Теснина

39

Из-за непогоды самолет Рейчел приземлился в Бербанке с получасовым опозданием. Дождь лил всю ночь, и город покрыла сплошная серая пелена, да и сама жизнь в нем, казалось, остановилась. Машины застревали на каждом углу, да и на шоссе – дороги оказались не приспособлены для движения при таком ливне. Городские сооружения – тоже. К рассвету дренажные трубы едва выдерживали напор воды, тоннели были забиты транспортом. Сливные отходы, загрязняющие Лос-Анджелес-ривер, превратили пробитый в бетоне канал, что змеится через весь город до самого океана, в ревущую стихию. Это была черная вода, смешанная с золой от пожаров, полыхавших в округе год назад. Впечатление было такое, что начинается конец света. Сначала город выдержал испытание огнем. Теперь пришла пора ливней. У жителя Лос-Анджелеса вполне могло возникнуть ощущение, что он несется к пропасти в компании самого дьявола. В глазах встретившихся мне в то утро людей застыло общее выражение, общий невысказанный вопрос: что дальше? Землетрясение? Цунами? А может, какая-нибудь рукотворная катастрофа? Лет десять назад пожары и ливни сделались провозвестниками не только тектонических, но и социальных сдвигов в Городе Ангелов. По-моему, мало кто здесь сомневался, что то же самое повторится и теперь. Если мы обречены повторять собственные глупости и ошибки, то что мешает природе действовать в том же духе?

Я размышлял таким образом, сидя в машине, рядом со зданием аэровокзала. Дождь колотил по лобовому стеклу, делая его почти непроницаемым. От ветра скрипели рессоры. Я думал о том, что скоро снова стану полицейским, уже сомневаясь в правильности своего решения. Интересно, черт возьми, предстоит ли мне снова совершить глупость – или на этот раз есть шанс, что судьба мне улыбнется?

Из-за дождя увидел Рейчел, только когда она постучала в окно с пассажирской стороны. Сначала она открыла багажник и бросила в него сумку. На ней была зеленого цвета штормовка с поднятым капюшоном. Должно быть, в обеих Дакотах такая одежда ей подходит, но в Лос-Анджелесе она выглядит слишком громоздкой.

– Да, погодка могла бы быть и получше, – сказала она, плюхаясь рядом со мной на сиденье, которое сразу же стало мокрым. Никаких чувств Рейчел не выказывала, и я тоже. Об этом мы договорились с ней еще по телефону. Пока я не поделюсь с ней своим озарением, будем вести себя как профессионалы.

– А что, у тебя есть выбор?

– Нет, просто вчера вечером, на совещании у Алперта, я выложила все карты на стол. Похоже, с насиженного места в Южной Дакоте меня вытурили. Между прочим, погода там действительно лучше, чем здесь.

– Ну что ж, добро пожаловать в Лос-Анджелес.

– А я-то считала, что прилетела в Бербанк.

– Формально – да.

Отъехав от терминала, я двинулся по Сто тридцать четвертой на восток, в сторону Пятой, чтобы, обогнув Гриффит-парк, повернуть на юг. Час пик еще не начался, но из-за дождя мы двигались медленно. Беспокоиться, что опоздаем, пока не приходилось, но если дело так пойдет и дальше, то скоро придется.

Мы долго ехали, не говоря ни слова, – дождь и пробки превращали езду в настоящее испытание, быть может, для Рейчел, пребывавшей в бездействии, даже более мучительное, чем для меня, которому хоть было чем заняться. Наконец она заговорила – лишь для того, чтобы немного разрядить напряжение.

– Ну так что, может, поделишься все же своим грандиозным планом?

– Это не план, это предчувствие.

– Как же так, Босх, ведь ты сказал, что знаешь следующий ход Бэкуса.

Любопытно. После того как мы занялись любовью у меня в номере, Рейчел стала называть меня по фамилии. Как это, интересно, следует понимать – как проявление профессионализма? Или столь формальное обращение к тому, с кем ты вступила в столь неформальные отношения, это какая-то изощренная форма близости?

– Мне надо было вытащить тебя сюда, Рейчел.

– Я здесь. Излагай.

– На самом деле это не мой грандиозный план. Это план Поэта. Бэкуса.

– И в чем же он состоит?

– Помнишь, я вчера говорил тебе о книгах, ну, тех, что были в мусорном баке? Вернее, о той обгоревшей, что я извлек оттуда?

– Помню. И что из этого?

– По-моему, я все вычислил.

Я рассказал ей о чеке и о том, что «Бук кар» – это скорее всего «Бук карнавал», книжный магазин отставного офицера полиции Эда Томаса. Последнего из тех, на чью жизнь Поэт покушался восемь лет назад.

– И книга, которую ты нашел в баке, заставляет тебя думать, что Бэкус где-то здесь и собирается совершить убийство, которое мы предотвратили восемь лет назад?

– Вот именно.

– Это всего лишь твои фантазии, Босх. Жаль, что ты не поделился ими перед тем, как я с риском для собственной задницы помчалась сюда.

– Совпадений не бывает, Рейчел, особенно в таких вещах.

– Ладно, излагай. Шаг за шагом, психологический портрет. Что это за великий план Поэта?

– Психология преступления и преступника – это дело Бюро. Я этим не занимаюсь. Но если ты хочешь знать, что я думаю о его дальнейших действиях, – изволь. Мне кажется, что трейлер и взрыв подстроены как мощный финальный аккорд всего представления. Дальше директор появляется перед телекамерами, объявляет на всю страну, что с Поэтом покончено. Тут-то он и выныривает на поверхность и достает Эда Томаса. Все сходится. Это сильнейший ход, это окончательная расправа, это шах и мат. В то самое время, когда Бюро хвастает своими победами, Бэкус под самым его носом расправляется с человеком, которого агенты, раздуваясь от гордости, спасли восемь лет назад.

– А при чем здесь книги в мусорном баке? Какая связь?

– Думаю, он купил их в магазине Эда Томаса. Может, по почте заказал, может, вживую. Видно, на них имелись какие-нибудь штампы, по которым можно проследить место покупки. Эти следы ему были не нужны, вот он и сжег книги. Рисковать не хотел: а вдруг одна-другая сохранится при взрыве! Но с другой стороны, в душе он мог именно этого и желать. Ведь тогда после смерти Эда Томаса и исчезновения Бэкуса следователи обнаружат нити, ведущие к книжному магазину, и убедятся, как долго и терпеливо Поэт готовил эту акцию. И гений его предстанет перед всеми. А ведь это-то ему и надо, согласна? Ты ведь у нас психолог, тебе и решать, прав я или ошибаюсь.

– Я – бывший психолог. Теперь я занимаюсь мелкими правонарушениями в Дакоте.

Ближе к центру пробки начали рассасываться. Шпили домов делового квартала постепенно исчезали в густой пелене дождя. При такой погоде Лос-Анджелес мне всегда кажется городом-призраком. Возникает тяжелое чувство, будто мир сошел с рельсов и катится в бездну.

– В твоих рассуждениях, Босх, есть слабое место, – заговорила Рейчел.

– А именно?

– Директор действительно собирает сегодня пресс-конференцию, но вовсе не собирается объявлять, будто мы поймали Поэта. Как и ты, мы полагаем, что это не Бэкус сгорел в трейлере.

– Но он-то этого не знает! Вместе со всеми он будет смотреть выпуски новостей по Си-эн-эн. И намерения его останутся прежними. Я уверен, что именно сегодня он попытается расправиться с Эдом Томасом. В любом случае главным для него остается доказать: «Я лучше вас, я умнее вас».

Рейчел кивнула и надолго задумалась.

– Ну что ж, – промолвила она наконец. – Положим, я соглашусь с тобой. Каковы в таком случае наши действия? С Эдом ты связывался?

– Каковы наши действия, я пока не знаю, и с Эдом я не связывался. Сейчас мы едем к нему в магазин. Это в Ориндже, открывается в одиннадцать. Я узнал в справочной.

– А почему в магазин? Ведь других полицейских Бэкус застрелил у них дома, одного – в машине.

– Потому что я не знаю, где живет Эд Томас. И еще из-за книги. В общем, мне кажется, Бэкус собирается сделать свое черное дело в магазине. Но если это не так, если Эда там не окажется, мы узнаем его адрес и поедем туда.

Рейчел кивнула в знак согласия и посмотрела на часы.

– К открытию успеваем?

– Вполне. А когда у директора пресс-конференция?

– В три по вашингтонскому времени.

Часы на приборной панели показывали десять утра. У нас еще час в запасе до открытия книжного магазина Эда Томаса и два до начала пресс-конференции. Если мои предположения верны и интуиция не подводит, очень скоро нам предстоит увидеть Поэта. Я был готов к встрече, более того – дрожал от нетерпения, чувствуя, как с каждым мигом поднимается уровень адреналина в крови. По старой привычке я убрал руку с руля и похлопал себя по бедру. В кармане у меня был старый приятель – «Глок-27». По закону я не имел права на ношение оружия, и, если придется пустить его в ход, дело плохо кончится – меня не возьмут назад в полицию.

Но иногда риск, с которым сталкиваешься, понуждает идти на новый риск. Ты просто должен рисковать. И кажется, сейчас как раз такой случай.