памяти Г. Мейера
В старом бараке, где твой появляется враг,
вещи живут, погружённые в холод и мрак:
вилки, ножи, золотые часы на руке,
ворох одежды в огромном, как мир, сундуке,
кольца, браслеты…
Забытый за давностью лет,
чей-то знакомый, костями гремящий скелет.
В доме напротив, где твой появляется друг,
вещи встают в хоровод, в заколдованный круг.
Что-то бормочет кофейник на старой плите,
булькает чайник:
«Мы стали с тобою не те,
нос мой облуплен, твоя потускнела эмаль…
Жизни не жаль. Но вернём ли её мы? Едва ль.
Мы постарели и в ту же попали графу,
что и скелет, в коридорном стоящий шкафу.
Там он стоит и костями тихонько гремит —
мы ж исчезаем. Мы свой исчерпали лимит».
Друг мой и враг мой! Как вещи знакомые, мы
тоже пронизаны духами света и тьмы:
в розе засохшей и в веточке вербы живой,
в старом погосте, заросшем зелёной травой,
в глине смиренной, где спрятан бунтующий прах,
в лжи откровенной и в правде, скрывающей страх, —
в каждом предмете и в каждом событии есть
весть о спасении или о гибели весть.
А для того чтоб явиться на праведный Суд,
кости сухие не слово, а плоть обретут.