громче каюсь, тем строптивей ропот

Гордыни — возвеличивая роль,

С готовностью приму любую боль…

Но истекаю — клюквенным сиропом.

Если бы снегом до крыши мой дом занесло

Ждать бы тогда у окна, торжествуя поминки:

Исчезновение старой до зуда картинки,

Исчезновение мира за мутным стеклом…

Размыкается круг — жаль, что не навсегда,

Разрушается мир — жаль, что не без следа,

А за ним, как ни тщусь, пустота.

О распахни, о помилуй, дорога длинна

Снова искать оправдания собственной тени?

Не пожалею уставшую от пробуждений

Вечную девочку возле слепого окна:

Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть,

Бить себя по рукам и клевать себе грудь,

А зачем это было — забудь.

Сколько отдашь за грошовую эту войну,

Сколько закланий и жертв возвратится обратно?

Слух — это дар из даров, раз глуха — виновата:

Гордостью всей — непомерной, ненужной — тону.

Это горлом идет исторгаемый яд,

Это тают снега, это близится март,

Слышишь — громче и громче — набат…

Это не страх, это — стыд за потерянный зов,

Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше,

Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышать

Собственный голос — тишайший из всех голосов…