Террор не пройдет! (Белый легион - 2)

Илья Рясной

Белый легион: Террор не пройдет! (Белый легион - 2)

Анонс

Он стал качать права и требовать адвоката. Ему отрезали ухо. Тут-то он и понял: с ним поступают так, как он, чеченец, привык поступать с русскими пленными. Он считал, что ему это можно, ведь всему свету известно, что он зверь, дикарь. Русские так не посмеют. А они взяли да и посмели. Дело в том, что он попал в руки Белого легиона - тайной организации, которая не знает пощады и не имеет комплексов. Недаром ей не нашлось места в рамках госструктур. Ведь там обслуживают элиту, а здесь спасают Родину. От коррупции, бандитов, террористов.

Часть первая

Изотопный кризис

Вечер иссякал, плавно перетекая в ночь.

Ночь Белидзе любил. Именно в это время суток ему работалось лучше всего. Именно тьма приносила самые светлые мысли. Именно из неверного света звезд и призрачного сияния луны ткались самые смелые идеи. Именно во тьму воспарял свободный дух, вырываясь из тюрьмы двухкомнатной квартиры.

Белидзе сковывала его квартира. Стандартная "двушка" располагалась на седьмом этаже девятиэтажного доме в Строгине. Комнаты тесные, как лифт, кухня пять метров - для приличного сортира и то маловато. Она так и не стала домом-крепостью. Ее хлипкие стены не выдерживали натиска окружающего мира. Они пропускали вражеские атаки - грохот музыкального центра этажом выше, назойливый визг противоугонки - казалось, сирена звучит не на стоянке внизу, а прямо на кухне. Белидзе любил тишину, а его добивали звуками. И еще тисками давила убогость обстановки.

Кому нужны сегодня доктора наук? В свое время нечего, видимо, было маяться дурью, заканчивать с золотой медалью школу и с красным дипломом институт. Вот отсидел бы, как многие его друзья по спорту, лет пять на зоне. Вышел бы уважаемым человеком. Глядишь, сегодня имел бы дом на Рублевке, а не жалкую тюремную камеру в картонной девятиэтажной коробке.

Но тогда не было бы и сладости творческого поиска. Не было бы счастья, когда хочется крикнуть - ай да я, ай да сукин сын! Ничего не было бы, что по-настоящему дорого ему.

Приятно в мечтах перекраивать свою судьбу! Только пустое это занятие. Судьба - это печать. Ею тебя прижали к полетному листу, и в сторону ты уже уклониться не можешь.

Белидзе вздохнул. Ничего, скоро все изменится. Все просчитано. Первое, что он сделает, когда деньги потекут рекой, - обустроит свой дом, свою крепость... А деньги рекой потекут. Обязательно потекут. Бурным таким горным потоком... Иначе быть не может.

Мрак, сковывающий тесную комнату, пытался развеять свет монитора. По экрану ползли графики. Для непосвященного - бред. Для знающего - высокая гармония, музыка сфер. Которая дорогого стоит.

- Милая моя деточка-а-а. Ты моя конфеточка-а-а, - голос известного бешеной раскруткой и вопиющей бездарностью певца лился из динамиков у соседей снизу.

Это была последняя песня. Динамики замолкли. Воцарилась долгожданная тишина. На улице, наконец, утвердилась ночь, погасив звуки и суету.

Лучшее время для работы. Полумрак. Запах табака. Полная пепельница у монитора. Белидзе с семнадцати лет курил как проклятый. Особенно вечерами, когда работа шла. Он взял сигарету, которую позаимствовал четверть часа назад внизу у случайного прохожего, которого нес куда-то черт в этот поздний час. Сигареты имели обыкновение кончаться некстати. Приходилось их стрелять около подъезда. На сей раз его добычей стали две бумажные "торпеды" "Парламента" - неплохие, дорогие сигареты...

Белидзе глубоко затянулся... Еще раз... Сигареты были на редкость приятные. Или, может, в этот ночной час просто казалось, что они гораздо лучше всех тех сигарет, которые он пробовал раньше. Только привкус какой-то странный. Приятный, но странный... Очень приятный...

Белидзе откинулся, расслабляясь, на спинку вертящегося стула. Провел пальцами по лицу.

В окно падал свет луны. Дым сигарет туманил голову. Становилось хорошо. Захотелось затянуться еще глубже. Еще и еще.

Белидзе замер, задумчиво уставившись в монитор. Скачущие графики вдруг показались ему не такими и важными, как минуту назад. Грудь стиснуло внезапно навалившееся томление.

- Что за черт, - прошептал он, удивляясь происходящему.

Потом начали путаться мысли. Они будто приобрели самостоятельность. И устремились куда-то по лунному лучу, чтобы развеяться дорогой в прах...

Отстраненно подумалось - что-то не в порядке в окружающем его мире. Что-то нарушилось... Но тут же он осознал, что как раз сейчас все в порядке. И сделал еще одну затяжку...

Теснота собственного тела, квартиры, города куда-то уходила. Освобождался дух, распространялся волнами по Вселенной. И появилась пьянящая легкая тоска. Сознание еще управляло телом, но это уже было как-то второстепенно. Совершенно неважно...

В квартире что-то изменилось. Он с трудом повернул деревенеющую шею. То, что он увидел, раньше, для прежнего Белидзе, показалось бы важным; Для нового - ничуть. Он отстраненно смотрел на освещенную слабым светом монитора серую мужскую фигуру и понимал, что ее не должно быть здесь. Очертания были знакомые. Где он ее видел?

Серый человек мягко, как кошка, вошел в комнату и аккуратно уселся на пискнувший тонко, как крыса, стул напротив. Положил дружески руку на плечо хозяина квартиры.

- Кто ты? - выдавил Белидзе.

- Я твой друг, - последовал ответ.

И ученый не находил никаких оснований не доверять этому утверждению. Где же он видел незнакомца и слышал этот голос? А, все правильно. Это тот добрый человек. Он угостил его полчаса назад сигаретой...

Где-то в глубине души у Белидзе еще теплились остатки здравомыслия. Он понимал, что так не должно быть и что виной всему та проклятая сигарета. Но пучина уже затянула его сознание, и выбраться на поверхность было невозможно.

- Твои руки тяжелеют. Твои веки тяжелеют, - журчал голос.

Белидзе удивился, откуда серый человек может столько знать о его чувствах...

Свет ополовиненной луны затоплял все вокруг. Предметы теряли свои очертания. Теряли свой внутренний смысл.

- Ты переутомился, - голос серого человека обволакивал, как болотный туман. - Ты переутомился. У тебя был тяжелый день. Жизнь тяжела. Она тяготит тебя.

- Нет, - вдруг что-то восстало в Белидзе. Ему захотелось убедить незнакомца, что жизнь вовсе не так плоха. Но он понимал, что не докажет ничего. И жизнь действительно тяжела...

- Ты хочешь написать друзьям, - продолжал обволакивать голос, такой же серый, без оттенков, как и его хозяин. - Пиши... Это важно. "Я устал от всего. Не вините меня".

- Я устал от всего, - послушно повторил ученый и перевел взгляд на стол. Перед ним уже лежала бумага и любимая авторучка - "Паркер" с полуоткрытым золотым пером. Эта вещь осталась от старых, коммунистических времен. Тогда она стоила бешеные деньги - тридцать рублей...

Перо привычно зашуршало по бумаге. В одном месте зацепило ее, и на лист вороной села клякса... Непорядок... Белидзе обеспокоенно заерзал, но голос серого человека успокоил его:

- Все в порядке. Ты устал. Ты хочешь дописать письмо. Пиши...

Письмо дописано. Белый лист лег на клавиатуру компьютера, покрыв ее, как первый снег покрывает землю. Гость извлек из кармана таблетки. Вытряхнул себе на ладонь. Они были красные, как капли крови.

- На. Это поможет. Это успокоит. Это сделает жизнь лучше.

Белидзе верил ему. И глотал таблетки, запивая прямо из бутылки "боржоми".

- Прощай! - сказал серый человек и ушел.

Лунный свет все глубже засасывал, как зыбучий песок. И у Белидзе не было сил сопротивляться. Ему хорошо. Как было обещано, ему очень хорошо.

- Я устал. Не вините меня, - прошептал он...

* * *

- Он что, сильно голодный по жизни? - ухмыльнулся невысокий, широкий в плечах, жилистый, с железными руками Атаман.

- С чего ты так решил? - поинтересовался Ратоборец - двухметровый русский медведь с лицом, впрочем, вполне одухотворенным.

- Уже третью встречу назначает в забегаловке.

- Они все голодные. И с голодухи опасны, как пираньи.

- Сегодня пиранья считает, что урвала кусок мяса.

Изображение на жидкокристаллическом мониторе было относительно четкое. В просторном, без окон, салоне микроавтобуса "Форд" температура двадцать градусов. Климат-контроль работает отлично. А также безукоризненно работает вся сложная аппаратура - сканеры, радиостанция с защищенными каналами связи, два тактических компьютера, позволявшие осуществлять руководство экипажами и оперативно получать информацию.

Приземистое краснокирпичное одноэтажное здание девятнадцатого века с нахально-яркой вывеской "Ресторан "Русская Мечта" врастало в землю в тихом переулочке недалеко от центра Владимира. Рядом Золотые ворота, Успенский и Дмитровский соборы времен татарского ига, росписи Рублева. Но "поднадзорных" все это интересовало мало. Хотя объект наблюдения Янус, памятуя о своем интеллигентском происхождении, в другое время, конечно же, поглазел бы на достопримечательности. А вот его деловые партнеры если бы и заинтересовались древними православными святынями, так исключительно с инженерной точки зрения - сколько тротила понадобится на такие громадины!

В салоне микроавтобуса царил полумрак. Светились мониторы и шкалы приборов. На экране видно было, как Янус - жирный, с задом шире плеч, очкарик лет тридцати пяти - вылез из своей "девятки". Попинал ногой подспустившую шину. Почесал подбородок, раздумывая, подкачать ее или повременить. Лень победила - решил повременить. И стал неторопливыми шагами мерить пятачок около ресторана.

Пригревало солнце. Оно растапливало сугробы, открывая накопившуюся грязь. Струились ручьи по замусоренному асфальту. Дворник скреб асфальт, но грязи не убавлялось. Ранняя весна была какая-то нестабильная, нервная. Она то грела землю солнечными лучами, обещая изнурительно жаркое лето, то кидала в лицо с ураганной силой комья мокрого, холодного снега. Не только погода все в этом мире ныне неустойчиво, готово сорваться в преисподнюю. Все висит на волоске.

Глеб Кондратьев, оперативный псевдоним Ратоборец, встряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. Не отвлекаться. Собраться. Время подходит.

Янус побродил по пятачку, приспособленному под автомобильную стоянку около ресторана. Через пять минут подплыл чинно, как линкор к пирсу, огромный черный "Кадиллак"-внедорожник - весь в хроме, солнечные зайчики отплясывают на отдраенном капоте. Стекла, понятно, тонированы. Шины широкие, ребристые. Не машина, а боевой слон. Мечта порядочного бандита... Из салона вывалился объект номер два - Моджахед.

- Опаздываешь, - уловил направленный микрофон размытый помехами и шуршанием голос Януса.

- Пробки, - хохотнул Моджахед, он же Руслан - статный, красивый чеченец тридцати двух годков от роду.

- В этой дыре?

- Слушай, девочки, то да се... Пошли лучше, выпьем... Аллах сегодня разрешает.

- Это с какой радости Аллах такой добрый?

- А сегодня наш день...

Янус не догадывался, что за час до встречи к месту стрелки подкатило трое парней. По внешнему виду явно не Кавказ - несомненные славяне, затылки бритые, крутизна. Проверяли, чисто и надежно ли здесь.

Оперативники "Легиона" срисовали их без труда, сами же, естественно, остались нерасшифрованными. Кто обратит внимание на бомжующего алкаша, подпирающего мусорный бак? Или на полноватую тетку только от кухонной плиты? Кто будет пристально пялиться на крышу двухэтажного домика? Да и не рассмотришь, как не пялься, что оттуда подрабатывают площадку направленным микрофоном. И три миниатюрных глазка видеокамеры, перекрывавшие окрестности, слишком малы, чтобы их заметить.

Когда ведешь скрытое наблюдение, появляется какое-то восторженное ощущение всесилия. Ты как сверхъестественное существо наблюдаешь со стороны за движением букашки, судьба которой уже решена, но букашка пока об этом не подозревает. Особенно сладостно, когда противник сам не дурак, знает толк в этих играх и все равно запутывается в твоей паутине. Главное - не проколоться, а проколоться можно по случайности или по дури в любую минуту. Глеб задействовал на операцию три десятка самых опытных экипажей, опустошил склад оперативной техники. И подстраховался где только мог. Да, мероприятия влетят Организации в хорошую копеечку. Но ведь и цена вопроса высока.

Деловые партнеры вошли в кабак.

- Первый, ответь Третьему, - послышался из динамика хриплый голос.

- Говори, - произнес Глеб.

- "Буммер" нарисовался со стороны проспекта. Номер триста сорок, регион семьдесят семь. Так, затормозили... Вижу в нем тех троих, что уже проверяли место... Это контрнаблюдение.

- Они же и силовое прикрытие, - кивнул Глеб и отложил микрофон.

Его пальцы пробежали по клавиатуре. Со второй видеокамеры пошла картинка. На ней отлично был виден тот самый зеленый, не первой молодости "БМВ" самой распространенной триста шестнадцатой модели.

Отлично. Круг действующих лиц примерно очертился. Хотя у них могут быть еще наблюдатели, задача которых в случае опасности подать сигнал. Горцы ученые стали. Раньше перли напролом. Приходили на стрелки, увешанные стволами. И часто налетали со своей тупой прямолинейностью на неприятности. Теперь они постигают азы оперативного мастерства. И учителей у них полно вон сколько бывших сотрудников органов на них горбатятся.

На втором мониторе перед Атаманом возникла размытая картинка. Ракурс был неважный, откуда-то снизу. Но лучшего никто и не ждал. Топтун зашел в кафе и поставил портфель на стул так, чтобы объектив взял договаривающиеся стороны, а микрофон уловил разговор, пробивающийся через звучащую музыку.

Музыка забивала слова. Атаман начал колдовать над аппаратурой, включая фильтры. Музыка стала глуше, а разговор четче.

- Приятно с тобой дело иметь, Васек, - Моджахед поднял рюмку.

- Сказал - сделал, - кивнул Янус. - В срок и качественно. И заметь, не требую дополнительной платы, хотя и очень хочется.

- Я уже расчувствовался.

- Выпьем, чтобы не последняя сделка была. Они выпили.

- ГАИ не боишься? - спросил Янус.

- Пусть они меня боятся, - хохотнул Моджахед.

- За это надо выпить...

Атаман, кинув взгляд на Глеба, усмехнулся:

- Сейчас упьются в дугу.

- Зря надеешься.

И действительно, на третьей рюмке пьянка застопорилась.

- Порадуй брата, - в голосе Моджахеда прорвалось нетерпение. - Покажи товар.

- В машине... А где зелененькие портреты американских президентов?

- Все при мне, - Моджахед снова хохотнул. - Представь, смеху будет, если твою тачку сейчас угонят.

- Но твои бойцы за нею присмотрят.

- Ха-ха! Сечешь момент!

-Ха!Секу!

Они захохотали.

- Довольны собой, - покачал головой Атаман. - Как гашиша накурились...

- Недолго им ворковать. - Глеб всматривался до боли в глазах в картинку. Он старался не упустить из виду ничего. Во время контакта могут иметь значение малейшие детали. Как двигается объект, на кого смотрит, его одежда, вещи.

- Ну что, идем? - спросил Моджахед.

- Дай поесть, нетерпеливый ты наш... Я голоден, как волк...

Видно было, как Моджахед скривился в усмешке. Нетрудно было догадаться о его мыслях: "Волк - это я, а ты пес беспородный". Но вслух, естественно, он этого не сказал. А произнес заботливо:

- Ешь, Васек. А то похудеешь. Ни на что не годным станешь.

- Ты за меня не боись. - Янус начал хлебать местную фирменную солянку.

Как и в прошлую их встречу, он быстро разделался с халявным обедом, попросил добавки. Разделавшись с ней, встал.

Заскучавший Моджахед с облегчением бросил на стол несколько купюр. Походя потрепал за щеку подоспевшую официантку, прошептал ей что-то на ухо. Та засмущалась, покраснела.

Переговорщики вышли из ресторана. Из "Кадиллака" выпорхнул худой, подвижный джигит, передал хозяину папку. Там должно было быть что-то около ста тысяч долларов. Моджахед взвесил в руке этот вместительный "кошелек" и передал Янусу. Тот заглянул внутрь. Удовлетворенно кивнул. Полез в багажник и с трудом извлек увесистый чемодан.

- Прошла передача, - удовлетворенно произнес Глеб.

Они избрали самый простой способ совершения сделки: из рук в руки деньги-товар. Существует масса других способов, придуманных для того, чтобы осложнить деятельность правоохранительных органов. Деньги и товар могут оставляться в условленных местах - под кустом, в камере хранения. Иногда при передаче используются посредники, которые вообще не в курсе происходящего. Подобные хитрости сильно осложняют доказывание преступления. Но Ратоборец инициатор и координатор операции "Полынь" - был готов к любому развитию событий. Однако прямая передача его устраивала больше всего.

- Проверять товар не буду, - сказал Моджахед. - Ты в курсе, что нас не обманывают?

- Наслышан... Надеюсь, что баксы настоящие.

- А если бы были ненастоящие? Или мы просто бы забрали по беспределу товар? - заинтересовался Моджахед.

Янус что-то показал ему.

- "Лимонка", - озадаченно произнес Моджахед. - И что, рванул бы?

- Мне очень деньги нужны, - с каменной твердостью в голосе произнес Янус. - Я сильно злой становлюсь, когда мне мое не отдают...

- Уважаю. Мужчина...

Юркий подручный Моджахеда пристроил чемодан в багажник внедорожника. И машины разъехались в разные стороны...

- Охота начинается! - с удовлетворением воскликнул Ратоборец.

Большой загон. Поет охотничий рог, и начинается самый опасный и самый захватывающий спорт - охота на человека... Загон дичи. Как в любой охоте здесь важно количество загонщиков, их мастерство и слаженность, знание повадок дичи и местности.

- Вторая группа - оттягиваете Януса, - начал раздавать указание Глеб, которого все больше охватывал охотничий азарт. - При выезде из города принимаете.

- Третий понял.

- Четвертый, Шестой, Одиннадцатый, Восьмой - приклеиваетесь к Моджахеду. Ведете параллельным маршрутом. Со сменой экипажей. Мы - за вами.

- Четвертый - принял.

- Шестой - исполняю...

- Остальные - идете параллельно, по плану. Готовьтесь к замене. Перекрытие квадратов восемь-одиннадцать...

- Ну что, второй тайм, - потер руки Атаман, давний футбольный маньяк. У него все аналогии связаны с этой игрой.

Машины "наружки" начали плести кружева. Заранее были просчитаны все возможные варианты - уход объекта с нарушением правил дорожного движения, рывок на большой скорости. Куда бы "дичь" ни двинула, все равно в определенной точке она пересечется со скоростными машинами наружного наблюдения. Благо город небольшой, перекрыть его вполне по силам, это вам не бестолковый гигантский лабиринт, носящий имя Москва.

На окраине, за корпусами электромеханического завода, около живописной свалки, образовавшейся на месте какой-то незавершенной стройки социализма, "Кадиллак" остановился.

- Ближе не подходить, - предупредил по рации Глеб. - Наблюдайте в оптику.

Вскоре подъехала занюханная "Газель". Чемодан с товаром перекочевал в нее.

- Там наверняка тайник, - предположил Атаман.

- Вне сомнения! - кивнул Глеб.

Чеченские машины тронулись с места. Двинули обратно в город. Прилично растянулись. Впереди "Кадиллак". За ним "Газель". Сзади - "БМВ". Последняя машина выделывала фортели. То оттягивалась на значительное расстояние, то обгоняла, петляла по улицам.

- Почетный эскорт, - сказал Глеб.

- Пытаются засечь наблюдение, - кивнул Атаман.

- Хрен тут они угадали.

Как и ожидалось, вскоре объекту надоело кружить по городу. Машины вышли на московскую трассу.

- Ну что, решаем, командир? - спросил Атаман, когда штабной фургон выехал из города. Водитель пришпорил машину, пытаясь сократить расстояние до объекта.

- В столицу их пускать нельзя, - сказал Глеб. - На "точке три" берем...

"Точка три" через пятьдесят километров. Участок дороги подобран заранее. Там не слишком напряженное движение.

К моменту выхода на точку удалось установить наверняка, что чеченский конвой исчерпывается тремя машинами.

- Работаем, - произнес Глеб в рацию.

Вариант был просчитан досконально. Участок дороги плавной дугой выгибался внутрь сплошного соснового леса. С двух сторон шоссе перекрыли оперативники в милицейской форме. Они пропустили кавалькаду и начали тормозить посторонние автомашины.

- Дорога закрыта... Ненадолго. Возмущаться не надо... Не надо, говорю, возмущаться... У всех график... Пока посмотрим накладные на груз. Что заморгал? Давай, открывай... Ты мне деньги не суй. Груз показывай! Может, ты гексоген возишь.

Теперь о случайных свидетелях можно не беспокоиться...

Пузатый, необъемный старшина оторвался от "жигуленка" с надписью "ГАИ" и по-хозяйски, с профессиональной небрежностью, как опытный кузнец молотом, махнул полосатым жезлом, призывая "Газель" остановиться.

- Интересно, тормознет? - Атаман напряженно вглядывался в монитор, на котором была трасса и двигающиеся машины.

- Куда денется. Ему конфликт не нужен. Надеется откупиться парой сотен.

"Газель" затормозила и остановилась прямо посреди лужи. "Кадиллак" с Моджахедом, чуть снизив скорость, продолжил движение. А зеленый "БМВ" угрожающе застыл метрах в двухстах сзади.

- Так, - Атаман пробежал по клавишам. - Соединение прошло.

Моджахед по мобильнику заговорил с кем-то по-чеченски. Разговор контролировался и был чисто слышен в салоне штабного "Форда". Атаман отлично понимал чеченский и с ходу переводил Глебу.

- Шайтан, что там? - зашуршал голос.

- Кажется, обычные менты.

- Контролируй, Аскер. Если что - валите их всех... Груз важнее.

- Понял. Осел на асфальте капусту захотел. Мням-мням...

- Поговори мне...

- Не беспокойся, Руслан. Все будет хорошо.

Глеб физически ощущал, как пространство вокруг будто сгущается. И время начинает течь по-другому. И цена каждой секунде возрастает многократно. Приближается развязка.

Тем временем пузатый гаишник, не обращая внимания на лужу, хлюпая сапогами, подошел к "Газели" и произнес строго:

- Старшина Цыпко.

- Свой, командир. Капитан Дивенко, - водитель "Газели", по внешности чистый славянин, распахнул дверцу, спрыгнул на асфальт, тоже не обращая внимания на лужу, и продемонстрировал удостоверение капитана ГАИ.

- Что, из самой Москвы? Или из Подмосковья?

- Из нее, златоглавой...

- Москва, звонят колокола, - усмехнулся старшина.

- Звонят... Вот с дачи барахлишко везу.

- Барахлишко, - старшина задумчиво рассматривал "Газель". - Машина-то твоя?

- Друга, - "капитан" кивнул на мужчину в глубине салона "Газели".

- Ах, друга...

Подошел гаишник-сержант с автоматом, небрежно болтающимся, как хомут, на шее. Осведомился:

- Свои, что ли?

- Ну да, - кивнул старшина. - Москвич. Вон, глянь, ксивы у них какие новые. Земляк, покажи.

Водитель "Газели" терпеливо продемонстрировал трехцветное удостоверение сотрудника милиции и сообщил:

- Скоро вам тоже на такие заменят.

Глеб выпрямился на сиденье, резко потянулся, до хруста в костях, будто готовясь к драке. Но сегодня ему не мчаться вперед, срывая дыхание, не укладывать мордой в снег врагов, не ощущать бьющую отдачей в ладонь рукоятку пистолета. Сегодня его работа - произнести в микрофон:

- Готовность номер один. Десять секунд.

Пробежал глазами данные, выведенные на тактический компьютер, глянул на изображения на мониторах. Сознание ухватило картину во всех подробностях. Внутри шел свой отсчет.

- Захват!

В этот же момент старшина необычно резко для своей тучной комплекции рванул к водителю "Газели" и ударом кулака в челюсть сшиб с ног, успокоив на несколько минут. Его напарник выбросил вперед руку, бросая круглый предмет. В салоне "Газели" сверкнуло и ухнуло так, будто взорвалась ракета "воздух-земля". Светошумовая граната "Заря" на несколько секунд выбила у пассажиров возможность ориентироваться во времени и пространстве... Все, упакованы!

В это время грузовик перекрыл дорогу стоящему у обочины "Кадиллаку", сзади его подперла тяжелая "Волга"-фургон. Моджахед не успел опомниться, а его уже выволокли из салона и ткнули лицом в асфальт. Рядом устроился его шибко шустрый помощник, ему не дали дотянуться до спрятанного под сиденьем пистолета-пулемета "кипарис".

Рядом с "БМВ" резко затормозил темно-синий "Форд-Мондео" с раскосыми глазами-фарами. Трех бойцов будто мощной волной вынесло из его салона. Каждый из них контролировал свою цель - фигуры четверых врагов, сидящих в "Буммере". Одна из фигур дернулась. Хлопок - это почти задавленный глушителем звук выстрела. Пуля точно попала в череп - угроза ликвидирована. Ударом приклада вынесено лобовое стекло, водитель выдернут через проем, будто резиновый. У жирного бугая в "БМВ" в голове замкнуло, по-видимому, он хотел рвануть гранату прямо в салоне. Не успел. Его тоже угомонили на асфальте, вжав морду в лужу. Вода булькала и пузырилась от его дыхания.

- Не стреляй! - захныкал бугай.

- Лежи, сученыш, - гаркнул боец и произнес в рацию: - Зачищено!

Пузатый гаишник залез в "Газель". Много времени, чтобы найти тайник, не понадобилось.

- Груз здесь, - сообщил он.

Пленных рассадили в подоспевший фургон для перевозки мяса и грузовик с будкой вместо кузова. На водительских местах в захваченных автомашинах обосновались оперативники. Блокировка шоссе была снята, и теперь ничего не напоминало о только что произошедшем здесь.

- Сбор на точке "один", - приказал Глеб, откидываясь в кресле и ощущая, как уходит напряжение боя. А на его место приходит радость победы.

* * *

Офис был просторный, не меньше пятидесяти квадратных метров, обставленный в современном, никелево-кожаном стиле - знатоки знают, что стиль этот моден и дорог. Такая обстановка призвана убеждать клиентов в том, что дела фирмы обстоят самым лучшим образом. Впрочем, так оно и было.

- Ты заказал билеты? - спросил благообразный, полноватый, широкоплечий мужчина лет сорока пяти.

Его волосы щедро посеребрила седина. Про такую седину говорят благородная. Действительно, эти седины не скорбели о прошлом, а намекали на долгое, безоблачное и безбедное будущее их обладателя. Судя по тому, что он занимал место хозяина за просторным столом красного дерева, здесь он был за главного.

- Да, - кивнул лысый "колобок" с курчавенькой легкомысленной бородой и маленькими, вечно настороженными глазками. - Рейс в пятницу. До Лос-Анджелеса.

- Что делать, ты, надеюсь, в курсе?

- В курсе, - хмыкнул "колобок". - Начать и кончить... Вообще-то, нереально за такой срок...

- Через две недели ты здесь... Что ты должен обязательно успеть - это встреча с доктором Страусом. Визит во Флоридский технологический институт. И проработка протокола о намерениях с компанией "Интеллект". Остальное по обстановке.

"Колобок" с кислым видом кивнул.

- А ты что, хотел на Голливуд там глазеть? Нет, дружок. Работать надо. Деньги делать. Вкладывать капитал, в том числе интеллектуальный. Движение должно быть. А ты сидишь с унылым видом, Сема. И никакого блеска в глазах...

Судя по всему, песня была старая, не раз пропетая на бис, поэтому "колобок" только пожал плечами и с видом человека, который давно привык и устал отбре-хиваться, заявил:

- Тебе блеск нужен или работа?

- Работа.

- А работу никто лучше меня, старого еврея, не сделает. Так?

- За что тебя и ценю...

За окном заработал отбойный молоток. Хозяин кабинета успел одуреть от этого звука, сравнимого по зловредности только с ядовитым шипением бормашины. Прямо за окнами турецкие рабочие сноровисто превращали очередной московский памятник архитектуры девятнадцатого века в безликую стеклянно-бетонную упаковку для офисов.

- Теперь надо с Новосибирским институтом выйти на контакт, - деловито продолжил хозяин кабинета. - Разработка там перспективная есть. Англичане заинтересовались... В Обнинске - там голый Васер. Масса амбиций. Академики, доктора. Толку - ноль... Белидзе...

- Триумвират, - хмыкнул "колобок". - Гении доморощенные.

- Да уж... Не знаю, что и делать... Ты веришь в эти их фантазии?

- Белидзе и команда - люди талантливые.

- Если такие умные, почему такие бедные, как говорят американцы?

- Талант и нищета в России - близнецы-братья. Мы, посредственности, за их счет богатеем, - изрек поучительно "колобок".

- Среди этих талантов больше психов, которые выдают неконструктивный бред за откровения свыше. И поди разберись, что стоит денег, а что только нервов. Боюсь, с группой Белидзе такая же история. Я не особо верю в мгновенные революции в науке и ниспровержение основ.

- Значит, не веришь в теорию относительности и квантовую механику? Глаза "колобка" смеялись. Этой их дискуссии исполнился также уже не первый год. - И в геном человека?

- Верю. Было время, клады лежали под ногами. Стоило только увидеть их и нагнуться. Сейчас в мировой науке идет поступательное, неторопливое движение вперед, крайне материально затратное и вовсе не чреватое незапланированными прорывами... Плавно все должно быть. Пристойно. Без суеты. А Белидзе со товарищи намереваются немножко растрясти основы...

- Но результаты есть. Экспериментальные...

- А кто их проверял?.. Ох, чувствую, влетит нам эта программа в копеечку... Не люблю потрясателей основ. Они чаще сотрясают воздух впустую.

- А нам-то чего? - пожал плечами "колобок". - За погляд денег не берут. А если это правда?

- Тогда мы поймаем жар-птицу. Опять побасенки - жар-птицы, - скривился Николай Валентинович Марципало - хозяин кабинета он же директор фонда "Технологии, XXI век".

Фонд этот был создан стараниями Академии наук и Министерства экономики с целью собрать перспективные идеи, дать им импульс в развитии, в худшем случае повыгоднее продать их на Запад. С внедрением получалось как всегда то есть ничего не получалось. А вот с продажей на Запад перспективных идей и технологий шло гораздо лучше. Благо отдавали дешево, так что от желающих отбоя не было. Притом торг шел по российской арифметике - бакс пишем, два в уме. Того, что в уме, хватало на подкорм нужных людей и в Академии наук, и в Минэкономики, а потому фондом все были довольны. В том числе голодные ученые - генераторы этих самых идей, которым каждый бакс - счастье.

- Белидзе - не сумасшедший романтик. Он прагматичен, - отозвался "колобок", точнее, Семен Иосифович Ровенский, заместитель Марципало, его правая рука, левая нога и заодно голова. - И умеет соблюдать секретность. Ядро процесса, на котором и основано ноу-хау, не знает никто, кроме его группы. Свой интерес он блюдет...

- Блюститель, - скривился Марципало. - Он у нас еще крови попьет...

Зазвонил мобильник. Ровенский зашарил по всем многочисленным карманам своей джинсовой безрукавки. Наконец извлек его из кармана брюк. Нажал на кнопку и произнес ровным, спокойным голосом, с обычной долей иронии:

- Весь внимание...

По мере того как он выслушивал сообщение, лицо его бледнело и вытягивалось.

- Когда? Как? Какая-то несуразица... Да, понятно... Черт возьми, ну надо же... Пока, Коля. До встречи...

Он положил со стуком телефон на стол и вытер ладонью лысину.

- Что там? - заерзал в кресле Марципало, у которого был отличный нюх на неприятности.

- Не попьет у нас Белидзе крови.

- В смысле?

- Он мертв...

- Как мертв?

- Ночью покончил жизнь самоубийством. В записке написал, что устал...

- Устал? - Марципало нервно поправил свой роскошный бордовый галстук. Черт! Я же говорил, он обычный сумасшедший! Как и его идеи!

* * *

Мир Руслана, пусть и не слишком светлый и безопасный, но достаточно прочный, рухнул. Заносчивого чеченца грубо затолкали в холодный фургон такие используют для перевозки мяса. Бросили на рифленый алюминиевый пол. Там крупногабаритный русский "медведь", присев рядом с ним на колено, резко бросил:

- По ходу маршрута ты должен отзванивать?

Руслан ничего не ответил.

- Я спросил, - спокойно произнес медведь.

- Собак помойных спрашивай. Они тебе как брату ответят!

- Настрой ясен.

Железные пальцы стиснули Руслану голову. А потом резкая боль в ухе.

Руслан задохнулся от боли. И заорал бы. Но челюсть ему стиснули, так что послышался только сдавленный рык.

По шее струилась кровь.

- Не скули, Моджахед, - по-чеченски произнес резко, будто плетью хлестнул, другой присутствовавший здесь жилистый, с холодными стальными глазами, мужчина. - Это только мочка уха... Потом будем резать по кускам...

Ужас захлестнул Руслана... Все шло здесь неправильно. Резать головы и уши - это привилегия его братьев... Русские свиньи слишком слабы и чувствительны для такой работы. Они не способны вести себя, как мужчины. Они - никто!

В мозгу щелкало. Кто это? Кто посмел? Менты? ФСБ? Военные? Кто это, шайтан их всех забери?!

- Я повторяю - ты должен сделать отзвон?

- Должен, - выдавил Руслан. И снова его стиснули в тисках. Нож коснулся другого уха...

- Будешь дальше врать?

Руслан не должен был сделать никаких отзвонов в пути. Он уже сообщил, что товар получен. На крайний случай был предусмотрен звонок с кодовым словом - это значило, что все пошло наперекосяк. Его обязанность была сделать это, даже если придется пожертвовать жизнью...

Русские поняли это...

- К тебе еще немало вопросов, - хмыкнув, произнес жилистый. - Адреса, явки, планы...

- Я ничего не знаю. Мне сказали отдать деньги, взять чемодан. Привезти...

- На вокзал, да?.. Или в общественный сортир на Пресне?..

- Смешно, да? - опять начал хорохориться Руслан. - В центр города должен подвезти. Там у меня возьмут. Я ни при чем...

- Руслан... Я тебе гарантирую одно. Ты скажешь нам все, - пообещал "медведь". - Через полчаса...

Руслан криво улыбнулся. Он не собирался говорить ничего. Сердце ухало в предчувствии страшного. Но он должен был держаться... Должен... Он не может опозорить себя. Своих братьев. Свой род! Должен...

- Отдохни пока...

Руслан пошевелил закованными в наручники руками. Разомкнуть бы их, ударом выбить дух из здоровяка, распахнуть дверцу фургона... Но это нереально...

Ему очень не понравились слова "отдохни пока"...

- Куда везете? Куда? - заволновался он.

Но ему не отвечали...

А потом кошмар продолжился. Гордого чеченца вытолкали из машины, как какую-то недостаточно поворотливую скотину. И затолкали в длинную фуру с иностранными надписями на боках. Захлопнулась дверца, отрезая солнечный свет и внешние шумы. Зажглась электрическая лампочка. Внутри было просторно, гулко и жутко. В центре стояло кресло.

От вида этого кресла решимость Руслана сразу ухнула куда-то в центр Земли, в магму, да там и сгорела.

Кресло было хирургическое, с ремнями. Рядом, как в старых фильмах о фашистах, столик с инструментами.

Здесь к тем двоим русским, которые сопровождали его в фургоне, присоединился невысокий, немножко сутулый человек с тщательно зализанными на пробор жиденькими волосенками. Руслан скривился. Даже в своем незавидном положении он не мог скрыть презрения к таким вот червякам, которых можно навсегда задавить одним взглядом. В них нет ничего от настоящих мужчин, кроме привычки носить брюки.

- Руслан, - произнес Глеб, которого Руслан окрестил "медведем". - Я буду говорить коротко и доходчиво. Выбор остается за тобой, но он невелик. Первый вариант - ты сотрудничаешь с нами, помогаешь нам разрешить возникшую проблему. За это мы оставляем тебе жизнь...

- Можешь меня убить, - сквозь зубы процедил Руслан.

- Это второй вариант. Ты отказываешься от сотрудничества. Тогда Доктор, - он кивнул на "червяка", который вежливо улыбнулся, будто его представили на светском рауте, - с помощью нехитрых инструментов и хитрых психотропных веществ - слыхал небось о таких - выдавливает из тебя по капле все. И ты умираешь. В мучениях...

Глаза чеченца полыхали ненавистью и упрямством.

- Я тебя понимаю. Ты боишься не за себя, а за своих близких... Поэтому учти, что вместе с собой сегодня же в могилу ты потащишь свою сестру и отца, которые живут в Подольске.

Руслан дернулся, изрыгая нечто нечленораздельное, но ремни крепко удерживали его. Это было нечестно! Русские так не могут! Чеченцы - могут, а они - нет!

- У нас специфическая организация, - продолжил Глеб. - Ее авторитет основан на том, что мы всегда держим обещания... Мы зачистим всех твоих родственников, которых найдем...

- Ты... Ты грязная свинья. Ты скотина... Я на руку намотаю твои кишки, собака...

- Эмоционально, но не убедительно... Даю тебе три минуты на раздумье. Глеб посмотрел на часы. - Потом отдам тебя в руки Доктора.

- Ты... Я вырежу всех твоих...

- Время пошло...

В Чечне Руслан привык жить рядом со смертью. Он очень много видел смертей, убийств. Гибли люди от бомбежек, от межплеменной вражды. От солдат федеральных войск. Убивали его братьев и сестер. Он сам убивал... Это было нормально... Он готов был убивать и умирать... Так ему тогда казалось...

Сейчас ему казалось иначе. Он понял, что умирать именно сейчас и именно здесь совсем не готов. Тем более вместе со своими родными... Он боялся смерти. Он хотел жить...

Когда время истекло, он пробормотал:

- Мы все равно сочтемся, собака...

- Итак, ты согласен, - констатировал Глеб.

- Что хочешь знать?

- Начинай сначала...

Руслан поплыл. Биополевой стресс-детектор, который был смонтирован на передвижном оперативном пункте, устроенном в самой обычной на вид фуре, сбрасывал на компьютер диаграммы, и специалист за перегородкой подтверждал Руслан говорит правду...

Картина получалась следующая. Руслан, немало потрудившийся на благо чеченских террористов, неоднократно снабжал группировки оружием, снаряжением и всем необходимым. Дело было прибыльное. Работал, в основном, по конкретным заказам. На этот раз очень серьезные люди ему заказали партию радиоизотопов. Правда, изотопов не простых. Это было одно из старательно оберегаемых ноу-хау ядерного центра в "Снежанске-11". Группа высокоактивных трансформеров, как коряво обозвали их. Вещества безобидные, но путем нехитрой обработки переходящие в активное состояние. По всем научным парадигмам, такие изотопы вообще в природе существовать не могут. Но факт остается фактом - НПО "Сигнал", держащее две трети производства радиоизотопов в стране, в прошлом году создало это чудо. Одно из его применений - в качестве оружия массового поражения. При распылении над мегаполисом последствия могут быть самые страшные. Попадая в тело жертвы, эти изотопы практически не выводятся и работают как бомба, разрушая организм радиоактивностью. Рак легких, лейкемия, лучевая болезнь... И все в массовых масштабах... Идеальное орудие для теракта.

- Откуда ты узнал, где взять эту дрянь? - спросил Глеб.

- Я одно время занимался рынком изотопов, - пояснил Руслан.

- Вместе с Мирзоевым? - Глеб вспомнил давнее кровавое дельце.

-Да.

Задача Руслана состояла в том, чтобы добыть оружие возмездия. Дальше не его забота. Планировалось, кажется, что-то грандиозное.

- У нас нет танков и самолетов, - прошипел Руслан. - У нас есть воля к победе. И все средства для этого годятся...

- Давай дальше, философ...

А дальше все просто. Проходит купля-продажа изотопа. Руслан в Москве передает товар и отчаливает на все четыре стороны.

- Кто все это затеял? - спросил Глеб. - Кто получатель?

- Он тебе не по зубам, - буркнул пленник.

- Хотя бы облизнуться.

- Сельмурзаев.

- Тот самый? Депутат законодательного собрания?

-Да...

- Уже интереснее, - Глеб хмыкнул. Как же. Личность известная. Депутат Усман Сельмурзаев, председатель правления банка "Спектр-Интернациональ", а также совладетелец парочки гостиниц и пивного заводика в Москве. - А дальше. Кто исполнитель теракта?

- Не знаю...

- У нас договор, Руслан...

- Я не знаю!

- Врет, - послышалось у Ратоборца в крошечном наушнике. - Все показатели зашкаливают. Похоже, очень тепло...

Ратоборец опять посмотрел на часы и произнес:

- Игра старая - тридцать секунд на выбор.

- Рамазан Актов.

- Правая рука Колченогого Муртазалиева.

- Да... Его боевые группы рассредоточены по всей Москве.

- Кто с ними держит связь?

- Сам Сельмурзаев.

В трейлере было тоже холодно. Но еще больший холод терзал Руслана изнутри. Зубы постукивали. Сотрясала дрожь. Он ежился. Наручники сзади тоже холодили, перекрывали ток крови. Но больше всего леденила мысль, что он предает всех.

- Куда ты должен отвезти товар?

- За Ногинском частный дом.

- Кто приедет за ним?

- Сельмурзаев пришлет кого-нибудь, чтобы убедиться в наличии товара...

- С деньгами?

-Да...

- Кто в доме?

- Обычно пара его людей, отлеживающихся после работы в Чечне.

Когда почти все было сказано, Руслан вдруг испытал странное облегчение. Ему вдруг подумалось, что предавать не только страшно, но и приятно. Будто разом расплачиваешься со всеми долгами, которые наделал за свою жизнь.

- Они твоих подручных знают? - спросил Глеб.

- Одного-другого видели в лицо, - ответил Руслан.

- Ну что ж... Придется тебе еще немного нам помочь...

* * *

"Хомо компьютерикус" - новый вид человека, рожденный щедрым на научно-технические и социальные революции двадцатым веком. По замыслу он должен быть молодым, тощим, бледным, с красными глазами и сутки напролет проводить перед монитором, скользя по запутанным, с развязками, заторами, пробками трассам Интернета. Внешний мир, еда, женщины его интересовать не должны. Все это пустая трата времени. Программы, файлы, сайты, вирусы и антивирусы, базы данных - именно в этом настоящая жизнь. Именно тут истинная реальность.

Из подобных качеств Леша Гурвич обладал, пожалуй, только молодостью, да и то уже не первой. Было ему двадцать семь лет. Крупный, с уже нагулянным жирком и румяным круглым лицом, любитель пива, женщин и горных лыж, он тем не менее был человеком-компьютером. Во всемирной паутине ощущал себя как рыба в воде, или, скорее, акула в океане. Мог без проблем хакнуть защищенный сайт. Языки программирования знал лучше, чем русский. И вполне мог бы сделать карьеру и стать высокооплачиваемым программистом. Сделал бы и стал бы, если бы его интересовали деньги. Точнее, деньги его интересовали, но не настолько, чтобы жертвовать ради них душевным спокойствием и ощущением значимости своего места во Вселенной. А эту значимость он ощущал, когда вторгался в неизвестные, нехоженые края, где не ступала еще нога ученого. Поэтому, работая с Белидзе над проектом, названном с претензией - "Титан", он был счастлив. Потому что то, чем они занимались, было смело. Это было круто. И до этого не допер никто в мире.

Да, там был полет! Там открывались такие горизонты!.. Но в последнее время Гурвичу иногда становилось жутковато. Слишком далеко они зашли. Химические процессы, которым они дали жизнь, все больше напоминали алхимию. Они вторглись в совершенно неизведанные земли, где легко оступиться и провалиться в топь. И еще там могли поджидать хищники...

Впрочем, голову ломать над вечными проблемами не было никакого желания. Гурвич устал. Ему как воздух нужна была капитальная расслабуха. Он давно мечтал о горячей баньке, холодном пиве и теплом женском теле. Все это нашлось у его институтского приятеля Ромы, имевшего уютный домишко в Замяткове, что в двухстах километрах от столицы.

Дом располагался на окраине поселка городского типа. Деревянное строение под грузом прожитых лет немного покосилось, дряхлую мебель изъел жадный червь. Зато банька была отличная.

- Шею сильнее массируй, солнце мое, - проурчал, жмурясь от удовольствия, Гурвич, разлегшись на лавке в предбаннике.

Тонкие женские пальцы, оказавшиеся на удивление сильными, массировали мышцы и вызывали истому.

Девки были местные, молодые, развратные и, по московским меркам, удивительно дешевые. За тысячу рублей, пиво, водку и закуску они уже второй день скрашивали одиночество двоих институтских друзей, утомленных московской суетой. При этом девки считали, что им подвалило просто немыслимое счастье, потому что деньги в Замяткове уже несколько лет являлись редкостью и роскошью. Фабрика и два совхоза дышали на ладан, и заняться в этих местах было нечем.

- Я устала, - капризно произнесла Натаха, встряхивая руками. Замандавалась вся.

В выражениях она не стеснялась, и Гурвич имел счастливую возможность слегонца пополнить свой запас нецензурных и ругательных слов.

- Ничего, - сказал он. - Еще чуток поработай. Потом пивком поправимся.

Это обещание воодушевило девушку, и она начала мять спину клиента с новой энергией.

- Развлекаетесь, - констатировал худосочный, с глазами профессионального мошенника, вечно улыбающийся Рома, зайдя в предбанник.

- Балдеем, - кивнул Гурвич.

- Мы уже потрахались, - незатейливо проинформировала Наташка. - А где Нинка?

- За пивом услал. А у меня чего-то машина барахлит.

- Какая? - хмыкнул Гурвич.

- Та, что на колесах. А ты что подумал? С этим все ништяк.

- Это радует, Рома...

- Полезу под железяку, - вздохнул хозяин фазенды.

- И охота? - удивился Гурвич.

- Завтра не заведется, - Ромка вышел. Дверь со скрипом закрылась. И Гурвич снова расслабился под сильными пальчиками массажистки...

Так бы лежал и лежал... Хорошо... Но хорошо не бывает долго.

Затренькал мобильник. Точнее, вдарил бойко и громко саунд-трек из нашумевшего блокбастера "Звездная дорога". Брать трубку страшно не хотелось. Но абонент был настойчив, если не сказать настырен. Телефон звонил и звонил. Гурвич переборол желание заткнуть его, бросив с размаху на пол, чтобы только осколки в стороны брызнули. Нехотя протянул руку.

- Кто там? - растягивая слова, произнес он.

- Это Санин.

- Здорово, - Гурвич закряхтел, как старый дед, и приподнялся на лавке, по ходу легонько шлепнув Наташку по округлому заду. - Палыч, если бы ты только знал, от чего меня отрываешь...

- Плохи дела, Алешенька.

Санин всех знакомых и своих студентов называл уменьшительными именами, отчего у многих закрадывались подозрения по поводу правильности его сексуальной ориентации.

- Что случилось? - встревожился Гурвич, вдруг поняв, что голос у третьего члена их научной группы доктора математических наук Санина потерянный.

- Белидзе...

- Что Белидзе?

- Он умер.

- В смысле?

- Он умер. Погиб. Покончил жизнь самоубийством. Наглотался снотворных таблеток. Достаточно?

- Так, Палыч. Успокойся и не кипятись... Ерунда какая-то. Как Белидзе мог покончить жизнь самоубийством? Сейчас, когда все на мази?

- У него спроси! - По голосу Санина ощущалось, что в его душе трепетала, как птица в клетке, пытавшаяся вырваться на простор, истерика.

- Так... Успокойся... Успокойся, - как заклинание повторял Гурвич. В предбаннике было жарко. Но в груди возник сквознячок. Холодный такой сквознячок, от которого замерзает сердце. - Я сейчас собираюсь и еду... И мы что-нибудь придумаем.

- Что мы можем придумать?

- Так. Успокойся, - то ли себе, то ли собеседнику сказал Гурвич. Дал отбой. И присел на лавке, замерев и тупо уставившись в дощатую стену, на которой был зачем-то накрепко прибит барометр.

Девушка настороженно погладила его по плечу.

- Ну, котик, чего случилось? Он не ответил.

- Чего киснешь, красавец?... Ох, какой хмурый. Сейчас мы тебя успокоим, - она потерлась голой грудью о его плечо, ее руки поползли вниз.

- Отстань! - заорал Гурвич, резко оттолкнув ее.

- Ты чего, совсем? - обиделась Наташка.

- Извини... У меня... У меня друг умер.

- Как умер?

- Отравился... Или отравили...

- Отравили?! - изумленно уставилась на него девушка.

- Да... Но это начало. Всех нас перебьют... Я как чувствовал...

Он начал одеваться.

- Надо ехать... Надо...

Девушка смотрела на него, как на психа...

- Извини, крошка, - застегнув рубашку, кинул он ей. - Пока.

Он вышел из бани, согнувшись от удара мокрого снега. С утра зарядил этот снег, будь он неладен. И тучи - низкие, давящие. Куда подевалось вчерашнее солнце?

- Во, психический, - покачала головой деваха, глядя на захлопнувшуюся дверь.

* * *

- Люблю огонь, - сидящий на корточках молодой плечистый чеченец с наивным дурашливым лицом ткнул кочергой в уютно потрескивающие в камине поленья. - В горах огонь - тепло, хорошо... И редко.

- Почему редко? - спросил Глеб, комфортабельно устроившийся в плетеном кресле с мягкими подушками.

- Огонь - нельзя. Самолет прилетит. Вертолет прилетит. Снайпер ударит... В спальный мешок спишь. Там хорошо. Тепло. Но огонь лучше.

- Долго воевал?

- С тринадцати лет. Отец воевал... Я воевал. А ты?

- Пришлось маленько.

- За кого воевал?

- За всех, - хмыкнул Ратоборец.

- За всех - это правильно. Дураки воюют просто так. Умный воюет за деньги. Нет денег - нет война.

- Хорошо хоть платили? - поинтересовался Глеб.

- За работу. БТР убил - платят много. Солдат убил - платят так себе. Офицер убил - платят нормально. Война. Выгодно.

- Это верно...

- Руслан хорошо тебе платит? - как бы невзначай бросил молодой чеченец.

- Иногда неплохо... Чаще - так себе.

- Руслан жадный... Ты сильный. В тебе воин виден. Сейчас мы с братом отлежимся, тогда поехали с нами Чечня.

- В горах воевать?

- Зачем в горах? Кто сейчас в горах воюет? Дома живешь. Хорошо кушаешь. Днем спишь. Ночью свиней режешь...

- Свиней?

- Которые в военной форме...

- И много заработать можно?

- Как работать будешь, - в голосе молодого чеченца зазвучали зазывные нотки, как в рекламе памперсов. - Ты воин. Мину, фугас класть можешь. Стрелять умеешь. Кроме того, ты русский, в форму тебя оденешь - от солдата не отличишь. Не то что мы... Денег много получишь. Богатый будешь.

- Денег... Каких? Фальшивых?

- Зачем фальшивых? Имам Муртазалиев получил от братьев с Аравии мало-мало много денег.

- Значит, фугасы класть, - усмехнулся Глеб.

- Не просто фугас класть. Фугас мальчишка положит... Специальная операция! - многозначительно произнес молодой чеченец важное слово.

- Почти уговорил...

- Руслан мало-мало платит. Муртазалиев щедрый. И никогда фальшивый доллар не дает. Его за это уважают. Кого хочешь спроси.

- Спрошу...

Чеченец удовлетворенно крякнул, решив, что доброе начало важному делу положено. Заполучить такого бойца - здоровенного, с кошачьей грацией в движениях, выдающую человека серьезной подготовки, это ли не удача! И еще приятно подложить свинью Руслану, которого не любят за жадность, хитрость и пренебрежение обычаями.

- Скоро они там? - Глеб посмотрел на часы.

- Приедут. - Молодой чеченец снова принялся ворошить угли. - Сиди. Чай пей. Разве плохо?

Проникнуть на чеченскую базу в Ногинском районе удалось без труда. Руслану стоило только бросить негромко и властно:

- Это свои.

И металлические ворота отворились. Место для двухэтажного кирпичного дома было выбрано с таким расчетом, чтобы не мозолить людям глаза и в случае опасности иметь путь отступления к раскинувшемуся на многие километры лесу, перемежаемому болотами. В поселке в это время было совсем немного жителей. Дымились трубы в парочке домов, горело несколько окон. В основном домишки были бревенчатые, убогие. На пригорке виднелась полуразрушенная церковь с обломанной, как карандаш, колокольней. Над ней вились вороны.

"Газель" Глеб велел загнать за ворота. Трофейный зеленый "триста восемнадцатый" "БМВ" оставили на раскисшей дороге. Он одним колесом утопал в огромной луже, из которой поднималась вросшая в землю тракторная шина, как спина допотопного чудища из Лохнесского озера.

В доме, как и обещал Руслан, отлеживались, зализывали раны двое чеченских боевиков. Чувствовали они себя здесь вольготно. Видимо, были уверены, что милиция сюда не сунется, поэтому на виду держали два автомата Калашникова.

Гостей боевики встретили сначала с настороженностью. Но после звонка Сельмурзаева, который подтвердил, что гости вполне заслуживают хорошего отношения, горцы расслабились и подобрели. Друзей хозяина надо уважать.

- Телевизор хочешь смотреть? - спросил молодой чеченец у Глеба, к которому проникся теплыми чувствами как к начинающему клевать на щедрые посулы объекту вербовки. - Тарелка от спутника есть. Сто программ берет!

- С комфортом устроились.

- Да... Чечня - электричество мало. Все плохо. Здесь хорошо.

Чеченец загрустил. Но ненадолго. Его посетила показавшаяся ему весьма удачной идея.

- Кассеты есть. Порнуха есть.

- Не стоит, - отмахнулся Глеб.

- Зря. Хорошая порнуха... Такие девушки... Что, думаешь, я не знаю, как с девушками туда-сюда, да! - вдруг воскликнул молодой чеченец горячо. Помню, одну в зиндан держали. У нее отец богатый такой, да. Крутой такой... Армянин... Или еврей... Из Москвы ее везли... Ах, какая была... Ох, какая кожа... Ох, как я с ней...

- Блондинка?

- Да нет, рыжая такая. Но неважно... Жалко даже ее было.

- Почему жалко?

- Что-то там не получилось. Базар-мазар с ее отцом не пошел.... В общем, пришлось ее стрелять. Я и стрелял... Раз - и все. Перед видеокамерой... Но хорошая была...

- Да. Бывает, - рассудительно произнес Глеб.

- Бизнес, - развел руками чеченец.

Атаман, сидевший на кожаном диванчике в углу, хмуро уставился прямо в затылок молодого чеченца. Если бы боевик поймал этот тяжелый взор, то наверняка сейчас бы не чувствовал себя так комфортно. Так глядят, когда целятся перед контрольным выстрелом.

Через четверть часа послышались звуки автомобильных моторов.

- О, приехали. - Второй чеченец, низкорослый, с длинными руками, похожий на пастуха из высокогорного аула, появившегося на свет от порочной связи его матери со снежным человеком, бросился на улицу открывать ворота.

Глеб выглянул в окно. В ворота въезжал "Мерседес" с темными тонированными стеклами. Черт возьми, бронированный... При определенном раскладе этот фактор может обернуться серьезными проблемами... Джип "Паджеро" цвета вишневый металлик - машина сопровождения с охраной припарковался за воротами рядом с зеленым "БМВ".

Из соседней комнаты появился тучный оперативник, который недавно на шоссе столь убедительно сыграл роль старшины-гаишника. Он подталкивал в спину вялого, шаркающе передвигавшего ноги Руслана.

- Ну что, Руслан. Иди, встречай гостя, - кивнул Глеб.

Теперь бы только чеченец не выкинул какой-нибудь фокус. На этот счет Глеб подстраховался. Перед отъездом на базу Руслана оглушили, накормив приличной дозой психотропных веществ, которые напрочь отбивают стремление к импульсивным поступкам. И все же стопроцентной гарантии, что объект будет действовать по плану, не было. Слишком мало времени с ним работали.

Комитет по торжественной встрече в составе Руслана, Глеба и Атамана выстроился во дворе.

Бугай в черном костюме, как из рекламы телохранителей, в черных очках (даром, что солнце уже село за лес) выскочил из машины и услужливо распахнул заднюю дверь. Из салона степенно, неторопливо выбрался высокий, статный чеченец с благородной осанкой и ступил на гравий дорожки.

Сердце Глеба радостно екнуло. Повезло так повезло! Это как раз тот, кто нужен, - депутат Сельмурзаев!

Собственной персоной пожаловал. Никому не доверил! И не в лом было на ночь глядя переться сюда!

Руслан шагнул навстречу Сельмурзаеву. Они обнялись, как два молочных брата после долгой разлуки.

Руслан напрягся. И Глеб совершенно четко понял, что сейчас горец что-то ляпнет, выходящее за рамки дипломатического протокола.

Ратоборец был готов к любому варианту развития событий. Он не обдумывал решения. Оно пришло само! Накопившаяся в Глебе энергия нашла выход! Он резко вдавил кнопку рации, прикрепленную к запястью... И начал движение.

Он мчался, как ураган, сметая все на своем пути. Походя сшиб с ног чеченца-пастуха - тот даже и не пикнул, рухнув как подкошенный. Рубанул ногой по горлу телохранителю в черном, кажется, отправив его в путешествие к самому Аль-Ваххабу и райским гуриям. Продолжая движение, сделал подсечку оторопевшему и никак не ожидавшему нападения депутату и отключил его щадящим ударом в голову.

Атаман выстрелил из бесшумного пистолета в грудь телохранителя, неосмотрительно высунувшегося из "Мерседеса" с короткоствольным пистолетом-пулеметом "скорпион".

У личного водителя депутата реакция была выше всяких похвал. Он резко повернул ключ в замке зажигания. Машина завелась сразу, как и положено "Мерседесу", и не к месту уютно заурчала мотором. Что будет дальше спрогнозировать не так трудно. Бронированное четырехколесное чудище снесет задним ходом ворота к чертям собачьим. И вырвется на оперативный простор. И пули от него будут отскакивать, как горошины от слоновьей шкуры.

Глеб стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от машины, Рывком выдернул скрючившееся тело убитого телохранителя. И повалился внутрь, на мягкие лайковые сидения.

Водитель - квадратный, со сросшимися бровями и тяжелой челюстью, резко повернулся к Глебу боком. Он был вооружен. И вороненый ствол уже почти завершил свое неумолимое движение, готовясь выплюнуть свинцовую примочку в цель. Оставалось только надавить пальцем на спусковой крючок.

Глеб аккуратно, казалось, неторопливо отвел руку с пистолетом. Ухнул выстрел. Пуля пробила панель красного дерева. Следующего выстрела не прозвучало. Глеб перехватил пистолет, дугообразным движением провернул его, ломая противнику пальцы. Отшвырнул тяжелую и опасную игрушку в сторону. Потом ласково и мягко захватил квадратного за шею. Она была мускулистая, железная. Но никакие мускулы здесь не помогут. Вот биоактивная точка. Надавить на нее...

Водитель дернулся, почувствовав, что ему не хватает воздуха. Потом на него навалилась тяжелая тьма... Бронированный "мерс" так и не стронулся с места. Машину сопровождения снаружи упаковали тоже быстро. Оперативники, выскочившие из "БМВ", поставили под стволы и вытряхнули из салона вовсе не спешащих умирать телохранителей.

Глеб перевел дыхание. Весы непостоянного бога войны снова качнулись в его сторону. Потерь у группы нет. У противника - два трупа. Чистая победа...

Пленных разложили в ряд в большой комнате. Там же на ковер лег портфель, наполненный пачками долларов, - плата Руслану за изотопы. Атаман подошел к распластанному любителю рыжих девушек и порнухи, схватил его за волосы, заставил подняться. Чеченец смотрел на него, как зверь, которого ведут на убой, - животный ужас и мольба о пощаде во взоре. Он встретился с глазами Атамана, и ему все стало ясно.

- Не хочу... Не делай, - пробормотал Молодой чеченец.

Атаман молниеносно выдернул из чехла на рукаве нож и полоснул боевика по горлу. Отскочил в сторону, чтобы не испачкаться в крови. Все произошло настолько быстро, что никто даже голоса не успел подать.

- Война, - недобро усмехнулся Атаман. - Бизнес...

Глеб неодобрительно посмотрел на своего помощника, но ничего не сказал. Взял рацию.

- Объект взят. Группа Два, Три - для зачистки территории. И эвакуации... как поняли?

- Принято...

- Ждем.

* * *

Машина у Ромы, видимо, решила объявить забастовку. На все попытки завести двигатель видавшая виды и знававшая лучшие времена двадцать четвертая "Волга" отвечала каким-то ехидным жужжанием. Двигатель не желал заводиться. Рома копался в моторе, Прикрикивая на белокурую шалаву, имевшую внешность невинной курсистки Императорского института благородных девиц:

- Ключ дай! Да не этот, а тот! Увидев идущего от бани Гурвича, он озадаченно посмотрел на него.

- Ты куда?

- Машина на приколе?

- Встала! Упрямая, сволочь!

- Мне в Москву надо, - голос у Гурвича был какой-то жестяной.

- Э, Леха, чего с тобой? Тебя что, Наташка укусила?

- Белидзе, мой шеф, умер.

- Да иди ты! Как?!

- Мутно все это, - пробормотал Гурвич. - Я так и думал...

- О чем ты думал?

- Упаси господи, если я прав, Рома!

- Может, подождешь... Завтра поедем... Все равно ты уже ничем горю не поможешь.

В словах Ромы был какой-то резон. Вечером тащиться в Москву. Зачем? Успокаивать скорбящих родственников? Но Гурвич чувствовал, что так надо. Он еще не знал, почему, но был уверен, что оставаться здесь ему нельзя... Никак нельзя!

- Мне надо ехать, - твердо произнес он.

- Да подожди хоть полчаса, - попросил Рома. - Может, еще починю мустанга. Живо до станции доскочим.

- Нет, надо ехать, - как заведенный повторил Гурвич.

Он прошел в дом. Натянул толстый вязаный свитер. Застегнул на "молнию" кожаную куртку с меховой подкладкой. Закинул на плечо ремень сумки.

Уже выходя за ворота, вспомнил, что забыл бритву с лезвиями, зубную щетку. Ну и черт с ними! Возвращаться - плохая примета... Хотя куда уже хуже...

Народу у остановки набралось много. Автобусы ходили раз в два часа, а желающих покататься на них за это время набиралось предостаточно. Щетинистые красномордые мужички с мозолистыми руками. Бабки с неизменными сумками на колесах, которые, судя по всему, всем бабкам раздают где-то централизованно, и ведром с огурцами. Размалеванные сверх всякой меры девицы, озабоченные и решительные, видимо, твердо решившие погулять в этот вечер на полную катушку. Гурвичу вдруг стало тоскливо. Тревожно защемило в груди. Он ощутил жуткое одиночество. А вокруг бесполезные люди совершают бесполезное броуновское движение, перетирая без всякой цели день за днем...

Через десять минут подкатил желтый "пазик", заляпанный грязью и мокрым снегом.

- А ну наддай! - азартно и грубо орали пассажиры, втискивая свои тела в узкие двери.

Гурвичу ничего не оставалось, как тоже заняться этим видом спорта. Иначе придется больше часа топать до вокзала пешком.

Когда он протиснулся в салон, что-то заставило его глянуть в окно. Взгляд упал на желтую машину - кажется, "Рено", пристроившуюся в хвост автобусу. Для этих мест транспортное средство чересчур шикарное.

Из надсадного рева и жуткого скрежета механизмов напрашивался неутешительный вывод, что автобус вот-вот развалится, погребя под своими обломками пассажиров. Но он бодро катил по колдобинам и ямам, останавливаясь через каждые сто метров то на остановках, то по просьбам пассажиров. С горем пополам это антикварное чудо техники добралось до вокзальчика.

- Спишь, да? - Гурвича вывел из оцепенения толчок в спину.

Он спрыгнул со ступеней на асфальт, освобождая проход. Толпа из автобуса обтекла его и устремилась к вокзалу. А он замер на месте.

Им продолжало владеть ощущение какой-то ирреальности происходящего. Дело даже не в том, что Белидзе мертв - человек смертен, и внезапно смертен. Дело в том, что он не мог покончить жизнь самоубийством. А если это не самоубийство, то привычный мир, в котором нашел свой теплый уголок Гурвич, рушится на глазах. И реализуются самые потаенные кошмары. И получается, что за его жизнь теперь и ломаный грош - много.

Гурвич сдержался, чтобы не застонать. Подбросил сползающую сумку на плече. И, согнувшись, направился вперед. В голове вертелись, как по кругу, мысли - сон, кошмар, не может быть, так и есть. Но крутились как-то тупо, не окрашенные в эмоции. В течении этих мыслей была какая-то магия. Потом глаз непроизвольно заскользил по асфальту, следуя изгибу пересекающих его трещин. В голову вдруг полезло, что эти трещины наверняка несут в себе скрытый смысл. В них язык взаимоотношения хаоса и гармонии. Конфликт залитого бетоном ровного и совершенного в своей завершенности пространства и сил разрушения, желающих нарушить порядок вещей... Стоп, оборвал он себя. Совсем не туда понесло. Так и до Канатчиковой дачи недалеко.

Гурвич распрямился. Встряхнул головой. Обозвал себя психом... Мысленно приказал себе собраться... Впрочем, без особого успеха.

В небольшом здании вокзала, выкрашенном в веселенький, как молодая трава, зеленый цвет, Гурвич направился к окошку кассы. Протянул деньги. Получил билет. Посмотрел на расписание. Электричка отходила через двадцать минут - в полпятого.

Эти заученные, миллион раз повторенные действия вернули его на грешную землю. Он вышел из странного состояния полутранса. Чувства обострились. И, наконец, пришел страх. Страх за свою шкуру и перед неопределенностью. Он таился в нем уже давно, когда программист просчитал все варианты. Он не верил в свои худшие опасения. Но все пошло именно по самому дрянному варианту.

Гурвич пошатался по тесному зданию вокзальчика, где с комфортом обустроилась многочисленная семья таджикских цыган, навостривших лыжи в столицу выпрашивать подаяние и заниматься кражами. Самые мелкие начали работу уже здесь. Трехлетний, не больше, цыганенок начал теребить рукав программиста, жалобно попискивая:

- Дай! Есть хочу! Дай!

Гурвич отпрянул от ребенка, как от прокаженного. Нервы ни к черту!

Он направился к газетному киоску рядом с кассами. Купил у круглолицей девчонки сборник кроссвордов и пару номеров "Столичного метрополиса", в красках и пикантных подробностях повествующего о жизни и падении звезд и примкнувших к ним тусовщиков. В буфете рядом приобрел две бутылки "Тверского" пива. Нашел место подальше от цыган - в самом углу зала. Отсюда через замызганное окно открывался вид на унылую привокзальную площадь.

Гурвич распечатал ключом от квартиры бутылку. Припал к горлышку. Потом уставился на унылый вид за окном...

Удар по нервам - это как встряска от электротока. Гурвич издал слабое нечленораздельное восклицание, увидев ту самую желтую машину. "Рено" или "Шкода". Она пристроилась между мотоциклом "Урал" и грузовиком-пятитонкой на стоянке перед зданием вокзала.

"Тьфу, вот чокнутый, - мысленно обругал себя Гурвич. - Мания преследования. Так скоро в каждом человеке будем видеть врага. Да это та самая желтая машина, которая ехала за автобусом. Ну и что? А куда еще машине ехать, как не на вокзал? Все пути в городишке этом сходятся на макаронной фабрике, совхозе и вокзале!"

Он сделал усилие, пытаясь безжалостно выбросить глупости и подозрительность за борт. На время ему это удалось...

Электричка опоздала всего на пять минут. Народу там было немало, но сидячие места имелись. Гурвич с удовольствием занял место у окошка. И принялся за чтение газеты и уничтожение содержимого второй бутылки.

В вагоне пахло луком и чем-то кислым. У выхода расположилась шумная молодежная компания. Ребята и девчонки матерились азартно и с толком, играли в карты и олицетворяли собой анархичную угрозу существованию правопослушного и безобидного обывателя, то есть тот самый хаос, разъедающий общество. Гурвич тоже ощутил себя неуютно. Поежился. Компания додавит еще бутылку-другую бормотени, и начнется битье морд.

Правда, ехать недолго, каких-то минут сорок. За это время до мордобоя может и не дойти.

Ветка эта дурацкая к Москве не шла. Добраться до столицы можно было, только пересев на станции Раздольное на другую электричку. Пьяная компания вывалилась из вагона ко всеобщей радости за две остановки до Раздольного. Исчезла, растворилась на российских просторах по своим делам - доиграть в карты, купить еще водки и начистить кому-нибудь физиономию. Начистят обязательно - что за пьянка без драки?

- Животные, - пробурчал Гурвич.

Когда из мира эмпирей он падал в реальный грубый мир, то в очередной раз убеждался в его непроходимом убожестве. Белидзе - тот совсем другого склада был. Везде как рыба в воде - и в дружеской компании, и в темной подворотне, когда нужно набить морду паре хулиганов, и за компьютером. А математик Санин, наоборот, существо совершенно воздушное, его земля не притягивает, а если притягивает, то бьет по пяткам больно. Он вообще не приспособлен к жизни. Гурвич в этой компании - нечто среднее... Но Белидзе мертв. Все-таки не удержала его земля, на которой он стоял обеими ногами плотно и надежно. Ох, как плохо все...

Железнодорожные пути ветвились и ширились. На них застыли черные нефтяные цистерны, платформы с прикрытой брезентом техникой. За окнами резко тормозящей электрички потянулись ангары и краснокирпичные цеха. Раздольное узловая станция. Пересадка на Москву. Приехали.

Опять повторение вечной процедуры - покупка билета, просмотр расписания, ожидание поезда, который появится через полчаса.

Гурвич купил еще бутылку пива. Влил ее в себя. Потом жидкость бестактно попросилась наружу. Программист взял курс на ближайший туалет типа сортир. Кинул пятирублевую монету старичку-боровичку, хмурому хранителю сортира, начальнику унитазов и писсуаров. Тот протянул ему чек - у него под рукой была целая картонная коробка, наполненная ими. Программист устремился внутрь. За умывальниками шли запутанные катакомбы с хаотично натыканными писсуарами, кабинками. Здесь было на удивление чисто... Только выбрав приглянувшееся ему место и пристроившись около писсуара, Гурвич услышал тяжелые шаги. Скосил глаз. И похолодел.

В помещение зашел молодой парень с мясистым стриженым загривком.

Еще один шок - как обухом по голове. У Гурвича было отличное зрение. И прекрасная зрительная память. И он сразу вспомнил, где видел этого типа. В той самой желтой машине!

Программист поймал коснувшийся его мимолетный взгляд незнакомца. Угрожающий. Изучающий.

Сердце сжалось. Гурвич отвел глаза и напряженно уставился перед собой, старательно изучая белый, в серых потеках, кафель на стене. Амбал сделал шаг в его сторону.

Гурвич съежился. На спине выступил пот, и тонкая его струйка потекла меж лопаток. Спина казалась такой открытой, беззащитной. И он понял, что сейчас ее продырявит нож или пуля из пистолета...

* * *

Даже в подвале, будучи более чем в плачевной ситуации, Сельмурзаев умудрился сохранить свой лоск. Изрядно помятый костюм все равно сидел на нем как влитой. И на лице застыло выражение самоуверенности, брезгливости и угрозы. Тигр в клетке все равно остается тигром.

- Прошу объяснить мне, где я нахожусь, - произнес он спокойно, хотя видно было, что это требовало от него немалых усилий.

- Разве это важно? - сказал Глеб. - Важно, в каком положении вы находитесь.

Комната была тесная. Стулья привинчены к полу. Шуршала вода в ржавых трубах, стены были мокрые. Привести это помещение на базе-2 в приличное состояние ничего не стоило, однако опыт показывает, что именно в таких камерах лучше всего развязываются языки. Это помещение тем, кого занесло сюда не по своей воле, казалось тамбуром в могилу.

- По-моему, вы не бандиты, - произнес депутат сухо.

- Точно подмечено, - усмехнулся Глеб.

- Я достаточно видел спецназов, чтобы узнать специфический почерк... Федеральное агентство госбезопасности? Управление по борьбе с бандитизмом? Да?.. Для государственной структуры вы ведете себя слишком опрометчиво.

- Это почему же?

- Вы считаете, что похищение депутата Госсобрания сойдет с рук спецслужбе, какой бы крутой она ни была?

- Для этого необходимо, чтобы кто-то подал жалобу.

- Вы напали на мою охрану, вторглись в жилище и теперь угрожаете смертью? - В голосе депутата появилась насмешка - мол, видали мы такие разводки дешевые.

- Угрожаю? - удивился Глеб. - Я дал повод для такого обвинения?

- Не кривляйтесь. Кто вы там - майор, подполковник?.. Вы думаете, что вернулся тридцать седьмой год?.. Времена те уже прошли. Безвозвратно...

- В каждом времени есть своя прелесть, Усман Бисланович... Вы ведь признаете только силу. Сегодня сила на нашей стороне...

- Ладно. Оставим этот глупый разговор. Вы обязаны уведомить о моем задержании Госсовет, моих родственников и адвоката. После установления личности вы обязаны меня отпустить. Откройте мое удостоверение, - он кивнул на лежащую на столе бордовую книжечку.

- Вы всерьез считаете, что мы задержали вас, чтобы удостовериться в личности и потом отпустить?

- Вы сделаете это...

- Вы сами не верите в то, что говорите. Мы взяли вас в плен, Усман Бисланович.

- Что? Кто вы?!

- Мы, - Глеб усмехнулся.

Конечно, у него и в мыслях не было объяснять Сельмурзаеву, что такое "Белый Легион". Незачем чеченцу знать, что у Имперского комитета госбезопасности остался небольшой, но боеспособный наследник, давно пустившийся в свободное плавание, сбросивший с себя контроль всех ветвей власти и превратившийся в некий тайный Орден. В память о "Большой конторе" КГБ СССР - эту подпольную организацию именовали еще "Малой конторой". В ее распоряжении оказались материальные средства и тщательно законспирированные структуры.

"Белый Легион" остался в России одним из последних серьезных игроков на арене, где ставкой служат стратегические интересы, жизнь миллионов людей, выживание русского народа, некогда великого, а теперь загнанного в угол. "Легион" - это тот костыль, на который еще может опереться едва державшаяся на ногах, умирающая держава. Правда, он прилично потрепан и ослаблен бесконечными войнами за место под солнцем, борьбой на свой страх и риск с террористами, "Синдикатом", спецслужбами Запада, мафией и собственными коллегами из госорганов. Но еще способен кое на что. Он ведет свою войну, где нет законов, где большая цель оправдывает любые средства. Иначе и быть не может, поскольку "легионеры", по существу, последние солдаты России на последнем рубеже.

- Давайте договоримся, - произнес Глеб. - Спрашивать будем мы. А вы отвечать. Для начала вы нам поведаете, зачем вам чемодан с изотопами.

- О чем вы говорите?! - искренне возмутился Сельмурзаев.

- Руслан привез вам изотопы. Цель?

- Глупый разговор... Я не знаю, что наговорил Руслан. Он мой дальний родственник и иногда пользуется моим гостеприимством.

- Как и два террориста с оружием, что приютились в доме.

- О них я вообще ничего не знал. Этим домом пользуются многие мои родственники. И записан он на мою сестру. Что там творится - за это я ответственности не несу...

- Вы что, правда надеетесь, что мы будем брать согласие на привлечение вас к уголовной ответственности?

- А вы думаете по-другому?

- Я думаю, что если мы не найдем общий язык, то сначала порежем на куски тебя, сука позорная, - Глеб подошел к депутату и взял пальцами его за горло. Сельмурзаев попытался дернуться, но Ратоборец надавил на болевую точку, и рука обвисла. - А потом твоего змееныша, который в Англии учится. Родственников. Всех под нож...

Он отпустил.

Чеченец перевел дыхание. И произнес глухо:

- Делай что хочешь! Ничего не узнаешь!

- Значит, взаимного согласия не получилось... Жаль.

Сельмурзаев выругался по-чеченски.

Он привык, что с ним играют в поддавки. Что все наезды не страшны. Потому что даже если государственная контора наезжает по беспределу, всегда можно включить каналы, и зарвавшимся ребятам прикажут сдать назад. Но только он ошибался. Это была вовсе не контора. Точнее, не та контора...

Дальше разговор продолжился в комнате с хирургическим креслом. К теплой компании прибавился Доктор.

- Сколько у нас времени? - спросил он, бездонными черными глазами разглядывая депутата, чьи запястья были прикованы к креслу.

В глазах чеченца застыла тяжелым камнем ненависть. И упрямство. Депутат ожидал самого худшего. И был готов к нему. Он был готов умереть, в отличие от Руслана. Усмана Сельмурзаева знали как человека стального, несгибаемого. Но Доктор смотрел на него с пониманием, мудро. Он знал, что не бывает несгибаемых людей. Весь вопрос только в количестве затраченных усилий. Стального человека можно согнуть. Чугунного - сломать...

- Времени у нас не так много, - сказал Глеб. - Скоро его хватятся, и небеса содрогнутся от вопля мировой и туземной общественности.

- Мне нужно часов восемь-девять. - Доктор прилепил к плечу Сельмурзаева какой-то датчик. Чеченец дернулся и выругался, но Доктор не обратил на это никакого внимания.

- Главное - результат.

- Результат будет, - улыбнулся ласково Доктор и посмотрел на Сельмурзаева.

Их глаза встретились. Дуэль длилась не больше трех секунд. И ненависть, упрямство стали уступать место в глазах депутата животному ужасу.

- Не бойтесь, дорогой мой пациент. Я не палач. Будет совсем не больно...

Доктор был гордостью старой Конторы. В закрытом и пользующемся заслуженно зловещей славой НИИ номер семь он достиг совершенства в методике подавления личности - виртуозно использовал для этого дела весь возможный арсенал средств, начиная от гипноза и кончая психотропными устройствами и психотропными веществами. Шансы Сельмурзаева устоять против Доктора равнялись круглому нулю. Вопрос состоял в том, чтобы не угробить допрашиваемого, чтобы выдержало сердце и нервы, и он не преставился от инфаркта и не превратился бы в буйного психбольного.

- Ну что, начнем. - Доктор взял инъектор и вкатил пленнику первую дозу "лекарства". Человечество всю историю пыталось применять вещества, развязывающие языки лучше пыток. На научную основу это было поставлено в Англии в XVIII веке, когда подозреваемому сделали инъекцию опиума. В 1916 году американский врач Роберт Хаус провел опыты по использованию скополамина - обезболивающего препарата растительного происхождения. Позже были попытки применения для этих целей наркотиков - марихуаны, мескалина, ЛСД. В пятидесятые годы ЦРУ пробовало псилоцибиновые грибы, яд кураре. Особую известность получил пентонал натрия. Настоящая революция произошла в семидесятые годы, когда в закрытых институтах КГБ, ЦРУ начали прокатывать сложные химические соединения, обладающие порой волшебными свойствами. Применение психотропных веществ упирается в один момент - не проблема привести человека в состояние оглушенности, когда язык сам будет болтаться, как тряпка на ветру. Весь вопрос в том, что в таком состоянии человек легко продуцирует ложные воспоминания и сам становится уверенным в их истинности. Отсечь лишнее, разобраться, где правда, а где фантазии, вот тут нужен высокий уровень оператора. Доктор в этих делах был настоящим кудесником. Он мог невозможное...

Сельмурзаев заорал - у него возникло ощущение, будто ему влили расплавленный металл.

- Тише, тише, - забормотал Доктор. - Сейчас все пройдет.

Для того чтобы выжать депутата досуха, залезть в самые потаенные уголки его сознания, заставить признаться в том, в чем он и сам себе не признался бы, Доктору понадобилось всего пять часов.

Итак, расклад с изотопами выглядел следующим образом. Дела у сепаратистов в Ичкерии шли в последнее время ни шатко ни валко. Цель достижения независимости, и так довольно эфемерная, сегодня отодвигалась лет эдак на тысячу, но это полбеды - серьезные люди всерьез к этим целям не относились. Хуже, что иссякали зарубежные ассигнования. Стабилизация обстановки резко сокращала доходы и в самой республике. Утрачивалось влияние определенных кланов.

Способ разрешения этих проблем один - удивить, потрясти всех. Захваты концертных залов - дело трудоемкое, трудозатратное и трудновыполнимое. После того как бойцы группы "Контртеррор" уложили полсотни усыпленных боевиков, делая аккуратные контрольные выстрелы в голову, количество ичкерийских патриотов, мечтающих покурить на пороховой бочке, резко пошло на убыль. А взрывы самодельных взрывных устройств на остановках, вокзалах и дискотеках уже воспринимались народами России как неприятная и вполне обыденная неизбежность.

Нужно было что-то грандиозное.

Сельмурзаев, человек, имеющий высшее техническое образование, выполняя свои депутатские обязанности, наткнулся на информацию о секретной разработке в "Снежанске-11" - активных трансформерах. Вещество безобидное, не выявляемое с помощью счетчика Гейгера, его можно спокойно перевозить в дорожных сумках без риска облучения. Но с помощью нехитрых манипуляций оно превращается в сильно радиоактивный порошок. При попадании в легкие пятидесятипроцентная вероятность рака легких и летального исхода. А при больших дозах - лучевая болезнь. Мечта воина джихада! Захватывающие перспективы! Порошок активизируется. Распыляется над Москвой. Одновременно травится водоканал. Предусматривались еще некоторые сюрпризы. Все это сопровождается галдежом в России и Европе. Наиболее отработанная часть сценария - правозащитные организации, свободная пресса, комиссии Евросоюза. Грозные требования немедленно начать улаживание споров политическими методами, поскольку военного решения вопроса не существует, а борьба с бандитами ведет лишь к эскалации конфликта. Доводы известные, обкатанные не раз. Результат - Россию ставят на колени. А если заартачится, все равно пинок получит хороший.

В качестве основного исполнителя был выбран известный мастер террористических многоходовок Рамазан Актов, больше известный как правая рука бессмертного колченогого отца чеченского террора Муртазалиева. В столицу выдвинулись рядовые исполнители. Разместились здесь и терпеливо ждали обещанных взрывчатки и изотопов. Пятеро из них готовы были ошахидить-ся - принять мученическую смерть за веру. Остальные рассчитывали выполнить работу и уйти, сорвав хороший куш. Сам депутат Сельмурзаев адресов боевиков не знал. Аюпов счел за благо не посвящать его в такие подробности береженого Аллах бережет. Депутат оказывал поддержку деньгами, информацией и кое-какими ресурсами.

- Сколько, по расчетам, должно было погибнуть мирного населения? спросил Глеб.

- По приблизительным оценкам от трех до пятидесяти тысяч, - глаза депутата были полуприкрыты, слова звучали отстранение, скрипуче. Пленник был похож на механическую куклу, у которой кончается завод и проржавели пружины. - Перед терактом чеченцы и дружественно настроенные лица будут предупреждены. Не все, только самые ценные...

- Какими соображениями могут быть оправданы подобные жертвы среди мирного населения?

- Для вас это мирное население. Для нас - никто. Чужая вера, враждебный нам образ жизни. Враг, который подлежит уничтожению, кроме детей младше пяти лет и стариков, которые не могут рожать детей, но могут еще работать, слова текли без задержки, как будто отрепетированная не раз речь.

- Как по писаному шпарит, мерзавец, - хмыкнул Глеб.

- При психосканировании легко выплывают на поверхность глубинные подсознательные маркеры. Они - следствие социального зомбирования. Тут и религиозные, и бытовые постулаты, и неписаные законы племени, в общем, тот самый пресс, которым с детства у человека подавляется личность и трансформируются морально-нравственные оценки. Он не принял эти истины на веру после долгих размышлений о смысле жизни. Они вбиты в него, - пояснил Доктор.

- Понятно, - кивнул Глеб.

- Особенно мощные маркеры оставляет идеология мусульманского фундаментализма, будто специально созданная для зомбирования. Сельмурзаев может, блистая в обществе, разъезжая на лимузине по московским политическим бомондам, читать Бебеля и Бабеля, но в подсознании стоят флажки. В этом заключается мощь глобальных идеологических движений. И дело не только в мозге человека. Тут сказываются еще совершенно неизученные связи в биоинформационном поле.

- Все слишком мудрено, - усмехнулся Глеб. - Нам нужно немного. Чтобы этот подонок еще поработал на нас.

- Тогда продолжаем обработку...

Доктор снова взялся за подопытного. На этот раз в ход пошла "медуза" металлический колпак со щупальцами проводов, отходящих к жестяному ящику и компьютеру.

Еще через полчаса Сельмурзаев был готов к новому этапу.

- Экстренная связь с Рамазаном, - нагнулся над ним Глеб. Сейчас депутат смотрел на него, выпучив глаза, и глаза эти были стеклянные. - Есть канал?

- Есть.

- Ты вызовешь его...

- Я не могу.

- Это надо для проведения священной акции возмездия, - мягко произнес Доктор, касаясь рукой плеча пленного. - Это очень важно. Ты сделаешь это.

- Сделаю...

Глеб протянул депутату его же мобильник.

Депутат нащелкал номер экстренной связи с Рамазаном Актовым. И назначил срочную встречу. Дал отбой и произнес:

- Я все сделал.

- Молодец, - сказал Глеб и повернулся к Доктору: - Нужно привести депутата в транспортабельное и послушное состояние.

- Нужно, значит, приведем, - кивнул Доктор, разглядывая подопытного, удовлетворенно, как скульптор, которому осталось совсем немного, чтобы довести свое творение до товарного вида.

С последней частью работы он справился за полчаса.

- А теперь поехали, - Глеб положил руку на плечо Сельмурзаева, которого освободили от датчиков и зажимов.

Депутат был готов ехать куда угодно...

* * *

Удара не последовало.

Бугай пристроился в кабинке. Но пробыл там недолго.

Гурвич мысленно перекрестился. У него было такое ощущение, что его только что похоронили, а потом выкопали еще живым. Сердце ухало. В висках пульсировала кровь...

"Надо же быть таким дураком! - обругал он себя. - Что теперь, бояться каждого встречного?! Ничего не произошло! Это глюки! Коль со стенок лезут руки, не пугайтесь - это глюки... Глюки... Глюки... Глюки?"

Вдруг на Гурвича снизошло какое-то вселенское спокойствие. И вместе с ним ясное понимание ситуации. Он совершенно определенно понял, нет, даже не понял, а постиг, что никаких глюков не было. Ситуация вот она, на ладони!

За ним шли... Точно шли... За ним наблюдали еще от дома Ромы. Пока его решили не трогать. Во всяком случае, здесь. А вот что будет дальше? Тут воображение подсовывало картинки одну другой краше. В поезд заходят люди. "Пойдем, парнишка, прогуляемся!" Выкидывают на ходу. И бесчувственное тело летит со скоростью шестьдесят километров в час на насыпь. "Пройдемте с нами... Не беспокойтесь, граждане, мы милиция, задерживаем опасного преступника!" Возможен и такой вариант. Могут его взять у вокзала. Могут в той же электричке. Случайная машина вполне способна переехать зазевавшегося гражданина. Равно как и случайный кирпич не против спланировать ему на голову. С ним могут сделать все - похитить, убить, бросить на съедение крокодилам. Могут начать игру... Все возможно. Одного только не может быть чтобы все это оказалось плодом буйной фантазии.

Следующий вопрос - что теперь делать? Удавиться самому или подождать, пока удавят другие?

В туалет зашел еще один человек - типичный колхозник, худосочный, промасленный, продубленный ветрами, холодом и жарой, проспиртованный самогоном и брагой. Явно не из тех. Хотя...

Стоп. Это уже мания преследования...

Думать надо... Действительно, с ним могут сделать что угодно. Но для этого нужно одно условие - чтобы он был на виду. Под контролем. А если он ускользает от них, тогда расклад меняется коренным образом. Ищи ветра в поле...

Ускользает. Легко сказать... Говорят, новичкам везет. Посмотрим!

Колхозник вышел из сортира, оставив программиста наедине с его проблемами.

Гурвич толкнул дверь кабинки. И увидел то, на что надеялся, застекленное окошко. Сквозь него падает свет заходящего солнца... Сердце радостно екнуло.

Он толкнул раму. Та не поддалась. Прилеплено намертво. Покрашено белой масляной краской, которая держит лучше клея. И шпингалеты залиты ею - не сдвинешь ни на миллиметр. Еще раз толкнул. Еще...

Он уже примерился разбить стекло и поднять ненужный шум. Но тут шпингалет шевельнулся и скользнул вверх. А потом и рама с треском поддалась.

Окно тесное. Для Гурвича явно маловато. Но протиснуться можно. Правда, если предварительно снять куртку.

Он стянул куртку. Бросил ее в окно. Она с глухим стуком упала на что-то. Туда же последовала и сумка. Кряхтя и проклиная себя, что мало занимался спортом И давно не сидел на диетах, Гурвич приподнялся на унитазе, втиснулся в окно. Выдохнул. Рванулся.

Выпал, больно ударившись коленом и рукой. Грохот, который он поднял, как показалось, прозвучал весенним громом. Программист оказался на жестяной крыше, гулко отзывавшейся на каждое его движение.

Он быстро натянул куртку, прихватил сумку и осторожно, стараясь поменьше грохотать башмаками, двинул вперед.

Внизу, метрах в трех, был заваленный металлоломом дворик. Справа тянулся серебристый пенал ангара. Внутри его ухало и лязгало. Скорее всего, там ремонтировали вагоны...

Гурвич сбросил вниз сумку. Хотел тоже легко, в стиле героев боевиков, спрыгнуть вниз, на асфальт, щедро измазанный грязью и смоченный лужами. Но, реально оценив свою физическую форму, решил, что ногу точно сломает. Поэтому сполз на брюхе к краю крыши. Вцепился в нее пальцами. Перевалился. И начал разгибать руки. Ноги болтались в воздухе...

Вытянув руки, разжал пальцы. Земля больно ударила по подошвам. Гурвич упал на землю, испачкав брюки и куртку в грязи. Приподнялся. Ощупал ногу. В порядке.

Он подобрал сумку. Направился к заборчику. Перевалился через него с трудом.

Теперь перед ним расстилался небольшой пустырь. Дальше шли участки. Огороды. Гурвич огляделся. Ничего подозрительного...

Он вздохнул и потопал прямо по грязи. Асфальтовый путь ему заказан.

Когда ботинки его отяжелели от прилипшей грязи, а сам он стал похож на чучело, удалось выбраться на шоссе. Огляделся. Решил, что достаточно удалился от станции. Преследователи, наверное, переполошились. Начнут его искать. Так что надо уматывать отсюда как можно дальше.

Он отряхнулся, соскреб грязь с куртки и брюк, отбил ее с ботинок. И поднял руку, призывая остановиться грозно урчащий "КамАЗ". Машина притормозила.

- Тебе куда? - спросил шофер.

- Куда подальше...

Водитель с подозрением посмотрел на него. Потом бросил:

- Ты мне все сиденья замызгаешь.

- Пятьсот рублей. Хватит?

Водитель прикинул что-то про себя. Кивнул:

- Залазь...

"КамАЗ", зарычав, рванул вперед.

- От кого бежишь? - спросил водитель.

- От себя...

- А, интеллигент. Весной у вас бывает... Метания души, - водитель довольно хмыкнул.

- Да в гости зашел. И не вовремя.

- Муж, - водитель хохотнул. Потом сообщил: - Я до Стрельничего еду...

- Там автобусная станция есть?

- Имеется.

- Годится...

Гурвич вытащил мобильник. Отстучал номер. Зона приема была слабая, эфир шуршал и трещал...

- Але, - послышался голос Санина.

- Это Леха. Палыч, уматывай куда глаза глядят,

- Алешенька, это ты?

- Я. Уматывай, говорю.

- Что?

Шуршание забило голос. Потом молчание. Зона приема накрылась. А потом мобильник замигал. Дисплей потух. Все, электричество кончилось. Батарейки сели. Вот невезуха! Черт, понял ли что-нибудь Санин? Надо надеяться на лучшее.

- Хорошая хоть девка? - поинтересовался водитель.

- Да так себе.

- Тогда не стоило и стараться.

- Думаешь?.. Наверное, все-таки стоило...

* * *

Рамазан Актов был обучен азам оперативной работы. И место встречи он выбрал пустынное, так, чтобы просматривалось все вокруг, - незамеченным не подберешься. Хотя подлости от депутата и не ждал, но подстраховаться никогда не мешает.

Если бы он встречался в многолюдном центре, то прибавил бы оперативникам забот. А тут его сумели засветить еще на подходе. Невзрачный "жигуленок", за рулем которого сидел скромно одетый мужчина, не слишком похожий на кавказца, свернул от жилмассива в сторону ветки железной дороги. Срисовали и машину прикрытия с двумя бойцами в салоне - кавказцем и славянином.

- Третий, Первый - принимаете объект-2, - произнес в микрофон Глеб, руководивший операцией из ставшего уже для него домом родным штабного микроавтобуса. - Четвертый, Шестой, Седьмой - объект-1...

Послышались отчеты о готовности.

- Внимание... Начали...

"Газель", мирно стоящая на обочине, рванула вперед и подрезала неторопливо движущийся "жигуль". Послышался грохот - легковушка двинула бампером фургон и замерла. Через окно "Газели" устремился пущенный из спецкарабина светошумовой заряд, пробил лобовое стекло и рванул в салоне, на несколько мгновений оглушая и ослепляя Аюпова, лишая его возможности дотянуться до "лимонки" и унести с собой на тот свет несколько неверных.

На ходу из "Газели" выпрыгнули бойцы. Оперативник, обладающий комплекцией пещерного медведя, легко выдернул оглоушенного Рамазана Аюпова прямо через выбитое лобовое стекло "жигуленка", встряхнул, как шкуру, и бросил в ласковые руки своих товарищей. У террориста хрустнули суставы, когда локти завели чуть ли не до затылка. Пленный что-то замычал, получил удар кулаком по затылку и отключился. Его бросили на пол "Газели". Дверь с грохотом закрылась.

- Наконец встретились, - зловеще улыбнулся Атаман. У него были давние счеты с Рамазаном.

С машиной прикрытия тоже все прошло как по писаному. Тяжелый, как танк, джип протаранил "Ауди" в бок, вынес ее на обочину.

Один боевик так и остался в салоне, потеряв сознание. Водитель выпрыгнул, когда машина еще двигалась, бросился, было, наутек. Вовремя огляделся. Увидел стволы и понял, что его сейчас завалят. Замер, продемонстрировал пустые руки:

- Не стреляй!

Получив сообщения от групп захвата, Глеб выдал в эфир:

- Отработано. Молодцы. Отход. Зачистка...

Если кто из москвичей и наблюдал произошедшее, то наверняка ничего не успел понять. Пленных упаковали в машины. В точке переброски кинули в фургон для перевозки мяса.

Через полчаса Рамазан Актов был на базе.

Десять минут на разговор. Сначала поломал, как положено, дурака - не понимаю, почему задержали честного гражданина России, имеющего так похожий на настоящий паспорт. Какой Аюпов? Правая рука кого? Колченогого Муртазалиева? Не знаю такого. И газет не читаю.

Еще несколько минут на попытки хитрить, предложение сотрудничества. Глеб не стал вдаваться в дискуссии. Он передал Рамазана Аюпова в лапы Доктора.

Сам Аюпов уже давно записал себя в покойники. Да, он надеялся выжить и после этой акции, песни всей его жизни, но слишком сильно на это не рассчитывал. Что такое его жизнь телесная по сравнению с жизнью вечной, в райских садах, которая обещана воину ислама? Эти идеи были впаяны в самые глубины его существа, они составляли базу его личности. Он не ставил ни во что жизнь других людей, даже своих соратников, родственников. Готов был пожертвовать и своей жизнью. И ничто в мире не могло вынудить его отказаться от своей священной миссии.

Подобные установки сродни самой мощной кодировке сознания. Доктору пришлось потрудиться. После психоволнового воздействия он все-таки поломал Аюпова. И информация потекла рекой. Она соответствовала тому, что рассказывал Сельмурзаев, но выгодно отличалась конкретикой.

Детали операции еще окончательно не утвердили. Имелось несколько предварительных проработок. По примеру Нью-Йорка захватить спортивный самолет из подмосковного аэроклуба, благо их вокруг столицы пруд пруди. Подлетное время таково, что ни одна ПВО - не среагирует. Заразить воду тоже не проблема. Времена прошли, когда охранные зоны водохранилищ берегли как зеницу ока. Сегодня там понастроили вилл, и "новые русские" спокойно и со смаком сливают в водопровод отходы своей вонючей жизнедеятельности.

Эффект от теракта можно усилить несколькими точными ударами по системам жизнеобеспечения мегаполиса. Например, пройтись по подземным московским коммуникациям, в которых полно болезненных точек, воздействие на которые нанесет колоссальный ущерб. Ту же канализацию можно в нескольких местах взорвать, и город утонет в нечистотах.

Планы у Аюпова были огромные. Но свободы маневра не было. Действовать надлежало только по указанию пребывающих в Турции заказчиков и Сельмурзаева.

Собранная Актовым из Чечни, регионов России и СНГ команда отборных рыцарей священного террора отсиживалась по адресам. Притом на каждом адресе было не более трех человек, снабженных железобетонными документами, транспортом и мобильными телефонами. Координацию осуществляли командиры троек, они имели выход по мобильным телефонам лично на Рамазана. В команде нашлось место не только горцам, но и славянам, в основном украинцам, некоторые из которых приняли ваххабизм. На долю славян достанется наиболее тонкая работа, где с чеченской мордой не пролезешь.

Рамазан Актов выложил, как на духу, имена, адреса проживания, контакты, номера телефонов.

Когда террориста выжали досуха, Атаман и Глеб устроили военный совет. Что получалось? Зачищать такое количество по всей столице - немыслимо. В принципе, это возможно, но потребовало бы привлечения практически всех оперативных возможностей "Белого Легиона". И еще возникало множество угроз. Боевики вооружены. Многие из них готовы биться до последней капли крови. Весьма вероятны потери у нас в живой силе. Кроме того, такая масштабная акция не останется незамеченной. А сейчас не те времена, чтобы привлекать к себе внимание правоохранительных органов и спецслужб. И так уже наследили достаточно.

- Будем собирать боевиков в одной точке, - решил Глеб.

- Каким образом? - поинтересовался Атаман.

- Рамазан протрубит общий сбор.

-Где?

- На одной из точек активных действий... Рекогносцировщики Конторы несколько специалистов высокого класса - давно занимались тем, что мотались по Москве и области, подбирая места для возможных акций. Учитывалось все как добраться до места, как обрубить концы, как не привлечь внимания. Или же "наоборот" - устроить наибольший шум. Эти места назывались "точки активных действий".

Глеб вызвал начальника группы рекогносцировки, который как раз был на базе. Они залезли в компьютер и за четверть часа подобрали наиболее подходящее для акции место - точка активных действий номер пять в полусотне километров от Москвы. Когда-то там был заброшенный пионерский лагерь, его выкупила невнятная коммерческая структура, а потом забросила из-за неимения средств. Одно время там хотели создавать клуб для любителей конного спорта, но идея засохла на корню из-за отдаленности места от железнодорожной магистрали и отвратительных дорог.

Снова взялись за Аюпова.

- Мы собираем команду. Это нам очень нужно, - ласково вещал Доктор.

Воля находящегося в трансе Рамазана Аюпова была сломлена. Базовые блоки в сознании заморожены. Сейчас он представлял из себя воск, из которого можно лепить что угодно.

- Общий сбор, - произнес Актов.

- Обзванивай. - Доктор протянул ему мобильный телефон с первым набранным номером. - Назовешь следующие место и время сбора...

Через двадцать минут работа была закончена. Руководители троек получили сигнал экстренного сбора...

Прошло все очень просто и мирно. В нужное время группы подтянулись к заброшенному пионерлагерю. Деревня рядом почти вымерла - там осталось несколько дворов, в которых доживали жизнь старики или тянули бессмысленные, в тумане, дни пропащие пропойцы. В целом же здесь была тишина и благодать.

С утра на точку активных действий потянулись машины. Некоторые командиры троек, выбираясь из салона, напряженно оглядывались. Они понимали, что происходило нечто экстраординарное. Ведь в одном месте были собраны люди, которые вообще не должны были друг друга видеть и знать.

Приехали, естественно, без оружия. Только сумасшедший террорист будет расхаживать в свободное от нелегкой работы по уничтожению мирного населения время по городу со стволом - лучшего подарка спецслужбам и правоохранительным органам не сделаешь. Террорист без оружия и с правильными документами - это обычный гражданин, который если и вызовет подозрение, то его задержат на пару часиков и отпустят.

Поэтому работа для группы захвата оказалась совсем несложная. По окончании сбора всю команду поставили под стволы. Пара наиболее отчаянных боевиков дернулась. С ними не стали устраивать рукопашных боев. Хлопок бесшумного оружия. Стук падающего тела. Кончено. На остальных это подействовало отрезвляюще.

На точку подогнали фуру. Туда кинули пленных, предварительно вкатив им инъекции, - теперь они пролежат бревнами часов семь.

- Исполнено! - удовлетворенно произнес Глеб, когда машины начали отваливать от точки.

Дальше работа для "изыскателей" - Доктора и его помощников. Каждого пленного вывернут наизнанку, по капельке выцеживая информацию. Самый незначительный факт, информационный мусор, на который нормальный человек не обратит внимания, попав к аналитику, может оказаться жемчужиной.

А дальше по каждому из задержанных будет принято рациональное решение. Тех, кого можно использовать, используют. Остальных, а это большинство, выведут в расход, спишут со счетов... Работа грязная, но необходимая. Зато можно быть уверенными, что ни один из них не подложит больше бомбу в самолет и не захватит в заложники детей. Каждая уничтоженная мразь - это десятки спасенных человеческих жизней. Эту арифметику "легионеры" усвоили хорошо...

* * *

Настало время, когда Глеб мог перевести дыхание. Активная фаза операции "Полынь" завершилась стопроцентным успехом. Теперь наступала рутинная стадия обработки полученной информации и зачистки "хвостов". Это могло занять несколько месяцев.

Вечером, кинув материалы в портфель-контейнер, служащий для перевозки секретных материалов, - достаточно было нажать на кнопку, чтобы через секунду все его содержимое превратилось в пепел, - Глеб отправился на "точку один" - аккуратненький, скромный двухэтажный дом в ближнем Подмосковье. Там ждал Зевс - Главный оперативный координатор Организации.

- Информация к размышлению, - сказал Глеб, открывая контейнер и извлекая лазерные диски, аудиокассеты и бумаги.

- Поглядим. Покумекаем, - кивнул Зевс - сухощавый мужчина, давненько разменявший полтинник. Сегодня он пребывал в добром расположении духа и не намеревался метать громы и молнии. - А ты здесь отдохни, Глеб. Расслабься после трудов праведных...

- Обязательно, - безрадостно ответил Ратоборец.

- Массажисток предоставить не могу. А вот записи Шуберта и Глинки имеются.

- Вот спасибо...

Это надолго. Глеб знал, что теперь сутки или двое не вылезет отсюда. Зевс будет тщательно знакомиться со всеми материалами, а Ратоборец будет давать пояснения. Тут же под рукой шеф аналитической группы.

Глеб вздохнул. Ему страшно хотелось домой, к семье. Там его мечущаяся душа находила настоящее успокоение. Но его желаний никто не спрашивал.

Ему отвели просторную комнату. Там он провалялся несколько часов на диване, щелкая пультом телевизора, перескакивая с безрадостных новостей о падениях вертолетов, терактах и новых политических инициативах Европарламента на американские боевики, где горели машины и герои стучали с треском друг друга по мордам. Грязь, боль, дерьмо - в общем, норма. У Глеба возникало немного жутковатое ощущение, что за стеклом экрана живет иная, зазеркальная реальность, которая просачивается в нашу вселенную и материализуется наяву. Мир, слава господу, пока еще не такой. Он не должен быть таким.

Глеб выключил телевизор. Врубил музыкальный центр. Подборка дисков была по вкусу Зевса - сплошь классика. Зазвучала божественными аккордами опера Вагнера "Гибель богов". Эта музыка будто вышибала человеческий дух из тесных оков обыденности, возносила его к божественным вершинам, открывала взор на суть вещей. Да, "Хор Валькирий" стоило бы сделать гимном Организации...

Насладиться до конца высоким искусством Глебу не дали. Затренькал внутренний телефон.

- Зайди ко мне, - послышался в трубке многообещающий голос Зевса. - Тут кое-что интересное... Глеб спустился в подвал, где в защищенном от всех видов прослушивания помещении Зевс ознакамливался с материалами.

- Не упускай ничего, - произнес он, включая видеомагнитофон.

На экране появился Рамазан Актов, из которого Доктор выжимал все самые позорные факты его мерзкой биографии.

"- Отработали заказ... Взорвали лабораторию. Вместе с людьми.

- Дальше.

- Цель была - лаборатория, оборудование. Персонал.

- Чем дело кончилось?

- Мы выполнили заказ. Там был список людей, которых надо ликвидировать обязательно.

- Кто заказчик?

- Платили хорошо... Какой-то Виктор.

- Кто такой Виктор?

- Странный тип... Не из уголовников. Не из идейных...

- Как выглядит? - Голос у Доктора был вкрадчивый.

- В шляпе... Серый какой-то. Средний рост. Среднее телосложение. Весь какой-то средний. Я не помню его лица, - допрашиваемый запнулся. И с отчаянием воскликнул: - Я не могу вспомнить его лица. Не могу. Не могу...

- Спокойно. Тут тихо и безопасно, - голос у Доктора стал как у проповедника, агитирующего туземца принять христианство. - Все нормально. Тут все относятся к тебе хорошо. Тут ничто не угрожает.

- Не поверишь, я его боялся... Я, который никого никогда не боялся..."

Это дала о себе знать базовая матрица личности. Хотя тут Рамазан себе льстил... Когда его привели в себя, вернули ему адекватное сознание, дали прослушать, что он наговорил, это уже был другой человек. Раздавленный. Сломленный. Боящийся смерти. Утративший просветленное, необходимое для шахида пьянящее состояние абсолютной уверенности в правильности пути.

Последний разговор. На экране появился Атаман.

- Расстрела для тебя мало, но все, что можем... В тот момент Рамазан не выдержал.

- Служить буду! - заголосил он. - Верным псом буду! Жить хочу!

Он окончательно утратил свое лицо. Произошло то, что он, презиравший смерть, еще несколько часов и помыслить себе не мог.

- Дохлым псом ты будешь, - Атаман ткнул его стволом пистолета в лоб. Погладил пальцем спусковой крючок. И убрал пистолет. Хотя и очень хотел пустить в лоб этому существу пулю.

Зевс выключил видеомагнитофон и покачал головой.

- Мне кажется, у Атамана слишком много личного. Это мешает работе.

- Иногда мешает. Иногда помогает, - сказал Глеб. - У Атамана немало накопилось счетов к этим подонкам. В Наурской боевики вырезали семью его брата-казака... Труп возили по селу, привязав к трактору... Мы не роботы. Когда кончается личное, мы превращаемся в обычных убийц. Должно быть, ощущение справедливости.

- Ладно, - отмахнулся Зевс. - Отставить философию. Ты понял, о чем говорил Актов?

- Он исполнил заказ на взрыв какой-то лаборатории. Скорее всего, это Ищенко.

- Правильно. Неожиданно пересеклись разработки "Зеленая книга" и "Полынь".

- Виктор...

- На имя не обращай внимания. Серая шляпа. Невзрачный тип. Человек без лица... Кто это, Глеб?

- "Вервольф"!

- Точно. Он. Оборотень...

- И что теперь?

- Пока ничего. Отдыхай, Глеб. Ты заслужил... По ласковому тону Зевса Глеб понял, что отдохнуть ему не дадут.

* * *

Санин не умел ездить на метро. Это было для него пыткой. Особенно в час пик. Особенно сегодня. Состояние у него было нервозное. Не хватало воздуха, и от этого сердце тревожно сжималось, а потом колотило молотом. На душе лежала холодная лягушка. Белидзе... Как все неожиданно, глупо... Смерть всегда приходит неожиданно... Но Белидзе - жизнелюб, с искрометным чувством юмора, душа любой компании - наглотался таблеток... Почему? На финишной прямой, когда им предстояло порвать ленточку и взять приз. Может быть, просто сошел с ума? Не выдержал обрушившегося счастья? Или давно точила его проклятая ржа, разъедала нервы все годы, тянувшиеся беспросветно, без какого-либо намека на лучшее будущее. Все было посвящено изнурительной работе, в которой он забывался, как алкоголик забывается в вине? Неясно все... И жутко...

Санин с трудом влез в поезд на "Савеловской". Самая неудобная линия метро - серая. Поезда ходят редко, битком набитые. И народ тут какой-то остервенело злой. Эта серая кишка засасывает работяг, люмпенов, молодежь из лимитских спальных районов. Он жил на "Алтушке" - есть такой "Гарлем" в Москве, гавань детей разных народов...

Плотно стиснутый телами, Санин завис, вцепившись в поручень. В левый бок ему впечатывался острый локоть. На спину мягко легла объемистая женская грудь. В стороне кто-то сдавленно, под нос, для себя, не для людей, матерился. Девица рядом тщетно пыталась раскрыть покетбук серии "Страстная любовь". Математик ощущал себя в этой толчее одиноким и беззащитным. Сорокапятилетний интеллигент, не умеющий в жизни ничего, кроме как решать дифференциальные уравнения, выстраивать модели, обсчитывать линейные и нелинейные процессы. В России сегодня на фиг не нужны нелинейные процессы. И России на фиг не нужен доктор математических наук Санин... Белидзе злила такая постановка вопроса. Он хотел изменить положение вещей... Белидзе, Белидзе, где теперь твоя мятущаяся душа?.. И вдруг какой-то бесенок, живущий в каждом человеке, тихонько подсунул Санину подленькую мыслишку: уже все на мази, время стричь купоны. Деньги. Огромные деньги. И одним компаньоном стало меньше.

"Дмитровская". Народ вынесло из вагона, как пробку. И новых пассажиров забило обратно, как поршнем... Сердце все сильнее ухало в груди Санина. Тягостное томление стискивало, и настроение опустилось ниже ватерлинии. Сегодня в метро было особенно тяжело и тоскливо... Тела вокруг утрамбовывались, колыхались в несущемся на всех парах вагоне. Теперь слева была плоскогрудая тетка. Сзади дышал луком кавказец. А справа притерся серый невзрачный тип, таких вообще в жизни не заметишь. Тип локтем давил ему в бок.

- Осторожнее, пожалуйста, - произнес с раздражением Санин.

- Ох, прошу прощения, - как-то жалобно проворковал тип в сером костюме, и математику стало неудобно, что наехал на такую же жалкую жертву метро, как и он сам.

- Ничего, - пробормотал Санин.

Тип еще более неуклюже развернулся, вжимая в бок Санину холщовую сумку, и стал с трудом продвигаться к дверям. Чертова сумка! Гвозди он там, что ли, носит?!

- Да аккуратнее же! - воскликнул Санин, почувствовав легкий укол в бок. - Вы меня укололи!

- Ох, простите. Пожалуйста, простите! - с этими словами, произнесенными обезоруживающе жалким тоном, невзрачный тип был вынесен из вагона.

На этот раз народу зашло меньше, чем вышло. Стало чуть-чуть просторнее. Наконец можно было перевести дух. Вот только дух не переводился. Наоборот, Санину показалось, что его сдавливает прессом со всех сторон, вжимает в пол. Но давили не тела, а земное притяжение. И в груди образовался камень. Математик прислонился к холодному стеклу с надписью "Не прислоняться". Сердце понеслось вразнос, потом его сдавило стальной рыцарской перчаткой... И земное притяжение потянуло Санина вниз - оно действовало неумолимо, как топор палача. Он начал сползать, из последних сил тщетно пытаясь удержаться.

Поезд остановился. Снова будто поршнем выдавило и затянуло народ. Никому не было ни до кого дела. Но тут, наконец, на падающего человека обратили внимание.

- Врача! - Откуда-то издалека доносились до Санина встревоженные голоса. В ушах гудело, как при погружении в воду. И сознание уже уплывало в неведомые края.

Врач, подошедший к заботливо уложенному на лавочку в вестибюле станции человеку, уже был не нужен. Его профессиональные обязанности заключались в том, чтобы констатировать смерть, которая наступила, как позже покажет вскрытие, от острой сердечной недостаточности.

Доктор физико-математических наук Владимир Павлович Санин всего лишь на два дня пережил руководителя проекта "Титан" Григория Белидзе.

* * *

Глеб вышел из машины. Наконец решившее порадовать москвичей своим присутствием солнце падало за дома, озаряя красными отблесками перламутровое небо. Алые отблески на стенах. На предметах. На людях. Глеб вздрогнул - ему показалось, что на руках осталась кровь. Нет, бред! Нет крови. Дело сделано.

Как всегда по окончании активных мероприятий, Глеб ощущал опустошенность. Единственно, что могло вернуть вкус и цвета жизни - голос сына, объятия жены...

Он давно потерял счет акциям. И иногда думал, что в нем живет не один, а несколько человек. Точнее, несколько программ на все случаи жизни. Притом их пересечение вызывает конфликт программ с перегревом и глюками. Есть Глеб для общего употребления, любящий хорошо выпить и закусить, обладающий прекрасным тенором, шпарящий романсы под гитару под прицелами влюбленных в него в этот миг девичьих глаз, человек мягкий, податливый и бесконфликтный по мелочам. Есть любящий отец и муж, тающий при виде четырехлетнего сына и любимой жены. Есть боевая машина невероятной эффективности, танк, который не остановишь и гранатометом. А боевая машина не обращает внимания на кровь и писк из-под гусениц. К боевой машине неприменимы обычные моральные категории. Боевая машина сминает все на своем пути, оставляя за собой горящие обломки и истерзанные тела. Быть боевой машиной - это его крест, который он должен нести. Есть мистический, всепоглощающий азарт, когда ты идешь по черепам врагов, размазываешь врагов по стенам и потолкам. Только потом, когда все кончено, отцепляешь от себя танковую броню и становишься другим, которому лучше не вспоминать о хрусте костей под гусеницами. И нельзя терзать себя шальными мыслями - зачем и почему надо делать все это?.. Надо! Потому что идет война. И слабый, малодушный солдат на ней теряет не только свою жизнь. Он открывает путь врагу, который сожжет твой дом, растопчет твоих близких, родных, людей, которых ты вызвался защищать. На небесах воину много спишется. А если и не спишется, то что такое чистилище на том свете по сравнению с земным адом?