У вещей знакомых застыли лица:
Смысл их то спрятан, то обнажён
в полотне фламандском с убитой птицей,
обезьяной, персиком и ножом.
Или вот, к примеру, мясная лавка,
где среди колбас — голова быка,
и уже запачкана кровью травка
по ужасной прихоти мясника.
А на заднем плане, в дали опасной
облака на небе стоят грядой,
и мясник знакомый в рубахе красной
разбавляет молча вино водой.
Недомолвки странные, оговорки,
первородный грех и моя вина…
Но при чём здесь ломкие устриц створки
и на блюде — рыба и ветчина?
В рыбной лавке на скользком прилавке,
как художник того захотел,
появляется в шуме и давке
груда мокрых трепещущих тел.
Сёмги, сельди, угри и миноги —
содержимое блюд и корзин,
а над ними висят осьминоги
и осётр, как большой лимузин.
Крабы, окуни, хищные щуки,
дьявол вод — электрический скат…
Что ж, телам, обречённым на муки,
уготован прельстительный ад:
в вечной гибели не признаваться,
прятать тщательно тайны свои,
на большом полотне красоваться
в блеске тусклой сырой чешуи.