Тигр на завтрак

IX. Сумятица в королевстве

Когда началась война, Борис поспешил пойти добровольцем в регулярную армию, но его не взяли из-за того, что он русский. Тогда он вступил в силы гражданской обороны Калькутты, где его оформили в отдел цензуры, учитывая то, что он владел иностранными языками.

В тот напряженный период первых месяцев войны у Бориса и Киры родилась дочь, которую назвали Ксенией. Другой приятной семейной новостью был приезд из Франции матери Бориса, Марии Александровны Лисаневич.

В первые годы войны в Калькутте было относительно спокойно. Город стал базой Индии по производству боеприпасов, которой руководил старый друг Бориса Аллен Локарт. Были расширены калькуттские доки и построены мастерские по ремонту военных судов. Однако лишь после катастрофы в Пирл Харборе и вступления в войну Соединенных Штатов Калькутта приобрела большое значение в качестве стратегического центра военных операций в азиатском регионе.

В начале войны, когда внешне в Индии ничто не внушало беспокойства, на деле ситуация в стране обострилась: долго вызревавшая борьба индийского народа за независимость вскоре вылилась на поверхность в целом ряде восстаний. Различные политические партии, возглавляемые интеллектуальными и религиозными вождями, воспользовались военной обстановкой для того, чтобы выразить свою ненависть по отношению к английским колонизаторам.

Одной из таких партий была партия конгресса, которая объединила интеллигенцию страны под боевым руководством Джавахарлала Неру. В свою очередь, Махатма Ганди возглавил ту часть населения, которая выступала за борьбу без насилия. Их пассивное сопротивление оказало огромное влияние на обстановку в стране, становившуюся все более напряженной.

В Бенгалии все было спокойно, несмотря на то, что бенгальский борец за независимость Субхас Чандра Бозе накануне войны совершил секретную поездку в Берлин, рассчитывая на поддержку Гитлера. Несколько месяцев спустя Бозе был конспиративно доставлен в Японию на немецкой подводной лодке. В составе японской армии он прошел маршрут через ряд стран Юго-Восточной Азии до Бирмы, откуда обращался по радио к бенгальцам с призывом поднять восстание против английского господства. Вскоре после этого бенгальский лидер неожиданно погиб в авиакатастрофе, и сегодня считается в Калькутте национальным героем.

Весной 1942 г. Борис находился в Симле, севернее Нью-Дели. Когда там был поднят мятеж, он поспешно сел на поезд в Калькутту, сопровождая заболевшую жену одного из своих друзей. На протяжении трех дней они ехали по разоренной территории. Все встречавшиеся на пути железнодорожные станции были сожжены; казалось, что вся страна пылает огнем. Невозможно было достать ни еды, ни питья. На редких остановках пассажиры не осмеливались покидать поезд из страха быть захваченными и растерзанными фанатиками.

По возвращении Борис не узнал Калькутту, настолько она изменилась. В городе кипела работа, связанная с войной. Разгоралась битва за Азию. Японцы вторглись в Китай, Малайю, Филиппины, Индокитай, Таиланд и Бирму. Калькутту наводнили американские солдаты. Город стал главным центром военных операций десятой бригады ВВС США. Внезапно джунгли Ассама, где Борис часто бывал на охоте, превратились в стратегически важный район.

Дорога на Бирму подверглась атаке со стороны японцев и вскоре была перерезана, в результате чего Китай оказался в изоляции. Сайгон, Бангкок, Сингапур и Рангун попали в руки врага. Следующим крупным городом на пути японцев была Калькутта.

До свободной от японцев зоны националистического Китая теперь можно было добраться только по воздуху. Так был устроен первый и самый известный в истории воздушный мост. Взлетавшие днем и ночью с крупных авиабаз, поспешно устроенных в джунглях и на равнинах Ассама, мужественные летчики летали через тибетские и китайские Гималаи в Куньмин и Чунцин.

Летчики, базировавшиеся в Калькутте, производили странное впечатление. Это были отчаянные сорвиголовы и искатели приключений. Среди них были высокооплачиваемые «солдаты удачи» из группировки американских добровольцев, именуемой «Летающими тиграми», и молодые люди из частной коммерческой китайской корпорации национальной авиации, работавшие вместе с мужественными летчиками десятой воздушной бригады. Их задачей было снабжение Китая оружием, бензином и боеприпасами.

Клуб-300 наводнили генералы и полковники, т. к. по традиции допускалось членство в клубе старшего офицерского состава. На краю сада, входившего в территорию клуба, американцы возвели огромное здание типа ангара. Его называли «Монсун сквер гарденс». В нем был устроен зал, рассчитанный на три тысячи солдат, куда на гастроли приезжали знаменитые кинозвезды из США и Англии.

Над квартирой Бориса на верхнем этаже Клуба-300 разместился штаб артиллерийской части. Однажды вечером Борис стоял на крыше клуба с полковником, командовавшим этой частью, и в это время над их головами тесным строем пролетели десятки самолетов.

«Это наши летчики возвращаются после бомбежки Рангуна», — пробормотал полковник, и в ту же минуту, к его удивлению, послышались взрывы бомб. Это была первая бомбардировка Калькутты японцами. К счастью, за всю войну город подвергся таким атакам всего три раза, причем самым жестоким был тот самый рейд, который Борис наблюдал с крыши клуба. В основном бомбы упали в районе порта. Погибло довольно много людей, но серьезного военного урона причинено не было, хотя в тот день в порту стояли три корабля с боеприпасами, которые в случае попадания бомб могли бы взорваться и разрушить значительную часть города.

Получилось так, что Борис не только обеспечил успешную деятельность клуба в мирное время, но добился того, что клуб стал самым популярным прибежищем для отдыха офицеров и одновременно ключевой неофициальной военной штаб-квартирой в городе. Сам Борис близко подружился с американским бригадным генералом Фрэнком Хэггетом, которого за глаза называли Чарли.

Вскоре громогласный весельчак генерал Хэггет стал заядлым охотником на крупную дичь. Борис вывез его на первую для генерала охоту на тигров в Куч Бихар, где тот за один день подстрелил почти трехметровую тигрицу и трехметрового тигра, что было настоящим рекордом.

С размещением в Бенгалии десятой воздушной бригады магараджа Куч Бихара предоставил в ее распоряжение свой частный аэропорт для подготовки молодых летчиков. Вскоре Борис стал возить многих генералов и других старших офицеров в джунгли на охоту. В любое время самолеты Дакота и двухмоторный Бичкрафт могли отвезти высокое начальство на охоту на тигров в Куч Бихар или Ассам.

Однажды генерал Джордж И. Стрейтмейер, руководивший всеми воздушными операциями в индо-бирманском секторе из своей штаб-квартиры, устроенной в здании бывшей джутовой фабрики в Калькутте, позвонил Борису и спросил, не мог бы Борис свозить генеральского друга, полковника Ормонда Хантера на охоту.

Поскольку Борис в тот момент не мог отлучиться надолго из городка, он предложил свозить полковника Хантера на бекасиную охоту в окрестностях Калькутты. В тех местах встречается множество бекасов, и охота на них доставляет массу удовольствия. Полковник приехал, и они договорились отправиться на охоту в ближайшее воскресенье.

Как выяснилось, полковник был родом из Саванны (штат Джорджия) и был хорошо знаком с охотой на бекасов, которых немало пострелял на родине.

В воскресенье они выехали в шесть часов утра. Борис посмеивался про себя, заранее будучи уверен в том, что уже к десяти часам утра полковник будет еле волочить ноги, т. к. охотиться надо было на рисовых полях, где приходится бродить по узким и скользким перемычкам между рисовыми чеками, пробираясь по глубокой, вязкой глине при температуре 40о.

Они хорошо поохотились до часу дня, и, когда присели перекусить, Борис был крайне изнурен, а полковник казался свежим как румяное утро. После часового отдыха они продолжили охоту до пяти часов вечера. Каждый из них добыл по 65 бекасов, но Борис умирал от усталости, в то время как полковник ничуть. С той поры они стали большими друзьями и часто выезжали поохотиться на самую разную дичь от бекасов до тигров.

Другим американским офицером, с которым Борису довелось близко сдружиться на ниве охоты, был генерал Роберт Р. Нейланд, командовавший американскими войсками в калькуттском секторе. Боб Нейланд, статный мужчина, который мог работать по шестнадцать часов в сутки, уделяя сну всего пару часов, был также тренером футбольной команды, а впоследствии заведовал кафедрой легкой атлетики в университете Теннесси.

Поскольку Китай был заблокирован и изолирован от союзников, шло нарастание военных действий в Ассаме. Неожиданно изолированные и труднодоступные районы Ассама вдоль границы Бирмы и Бутана стали ареной бешеной деятельности. В эти отдаленные районы по воздуху и по суше переправлялись тысячи тонн оборудования, а для снабжения горючим крупных аэропортов Лидо и Чабуа через девственные леса Ассама был проложен нефтепровод.

Клуб-300 посещали многие молодые летчики, рассказывавшие удивительные истории о своих долгих, страшных полетах над Гималаями в Китай. Многие из этих молодых пилотов гибли, т. к. когда Куньмин и Чунцин подверглись налетам японских бомбардировщиков, радиопередатчики этих городов замолкли, и сотни самолетов сбились с пути и разбились в джунглях Юннаня или на высоких, недоступных участках плато Гималаев. В ходе героических усилий летчиков по снабжению Китая без вести пропали почти две тысячи самолетов. Многие пилоты были зелеными новичками, только-только вышедшими из летных училищ Америки. Здесь им пришлось столкнуться с тяжелейшим испытанием в длительных полетах в период муссонов. Десятки этих пилотов нашли здесь свою могилу.

«Было ужасно видеть столько молодых людей, обреченных на такую трагическую судьбу», — вспоминает Борис о тех днях.

Возможно, благодаря своему отчаянному характеру, такому же, как у них неистовому темпераменту, Борис был особенно популярной личностью у молодых летчиков. На этот счет Борис не желает распространяться. Уже в Нью-Йорке после того, как я уехал из Непала, от старых знакомых Бориса мне довелось узнать, что он неоднократно высылал собственные деньги молодым вдовам своих приятелей пилотов, не возвратившихся на свои базы.

Это лишь один из многочисленных примеров исключительной щедрости Бориса, которой он никогда не бравировал и которая особенно ярко характеризует его благородную личность. В Клубе-300 Борис всегда был в курсе того, как проходили полеты над Гималаями. Самыми выдающимися летчиками-завсегдатаями клуба были пилоты знаменитой эскадрильи «Летающих тигров», большинство из которых были отставными военными летчиками США, откликнувшимися на призыв к добровольцам помочь Китаю в борьбе против Японии. Получавшие 600–750 долларов в месяц и по 500 долларов премиальных за каждый сбитый японский самолет, эти молодые сорвиголовы совершали вылеты непосредственно с китайских баз, и на их самолетах были китайские опознавательные знаки.

Часто они спали на земле, под крыльями своих машин, вылетали в любое время суток, подчас прямо в пижамах, совершая атаки на японцев. Иногда они шли на такую уловку: договаривались с пилотами британских ВВС и Десятой эскадрильи США, уступая им число сбитых ими самими самолетов, с тем чтобы те могли получить определенную долю премий, полагающихся «Летающим тиграм».

В Клубе-300 собирались многие пилоты коммерческих авиалиний Китайской корпорации национальной авиации, также летавшие через Гималаи. Борис часто выезжал с находящимися в увольнении летчиками поохотиться в Ассаме и Куч Бихаре. Будучи главной фигурой в клубе, он, естественно, получал из первых рук массу информации о военных действиях, и потому вскоре его заподозрили в том, что он занимается шпионажем в пользу русских. Офицеры военной разведки тщательно следили, чтобы посетители клубного бара не выдавали военных секретов, но тщетно.

Уже после войны Борис узнал, насколько серьезно его воспринимали как шпиона. Когда в 1946 г. они с Кирой приехали в Америку, в порту Саванны (штат Джорджия) его ожидали три офицера. Двое из них были его старыми друзьями — генерал Боб Нейланд и полковник Ормонд Хантер, с которыми он часто выезжал на охоту. Третий был совершенно незнакомым человеком. Он зашел на борт судна и подверг Бориса строгому допросу. Оказалось, что американская разведывательная служба знала практически о каждом шаге Бориса в военный период. Ему было забавно слушать, как этот офицер зачитывал ему летопись его повседневной жизни. В конце концов, перекрестный допрос был прерван генералом Нейландом, большим другом Бориса.

Вечером Нейланд и Хантер устроили в честь Бориса прием, который продолжался до четырех часов ночи, а в шесть утра они сели на зафрахтованный ими катер и отправились на рыбалку за зубаткой. Было поймано мало рыбы, но зато выпито много пива.

Этот случай был не единственным, когда Бориса заподозрили в шпионаже, учитывая необычайно широкий круг его знакомств и массу информации, которую он получал о военных действиях в Азии. Индийцы и американцы считали его русским агентом, а русские — американским.

Хотя все эти подозрения были беспочвенны, остается фактом, что в течение какого-то времени в Клубе-300 велась секретная подпольная деятельность. Все это началось в один из тихих вечеров в 1944 году. Было очень поздно, и некоторые члены клуба уже расходились. Сидевшие в баре офицеры толковали о военных действиях. Никто из обслуживающего персонала не заметил большой лимузин, который въехал во двор клуба со стороны Театр-роуд.

Машина въехала под хорошо освещенный портик клуба, и улыбающийся швейцар спустился с крыльца, чтобы открыть дверцу хозяину лимузина, генералу Махабиру, видному члену клуба и большому другу Бориса. Из машины также вышел мужчина лет тридцати пяти, невысокого роста, с большим пучком волос и каким-то мальчишеским видом. Никто не обратил внимания на их прибытие. Молодой генерал быстро провел нового гостя по мраморной лестнице на третий этаж. Перед входом в квартиру Бориса сидел сонный служащий. Заметив гостей, он поднялся, а, узнав Махабира, поправил свой тюрбан и постучал в дверь.

— Заходите, — крикнул Борис. Отвесив поклон, служащий объявил о приходе генерала Махабира с другом.

За вошедшими гостями захлопнулась дверь. Генерал Махабир учтиво поклонился и представил Бориса молодому, несколько застенчивому другу. Оказалось, что это был монарх Непала, король Трибуван, единственный в мире индуистский правитель, царь и бог девятимиллионного населения страны. Для того, чтобы организовать эту встречу, потребовалась максимальная осторожность и долгая подготовка.

Дело в том, что молодой монарх был не просто королем, но еще и пленником, пленником своего собственного премьер-министра из семейства Рана, который управлял страной и изолировал короля в золотом королевском дворце, как в тюрьме. За королем неусыпно шпионили. Будучи коронован еще ребенком, он не мог свободно ступить и шагу.

В течение целого столетия его предки были лишены своих прав и не выпускались за порог своего дворца. Покончить с королем Непала правители семейства Рана не могли, т. к. народ страны поклонялся своему королю как богу.

В своем дворце король Трибуван имел все, чего мог пожелать — все, кроме свободы. Поступавшая ему почта тщательно просматривалась, посетителей проверяли, и «тюремщики» максимально заботились о том, чтобы никто и ничто не могло помочь потомку державных королей народности гуркха вернуть себе бразды правления.

Познакомившись с королем, Борис понял, что под маской стеснительности скрывается боевая натура человека, который никоим образом не поддался року. Он был готов любой ценой вернуть власть, узурпированную у его династии. Его обуревало стремление познать мир, получить информацию, помощь и образование, в которых ему было отказано. Он нуждался в книгах об управлении государством и многих других, которые скрывали от него.

Король быстро подружился с Борисом, который немедленно снабдил его необходимыми книгами и другими материалами. Этот побег короля от своих телохранителей и эскорта во время его краткого визита в Калькутту во главе группы чиновников, лояльных семейству Рана, был первым из целой серии последующих побегов. Таким образом, Клуб-300 стал штабом операции по возвращению власти в Непале ее законному монарху.

Королю удавалось обманывать своих охранников под предлогом визитов к врачу, а друзья помогали ему посещать в городе те места, которые ему хотелось. Дружба Бориса с королем пустила глубокие корни, и ей предстояло радикально изменить русло течения его жизни.

В конце войны через Калькутту прошла процессия двух- и трехзвездных генералов с европейского театра военных действий для получения символической медали «Звезда Чоуринги» в знак уважения к тому вкладу, который город внес в победу над врагом.

Поскольку все генералы мечтали поохотиться на тигров, были задействованы Борис и военная авиация.

После войны Борис и магараджа Куч Бихара затеяли строительство ликероводочного завода в этом штате. Этот проект доставил Борису столько забот, сколько у него не было даже за все время его последующего пребывания в Непале. Вначале все шло хорошо. Но впоследствии, после завоевания Индией независимости в 1947 г. и выделения Восточного Пакистана, штат Куч Бихар, расположенный на его границе, оказался отрезанным от Калькутты, не имея туда ни автомобильной, ни железной дороги. Это привело к тому, что завод пришлось закрыть.

В тот период, когда Борис занимался строительством завода, ему все больше хотелось посетить Америку. Там он рассчитывал возобновить дружбу с ветеранами «Летающих тигров» и Десятой эскадрильи. Кроме того, Кире к этому времени уже надоело пребывание в Калькутте.

В 1946 г. Борис отошел от руководства Клубом-300, хотя сохранил свою квартиру на третьем этаже и продолжал свою деятельность в качестве почетного секретаря еще в течение ряда лет. Целых десять лет со дня создания своего детища — клуба — Борис был средоточием светской жизни в Калькутте. Его кухня стала легендарной, а все выдающиеся шеф-повары сегодняшней Индии прошли подготовку у клубного мастера кухонных дел Галицкого. Клуб пускал в оборот новые коктейли, диктовал моды и благодаря Борису приобрел высокую репутацию в Азии и во всем мире.

Смелое решение Бориса организовать клуб со смешанным евроазиатским членством принесло свои плоды. Борис напряженно работал, чтобы клуб стал привлекательным. И теперь это было высокоприбыльное, четко организованное учреждение. В этой связи интерес Бориса по отношению к нему несколько притупился, а исключительная любознательность и стремление к новым приключениям заставили его искать новую область, где он мог бы приложить свой творческий талант.

Благодаря тому, что у него теперь было много друзей в Америке, Кире не пришлось долго его убеждать уступить ее желанию съездить в Нью-Йорк. К тому времени между ним и Кирой уже в течение ряда лет назревали разногласия. Жена не разделяла горячей любви Бориса к Индии, и их брак оказался под угрозой разрыва.

В Нью-Йорке у Бориса быстро образовался круг новых друзей. Находясь там, он организовал экспортно-импортную фирму «Борилис», функцией которой было установление коммерческих связей со странами Среднего Востока и Юго-Восточной Азии. Получив заказы, он возвратился в Индию, ставшую для него настоящим родным домом, которому принадлежало его сердце. Затеянный им коммерческий бизнес оказался не слишком успешным, т. к. вскоре независимая Индия запретила платежи иностранной валютой за импортируемые товары, а продувные нью-йоркские дельцы могли легко облапошить Бориса.

Он написал жене, чтобы она вернулась в Калькутту, однако она решила остаться в Америке. Через шесть месяцев Борис вновь приехал в Нью-Йорк. К тому времени Кира организовала балетную школу в Нью-Лондоне (штат Коннектикут). После краткого пребывания там Борис, не собиравшийся оставаться затворником в таком маленьком городке, вновь уехал в Калькутту.

Проходя по Чоуринги, Борис не узнавал город, настолько он изменился. Рядом с шикарными отелями и ресторанами громоздились хибары. Вслед за достижением независимости и разделом Индии там началась жуткая резня. По всей стране происходили кровавые столкновения индусов и мусульман, перешедшие в такую ужасную бойню, которой еще не было за всю историю Азии.

При этом пострадала Калькутта, поскольку она делилась на колонии мусульман и индусов. Только в уличных стычках погибло более десяти тысяч человек. В одно мгновение испарились все друзья Бориса из мусульманской общины, а массовый наплыв беженцев-индусов из Восточного Пакистана сделал Калькутту одним из самых перенаселенных городов мира. Начался исход из страны британских гражданских служащих. Жизнь в Индии коренным образом изменилась, хотя в Калькутте это было менее заметно, чем во многих других городах, т. к. большинство британцев, проживавших в Калькутте, чаще были не гражданскими служащими, а торговцами. В первые годы независимости продолжали работать многие прежние учреждения и организации города. Мало того, некоторые клубы даже ухитрились сохранить свой статус «только для белых», и это бытует даже в наши дни, основанием для чего служит довольно справедливый принцип: отдельные члены иностранного землячества имеют полное право на организацию своих собственных клубов.

В большинстве других индийских городов сложилась иная ситуация: там бегство британцев привело к разрушению их общественных организаций и учреждений и передаче их в руки индийцев, которые, в соответствии с их расовыми и культурными традициями, не были расположены или готовы сохранять аристократические замашки бывших колониальных властей.

Не причинив серьезного материального ущерба Индии, закрытие клубов в какой-то степени лишило страну в глазах иностранцев ее несколько старомодной привлекательности. Несколько лет спустя после ухода Бориса с поста секретаря Клуба-300, когда его членами все чаще становились представители более низких социальных слоев общества, клуб начал хиреть. За небольшой срок со времени ухода Бориса неудовлетворительная работа новой администрации привела к истощению финансов и опустошению ликероводочных запасов. Ограничение импорта алкогольной продукции, отказ в продлении лицензии на круглосуточную продажу вино-водочных товаров и введение в стране дней «сухого закона» довели клуб до роковой черты.

Последняя попытка снова пригласить Бориса, предпринятая членами клуба, чтобы спасти положение, оказалась неудачной, т. к. Борис не получил карт-бланш, необходимый для реорганизации заведения в соответствии с его былыми аристократическими стандартами, и Клуб продолжал работу до 1961 г., но это было лишь тенью прежнего благополучия.

В то же время для Бориса Калькутта оставалась привлекательным городом. В окружении своих старых верных друзей — генерала Махабира, магараджи Куч Бихара и настоящего красавца-мужчины магараджи Прити Синга он занялся рядом новых проектов.

С окончанием войны его материальное положение значительно улучшилось. В один поздний августовский вечер 1947 года после обильных возлияний в головах этой компании созрел авантюрный план. После ряда совещаний и таинственных переговоров на свет появилось удивительное, элегантно оформленное послание, направленное 450 представителям высшего общества Калькутты. В нем говорилось следующее: «Накануне отъезда первой в мире научной экспедиции по изучению голливудских кинозвезд вас сердечно приглашают на встречу в Клубе-300 23 сентября в 8 часов вечера. (Будут предложены освежающие напитки)».

Перед этой встречей в клубе разгорелась оживленная дискуссия по немаловажному вопросу о том, какие блюда предложить гостям. Борис решительно предлагал новое блюдо из крабов. Шеф-повар Галицкий выступал против, настаивая на том, что сезон крабов окончился. И все-таки было решено поддержать предложение Бориса.

Большинству гостей показалось странным и забавным, а некоторым даже несколько шокирующим, сообщение о предстоящей экспедиции, оглашенное в бальном зале клуба. Гости с аппетитом поедали крабов и оживленно обсуждали предложенный проект. Если бы они знали, что экспедиции за три месяца предстояло израсходовать семьдесят тысяч долларов, они бы поняли, насколько интересно это предприятие. Было очевидно, что даже Голливуд, который трудно было чем-нибудь удивить, будет несколько потрясен, когда индийские магараджи и Борис устроят смуту в Беверли Хиллз. Киномиру предстояло увидеть самых настоящих магараджей, которые были в точности так же обворожительны, как и их фантастические собратья, изображаемые на экране. Не стоит забывать, что все трое приятелей Бориса были не только очень богаты, но и поразительно хороши собой.

Именно на этой прощальной встрече Бориса впервые представили Ингер Пайфер, прелестной молодой блондинке из Дании, которая впоследствии стала его женой. К этому времени было слишком поздно отказываться от голливудской экспедиции и остаться в Калькутте, хотя, по словам Бориса, после встречи с Ингер он подумывал и о таком варианте.

На следующий день после банкета, когда члены научной экспедиции садились на самолет, вылетавший рейсом на Гонконг и Манилу, оказалось, что гости страшно отравились блюдом из крабов. Деловая жизнь в Калькутте застопорилась на целую неделю, т. к. более 260 гостей банкета попали в больницы, где один из них провел полтора месяца.

— Для нас это не было бы так уж серьезно, — рассказывал Борис, — если у Прити Синга не начались сильные рези в животе. Диагноз показал, что их происхождение имеет тот же характер, что и болезнь, поразившая наших гостей в Калькутте. Что нам оставалось делать? Пришлось провести десять дней в Гонолулу, прежде чем в полном здравии продолжить экспедицию, перед которой стояли очень непростые задачи.

В Гонолулу Прити Синга поместили в больницу. «Из нас заболел только он один, — вспоминает Борис, — хотя, например, я поглотил массу крабов».

Когда Прити Синг выздоровел, наша четверка была готова нагрянуть в Голливуд. После того, как члены экспедиции дважды чуть было не потеряли бумажник, в котором хранились все ее финансы, казначеем выбрали Бориса. Экспедиционной базой стал роскошный Таун Хаус в Лос-Анджелесе, а позднее — бунгало в отеле Беверли Хиллз.

Приезд в Голливуд самого заманчивого холостяка из Индии, магараджи Куч Бихара, и трех других красавцев-мужчин не мог не взбудоражить молодых старлеток Голливуда, признанных актрис и даже настоящих звезд.

В ранние утренние часы члены экспедиции, судя по всему, проводили значительную часть подготовительной работы, а по вечерам занимались планированием встреч со знаменитостями киношного мира.

Телефон не умолкал с семи часов. При этом тот или иной член экспедиции сразу по двум телефонным линиям торжественно заявлял, что еще никогда не встречал более утонченных леди, чем те, с которыми беседует в данную минуту.

Поначалу Борис, взявший на себя обязанности казначея, поражался экономности членов экспедиции. Он полагал, что когда у них кончатся деньги, они попросят у него новую сумму, и тогда он пошарит в казне и выдаст требуемое. Но в течение первой недели ни один из его коллег так и не явился за деньгами.

Объяснение этому не заставило себя ждать: вскоре пришел счет из отеля за прошедшую неделю. Из него явствовало, что оплата проживания в номерах по сто долларов в сутки была еще далеко не самой большой суммой из произведенных расходов. Среди прочих расходов, за которыми последовали новые, например, значилось:

Цветы, Куч Бихар…………………200 долл.

Цветы, Махабир……………..…….500 долл.

Наличные, Прити Синг…………..1000 долл.

Все это привело к тому, что из-за быстрого истощения финансов срок работы экспедиции пришлось сократить до двух месяцев.

Поскольку отчета об ее работе так и не было получено до сих пор (1966 г.), трудно судить о ее результатах. Но одно ясно: в Калькутте до сих пор циркулируют сообщения об ее успехе и о приключениях ее членов, постоянно обрастающие все новыми подробностями из уст магараджи Куч Бихара, Бориса и реже Махабира. Что касается магараджи Прити Синга, то он трагически погиб в авиакатастрофе в 1950 г., когда разбился самолет компании TWA Constellation.

Из Голливуда друзья вылетели в Чикаго с целью посетить завод Студебекер в Саут Бенд и закупить три машины с открывающимся верхом. Эта поездка прошла без приключений, если не считать того, что казначей потерял пять тысяч долларов, которые впоследствии каким-то чудом нашлись. Из Чикаго они проследовали в Нью-Йорк, после чего экспедиция распалась, и Борис самостоятельно вернулся в Калькутту, горя желанием вновь увидеть Ингер.

Мать Ингер, датчанка, мужем которой был шотландец Чарльз Макнаб Скотт, с неудовольствием восприняла ухаживания сорокадвухлетнего Бориса за своей юной дочерью, и скоренько спровадила Ингер в Копенгаген.

Но даже это не могло помешать влечению, которое Борис и Ингер испытывали по отношению друг к другу. Когда Ингер собиралась в Копенгаген, Борис поспешил в Бомбей, чтобы увидеться с ней еще раз в зале для транзитных пассажиров. Затем он возвратился в Калькутту и вскоре отправился в Нью-Йорк переговорить с Кирой. Жена предпочла остаться в Америке, и, в конце концов, они добились развода.

Вернувшись в Индию, новоиспеченный холостяк принял неожиданное решение связать свою жизнь с Ингер. Недолго думая, он вылетел в Копенгаген, куда сослала ее мать. В декабре 1948 г. они поженились, и их возвращение в Калькутту вдвоем было рождественским сюрпризом для г-жи Скотт.

Ингер была воспитана в Дании в консервативном духе, и лишь ее молодость и живой характер позволили ей уживаться с этим непредсказуемым мужем. Вскоре она обнаружила, что, несмотря на то, что Борис был гораздо старше ее, он отнюдь не собирался вести тихую, размеренную жизнь.

Тем не менее, второй брак Бориса оказался удачным. В Калькутте они поселились в прежней квартирке Бориса на верхнем этаже Клуба-300. Однако большую часть времени они проводили в Вудлендсе, где у Куч Бихара был чудесный дом.

Именно тогда у Бориса возникла мысль впервые заняться сельским хозяйством. В связи с провозглашением Индией независимости земельные владения магараджи сократились с размера в целый штат до нескольких тысяч акров, которые по закону он был обязан обрабатывать. В этой связи Борис предложил свои услуги, весьма рассчитывая превратить пустующие земли в сельскохозяйственные угодья.

Как и во всех проектах, задуманных Борисом, ничто, включая советы специалистов, не могло помешать его энтузиазму. Чуть ли не в одно мгновение, что поразило даже его ближайших друзей, Борис превратился из городского человека в стойкого первопроходца — покорителя новых земель.

В первые годы супружеской жизни Борис и Ингер испытывали немалые трудности. Поскольку они квартировали в помещении клуба, их жизнь была чередованием вечеринок с наездами в Куч Бихар. В марте 1950 г., через пять месяцев после рождения их первенца Михаила, Борис отправился с семьей в Куч Бихар, возглавив экспедицию, задачей которой была доставка в имение магараджи современного оборудования, необходимого для амбициозного сельскохозяйственного проекта.

Поскольку раздел Индии и образование Восточного Пакистана привели к тому, что Куч Бихар оказался отрезан от прямых шоссейных и железных дорог, связывавших его с Калькуттой, экспедиции пришлось продвигаться по тропам и гужевым дорогам. Предполагалось, что переход займет четыре дня. Самой серьезной проблемой было форсирование Ганга. Даже сегодня восточное русло мощной священной реки Индии пересекает лишь один мост. Единственной альтернативой служит переправа на примитивных плоскодонных, оснащенных парусом баржах сомнительной плавучести, которые едва держатся на воде.

На одну из таких барж Борис погрузил джипы и трактора со своим маленьким сыном и женой и несколькими индийцами, которые должны были управлять этими машинами. Поскольку прямо напротив места погрузки на другой стороне реки не было дороги, им предстояло проплыть около пятидесяти километров вниз по течению, чтобы добраться до места, откуда можно было продолжить путь по суше.

Беда постигла их вскоре после отплытия, когда баржа, нагруженная металлическими инструментами и буксируемая их собственным перегруженным суденышком, на середине реки стала оседать в воде. Команда тонущей баржи перескочила на тяжело нагруженное судно, на котором были едва сбалансированы джипы и другие машины и оборудование.

Когда новые пассажиры в смятении скопились на борту, неуклюжая баржа опасно накренилась и зачерпнула грязную воду, которая водопадом хлынула в трюм, отчего все пассажиры насквозь промокли.

Растолкав перепуганных индийцев и оттеснив их с осевшего борта, Борис выровнял судно, в том время как вторую баржу унесло течением. И все же мутная речная вода все еще билась в трюмах. Схватив пару ведер, Борис передал их команде, и с помощью пинков и кулаков заставил индийцев вычерпывать воду. Понемногу осадка баржи несколько сократилась.

Однако, бросив взгляд на далекий берег, Борис с ужасом заметил, что из-за сильного встречного ветра они ни на йоту не продвинулись вперед. Предполагалось, что поездка займет пять часов, но проходили час за часом, а неуклюжая посудина все еще оставалась на траверзе одного и того же пустынного участка песчаной прибрежной полосы.

Когда знойное солнце тропиков закатилось, Борис обнаружил, что на борту судна совсем не осталось еды. А затем до путников дошло самое печальное известие: у них также не осталось ни глотка воды. Это, помимо прочего, означало, что маленькому Мишке не из чего было приготовить молочную смесь. Положение становилось угрожающим. Несмотря на весь ужас, Ингер была вынуждена воспользоваться водой, зачерпнутой прямо из Ганга, — грязным месивом, которое омывало тела тысяч больных паломников в Бенаресе и массе других мест по всему течению священной реки и заключало в себе пепел покойников, сжигавшихся на плавучих погребальных кострах.

Ночь казалась бесконечной. Баржа еле двигалась, и стало ясно, что путешествие займет не менее двух-трех суток. Взошедшее утром солнце жгло пуще прежнего. Теперь путники были голодны как волки, и на судне царило уныние. Ингер вновь зачерпнула воды из реки, чтобы покормить сына. Кипятившие воду индийцы так перестарались, что устроили на барже пожар. Лишь благодаря отчаянным усилиям удалось погасить пламя до того, как оно добралось до десятков бочек с бензином, которые Борис вез с собой.

В полдень жара достигла сорока градусов. На тесной палубе совсем не было тени, а кабины джипов раскалились как печки. В неподвижном воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка, который мог бы облегчить состояние людей. Некоторые, дойдя до крайнего отчаяния, бросались в грязную воду. Ингер была готова к самому худшему, стараясь хоть как-то обмахивать ребенка. Чтобы подогреть молочную смесь, было достаточно подержать ее несколько минут на раскаленном капоте какого-нибудь джипа.

Настала вторая ночь, не принесшая большого облегчения, и на третий день стояла такая же дикая духота, как и прежде. К концу дня полумертвые от истощения люди заметили на северном берегу полоску земли, к которой можно было пристать.

После долгой разгрузки Борис со своим семейством и шестью индийцами начали утомительное путешествие по иссушенному зноем песчаному берегу Ганга. Самый страшный эпизод на этом отрезке пути приключился тогда, когда, налетев на большой камень, один из джипов опрокинулся. К счастью, ехавшие в нем Ингер с малышом не пострадали.

Их мучения окончились, когда они выехали на шоссейную дорогу у развилки, от которой один путь вел на север, в Куч Бихар, а другой — на северо-запад в Дарджилинг. Отсюда Борис отправил Ингер с Мишкой в Дарджилинг, где они могли отдохнуть от испепеляющей жары, а сам, вместе с остальной группой выехал в Куч Бихар, где начал распахивать заросшую слоновой травой и кустарниками целинную землю.

Как упоминалось выше, Борис считал, что как только с этими зарослями будет покончено, земля будет готова к обработке. К сожалению, он оказался чересчур самонадеянным. Каждый корешок, срезанный плугом, лишь пускал новые отростки, и шесть месяцев спустя трава стала толще и гуще, чем когда-либо до этого.

Нимало не смутившись, Борис оставил свою затею с обработкой земель. «Научиться можно лишь на собственном опыте», — объяснял он впоследствии случившееся своим друзьям, которые при этом только посмеивались.

По возвращении в Калькутту в фокусе внимания Бориса оказался Непал. На тайных сходках в квартире Бориса генерал Махабир и его соратники разрабатывали план свержения режима династии Рана. Махабир скопил значительное состояние, позволявшее ему поддерживать непальскую партию конгресса, которая, несмотря на тот факт, что называлась аналогично возглавлявшейся Джавахарлалом Неру и выступавшей за независимость Индии партии конгресса, имела конечной целью возвращение к власти в Непале династии Шах. Этой династии непальцы были обязаны объединением страны в конце XVIII века. Она правила до 1846 г., когда бразды правления захватила династия Рана.

С самого начала его жизни в Калькутте мысли Бориса постоянно обращались к Непалу. Еще в 1938 г. он сделал попытку проникнуть в запретное гималайское королевство под предлогом организации охоты для британского вице-короля в тамошних тераях. Такая охота обычно поражала пышностью и изысканностью, затмевавшими подобные охоты на тигров, предпринимавшиеся в других частях света. Непальские магараджи династии Рана умели красочно обставить подобные вылазки.

Однако в тот раз Борису не удалось осуществить задуманное им предприятие, и он был вынужден ждать свержения режима Рана, прежде чем сумел попасть в закрытое для европейцев гималайское королевство.

После 1944 г. король Трибуван неоднократно приезжал в Калькутту и при первой же возможности появлялся в квартире Бориса на верхнем этаже Клуба-300, где шла подготовка операции по его восстановлению на троне. Планировалось направить войска в западный Непал, чтобы поднять на борьбу местное население. Теперь Борис тесно сотрудничал с людьми, которым в ближайшем будущем предстояло стать руководителями страны. В их числе был М. П. Коирала, в 1952 г. ставший премьер-министром Непала.

Отзвуки народных волнений доносились из долины Катманду, проникая через влажные джунгли тераев у подножия Гималаев.

Длительная подготовка к перевороту неожиданно дала свои плоды в 1950 году. Произошедшие события уже вошли в анналы истории. Финансировавшаяся Махабиром партия конгресса победила в восточной части Непала. Волнения распространились на территорию тераев. Король Трибуван под предлогом выезда на охоту бежал с семьей из дворца и укрылся в посольстве Индии, откуда его в безопасности доставили самолетом в Нью-Дели.

После бегства короля премьер-министр Мохан Шумшер Джунг Бахадур из династии Рана провозгласил королем четырехлетнего внука Трибувана по имени Гьянендра Джунг Бахадур. Войска, верные королю Трибувану, пошли в наступление на реакцию, и в результате премьер-министр согласился на возвращение короля Трибувана из Индии при условии, что от каждой стороны в новый кабинет министров во главе с ним войдет по четыре министра.

Трибуван с триумфом возвратился в Катманду, а шесть месяцев спустя ему удалось сместить премьер-министра, что означало завершение правления династии Рана в Непале, продолжавшегося 105 лет.

Пока в стране разворачивались эти события, Борис занимался все новыми и новыми проектами. Одним из них было создание авиакомпании «Кэтэй пэсифик эйрлайнз», ныне получившей широкую известность и базирующейся в Гонконге. Компания была задумана в Клубе-300, когда Борис совещался со своим другом Сиднеем де Канцоу по поводу того, что можно было бы предпринять в отношении самолета, брошенного после войны американскими военно-воздушными силами.

Первые воздушные суда новоиспеченной компании, которыми управлял бывший военный летчик, летали из Шанхая после войны, когда армия коммунистов, прорывавшаяся на юг, сокрушая разваливающиеся войска националистов, угрожала городу.

С учетом взлетевших до небес цен на авиабилеты, по слухам, эти рейсы за какие-то несколько недель принесли прибыль в размере чуть ли не в миллион долларов. А впоследствии «Кэтэй» превратились в одну из главных авиакомпаний тихоокеанского региона.

Еще одной авиалинией, обязанной своим рождением Борису, стала «Гималайан авиэйшн». Сразу после войны он часто летал на ликероводочный завод в Куч Бихар на небольшом чартерном самолете, принадлежавшем геодезической службе Индии. Летчиком был поляк по фамилии Будзиковский, ранее служивший в британских ВВС.

Он говорил по-русски и вскоре заразил Бориса идеей убедить генерала Махабира приобрести брошенный после войны самолет, которым стал бы управлять поляк. Позднее, как раз накануне экспедиции в Голливуд, Махабир приобрел еще один летательный аппарат марки ДС-3, который превратили в самолет-люкс.

В период раздела Индии, когда из-за выделения Восточного Пакистана Ассам оказался в полной изоляции от Индии, на воздушных перевозках, совершавшихся на этом самолете в Ассам, были заработаны большие деньги.

Позднее было последовательно закуплено еще два самолета той же марки. Так родилась «Гималайан авиэйшн». Благодаря прозорливости Будзиковского и его административным способностям, авиакомпания быстро стала процветающей.

«Гималайан авиэйшн» первой начала ночные почтовые рейсы в Индии и посадки на небольшую взлетно-посадочную полосу в Катманду в 1950 г. Впервые в истории по-настоящему была нарушена долгая изоляция Непала.

Хотя упомянутые высокоприбыльные воздушные рейсы были отчасти порождением Бориса, сам он не очень-то разбогател на них. Напротив, к весне 1951 г. он испытывал серьезные финансовые затруднения. По какому-то стечению обстоятельств именно в этот момент он получил ноту от министерства внутренних дел Бенгалии, в которой сообщалось, что в тибетский пограничный район неожиданно попали двадцать три беженца из России, которые просят политического убежища.

Из ноты не явно, но безошибочно следовало, что Борис должен взять на себя ответственность за эту группу. Хотя единственной подробностью было то, что россияне появились на индийской границе после долгого путешествия, Борис без колебаний взялся за это дело. Он понимал, что не может отказать в помощи и гостеприимстве соотечественникам, вынужденно оказавшимся в такой стране как Индия, где белым беженцам уделялось мало внимания. Первым шагом Бориса был звонок одному из друзей, служившему в другом отделе министерства внутренних дел. Используя свои связи, Борис добился для беженцев предоставления им двух зданий барачного типа в саду бывшей резиденции вице-короля Индии. Там он поспешно разместил мебель и устроил жилье для своих гостей.

В период последующих девяти месяцев Борису пришлось играть роль хозяина, охранника и переводчика для весьма странной группы россиян, попавших на землю Индии. Когда он впервые познакомился с ними, у него был шок. Перед ним стоял 21 «снежный человек» — бородатые оборванцы с длинными волосами и косматыми бородами. С ними были два еще более дико выглядевших «снежных человека», одетых в выделанные кустарным способом пальто из овечьих шкур.

Самый высокий из ужасающе выглядевших людей представился как Сидор Михайлович Белов, руководитель всей группы. Последний, в свою очередь, представил своего товарища — поменьше ростом, но в таких же лохмотьях — как г-на Чернова.

Со своим почти двухметровым ростом и более чем стокилограммовым весом Сидор казался настоящим великаном даже когда скинул лохмотья из овечьей шкуры и побрил свою ужасающую бороду.

Когда изнуренные пришельцы помылись и отдохнули, они поведали Борису удивительную историю, которая, невзирая на то, что так никогда полностью и не попала в прессу, заслуживает внимания как одно из самых невероятных приключений нашего времени.

За время своего девятимесячного пребывания в Калькутте они рассказали Борису все, что с ними случилось.

Как сказано выше, их разместили в домах, которые в свое время служили резиденцией вице-короля Индии, и для того, чтобы материально поддерживать своих новых друзей, Борис организовал несколько сольных концертов, в которых выступил в своей прежней роли танцовщика. Сборы от этих выступлений были переданы русским друзьям.

Эти люди пришли с Алтая, расположенного в южной Сибири у стыка границ СССР, Внешней Монголии и Сицзяна. Все они принадлежали к религиозному течению староверов, которых преследовали еще при Екатерине Великой и которые, порвав с православной церковью, ушли подобно отцам-пилигримам в отдаленный район границы Сибири с Китаем.

Бежав от русской революции, они осели в том районе и, приложив немало труда, превратили большую площадь засушливых земель в плодородную и процветающую провинцию. Поселения староверов вдоль китайской границы стали настолько богатыми, что вызвали острую неприязнь у советских коммунистов, которые, несмотря на организацию колхозов и принудительный труд, не сумели добиться успехов, оказавшихся по плечу трудолюбивым богобоязненным староверам.

До Второй мировой войны советские войска совершили многочисленные нападения на поселения староверов. После периода относительного затишья, в 1946 г. русские, воспользовавшись передышкой от прочих забот, возобновили налеты на деревни староверов. В конце концов, армия захватила деревню Чинкуре, в которой жили семьи Белова и Чернова, в то время как мужчины местной общины вели партизанские действия в окружающих лесах.

Армия пленила большинство женщин и детей деревни, и их всех замучили. Когда партизаны узнали об этом, их командир приказал всем конникам уходить на юг в Монголию.

Чтобы пройти через границу, им пришлось переправляться через полузамерзшую реку. После переправы выяснилось, что в отряде насчитывается 115 человек. В их числе была одна женщина — Мария Шарипова, ушедшая в партизаны вместе с отцом Федосеем Карповым, мужем Григорием и девятилетней дочерью Татьяной.

Это было началом долгих и тяжелых скитаний. Они постепенно продвигались все дальше на юг и оказались на территории националистического Китая. Китайские власти дали им на некоторое время убежище. Однако в 1949 г. с северо-запада началось наступление армии китайских коммунистов. Один город за другим оказывались в их руках.

Настал момент, когда деревня, где разместился отряд староверов, неминуемо должна была быть также захвачена коммунистами. За русскими уже вели наблюдение местные жители: в последний момент, скрыв свои намерения, староверы ночью бежали из деревни в горы. На новом этапе их эпопеи они выступали в качестве эскорта представителя американского консульства в этом регионе, делавшего все возможное, чтобы не оказаться в лапах коммунистов. Впоследствии, когда американец расстался с русскими и самостоятельно с группой сопровождавших его лиц пробирался в Тибет, на границе его застрелили тибетские пограничники, по ошибке принявшие его группу то ли за бандитов, то ли за отряд коммунистов. А тем временем староверы, передвигавшиеся по ночам, вступили в контакт с повстанцами казахского предводителя Османа Батура, который с тысячами своих последователей сражался против коммунистов. Но едва они присоединились к отряду Османа, как в результате атаки красных китайцев их разъединили на две группы. Отряды Османа Батура, включая половину разъединенных староверов, были разбиты, а остальным староверам удалось бежать, и они присоединились к войскам генерала Слима, командовавшего группировкой китайских националистов, все еще сражавшихся в глубинке провинции Сицзян. Они оставались с генералом Слимом до тех пор, пока его войска не перешли на сторону коммунистов или не были окружены и рассеяны. Затем вместе с самим Слимом оставшиеся двадцать три старовера двинулись на отчаянные поиски монгольского князя Бобры, который, по наслышке, возглавлял орду монгольских воинов, все еще сражавшихся против коммунистов. Передвигаясь форсированным маршем по ночам, постоянно преследуемые и опасавшиеся пленения, они пересекли пустыню и равнину на территории, полностью находившейся под контролем коммунистов, и оказались на границе страшной пустыни Гоби. В песках безводной пустыни они потеряли много лошадей. Когда они достигли гористой местности, то четырежды были атакованы войсками коммунистов и потеряли значительную часть своих людей. Затем местный житель взялся проводить их к Бобре, на которого они возлагали большие надежды. Однако когда они нашли его, было слишком поздно. Войско Бобры было разгромлено, а сам он бежал в неизвестном направлении. Испытав еще немало лишений, староверы, наконец, нашли Бобру, у которого к тому времени осталась всего дюжина людей, включая мужчин и женщин. Единственным утешением было то, что Бобра располагал 180 верблюдами. После этого, перемещаясь на этих, ни с чем не сравнимых кораблях пустыни, под руководством своего монгольского приятеля, русские через несколько недель добрались до заснеженных предгорий на границе с Тибетом. За их спиной осталась долгая дорога, усеянная скелетами павших верблюдов, не выдержавших тяжестей пути. У самой границы пал последний из огромного стада верблюдов. Теперь для того, чтобы кормиться и утепляться, голодным и полураздетым людям пришлось охотиться на медведей и диких ослов (киангов). В Тибете староверам был оказан весьма прохладный прием. У них отобрали оружие, и они были проинформированы, что путь в Лхасу им запрещается, но в качестве особого соизволения каждому из них будет предложена невеста, и таким образом они получат тибетское гражданство. Когда они отвергли это предложение, их посадили в кутузку, но к ночи им удалось бежать незамеченными, и они попали в самую засушливую и грозную область Тибета, на высокогорные ледниковые плато Чанг Танга. Опасаясь ночевать в деревнях, они спали на земле, страдая от холода. Постепенно их группа, включавшая упомянутую выше женщину с девочкой, приблизилась к Лхасе. Однако когда они находились в десятке километров от священной столицы Далай Ламы, их вновь перехватили и запретили им следовать дальше. И вновь тибетские власти настаивали на том, чтобы они взяли себе жен и осели в Тибете. Когда Чернов объяснил властям, что его группа прибыла в Тибет не для того, чтобы подыскать себе невест, их заставили вернуться в тот маленький городок, где перед этим их посадили в застенок. К ночи двое из них незаметно выбрались оттуда и направились в Лхасу, чтобы упросить власти отпустить всю группу с миром. Однако в столице Тибета им заявили, что вся группа должна быть арестована за неподчинение указаниям властей. И это наказание неминуемо было бы исполнено, если бы не ходатайство местных монголов, выпросивших для них прощение. Теперь оставалось лишь договориться с представителями Индии в Лхасе, которые не были склонны выдавать визы беженцам. Вопрос о визах обычно решался положительно только при условии, что те или иные граждане Индии брали на себя ответственность за материальное обеспечение иммигрантов. Именно тогда индийские власти связались с Борисом и попросили его помочь своим соотечественникам. Тибетцы также долго задерживали отъезд староверов из Лхасы, пока после длительных проволочек последним, наконец, не вручили впечатляющего вида паспорт чуть ли не метрового размера с двадцатью тремя фотографиями. В Янтунге беженцы встретились с Далай Ламой, который уже тогда опасался вторжения китайцев и держался поближе к индийской границе, чтобы при необходимости иметь возможность бежать. Всего за несколько дней до выезда русским сообщили о предстоящем прибытии из Индии китайской делегации для переговоров с Далай Ламой. Опасаясь наихудших последствий в случае захвата Тибета китайцами, староверы заявили представителям индийских властей, что если им немедленно не разрешат переезд из Тибета в Индию, они нападут на китайскую делегацию и убьют ее членов. В тот самый день, когда китайская делегация вступила на территорию Тибета, русские беженцы вышли с этой территории. Обе группы прошли через перевалы, находящиеся в Сиккиме на расстоянии одиннадцати километров друг от друга. Так завершилась невероятная одиссея русских, добравшихся до Индии из Алтая. Целых четыре года они с боями пробирались через самые безлюдные и мало изученные территории Монголии, Сицзяна и Тибета. Вначале их численность составляла 115 человек, теперь осталось всего 23, но они могли гордиться тем, что не только выжили, пройдя самый невероятный путь, но и тем, что в невыносимых условиях, рискуя головой, доблестно сражались против коммунистов. Теперь Борис стал опорой для этих несчастных людей, и в течение девяти месяцев они находились в Калькутте под его опекой. В конце концов, с помощью Бориса ими занялся Фонд Толстого, и они выехали в Соединенные Штаты, где мало кто из их нынешних соседей американцев подозревает, какой героизм проявили эти люди. Борис до сих пор сохраняет «паспорт», врученный староверам властями Лхасы. Этот в своем роде уникальный документ служит достойным напоминанием и наградой за то, что Борис сделал для своих земляков. История приключений староверов пробудила в Борисе еще больший интерес к легендарной земле снегов, Тибету и другим странам гималайского региона. И в один прекрасный день Борис вылетел вместе с генералом Махабиром в столицу Непала — Катманду. В то время взлетно-посадочная дорожка в тех местах, подготовленная всего за год до этого, представляла собой не более чем пастбище. Наконец-то Борису представилась возможность посетить Непал, страну, о которой он столько слышал от генерала Махабира и от самого короля Трибувана. Теперь перед его взором предстал удивительный мир Гималаев с его монахами, горами, традициями изолированности и занимательным народом.