The Best

ИЗОБРАЖАЯ ЖЕРТВУ (PLAYING THE VICTIM)

Квартира. Комната.

ВАЛЯ. У человечества много чудесных придумок — допустим... допустим, салат — морской салат с крабовыми палочками или торт из кукурузных палочек и растопленных ирисок... Если есть крабовые палочки без яиц, то станет плохо... точно так же, как от кукурузных палочек, если их съесть без растопленных ирисок. Но если соединить — совсем другое дело, хотя один мой друг посоветовал мне не есть крабовые палочки, потому что их делают в Прибалтике, а, по его словам, гансы спускают в палочки, потому что ненавидят русских...

ОДИН МОЙ ДРУГ. ...особенно латыши... они точно спускают и ещё мочатся на крабовые палочки, которые экспортируют в нашу страну... Мы их сильно обидели... сильно... Я по истории помню... мы их завоевали, а они хотели, чтобы их завоевали фашисты... не срослось... Представляешь, вот ты бы смог так обидеться на человека, чтобы ссать ему в еду, это что такое сделать надо, чтобы так достать, а?.. А у них ведь даже специальные работники есть на заводах, где эти палочки из сайры делают... Их поят пивом, а потом они ссут в жбаны с сайровым фаршем, а у кого есть желание, — тот ещё и спускает туда... А ещё они нам поставляют творожки в шоколадной глазури, интересно, что они с ними вытворяют?..

ВАЛЯ. Я не совсем верю тому, что слышу, даже тому, что вижу, я тоже не доверяю... но запах, — ведь от этого никуда не деться... запах у этих палочек точно такой, как у мочи... Я знаю, как пахнет моча, потому что никогда не смываю до конца в своём туалете... в смысле, в туалете, который у меня в доме, в доме моих родителей, где я живу...

Я живу с родителями в их доме и не смываю до конца в туалете. Так только, — чуть услышу журчание — и перестаю давить на смывалку... Поэтому в нашем туалете, в туалете дома, где я живу, в туалете дома моих родителей всегда пахнет мочой... То, что можно девать куда-то свою мочу и всё такое, что из тебя вылазит, девать из дома, где живёшь, куда-то в другое место, — это тоже неплохая придумка человечества... Мне нравится салат из крабовых палочек и яиц, я люблю торт из кукурузных палочек и ирисок, пользуюсь туалетом, — я с радостью принимаю все достижения человечества, — поэтому я человек, стопроцентный... хотя смываю не до конца...

ОТЕЦ. Есть такая рыба — лжелопатонос! А что у него лже — лопата или нос?

МАТЬ. Почему в туалете постоянно пахнет мочой? Я каждый день мою...

ВАЛЯ. У моего отца и матери разный уровень вхождения в культуру, но они об этом не догадываются, так же, как и не догадываются, почему в туалете постоянно пахнет мочой... Они каждый день спорят о чём-то, мама доказывает своё, папа своё... Потом они думают, зачем они живут вместе, как так получилось, потом мирятся и думают, почему они вечно недовольны друг другом... А я знаю — у них разный уровень вхождения в культуру... Хорошее словосочетание, я его услышал в зимнюю сессию, на консультации к какому-то экзамену, к какому — не помню, — я их все провалил... Разный уровень вхождения в культуру... Хорошее словосочетание... оно означает, что если ты, предположим, сифилитик, то не стоит жить со здоровым человеком, который каждый день будет обращать внимание на твою болезнь и упрекать тебя за то, что ты сифилитик и всех вокруг такими делаешь!

МАТЬ (к отцу). Ты идиот и всех вокруг такими делаешь!

ВАЛЯ. Я знаю, почему они не могут жить вместе и почему в туалете пахнет мочой...

МАТЬ. Вы почему?!.

ВАЛЯ. В смысле?

МАТЬ. Я вас с отцом сколько раз просила не выбрасывать бумагу в унитаз, когда подтираетесь, — есть же ведро! Труба забивается, вы всё, что смываете, на кухню течёт, я ваши тарелки мою той же водой, которая в унитазе! Ну, как так?! И ему, и тебе сколько раз говорить, — дом старый, трубы ржавые — нельзя смывать бумагу в туалете!

ВАЛЯ. Я бумагу не смываю...

МАТЬ. Не надо, я после тебя сколько раз смотрела, ты её ещё и не до конца смываешь!..

ВАЛЯ. Между нами огромная пропасть... все наши претензии, все наши интересы, всё, что нас связывает, — всё упирается в унитаз... кто-то нас всех заставил упираться в унитаз... кто-то нас всех подставил...

Аллея городской набережной. Небольшое летнее кафе. Платный туалет-будка. Рядом с будкой — сержант милиции, капитан, милиционер-прапорщица с видеокамерой, работник кафе — женщина, подросток в наручниках, молодой человек в бейсболке с персонажами из мультсериала «South Park».

КАПИТАН (к прапорщице). Так, Люда, включай!

ЛЮДА. Уже...

КАПИТАН. Так, значит, начинаем следственный эксперимент. Так, Должанский, где вы сидели?

ПОДРОСТОК В НАРУЧНИКАХ. Вот за этим столиком. (Показывает на самый ближний к нему столик летнего кафе.)

КАПИТАН. Так, потом что...

ДОЛЖАНСКИЙ. Потом она встала, сказала, что ей надо пописять... Подошла к этой. (Показывает на работника кафе — женщину.)

КАПИТАН. Так, она что, сразу, как вы пришли, пошла туда...

ДОЛЖАНСКИЙ. Нет...

КАПИТАН. Так, а что было до этого?

ДОЛЖАНСКИЙ. Мы разговаривали...

КАПИТАН. Так, о чём вы разговаривали?

ДОЛЖАНСКИЙ. Разговаривали... я её спрашивал...

КАПИТАН. О чём?

ДОЛЖАНСКИЙ. О дне рождения Игоря...

ПРАПОРЩИЦА. Он мямлит — ничего не слышно!

КАПИТАН. О чём, громче говори!

ДОЛЖАНСКИЙ. О дне рождения Игоря.

КАПИТАН. Так, дальше, что конкретно ты её спрашивал?

ДОЛЖАНСКИЙ. Я же уже говорил!

КАПИТАН. Так, значит, тут следственный эксперимент, — мы всё записываем, поэтому ещё раз, громко, на камеру! Или не понял?!

Сержант бьёт Должанского в живот, подросток падает, долго катается по земле, с каким-то надрывным призвуком, глотая воздух, — видимо, сержант своим ударом сбил ему дыхание. Прапорщица в ту же секунду, как сержант напомнил подростку о том, в какое бытие он заброшен, чтобы не нарушать чистоту следственного эксперимента, отвела камеру в сторону от Должанского и принялась снимать виды.

(К работнику кафе — женщине). Мороженое у вас есть?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Нет...

КАПИТАН. А пиво?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Пиво есть...

КАПИТАН. Свежее?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Холодное...

КАПИТАН. Давайте, почём кружка?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Восемнадцать...

КАПИТАН. Ого! Почему так дорого?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Так центр города, — что вы хотели, пока жарко, мы зарабатываем...

КАПИТАН. Ладно... (Лезет в карман, достаёт две бумажки по десять рублей). Ни у кого нет восьми рублей? А то мне десятку менять неохота...

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. У меня есть... (Передаёт капитану железные монетки.)

КАПИТАН. Отдай ей! (Показывает в сторону работника кафе — женщины.) Спасибо, а то десятку менять неохота...

Работник кафе — женщина идёт за пивом для капитана, подросток поднимается с земли, отряхивается. Прапорщица направляет на него камеру.

Так, значит, о чём ты спрашивал потерпевшую?..

ДОЛЖАНСКИЙ. Почему она осталась на ночь у Игоря... после дня рождения...

КАПИТАН. Так, дальше, что она ответила?..

ДОЛЖАНСКИЙ. Она сказала, что все остались, и она тоже не пошла домой, потому что было уже темно...

КАПИТАН. Так, дальше!

Работник кафе — женщина приносит пиво, протягивает кружку капитану.

Ага, спасибо, сейчас... (Делает сигналы прапорщице, та отводит камеру, капитан пьёт залпом, морщится.) Так, продолжай...

ДОЛЖАНСКИЙ. Я ей сказал, что звонил в этот вечер её подруге, она пришла домой и сказала, что у Игоря осталась только Аня... Аня сказала, что подруга перепутала, потом сказала, что хочет писять, подошла к этой (показывает в сторону работника кафе — женщины), попросила у неё ключ от туалета...

КАПИТАН. Так, за этим столом вы сидели? (Показывает на самый ближний к ним столик.)

ДОЛЖАНСКИЙ. Да...

КАПИТАН. Так, садимся...

Молодой человек в бейсболке усаживается за столик.

ДОЛЖАНСКИЙ. Нет, он неправильно сел, я на его месте сидел...

КАПИТАН. Так, пересаживаемся!

Молодой человек в бейсболке и подросток меняются местами.

Так, значит, она сказала, что хочет писять, и пошла?

ДОЛЖАНСКИЙ. Да...

КАПИТАН. Так, Валя, давай...

Молодой человек в бейсболке встаёт, идёт к работнику кафе — женщине.

(Работнику кафе — женщине). Вы здесь стояли?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Да, я дала ей ключ, она мне заплатила... Я попросила её сразу заплатить, до того как... потому что после я гребую, когда они уже выйдут, — мне ещё к продуктам прикасаться, продавать, поэтому я деньги «до» беру...

КАПИТАН. Так, дальше, Должанский.

ДОЛЖАНСКИЙ. Потом я встал, пошёл... нет, сначала посидел, я сначала подумал... подумал, что она мне врёт... причём так, что с Игорем это она знала, что я расстроюсь, я её просил к нему не ходить на день рождения, тем более ночевать там одной... Я разозлился и пошёл к туалету, постучался...

КАПИТАН. Так, вставай, иди...

Должанский подходит к туалету.

Сколько раз постучался?

ДОЛЖАНСКИЙ. Два раза, потом ещё два...

КАПИТАН. Так, стучим!

Должанский стучит в дверь кабинки.

Так!

ДОЛЖАНСКИЙ. Она спросила, сказала, что занято, я ей сказал, что это я, она открыла...

КАПИТАН (к работнику кафе — женщине). Так, откройте нам, пожалуйста...

Работник кафе — женщина открывает кабинку.

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Пожалуйста...

КАПИТАН. Так, дальше что?

ДОЛЖАНСКИЙ. Потом... Аня открыла, а эта заголосила, чтобы я заплатил, что вдвоём срать за одни деньги нельзя...

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Не так, я, в смысле, что сказала, что, если вдвоём, даже если родственник, платить надо за двоих, раз вдвоём там, я ему правила пользования напомнила...

КАПИТАН. Так!

ДОЛЖАНСКИЙ. Я заплатил, зашёл и закрылся...

КАПИТАН. Так, проходи, только не закрывайся, чтобы мы видели, так... Где она, что, — сидела?

ДОЛЖАНСКИЙ. Да, на унитазе...

КАПИТАН. Так, Валя, садись.

Молодой человек в бейсболке садится на унитаз, улыбается, смотрит в глаза подростку.

ДОЛЖАНСКИЙ. Я закрылся... потом достал нож и ударил её в шею...

КАПИТАН. Так, нож откуда достал?

ДОЛЖАНСКИЙ. Из кармана, из штанов...

КАПИТАН. Так, дайте ему... это (к сержанту), сними с него наручники и дай карандаш...

Сержант выполняет приказ капитана, отходит в сторону, чтобы не загораживать объектив видеокамеры, но не так далеко, чтобы успеть среагировать, если подросток начнёт вести себя неадекватно.

Так, показывай, как ударил.

ДОЛЖАНСКИЙ. Вот так... (Осторожно дотрагивается карандашом до шеи Вали.) Нет, вот так! (Более решительно тыкает карандашом Вале в кадык.) Да, вот так...

КАПИТАН. Так, дальше, потерпевшая как себя повела?

ДОЛЖАНСКИЙ. Как?..

КАПИТАН. Ну, что она сделала?

ДОЛЖАНСКИЙ. Пукнула... она... потом захрипела... потом... я не помню... я не запомнил...

КАПИТАН. Сколько раз ты её ударил ножом?

ДОЛЖАНСКИЙ. Один... этот вот в горло... я подумал, что хватит...

КАПИТАН. Так, дальше, подумал, что хватит, потом что начал делать?

ДОЛЖАНСКИЙ. Потом я подумал, что её надо куда-то деть, чтобы меня не схватили тут, чтобы её не нашли...

КАПИТАН. Так.

ДОЛЖАНСКИЙ. Я решил её расчленить...

КАПИТАН. Так.

ДОЛЖАНСКИЙ. Я стал резать по руке... ей по руке...

КАПИТАН. Так, показывай.

ДОЛЖАНСКИЙ. Ну, вот так... (Водит карандашом по руке Вали.) Только она лежала уже.

КАПИТАН. Как?

ДОЛЖАНСКИЙ. Головой вперёд, ноги, так — наискосок...

КАПИТАН. Валя, давай.

Валя ложится, как показал Должанский.

Так, и что?

ДОЛЖАНСКИЙ. Потом я дошёл до кости и понял, что у неё кости и мне их не перепилить...

КАПИТАН. Так, а зачем ты её вообще стал пилить? Куда бы ты куски дел? У тебя был пакет?

ДОЛЖАНСКИЙ. Был... небольшой... я бы, что не влезло, я бы смыл...

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Куда, дурачок! Тут бы всё забилось!

КАПИТАН. Так, тише, не мешайте! Так, ладно, дальше!

ДОЛЖАНСКИЙ. Ну, потом... я просто сразу не сориентировался, мне так не по себе стало... я подумал, что тогда надо отвинтить унитаз и её в туда запихать...

КАПИТАН. Куда в туда?

ДОЛЖАНСКИЙ. Ну, я не знаю, как там всё устроено, я думал, под унитазом ямина, куда всё говно смывается, я подумал, что там ямина, я её туда деть решил...

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Идиот, какая там ямина! Была бы ямина, мы бы и унитаз не ставили!

КАПИТАН. Так, помолчите! Я же вам говорил уже!

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Да как!..

КАПИТАН. Так, всё, я сказал! Не мешайте! Так, Должанский... так... на чём мы?..

ДОЛЖАНСКИЙ. Откручивать унитаз я решил...

КАПИТАН. А, да... и что, как, показывай!..

ДОЛЖАНСКИЙ. Так что показывать, ничего не откручивалось... я вот тут подёргал, и я просто решил уже, будь что будет, вышел и пошёл домой...

КАПИТАН. Так (к работнику кафе — женщине), а вы когда потерпевшую обнаружили?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Когда, когда она выползла, тогда и обнаружила!

КАПИТАН. А почему не сразу, вы же видели, что их двое заходило, а вышел один?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Ну, мало ли... я думала, этот сделал дело, а эта ещё сидит, раз заплатили, мало ли что, — вон, у меня муж по полтора часа иной раз выдавливает, — это у него, если первое он долго не ест, то...

КАПИТАН (перебивает работника кафе — женщину). Так, ладно! Ну, что, тогда всё. (К прапорщице.) Записала?

ПРАПОРЩИЦА. Да... всё?

КАПИТАН. Да, выключай! Так...

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Я свободна?

КАПИТАН. А, да, да... А почём у вас пиво, кружка?

РАБОТНИК КАФЕ — ЖЕНЩИНА. Восемнадцать рублей, — вы же уже платили!

КАПИТАН. Да, да... (К прапорщице.) У тебя есть двадцать шесть рублей?

ПРАПОРЩИЦА. Да, есть. (Роется в кармане.)

КАПИТАН. Может, по пиву?

ПРАПОРЩИЦА. Можно...

СЕРЖАНТ. Товарищ капитан, можно тоже по пиву?

КАПИТАН. А этого куда?

СЕРЖАНТ. Этого... так пусть рядом постоит...

КАПИТАН. Ну, да, щас, веди его в машину, и ждите нас там!

ВАЛЯ. А может, его пока в туалете закрыть? И по пиву, — пусть посидит, подумает... на месте преступления... в качестве воспитательной меры...

КАПИТАН (немного подумав): Ладно... только по-быстрому!

Радостный сержант закрывает Должанского в кабинке, прапорщица и капитан садятся за один столик, за другим располагаются Валя и сержант. Всем приносят пиво.

ВАЛЯ. Он на системе?

СЕРЖАНТ. Этот? Нет...

ВАЛЯ. Странно... такая логика, резать и не подумать, что у неё в руках кости, а они же и в ногах есть...

СЕРЖАНТ. Не, он не нарик...

ВАЛЯ. Странно...

СЕРЖАНТ. Да... растерялся... нет, членить он правильно придумал, — тогда вообще не найти, кто, что, — это в любом документальном фильме про криминал тебе объяснят, — только, конечно, расчленяют не в такой ситуации... Их видели вместе... растерялся он, ревность, состояние атфе... аффет... аффекта... состояние аффекта, да...

ВАЛЯ. Ревность?

СЕРЖАНТ. А что?

ВАЛЯ. Может, любопытство, раз распиливать стал?

СЕРЖАНТ. Нет, ревность...

ВАЛЯ. А что эта...

СЕРЖАНТ. Кто?

ВАЛЯ. Ну, его эта, кого он смыть хотел...

СЕРЖАНТ. Аня?

ВАЛЯ. Да, Аня, она что, переспала, что ли, с его другом?

СЕРЖАНТ. Ну, да, — он так предположил...

ВАЛЯ. Ха! Предположил... Если б я из-за всех своих предположений на людей с ножом кидался, это бы уже геноцид объявили...

СЕРЖАНТ. Ну, он парил, что давно его к ней ревновал, а тут они остались вдвоём, приревновал...

ВАЛЯ. Кого он приревновал?

СЕРЖАНТ. Его к ней.

ВАЛЯ. Так он с кем, — в смысле, кого любил-то?

СЕРЖАНТ. Его, конечно... Игоря! Не будет же он, кого любит, убивать, — что он, отморозок, что ли...

ВАЛЯ. Так он что, гомик?

СЕРЖАНТ. Ну, видимо, раз Игоря любит...

ВАЛЯ. А как его взяли?

СЕРЖАНТ. Так Аня же выжила, чё, он её ведь как, — так только, — она грохнулась-то больше от страха, а он решил, что отъехала, ну, крови там потеряла, рука, говорят, болталась на соплях, но выжила...

ВАЛЯ. Повезло тогда ему...

СЕРЖАНТ. Да! Игорь-то её навряд ли теперь такую захочет, там на шее шрам, на руке, наверное, тоже... Так что повезло...

Валя долго смотрит на сержанта, видимо, хочет возразить ему, объяснить, что он имел в виду, сказав, что Должанскому повезло, — но, немного поразмыслив, Валя просто улыбается сержанту, который залпом допивает своё пиво.

КАПИТАН. Так, всё, едем! (Сержанту.) Выводи этого! (Вале.) Валя, ты с нами?

ВАЛЯ. Нет, мне отсюда удобней... пойти...

КАПИТАН. Ну, давай тогда...

ВАЛЯ. До свидания, товарищ капитан! (Сержанту.) Пока, Севик!

СЕРЖАНТ. Пока!..

Квартира. Комната.

МАТЬ. Сходи за хлебом, сейчас отец с работы придёт, у нас хлеба нет.

ВАЛЯ. Какой брать?

МАТЬ. Возьми батон «Московский».

ВАЛЯ. А если не будет «Московского»?

МАТЬ. Возьми лаваш тогда.

ВАЛЯ. Лаваш? А не опасно?

МАТЬ. Что не опасно?

ВАЛЯ. Лаваш покупать не опасно?

МАТЬ. А что такого? Лаваш — тот же хлеб! Даже вкуснее!

ВАЛЯ. Даже вкуснее... но у нас же война с ними.

МАТЬ. С кем?

ВАЛЯ. Ну, с теми, кто лаваш делает.

МАТЬ. Ну, и что, эти же здесь живут.

ВАЛЯ. Кто?

МАТЬ. Ну, кто здесь лаваш печёт, из этих кто, — они же здесь живут.

ВАЛЯ. Ну, всё равно, они же одни из них.

МАТЬ. Ну, они ведь не все плохие.

ВАЛЯ. Не все, определённо не все, там даже большинство не плохие, но они все заодно, поэтому они, в принципе, не плохие, мы их поэтому и победить не можем.

МАТЬ. Так что теперь — лаваш не покупать, что ли?!

ВАЛЯ. Ну, не знаю, можно, конечно, рискнуть... Хотя, вот вдруг им сигнал тайный поступит травить лаваши. А лаваши, как ты говоришь, вкуснее нашего хлеба, даже вкусней «Московского», да?

МАТЬ. Да...

ВАЛЯ. Ну, вот, все и разберут... эти лаваши, а потом всё... раз приказали им...

МАТЬ. Но ведь сразу же поймут, кто это сделал!

ВАЛЯ. Конечно, поймут, потом сразу всё понимают... потом, а я вот ещё «до» могу понять и предупредить... потом-то нам уже ни к чему будет это понимание, когда мы уже поедим... их лаваши...

МАТЬ. Я, в принципе, думаю, мы сегодня и без хлеба обойдёмся, я лапши сварила... лапша тот же хлеб, а завтра я сама куплю...

ВАЛЯ. Как скажешь...

МАТЬ. Сама выберу и куплю...

ВАЛЯ. Я всегда умел придумывать какие-нибудь откаряки... с детства, я что не хотел — не делал... и не потому что мне лень... это не причина, вернее, причина, но есть что-то более глубокое, что заставляет лениться, я думаю, что страх... Мне иногда страшно выходить на улицу, страшно... за хлебом, или даже так — прогуляться... вот, а потом уже лень... вот если бы узнать, может, и у страха есть своя причина... Но мне то, что страшно, стало не страшно, потому что я могу от всего придумать откаряк! Даже в школе, в третьем классе, нас начали водить в бассейн, а я боялся воды, у меня мама чуть не утонула когда-то в молодости, ещё до того, как меня родила, видимо, мне это передалось, в смысле, её страх утонуть передался мне, но она, кстати, хорошо плавает и, после того как чуть не утонула, не перестала плавать... а я вот не могу переносить воду, глубокую, — реки, моря... никогда не захожу, даже если по колено... и по мосту ходить не люблю... А в школе... когда нас на физкультуре заставляли ходить в бассейн, я просто не брал с собой сменных плавок, и меня не пускали в бассейн, там по правилам нельзя в бассейне плавать в тех плавках, в которых ходишь... наверное, из-за гигиены, хотя можно ведь и так ходить, — в чистых плавках, и без бассейна, — но это, видимо, не бралось в расчёт, что кто-то может в течение дня ходить в чистых плавках... или ведь можно взять с собой сменные, но грязные плавки и подложить всем плавающим свинью, в виде «насморка»... В общем, я не брал, делал вид, что забыл... Меня ругали, но прогул не ставили, а я делал вид, что так хочу в бассейн, умолял впустить меня в тех, в которых я и так... Но меня не впускали и думали, что так наказывают... Вот, кстати, если о тебе думают, что ты и так наказан, то уже больше и не наказывают... да...

Бассейн. У самого края — сержант милиции, капитан, милиционер-прапорщица с видеокамерой, работник бассейна — женщина, везде чрезвычайно волосатый мужчина в плавках и наручниках, молодой человек в плавках и бейсболке с персонажами из мультсериала «South Park». Работник бассейна — женщина спорит с капитаном, волосатому мужчине в плавках холодно, молодой человек в плавках и бейсболке с персонажами из мультсериала «South Park» широко улыбается.

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Нет, я сказала — нет, и всё! У него должны быть сменные плавки, иначе он в воду не зайдёт!

КАПИТАН. Ну, как так! (К молодому человеку в плавках и бейсболке с персонажами из мультсериала «South Park».) Валя, ну, ёб тыть! Ну, я же предупреждал, что в бассейне будем, ну!

ВАЛЯ. Я не знал, товарищ капитан, что сюда надо в сменных плавках ходить! Что такого-то?! (К работнику бассейна — женщине.) У меня чистые плавки, честное слово, я их сегодня одел!

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Нет!

ВАЛЯ. Ну, правда, ну, я даже в них сегодня не писял, тьфу... не писал!

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Ну и что!

ВАЛЯ. Ну, посмотрите, — ни одного пятнышка!

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Так не в этом дело, там всё равно микробы!

ВАЛЯ. А что, на сменных нет микробов?

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Нет! Они сменные! В них вы по улице не ходите!

ВАЛЯ. Но ведь они у меня чистые!

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Какие они чистые, раз одели! Сколько там всего теперь! А мы бассейн хролируем! У нас всё соблюдается!

КАПИТАН. Так, ладно, всё!.. Так, будем тогда здесь, на берегу, то есть у бортика! Так, Люда, включай!

ПРАПОРЩИЦА. Уже...

КАПИТАН. Так... Начинаем следственный эксперимент по делу Тахирова...

ВОЛОСАТЫЙ МУЖЧИНА. Закирова...

КАПИТАН. Так, да, Закирова Тахира...

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Всё, чтобы в воду не заходили!

КАПИТАН. Мы поняли!

РАБОТНИК БАССЕЙНА — ЖЕНЩИНА. Я прослежу, я увижу!

КАПИТАН. Мы вас поняли! Так...

Работник бассейна — женщина уходит, капитан про себя ругается ей вслед.

Так, Закиров, как вы попали в бассейн?

ЗАКИРОВ. По абанэмэнту...

КАПИТАН. Так, а потерпевшая?

ЗАКИРОВ. Она тут записана била...

КАПИТАН. Так, то есть вы знали, что в то время, на которое у вас был абонемент, она будет здесь?

ЗАКИРОВ. Да... знал...

КАПИТАН. Так, вошли, где была потерпевшая?..

ЗАКИРОВ. Вот здесь на второй дорожке, здесь...

КАПИТАН. Так, она вас заметила?

ЗАКИРОВ. Нэт, заметила чтоб — я не хотел...

КАПИТАН. Так, дальше, ваши действия.

ЗАКИРОВ. Я пиригнул в бассэйн.

КАПИТАН. Так, значит, давай, как будто прыгнул, только прямо здесь, в воду не заходи!

ЗАКИРОВ (подпрыгнув на месте.) Ну, вот так пириблизительно...

КАПИТАН. Да... цирк с конями... Ну, Валя, ну, ёб тыть! Ну, я же предупреждал, что в бассейне будем, ну! Ну, как щас, а мне уже дело закрывать надо, мне уже к завтрему отчитываться!

ВАЛЯ. Ну, товарищ капитан, ну, как же, я не знал, специально чистые одел плавки на себя... я ж не знал, что их с собой надо...

СЕРЖАНТ. Может, он залезет, чё она нам сделает!

КАПИТАН. Да, с говном связываться, она тут такой вой поднимет... ладно... Так, Тахи... Закиров, так, что потом, ты в воде...

ЗАКИРОВ. Я в водэ... смотру на неё... Она скалится... подруги тут её, она им киричит... это... я сразу нырынул, чтобы она меня не заметила...

КАПИТАН. Так, нырнул, давай присядь...

Закиров, глубоко вздохнув, как будто действительно ныряет надолго под воду, садится.

Так, и потом.

ЗАКИРОВ (выдыхая). Потом я к ней поплыл...

КАПИТАН. Так, какое расстояние вы проплыли?

ЗАКИРОВ. Ну, так, десять, пятнадцать... не больше семи метров...

КАПИТАН. Так, Валя, встань на десять метров от него... Так, Закиров, вот представьте, что вот он — это потерпевшая, плывите к ней, то есть к нему, и делайте то, что делали с потерпевшей.

ЗАКИРОВ. Харашо! (Ползёт гуськом к Вале, разгребая воздух руками.)

КАПИТАН. Ох, Валя, ёб твою мать, ну, мы ведь даже этому Тахиру и то плавки сменные нашли, но ты-то, ты ж из дома ведь шёл — не из тюрьмы, ну, мог бы ведь догадаться!

Валя отходит на положенные десять метров, виновато отводит взгляд в сторону от капитана. Закиров подплывает к Вале, сидит у его ног.

(К прапорщице.) Хороший бассейн, да, Люда?

ПРАПОРЩИЦА. Неплохой...

КАПИТАН. Ты ходишь в бассейн, как-то следишь за собой, за формой, я имею в виду?..

ПРАПОРЩИЦА. Да как... у нас стрельбы раз в месяц, а так, чтобы специально, не получается...

КАПИТАН. Нет, хороший бассейн, так, — раз, два, разика два в неделю можно поплавать...

ПРАПОРЩИЦА. Чё этот клоун-то, устал, что ли?

КАПИТАН. Ну, что, Закиров, сколько сидеть-то будем?! Давай, показывай!

ЗАКИРОВ. Я так нэ совсэм помню... так... как там я подплил... там, она бултыхала, ногами перебирала...

КАПИТАН. Так, ну, вспоминайте, вспоминайте...

ЗАКИРОВ. Ну, там я стал искать её ноги, потому что там другие ещё били ноги... там... у её лак зэлёный бил на ногах — пэдикур зэлёный, я нащёл... там так она (к Вале), поперебирай, слущай, мне легче вспоминать будет!

КАПИТАН. Давай, Валя, уже хоть что-то сегодня сделай, что ты скалишься, — давай, давай!

Валя начинает перебирать ногами, как будто пытается сделать фуэте.

ЗАКИРОВ. Патом я её схватил так и потянул к себе, как будто она нырнула... Она так... щас... (Гладит ноги Вали, хватаясь за свою голову, как будто вот-вот вспомнит подробности утопления.)

КАПИТАН. Ну, хватай, хватай его — притягивай, как будто ты под водой...

ЗАКИРОВ. Щас... так... (Обхватывает ноги Вали, Валя садится, Закиров ложится на кафель, крепко сжимая Валины ноги.) Она бултыхалась... так... бултыхалась, потом, когда перестала, — я её отпустил, и поплыл под водой к другому бортику, вылез и пощёл... Там она всплыла, ну, все думали, что она купается, а я пощёл...

ПРАПОРЩИЦА. Это он сколько под водой-то просидел?..

КАПИТАН. Минут шесть как минимум, это он сначала подплыл к ней метров десять, потом её держал, потом отплывал... Так, Закиров, вы всё точно показали?!

ЗАКИРОВ. Да... так всё и било... пирибилизительно... Я её любил, товарищ капитан, я её любил, а она нет, она меня не любил, только пиритворялся! Я ей всё сделал, а она с биратом моим жить стал... куда так, я пиросил её, пиросил, его пиросил, я ему говорил: ты бират мне, зачем так поступаешь... А он старший, у нас, если старший, то нельзя спорить, сначала так, да... то есть я только ей мог сказать... Я ей всё дарил, всё, всё, что мог, — «Омсу» надо — пожалуйста, я всем, что било, всем, что торгавал, всё у неё било, по одной, по две штуки, всегда говорил — пириходи, выбирай, «Омсу» надо — пожалуйста, шоколад, только импортный, «Карли Варли» — импортный-английский, самый шоколад, всё ей по три плитки давал, подруг её угощал...

КАПИТАН. Так, песни петь заканчиваем, Закиров, ладно? Сейчас помолчим... Так, сколько ж это... так... Закиров, ты как, без акваланга был?

ЗАКИРОВ. Я как... как пиришёл, так я был... без акваланга... только в пилавках...

ПРАПОРЩИЦА. Надо проверить, так-то не срастается, это он что, как рыба, как этот — ныряльщик за жемчугом, да и они столько не могут без воздуха...

КАПИТАН. Так, Закиров, сейчас я засеку время, дам вам отмашку, и вы не дышите, не дышите, пока не сможете не дышать, — нам надо проверить... Вы меня поняли?

ЗАКИРОВ. Да!

КАПИТАН (смотрит на часы). Так, поехали!

Проходит минута.

ЗАКИРОВ. Что, не дышать?

КАПИТАН. Так ты дышишь, что ли?!

ЗАКИРОВ. Я отмашку жду...

КАПИТАН. Ой, б... Так, ещё раз! (Смотрит на часы.) ...Давай, не дыши! (Машет Закирову рукой.)

ЗАКИРОВ. Всё понял, не дышу! (Набирает воздух, не дышит.)

Проходит минута.

Сколько не дышать?

КАПИТАН. Ой, ну что же это за день такой! Тахиров! Я махну рукой, и вы не дышите, сколько сможете! Сколько сил хватит, столько и не дышите! Понятно?!

ЗАКИРОВ. Нэт!

КАПИТАН. Что непонятно?!

ЗАКИРОВ. Я нэ Тахиров, я Закиров!

КАПИТАН. Послушай, Закиров, если ты быстро меня щас не поймёшь, мы тебе тогда рот с ноздрями заклеим и через полчаса отклеим, посмотрим, какой ты ныряльщик, мать твою!

ЗАКИРОВ. Объясните, что делать, я всё сделаю, я сам всё вам делаю, ничего не сопротивляюсь!

КАПИТАН. Рот зажми и не дыши, когда воздух кончится, скажешь!

ЗАКИРОВ. Всё, понял, зажимаю!

Капитан смотрит на часы, засекает время, проходит полминуты.

Всё, кончился воздух!

КАПИТАН. Б..дь, урыть его, что ли, тут в этом бассейне, даже минуты, сука, не продержался!

ПРАПОРЩИЦА. Может, это не он тогда её утопил?

КАПИТАН. А кто?!

ПРАПОРЩИЦА. Ну, а как он тогда её утопил, если сам минуту только не дышать может?

КАПИТАН. Что-то не то... Он, наверное, её по-другому как-то... а нам тут парит... Так, Закиров, вы всё нам точно показали?

ЗАКИРОВ. Всё точно... так не помню... что вспомнил, показал!..

КАПИТАН. Урод... Ну, хрен с ним, мы, в принципе, следственный эксперимент провели, на её ногах отпечатки его пальцев, правильно? В бассейне подруги потерпевшей его не видели, потому что он нырнул, правильно? Всё! Кое-что срастается, и ладно...

ПРАПОРЩИЦА. Ну, да, в принципе... он тем более, может, в таком состоянии был, что не обратил внимания, что не дышит, раз её убить хотел... Всё же от состояния зависит, в смысле, как что намерен делать... Если ему сейчас без надобности, вот он и дышит... Тем более сейчас он задумывается, а тогда — нет. Это, как подвиг, — люди совершают, сломя голову несутся, знаете, горящую машину из пожара вывозить, людей спасать... Вот был случай, — один мужчина из воды двух голых женщин вытащил, а сам плавать не умел, а в воду сиганул, вцепился в них — и вытащил, сам не помнил как... А полковник наш, Филиппов, — у нас с мужем на новоселье когда был, — выпил и весь вечер на гитаре играл! Причём так красиво, фламенку такую, испанскую. Наутро будим его, садимся завтракать, сыграйте, говорим, товарищ полковник, а он всех на хуй посылает, — говорит, сроду гитару в руки не брал.

КАПИТАН. Так, ладно, понятно... (О чём-то думает, оглядывается.) Бассейн хороший... Закиров, а почём ты абонемент сюда брал?

ЗАКИРОВ. Я нэ помню, я на одно посещение взял, если брать на много, то дешевле, со скидкой... Можно месячный абонэмэнт взять, тогда вообще задаром почти что... Я на день взял! Мне на много не надо... только утопить, и всё... я так рассчитал, что одного раза хватит...

КАПИТАН (прапорщице). Может, возьмём на месяц? Походим... Вдвоём веселей, один-то я не соберусь...

ПРАПОРЩИЦА. Так вы на семью возьмите...

КАПИТАН. Да ну, с семьёй я в ванне купаюсь... Пойдёшь, за компанию?

ПРАПОРЩИЦА. А чё, давайте... (Показывает на камеру.) Выключать?

КАПИТАН. А что, работала?

ПРАПОРЩИЦА. Да, вот сейчас выключаю...

КАПИТАН. Конец сотри... там про полковника... и про бассейн когда...

ПРАПОРЩИЦА (смеётся). Компромат, да?

КАПИТАН (смеётся, резко прекращает). Так, давай, раз уж здесь, пойдём узнаем, сколько стоит...

ПРАПОРЩИЦА. Идёмте.

КАПИТАН. Так, там у них к дирекции... в эту дверь? Эта, воняла которая, куда вышла?

ПРАПОРЩИЦА. Да вроде туда...

КАПИТАН. Так, Сева, ждите нас... мы скоро... Ой, Валя, Валя...

Капитан и прапорщица уходят, Валя садится на бортик, улыбается.

ВАЛЯ. Слушай, Закиров, как ты под водой не дышал?

ЗАКИРОВ. Твоё какое дело, ты кито?

ВАЛЯ. Нет, ну, мне интересно, как?

ЗАКИРОВ. Жёпой! (Отворачивается.)

ВАЛЯ. Я так и думал... Ты скрываешь это, да? Почему не показал на камеру, как жопой дышать надо... не хочешь, чтобы и мы так научились... это твоё секретное оружие, да?

Закиров начинает вполголоса петь очень красивую песню с нежной восточной мелодией.

(К Закирову). О, славно... А «Уч-Кудук» знаешь, это как раз по твоей теме будет... Уч-Кудук — три колодца...

Закиров продолжает напевать.

СЕРЖАНТ. Слушай, я хочу на заочку в этом году поступать...

ВАЛЯ. Куда?

СЕРЖАНТ. В университет.

ВАЛЯ. Давай, поступай.

СЕРЖАНТ. Ты ведь там учился?

ВАЛЯ. Недолго...

СЕРЖАНТ. Слушай, посоветуй, — я хочу на истфак...

ВАЛЯ. На фиг тебе истфак? Там знаешь какой бардак, сейчас ведь всю историю переписывают, все учебники!

СЕРЖАНТ. Зачем?

ВАЛЯ. Потому что новая общественно-экономическая ситуация!

СЕРЖАНТ. Чего, почему?

ВАЛЯ. Потому что раньше в учебниках истории было очень ясно написано, почему, вот, допустим, развязываются войны вот с такими Тахирами и кому это выгодно...

СЕРЖАНТ. А почему?

ВАЛЯ. А что, ты не помнишь? Ты-то ещё должен был застать старые учебники, я же застал... Все войны с Тахирами имеют под собой только экономические причины, и никакое отношение к национальности они не имеют. Нация лишь повод, чтобы забить голову, кому надо, кто пойдёт за чьи-то чужие бабки тушкой своей подставляться... Эх, Севик, сколько у тебя по истории было?

СЕРЖАНТ. Три...

ВАЛЯ. Ну, и на истфак собрался!

СЕРЖАНТ. А что, там ведь несложно, я просто в школе не учился, а тут уж буду! Чё там сложного, — революцию выучил, когда была, дату запомнил...

ВАЛЯ. Да... а тебе зачем, в принципе, поступать приспичило?

СЕРЖАНТ. Ну, как, без высшего образования сейчас никуда... что мне, всю жизнь, что ли, упырей всяких по подворотням «принимать»...

ВАЛЯ. Ну, а что, давай копнём вглубь, чтобы понять твой истинный мотив для поступления!

СЕРЖАНТ. Давай копнём, — а то мне надо как-то разобраться...

ВАЛЯ. Тебе ведь явно охота получить это образование так, без усилий, чтобы особо не затрахивало?

СЕРЖАНТ. Ну, да, в принципе...

ВАЛЯ. Так если так, поступай на журфак, учись на журналиста или на философа — там ни хрена делать не надо, я тебе точно говорю, получишь диплом...

СЕРЖАНТ. Да, ну и куда я с ним?

ВАЛЯ. А вот тут-то мы дотронулись до самой сути! На денежное место метишь, престижная работа, да?

СЕРЖАНТ. Ну, а что такого... да...

ВАЛЯ. Ничего такого, Севик, просто зачем так долго окольными путями брести к тому, что в полминуте от тебя!

СЕРЖАНТ. Как это?

ВАЛЯ. Смотри, всё твоё поступление, все эти муки, работы-заботы, — ведь всё ради больших денег, да?

СЕРЖАНТ. Ну, как бы там, если не брать в расчёт человеческое общение...

ВАЛЯ. Да ладно, чё ты устраиваешь, я с тобой как с нормальным разговариваю...

СЕРЖАНТ. Ну, ладно, ладно...

ВАЛЯ. Так вот он тут — твой верный джинн Тахиров, который исполнит все твои желания, если ты только освободишь его! Он — узник лампы, а ты, Сева, можешь стать Аладдином!

СЕРЖАНТ. Ты чё, как, нет...

Закиров прекращает петь, подходит ближе к Севе и Вале.

ВАЛЯ. А чё ты боишься, капитану скажем, убежал. Максимум, что тебе сделают, — уволят с работы...

СЕРЖАНТ. Не, Валя, кончай... как я...

ВАЛЯ. Да просто, очень просто, этот ведь сразу слиняет, его только и видели, всё! Он к себе на родину, тебе — вознаграждение, считай, как у Горького: «В университет он не поступил, но университетом для него стала сама жизнь...»

ЗАКИРОВ. Слюшай, что хочищ, всё сделаю, у нас машин есть, белий, «Лада», дэньги, сколько надо дам, всё частно, пока не пиришли, отпусти, брат, послушай друга, честное слово, что скажешь — всё сделаю, отблагадару...

СЕРЖАНТ. Да вы чё, как...

ВАЛЯ. Да как, как, — чё ты телишься, — смотри, какая-то минута — и его волосатая жопа засверкает отсюда со скоростью света, а ты на белой машине с кучей денег!

СЕРЖАНТ. Да как, мне такое устроят...

ВАЛЯ. Ой, с работы выгонят, как перед людьми неудобно будет, да? Позор какой...

СЕРЖАНТ. А ты, тебе же тоже что-то надо, отблагодарить...

ВАЛЯ. Да что я, я тебе помочь хочу, моя самая лучшая награда, если хоть один человек (смотрит на Закирова), нет, два, — целых два человека будут счастливы на этой земле... абсолютно счастливы...

Валя смотрит в глаза Севе, широко, по-отечески улыбается. Сева долго переваривает всё в своей голове, сомневается какое-то время, вдруг резко дёргается, лезет в карман, достаёт ключ от наручников, направляется к Закирову. Тахир счастлив, он подставляет две руки Севе в надежде, что сейчас его волосатые руки будут свободными, а через какое-то время всё его волосатое тело будет на свободе. Но Валя в последний момент резким движением выбивает ключи от наручников из рук Севы.

СЕРЖАНТ. Ты чё?!

ВАЛЯ. Я же пошутил, Севик, нам же за этого дружбана натянут по уши, да и если он сколется, ты чё, думаешь, он нас с тобой искать будет, чтобы отблагодарить? Он же ещё и стуканёт на нас...

ЗАКИРОВ. Нэт, частное слово, дорогой, брат, брат, сейчас не слушай его!..

СЕРЖАНТ. А зачем ты мне всё тогда это парил?

ВАЛЯ. Ну, так... чтобы ты понял, в чём суть морали...

СЕРЖАНТ. В чём?..

ВАЛЯ. Мораль, Севик, в способах удовлетворения потребностей... Когда чего-то очень хочешь, надо считаться с другими людьми, с обществом, с его нормами... надо поступать на истфак, работать, чтобы вознаграждение, которое воздаст тебе общество через много-много лет, было заслуженным... Тахиров этого не знал, и вот итог — он в наручниках! А ты теперь знаешь, предупреждён, а предупреждён, значит, защищён! Как легко оступиться, Сева, и я не хочу, чтобы это произошло с тобой...

СЕРЖАНТ (расстроившись и так и не опомнившись до конца). Да иди ты в жопу...

ЗАКИРОВ. Брат, Сева, ну, что, давай, ну...

К бассейну подходят капитан и прапорщица. Закиров начинает выть, поняв, что теперь уже точно никакого побега не состоится. Прапорщица поправляет свою форму, капитан проверяет ширинку.

КАПИТАН. Ну, что, — всё, а что этот воет, — что с ним?..

ВАЛЯ. Он раскаивается...

КАПИТАН. Да?

ВАЛЯ. Да, щас только всю душу нам излил, говорил, что слишком много о себе возомнил, вот и пошёл на убийство, — хотел проверить себя, — сможет или забоится...

КАПИТАН. Да...

ВАЛЯ. Да, а когда смог, то понял, что даже ради самой благой цели нельзя так-то поступать даже с самым никчёмным человеком с зелёным педикюром на ногах!

КАПИТАН. Как-то поздно, Тахиров, мысль эта в голову тебе пришла...

Закиров, скрипя зубами, бормочет что-то очень неприличное на родном наречии.

ВАЛЯ. Просит его подальше, в Сибирь, послать, чтобы духовно очиститься... целую истерику тут нам устроил, пока вас не было...

КАПИТАН. Ничего, Закиров, не ты первый, не ты последний... А насчёт Сибири, — это уж как суд решит, куда пошлют, там ты и очистишься, не обязательно, чтоб и в Сибири, — у нас таких мест много... Ладно, потопали...

Уходят.

Квартира. Комната. Семья обедает. Отец поворачивается к сыну, смотрит, как тот долго пытается зацепить какой-то кусок еды палочками. Сын роняет еду на пол, отец кривится.

ОТЕЦ. Ел бы ты как все люди, где ты эти палочки нашёл, зачем ты ими ешь?!

ВАЛЯ. Чтобы жизнь лёгкой не казалась...

ОТЕЦ. Нет, я понимаю, ещё ел бы, что ими есть положено!

ВАЛЯ. А что ими есть положено?

ОТЕЦ. Ну, как что? Рыбу сырую... катышки рисовые... что эти узкоглазые, — чем питаются...

ВАЛЯ. Палочками, папа, не только узкоглазые питаются, ими полмира питается... И есть ими можно всё, что хочешь, кроме супа... хотя при желании можно наловчиться и суп ими хлебать...

ОТЕЦ. Ты час целый, я замечал, мы с матерью поедим, а ты только через час из-за стола выходишь, это же с ума сойти можно! Возьми ложку, как человек!..

ВАЛЯ. Чувство сытости приходит знаешь когда?

ОТЕЦ. Когда?

ВАЛЯ. Через полчаса, как начал есть, — вот вы с мамой переедаете, потому что, пока едите, не чувствуете, что пора остановиться и не набивать дальше «торбу»... А тут помалу, помалу, и всё под контролем...

ОТЕЦ. Но это же всё не наше, — зачем приобщать себя к тому, что у тебя никогда не будет!

ВАЛЯ. Как же это, папа, не наше...

ОТЕЦ. В России, сынок, чтобы жить, надо вот! (Выставляет вверх ложку). Вот чем есть, загребать побольше и есть, а не клевать, как эти, палочками! Вот, смотри, мы к палке черпалку приделали, потому что с одной палкой у нас за столом делать нечего! Как ты палками своими закуску к себе притянешь и как закусишь, — никак! Это пусть они у себя, там, на Востоке...

ВАЛЯ. Так, папа, здесь, знаешь, после Чингисхана, все границы стёрты между Востоком и Западом!..

ОТЕЦ. Это у тебя, в твоём университете, стёрты, этому вас там учат, а у меня не стёрты! И у матери не стёрты!

ВАЛЯ. А в твоей деревне, откуда ты родом, там ведь фашисты были, да? Оккупация? Поэтому ты так за европейскую культуру радеешь? Кипит немецкая кровушка, взывает?

ОТЕЦ. Выйди, на хуй, из-за стола! Подонок! Воспитала!

МАТЬ. Я?! Это ты его таким воспитал! Вот, смотри на свой портрет!..

Сын подходит к отцу, смотрит на него в упор, тыкает палочками в шею.

ОТЕЦ. Ты чего?..

Сын смеётся.

ВАЛЯ. Ничего... просто тебя нет... ты убит...

ОТЕЦ. ...

ВАЛЯ. На самом деле я ем палочками, чтобы не мыть посуду. Пока я поем, всё уже вымоют... ни у кого терпения не хватает смотреть на грязную посуду, пока я спокойно жую... Палочками очень неудобно есть, даже когда наловчишься, — всё равно нет гарантии, что какой-нибудь кусок не соскочит с них... Мне палочки тоже искренне противны, и вообще, всё, что связано с Японией, с Китаем, вызывает у меня недоверие... Явно ведь, что у них что-то не то... в плане отношения с действительностью, а в Японии стопудово, особенно после атомного взрыва... Я слышал, у них очень сильна идея великой мести, великой мести Америке за атомную бомбардировку в сорок пятом... Они машины делают, компьютеры, — всё, чтобы отомстить... потом сделают кучу роботов и пошлют их на Америку, и каждый робот будет начинён ядерным мини-зарядом! Вся страна на это работает... без выходных и с шестидневным отпуском... А я ем палочками, чтобы не мыть посуду, и я не смешон... Я давно понял — чтобы чего-то избежать, надо что-то делать... что-то делать, и тогда чего-то избежишь... Если хочешь избежать чего-то неприятного, то и делать надо тоже что-нибудь такое, что тебе не нравится, но что поможет тебе избежать ещё более неприятного... Не совсем просто, особенно на слух... запутанно, но если не задумываться и даже не проговаривать... не проговариваться, — просто делать, делать и не задумываться... если делать и не задумываться, то всё получается...

Полупустой зал ресторана японской кухни. В центре зала — сержант милиции, капитан, милиционер-прапорщица с видеокамерой, работник ресторана — «поддатая» седая женщина в кимоно, мужчина в наручниках, молодой человек в бейсболке с персонажами из мультсериала «South Park».

КАПИТАН. И что, и живую рыбу готовите?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Да...

КАПИТАН. И заказывают?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Да...

КАПИТАН. И едят?..

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Да...

КАПИТАН. Зае.. зашибись... и что, и сколько стоит?..

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. По-разному, у нас же одних суси — пятнадцать разновидностей, одна порция от шестидесяти рублей...

КАПИТАН. Так, а, ну, да, нет... я глистов боюсь... от сырой рыбы глисты! А потом они живут в человеке! У меня в одном знакомом глист живёт, в животе, большой... Так он с ним так сдружился, кефир когда пьёт, говорит, покормлю моего червячка...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Глисты от свежей рыбы, если её не морозить...

КАПИТАН. Так у вас написано же, что в этой суси свежая...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Свежая... но мороженая...

ВАЛЯ. А в Японии, как выловят её из воды, так сразу и в ресторан!

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Вот когда в Москве-реке будет лосось плавать, тогда и опасайтесь глистов, а к нам рыба такая поступает, что в ней не то что глистов, в ней уже ничего нет, в смысле — всё стерильно...

КАПИТАН. Так, ладно, продолжим... А в кимоно вы, вы из Японии?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Да нет, это управляющий придумал, сейчас повально этих ресторанов в Москве, — пока не травятся, все только и успевают зарабатывать на экзотике, до первого ЧП, так сказать... (Понижая голос.) Дело-то, если честно... опасное, там же учиться надо долго, чтобы эту всю хрень готовить уметь, там даже есть рыба, — не так её нарежешь, она яд выделяет...

КАПИТАН. Да ну?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Самая дорогая, у нас она тоже в меню... Вася, повар наш, недавно готовил её, принял для храбрости, нарезал эту рыбину, зеленью обложил... подали, — всем персоналом стояли смотрели, чё будет...

КАПИТАН. И как?..

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Вроде обошлось, может, спасло, что у нас саке кончилось, и мы в тот день обычную водку, нашу, подавали, может, из-за этого обошлось... Ой, как все напряглись, ужас...

КАПИТАН. Да... Так, а что в кимоно-то, я спрашивал?..

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Так говорю же, управляющий наш говорит, на каждом углу в ресторанах теперь у нас самураи стоят, в таких, он имел в виду, как у нас в ресторанах, да... самураи, а ты, говорит, будешь пожилая японка с судьбой, чтобы не как у всех, догоняете? Чтоб цепляло!.. (Неожиданно кривит лицо, как будто хочет заплакать, суживает глаза, тянет нижнюю губу к кончику носа, поёт):

(Задумывается, не может вспомнить, продолжает):

В зал проходит кто-то из дирекции ресторана.

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Я прошу прощения, но нам надо открываться через пятнадцать минут, я вас очень попрошу... если у вас получится, если не петь, не отвлекаться...

КАПИТАН. Да... ладно...

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Василина Рихардовна, я уже давно должен видеть вас никак не здесь...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Я даю показания, я свидетель...

КАПИТАН. Она нам ещё нужна...

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Василина Рихардовна, вы, когда закончите, подойдите ко мне... Пятнадцать минут, да?

КАПИТАН. Ну, как пойдёт, тут знаете... тоже вам!

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Так, хорошо... да, пожалуйста...

КАПИТАН. Вот именно, так. Люда, включила?

ПРАПОРЩИК. Уже...

Кто-то из дирекции ресторана уходит, на ходу продолжая полемику с самим собой по поводу невозможности задержки с открытием ресторана.

КАПИТАН. Так, значит, Верхушкин, ещё раз, вы пришли в ресторан... с какой целью?

ВЕРХУШКИН. Десять лет... юбилей выпуска...

КАПИТАН. Так, конкретно, какого выпуска? Из Звёздного городка или откуда, конкретно?!

ВЕРХУШКИН. Десять лет окончания школы, мы собрались здесь юби...

КАПИТАН. Так, кто мы?

ВЕРХУШКИН. Наш класс, бывший класс...

КАПИТАН. Так, потерпевший тоже из вашего класса?

ВЕРХУШКИН. Да... мы сидели с Конём за одной партой...

КАПИТАН. С конём?

ВЕРХУШКИН. Ну, это кличка его... Кинёв... Конь... мы дружили...

КАПИТАН. Так, ладно, вы дружили... (Капитан подмигивает японке с судьбой, женщина наклоняется к капитану.) Принеси мне... это... меню... давай, и сюда обратно...

Японка с судьбой рвёт за меню.

Так, сидели вместе... это в школе, а здесь вы где сели?

ВЕРХУШКИН. Тоже вместе...

КАПИТАН. Так, Валя, садись с ним вместе...

Капитан встаёт, уступает место Вале.

Будешь сегодня за коня.

Прапорщица и сержант ржут.

Так, сидели, о чём говорили... и сразу к тому, за что, во что, из чего и откуда вы стреляли в коня... тьфу, то есть в потерпевшего...

Японка с судьбой приносит меню, капитан пробегает его глазами, удивляется, не отключаясь при этом от дела.

ВЕРХУШКИН. Ну, чё, ну, он меня, когда выпили уже, при всех так начал поддевать, у меня автомойка своя, «Монтана», он стал говорить, чтобы я быстрее доедал, а то он щас поедет свою машину мыть, и чтобы именно я мыл, а у самого, чё, ну, он отсидел после школы, и чё, у него из-за этого всё и покатило, там просто связи и всё, с кем надо сошёлся, а где тут мне-то было?! Зато у меня всё чисто! Я и налоги плачу, и кому надо плачу, и ничего не нарушаю, а у этого, у потерпевшего вашего, вы проверьте, у него фирма! Да! Я же знаю, как они работают! На севера вахтовиков отправляют, по пятисотке берут за оформление на работу! Ага?! Видел я как-то, стоит дурачков человек сто, с рюкзаками, термосами, — ждут, когда придёт начальник группы и повезёт их на работу, на север, за большими деньгами! Жёны, дети прощаются с папками! Только через три часа допирают, что их наебали!..

КАПИТАН. А чем роллы отличаются от суси?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Да та же херь, там только присыпочка из икры на роллах...

Валя смотрит на капитана, понимает, что ему сейчас совсем нет дела до того, о чём говорит Верхушкин.

ВАЛЯ. Так, давай, показывай, как всё было...

ВЕРХУШКИН. Ну, чё, он опять начал меня подначивать, с машиной там, у нас даже Ольга не выпендривается, а она, у неё салон, она подстрижки депутатам делает перед выборами, имидж там, то есть не только там причёски, но и там, даже до цвета галстука доходит, что советует, а Конь даже к ней стал цепляться, говорит, — а, говорит, — трусы ты им какие советуешь...

Капитан отрывается от чтения меню.

КАПИТАН. Так, то есть каким образом всё произошло?

ВЕРХУШКИН. Ну, я ему говорю, перестань ржать, а он ржёт, я ему говорю, перестань ржать, а он...

КАПИТАН. Ну, дальше, давай дальше!

ВЕРХУШКИН. Я ему говорю, пойдём выйдем...

КАПИТАН. Так...

ВЕРХУШКИН. Он говорит, пошли...

КАПИТАН. Так...

ВЕРХУШКИН. Мы встали...

КАПИТАН. Так, вставайте...

Верхушкин встаёт.

Так, потерпевший тоже встал?

ВЕРХУШКИН. Да...

КАПИТАН. Валя, вставай!

Валя встаёт.

Так, как вы пошли, кто за кем?

ВЕРХУШКИН. Ну, сначала он, потом я, он пошёл к стойке, к этой... (Кивает на японку с судьбой.)

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Да он до меня только дошёл, этот сразу же в него и выстрелил!..

КАПИТАН. Так, вы подождите, так, он пошёл... Валя, иди к ней...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Ой, так мне надо ж...

Японка с судьбой бежит к стойке. Валя направляется за ней, прапорщица снимает всё это, как-то странно подёргиваясь, как будто снимает динамичный видеоклип.

ВЕРХУШКИН. Он к ней подошёл, что-то сказал, я достал пистолет и ему в затылок... пульнул пару раз...

КАПИТАН. Пульнул! Пульнул... не присосками же, пулями, как дети, мать вашу! Блядь, напокупают себе всего, пидарасы! А нам ходи всё это разгребай! Ебонат! Откуда у тебя пистолет?! Откуда у вас вообще всё?! Вы откуда, на хуй, прилетели сюда?! Я сколько жил, никак не думал, что в такое ебанатство попаду! Вы откуда все прилетели, вы же, я не знаю, в тех же школах учились, у тех же учителей, у тебя же, блядь, родители — почти мои ровесники, на хуй! Как ты-то получился, из чего?! Вы все?! Этот, блядь, трусы забывает, в бассейн идёт, этот пидарас пуляет, блядь, в соседа по парте... вам чё надо-то в жизни, на хуй?! Вы, вообще, как её прожить хотите?! Этот ещё, на хуй! (Неожиданно разнервничавшийся капитан указывает на сержанта.) Вчера что вы сделали?!

СЕРЖАНТ. Ну, товарищ капитан...

КАПИТАН. Нет, ну как, я вас ни хуя не понимаю, хотя ведь я не старый, а я вас не понимаю, ну что, какие у вас шутки, на хуй?! Ну, как так, напоить рядового, как его...

СЕРЖАНТ. Заварова...

КАПИТАН. Напоить, нарядить в женское, под проститутку и бросить пьяного в «обезьянник»! Нет, ну как, я не понимаю, и ведь вы же, слушай, ведь не такие сопляки все, вам ведь под тридцать лет всем! У меня в ваши годы уже был ребёнок с женой!.. Где вы набрали-то женской одежды?! Колготки такие блядские...

СЕРЖАНТ. Я за мамиными съездил...

КАПИТАН. За мамиными... и не в ломы было?! Нет, ну, я ну, на крайний случай, ну, жене на первое апреля, в день юмора, вместо зубной пасты, горчицы в тюбик пхаю, ну, вот же, — нормальная шутка, ну, а у вас же что?! И, главное, по хую! И по хую, то, что по хую, — а ведь вы же, ваше же поколение, вы же и поезда водите, самолёты, адвокаты, на атомных станциях работаете?! И, главное, на хуя вы работать-то идёте?! Всё по хую, и идут на такие работы ответственные, а потом везде пиздец наступает в обществе!..

ПРАПОРЩИЦА. Успокойся, Стасик...

КАПИТАН. Да ладно... пульнул, бл-л-лядь!.. Пульнул... давай тащи эту рыбу вашу и саке, щас не попробую — уже никогда не соберусь...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. В смысле, ту?..

Капитан тычет в меню.

КАПИТАН. Вот эту!

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Так, сейчас...

Японка с судьбой убегает, все стоят и не знают, как реагировать на истерику капитана.

КАПИТАН. Идите в жопу куда-нибудь за соседний столик, чтоб я вас не видел...

Капитан садится, снимает фуражку, кладёт на стол, все остальные встают чуть поодаль, смотрят испуганно на капитана.

Так, пока я сижу и ем, показывай всё как было!.. Только быстро и без остановок на воспоминания о школьной жизни, кто чем занимается, вопрос если зададут тебе, тогда говори, а так — только по делу! Быстро, а то уебу на хуй!

ВЕРХУШКИН. Ну, он встал, пошёл к стойке...

Валя подбегает к столу капитана, за ним — испуганный Верхушкин. Принимаются изображать роковые шаги к стойке.

Пока он шёл, я достал пистолет, у меня есть разрешение, то есть это мой законный пистолет, вот, он подошёл к стойке, о чём-то буквально пару слов сказал этой тётке в кимоно, а потом я пуль... выстрельнул... выстрелил в него... два раза в затылок...

Верхушкин окончил свой рассказ, и все посмотрели на капитана. Капитан уставился куда-то в одну точку и, похоже, совсем не слушал, о чём ему рассказывал и показывал Верхушкин. Никто не решался прервать коннект капитана с макрокосмом, поэтому все стали молча ждать, когда он выйдет из забытья.

КАПИТАН. Сколько ж это, — четыре, восемь... болеть я начал с четырнадцати лет, — двадцать шесть лет! Двадцать шесть лет меня наёбывает эта сборная по футболу! Ну, раньше ещё ладно, — были успехи, пробивались в финалы, но сейчас, блядь, что ни чемпионат, то пиздец, четыре года ждёшь, и что?! Потому что такие же долбоёбы играют, вот как вы, — ничего не надо, причём, главное, притворяться умеют! Вот же как! Ведь раньше же, там, бунтовали, это была общественная позиция, что нам ни хуя не надо, и мы протестуем, а сейчас по-тихому, без протестов, кем надо притворяются, влезают куда хотят, на любую работу, и ни хуя не делают, играются!.. Вы играетесь в жизнь, а те, кто к этому серьёзно относится, те с ума сходят, страдают... В футбол, блядь, играть надо, нет, блядь, они визажистов с собой берут, стилистов, и всё в итоге проёбывают! Там же, блядь, надо думать, как гол забить, а он в дождь, блядь, свой промелированный лобок зачёсывает, чтобы он в дождь стоял! Парикмахер его расчёсывает в перерыв, он не тренера слушает, а причёску восстанавливает в перерыв!..

Японка с судьбой приносит и ставит на стол маленькую бутылочку с саке и тарелку с экзотической полусырой рыбой. Работники ресторана выходят из кухни, издали наблюдают за происходящим в зале.

Ой... ладно, наливай, мать...

Японка с судьбой наливает капитану саке, он пьёт, хочет заесть рыбой, но не понимает, как это сделать, потому что вместо вилки рядом с тарелкой лежат запакованные в аккуратный мешочек бамбуковые палочки. Во рту капитана горит, психуя, он рвёт пакетик, достаёт палочки и, как ему представляется на этот момент, ест палочками, протыкая рыбу насквозь одной палочкой и помогая донести до рта — другой.

Блядь, не еда, а мозгоёбство... И, главное, да, молча, всё молча и всё по своим понятиям, по детским, — «пульнул», «догнал»... поняли, — чтоб от них отъебались, надо притвориться... Глобальное наебательство, глобальное... на всех ступенях общества...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Так, а что вы хотите, — вон я вчера по двадцать шестому маршруту еду, на трамвае, у водителя спрашиваю — по Малышева, по улице, идёт трамвай? — а он мне, — а я ебу! Представляете, водитель и не знает, по каким улицам его трамвай ходит!..

Капитан перестаёт жевать, задумывается, наливает, пьёт.

КАПИТАН. Что он тебе сказал?..

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Кто?

КАПИТАН. Ну, этот, в кого пульнули?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. А, так это, он, главное, на меня смотрит, я-то не видела, что у него за спиной, а он смотрит и говорит, «плева...», и этот в него выстрелил... «плева...» и упал...

КАПИТАН. Плева...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Вот такая загадка, и что он хотел сказать... плева...

КАПИТАН. Так какая загадка, понятно что, — плева — это он...

Тут капитан как-то необычно вскидывает голову наверх, синеет, из его рта течёт жёлтая пена, капитан падает головой на стол, прапорщица опускается на колени и снимает план снизу, ещё, видимо, не осознав, что произошло, а может, в ней сработал чисто профессиональный инстинкт и она просто сняла нижний план для будущего следственного эксперимента.

Квартира. Комната.

ОТЕЦ. Спишь?

МАТЬ. Нет...

ОТЕЦ. Обои не стоят, надо переклеивать...

МАТЬ. Возьми и переклей...

ОТЕЦ. Что ты сразу указываешь, если обои не стоят, надо переклеивать, зачем указывать, если даже слышно, как они отклеиваются, можно же решить, день наметить, когда их переклеивать...

МАТЬ. Я тебе говорила, эти обои на виниле, они никогда стоять не будут...

ОТЕЦ. Ты мне это говорила, когда я уже заклеил, ты всегда мне говоришь после, а до — ты мне никогда не говоришь, даже вчера, — я сначала выпил молоко, и ты мне только после сказала, что мне будет плохо, молоко скисшее...

МАТЬ. Так как! Почему ты сам-то не видишь, можно же догадаться, понюхать...

ОТЕЦ. Но ведь можно же подсказать, ведь если видишь, что человек это делает...

МАТЬ. Тебе что сейчас от меня надо?! У меня единственный отдых во сне! Я нормально только во сне живу! Дай мне пожить по-человечески! Дай мне поспать! У тебя взрослый тридцатилетний сын, попроси его помочь, и клейте свои обои!

ОТЕЦ. Ага, попроси! Да я чем перед ним унижаться, я лучше сам всё сделаю, ему же ничего не надо, я его год просить буду, и он меня ещё убедит, что я не прав и что лучше жить с отклеивающимися обоями... Ему ведь ничего неохота делать... Никогда не думал, что у нас такой ребёнок будет...

МАТЬ. А я знала, с таким отцом только такой и мог получиться.

ОТЕЦ. То есть заранее знала и не предупредила...

МАТЬ. Поговори с ним как отец...

ОТЕЦ. Да о чём ты говоришь, я с ним недавно поговорил, спросил, ты жениться думаешь, а он говорит: я уже перегорел... Я говорю, да как, ведь скоро же детей делать нечем будет, ты же уже дядя, а он говорит, мне самому плохо, вот я буду ещё кого-то рожать, чтобы и он мучился...

МАТЬ. Да как ему плохо, что он говорит, мы же ему всё дали, всё делаем, он же не знает даже, как еду готовить, как стирать, я ему всё делаю, и ему плохо!

ОТЕЦ. И главное, не пьёт, не курит...

МАТЬ. Да, я понимаю, если б он был, ну, как я не знаю, наркотики если бы принимал, мы бы поняли, что делать, как помочь, а тут как?..

ОТЕЦ. Не знаю, что с ним делать...

МАТЬ. А что ты с ним сделаешь, уже поздно что-то делать, надо смириться, ни о чём не просить и жить своей жизнью... Сами купим, бумажные, хорошие, я видела, обои продают, с тиснением, двойные... Бумажные не отклеятся, и стены дышать будут, а то этой клеёнкой заклеил стены, и они ещё и отваливаются...

ОТЕЦ. Да...

МАТЬ. Вчера пьём чай на кухне, он встаёт, подходит ко мне, шутит, мышцы напрягает, хвастается, какой сильный, говорит, ударь меня, мама, в живот, у меня пресс накачанный. Я подумала, ну, ударю, раз просит, раз, говорит, пресс накачанный, он сделал вид, что живот напряг, я ударила, несильно, так... а он упал, аж скорчился от боли, у него ж никакого пресса, живот мягкий, как у девчонки, лежит на полу, корчится, задыхается, а я сижу и думаю, зачем ударить-то просил, если пресса нет, зачем...

Полупустой зал ресторана японской кухни. В центре зала — сержант милиции, другой капитан, милиционер-npaпорщица с видеокамерой, работник ресторана — «поддатая» седая женщина в кимоно, мужчина в наручниках, кто-то из дирекции ресторана, повар, молодой человек в бейсболке с персонажами из мультсериала «South Park».

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, включаем камеру, начинаем работать... Садитесь за тот столик, за которым сидели... Работает камера?..

ПРАПОРЩИЦА. Уже...

ДРУГОЙ КАПИТАН (встаёт перед объективом, начитывает). Начинаем следственный эксперимент по делу о следственном эксперименте капитана Шнурова С. Д. по делу Верхушкина А. В., обвиняемого в убийстве Кинёва С. В. в ресторане японской кухни «Японская кухня»...

ВАЛЯ. Товарищ капитан!

ДРУГОЙ КАПИТАН. Да!

ВАЛЯ. А мне кого изображать — Кинёва или товарища капитана?

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так... А что, сейчас это важно?

ВАЛЯ. Ну да, если Кинёва, то мне надо сесть здесь, а если товарища капитана, то мне надо встать, а потом, когда убьют Кинёва, сесть и погибнуть уже за столом...

Другой капитан снимает фуражку, вытирает пот со лба; его подмышки тоже потеют, и на рубахе проступают два небольших пятна, которые всё разрастаются и разрастаются...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так... Кто погиб раньше?

ВСЕ. Кинёв!

ДРУГОЙ КАПИТАН. Значит, сначала сядь, то есть погибай по очереди, как всё и было...

ВАЛЯ. Но чтобы восстановить хронологию, то есть чтобы мы пришли к тому, при каких обстоятельствах погиб товарищ капитан, мы ведь должны и его учитывать в следственном эксперименте по делу Кинёва?

ДРУГОЙ КАПИТАН. Да... Его мы тоже должны иметь в виду...

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Давайте, я могу кем-то побыть.

ДРУГОЙ КАПИТАН. Вы никем не можете побыть, вы лучше молчите, до вас ещё дойдёт дело...

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Но так мы вечно здесь простоим, а нам ещё...

ДРУГОЙ КАПИТАН. А что вам ещё?! Я вас вообще сегодня закрою, вы человека убили, со своей вашей кухней!

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Во-первых, у нас есть договорённость с вашим начальством, а во-вторых, это ещё не выяснено, кухня его убила или он сам...

ДРУГОЙ КАПИТАН. А сейчас выясним, выясним! И, знаете, я вам скажу по секрету всему свету, начальств много, и с кем вы договорились, может, ещё передоговариваться придётся! Так... Я побуду пока тем капитаном, а ты, Валя, будь тем, кого застрелили.

ВАЛЯ. А кто будет вами?

ДРУГОЙ КАПИТАН. Мною, в смысле, как?

ВАЛЯ. Ну, в смысле, тем капитаном, который ведёт этот следственный эксперимент, раз вы будете капитаном, который вёл тот следственный эксперимент, то кто-то должен вести этот следственный эксперимент...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Во-первых, Валя, понятно, меня предупреждали о тебе, о твоём нездоровом юморе, а во-вторых, давай оставляй это своё иорничанье, оно сейчас никак не в тему...

ВАЛЯ. Да я и не думал, мне просто чтобы всё точно соблюсти...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Ну, вот, давай сейчас успокоимся, и так тяжело, два дела сразу нужно провести, ладно?.. Успокоимся, и каждый будет тем, кем я скажу! Я буду в двух ипостасях...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. То есть вы как бы будете два капитана, да?..

ДРУГОЙ КАПИТАН. Ну, как бы да, женщина... Так... С чего всё началось?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. С песни...

ДРУГОЙ КАПИТАН. С какой песни конкретно, мне нужно, чтобы всё как тогда!..

Японка с судьбой неожиданно кривит лицо, как будто хочет заплакать, суживает глаза, тянет нижнюю губу к кончику носа, поёт.

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО.

(Задумывается, не может вспомнить, продолжает):

Другой капитан скрипит челюстями, но не перебивает японку с судьбой, вытирает пот со лба, пятна на его рубашке из области подмышек начинают расползаться в район груди.

Японка с судьбой замолкает. Все молчат, ждут, что скажет другой капитан.

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, допели?..

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Допели...

ДРУГОЙ КАПИТАН. И что было потом?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Потом пришёл Геннадий Ананьич... (Кивает на кого-то из дирекции ресторана.)

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Я пришёл, я сказал...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, откуда вы пришли?

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Пришёл с кухни, я сказал...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так вот сейчас идите на кухню, выходите оттуда, подходите сюда и говорите; я же сказал, мне всё нужно, как тогда было!

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Ну, неужели так формально всё?..

ДРУГОЙ КАПИТАН. Мы все ждём вас!

Кто-то из дирекции ресторана уходит на кухню, тут же возвращается.

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Я пришёл... и сказал, что нам пора открываться и что если есть возможность, то поторопитесь, пожалуйста...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Дальше...

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Дальше я ушёл... Мне уходить?

ДРУГОЙ КАПИТАН. Не надо! Стойте здесь, но как будто вы ушли... Так, а вы ушли и стали готовить рыбу?

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Я ушёл и стал писать бумаги, я не готовлю, готовят повара, разносят официанты, а я менеджер...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, давайте сейчас без прибауток, ладно?! Я задал вопрос — когда начали готовить отравленную рыбу?

Все долго молчат, боятся что-либо ответить суровому другому капитану, так как ответить — значит согласиться, что рыба действительно была отравлена и её специально подали капитану для отравления.

Я ещё раз спрашиваю — когда и кто начал готовить отравленную рыбу?!

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Готовить начали, когда поступил заказ, у нас всегда так, ничего заранее не готовится! Чтобы потом не разогревать! Тут не Макдоналдс! У нас сначала люди приходят, потом хотят есть и заказывают!.. Капитан ваш заказал, и Вася её начал готовить...

ПОВАР ВАСЯ. Я не готовил, то есть я готовил, но мне надо готовить, я всё готовлю, вот моя санитарная книжка, у меня первый разряд, у меня все всегда живы!.. Я даже дома готовлю, кабачки тушу с мясом и майонезом, у меня две дочери, им по-любому нужен отец, и они едят, и живы, у младшей гастрит, но это не от моей еды, — она значок проглотила в третьем классе, значок круглый, из сырных чипсов «Cheetos», круглый значок из серии «Lego Bioneacl», № 33... Она его вместе с чипсой проглотила, у нас справка есть...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, помолчи сейчас, Вася, ладно!.. Повар Вася... наготовил... Так, чтобы не запутаться, значит, рыба ещё не была готова, так? Спели песню, вы ушли писать... Что вы писали?

ВАЛЯ. Хокку...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Валя, помолчи, я же просил! Что вы писали?

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Ну, там, свои отчёты...

ДРУГОЙ КАПИТАН. И больше в зал не проходили?

КТО-ТО ИЗ ДИРЕКЦИИ РЕСТОРАНА. Нет... в зал нет...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, и как перешли к заказу?

ВЕРХУШКИН. С меня перешли...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, у вас что?

ВЕРХУШКИН. Я убил своего одноклассника, Кинёва Славку, я об этом начал рассказывать, на том ещё следственном эксперименте, сразу после песни... вернее, сразу, как этот поторопил, и мы начали проводить...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так...

ВЕРХУШКИН. ...проводить эксперимент. Я начал говорить и показывать про то, как я Коня...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так...

ВЕРХУШКИН. А! Я говорил, что Конь, это его кличка, — меня тот капитан спросил, — какого коня, а я стал объяснять, что это его кличка... Мы когда на уроках учитель новый приходил, он всегда журнал читал и пугал, говорил: «Сегодня домашнее задание рассказывает...»

Верхушкин принимает строгий вид, видимо, пародирует учительскую интонацию и повадки.

...все напрягались, а он так, биологичка особенно, долго так тянула, а потом: «Урок отвечает... Конёв!» И все ржали, и так его и стали называть Конём... Вот...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, сейчас вы зачем это всё нам рассказываете?

ВЕРХУШКИН. Нет, ну, как бы вы же попросили, чтобы всё точно...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, всё точно... но, пожалуйста, поконкретнее, ладно, если не хотите, чтобы я приговор исполнил раньше решения суда по вашему делу! Эта несмешная шутка, надеюсь, вам понятна?!

ВЕРХУШКИН. Понятна...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, вы убили, вы рассказывали, как вы его убили, давайте...

ВЕРХУШКИН. Рассказывать?

ДРУГОЙ КАПИТАН. Да!

ВЕРХУШКИН. Ну, я сказал, что Конь начал цеплять меня по поводу автомойки... и я это...

ВАЛЯ. По поводу ещё Ольги не забудь!

ВЕРХУШКИН. А, да! Там, у нас Ольга...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Что за Ольга, какая Ольга?

ВЕРХУШКИН. Одноклассница наша, сейчас она причёски депутатам делает, мы ещё когда совсем маленькие были, мы со Славкой...

ДРУГОЙ КАПИТАН. С каким Славкой?

ВЕРХУШКИН. Да это с тем же, кого я убил!

ДРУГОЙ КАПИТАН. Ну, и...

ВЕРХУШКИН. Да, мы с ним за Олькой бегали везде и защищали, мы представляли, играли так, что она прекрасная принцесса, которую хочет заточить в дерево злая колдунья. У нас в школьном дворе росло дерево, огромное, дуб, наверное, вот, а наша классная руководительница, Светлана Юрьевна, мы воображали, что она Гертруда, злая фея Гертруда, и она хочет Ольку заточить в этот дуб, и мы за Олькой бегали везде на прогулках, защищали от всех, в особенности от Светланы Юрьевны, то есть от Гертруды, по-нашему!.. Потом, а, и там даже подрались из-за неё, ну, это уже постарше когда были, вернее, даже я подрался, и уже так реально мне стали морду набивать, а Славка за меня вступился и так там этих отметелил, он меня вообще всегда выручал в таких ситуациях...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, я вас прошу, давайте конкретнее, как вы его убили, что вы тогда стали говорить или показывать, давайте по делу, в конце концов! Как вы его убили?!

ВЕРХУШКИН. Так, ну, Славка пошёл к стойке, давай иди...

Валя вскакивает, идёт к стойке. Японка с судьбой обгоняет его, встаёт за стойку.

Он к ней подошёл, что-то сказал, я достал пистолет...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Что, он просто пошёл к вам спиной, и вы его...

ВЕРХУШКИН. Да нет, — мы же поссорились до этого, он ко мне прицепился, и даже к Ольге...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Всё! Всё понятно, поссорились, он пошёл, и вы?..

ВЕРХУШКИН. Я же ему и сказал идти, я ему сказал, пойдём выйдем, разберёмся! Он когда только начал идти, я ему в затылок... пару раз... пульнул...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Показывайте, на каком расстоянии.

ВЕРХУШКИН. Ну, вот так как-то, на таком...

Верхушкин встаёт из-за стола, отходит на то же расстояние, как и в момент роковых выстрелов на юбилее выпуска. Другой капитан указывает на Валю.

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, он правильно стоит?

ВЕРХУШКИН. Да, мы же уже с ним прогоняли это в прошлый раз...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Конкретно!..

ВЕРХУШКИН. Да, Конь так стоял, а после выстрелов упал на стойку, а потом на пол скатился... только мы тогда до этого не дошли!

ДРУГОЙ КАПИТАН. А до чего вы дошли?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Мы дошли до «плевы»!

ДРУГОЙ КАПИТАН. До какой плевы?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. До моей, в смысле, что он мне этот, кого пристрелили, сказал «плева...», и его пристрелили, «плева», и погиб, и капитан ваш, тот который, он сказал, «плева» и тоже погиб...

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так, стоп, где до плевы находился капитан?

ВСЕ. За столом!

ДРУГОЙ КАПИТАН. Так... (Садится за стол.) И что он делал?

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Ел рыбу!

ВЕРХУШКИН. А ещё он кричал...

ДРУГОЙ КАПИТАН. На кого?

СЕРЖАНТ. Он, в принципе, был недоволен общественно-социальной ситуацией... выражал своё недовольство...

ДРУГОЙ КАПИТАН. То есть как, он правительство критиковал?

СЕРЖАНТ. Да нет, хотя, как бы там, современную адвокатуру, футбол...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Городскую транспортную систему...

ПРАПОРЩИЦА. Да просто человек завёлся, на взводе он про всё сказал...

ВАЛЯ. В основном про межпоколенческие проблемы... ел рыбу и полемизировал...

ПОВАР ВАСЯ. Я её приготовил как обычно, то есть, конечно, сорт необычный рыбы, её в Японии вылавливают раз в год, под определённый их праздник, и по определённому обряду и готовят, и едят, — это деликатес, и я вполне знаю, как её готовят, и у нас уже был подобный заказ, и всё закончилось вполне хорошо! Я вообще не знал, для кого мы готовим и чем всё это кончится, знал бы, минтай потушил с баклажанами, нипочём бы не отличили от этой хери!..

У капитана начинает подёргиваться правый глаз, он отворачивается к стене, не в силах даже закричать на повара, чтобы тот заткнулся. Вася снимает колпак, краснеет, плачет, подёргиваясь своим тучным животом. Вася знает, что его как минимум выгонят с работы, а может, даже и посадят, потому что надо, даже если ресторан откупится, всё равно надо, чтобы кто-то был наказан. Плачет и прапорщица, вспомнив невинные утехи с отравленным капитаном. Она знает, что с новым молодым капитаном ей навряд ли удастся заниматься таким же релаксом, — прапорщица уже совсем немолода, а капитан Шнуров был с фантазией, и ему нравились пожилые женщины в форме. Впрочем, в глубине души прапорщица надеется, что как минимум месяцев через шесть, когда коллеги притрутся друг к другу и когда другому капитану всё опостылеет, он, может быть, согласится и на такой вариант. Благодаря этому знанию прапорщица плачет не навзрыд, а так, по-матерински, украдкой. Слегка всхлипывает японка с судьбой, потому что она исполняет роль японки с судьбой и ей не помешает лишняя тренировка. He плачет, но сильно нервничает кто-то из дирекции ресторана. Он просчитывает, сколько ещё надо будет доплатить, чтобы заведение оставили в покое, и кого нанять на должность Васи, которым, скорее всего, придётся пожертвовать. Не плачут и абсолютно спокойны только Валя и сержант Сева. Они ждут, когда всё это закончится и можно будет пойти по своим делам, хотя ни у того, ни у другого особо никаких дел нет.

ВАЛЯ. Говорят, что всё японское, ну, такое, восточное, расслабляет...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. А оно и расслабляет, тут знаешь сколько народу за день расслабляется, по вечерам вообще сюда так просто не попасть! Только по записи, столик резервировать надо, да!.. И главное, все уже надрочились, палочками как ложками едят! Никто вилок не просит!..

Другой капитан морщится от слов японки с судьбой, кивает на её кимоно.

ДРУГОЙ КАПИТАН. Скоро я не удивлюсь, когда в этой простыне по улице ходить разрешат! Понастроили! А своё родное куда, на помойку?! Где блинные, чебуречные где?! Как, если я по-своему, по-национальному расслабиться хочу?! Навязывают нам чужие порядки! А потом удивляются, почему преступность растёт и дети на панели, с наркотиками! Вот если б разрешили, как раньше, провинился, вставай в круг — и плетями, и плетями!.. Все национальные традиции позабывали, культуры свои, а!.. Зато Япония на каждом углу...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. О, а чем тебе японцы помешали?! Расслабляться, что ли, помешали или что, я не поняла? Расслабляйся! У нас ведь всё равно по-своему выходит, так же, как с рыбой с ихней! И во всём так! Там-то это как они, как понимают расслабление, — как расслабление, а у нас опять же со своим смыслом, по-нашему расслабляться — это хоть ты в кимоно, хоть и жрёшь палками, а если кто тебя поддевает, — пулю в затылок или палкой в глаз! У нас свои понятия про расслабление, и никто нам ничего другого не навяжет, не внушит, можно не опасаться и всё разрешать! Любую культуру! Зря ты переживаешь!.. Национальная идея нипочём не пострадает!..

ДРУГОЙ КАПИТАН. А, плевать на всё, ладно, так... вроде всё, что надо, сделали...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Плевать, точно! Он, наверное, имел в виду, сказал, что плевать, раз «плева...» сказал... плевать, он, может, плевать на всё хотел!..

ДРУГОЙ КАПИТАН. Правильно, что сказал...

РАБОТНИК РЕСТОРАНА — «ПОДДАТАЯ» СЕДАЯ ЖЕНЩИНА В КИМОНО. Только плюнуть-то и не успел... убили... расслабился товарищ школьный!..

Ресторан японской кухни. За столиком — мужчина с бородой пьёт сок, просматривает какие-то бумаги. К столику подходит другой мужчина.

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Привет!

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Здравствуй, дорогой!

Другой мужчина садится, подзывает официанта.

Сейчас, ладно, я дочитаю, закажи пока что-нибудь...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Да я ничего особо не хочу, а ты что-нибудь будешь?

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Что-нибудь сладкое...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. А пить?

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. А я уже...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. И всё?

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Да...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА (обращается к официанту). Будьте добры, сок, свежевыжатый, грейпфрут и апельсин, так... и десерт... что у вас, я читать не хочу, просто перечислите...

ОФИЦИАНТ. У нас десерт из японской, китайской, европейской кухни, вам какой?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. А что из европейской кухни?

ОФИЦИАНТ. Маковый торт...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. И всё?

ОФИЦИАНТ. Всё.

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Тогда маковый торт, и всё... и посчитайте, пожалуйста, сразу...

ОФИЦИАНТ. Хорошо.

Официант уходит, мужчина с бородой складывает листочки в папку.

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, что скажешь?

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну, нормально... нормально, теперь можно снимать, только я тебя прошу, в той сцене, где отец плачет над трупом дочери, — это эстрада, понимаешь, ты написал эстрадный монолог...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Нет, почему...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Подожди, дорогой, дослушай... я ведь не сказал, что это плохо, да, ты написал эстрадный монолог, но он не плохой, — это хороший эстрадный монолог, пускай будет так, но его надо доработать... Пускай, вот, где он у тебя там сидит с этим трупом?..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. На обочине автострады...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. То есть там что, лес, или они где?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, да, там лес, поле... Она же выбежала из леса, и этот её переехал...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну, вот, смотри, отец, когда находит этот труп перееханный, произносит свой монолог, да, плачет, и сюда можно что-нибудь добавить, чтобы развить эту эстраду... Вот, кто её давит?..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. В смысле, переезжает?

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну да, кто он?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, это не важно, по сценарию, ты же видел, просто случайный водитель, взял да сшиб её, нам же важно, что она погибает... отец её нашёл, простил, всё уже должно быть хорошо, а она так нелепо погибает...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну, это всё понятно... Я же про другое... О! А ты сделай, что и он... этот нелепый, случайный то есть, водитель, пускай он тоже... а пускай это будет ведущий популярного телешоу какого-нибудь, ну, типа «Колеса Фортуны», а?!

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ведущий? А как он нам...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну вот, смотри, это ведущий популярного телешоу, он переезжает эту девочку, и пока отец произносит свой монолог над трупом, пускай этот тоже что-нибудь скажет, пускай он скажет, что вот как попал, что ехал в сад, на дачу, что жена запилила, что ягода пошла, да! Надо собирать ягоду на даче, а тут, бац, и такое!.. (Смеётся, отпивает из стакана сок.)

К столику подходит официант, приносит заказ и счёт.

Или ещё можно, что они оба стонут, этот про дочь, этот про ягоды, и тут машины, мимо которые едут, останавливаются, милиция тут же приезжает, то есть разборки начинаются, да, а люди, которые мимо проезжали, узнали этого телеведущего, и автографы у него просят, то есть, смотри, как, — значит, отец убивается, телеведущий даёт показания ментам и одновременно раздаёт автографы поклонникам на автостраде! А, как?! Заиграла сцена?!

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, я не знаю, надо посмотреть...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ты посмотри, посмотри, ладно?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну ладно...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. И сделай, сделай, дорогой, это нужно, мне ведь как режиссёру, мне ведь виднее, понимаешь, ведь там, когда он один будет плакать, это же ни о чём, понимаешь, что мне снимать-то?.. Не на одном же трупе камеру держать, понимаешь...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну ладно...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну вот и хорошо...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Слушай, у меня идея тут одна есть... я уже даже начал расписывать...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Это как бы фильм, но можно и на сериал растянуть... То есть как лучше...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну, а о чём?..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Там, о парне, или даже он не парень, ему уже около тридцати, то есть сразу проблема среднего возраста подключается...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Вот, в центре этот парень, и весь прикол в том, что у него необычная работа, — он изображает жертву! Представляешь! Устроился в милицию, то есть понятно, что работать нигде по-серьёзному не хочет, и поэтому выбрал для себя такую профессию, простую, но с таким странным смыслом, изображает жертву во время следственных экспериментов, то есть там, если замочат кого, уработают, то проводят следственный эксперимент, берут преступника, везут на место преступления и просят, чтобы он всё это показал, как он мочил, насиловал, всё это снимают на видеокамеру, там, чтобы как бы сопоставить его показания и реальность, ну, то есть чтобы точно определить, кто что сделал, потому что он же может быть невиноватым или что-то скрывать, а во время следственного эксперимента всё как бы встаёт на свои места...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Кстати, недавно здесь, даже чуть ли не за этим столиком, замочили кого-то...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Да?..

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну, не важно... хорошо, значит, этот парень, он что?..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. А этот парень во время таких экспериментов — он жертва, то есть изображает любую жертву... даже чаще он просто изображает труп...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Подожди, интересно, а что, разве есть такая профессия?..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Да есть, не есть, какая разница, — если проводят следственные эксперименты, значит, такие люди точно есть...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Подожди, подожди, подожди... это нормально, это цепляет, но нужно ещё что-то, во-первых, чтобы вокруг него кто-то был...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, у него, там, есть отец, мать, да и сами, понимаешь, ситуации ведь, то есть какое-нибудь дело, убийство, и тут он, его какие-то мысли, а с другой стороны, это всё не нудно, потому что показывается преступление... Его никто не понимает...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Нет-нет, это чухня, его все понимают, кого сейчас не понимают, — это время ушло, все всё отлично понимают! Нужна какая-то изюминка, понимаешь, то, что он долбоёб, умный, смешной, этим сейчас не удивишь, сейчас каждый второй такой. Ты посмотри — продюсеры наши, актёры, ну, все же такие же, тоже придумали себе профессии, никто ни хуя не умеет реально, они не захотят про таких себя фильмы снимать, нужна какая-то изюминка, то есть нужно романтизировать этого долбоёба...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну хорошо, а если он боится...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Чего?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Боится реально стать жертвой, боится умереть, и поэтому... поэтому он решает... О! Как прививки, в лёгкой форме прививается то, чем не хочешь заболеть... Он поэтому такую работу себе выбрал... Он изображает потерпевших во время следственных экспериментов... да... изображает... прививается, в лёгкой форме... чтобы самому избежать...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Смерти!

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Гениально!

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Погоди-погоди, сейчас-сейчас... Так...

Мужчина с бородой берётся за голову, пытаясь нагнать себе какую-то мысль, другой мужчина кусает маковый торт.

Стоп! Точно! Всё нормально! Это будет фильм, полнометражный, двухчасовой, и сюда мы добавим вот что: молодой гинеколог, он работает, ему всё противно, неприятно, но он работает, работает... И вот под самый конец рабочего дня... А лето, жарко, очень жарко, горят торфяники, над городом смог, и под самый конец рабочего дня к нему привозят бомжичку, пьяную в зюзю бомжичку, она в полной отключке, — когда она спала, пьяные товарищи напихали ей во влагалище шишек! Еловых шишек! Представляешь, только всунуть-то они всунули, а высунуть не смогли — шишку же если всунешь, она уже не высунется, как лампочка в рот... И вот её, пьяную, грязную, кладут в кресло, и он, молодой, красивый, вынужден лезть и доставать эти шишки! И тут, когда он достаёт очередную шишку, она пердит! Представляешь, он резко убирает голову от её влагалища, чтобы не нюхать, и ударяется головой об раму открытого окна, стекло разбивается, всё ему на голову летит, он режется, представляешь, а?! Какая история! Мы её обязательно вставим...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Куда?

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. В твой сценарий. Вернее, в наш, ну, напишем, там, при моём участии...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, а как эти истории стыкуются?..

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Это потом... на плёнке всё стыкуется, ты, главное, вставь и пиши, быстрее напишешь, быстрее запустимся, понял?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну, а пропустят, не придерутся из-за такой сцены? Бомжичка... влагалище...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Не придерутся, я отстою! Это, понимаешь, я давно придумал эту историю! Я ждал момента!.. История ведь супер, а?! Режиссёр, понимаешь, режиссёр тоже должен что-то придумывать, не только снимать, понимаешь?! Иначе он — как бы режиссёр! Он трус иначе и не имеет ни на что права... Я давно её там услышал, потом придумал... нет, супер, обязательно надо вставить!..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Ну ладно, как скажешь...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну хорошо, дорогой, я побежал, у меня сегодня кастинг, я же ещё подвязался, через месяц сериал буду снимать исторический, о декабристах, — попса, конечно, там, гомосексуальную тему просили усилить... Так, жвачку попросили сделать, ну а что, платят хорошие деньги, почему бы и нет... Ты остаёшься?

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Да нет, я тоже пойду.

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ну, вот и хорошо, там, смотри, у него, короче, у этой жертвы должна быть любовь, он обязательно должен в кого-нибудь влюбиться! О! Даже будет лучше, если он влюбится в преступницу или в жертву! В настоящую жертву, которая пускай выживет!..

Другой мужчина кладёт деньги на столик, мужчина с бородой собирает бумаги в портфель.

А он обязательно должен погибнуть, в конце он погибает, да, иначе сценарий могут не пропустить, не поймут, если мы его в живых оставим... Представляешь, классный финал — опять идёт следственный эксперимент, только жертву уже изображает другой парень, другой встал на его место!..

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Приторно...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. Ты считаешь? А мне кажется, нормально, а главное, ведь это символ, что вместе с ним ничего не погибло, и кто-то другой теперь будет...

ДРУГОЙ МУЖЧИНА. Да я о пироге, главное, маковый...

МУЖЧИНА С БОРОДОЙ. А ты что хотел, это же только вывеска — ресторан — обычное шушляйское кафе с примесью восточной экзотики, а изображают из себя хрен знает что, за это и цены влупляют такие, да и, главное, выбора нет, все так устроились...

Мужчины уходят из ресторана.

Конец