ТЕРРОРИЗМ

Действие первое

Асфальтовая площадка перед входом в здание аэропорта. На площадке прямо на своих сумках и чемоданах расположились многочисленные пассажиры. По их унылым, сгорбившимся позам, а также по лицам, на которых застыла печать безмятежного отчаяния и глухой истерики, можно догадаться, что все они находятся здесь уже очень давно. За асфальтовой площадкой, прямо перед стеклянным фасадом здания аэропорта, растянулась цепь по-военному экипированных людей — видимо, как раз потому, что военные, выстроившись в режущую глаз линию, стоят, пассажиры не летят. Оцепление указывает на серьёзность происходящего. На площадке и в цепи военных никто не разговаривает; кругом очень тихо, не слышно даже характерного для этого места гула вылетающих и прилетающих самолётов. Депрессивное ощущение паралича, охватившего все звуки и движения жизни, усиливает едва различимый ноющий шорох открывающихся и закрывающихся дверей центрального входа; рядом с этими дверями на фотоэлементах стоит охранник из оцепления, — его сюда поставили, и он не может сдвинуться со своего поста, поэтому двери, чутко реагирующие на присутствие в зоне действия фотоэлементов человеческого тела, безостановочно ёрзают туда-сюда, и только если военного снимут из оцепления, двери успокоятся... На асфальтовой площадке появляется новый Пассажир. Не обращая ни на кого внимания, он чётко чеканит шаг, направляясь прямо на военного, застывшего у входа. Пассажиру, видимо, хорошо знаком этот путь, — он передвигается как бы интуитивно, глядя не вокруг, а в себя, и поэтому не замечает в окружающем ничего странного...


ЧЕЛОВЕК В ВОЕННОЙ ФОРМЕ. Аэропорт закрыт.

ПАССАЖИР. Позвольте?

ЧЕЛОВЕК В ВОЕННОЙ ФОРМЕ. Аэропорт закрыт.

ПАССАЖИР. Но у меня рейс, через двадцать минут я должен лететь.

ЧЕЛОВЕК В ВОЕННОЙ ФОРМЕ. Ваши документы.

ПАССАЖИР. Вот, пожалуйста, вот билет, вот паспорт... (Суетится, передаёт военному билет и паспорт, тот изучает их, передаёт обратно.)

ЧЕЛОВЕК В ВОЕННОЙ ФОРМЕ. Аэропорт закрыт.

ПАССАЖИР. А как я полечу?


Человек в военной форме молчит, сосредоточенно и сурово смотрит как бы сквозь Пассажира.


Послушайте, вы, наверное, устали уже всем объяснять, почему туда никого не пускают — но, видите ли, я не в курсе. Я купил билет неделю назад, и никто меня не предупредил, что вот так — раз — и всё может отмениться, потому что вдруг закрыли аэропорт. Потрудитесь, пожалуйста, мне ответить на мои вполне законные вопросы...

ЧЕЛОВЕК В ВОЕННОЙ ФОРМЕ. Аэропорт заминирован. Все рейсы отложены на неопределённое время. Закончится операция по разминированию — вы пройдёте в аэропорт.

ПАССАЖИР. В аэропорт я пройду, но это уже не будет иметь никакого смысла... Чёрт знает что происходит... Аэропорт заминирован... А когда вы его, мда... Зачем? (Бормочет что-то ещё, отходя в сторону от военного и присаживаясь на свой чемодан рядом с другими ожидающими. Обращается к соседу, восседающему на клетчатом чемодане.) Вы знаете, что происходит?

ПАССАЖИР 1 (смотрит на небо, щурится). Конечно... аэропорт заминирован...

ПАССАЖИР. Зачем... в смысле, что — кто-то должен был прилететь или улететь, кто-то очень, кого... на кого можно сделать покушение... политик, учёный?

ПАССАЖИР 1 (обращается к Пассажиру 2, который так, без багажа, сидит прямо на асфальте, и то, что он вообще пассажир, можно предположить только по тому, что он, как и остальные, ждёт, когда откроют аэропорт). Вы политик?

ПАССАЖИР 2. Нет.

ПАССАЖИР 1. Учёный?

ПАССАЖИР 2. Нет.

ПАССАЖИР 1. Странно, вы единственный здесь из всех, кто более-менее похож на политика или учёного...

ПАССАЖИР 2. Почему?

ПАССАЖИР 1. Потому что у вас нет багажа.

ПАССАЖИР 2. Ну и что?

ПАССАЖИР 1. Нет багажа, значит, ничего вас не беспокоит — вам его доставят, или он вам вообще не нужен, потому что вы настолько заняты политикой или учёностью, что ни о чём другом не думаете...

ПАССАЖИР 2. Не думаю, но я не политик и не учёный.

ПАССАЖИР 1. А вы достойны покушения?

ПАССАЖИР 2. Не знаю...

ПАССАЖИР 1. Ну, как, вот из-за вас могли бы заминировать аэропорт?

ПАССАЖИР 2 (нервно). А с чего вы взяли, что аэропорт заминирован?

ПАССАЖИР 1 (с иронией). Сам догадался.

ПАССАЖИР. Вообще-то, военные так сказали...

ПАССАЖИР 1 и ПАССАЖИР 2 (хором). Военные сказали?

ПАССАЖИР. Да, мне только что сказали...

ПАССАЖИР. А я от них ничего такого не слышал... Я просто знаю, что кто-то оставил багаж на взлётной полосе. Сейчас сапёры пытаются узнать, что там. Пока узнают — все рейсы отменили, аэропорт закрыли...

ПАССАЖИР. И всё из-за какого-то багажа?!

ПАССАЖИР 2. Конечно... из-за какого-то! Там может быть всё, что угодно. Все могут взлететь на воздух. И наивно предполагать, что аэропорт заминировали ради политика или учёного. Заминировали ради всех, ради всех, кто сейчас здесь сидит, потому что, когда гибнут невинные простые, ничем не выдающиеся люди, это ещё страшнее, чем если погиб бы какой-нибудь значительный человек. Если гибнут самые обыкновенные, и, знаете, так часто и помногу, гибнут не на войне, а прямо в домах, в самолётах или по пути на работу, то всё в государстве меняется само по себе, и политики со своей никчёмной политикой, и учёные с их учёностью отправляются к чёрту...

ПАССАЖИР. К чёрту?..

ПАССАЖИР 2. Да, к чёрту, потому что никто и ничто не может управлять миром, где так часто гибнут обыкновенные люди — часто и помногу...

ПАССАЖИР 1. Да, действительно, зачем охотиться за хорошо охраняемыми людьми, когда можно так запросто убить идею или смысл — ведь их никто не охраняет... Смысл и идея всей жизни — в людях, во всех нас, но нас-то никто не охраняет! Даже сейчас охраняют аэропорт, а не нас!

ПАССАЖИР 2. Всегда страдают невинные...

ПАССАЖИР 1. Да, невинные страдают всегда... (Произнося эти фразы, Пассажир 2 и Пассажир 1 картинно мотают головами.)

ПАССАЖИР 2. Хотя так или иначе все в чём-то виноваты...

ПАССАЖИР 1. Но это ещё не повод, чтобы подкладывать подо всех мины!

ПАССАЖИР. Подождите, а с чего вы взяли, что там, действительно, в этих сумках что-то такое, что взорвётся?

ПАССАЖИР 1. Сейчас это выясняют, мы ничего не утверждаем, мы просто рассуждаем, а они (показывает на военных, стоящих в оцеплении), они — выясняют...

ПАССАЖИР 2. Но в любом случае это уже взорвалось.

ПАССАЖИР 1. Да. Да. Взорвалось.

ПАССАЖИР. Как это? (Картинно оглядывается по сторонам.) А где же тогда дым, осколки, руины? Где?

ПАССАЖИР 1. Это всё внутри.

ПАССАЖИР. Внутри?

ПАССАЖИР 1. Да, внутри всех, кто здесь сейчас сидит и кто не пускает нас... (Показывает на военных.) Этих людей в оцеплении, их ведь от чего-то оторвали, от какой-то своей жизни... заставили волноваться, нервничать, хоть они и делают вид, что им не страшно, но холодок внутри, знаете, сквознячок такой липкий — нет-нет да и пробежит у них, я вижу... Всем здесь уже что-то сломали, вынудили думать совсем о другом... И вот что с этим делать?! А?!

ПАССАЖИР 2. А те, кто в данный момент там, на взлётной полосе, они вообще жизнью рискуют — сумки эти открывают — там три чемодана, и в каждом — в каждом может быть взрывчатка!

ПАССАЖИР 1. В каждом?

ПАССАЖИР 2. Не исключено! Ухнет так, что даже нас здесь может осколками засыпать!

ПАССАЖИР. Вы, видимо, давно тут сидите, у вас уже просто внутри накипело, и вы, наверное, друг друга понимаете с полуслова — так слаженно вы мне всё обрисовываете!

ПАССАЖИР 2 (как будто испугавшись). Слаженно?

ПАССАЖИР 1 (с издёвкой). Слаженно!


После этого все долго молчат.


ПАССАЖИР. Сколько времени?

ПАССАЖИР 1. А какое это сейчас имеет значение? Всё равно никто никуда не успеет. Вам куда нужно было успеть?

ПАССАЖИР. Какая разница? Мне просто нужно было успеть. Я хотел перелететь из этого места в другое... По работе, встретиться... Здесь меня проводили, жена собрала чемодан, проводила и будет ждать завтра, там меня будут ждать через три часа, но там я, видимо, не буду через три часа...

ПАССАЖИР 1. Не будете!

ПАССАЖИР 2. Нет, не будете!

ПАССАЖИР. То есть получается, я всюду опоздал! Как же быть?

ПАССАЖИР 1. Как быть?

ПАССАЖИР 2. Если всё взорвётся — мы ещё долго не улетим, пока всё починят...

ПАССАЖИР 1. Да мы тогда вообще не улетим!

ПАССАЖИР 2. Если разминируют, то всё равно не сразу полетим...

ПАССАЖИР 1. Да?

ПАССАЖИР 2. Часа два-три, пока перераспределят графики вылетов, всё ведь сдвинулось...

ПАССАЖИР. Лишь бы ничего не взорвалось — мне во что бы то ни стало нужно оказаться, нужно оказаться...

ПАССАЖИР 1. Окажетесь. Часов через шесть — самое раннее, если вот прямо сейчас разминируют...

ПАССАЖИР. Ужас, безумие — что за время наступило, нигде не чувствуешь себя защищённым, только дома теперь...

ПАССАЖИР 1. Дома?

ПАССАЖИР. Только дома теперь...

ПАССАЖИР 2. Дома?..

ПАССАЖИР 1. Держитесь!

ПАССАЖИР. В смысле?

ПАССАЖИР 1. Ну, кто знает, чем теперь всё обернётся! Вот вы знаете, чем обернулась конкуренция?

ПАССАЖИР. Конкуренция? На производстве?

ПАССАЖИР 1. Да хоть где! Когда кто-то хочет доказать другим, что он лучше, чем есть на самом деле, — невинная идея, не правда ли, а чем обернулась?

ПАССАЖИР. Да чем, чем она обернулась?!

ПАССАЖИР 2. Конкуренция обернулась проблемой выбора! Раз есть что-то другое, почему бы не выбрать это что-то другое? Выбрать — значит отказаться, ужас!

ПАССАЖИР 1. В принципе, да, верно, проблема выбора есть, — хотя, говорят, у «Пепси-Колы» и у «Кока-Колы» — один хозяин, и вся эта их конкуренция — просто хитрый трюк! Не купят одно — обязательно купят другое, а хозяину от всего прибыль, потому что всё — его! Всё!

ПАССАЖИР 2. Да-да, да-да... И поэтому проблема выбора — скорее всего, замороченная проблема, липовая! Всё уже решено. Даже сейчас.

ПАССАЖИР. Сейчас?

ПАССАЖИР 1. Конечно. Вот у меня всё закипает внутри, я еле себя сдерживаю, чтобы не кинуться на кого-нибудь, потому что я опаздываю, я не успеваю, и вообще, я мог погибнуть — хорошо эти сумки на взлётной полосе вовремя обнаружили! И у меня, на самом деле, совсем нет выбора! Я должен сидеть и ждать, когда всё это безумие закончится! Я должен участвовать в этом!

ПАССАЖИР. А у меня есть выбор!

ПАССАЖИР 2. Да?

ПАССАЖИР. Да. Я вернусь домой. А потом, когда здесь всё закончится, я приеду снова и полечу. А сейчас я вернусь домой, потому что ждать здесь я не хочу, меня это не касается, пусть здесь происходит всё, что угодно. Я пережду дома, мне поменяют билет, авиакомпания возместит издержки, и всё равно я попаду, куда хотел, с опозданием, но попаду, и это не имеет никакого значения — вовремя или нет, — потому что у меня уважительная причина, пусть включат телевизор и узнают, что у меня уважительная причина, — и я пережду дома.

ПАССАЖИР 2. Вы прямо сами себя лечите!

ПАССАЖИР 1. Думаете, поможет?

ПАССАЖИР (бормочет). Аэропорт заминирован, поеду домой. Буду через час — максимум. Всё... всё — еду!

ПАССАЖИР 1. Всё-таки поедете домой?

ПАССАЖИР. Да, здесь находиться нет никакого смысла, этот цирк надолго!

ПАССАЖИР 2. Надолго.

ПАССАЖИР. Прощайте.

ПАССАЖИР 1. Но вы же вернётесь?

ПАССАЖИР. Вернусь, конечно, сегодня всё равно полечу!

ПАССАЖИР 1. Ну, тогда до свидания!

ПАССАЖИР. До свидания?

ПАССАЖИР 1. Когда этот цирк закончится, начнётся другой, — наверняка, знаете, запихают всех в один самолёт, и он будет нас развозить со скоростью звука... кому куда надо...

ПАССАЖИР. Я не понимаю ни ваших шуток, ни вообще смысла всех этих слов — ну зачем нужно сейчас шутить!

ПАССАЖИР 2. А что — ждёт вас?

ПАССАЖИР. Кто?

ПАССАЖИР 2. Ну, куда вы сейчас едете? Там? Если не ждёт, может, останетесь?

ПАССАЖИР. Устрою сюрприз! (Собирается уходить.)

ПАССАЖИР 2. До свидания!


Пассажир уходит, Пассажир 1 и Пассажир 2 остаются сидеть и ждать.

Действие второе

Спальня в типовой квартире. В центре — большая кровать, чуть сбоку — шкаф с зеркалом; у кровати — тумбочки, светильники; на одной из тумбочек — телефон. В кровати мужчина и женщина.


ЖЕНЩИНА. Мне плохо... (Вот-вот заплачет.)

МУЖЧИНА. Ой, вот только этого не надо, не надо! Ну что такое, а? Что это — прилив чувств, тебя воспоминания какие-то мучают... Что заставляет тебя плакать, когда для этого нет никакого повода?

ЖЕНЩИНА. Не знаю, так плохо, мутно, как будто я — грязная пепельница.

МУЖЧИНА. Грязная пепельница...

ЖЕНЩИНА. Не знаю, вот это, действительно, когда долго воздерживаешься, кажется, что всё будет особенным именно с этим мужчиной или вообще с мужчиной, ждёшь, фантазируешь, а когда всё случается, уже через секунду вдруг такая пустота накатывает, а тут ещё, вообще, всё вместе...

МУЖЧИНА. Ты больная, что ли, ты вообще просто, — так нельзя!

ЖЕНЩИНА. Не знаю, но самое сложное — перетерпеть вот эти первые секунды, минуты. Дальше, когда опять захочется, легче будет... (вдруг кричит) и всё опять по новой! По новой!

МУЖЧИНА. Ты психопатка, как с тобой муж живёт?

ЖЕНЩИНА. По привычке!

МУЖЧИНА. По привычке... живёт по привычке, а у тебя эти истерики тоже по привычке, или ты специально для меня весь этот цирк с конями приготовила?..

ЖЕНЩИНА. Для тебя, для тебя... сейчас всё пройдёт... Ты как?

МУЖЧИНА. Я нормально, могу повторить...

ЖЕНЩИНА. Ужас, ну найди, найди какое-нибудь другое слово, ты убить меня хочешь!

МУЖЧИНА (картинно, со слегка плаксивой интонацией читает стихотворение).

Поздняя осень. Грачи улетели,

Лес обнажился, поля опустели,

Только не сжата полоска одна...

Грустную думу наводит она.

Кажется, шепчут колосья друг другу:

«Скучно стоять нам в суровую вьюгу...»

ЖЕНЩИНА. Перестань!

МУЖЧИНА. Не знаю, мне со школы помогает. Читаешь про себя или вслух — время летит, и ты думаешь про эти колосья, а совсем не о том, что тебя раздражает, совсем не о том... просто колосья... там дальше ещё интересней, там как бы эти колосья, они ждут крестьянина, который их не вспахал или не сжал, там, в общем, они ждут, зовут его, и тут им отвечает, что ли, голос свыше, он говорит им, прямо этим колосьям:

Не оттого он не жнёт и не сеет...

А оттого, что он сильно болеет!

Руки, что вывели полосы эти,

Высохли в щепку, повисли, как плети...

ЖЕНЩИНА (поворачивается вплотную к мужчине и вдруг ложится на него сверху — то, как порывисто и в то же время кокетливо она это делает, говорит о её резко изменившемся настроении). Хочешь, свяжи меня?!

МУЖЧИНА. Связать... а чем, я без ремня — мужниным ремнём?

ЖЕНЩИНА. Он тоже без ремня ходит... А свяжи меня колготками!

МУЖЧИНА. Колготками?

ЖЕНЩИНА. Да, возьми их в шкафу, а я как будто без сознания (скатывается с мужчины и ногами выпихивает его с кровати — мужчина падает на пол.), без сознания лежу тут, а ты, пока я без сознания, свяжешь меня, а я сразу же очнусь, но уже поздно, и ты будешь уже полностью владеть мной, а я бессильно подчинюсь тебе!

МУЖЧИНА (ползёт к шкафу). А колготки не порвутся?

ЖЕНЩИНА. Не порвутся. (Принимает позу отключившейся — в силу каких-то своих внутренних причин — женщины.) Давай, они там, в шкафу, в среднем ящике!


Голый мужчина встаёт перед шкафом, открывает дверцу — перед ним множество выдвижных ящиков с бельём; мужчина выдвигает один, другой, бегло осматривает ящики, не обнаружив ничего капронового, садится на пол, решая начать более тщательные поиски колготок снизу.


МУЖЧИНА (вытягивая из ящика носки). У твоего мужа длинные носки. (Читает вышитую на носках надпись.) «Carpenter», карпентер, длинные какие, может, ими тебя связать?

ЖЕНЩИНА. Они могут быть грязными, он всегда без разбора кидает их ко всему остальному.

МУЖЧИНА. Ко всему остальному... (Подносит носки к носу, вдыхает.) Грязные... (Ещё раз подносит.) Странный запах...

ЖЕНЩИНА. Ой, ну это невыносимо, давай быстрее! (Как бы отключается.)

МУЖЧИНА. У тебя беспорядок страшный...

ЖЕНЩИНА (выходя из «отключки», раздражённо). За своей женой следи, а для меня этот беспорядок — порядок!

МУЖЧИНА (достаёт из ящика трусики женщины, подносит их к носу). Странно, у тебя бельё пахнет, как носки мужа!

ЖЕНЩИНА (вспыхивает). Он что, их к моему белью кинул?!

МУЖЧИНА. Нет, они в другом ящике, но запах — тот же.

ЖЕНЩИНА. Ну-ка!


Мужчина кидает в кровать женщине её трусики и длинные носки «Carpenter». Женщина нюхает сначала трусики, потом носки мужа.


ЖЕНЩИНА. Странно... они точно не вместе лежали?

МУЖЧИНА. Да, точно, вот здесь всё твоё (показывает на один из средних ящиков), здесь его (показывает на другой, расположенный выше), а носки эти вообще здесь были (показывает на самый нижний ящик).

ЖЕНЩИНА. Не знаю, наверное, это от шкафа...

МУЖЧИНА. От шкафа?

ЖЕНЩИНА. Да, запах дерева...

МУЖЧИНА. Дерева...

ЖЕНЩИНА (кидает носки и трусики мужчине). Положи их обратно и давай уже перестань тут всё обнюхивать! В конце концов, займись делом!

МУЖЧИНА (переходит к другому отсеку шкафа, открывает его; перед ним забитое одеждой пространство; одежда навалена кучей, поднимающейся до самого верха шкафа). У тебя полный шкаф!

ЖЕНЩИНА. И что?

МУЖЧИНА (вытягивая из вороха одежды скрученные и измятые колготки, затем другие, и так — пять или шесть пар). Это плохо!

ЖЕНЩИНА. Почему?

МУЖЧИНА. Если муж вернётся, мне некуда будет спрятаться!

ЖЕНЩИНА. Он не вернётся!

МУЖЧИНА. Совсем?

ЖЕНЩИНА. Он вернётся завтра!

МУЖЧИНА. Всё-таки надо было встретиться, когда он уже точно был бы в воздухе или уже там, куда полетел, на месте, он бы тебе позвонил, что, мол, всё, долетел, и тут только мне и надо было прийти, а так как-то не по уму... я сидел на скамейке и ждал, когда он выйдет, уйдёт, исчезнет. (Подходит к кровати, забирается на неё; продолжая говорить, принимается вязать женщине руки.) У меня тоже были фантазии — как я ворвусь, начну с тобой заниматься любовью, и я вообще вне вот этого всего, как обычно, знаешь, чужой жене говорят: «А ты его целовала перед уходом? А вот он тебя обнимал вот только что?» — мне это неинтересно, потому что каждый из нас занимается тем, чем хочет, и у меня тоже спад и пустота сразу, как кончаю, и потом опять хочется, а потом хочется есть — это ужасно обычно как-то, даже то, что ты чужая жена, и то, что я тебя связываю... ноги связывать?

ЖЕНЩИНА (на мгновение как бы приходя в себя и тут же снова отключаясь). Да.

МУЖЧИНА (продолжая говорить и связывать). Мне совсем не хочется думать об этом, мне хочется представлять, что да — что-то непознанное и страшно интересное лежит передо мною, связанное, и сейчас я надругаюсь над ним, и ничего мне за это не будет, потому что, в принципе, всё по обоюдному согласию, хотя это вынесено за скобки (связав женщине ноги, мужчина ложится на неё; некоторое время не двигается, затем начинает половой акт), и я знаю, что я был бы гораздо счастливее, если бы у меня, действительно, была бы какая-то такая мания кого-нибудь связывать и получать от этого наслаждение, или нюхать втихаря чьё-нибудь бельё или носки, и так беззаветно отдаваться этому делу, что кончать только от одной мысли, что вот сейчас я понюхаю что-то интимное, чужое... Я был бы счастлив от этого, но мне всё это не нравится, я не могу ничем таким увлечься, и вообще я понял, что у меня каждая частица моего тела отделена от другой и живёт своей, непонятной всему остальному организму жизнью, — всё разное, а иногда вообще одна часть меня терроризирует другую, да... а вот сейчас моё сознание издевается над всем, что должно доставлять мне сексуальное удовольствие, то есть вот я трусь об тебя — и никакого удовольствия, потому что я как в скафандре, и то, что у меня стоит, и то, что я, наверное, через полторы минуты кончу, — это всё по памяти, но с каждым таким терактом моего сознания я подхожу к тому, что совсем всё забуду, и первое, что меня ждёт, — превращение в импотента, потом — дальше и дальше, и если мне вдруг не понравится запах чьего-нибудь белья, то мне конец... конец... конец... (Кончает.)

ЖЕНЩИНА. У меня онемело всё...

МУЖЧИНА. От колготок? Развязать?

ЖЕНЩИНА. От слов твоих, они, я не знаю, как кандалы...

МУЖЧИНА. Понятно...

ЖЕНЩИНА. Ты, оказывается, хуже, чем я. Мне просто было плохо, и я хотела испортить настроение тебе, передать свою заразу — а ты сам тот ещё сверчок, ты вообще безнадёжен... Развяжи меня.

МУЖЧИНА. Я что-то захотел есть.

ЖЕНЩИНА. Здорово, развяжи меня.

МУЖЧИНА. Я захотел есть, и я должен поесть, это стабильно, после второго раза мне вот лично уже не так плохо, потому что приходит аппетит какой-никакой и как-то вдруг смысл появляется, ну, что этим стоило заниматься... стоило... хотя бы затем, чтобы захотелось поесть, — это надо поддерживать, пока оно не пропало, ещё есть надежда...

ЖЕНЩИНА. Ужас!.. Чем больше времени я провожу с тобой, слушаю все эти твои слова, тем сильнее мне нравится мой муж, скоро я так вообще опять полюблю его...

МУЖЧИНА. Я спасаю ваш брак.

ЖЕНЩИНА. Развяжи меня.

МУЖЧИНА. Есть что поесть?

ЖЕНЩИНА. Кухня. Холодильник. Стеклянная чашка. Накрыта тарелкой. Салат.

МУЖЧИНА. Хлеб?

ЖЕНЩИНА. Белый, чёрный?

МУЖЧИНА. Чёрный?

ЖЕНЩИНА. Чёрного нет.

МУЖЧИНА. Белый?

ЖЕНЩИНА. Батон.

МУЖЧИНА. Батон?

ЖЕНЩИНА. Чёрствый. Мы не едим хлеб. Там позавчерашний батон, позавчера к нам приходили гости, развяжи меня.

МУЖЧИНА. Нет, не развяжу. Можно, я поем в кровати?

ЖЕНЩИНА. Нет, есть надо за столом, но, если ты меня не развяжешь, можешь есть в кровати, потому что никто тебе не помешает есть в кровати.

МУЖЧИНА (встаёт, уходит на кухню, кричит оттуда). Я прямо из чашки, хорошо?

ЖЕНЩИНА. Не развяжешь?

МУЖЧИНА. Нет, это будет поинтересней!.. (Появляется в спальне с чашкой, жуёт, хочет ещё что-то сказать, но его перебивает телефонный звонок. Раздаётся два звонка, связанная женщина дёргается, мужчина стоит и смотрит на телефон, включается автоответчик.)

АВТООТВЕТЧИК. Привет! Дома нас нет! Пожалуйста, после гудка оставьте ваше сообщение... (Раздаётся гудок, затем резкий сбой — автоответчик снова произносит записанную фразу, — после этого вновь звучит и срывается гудок, зависает долгое шипение...)

ЖЕНЩИНА. Ну вот, автоответчик приплыл! Выключи его, пожалуйста, невозможно это слушать!


Мужчина стоит, автоответчик шипит, вдруг всё само успокаивается и, кажется, затихает.


Спасибо!

МУЖЧИНА. Пожалуйста, только я к нему даже не прикоснулся!

ЖЕНЩИНА. Ну и ладно, главное, он замолчал! Что ты говорил?

МУЖЧИНА. А кто это звонил, как ты думаешь?

ЖЕНЩИНА. Да кто угодно, какая разница? Что, ты говорил, будет поинтересней?

МУЖЧИНА. Настоящее насилие. Я говорил, что настоящее насилие будет поинтересней, я тебя не развяжу! А это не мог быть он?

ЖЕНЩИНА. Он, она — какая разница. Меня нет!

МУЖЧИНА (устраивается на кровати, ест). Меня тем более!

ЖЕНЩИНА. Тебя тем более! Что ты будешь делать, когда доешь?

МУЖЧИНА. Посплю.

ЖЕНЩИНА. А я?

МУЖЧИНА. А ты как хочешь, но я тебя сейчас не развяжу. Я посплю, отдохну и опять займусь с тобой любовью!

ЖЕНЩИНА. Это как-то ты изощрённо всё придумал, как-то слишком!

МУЖЧИНА. Тебе не нравится?

ЖЕНЩИНА. Нет!

МУЖЧИНА. Отлично! Теперь всё будет по-настоящему. Без всяких там. Тебя это возбуждает?

ЖЕНЩИНА. Пока нет!

МУЖЧИНА. Тогда — жди! (Доев салат, мужчина кладёт пустую чашку на пол, ложится на подушку, укутывается одеялом.)

ЖЕНЩИНА. Ты чего это?

МУЖЧИНА (как бы сквозь сон). Может, через минуту, а может, через час я накинусь на тебя...

ЖЕНЩИНА. Ты что, правда решил лечь спать?

МУЖЧИНА. Попробую...

ЖЕНЩИНА (истерично). Развяжи меня, развяжи меня!

МУЖЧИНА. Хочешь, чтобы я вставил тебе в рот кляп?

ЖЕНЩИНА (испуганно). Нет.

МУЖЧИНА. Тогда не ори...

ЖЕНЩИНА. Хорошо...

МУЖЧИНА. Ну вот видишь — тебе это уже нравится...

ЖЕНЩИНА (шипит, как змея). Долго не спи — у меня руки затекут.

МУЖЧИНА. Кляп... кляп — какое странное слово, кляп...

ЖЕНЩИНА. Ты меня понял — у меня могут затечь руки?!

МУЖЧИНА (поворачиваясь на бок). У тебя кровать скрипит, как качели...

ЖЕНЩИНА. Качели?

МУЖЧИНА. Да, качели... У вас во дворе — качели, я, пока ждал, когда твой исчезнет, какой-то ребёнок всё качался и качался, а они так — кхыу, кхыу, — и кровать твоя так же скрипит... Всё время скрипит, пока я, пока мы...

ЖЕНЩИНА. Так видишь, мне это только с тобой и можно проверить, скрипит она или нет...

МУЖЧИНА. Только не жалуйся!

ЖЕНЩИНА. Я не жалуюсь!

МУЖЧИНА. Ты жертва, я насильник, — это нелепо, если ты мне начнёшь жаловаться.

ЖЕНЩИНА. Ты первый начал мне жаловаться! Это ещё нелепее — насильник жалуется жертве, что у неё кровать скрипит!


Мужчина вскакивает с кровати, подбегает к шкафу, хватает из ящика какое-то бельё, возвращается на кровать, скомкав бельё, засовывает его в рот женщине; женщина дёргается, пытается что-то промычать, мужчина ещё плотнее закупоривает ей рот.


МУЖЧИНА. Ты мне мешаешь, мешаешь... ты сбиваешь меня с нужного настроения...


Женщина беззвучно извивается.


Как раз когда ты устанешь, я проснусь — и нам будет хорошо. Тебе даже вдвойне, я тебя трахну и развяжу. Вот это будет кайф... (Накрывается с головой одеялом, женщина, подёргавшись ещё какое-то время, успокаивается. Вдруг мужчина резко откидывает одеяло, приподнимается.) Слышишь?! (Вспоминает, что женщина не может ответить.) А, да... Шипит что-то... Автоответчик, что ли... я ведь его не отключал... наверное, тот, кто позвонил, всё думает, какое сообщение нам оставить... ну, пусть думает... (Накрывается с головой одеялом.)

Действие третье

Небольшой офис: несколько столов и такого же цвета кресла, в которых компактно уместился соответствующий столам набор офисных работников. Пустует только одно место. К нему-то и подошёл опрятный мужчина в костюме с небольшой папкой в руках. Мужчина, видимо, старший, так как его рабочее место находится в соседнем отдельном кабинете. Оторвавшись наконец от своей папки, он удивляется, не обнаружив перед собой ожидаемый силуэт готового выслушать его очередное задание работника.


МУЖЧИНА (обращается к женщине за соседним столом). А-а-а...а... где... она?

ЖЕНЩИНА (не отрываясь от компьютера). Она у психолога...

МУЖЧИНА. А-а-а...а... (Кладёт папку на стол отсутствующего работника.) Пусть как вернётся... мне к концу дня нужно посчитать... вы ей передадите?

ЖЕНЩИНА. Да, конечно...

МУЖЧИНА. Хорошо... (О чём-то думает, ещё раз заглядывает в папку, закрывает её, оборачивается на женщину, с которой только что разговаривал, потом снова о чём-то думает, берёт со стола чистые листы бумаги, накрывает ими папку.) Хорошо...

ЖЕНЩИНА. Да, конечно...

МУЖЧИНА. Хорошо... (Уходит.)


Проходит некоторое время. К по-прежнему пустующему столу подходит всё тот же опрятный мужчина.


Не появлялась?

ЖЕНЩИНА. Нет...

МУЖЧИНА. Хорошо... (Уходит.)


Через некоторое время он снова возвращается.


ЖЕНЩИНА. Не появлялась...

МУЖЧИНА. Я понял... я к тому, что психолог сегодня не работает... Сегодня не его день, он же у нас по пятницам и средам...

ЖЕНЩИНА. Ну, я не знаю, вы там бывали? Там же, когда психолога нет, там просто приятная музыка звучит, экран, там можно просто так сидеть, она тогда там просто так сидит, психологически разгружается...

МУЖЧИНА. Будьте добры, я вас попрошу сходить за ней... сколько можно разгружаться...

ЖЕНЩИНА (встаёт, собираясь выполнить поручение). Ну, не знаю, комнату специально завели, чтобы разгружаться, кто как сам чувствует, когда пора... если это будет вызывать нарекания...

МУЖЧИНА. Пожалуйста...

ЖЕНЩИНА (на ходу). Сам директор говорил, что если чувствуете, то, пожалуйста, чтобы никто не игнорировал...

МУЖЧИНА. Для всего есть своё время, на работе оно должно быть хоть немного для работы... если вас не научили... (Женщина уже скрылась где-то за дверью, и мужчина, поняв, что его уже никто не слушает, замолкает.)


К разволнованному мужчине подходит ещё одна женщина — работница офиса.


ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Подпишите... (Протягивает мужчине какой-то листок.)

МУЖЧИНА. Что это?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Смета...

МУЖЧИНА. Я вижу, что смета! Какая смета, я спрашиваю, на что: на мясо, сахар?!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. В каком смысле?.. (Начинает дрожать от раздражения.) Мы же... какое мясо-то, если у нас... мы же не продуктовый супермаркет...

МУЖЧИНА. Вот именно! Здесь вам не супермаркет! Почему я должен по глазам вашим нелепым угадывать, с чем вы мне бумажки свои подсовываете?!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Это не мои бумажки, я, между прочим, работаю...

МУЖЧИНА. Ладно, вы ещё мне тут будете! (Берёт из рук женщины смету, быстро проглядывает её, отдаёт обратно.) Зайдёте потом ко мне, я так на бегу не могу...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Дело в том, что мне нужно срочно — мне по ней сейчас ведомость оформлять...


Спор опрятного мужчины и второй женщины прерывается криком откуда-то из-за двери. Работа в офисе резко останавливается, все сидящие за своими столами приподнимают головы, ожидая разрешения своих догадок по поводу услышанного звука. В офис вбегает женщина, которую совсем недавно опрятный мужчина попросил сходить за коллегой.


ЖЕНЩИНА (всех разглядывает, как будто не понимает, где находится). ...

МУЖЧИНА. Что такое, это вы кричали?.. Вы?..

ЖЕНЩИНА. Я...

МУЖЧИНА. Что случилось? Вы нашли?..

ЖЕНЩИНА. Она...

МУЖЧИНА. Что она, вы её нашли, я спрашиваю?..

ЖЕНЩИНА. Она повесилась...

МУЖЧИНА. Что?

ЖЕНЩИНА. ...

МУЖЧИНА. Что, я не понял, что вы сказали?

ЖЕНЩИНА. Она повесилась...

МУЖЧИНА. Как это повесилась? Как это... где?

ЖЕНЩИНА. Там... в комнате... отдыха... висит...

МУЖЧИНА. Да как так, вы подождите...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Ой... (Затряслась ещё больше.)

ЖЕНЩИНА. Там... висит...


Все в офисе как-то обмякли и вжались глубоко в себя.


МУЖЧИНА (оглядывая всех работников, как бы пересчитывает про себя, кого точно недостаёт). Так, все сидите... никуда... я сейчас сам... (Выбегает.)


Работники офиса подбегают к женщине, перебивая друг друга, спрашивают её о случившемся.


ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. И что, а почему её... почему она себя, сама себя?!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Выпей воды, успокойся, возьми себя в руки!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Ой, так как же, она одна, она там одна, да? Слушай, она одна там?..

ЖЕНЩИНА. Мне не по себе, ой, не по себе мне... Это же что ж, я же ведь еле себя пересилила, чтобы проверить, она уже всё была, давно, видимо, видимо, как ушла, она же давно ушла, я-то ему не говорила, что она давно ушла, он и так просто повод ищет, чтобы придраться, я думала, она отдыхает, мало ли что, поскольку... ведь, ой, как же, у меня же столько дел, ладно, мне нужно заполнить, я должна, где мой бланк?! Никто не видел мой бланк? (Орёт.) Где мой бланк?!


В этот момент входит мужчина.


МУЖЧИНА. Успокойте её! Я сказал, успокойте её!


Кто-то из сослуживцев, облепивших женщину, бьёт её по щеке. Она замолкает, но мужчина не унимается.


Пусть она замолчит! Кто-нибудь! Успокойте её! Сделайте что-нибудь! Пусть она замолчит!


Тот же, кто ударил женщину, робко, но с силой ударяет по щеке и мужчину.


ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Что же нам теперь делать?..

МУЖЧИНА (садится за стол, принимает от какого-то заботливого сослуживца стакан с водой). Надо позвонить... вызвать... чтобы расследовали... быстро, надо!


Кто-то срывается к телефонному аппарату, звонит.


ЖЕНЩИНА. Надо, наверное, её снять...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Да, только...

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Что?..

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Примета плохая...

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. А-а-а...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Какая?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Если она голову опустит на кого, тот сам потом... того...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Что — того?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Что! Верёвку на шею и того!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Вот не знала, — такая примета?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Ха! Счастливо, значит, живёте, раз таких примет не знаете...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Живу, как все живут, не жалуюсь, а про примету эту в первый раз слышу!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Ну, вот я и говорю — хорошо живёте...

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Может, тогда её за голову чтобы кто-нибудь подержал?

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Ой, я не могу, я не могу!

МУЖЧИНА. Успокойтесь вы! Никого не надо трогать! Мы должны подождать! Нам ничего нельзя трогать! Сейчас приедут и сами всё... Вы вызвали?!

ТОТ, КТО ПОЗВОНИЛ И ВЫЗВАЛ. Да! Едут!

МУЖЧИНА. Хорошо...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Надо директору сообщить...

МУЖЧИНА. Куда? Он уехал...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Может, надо вернуть, отозвать...

МУЖЧИНА (смотрит на часы). Он уже в самолёте должен быть... отозвать! У него встреча, договор! Кто, кроме него-то, вы, что ли?! Отозвать! Вы понимаете, что говорите! Ему только наших проблем не хватало!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Но это же и его проблемы! Так и так, теперь всё равно надо будет административное расследование проводить!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Тут и без нас сейчас проведут...

МУЖЧИНА. Какой ужас, какой ужас! Кошмар! На рабочем месте взять и такое выкинуть! У нас же репутация! Как так, о чём думать в этот момент?..

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Вы только про репутацию и думаете! А ведь человека нет! (Плачет.)

МУЖЧИНА. Успокойтесь, сейчас надо всем успокоиться! Так... надо подумать, сейчас же и вправду приедут, надо решить, что мы будем говорить...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Зачем?..

МУЖЧИНА. Как зачем? А вы хотите потом полжизни провести в необоснованных обвинениях, просто так ведь люди не вешаются!..

ЖЕНЩИНА. А действительно, почему она повесилась?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Ей муж изменял...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Да?!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Все отлично знали, что ей муж изменял. И что? Из-за этого не вешаются!..

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Я лично не знала!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Ну, с вами она, видимо, не делилась, а я знала, и она к этому легко относилась, просто и легко, мы сколько раз с ней это обсуждали!

МУЖЧИНА. Вот как!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Так, да, это не было секретом, по крайней мере между нами...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Вот так запросто об этом говорить... Да...

МУЖЧИНА. Подождите, так тогда это всё объясняет... Надо... надо посмотреть на её столе, может, она оставила какую-нибудь записку... как обычно в таких ситуациях...


Все кидаются к столу повесившейся коллеги, роются в бумагах.


ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Нет, ничего...

МУЖЧИНА (листает какой-то блокнот). Может, в органайзере... Бред какой-то...

ЖЕНЩИНА. Что, что там?..

МУЖЧИНА. Пустой, абсолютно пустой, только одна фраза, в середине...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Какая?

МУЖЧИНА (читает). «На ногах ногти растут быстрее, чем на руках»... Да...


Возникает пауза. Каждый думает о своём. Тишину прерывает сотрудник, который всё это время отсутствовал, он выходил за минеральной водой, и сейчас он сильно удивился тому, что увидел, вернувшись на работу.


СОТРУДНИК (ставит бутылку с водой на стол, улыбается). Что все такие мрачные? Кто-то повесился?


Все работники офиса отвлекаются от собственных размышлений, оборачиваются на ни о чём ещё не подозревающего сотрудника; выдержав паузу, хором кричат на него.


ЖЕНЩИНА. Ты что, ты совсем уже?! Башню снесло, да?! Надо же хоть чуть-чуть! Думать надо хоть чуть-чуть! (Стучит по своей голове.) Думать! У тебя всегда с этим проблемы, но ты никого не слушаешь, тебе на всех и на всё наплевать!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Повесилась... Повесилась. Да, повесилась! Вот так! Да! А ты пришёл! Вот ты и пришёл! Только сначала надо голову (стучит по своей голове)... голову сначала надо просовывать, убеждаться, что всё в порядке, а потом входить и шутить!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Ты не вовремя, ты сейчас очень не вовремя вылез! Может, тебе кажется это всё смешным, только вот её (указывает на женщину)... сейчас мы её еле отпоили, когда она там всё увидела! И что ещё дальше будет!..

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Твои шутки всех уже достали! Ты почему?! Ты посмотри телевизор (указывает куда-то в сторону, где, по её мнению, мог бы находиться телевизор)... посмотри, поучись, как люди шутят, и, главное, когда и в какое время! Завели на работе комика!..

МУЖЧИНА (обрывает шипящих женщин в тот момент, когда они начинают жестикулировать, поэтому концовки своих фраз они дошёптывают практически беззвучно). Вы где были?

СОТРУДНИК. Я... за минералкой ходил...

МУЖЧИНА. А что, почему вы этим занимаетесь в рабочее время?

СОТРУДНИК. ...

МУЖЧИНА. И потом, у нас же установлен фильтр. Вам что, наша вода не нравится?

СОТРУДНИК. Нет...

МУЖЧИНА. Что?

СОТРУДНИК. Я пью «Эвиан»...

МУЖЧИНА. «Эвиан»?

СОТРУДНИК. Да...

МУЖЧИНА. Ну а что, у нас тогда зачем фильтр стоит, он что, не работает?

СОТРУДНИК. Работает, но мне нравится «Эвиан»...

МУЖЧИНА. А чем она лучше, и чем вообще минеральные воды могут отличаться?.. Вы что, различаете их по вкусу?

СОТРУДНИК. Да...

МУЖЧИНА. Интересно... И чем же ваш «Эвиан» отличается от нашей воды, которую мы все здесь пьём?

СОТРУДНИК. ...

МУЖЧИНА. Почему, если у меня есть какие-то привязанности, я стараюсь держать это в себе, глубоко в себе, я не ухожу никуда в рабочее время, не ищу способа, как решить свои собственные проблемы в то время, когда нужно заниматься совсем другим делом, почему ваши привязанности так давят на вас, что вы позволяете себе уходить, когда вам вздумается, чёрт-те куда?..

СОТРУДНИК (потрясывая нижней губой). Я буквально два шага... а не чёрт-те куда...

МУЖЧИНА. Что?

СОТРУДНИК. В двух шагах от нас... магазин... я там (совсем уже кривится, тихо плачет)... я туда зашёл...


Кривиться начинают и остальные. У всех, у кого более интенсивно, у кого — менее, глаза начинают моргать и течь слезами.


МУЖЧИНА. Нет, ну как, вы мне объясните — я не могу понять — для меня лично достаточно одного слова на этикетке: «минеральная». Для меня этого достаточно, всё, я сразу понимаю, что это вода чистая и полезная, и никакого другого смысла название этой воды мне не добавит, а тем более вкуса!

СОТРУДНИК (сквозь слёзы). Не орите на меня!

МУЖЧИНА. Что?

СОТРУДНИК. Не орите на меня! Если я не прав, я отвечу, но не надо на меня орать!

МУЖЧИНА. Да что такое-то, а? Кто на вас орёт?! И вообще, как вы со мной разговариваете?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА (сквозь слёзы). На всех каждый день орёт! Неудивительно, что здесь человек повесился!

МУЖЧИНА. Что? Вы что говорите такое?

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. А то! Вы уже совсем за собой не следите, как вы с людьми общаетесь!

МУЖЧИНА. А как я с людьми общаюсь? Как?!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. А так, что после этого не то что работать — жить не хочется!

МУЖЧИНА. Да что с вами со всеми такое-то, а? Как я с вами общаюсь?! Я что, незаслуженно, что ли, сделал сейчас замечание? (Обращается к третьей женщине.) Почему тогда вы никуда ни за какой минеральной водой не выходите?..

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Да при чём тут минеральная вода? Вам же совсем про другое говорят! Вы в принципе не можете с людьми общаться! Как вас на такую должность назначили, я ничего не понимаю!

МУЖЧИНА. Да! Вот как! Вы удивляетесь! А я удивляюсь... (Подбегает к столу этой женщины.) А я удивляюсь тому, сколько вам лет!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. В каком смысле?

МУЖЧИНА. А в таком, что как у взрослой женщины на рабочем месте могут быть эти финтифлюшки! У вас весь стол, всё ими заставлено! (Сгребает какие-то открыточки, расставленные на столе третьей женщины, трясёт ими у себя над головой.)

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Это не финтифлюшки!

МУЖЧИНА. Да, а что это?

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Аппликация!

МУЖЧИНА. Вот как! Ещё лучше! Этим когда же? Этим же, если вы не в курсе, в детстве обычно занимаются!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Да... поставьте, пожалуйста, на место!

МУЖЧИНА. Не бойтесь, я поставлю, только прежде, чем мне замечания делать, вы, пожалуйста, разберитесь, что с вами-то происходит!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Со мной всё в порядке!

МУЖЧИНА. Да, а это тогда что?

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Кто вам дал право шариться у меня на столе?

МУЖЧИНА. Я не шарюсь! В том-то и дело, что это всё на виду! Если б вы это спрятали, тогда ладно, а так, — ведь вы всех заставляете быть свидетелями, мы все смотрим на эти ваши чудачества и терпим!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Кого — меня? Вы меня терпите, значит, — замечательно!

МУЖЧИНА. Ну, почему вот у вас, разрешите... (Обращается к четвёртой женщине, тянется к фотографии, стоящей на её столе.)

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Да, пожалуйста... (Передаёт ему фото в рамке.)

МУЖЧИНА. Почему вот у человека — нормальное фото... (Вглядывается.) Мужа, без всякого...

ЧЕТВЕРТАЯ ЖЕНЩИНА. Это брат...

МУЖЧИНА. Что?

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Я не замужем, а это мой брат!

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. А мне говорили, что ты замужем... (Обращается к третьей женщине.) Вы же мне и говорили!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Так потому, что она мне сама и рассказывала, про мужа, про их медовый месяц, на островах...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. На каких островах! Я не замужем!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Но вы же сами рассказывали?

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. А о чём с вами ещё говорить? О чём?! Вы все каждый день только и трещите про ваши семьи нелепые, куда вы после работы с мужьями ходите! (Коверкает голос, пародирует сослуживцев.) «В городе никаких развлечений, везде одно и то же! Я приватный танец не заказывала, а они подходят к столику и раздеваются, нам с мужем так противно стало, нам с мужем неприятно, мы с мужем отдохнули, у нас с мужем, у нас с мужем! Он меня повезёт на выходных... Он обещал достать на выходных!»... Мерзость! Одна и та же мерзость каждый день! (Вытирается одноразовой салфеткой.)

ЖЕНЩИНА. Ты что, ты нам завидуешь?

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Ещё чего!

ЖЕНЩИНА. Ты нам завидуешь! Какой ужас! А главное, чему! (Берёт фото, разглядывает.) Конечно, брат! Вылитый же ведь! Как мы раньше думали...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Положи на место!

ЖЕНЩИНА. Успокойся!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Положи на место, я сказала!

ЖЕНЩИНА. Ничего я ему не сделаю, успокойся!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Ты что, не поняла, что ли? (Подскакивает к женщине, выхватывает из её рук фотографию.)

ЖЕНЩИНА. Да на, успокойся!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Дрянь! (Убирает фото в свою сумочку.)

ЖЕНЩИНА. Мерзавка!


Дверь открывается, в офис входит пожилой мужчина в красном вельветовом костюме. На руках мужчина держит маленькую собачку какой-то очень мерзкой породы с выпученными глазами, которые, кажется, в несколько раз больше самой этой собачки.


ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Извините...


Все замолкают.


Извините... мы забыли поводок... В прошлый раз мы забыли наш поводок в нашем кабинете... Мы гуляли и поняли, что гуляем без поводка... Он, наверное, в моём кабинете, в комнате отдыха... она закрыта... а нам нужен поводок... И, кстати, почему комната закрыта, я же просил, чтобы, даже когда меня нет, каждый сотрудник мог отдохнуть, расслабиться...

МУЖЧИНА. Туда сейчас нельзя...

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Почему... у нас там поводок...

МУЖЧИНА. Там повесилась наша сотрудница, туда сейчас нельзя...

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Вот как... А... ну да — ну да... я тогда...

МУЖЧИНА. Постойте, подождите, сейчас уже должны приехать, вы можете подождать, если он вам необходим... Её снимут и отдадут вам ваш поводок...

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Да... (Машет рукой, хочет уйти, останавливается, оборачивается.) Может быть, вам нужна моя помощь?

МУЖЧИНА. Да, пожалуй, нет, спасибо...

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. Смотрите, мне не тяжело...

МУЖЧИНА. Не знаю, может, кому-нибудь? (Оборачивается на сотрудников, все молчат, стараются отвести взгляд в сторону.)

ЖЕНЩИНА. Спасибо, не надо...

ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА. А?.. Да, ну ладно, ладно... До свидания... (Уходит.)

МУЖЧИНА. Всего доброго...

ВСЕ. До свидания...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Сколько раз уже его просили не приходить на работу с собакой!

ЖЕНЩИНА. Он говорит, что она ему помогает, успокаивает пациентов...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Да кого она успокаивает, страшилища! Наняли клоуна! Ходит, мозги нам компостирует! И вот итог! Кому он помог, в чём?!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Я лично всегда могу взять себя в руки... Да, без всяких, мне это вообще непонятно...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Вы можете, а кто-то не может...

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Потому что надо всё делать вовремя...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Что именно?

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. А то! Вы меня отлично понимаете...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Нет, я вас совсем не понимаю... Вы, пожалуйста, договаривайте, если что-то имеете в виду!

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА. Да ладно, всё вы отлично понимаете, что мне тут при всех вам объяснять, что замуж надо вовремя выходить, чтобы потом с людьми нормально общаться!

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Да, и чтобы потом на чужих поводках...

МУЖЧИНА. Послушайте, я просто поражаюсь!.. Почему?! Почему вы вдруг в какой-то момент становитесь все как будто неуправляемыми какими-то... То есть я не то хотел сказать, я, в смысле... вот у вас у всех вроде всё чудесно... каждый день вы приходите сюда, здороваетесь, улыбаетесь... мы вместе работаем... ведь работаем... как-то... вы всё друг про друга знаете, но почему-то вы не можете вовремя сказать, что вам мешает или раздражает, копите, копите в себе, а потом превращаетесь в бомбу, которая взрывается в самый неподходящий момент... вот я, неужели я на вас на всех ору, что вы мне сегодня высказали? А? Неужели же я заслужил? Что, это так невыносимо — потерпеть, если вам заслуженное замечание делают?

СОТРУДНИК. А если незаслуженное?..

МУЖЧИНА. Ну, как, ну, всё равно, можно как-то перетерпеть...

СОТРУДНИК. Да...

МУЖЧИНА. Ну, в конце концов, ну, вы скажите, но только не в хамской же форме... Просто вот этот негатив, я насколько понял, он копится, копится, он же должен как-то выходить...

ЖЕНЩИНА. Просто расслабляться надо чаще, общаться, делиться проблемами...

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Надо как бы разгружаться, чтобы кто-то помогал...

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА.Чтобы помогал, выслушивал... Может, даже абсолютно посторонний, который никому не расскажет...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Но только не этот клоун...

ВСЕ. Не-е-е-е...

ЖЕНЩИНА. С собакой...

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. А я! Я однажды зашла к нему в кабинет, на диван села, дай, думаю, отдохну, а он подсел, говорит, нарисуйте человека...

ЖЕНЩИНА. Человека?

ЧЕТВЁРТАЯ ЖЕНЩИНА. Да... Говорит — нарисуйте мне, пожалуйста, человека — я должен вас протестировать... Ну, я накалякала, так он мне такое выдал, я по его словам прямо чуть ли не манниачка какая! Оношник! (Все одобрительно подхихикивают, качают головами.)

ТРЕТЬЯ ЖЕНЩИНА (берёт со своего стола картинки). А это моего сына аппликации... Он любит вырезать, клеить... Я фотографии нарочно не ставлю себе на стол, у нас что сын, что муж — нефотогеничные, некрасиво выходят, или их фотографируют неправильно, а эти картинки — забавные, я на них когда смотрю — успокаиваюсь, как-то сразу мне легко становится, приятно... Бесёнок, бабушку доводит постоянно, никого не слушает, отца дразнит, только когда клеит — успокаивается... (Смотрит на картинки, плачет. Все расходятся по своим местам, продолжают работать.)

Действие четвёртое

Дворик. Скамейка. На скамейке — две пожилые женщины. Откуда-то издалека доносится скрип качелей. Кажется, что где-то в глубине дворика, невидимый, качается на ржавых качелях ржавый робот. Роботу нравится качаться, поэтому вряд ли он решит хоть когда-нибудь передохнуть или тем более оставить качели в покое — он будет качаться всегда. Скорее всего, женщинам, сидящим на скамейке, это известно, и они стараются сжиться с жалящими их сердца железными звуками, подражая им звуками и гудением своих собственных голосов.


1-я ЖЕНЩИНА. Ты тепло оделась?

2-я ЖЕНЩИНА. Да. (Задирает юбку, демонстрирует соседке розовые рейтузы.) Это у Лизы пузырь простывший, и она пододевает всегда точно такие же прямо на колготки. У неё как ветерок, даже лёгкий, — всё, сразу простывает пузырь. И моча потом с кровью. Она говорит, что как будто вилкой ей или ножом перочинным прорезают щёлочку для мочи. Вот она стоит над унитазом и ждёт, пока прорежут: пять минут, десять, двадцать, — а потом прямо с кровью течёт. Пока не пододевала, всё так и мучилась.

1-я ЖЕНЩИНА. Лучше поберечься.

2-я ЖЕНЩИНА. Лучше поберечься!

1-я ЖЕНЩИНА (оборачивается на звук качелей, кричит). Не устал?!

ДЕТСКИЙ ГОЛОС. Нет!

1-я ЖЕНЩИНА. Ну качайся, качайся. Пусть качается.

2-я ЖЕНЩИНА. Пусть качается.

1-я ЖЕНЩИНА. Родители приходят и запирают его в четырёх комнатах, он к окну подходит, смотрит на улицу, на качели эти, как собака, смотрит, которую не выгуливают. Я им говорю, пустите, говорю, ребёнка на улицу. А они меня как будто не слышат, то есть что я есть, что меня нет, я — это шум воды, когда посуда моется, — когда что нужно, меня замечают. Вот ты свидетельница...

2-я ЖЕНЩИНА. Да.

1-я ЖЕНЩИНА. Вот я никому зла не желаю...

2-я ЖЕНЩИНА. Да...

1-я ЖЕНЩИНА. Но им... Вот увидишь, на моих глазах! Вот вчера я говорю, — если я мешаю, если вам нужно, чтобы никто не мешал — пожалуйста — отправьте меня в дом престарелых. Мне что — я уже всё, что мне надо, увидела, им жить — им ребёнка воспитывать.

2-я ЖЕНЩИНА. Да перестань! В какой дом!

1-я ЖЕНЩИНА. В какой, в обычный! Я там хоть знать буду, что точно никому не нужна, а тут что? Родные люди, и такое обращение!..

2-я ЖЕНЩИНА. А дочь что?

1-я ЖЕНЩИНА. А что дочь. Ночь, день переспит — переговорит. Он ей всё, что ночью внушает, она то и делает, я иногда удивляюсь, моя это дочь или нет?

2-я ЖЕНЩИНА. Сама виновата!

1-я ЖЕНЩИНА. Сама виновата...

2-я ЖЕНЩИНА. Я ещё, пока он ходить только начал к твоей, сразу сказала — он тебе устроит! Всё к рукам приберёт! Опоздала ты, прозевала! А сейчас мучайся!

1-я ЖЕНЩИНА. Да... (Хнычет.)

2-я ЖЕНЩИНА. Как ты, куда ты глядела! Он же какой национальности?! У них же в крови, у этих людей, командовать, покорять, а ты устроила кровосмешение...

1-я ЖЕНЩИНА. Зато ребёнок красивый...

2-я ЖЕНЩИНА. Красивый! И что? Такой же вырастет, как отец! Выродок.

1-я ЖЕНЩИНА. Перестань!

2-я ЖЕНЩИНА. А что? Да! Если сейчас не вырвать его из-под отца влияния — всё, будет такой же!

1-я ЖЕНЩИНА. Зато у него работа хорошая, денежная!

2-я ЖЕНЩИНА. Сколько ты видишь из этих денег-то, много? Вот так! Где он у тебя танцует — в казино?..

1-я ЖЕНЩИНА. Там клуб, ресторан...

2-я ЖЕНЩИНА. Так вот эта работа у него, пока мода на этнос ещё держится. Набирают вот таких, как зять твой, просят их плясать, петь, и чтоб по их, по-национальному, по-народному. Там никто ничего ведь не понимает, что им поют-пляшут, потому что все на игле, на системе — им это в кайф, что перед ними кто-то кривляется и воет по-непонятному, они, у кого деньги, — они торчат от этого, от этноса, и деньги в таких вот, как твой зять, вкладывают. Эти-то, этносы, думают, и вправду кто-то понимает, что они там исполняют, а всем насрать на это — просто сделали это модным, потому что уже никому не интересно понимать нормальные песни и танцы — мозги уже в пузырях у всех, как виспа — да и скучно это, и не прёт уже никого от простого понятного человеческого языка, от нормальной культуры. Нарки, одни нарки кругом, у них и деньги — продюсеры эти, менеджеры сетевых маркетингов, супервайзеры — все на дозу работают, вот моя пенсия вся — это за мобильник заплатить и на еду, а они — на дозняк ещё должны пахать. Так что погоди, пройдёт на этносы мода — будет твой зять опять двор мести или металлолом воровать, что, в принципе, этим пастухам в рубашках с тесёмками и положено делать!

1-я ЖЕНЩИНА. Так как — если его с работы попрут, мне их всех содержать, что ли?

2-я ЖЕНЩИНА. А тебя никто не спросит. Будешь как миленькая в рабстве! Или вообще в ванне тебя утопят и квартиру себе отметут.

1-я ЖЕНЩИНА. Ой, да что ж это, а, как же я буду?

2-я ЖЕНЩИНА. На! (Достаёт из кармана пальто какой-то пузырёк и протягивает его 1-й женщине).

1-я ЖЕНЩИНА. Что это?

2-я ЖЕНЩИНА. Это война, понимаешь! Пора от превентивных мер переходить к наземным действиям! Тут кто первый решится — тот и победит! По одной ему таблетке в суп или в чай — и через полгода дочь, внук и любимая бабушка — счастливая семья! А от зятя — лишь хорошие воспоминания!

1-я ЖЕНЩИНА. Это что за колёса, это яд, что ли?

2-я ЖЕНЩИНА. Леденцы! Конечно, яд, не бойся — никак никто не обнаружит, уже проверено — на своём личном опыте! Только у тебя зять — бандит, а у меня муж — ещё хуже был!

1-я ЖЕНЩИНА. Так это ты ему...

2-я ЖЕНЩИНА. Помогла! Я ему помогла, а то бы он ещё лет двадцать собирался на встречу с вечностью!

1-я ЖЕНЩИНА. Такой хороший был...

2-я ЖЕНЩИНА. Хороший! Этот хороший мне всю жизнь испортил, я только год этот по-человечески жить стала! Свободная, с квартирой, дети все пристроены, и никто не мешает!

1-я ЖЕНЩИНА. По сколько, по одной?

2-я ЖЕНЩИНА. По одной.

1-я ЖЕНЩИНА. А если по две — в два раза быстрее?

2-я ЖЕНЩИНА. Если по две — говорю тебе сразу — я тебе передачи в тюрьму носить не буду. У него вместо крови понос течь будет — тебя сразу вычислят, так что лучше потерпи, пускай долго, зато потом никто не допрёт, что и как, — по одной! Поняла?


К скамейке подходит мужчина с чемоданами, садится чуть поодаль от женщин, ставит рядом чемоданы, смотрит в землю, напрягает лоб, что-то бормочет, — его глаза уже мокрые, и эта мокрота вот-вот начнёт стекать на щёки. Женщины прерывают разговор, незаметно косят на подсевшего к ним мужчину. 1-я женщина картинно кричит в сторону скрипящих качелей, всё так же кося на странного соседа.


1-я ЖЕНЩИНА. Не устал?!

ДЕТСКИЙ ГОЛОС. Нет!

1-я ЖЕНЩИНА. Ну качайся, качайся. Пусть качается.

2-я ЖЕНЩИНА. Пусть качается.


Мужчина, не сдерживаясь, плачет.


1-я ЖЕНЩИНА. Мужчина, ты что?

2-я ЖЕНЩИНА. Ой, ой, ой, мужчина, ну-ка! Ну-ка, возьми себя в руки!

1-я ЖЕНЩИНА. На платок, утрись! (Протягивает мужчине платок.)

МУЖЧИНА. Спасибо. (Вытирает слёзы.)


Женщины смотрят на мужчину в упор, ожидая, что вот-вот он поделится с ними своим горем.


Да... (Задумывается, смотрит вдаль, слёзы перестают течь, глаза высыхают.) Ну, а что у вас?

1-я ЖЕНЩИНА. У нас?

2-я ЖЕНЩИНА. Как?

МУЖЧИНА. Ну, что вы тут сидите, чего ждёте?

1-я ЖЕНЩИНА. Я внука выгуливаю!

2-я ЖЕНЩИНА. А мне что, я гуляю, что такого, у меня целый день впереди!

МУЖЧИНА. Ну-ну... (Встаёт, берёт чемоданы, уходит.)

1-я ЖЕНЩИНА. О! Ты смотри какой!

2-я ЖЕНЩИНА. Я что, отчёт должна давать, что я тут делаю?! Это я мужу буду отчёт давать, да и то он у меня не спросит!

1-я ЖЕНЩИНА. Я тут всегда сижу! Вон внук мой качается, что?

2-я ЖЕНЩИНА. Мне таких начальников, я сразу от таких избавилась, спасибо, свободна, теперь что хочу — то и делаю! Каждый теперь будет спрашивать и указывать мне — так мне отчёты писать теперь, что ли?

1-я ЖЕНЩИНА. Я его в соседний двор водила, гуляла — там качели лучше, а там ко мне подошли в погонах двое, спрашивают — это ваша машина зелёная?

2-я ЖЕНЩИНА. Умный какой, с чемоданами гуляет...

1-я ЖЕНЩИНА. Я им говорю, не моя, а что?

2-я ЖЕНЩИНА. Опоздал, видимо, и ноет, а мы помешали, я отсюда никуда не уйду!

1-я ЖЕНЩИНА. А они мои стали спрашивать инициалы и адрес, у машины, говорят, шины спущенные, и никто не знает, чья она, вы, спрашивают, знаете, видели, кто в неё садился или шины кто у неё спустил?

2-я ЖЕНЩИНА. Я уже ничего не жду, я дождалась, — он будет у меня спрашивать! Я ждала тридцать лет назад, а потом перестала, да!

1-я ЖЕНЩИНА. Я им говорю, не видела я, кто в неё садился и кто там у неё, в неё спускал, мне и дела нет до этого, вон у меня внук качается, и всё — и зачем мне где-то инициалы свои оставлять?!

2-я ЖЕНЩИНА. Я даже, это, детям своим взрослым — и то не отчитываюсь, где я сижу и куда хожу, что мне тут ещё будет кто-то... У них своя жизнь, у меня своя — так получилось, что их жизнь с меня началась, но я за это с них ничего не требую! И они знают, что с матери уже ничего не поиметь!

1-я ЖЕНЩИНА. Всё равно всё взяли, всё записали, и даже и индекс! Во как! Так я в тот двор не хожу теперь, от греха подальше! Здесь тоже качели есть! Неплохие качели! Давай колёса твои! (Скрип качелей резко стихает.)

2-я ЖЕНЩИНА. На! (Передаёт 1-й женщине пузырёк с таблетками.) Кто он вообще? Как его фамилия? С чемоданами! Сейчас всех, кто с чемоданами, проверять надо!

1-я ЖЕНЩИНА. Что это у тебя на лбу? (Смотрит в упор на лоб пожилой подруги. У той, как у замужней индианки, — прямо посередине лба, — подёргиваясь, горит ярко-красная точка — только это не знак замужества, а лазерный прицел.)

2-я ЖЕНЩИНА. Что?

1-я ЖЕНЩИНА. Пятно красное. Ну-ка... (Плюёт на палец, хочет стереть пятно — однако красная точка, словно солнечный зайчик, убегает от пальца и смещается чуть выше.) Платок нужен...

2-я ЖЕНЩИНА. Платок унёс! А, как! Развёл нас, как я не знаю кого! Да что ты! (Отстраняет ото лба руку своей подруги.)

1-я ЖЕНЩИНА. О, исчезло! Ой, опять появилось!

2-я ЖЕНЩИНА. Что это, ты скажешь?

1-я ЖЕНЩИНА. А, это, кажется, прицел, лазерный... Как будто тебя снайпер на мушку взял...

2-я ЖЕНЩИНА. Зачем?

1-я ЖЕНЩИНА. Расстрелять!

2-я ЖЕНЩИНА. Ой, да ты что! (Вскакивает, обегает скамейку, прячется за 1-ю женщину, выглядывает из-за неё.) Смотри, это внук твой навёл что-то на нас!

1-я ЖЕНЩИНА. А! Так это ему отец подарил! Прицел, это игрушка!

2-я ЖЕНЩИНА. Ага, уже началось, с игрушки всё и начинается! Пусть он её уберёт! (Снова прячется за 1-ю женщину.) Скажи ему!

1-я ЖЕНЩИНА (кричит внуку). Ты что творишь, а?! (Поворачивается к своей подруге.) Не бойся, оно не стреляет, оно просто прицеливается!

2-я ЖЕНЩИНА. Ага, прицеливается! Прицеливается, а потом стреляет! (Кричит непослушному ребёнку.) Убери, слышишь, убери от нас!

1-я ЖЕНЩИНА (внуку). Садись, качайся! Внучек, садись качайся!

2-я ЖЕНЩИНА. Не слушает!

1-я ЖЕНЩИНА. Ну, сейчас я ему наваляю! (Срывается к качелям с криком.) Я кому сказала, убери! Убери! Садись качайся! Домой сейчас пойдёшь!

2-я ЖЕНЩИНА (приподнимаясь). Вот кровь что творит! Одна кровь — и всё, уже ничего не поделаешь, воспитывай не воспитывай, им всем надо подсыпать, всем... (Кричит 1-й женщине.) Да как ты, разбей! Разбей её вообще, чтобы он в руки его не брал! (Бежит к качелям.)

Действие пятое

Казарма одного из военизированных подразделений. Раздевалка перед душевой комнатой. В раздевалку из душевой пробивается пар, обволакивающий многочисленные вещевые шкафчики и невысокие скамейки. На одной из скамеек перед раскрытой дверцей шкафа сидит мужчина атлетического сложения; выдавливая из продолговатого и объёмного тюбика на ладонь белый крем, он аккуратно смазывает им пальцы своих ног. Из соседнего шкафчика раздаётся нетерпеливый стук и треск, как будто там заперли кого-то и он пытается выломать дверь изнутри. В это время с шумом распахивается дверь душевой и в раздевалку вбегают ещё двое молодых мужчин с полотенцами на бёдрах. У одного в руках коробка со стиральным порошком; другой подбегает к своему шкафчику, роется в нём, достаёт лист белой бумаги. Вместе они подходят к шкафу, откуда доносится стук; мужчины смеются, подзадоривают друг друга. Один высыпает на лист порошок, другой подносит его к прорезям в шкафу и что есть силы дует. Из шкафчика доносится кашель; мужчины, довольные своей «шуткой», хохочут.


1-й МУЖЧИНА. Химическая атака!

2-й МУЖЧИНА (кричит в шкаф). Не дыши!

3-й МУЖЧИНА (вытирает руки от крема). Что вы его мучаете?

1-й. Он пельмень потому что!

2-й. Равиолли! (Оба ржут, снова подносят к шкафчику порошок, высыпанный на лист бумаги, дуют; в шкафчике кто-то сильно кашляет.)

3-й. Где были сегодня?

1-й. На пожаре! Дом подорвали один...

3-й. И чего там?


Кто-то, запертый в шкафу, начинает остервенело долбиться, перекрывая голоса разговаривающих.


Да откройте... вы его... задолбал уже!


2-й мужчина открывает шкафчик — оттуда, задыхаясь от кашля, вываливается тщедушного вида голый мужчина, внешне выглядящий гораздо старше тех, кто его запер. Он откашливается, подходит к своему шкафчику, открывает его и начинает одеваться, всё время бормоча...


4-й. Уроды...

2-й. Ты ещё спасибо нам скажешь, смотри, ты уже готов ко всему, даже к химической атаке! (Ржёт.)

3-й. Так чего там было?

1-й. Взрыв газа!

3-й. Бытовуха?

1-й. Нет, пока ещё не ясно, но наверняка не бытовуха. Там вообще разнесло весь этаж, а всё из одной квартиры рвануло — там по первым признакам эксперты уже накопали, что всё подстроено было, кто-то газ включил, все комфорки...


2-й в это время роется в своём шкафу, достаёт оттуда фотографию, показывает 3-му.


2-й. На, смотри, я пофоткал там, клёво, да? Клёво?

3-й. Это чьи руки?

1-й. Смотри, руки и ноги к кровати привязаны, а посередине — пустота! Вообще, да!

3-й. Вы маньяки! У вас уже на фотовыставку набралось таких, да?

2-й. Смотри, они потому что привязаны были, поэтому со спинкой кровати остались, а тело вылетело, его, вообще на улице нашли, ага! (Ржёт, суёт фото прямо в нос 3-му, тот отталкивает его, тогда 2-й подносит фотографию к глазам 1-го.)

1-й. Да убери ты! И так я, вобще, уже не сплю с этой работой!

4-й. Вас всех лечить надо!

2-й. Ты чего, а? (Передаёт фотографию 1-му, снимает с пояса полотенце, складывает его вдвое и скручивает, размахивает над головой, приближается к 4-му — с силой стегает его по ляжкам.)

4-й (истерично кричит). Отстань от меня!

2-й. Сейчас я отстану — я так отстану, что ты в нашу фотовыставку угодишь, я вот только ноги тебе оторву и положу их в твой шкаф, и мы их там сфотографируем и назовём всё это «Ноги в шкафчике». (Ржёт.)

1-й. Не, мы их прикрутим к шкафу, и он будет стоять на его ногах! (Оба ржут.)

4-й. Что вам от меня надо?! Почему вы всё время ко мне пристаёте?.. (Плачет.)

2-й. Потому что ты пельмень!

1-й. Равиолли!

2-й. Ты уши свои видел?

1-й. У тебя папа слон был? Мама в зоопарке слишком близко к клетке подошла, да? А потом ты родился!

2-й. Элефант!

3-й. Ладно, отстаньте от него! Пусть одевается и валит, он стонет так, я не могу уже!


2-й снова стегает 4-го полотенцем, тот прижимается к шкафу, молчит.


2-й. Ну-ка, постони! Постони!


4-й вдруг разворачивается ко 2-му и со всей силы, наотмашь, чуть подпрыгивая, бьёт того прямо по лицу — 2-й падает, некоторое время лежит неподвижно, соображая, что произошло, затем резко вскакивает, подбегает к 4-му, замахивается, бьёт, 4-й ловко уворачивается от удара и ещё раз сильно впечатывает кулаком в глаз своему обидчику, тот в ярости вскрикивает и прыжком сшибает 4-го на пол — там их тела свиваются в клубок, бешено перекатывающийся из одного угла раздевалки в другой. В это время в раздевалку входит пожилой полный мужчина; на нём — только брюки и майка, ноги — босые, китель и ботинки — в руках. Мужчина в недоумении останавливается, смотрит на дерущихся, затем переводит взгляд на 1-го и 3-го. Те вскакивают, бросаются к 4-му и 2-му, разнимают их; все вместе, 1-й, 2-й, 3-й и 4-й, вытягиваются по стойке смирно перед 5-м мужчиной. 5-й подходит к своему шкафу, ставит вниз ботинки, развешивает китель, снимает брюки, оборачивает вокруг бёдер полотенце, не глядя на четверых, продолжающих стоять навытяжку, командует им...


5-й. Вольно! (Поворачивается ко всем.) Что — не устали? Энергии много? Да? Рукам-то можно найти получше применение, а? Наши руки не для скуки! Это расслабляет! (Обращается ко 2-му.) Вот ты с ним дерёшься, а он завтра, может, не вытащит тебя из-под завала или из эпицентра, да... На задания же вместе ездите... (Кряхтя, усаживается на низкую скамейку.) Или вообще подтолкнёт тебя сзади (подмигивает 4-му), да? И всё — несчастный случай при исполнении, и всё из-за своей собственной глупости... Садитесь.


Все садятся. 5-й долго молчит, затем спрашивает, непонятно кого...


Фотографировал?


Все молчат.


Ну давай, показывай, я же видел, как щёлкал, показывай!


2-й поднимается, подходит к своему шкафчику, ищет фотографию, 1-й подбегает к своему шкафчику, достаёт фотографию, протягивает её 5-му — тот рассматривает фото, передаёт его 2-му...


5-й. Женщина...

1-й, 2-й, 3-й (хором). Женщина?

5-й. Маникюр на ногтях...

2-й. Маникюр? (Всматривается в фото, затем передаёт её 1-му.)

1-й. У вас глаз — алмаз... как вот красный лак от крови отличить можно?

5-й. Можно, насмотришься с моё — будешь отличать! (Обращается к 3-му.) А ваших куда сегодня возили?

3-й. В аэропорт...

5-й. Там чего?

3-й. Как обычно — чемоданы, взлётная полоса...

5-й. Рвануло?

3-й.. Нет — чемоданы пустые.

5-й. Пустые?

3-й. Да, оставил кто-то пустые чемоданы...

1-й. Специально?

2-й. Специально бы не пустые оставили...

1-й. Нет, ну, предупредить, может, хотели? Напугать!

3-й. Напугали! Там на три часа зависли, роботом всё ощупывали...

5-й. А у нас — ребята рассказали тебе?..

3-й. Да...

5-й. Вроде бытовуха, а вроде — хрен знает... Газ кто-то открыл, в квартире было двое, потом от искры, от звонка, всё взорвалось...

3-й. От звонка?

5-й. Да, от дверного, парень маленький, дурак, за ним бабка его гналась, с подругой — наказать его за что-то хотели, он бежал, дикий, и в звонки всех квартир по пути жал, сам-то он вверх пробегал, а люди из квартир выходили и тёток этих тормозили — чё, мол, звоните?..

3-й. Хитрый!

5-й. Да, хитрый, — в эту квартиру позвонил и улетел...

4-й. Боялся, наверное, они его отлупить, наверное, хотели...

5-й. Да, наказали... Сами-то живы остались, а ребёнок — пока неизвестно...

3-й. Уроды! Чё творят, непонятно!

5-й. Мы этих допрашиваем, говорим, — зачем парня напугали, что он так по подъезду сиганул, а одна говорит — мы часто так делали, но никогда ещё не взрывались, — представляете! А другая молчит теперь, это шок, наверное, молчит и пишет... имя какое-то мужское, и извинения всё просит, пишет и пишет... прости меня и имя, смотрит вокруг, бумажку эту показывает и мычит...

3-й. Да, после такого всякое может быть...

4-й. Ага, некоторые после такого звереют...

2-й. Чего?

5-й. Вот ты зачем это всё фотографируешь?

2-й. Зачем... не знаю, так, прикольно, а потом можно выставку сделать, что, мол, так поступать нельзя, то есть все посмотрят на эти ужасы и ужаснутся, и так, чтобы осторожней...

5-й. Херню ты говоришь!

2-й. Да?

5-й. Да! Посмотри, как красиво! (Берёт у 1-го фото.) А?! Не было бы красиво, ты бы не стал фотографировать! Вот так! Поглядит кто-то на эти картинки и не ужас в них увидит, а красоту! И пойдёт дальше это искусство в жизнь продвигать! И так уже все заразились — дело ведь не в том, кто, что, сколько от этого всего — от взрывов, от убийств, от терактов этих — погибает, здесь другое, ещё более страшное, — здесь цепная реакция начинается. Все, все этим заражаются! Гибнут невинные, и невинные заражаются, самые ярые противники становятся головорезами! И никто не хочет остановиться! Никто! Вот, это всё сопли, все эти мысли — они смешные, потому что слишком обычные!.. Но и твоя эта идея ущербная, фотографии эти, выставка, — это как пустые чемоданы на взлётной полосе. Да? Все будут исследовать, анализировать — и сейчас они не взорвутся, нет, — они взорвутся потом — и у каждого, в жизни каждого — по-своему! Да... Вот сейчас как удобно стало, это мой друг мне рассказал — он свою старую собаку вечером, поздно, с балкона сбросил, а утром, говорит, её дворники уберут, удобно, не возиться, ничего, скинул — и всё, старую собаку! Ужас, да? Вот, я вам это рассказываю как пример страшного дела, ну, что это ужасно... И вы, может, поймёте меня, друзьям расскажете, что вот есть у вас полковник, друг которого — садист, просто так-то и так со своей псиной поступил, те ещё своим друзьям расскажут, а кто-то возьмёт и смекнёт — ну, действительно, удобно же?! Сбросил, и всё. Ни усыплять, ни платить — только на балкон выйти и столкнуть! А если бы ему никто ничего такого не рассказывал, допёр бы он до этого, ну, так, чтобы сам, а? Или вот он подумает — кто-то ведь так поступает, почему бы и мне не решиться на это?..

4-й. То есть, по-вашему, надо вообще запретить говорить об этом, не разрешать показывать... По-вашему, получается, раз это произошло — всё уже, значит! Взрывы, убийства, насилие там — пускай! А нас тогда, нас, — лучше в клетке, да, тогда держать, чтобы мы об этом никому ни-ни!..

5-й. По-моему, если ты этим (показывает на 1-го и 2-го) отпор не дашь, они тебя уже отпидарасят скоро! Я как вас ни увижу в неформальной обстановке, они к тебе постоянно цепляются! А? Что? Вот — ты сначала свою проблему реши, а потом о других думай! По-моему, по-вашему! Ладно, отдыхайте!


Поднимается, уходит в душевую. 1-й, 2-й, 3-й, 4-й одеваются. Вдруг 5-й возвращается, подходит к остальным и совершенно неожиданно начинает петь...

Happy birthday to you!

Happy birthday to you!

Happy birthday, mister president!

Happy birthday to you!

Ну, а? Как я спел?

2-й. Как Мэрилин Монро!

5-й. Правильно! И никто, никто не поёт эту песню от души, от самого себя! Все — на юбилеях, на концертах, дома — все стараются спеть, как она тогда — президенту! А вы знаете, что этот президент и все тогда, в тот вечер, ждали её, а она опаздывала, и вообще, у неё же тогда измена была, ломало её, — это же, это же как — представляете, это человеку помочь надо, сначала помочь, а потом разобраться, этот же голос такой, и манеры эти — это же у типичных героинщиков только — вот это всё happy birthday! А это приняли как норму, и все хотят этому подражать! Представляете?! А? Что?.. Ну ладно, отдыхайте!.. (Уходит.)

Действие шестое

Салон самолёта. Полупустой отсек бизнес-класса. В одном из кресел сидит Пассажир. Рядом никого. Пассажир, не глядя, пристёгивает ремень безопасности, промахивается, снова пристёгивает, промахивается... попадает с пятого раза. К нему подходит Пассажир 1...


ПАССАЖИР 1. Пристегнулись?

ПАССАЖИР. Да...

ПАССАЖИР 1 (присаживается рядом на свободное место). А я сколько ни летаю, сам ни за что не могу пристегнуться, никак не пойму, что куда вставляется, кручу, верчу, пока кто-нибудь не поможет...


Пассажир молчит.


Не поможете?

ПАССАЖИР. Да, пожалуйста... (Наклоняется к соседу, пристёгивает его.)

ПАССАЖИР 1. Какие мягкие руки...

ПАССАЖИР. Что?

ПАССАЖИР 1. Как у младенца, пальчики пухленькие, не у всех мужчин такие...

ПАССАЖИР. Да?

ПАССАЖИР 1. Обычно это у стильных, у очень стильных мужчин такие, вы меня понимаете?

ПАССАЖИР. Нет...

ПАССАЖИР 1. Ладно, не берите в голову!


В проходе появляется Пассажир 2.


ПАССАЖИР 2. А-а-а, вот так встреча!

ПАССАЖИР 1. Вот так встреча!

ПАССАЖИР 2. Судьба, да?

ПАССАЖИР 1. Да, судьба! (Пассажир 1 и Пассажир 2 смеются.)

ПАССАЖИР 2 (к Пассажиру). Вы пристегнулись!

ПАССАЖИР 1. И я, и я пристегнулся!

ПАССАЖИР 2. Сам?!

ПАССАЖИР 1. Нет, мне помогли!

ПАССАЖИР 2. Без последствий? (Опять оба смеются, как могут смеяться давние товарищи над понятными только им шутками.) Так, ну что — я к окну, да? (Протискивается мимо сидящих, усаживается у иллюминатора.) У окна можно не пристёгиваться, всё равно не поможет... у окна, да и не только... (Смотрит в иллюминатор.) Так, правый двигатель не работает...

ПАССАЖИР. Как? Надо сообщить!.. (Наклоняется к иллюминатору, вертит головой, всматривается.)

ПАССАЖИР 2. Шутка! Я пошутил!

ПАССАЖИР. Это не смешно!

ПАССАЖИР 2. Не смешно?!

ПАССАЖИР 1 (к Пассажиру). На самом деле ему ещё страшнее, чем нам, — он просто не показывает виду, поэтому так нелепо шутит!

ПАССАЖИР. Да, очень нелепо!

ПАССАЖИР 2. Ну простите, простите меня, мне правда очень страшно, — посмотрите-посмотрите — всего лишь какая-то тонкая перегородка, а там — небо... От одной этой мысли у меня в голове всё переворачивается, и я болтаю, да, болтаю, чтобы отвлечься, чтобы совсем перестать думать... Иначе, если задуматься, можно с ума сойти! Легко!

ПАССАЖИР. Может, вам выпить?

ПАССАЖИР 2. Я, к сожалению, не пью!

ПАССАЖИР 1. А я выпью.

ПАССАЖИР. И я.

ПАССАЖИР 1. Нажимайте.

ПАССАЖИР. Что?

ПАССАЖИР 1. Кнопку вызова стюардессы.

ПАССАЖИР. Ах да!.. (Жмёт.) Странно, они и так ходить должны, спрашивать... странно...

ПАССАЖИР 2. Ну а то, что мы встретились, — не странно?

ПАССАЖИР. А?

ПАССАЖИР 1. Он имеет в виду, что вам странной показалась совсем нестранная вещь...

ПАССАЖИР 2. А ещё более странная — прошла вообще мимо вас!

ПАССАЖИР. Вы так говорите, как будто близнецы или вообще как будто вас не двое, а один...

ПАССАЖИР 1. Да?

ПАССАЖИР 2. Да?

ПАССАЖИР 1. А куда вы летите?

ПАССАЖИР 2. Я?

ПАССАЖИР 1. Да!

ПАССАЖИР. Где же стюардесса?

ПАССАЖИР 1. Так куда вы летите?

ПАССАЖИР 2. Я?

ПАССАЖИР 1. Да... Всё же почему так? Почему мы прилепились друг к другу?

ПАССАЖИР 2. Слушайте, а ведь двигатель и правда не работает!


Пассажир и Пассажир 1 прислоняются к иллюминатору.


ПАССАЖИР. Он горит!

ПАССАЖИР 2. Нас подбили!

ПАССАЖИР. Что вы говорите! Сейчас же не война, кто нас подбил?!

ПАССАЖИР 2. Ха! Какой вы самоуверенный! Сколько минут назад вы сели в самолёт?

ПАССАЖИР (смотрит на часы). Тридцать!

ПАССАЖИР 1. Тридцать?! Да знаете, что за это время могло произойти?

ПАССАЖИР 2. За это время мир мог перевернуться!

ПАССАЖИР 1. Да, и мы, раз уж так всё пошло, приземлимся совсем в другом мире!

ПАССАЖИР 2. Если вообще приземлимся!

ПАССАЖИР. Вы что?! Вы что?! Где стюардесса?! Куда мы летим?! Где приземлимся?! Мне нужно, мне нужно выйти, мне нужно вернуться!

ПАССАЖИР 1. Успокойтесь! Успокойтесь!

ПАССАЖИР 2. Куда вам выйти? Это слишком просто! Давайте, терпите!

ПАССАЖИР. Мне нужно, я... я...

ПАССАЖИР 1. Что я?! Ну?!

ПАССАЖИР. Я должен вернуться, выключить газ!

ПАССАЖИР 2. Газ?!

ПАССАЖИР 1. Вы что же, приехали домой, включили газ — и забыли его выключить?

ПАССАЖИР. Я приехал, приехал, а они — лежат, он спит, а она связана... кляп во рту! Я сначала подумал — что это её, как? И всё понял... Они развлекались, развлекались — а тут я! Она связана, он спит! Она меня видела, видела и поняла, почувствовала — я же все форточки стал закрывать, тихо, чтобы не разбудить, все форточки — и газ пустил, на всю, и из духовки, а она всё поняла, всё поняла и ничего не могла, ничего не могла поделать, мычала, мычала!..

ПАССАЖИР 1. Да...

ПАССАЖИР 2. А зачем вы нам это всё рассказали?

ПАССАЖИР 1. Вы что, подумали, это вам зачтётся, что ли?

ПАССАЖИР 2. Покаяние публичное тут устроили! Нам тоже, между прочим, плохо!

ПАССАЖИР 1. Ещё как!

ПАССАЖИР 2. Давайте вот сейчас мы начнём вспоминать, кому какие гадости делали, что вам от этого — легче станет?

ПАССАЖИР. Нет, но, может, легче станет вам?

ПАССАЖИР 1. Это ещё подлее, понимаешь, — вот сейчас же ничего уже не вернуть, да? Так вот это ещё подлее — каяться в том, что уже бесповоротно, чего уже не изменить. Что помешало тебе там, на земле, подумать об этом, а? Ведь сегодня там ты мог всё сделать по-другому, мог, но сделал так, как сделал, — и твоё сейчас, твоё настоящее — такое, каким ты сам его сделал!

ПАССАЖИР 2. Нет! Когда всё хорошо, когда всё спокойно, никто ни о чём не хочет думать!

ПАССАЖИР 1. А ведь с тобой полный бардак! С тобой полный бардак, понимаешь, и уже давно, давно!

ПАССАЖИР. Кто её заставлял, чего ей не хватало?! Мы хорошо жили, мы понимали друг друга, любили, чего ей не хватало?!

ПАССАЖИР 2. Дурак, ты думаешь о другом! Посмотри сначала на себя, что с тобой происходит — ведь с тобой каждый день что-нибудь происходит... Происходит ведь?! Как-то ты проводишь время, что-то делаешь — начинать надо с малого, вот с таких, как ты, понимаешь... Каждый ведь — день за днём — готовит себе то, что в конечном итоге и заслуживает...

ПАССАЖИР 1. Нас, наверное, кто сейчас здесь услышит, смеяться будет над нами — будет гореть в этом самолёте и смеяться, ведь это действительно — это так просто, такой замкнутый круг, когда мы сами, сами подкидываем себе то, что нас потом и убивает... Я вот думаю, что... получается что... что мы сами себя убиваем?.. Не сразу, конечно... как в замедленном кино...

ПАССАЖИР. Так, стоп! Что?! Что вы говорите?! Надо спасать, тушить! Почему?! Почему все сидят?! (Вскакивает, мечется по салону, немногочисленные пассажиры бизнес-класса продолжают невозмутимо сидеть в своих креслах.) Почему?!

ПАССАЖИР 1. Ну что вы мечетесь, вы же не икра, в конце концов, вы давно уже всё поняли... Какой смысл тушить этот самолёт, какой смысл спасать этот самолёт, если завтра загорятся другие.

ПАССАЖИР 2. Беги, беги, туши! Но что будет ждать тебя там, на земле, когда ты благополучно приземлишься, — на работе, дома — что будет тебя ждать? Страшно, страшно чувствовать себя незащищённым, но, впрочем, ты сам виноват...

ПАССАЖИР. Замолчите, замолчите!!! Я не хочу вас слушать! Вы глупые! Вы что говорите?! Я всё это читал, меня этому в школе учили, мне об этом мама говорила! Когда я маленьким был, маленьким, когда я маленьким был... (Падает, на пол, плачет. К нему подходит стюардесса.)

СТЮАРДЕССА. Пристегнитесь, пожалуйста.

ПАССАЖИР. А?

СТЮАРДЕССА. Пожалуйста, пристегнитесь, взлетаем. Что-нибудь желаете?


Пассажир садится в кресло, осматривается — кроме него и стюардессы, в салоне никого нет.


ПАССАЖИР. А?.. (Выглядывает в иллюминатор.) Мы ещё разве не летим?

СТЮАРДЕССА. Взлетаем, что-нибудь желаете?

ПАССАЖИР. Нет... спасибо...

СТЮАРДЕССА. С вами всё хорошо?

ПАССАЖИР. Да... спасибо... Спасибо!


Стюардесса уходит. Пассажир достаёт мобильный телефон, дрожащими руками набирает номер — раздаются гудки, включается автоответчик.


АВТООТВЕТЧИК. Привет! Дома нас нет! Пожалуйста, после гудка оставьте ваше сообщение... (Сбой, шипение.)... пожалуйста, после гудка оставьте ваше сообщение... (Звучит долгий гудок.)


Пассажир молчит, он ждёт, когда кончится гудок, и соображает, что сказать... Гудок не прекращается, а Пассажир всё никак не может собраться с мыслями, чтобы после гудка что-то сказать.


Конец

Загрузка...