Тигр на завтрак

V. Канапе с икрой

Когда Борис в 1924 г. бежал в Европу, Россия страдала от горя и бедности. Зато Европа находилась в состоянии эйфории. Там этот период называли «Веселыми двадцатыми».

Для того времени характерны роскошь и фривольность, которые были призваны возместить то, что было утрачено в годы Первой мировой войны. Десятилетие, предшествовавшее краху 1929 г., было эрой прихода машин на службу богатому меньшинству. По парижским бульварам раскатывали первые спортивные авто. Полеты на самолетах оказались интересным времяпрепровождением. Чарльстон, завезенный из Америки, символизировал новую эру коротких юбок и современного образа жизни.

Монпарнас переживал свои лучшие дни: в Париже только и говорили о сюрреализме и кубизме, а на террасе кафе «Ротонда» можно было увидеть бок о бок художников, чьи имена вскоре должны были украсить стены музеев мира. Музыкантам, художникам и писателям того времени предстояло стать самыми плодовитыми и знаменитыми в нашем столетии.

Борис приехал в Париж как танцовщик балета, искусства, которым он занялся по воле случая и продолжил заниматься из-за необходимости выжить в голодающей Одессе. Не будь это в те тяжелые годы, профессия танцовщика показалась бы ему несерьезной и не заслуживающей внимания. И Борис с его военной биографией, динамичностью и энергией вряд ли довольствовался бы этой профессией, если бы не тот факт, что благодаря гению русского человека Сергея Павловича Дягилева балет в Европе 20-х годов стал стержнем, вокруг которого, если так можно сказать, концентрировалось много других художественных движений того времени.

До того момента, когда имя Дягилева получило известность в сезон 1909 г., балет деградировал до уровня небольших танцевальных интерлюдий в рамках опер и пьес или дивертисментов на авансцене при смене декораций. Превращенный в банальную пантомиму, балет утратил прежнюю энергетику и связь с творческим искусством. Понадобился гений Дягилева, чтобы менее чем за двадцать лет сделать балет одним из самых рафинированных сценических искусств. Русский балет Дягилева не только установил планку хореографического совершенства на качественно новом уровне, но балет как целостная форма искусства стал центром притяжения для художников, композиторов и либреттистов. Сам не будучи танцовщиком, композитором или художником, Дягилев оказал глубочайшее влияние на эти сферы искусства того времени. Его способность возбуждать энтузиазм у своих коллег могла сравняться только с его гением открывателя талантов.

Влияние Дягилева ощутила даже мода. Ведущие кутюрье заражались вдохновением от его балетных костюмов. Мир был обязан ему тем, что Дягилев выдвинул на авансцену таких блестящих композиторов, как Стравинский, Прокофьев, Мануэль де Фалла, Равель, Дебюсси и многих других. Помимо этого, он привлек к балету многих знаменитых художников — Пикассо, Брака, Миро, Дерэна, Матисса и Ди Кирико, которые в тот или иной период готовили декорации для его творений. В каком-то смысле он оказался пророком, и в напряженный для людей момент времени мир искусства вращался вокруг него. Что касается непосредственно балета, то, поставив «Петрушку», «Жар-птицу», «Князя Игоря», «Шехерезаду» и другие незабываемые спектакли, Дягилев явился создателем того балета, который мы знаем сегодня.

После приезда в Париж Борис не тратил время впустую. Завершив ангажемент в театре Альгамбра, он получил контракт на турне по Германии, где за несколько недель объехал шестьдесят пять крупных и небольших городов, давая в них по одному представлению. Затем он подписал контракт с Романтическим русским театром Бориса Романова, высокоталантливого хореографа, позднее возглавившего балетную труппу нью-йоркской Метрополитен оперы.

Таким образом, наш герой стал партнером многих знаменитых звезд бывшего императорского балета Санкт-Петербурга. С этой труппой он совершил турне по Италии, а затем вновь по Германии.

Однако жалованье танцовщиков было низким, и по возвращении с гастролей Борису, которому тогда исполнилось двадцать лет, пришлось искать более высокооплачиваемую работу. С помощью брата Александра, эмигрировавшего в Париж до него, и с учетом опыта его работы с лошадьми ему удалось устроиться на первую и последнюю в его жизни штатную должность десятника на автомобильном заводе Рено в Париже, где он прослужил три месяца.

Он переехал на квартиру на Пляс д? Анвер вблизи Пляс Клиши, которую снимал вместе с тремя молодыми русскими, одной из которых была прелестная балерина Соня Орлова.

Однажды вечером, возвратившись с работы, Борис застал Соню в состоянии страшного волнения.

— Приехал Дягилев, — задыхаясь, сообщила она. — Он остановился в Гранд отеле. Как бы нам встретиться с ним?

Борис ответил, что надо немедленно отправиться к нему. Тогда они даже не подозревали, что Дягилев, по натуре рассеянный и эксцентричный человек, так же недоступен для людей, как эфиопский император. Борис быстро облачился в свой единственный приличный костюм и поспешил вместе с Соней в метро. Они направились в Гранд отель на Пляс де л? Опера в надежде, что исполнятся их самые фантастические мечтания.

Задыхаясь, они примчались в фойе отеля, где остановился Дягилев, и пожелали увидеться с великим маэстро. Они спорили с администратором, когда подошел мускулистый мужчина в черном пальто с меховым воротником.

— Ну, — спросил джентльмен, — так вы хотите повидать месье Сергея Дягилева?

Со своим русским акцентом Борис ответил на французском, что они надеются на аудиенцию и хотели бы стать артистами знаменитой балетной труппы Дягилева.

— Ах, вот оно что, — сказал джентльмен. — Так вы русские. — Затем он продолжал на родном языке Бориса: — Приходите завтра утром к театру Могадор и попросите г-на Григорьева.

Борис и Соня знали, что Григорьев — знаменитый менеджер дягилевской труппы.

— Скажите, что пришли от имени Сергея Дягилева.

С этими словами мужчина взял ключи у портье и пошел в свой номер.

На следующее утро они поймали такси (Борис уже оставил свою работу, предчувствуя положительный исход предстоящей встречи) и направились к театру Могадор. Там они нашли Григорьева, сидевшего в полуосвещенной оркестровой яме. На первый взгляд Григорьев казался угрюмым и страшным человеком, таким же необщительным, как шотландцы. Он был не просто режиссером Русского балета, он был становым хребтом труппы и правой рукой Дягилева. Именно он держал все под контролем, доверяясь лишь своей записной книжке.

Он мрачно окинул Бориса взглядом и попросил его подождать своей очереди, пока другие молодые танцовщики пройдут пробы на пустой сцене.

Наконец, настала его очередь. Его попросили выполнить ряд фигур, а затем сесть на место. Никто не заверил его, хорошо ли он выступил или плохо. Однако через несколько минут Григорьев получил записку от Дягилева с просьбой отправить Бориса в театр Сары Бернар, где проходила репетиция. Вместе с Григорьевым и мастером балета Баланчиным Борис поехал в указанный театр, чтобы его проэкзаменовал сам великий маэстро.

— Я был так взволнован, — говорит Борис, — что превзошел сам себя. Прежде мне никогда не давался двойной пируэт, но, выступая перед Дягилевым, я просто порхал. И меня приняли.

Теперь Борис попал в самое святилище балета. С 1925 г. и до самой смерти Дягилева ему довелось приспосабливаться к темпу жизни, заданному одним из величайших гениев балета того времени.

Уже через несколько дней после того, как Бориса приняли в труппу, он получил второстепенную роль в балете «Петрушка» Стравинского, в котором изображена русская ярмарка, на которой куклы оживают. Борис играл роль полицейского. Когда начиналась первая репетиция, Дягилев крикнул: «Лисаневич! Надеюсь, вы знаете, что в этой роли у меня начинал карьеру Масин. Верю, что вы достойно продолжите его традицию».

Жизнь Бориса наполнилась поездками через всю Европу, пребыванием в отелях в каждой столице и ежевечерне электрифицирующей атмосферой в зале, когда над сценой поднимается занавес и танцовщики и балерины оказываются перед зрительным залом, заполненным элитарной публикой Европы, пришедшей аплодировать постановкам величайших творческих гениев нашего столетия. До самой кончины Дягилева ему предстояло разделять успехи и испытания, выпавшие на долю одной из самых выдающихся балетных трупп всех времен.

При одаренности Бориса казалось, что он вполне мог повторить карьеру Масина, если бы не его независимый характер и непредсказуемый образ мыслей, которые позднее сделали ему славу в других сферах. Судьба обещала ему необычную карьеру даже в искусстве балета, но уж если он взял бы себе кого-нибудь за образец, то это был бы скорее Марко Поло, нежели Леонид Масин.

Если говорить о знаменитых балетах, поставленных Дягилевым, в которых танцевал Борис, то в числе многих других это были «Карнавал», «Фантастический магазин», «Князь Игорь», «Треугольная шляпа», «Парад», «Петрушка», «Меркурий», «Жар-птица». Три недели в Лондоне, три недели в Италии, месяц в Париже, четыре месяца в Монте-Карло… таков был напряженный график гастролей. В целом Борис выступал приблизительно в двадцати пяти спектаклях почти во всех европейских столицах, а подчас в таких потрясающих стенах, какие, например, являет собой дворец Альгамбра в испанской Гренаде.

Такой напряженной работы было бы с избытком достаточно для любого человека, но не таков был Борис. Ему недостаточно было лишь знать свои партии, он хотел одновременно изучить профессию хореографа. Он хорошо играл на пианино, знал все роли в своем спектакле и на репетициях его часто просили подменить больных артистов.

Слава балета выплеснулась далеко за сцену театра. За кулисами, в ресторанах и гостях Борис встречался и дружил с такими выдающимися персонами, как Жак Кокто, Дерэн, Матисс, Стравинский, Серж Лифарь, Мануэль де Фалла и многими другими великими деятелями искусства из круга знакомств загадочного Дягилева, которого за седую прядь в черных волосах называли «шиншиллой».

Когда в 1927 г. Борис был на репетиции в Монте-Карло, его настигло печальное известие о смерти отца. В 1923 г. старшего Лисаневича, которого хорошо знали в кругах специалистов по коневодству, назначили управляющим конного завода на Кубани. И вот теперь, став жертвой малярии, он скончался.

Из всех сцен и городов, где выступала труппа, Борису больше всего нравилось играть в Монте-Карло, который после войны находился в зените славы.

Большие гала-представления в сверкающих хрусталем залах казино, приемы в висячих садах элегантных вилл на берегу лазурного Средиземного моря предшествовали каждому спектаклю и следовали за ним. Как все артисты труппы и как сам Дягилев, Борис жил не по средствам. Большинство танцоров были в вечном долгу, жили на авансы, которые им скупо выдавал невозмутимый Григорьев.

Именно с целью поправить свое материальное положение Борис затеял одно из своих «экономических предприятий». Он обожал икру и, поскольку не мог позволить себе наесться ею досыта, занялся торговлей этим продуктом, рассчитывая на прибыль с учетом распространенного на Ривьере угощения гостей тостами с икрой. При содействии друзей вскоре Борис снабжал икрой всю Французскую Ривьеру.

К концу театрального сезона артисты кордебалета были свидетелями того, как Борис получает причитающуюся ему долю от больших барышей. Когда Борис скопил небольшое состояние, он с присущей ему щедростью пригласил друзей на шикарный ужин. Вечер закончился вместе со всеми нажитыми им деньгами в казино. «Тогда-то, — комментирует Борис, — я понял, что фортуна переменчива».

Но эта первая неудачная попытка сколотить состояние не обескуражила Бориса. Деньги значили для него куда меньше, чем икра, а ею он на время наелся досыта.

* * *

Борис выступал в составе Русского балета пять лет. Летом 1929 г. труппа находилась в Монте-Карло. Театральный сезон завершился, и Борис, как и другие молодые артисты, нуждался в деньгах. 19 августа он столкнулся на улице с Григорьевым. Только он собрался броситься к нему с просьбой выдать еще один аванс, как заметил, что тот застыл на месте. Он был бледен как смерть. Затем Григорьев кинулся к Борису. «Случилось страшное, — сказал он. — Я только что узнал, что несколько часов назад в Венеции скончался Сергей Павлович Дягилев».

Григорьев попросил Бориса сообщить эту новость Анне Павловой, давней подруге Дягилева и величайшей балерине того времени. Павлова остановилась в Отель де Пари, выходящем фасадом на спокойные лазурные воды бухты Монте-Карло. Борис направился в отель и в занимаемый Павловой номер-люкс. И хотя он крайне деликатно сообщил ей печальное известие, она упала в обморок прямо к нему на руки.

Всю свою жизнь Дягилев был суеверен. За много лет до того одна цыганка предсказала ему, что он умрет на воде. По этой причине Дягилев отказался сопровождать свою труппу, когда она отправилась на гастроли в Америку через океан. В соответствии с предсказанием великий гений скончался в Венеции, окруженной водой. Его тело с помпой провезли на похоронной барже по Гранд-каналу.

С кончиной Дягилева окончилась целая эра. На некоторое время труппа Русского балета была расформирована. Борис и несколько других артистов оказались на мели в Монте-Карло в долгу как в шелку и почти без надежды на то, что в скором времени труппа будет восстановлена.

Сказать, что Борис был находчив, значит, ничего не сказать. Его товарищи все еще скорбели по поводу кончины Дягилева, а он уже объявился в Париже на бульваре Мадлен с фотокамерой в руках.

— Чем занимаешься? — окликнул его друг с террасы кафе.

— Как, разве ты не в курсе? — озадаченно ответил Борис. — Я фотограф.

А три месяца спустя он уже не был фотографом. Теперь он сам заключал контракты и снова танцевал. Четыре месяца в опере Монте-Карло, затем в Южной Америке. Продюсер балета Парижской оперы Леон Стац занимался организацией гастролей по Бразилии и Аргентине для Франко-Русского балета. Бориса с Верой Немчиновой, Шолларом и Анатолем Вильзак взяли в качестве ведущих танцовщиков. Труппа отправилась в путь. Гастроли были неудачными для всех, кроме Бориса. В Буэнос-Айресе великая балерина санкт-петербургского Мариинского театра Елена Смирнова предложила ему контракт, по которому он должен был танцевать в знаменитом театре Колон шесть месяцев в Европе и столько же в Буэнос-Айресе.

Однако когда подошло время вернуться в Южную Америку, его планы внезапно изменились. У Бориса уже была аргентинская виза и билет до Буэнос-Айреса на итальянском лайнере «Конте Бьянкамано», который через несколько дней должен был отплыть в Южную Америку, когда Борис заглянул в репетиционный зал казино в Монте-Карло, чтобы повидать старых друзей, которые приехали с оперной труппой Шаляпина.

Наблюдая репетицию, он заметил невысокую очень красивую девушку в розовых трико и черной тунике. Пригласив ее на обед, часом позже он узнал, что ее зовут Кира Щербачева. Она жила в Париже с матерью-грузинкой и отцом, который, будучи прежде командиром корабля в императорском военно-морском флоте России, теперь естественно стал таксистом.

К концу обеда они были влюблены друг в друга. Управляющим труппы шаляпинской оперы был Борис Романов. Ему был нужен хороший характерный танцовщик, и на следующее утро все устроилось ко всеобщему удовлетворению. Билет в Буэнос-Айрес и двухлетний контракт с очень приличным жалованьем были отправлены обратно, а с труппой шаляпинской оперы был подписан шестинедельный контракт. Через несколько дней, проведенных в Монте-Карло, труппа со своим новым артистом отбыла в Лондон.

Однако там Борис вскоре понял, что «любви и прозрачного воздуха» маловато для того, чтобы нормально жить, в особенности в туманном Альбионе. Спасение пришло от Леонида Масина, который пригласил его в миланский театр Ла Скала. Приехав в самый большой и знаменитый оперный театр мира, Борис узнал, что Муссолини предоставил два миллиона лир — тогда это были очень приличные деньги — на постановку балета Отторино Респиги «Белькис» (Царица Савская). Леонид Масин готовил хореографию, а Бенуа — декорации. Со всей Италии были собраны сотни танцовщиков и балерин, а роль царицы должна была сыграть настоящая курдская принцесса Бедерхан. Вероятно, это был самый грандиозный балет всех времен.

После трех месяцев репетиций и одиннадцати выступлений Борису предложили новый контракт для исполнения главной роли в балете «Векьо Милано» (Старый Милан). Вскоре после его заключения Борис получил письмо из Лондона. Оно было от Масина, который просил быть его дублером в спектакле «Мирэкл» (Чудо), режиссером которого был Макс Рейнхард. Перед Борисом стояла дилемма. Сразу он не мог уехать, т. к. был связан контрактом. И все же у него появился такой шанс, о котором можно было только мечтать.

Проблема решилась сама по себе. Местное отделение фашистской партии выступило с протестом против того, чтобы бывший белогвардеец получил роль патриота графа д? Альбы в «Векьо Милано». Борис охотно забрал чек за разрыв контракта и радостно отправился в Лондон через Париж.

Во французской столице он нашел Киру в постели. Со своей обычной спешкой и энтузиазмом он велел ей немедленно подниматься и отправляться с ним в Лондон. «Там мы поженимся», — сказал он. Неделю спустя они сыграли свадьбу в Лондоне. Леонид Масин был шафером.

«Мирэкл» имел огромный успех. Это не было ни балетом, ни пьесой, а скорее комбинацией пантомимы, балета и оперы. Уникальную в своем роде музыку написал Хемпердинк. Продюсировал спектакль знаменитый лондонский импресарио К. Б. Кочрэн, а режиссером был Макс Рейнхард. Сюжет носил мистический характер и вызвал много споров. В общем, речь там шла о монахине, которая испытывает страстное желание уйти из монастыря и окунуться в светскую жизнь. Она влюбляется в некоего рыцаря и перед статуей Девы Марии дискутирует, оставить ли ей религиозную общину или нет. Наконец, движимая страстью родить ребенка, монахиня выхватывает маленького Иисуса из рук статуи, которая внезапно оживает, облачается в монашеское одеяние и занимает свое место в монастыре. Затем героиня переживает неприятные приключения и возвращается в монастырь со своим собственным мертвым ребенком молиться о прощении. Отрицательным героем спектакля является злой дух Шпильман, который преследует монахиню вне стен монастыря.

Действие в начале и конце спектакля происходит в соборе. Сочетание религиозного и богохульного характера постановки с самого начала вызвало много споров. Спектакль шел в лондонском театре Лицей. Роль Шпильмана играл Масин. Прекрасная австрийская балерина Тилли Лош исполняла роль монахини, а Диана Мэннерс (леди Диана Даф Купер), знаменитая английская красавица и дочь рутландского герцога, играла роль Мадонны.

Появление на сцене такой светской леди, известной как самая красивая и желанная в английском высшем обществе, лишь обострило интерес публики.

Еще одну главную роль играл Глен Байэм Шоу. Уже в 1931 г. известный как выдающийся актер, позднее он стал еще более знаменит как директор Шекспировского мемориального театра в Стратфорде-на-Эйвоне, а недавно стал продюсером спектакля «Росс», основанного на документах о жизни Лоуренса Аравийского.

По прошествии первых шести месяцев работы с Масиным в театре Лицей была сформирована новая труппа, и Борис занялся постановкой нового спектакля с режиссурой Рейнхарда, но с другим составом. С этой труппой он более года гастролировал по Соединенному Королевству. Борис выступал вместо Масина в роли Шпильмана вместе с Дианой Мэннерс и Гленом Шоу. Английская пресса и публика с восторгом отзывались об игре Бориса в роли злого духа, отмечая, что он выступил не хуже Масина. Во всех рецензиях, помимо восхваления таланта Дианы и Глена, отмечалось прекрасное выступление молодого русского Б. Лисаневича.

В возрасте двадцати семи лет Борис добился полного признания в балете и театре. Изголодавшийся новичок из Одессы теперь выступал в Лондоне как звезда балета наряду с Дианой Мэннерс. Мало кому из танцовщиков доводилось блистать как Борису рядом с такими мастерами, как Леонид Масин, Серж Лифарь, Георгий Баланчин, Антон Долин, Нинет де Валуа, Вера Немчинова, Любовь Чернышёва, Фелия Дубровская, Александра Данилова и многими другими.

Обладая огромной энергией и талантом, Борис превратил мечту любого артиста в реальность, добившись выдающихся успехов, славы и признания.

И все же эта карьера, которой довольствовалось бы большинство молодых людей, не могла удовлетворить Бориса. Мечтал ли он о какой-нибудь другой определенной карьере? Сомневаюсь. Борис скорее практик, чем мистик, и ни он, ни кто-либо еще не мог разглядеть в тогдашнем блестящем молодом танцовщике балета того Бориса, которому вскоре было суждено завоевать абсолютно иную репутацию выдающегося охотника на тигров и близкого друга королей и раджей.

Казалось бы, карьера Бориса развивалась по накатанному руслу, однако судьба сложилась так, что все изменилось. Теперь, когда он убедился в том, что обладает всем необходимым для того, чтобы стать ведущим артистом, эта перспектива в какой-то степени утратила для него привлекательность.

А тут еще английские власти не захотели возобновить его рабочую визу и лишь под мощным давлением влиятельных друзей Бориса согласились продлить ему разрешение на выступления в английских театрах на тот срок, пока ставится спектакль «Мирэкл».

По окончании этого срока фирма Мосс Эмпайр, владевшая сетью музыкальных залов Англии, предложила ему десятимесячный контракт на постановку его собственных спектаклей. Он уже было занялся репетициями, когда британские власти заставили его покинуть страну.

Наконец-то Борис получил ту независимость, о которой всегда мечтал. В течение нескольких месяцев он гастролировал в музыкальных театрах Франции, выступая вместе с женой в Довиле, Каннах, Пари Пляж, а также в театре Пэрэмаунт в Париже. Как раз когда они с Кирой выступали в Париже, Борис получил приглашение на гастроли по странам Среднего Востока и Юго-Восточной Азии.

— Почему бы и нет? — заявил он.