Точки над I

Алек нахмурилась, явно не желая сдаваться так легко. Я понимала ее точку зрения и знала, что она никогда не поймет мою. Может быть понимание того, что я не была слепа и видела изменения может будет достаточным, чтобы заставить ее поесть. Я даже могу позвонить и назначить ей встречу с парикмахером на завтра, если она захочет.

Я потянулась и взяла ее напряженную руку, лежащую на приборной панели. Я сжала ее холодные пальцы в своих и сплела их вместе.

- Алек, я хотела сказать, что волнуюсь за тебя и мне жаль, если мое возвращение в твою жизнь причиняет тебе боль. Я не хочу делать тебе больно. Никогда. Я так сильно тебя люблю.

Алек вздохнула и закрыла свои глаза. Она наклонилась ко мне, прижавшись лбом к моему плечу.

- Ты не причиняешь мне боль. А твое возвращение в мою жизнь самое лучшее, что произошло со мной когда-либо.

Она выпрямилась и посмотрела в мои глаза. Ее глаза блестели от непролитых слез.

- Я люблю тебя. Ты знаешь мою жизнь, Тори. Ты знаешь, что у меня было не так много людей, которых я любила. И которые любили бы меня.

Я запустила руку в ее светлые волосы и прижалась щекой к ее щеке.

- Обещай мне, что позволишь мне позаботиться о тебе, хотя бы пока ты здесь. Позволь мне окружить тебя заботой, как это делает любящий человек.

Она зарылась лицом в мое плечо. Ее пальцы вцепились в мою руку с такой силой, что я была уверена, что на ней останутся синяки. Она заговорила так тихо, что я трудом расслышала ее.

- Я хочу, чтобы ты заботилась обо мне всегда.

Мой большой план на вечер состоял из того, чтобы отвести Алек в хороший ресторан, смеяться и шутить с ней, делясь праздничными планами и отвести ее домой, где она откроет свои подарки из Диснейленда, пока я буду рассказывать ей о своем длинном дне. Это был хороший план. Алек бы смеялась и веселилась. Однако, вместо женщины, которую я встретила в Обри, женщина, которая сошла с трапа самолета, была той же, которая покинула Лос-Анджелес два года назад.

Мы решили заказать на дом китайскую еду. Алек свернулась на диване и смотрела на мерцающие на елке огоньки в темной гостиной. Ее багаж был в спальне. Позвонив и сделав заказ, я вернулась в гостиную и села на пол перед ней.

Алек встретила мой притворный энтузиазм с пустым выражением лица.

- Хочешь знать, что я делала сегодня?

- Да, - ответила она. Ее глаза казались темными и огромными на лице. Она сидела в углу дивана и прижавшись щекой к коленям, смотрела на меня.

Я привстала и притянула к себе фирменную сумку Диснейленда, которая лежала на полу у дивана. Я взглянула на Алек и была награждена промелькнувшей заинтересованностью в ее глазах. Она оторвала голову от своих колен, наблюдая за тем, как я вытаскиваю подарки из сумки.

- Я не могла сидеть на месте, в ожидании твоего приезда уже к одиннадцати утра. Я совершенно не могла работать, поэтому ушла из редакции, чтобы чем-нибудь себя занять. Догадайся, что я сделала?

Ее улыбка была едва заметной. Алек скинула ноги на пол и наклонилась ко мне.

- Стала ребенком? Хотела бы я разделить этот день с тобой.

Она взяла футболку и приподняв ее, стала рассматривать нарисованного на ней зевающего Микки Мауса в ночном колпаке и пижаме.

- Мне нравится. Ты купила две?

Когда я не ответила, она взглянула на меня. Я любила ее. Я ходила бы в Диснейленд хоть каждый день, если бы это приносило этот мягкий взгляд на ее лицо, и видела бы эти счастливые глаза, каждый раз как я доставала из сумки очередной подарок. Мне было наплевать, даже если бы я сломалась через месяц такой жизни.

Я покачала головой.

- Нет, я купила только одну для тебя. Я купила это все для тебя.

Ее лицо осветилось восхищенным изумлением, прогоняя прочь последние следы теней.

- Правда? Это все мне?

Мое благодарственное объятие было недолгим, так как было прервано раздавшимся звонком в дверь. Алек отстранилась и улыбнулась.

- Пока ты откроешь, я переоденусь во что-нибудь более удобное.

Я проводила ее взглядом до моей спальни и пошла открывать. Какое неудачное время, недовольно думала я, заглядывая в глазок. Какое невероятно неудачное время ты выбрал, думала я, открывая дверь подростку, доставившему нам сумки с едой. Я даже не испытывала больше голода. По крайней мере не к еде. Я протянула мальчишке деньги и забрала у него пакеты.

- Сдачи не надо.

Я поспешила отнести еду на кухню, затем побежала в спальню, но было слишком поздно. Алек уже натягивала на себя футболку, когда я зашла в комнату.

- Мне она очень нравится. Спасибо.

Я подошла ближе и обвила руками ее талию.

- Пожалуйста. Я люблю тебя.

Наши губы встретились в первом, после ее приезда, поцелуе. Я не хотела, чтобы она провела первую ночь здесь в спорах со мной. Да и любую другую ночь. Я хотела, чтобы каждый наш день был наполнен смехом, а каждая ночь любовью. И так и будет, если даже это значило, что мне нужно будет не замечать какой худой она стала и какими мрачными были ее глаза.

- Не до тех пор пока ты не поешь, - сказала она, прерывая поцелуй, когда я начала подталкивать ее к кровати.

- Пока кто не поест? - спросила я, крепко прижимая ее к себе.

Она вздохнула и кивнула.

- Хорошо, пока мы не поедим. Я не голодна, Тори. И я думаю, что люди должны есть только тогда, когда голодны.

Я последовала за ней в гостиную. Футболка доставала ей до середины бедра. Ее ноги больше не были загорелыми и мускулистыми. Отсутствие загара можно было объяснить тем, что она жила в местности, где действительно бывала зима. А вот объяснить отсутствие гладких мускул было не так уж просто.

- Да, но люди должны есть каждый день, вне зависимости от того голодны они или нет. Твое тело не может добыть еды для себя само, только потому, что ты не хочешь есть.

Я зажгла свет на кухне. Алек распаковывала коробочки с едой.

- Тори, мне не нужна мать. Как ты постоянно любишь мне напоминать, у меня она уже есть. Сомневаюсь, что выдержу еще одну.

- Кстати, раз мы заговорили о твоей матери, вон те подарки тебе на день рождения. Один от меня и один от твоей матери.

Я была в кухне, собирая тарелки, вилки и стаканы, когда услышала звук разрывающейся бумаги. Я удивленно повернулась - Алек стояла у полки, разворачивая подарок Джиллиан. Ее длинные волосы упали на лицо и я не могла видеть его выражения. Я сдержала готовящийся вырваться наружу протест. Какое я имела право говорить ей не открывать подарок ее матери?

Я отнесла тарелки в комнату и поставила их возле коробок с едой. Я подошла к Алек сзади и обняв ее за талию, прижала ее спиной к себе. Она держала черно-белую фотография в золотой рамке. Женщина, которая вполне могла бы быть Алек, лежала на диване, держа на своем теле маленького белокурого ребенка. Голова ребенка лежала на ее плече, а маленькие ноги в белых носочках были закинуты на подушки. Рука Джиллиан лежала на животе Келлен. Келлен выглядела сонной, слушая Джиллиан, которая читала книгу. Я знала, что Алек удерживало в молчании это выражение на лице Джиллиан. Ребенок в руках своей матери был нежно любим и обожаем. Это легко читалось в любящей улыбке и в ярких, полных любви глазах.

- Я помню это, - прошептала Алек. - Это было днем, до вечеринки. Она пыталась успокоить меня. Я была так взволнована.

Я знала, по тому как ее голос становился все тише, а пальцы побелели, сжимая фотографию в рамке, что это была очень плохая идея. Может быть, когда-нибудь в следующем году в далеком Обри, она бы справилась с этим. Но не сегодня. И не в Лос-Анджелесе. Не тогда, когда годовщина того дня была так близка. Я потянулась к фотографии, но она отвела руку.

- Я хотела бы все забыть, - сказала Алек, положив фотографию на стол лицом вниз. Она выскользнула из моих рук и отошла от меня.

- Прости, Тори, но я действительно не смогу ничего съесть.

Я осталась одна с полной сумкой китайской еды и казавшейся очень пустой квартирой. Я потянулась к фотографии. Как могла Джиллиан поступить так с Алек? Она знала, знала, что этот подарок будет открыт до Рождества. Самое позднее Алек открыла бы его в свой день рождения, что все равно было на неделю раньше Рождества. Я знала, что Джиллиан не очень хорошо знала Алек и именно поэтому я в ней и сомневалась. Но она ведь понимала это, нет? Какая мать даст своему ребенку подарок с напоминанием о том дне, когда этот ребенок был «убит», да еще с разрешения матери? Разумеется, логические мысли не были чем-то, в чем была замечена Джиллиан.

Это был еще один подарок, который мне следовало открыть раньше. Мне нужно было разорвать это серебристую обертку до того, как приехала Алек. Я смотрела на них двоих. Любовь на лице Джиллиан и сонное выражение умиротворения на лице очень маленькой Алек. Могла ли я понять, даже сейчас, что это изображение сделает с Алек? И если не могла я, то как могла Джиллиан?

Мне было легко желать, чтобы она простила Джиллиан. Легко было думать, что она могла уйти от того, что с ней случилось. Это было легко, потому что это произошло не со мной. Я не жила каждый день с воспоминаниями, которые чуть не свели Алек с ума два года назад. Мне никогда не понять это так, как человеку, который жил с этим. Я видела это только мимолетно и испытала ужас от увиденного, но мне все равно не было понять как ужасно все было на самом деле.

К тому времени, когда я пришла в кровать, Алек уже спала. Я осторожно скользнула в постель и обвила ее руками. Я так сильно ее любила и столько всего хотела для нее. Я могла бы даже оставить ее, если бы думала, что так будет лучше для нее.

Могла ли я?

Проснулась я внезапно, около четырех часов утра. Я села в постели, зная, что что-то было не так, но я еще недостаточно хорошо ориентировалась, чтобы понять, что именно это было. Полумесяц на небе слабо освещал мою спальню. Я обвела взглядом темную комнату, запутанные простыни. Алек. Она спала в моих руках, когда я заснула, а сейчас ее не было рядом.

Единственным освещением гостиной были мерцающие огоньки на елке, но даже они были ярче, чем луна за моим окном. Я стояла в дверях и смотрела на нее. Алек свернулась на диване, не сводя глаз с подарка матери. Что она видела, так внимательно рассматривая изображение? Или что она надеялась там найти?

- Эй, - тихо сказала я, проходя в гостиную. Она обернулась на звук моего голоса и медленно моргнула, выходя из оцепенения. Ее улыбка была мимолетной и не сделала ничего, чтобы стереть следы грусти и потери, которую она переживала заново.

- Я не хотела будить тебя, - сказала Алек, словно она не сидела тихо на диване, а врубила музыку на полную громкость.

Я села у ее ног и положила руки на ее колени.

- Давай вернемся в Обри, Алек. Мы могли бы провести там необыкновенное Рождество.

Пожалуйста, хотела молить ее я, пожалуйста, давай уедем отсюда, пока я совсем не потеряла тебя. Я видела как она снова закрывается в себе, и я не думала, что к Рождеству она сможет оставаться спокойной. Она думала, что сможет справиться с этим и я гордилась ею за эту попытку. Но это не стоило того, чтобы я потеряла ее снова.

Алек опустила свои темно-серые глаза на рамку.

- Я не могу больше убегать, Тори. Я собираюсь взглянуть в лицо своей жизни, и мне кажется, что сейчас самое подходящее время для этого. Чем позже, тем сложнее это будет сделать, а я не хочу, чтобы было еще сложнее. Ты понимаешь?

Нет, не совсем. Она звучала так, словно решение, когда она посмотрит в лицо своему прошлому вырвали у нее из рук. И словно она жалела о потере контроля. Я встретила ее растерянный, испуганный взгляд.

- Я постараюсь.

Она кивнула и протянула мне фотографию.

- Этот жест был очень мил со стороны Джилл. Ты поблагодаришь ее от меня?

Я снова осталась в одиночестве, когда она ушла в спальню. Иногда мне казалось, что я хотела бы знать как устроено мышление Алек. Думаю, было бы неплохо знать как она приходит к своим решениям и заключениям. Но это был не тот случай. Не знаю, была ли я слишком уставшей или просто устала беспокоиться, но я не хотела знать как Алек решала то, что решала.

Рождество наступит через восемь дней. Ее день рождения завтра. У меня было только два желания той ночью. Я хотела, чтобы Рождество было идеальным, а ее день рождения особенным. Одно мое желание почти исполнилось. И я продала бы душу ради исполнения второго.

Алек, с которой я провела следующую неделю была той Алек, которую я хотела бы, если бы могла выбирать. Решение, к которому она пришла той темной ночью, дало ей свободу. Она вела себя так, словно ничто больше не имело значения. Ну и что, что это было Рождество в Лос-Анджелесе. Ну и что, что ее мать дышала с ней одним воздухом. Ну и что.

Я подарила ей кольцо во время ужина и была награждена долгим глубоким поцелуем перед всем честным народом. Я надела кольцо на ее палец, пока Алек шептала мне в ухо как сильно она меня любит и обещала доказать это ночью. Перед тем как мы уснули, она положила свою голову на мое плечо и прижалась ко мне крепче.

- Спасибо, что сделала этот день таким прекрасным.

Одно желание исполнено, осталось еще одно. Я была удивлена, что Алек ждала Рождества с таким же нетерпением, как и я. Я боялась заговаривать с ней о Джиллиан и Рейнере. Я так опасалась ее реакции. И вот я прошу ее провести часть дня с ее матерью, в том доме, в годовщину того дня, когда она потеряла их обоих. Я решила подождать до утра Рождества, прежде чем поднимать эту тему. По крайней мере, таким образом, если она разозлится, мне не придется жить с этим слишком долго.

Алек улыбнулась мне. Ее глаза не сузились опасно и не стали штормовыми, как я боялась.

- Хорошо. Ты можешь взять с собой мои подарки для них.

Вот так просто? Она потянулась ко мне и взяла мою руку в свою ладонь.

- Правда, Тори. Я знаю, что тебе нужно сходить к ним. Если бы ты попросила меня пойти с тобой, это была бы совсем другая история. Наверное, я позвоню Корделии, пока тебя не будет.

Она правда была не против. Я была заворожена ее способностью принять это не только без каких-либо язвительных замечаний, но и с достоинством.

Если бы я остановилась и задумалась об этом, а не просто наслаждалась ситуацией, я бы ощутила опасение, что настоящая Алек вот-вот вернется. Сердитая, циничная Алек, которая страстно ненавидела Рождество, Лос-Анджелес и Джиллиан Янг. Но вместо этого я просто наслаждалась той Алек, какой она могла быть, когда была действительно счастлива и спокойна. Я не задумывалась над тем, как она может быть счастлива и спокойна здесь и сейчас, когда завтрашний день так неумолимо приближался.

Она действительно была счастлива. Я знала об этом безо всяких сомнений. На Рождественской вечеринке ко мне подошла Элейн. Алек в компании какой-то женщины стояла у стены с новой картиной Чейзн и весело смеялась.

- Ладно, рассказывай, кто это? - она указала рукой с бокалом шампанского на Алек.

Я улыбнулась.

- Алек развлекается.

Элейн бросила на меня скептический взгляд.

- Ты можешь произнести слова Алек и развлечение в одном предложении?

Мне была понятна ее растерянность. Мы обе привыкли к той Алек, которая приехала в Лос-Анджелес пять лет назад. Но мы больше не были теми людьми, что тогда. Так почему Алек должна оставаться той же? Люди взрослеют и меняются. Они отпускают прошлую злость, прощают прошлые обиды. По крайней мере, именно это я говорила себе в галерее в ту ночь. Я видела, как она смеется, делилась с ней улыбками и убеждала себя, что Алек не притворяется счастливой ради меня. Она была счастлива. Даже дочь номинированной на Оскар актрисы не сможет сымитировать настоящее счастье.

Когда мы лежали в постели, я спросила Алек, что она хотела больше всего на завтра. Она прислонилась ко мне. Лунный свет падал на ее светлые волосы и освещал нежную, любящую улыбку, играющую на ее губах.

- Все что я хочу, у меня уже есть, - прошептала она.

Она проложила дорожку из шелковых поцелуев по моей шее. Ее рука медленно начала поглаживать мой живот.

- Я хочу тебя.

Что ж, если это все, что она хотела, тогда завтрашний день будет совершенным. Я хоть и не была завернута в праздничную обертку, это было легко устроить. У меня где-то осталась красная лента и несколько бантов. Но, разумеется, я не помещусь под елку.

- Я люблю тебя, - сказала она, прижимаясь ко мне.

Я перевернулась, чтобы заглянуть ей в лицо.

- Я люблю тебя.

ГЛАВА 10

Рождество. Оно обещало быть прекрасным, как никогда и было разрушено еще до того, как наступило. То видение, которое у меня было - как мы с Алек открываем вместе рождественские подарки, обмениваясь долгими поцелуями - разбилось вдребезги одним телефонным звонком в предрассветной темноте. Борясь со сном, я подумывала о том, чтобы не отвечать на него совсем. И теперь жалею, что вообще сняла трубку.

Не было никаких вступлений, никаких поздравлений с наступившим праздником.

- Она у тебя?

Голос смутно напоминал голос моего отца, как он звучал бы, если бы его душили. Я села в кровати, пытаясь понять, что происходит. Это было сложно сделать, не понимая почему он звонит мне без трех минут шесть в рождественское утро.

- Кто?

- Ты видела газеты? - спросила Джиллиан.

Алек привстала. Она смотрела на меня сонными, раздраженными глазами. Кто это? - беззвучно прошептала она губами. Я покачала головой и отвернулась от ее неприкрытой груди. Я не могла думать ясно, когда они находились так близко.

- Я спала. Что случилось?

Что-то случилось. Случилось что-то ужасное и, похоже, это становилось моей проблемой.

- Дай мне поговорить с Алек, - сказала Джиллиан. Если голос Рейнер звучал удушено, то ее был истеричным.

Теперь я разозлилась.

- Просто скажи мне в чем дело, - рявкнула я. Господи, обязательно все должно быть таким драматичным с ней?

Алек хмурилась, глядя на меня. Когда она снова спросила меня кто это был, я попросила ее принести утреннюю газету. Двойной разговор с Рейнером и Джиллиан и так был достаточно сложным, и я не собиралась включать в него еще и Алек. Я услышала плач и щелчок отключившегося телефона.

- Ты знала, что Алек пишет свою автобиографию? - требовательно спросил меня Рейнер. Это Джиллиан расплакалась и бросила трубку. - Ты знаешь, что это делает с Джиллиан?

Я закрыла глаза. Было ровно шесть часов утра. Прошло всего три минуты этого дня, а я уже жутко от него устала. У меня не было ответов для него. Алек ничего не говорила мне о своей автобиографии. Он знал гораздо больше чем я, так почему он спрашивал меня? Потому что Алек была моей возлюбленной и если кто и должен был знать, то это была я. Логичный ответ, если только это был бы кто-нибудь другой, а не Алек.

- Пап, верь мне, когда я говорю, что ничего об этом не знаю. Я перезвоню тебе через полчаса. Хорошо? Дай мне полчаса.

- Нет. Привези ее сюда. Мне все равно как ты это сделаешь, Виктория.

Алек вернулась в спальню и бросила мне на колени газету. КТО ПОХОРОНЕН В МОГИЛЕ КЕЛЛЕН БРЕНТ? - спрашивал заголовок на первой полосе газеты. Все было еще хуже, чем я могла себе представить. Это было больше чем история жизни Алек, это было о Брайане и Джиллиан. Она сделала то, на что я считала у нее никогда не хватит смелости - рассказала миру правду.

Я не знаю почему Алек поехала в Виндчейз. Не было ничего, что заставило бы ее сделать это против ее воли. Знала ли она, что ей придется встретиться лицом к лицу со своей матерью, когда станет известно, что она написала книгу? Думаю, да. Думаю, она готовилась к этому и знала, что говорить.

Мы не проронили ни слова по дороге в Виндчейз. Я не знала, что сказать, что спросить. Я прочитаю газеты только несколько часов спустя - после того, как узнаю правду, после пресс-конференции Рейнера. Алек забрала у меня газету до того, как я успела увидеть что-то большее чем один заголовок. Затем спросила был ли звонок от Джилл и Рейнера. Я сказала ей, что Рейнер хочет, чтобы она приехала в Виндчейз. К моему величайшему изумлению, Алек согласилась и начала одеваться.

Входная дверь открылась до того, как мы успели выйти из машины. Рейнер обнимал Джиллиан. Она была такой бледной, что, казалось, вот-вот рухнет без чувств. Они смотрели на нас с укором, но ничего не было сказано до тех пор, пока мы не прошли на террасу. Стол был накрыт к завтраку на четыре персоны. Кто мог есть в этот момент?

- Патрик будет все отрицать, - начала Джиллиан.

- Я знаю. Я также знаю, что ты будешь поддерживать его, - ответила Алек.

Женщина, стоящая перед нами не была похожа на потрясающую кинозвезду, которую я стала узнавать. Паника окрасила ее глаза в темный цвет, и превратила ее элегантность в нескладные судорожные телодвижения. Она с трудом могла смотреть Алек в глаза. Рейнер ступил позади Джиллиан и опустил руки на ее плечи, успокаивая ее и придавая ей сил и устойчивости.

- Ты могла бы сказать нам. Ты должна была предупредить Джиллиан, что это произойдет.

Холодные серые глаза пробежались по моему отцу и тут же проигнорировали его как постороннее лицо, которым он был в ее глазах. Может, он и женился на ее матери, но для нее он был никем. Его первой ошибкой было то, что он думал, что сможет вызвать у нее чувство вины.

- Ты слишком наивна, если думаешь, что он позволит тебе сделать это. Ты не знаешь Патрика. Ты не знаешь, на что он способен. - Джиллиан была очень сильно напугана. Не знаю, Патрика ли или того, что он может сделать, но она боялась. За кого она боялась больше, за себя или за Алек?

Алек села за стол и мы последовали ее примеру. Она и Джиллиан сидели рядом. Это был первый раз, когда я увидела их вместе. Алек казалась уверенной и хладнокровной. Непринужденная легкость Джиллиан, с которой она вернулась из круиза, сменилась тревожным напряжением. Одна из них могла потерять все, у другой же ничего не оставалось.

- Кому это известно лучше, чем мне? Но, прошу, скажи мне, что он может сделать? Помни, что в его маленьком мире я уже давно мертва.

Джиллиан схватила Алек за руку. Она наклонилась к ней, пока их лица почти не соприкасались.

- Хватит! Это не игра. Эта история разрушит карьеру Патрика. Ты думаешь, он позволит тебе сделать это?

- Патрик ничего не может мне позволить или не позволить. Это моя жизнь. Не твоя. Не Патрика Брента. Моя. Я могу делать с ней то, что захочу.

Джиллиан покачала головой.

- Но не это. Он уничтожит тебя.

Алек откинулась на спинку стула.

- Все, что он может сделать, это отказаться признать меня. Но я привыкла к этому от этой семьи.

Джиллиан вздрогнула. Она встала и начала нервно мерить шагами террасу. Алек наблюдала за ней, пока не потеряла интерес, затем перевела взгляд на океан. Она казалась безмятежно спокойной, по сравнению со своей тревожной матерью. Наконец, Джиллиан повернулась к Алек и посмотрела на нее своими испуганными зелеными глазами.

- Почему сейчас? Почему именно сейчас?

Было ли это совпадением, что история вышла в свет Рождественским утром? Двадцать пять лет назад в этот же день другой заголовок объявил ее мертвой. Я не хотела верить, что Алек лежала в моих руках прошлой ночью и знала, с какими заголовками выйдут сегодняшние газеты. Алек подошла к столу и наполнила стакан апельсиновым соком. Она выпила полстакана, пока мы смотрели на нее. Я задержала дыхание, когда Алек повернулась к своей матери.

- Потому что ты пожертвовала мной ради сына Патрика.

Джиллиан дернулась от этих тихих слов как от удара.

- Я не жертвовала тобой. Я хотела, чтобы ты росла свободной от Брайана. Патрик сказал мне...

Алек оборвала ее безжалостным смехом.

- Свободной от Брайана? Боже мой, как, после всего, что случилось, ты могла думать, что это вообще возможно? Нет, Джилл, я помню. Я помню Брайана. Я помню, что я ненавидела его. Я помню все.

Джиллиан молча смотрела на Алек. Казалось, она была спокойной.

- Ты не помнишь всего.

На губах Алек играла улыбка, когда она вплотную приблизилась к Джиллиан.

- Я помню, что муж, которого ты оплакивала двадцать пять лет, ненавидел тебя. Господи, как же он нас ненавидел. Как ты могла оставаться с кем-то, кто не переносил даже одного твоего вида?

Джиллиан молчала. Она не могла воспользоваться своим единственным оправданием без того, чтобы не дать Алек узнать, что она оставалась с ним только из-за нее. Она уже была осуждена и приговорена в глазах своей дочери. То, что Алек считала непростительным, было единственным выбором, который могла сделать Джиллиан.

- Что я не помню? - спросила Алек, когда стало понятно, что ее мать не собирается оправдываться.

Рейнер подошел к Джиллиан. Он опустил руки на ее плечи, словно пытаясь защитить.

- Нам нужно поговорить о Патрике, а не о прошлом. Что случилось тогда...

- Твой муж знает о том, что случилось той ночью? - спросила Алек, обрывая моего отца. - Ты сказала ему правду или он знает только версию Брент?

Джиллиан повернулась и зарылась лицом в грудь моего отца. Рейнер крепко прижал ее к себе. Холодные голубые глаза встретили взгляд Алек.

- Я знаю правду.

Со своего кресла я смотрела как Алек вопросительно подняла бровь.

- Неужели, Рейнер? Я впечатлена. У тебя, должно быть, невероятные способности. Я могла бы поспорить, что к этому времени даже Джиллиан верит в версию Патрика о той ночи. Она, наверняка, хотела бы, чтобы той ночью все вышло совсем по-другому.

Джиллиан развернулась к Алек. Ее лицо было бледным, а глаза такими же безумными, какими были в тот день, когда я впервые ее встретила.

- Зачем ты это делаешь?

Алек молча смотрела на них несколько долгих секунд. Она не двигалась, но язвительная улыбка, с которой она говорила с моим отцом, медленно сходила с ее лица. Она развернулась и подошла к краю террасы, ее глаза наблюдали за бесконечной голубизной сливающихся вместе неба и океана. Пока мы напряженно ждали, я знала, что не хочу слышать то, что она собирается сказать.

- Ты позволила ему приставить тот пистолет к моей голове.

Джиллиан покачнулась, словно эти тихие слова были ударом в лицо. Алек повернулась к ней и я видела, что хотя они были разделены только несколькими сантиметрами красной плитки, между ними была пропасть.

- Я не могла остановить его, - дрожащим голосом прошептала Джиллиан.

- Ты даже не пыталась, - холодно ответила Алек.

- Я сделала все, что могла, - голос Джиллиан окреп. Она не просила понимания.

Алек не была впечатлена.

- Нет, именно этого ты не сделала. Ты должна была уйти отсюда.

Джиллиан смотрела на Алек с пониманием.

- Ты винишь меня, да?

- А ты можешь сказать, что тебя не в чем винить?

- Да.

Алек прошлась по террасе. Она поставила свой стакан на стол. Ее взгляд скользнул по мне и Рейнеру, словно не замечая нас. Для них обеих мы сейчас не существовали. Они были совершенно одни, глядя в лицо единому демону, который преследовал их во сне и наяву в течении двадцати пяти лет.

- Ты так никогда и не поняла. Я понимала, даже в пять лет я понимала. Кто-то должен был умереть в ту ночь. Нам повезло, что это был он.

Мы смотрели как ее глаза стали отстраненными, что означало, что она ушла в свои воспоминания. Алек сжала руки в карманах своих джинсов. Она казалась такой маленькой и одинокой. Потерянные серые глаза смотрели куда-то мимо нас, в прошлое, которое всегда было рядом.

- Совсем как мамочка, - тихо сказала она. - Это были его последние слова мне. Совсем как мамочка. Наверное, я слышала эти слова миллион раз от него. Думаю, это только правильно, что они стали последними его словами мне.

Алек снова ушла в себя, вероятно, слушая в воспоминаниях как ее отец ругает ее теми словами, которые должны быть комплиментом. Она тряхнула головой и ее глаза прояснились. Она остановила свой взгляд на Джиллиан и ее голос стал твердым и холодным, когда она заговорила. Глаза Алек сузились, пока темные события прокручивались в ее голове.

- Я не знаю, как долго я спала, прежде чем вы пришли в мою комнату той ночью. Я часто думала, что для тебя эти часы, должно быть, казались вечностью.

Алек перевела взгляд на моего отца.

- В книгах сказано, что она была жестоко избита той ночью. По крайней мере, здесь они правы. Он сделал это до того, как они пришли в мою комнату, так что я хотя бы была избавлена от этого зрелища. Ее лицо было все в синяках и кровоподтеках. На ней была надета только ночная рубашка и кровь была повсюду. На ее руках и лице, его рубашка и руки были забрызганы кровью. Он бросил ее на мою кровать. Я была на...

- Нет, - воскликнула Джиллиан. - Ты не помнишь. Ты не помнишь ту ночь!

Алек смотрела на нее без капли сочувствия. Она продолжила свой рассказ, словно полные боли слова ее матери не достигли ее ушей. Она провела нас по своей памяти этих последних минут, минут, в которые она потеряла все. Она рассказала нам как белоснежная детская невинного ребенка окрасилась в кроваво-красный цвет.

- У него был пистолет.

Джиллиан снова развернулась в руках моего отца и уткнулась в его грудь. Я слышала ее глухие рыдания. Она безуспешно старалась не слушать безжалостное изложение той ночи. Я отвела глаза от них и посмотрела на Алек, которая продолжала раскрывать тайны той ужасной ночи. Она рассказала нам о последних жестоких действиях Брайана против своей жены и ребенка. Алек впервые встретилась со мной взглядом с начала своей истории. Не сводя с меня глаз она проиграла перед нами финальную сцену своего рассказа.

- Он должен был быть актером. Он вложил одну единственную пулю в барабан револьвера с особенным талантом. С такими способностями он мог бы запросто получить Оскар.

Ее голос стал пустым, глаза - бездонным черным колодцем.

- Сначала он схватил Джилл. Он поставил ее на колени перед собой и заставил посмотреть на него, когда приставил дуло револьвера к ее голове. Кажется, она пыталась отстраниться. Когда он нажал на курок, револьвер только щелкнул. Затем наступила моя очередь. «Совсем как мамочка» - сказал он. Я слышала как Джилл шептала «Нет, Брайан, пожалуйста, не надо.» Дуло пистолета казалось очень холодным на моем лбу. И снова, раздался только щелчок, когда он нажал на курок.

Он положил свою левую руку на мое плечо. И приставил пистолет к своему виску правой рукой. Я до сих пор не могу понять зачем он это сделал. Может, он ненавидел себя так же сильно, как ненавидел нас. Я знаю, что Бог есть, потому что когда он нажал на курок в этот раз, он расплескал его мозги по всей комнате.

Ее голос ни разу не дрогнул и она не отвела глаз с моего лица. Каким бы ни было последнее видение ее отца в памяти Алек, оно не вызвало в ней никаких эмоций. В своем воображении я видела Брайана Брента, поднимающего револьвер к своей голове и спускающего курок. Я чувствовала подступающую к горлу тошноту.

Голос Алек был ровным, а глаза пустыми, когда она обратилась ко мне.

- Я не убивала его, Тори. Хотя я очень хотела бы сделать это.

Я слышала шокированный шепот Рейнера:

- О, Господи.

Она не плакала о Брайане пока он был жив, она не плакала, когда он умер, и она не собиралась плакать сейчас.

Единственным звуком во дворе был тихий плач и бормотание Джиллиан:

- Ты не помнишь.

Алек перевела взгляд на свою мать. Джиллиан была безутешна, сквозь рыдания она повторяла одни и те же слова вновь и вновь. Алек смотрела, как плачет ее мать с холодной безучастностью.

- Я никогда не забывала.

У ворот Виндчейза царил хаос. Первым вестником стал звонок от охраны, которая сообщила, что новостной фургон KXLA стоял у дома и просил комментариев по поводу газетных заголовков. Вскоре толпа журналистов разбила лагерь у Виндчейза. Казалось, снова наступило 25 декабря 1968 года.

Джиллиан была в истерике. Рейнер отнес ее в их спальню и безуспешно пытался успокоить ее. Когда виски и ласковые слова не произвели никакого действия, он позвонил ее семейному врачу. Доктор Пул была женщиной в возрасте, которой были известны все тайны семьи Брент. Мы с Алек молча ждали в гостиной. Я хотела поговорить с ней и подбодрить ее, но у меня были и свои демоны, с которыми мне приходилось справляться.

Алек не убивала Брайана.

- Ты убила Брайана.

- Это было бы логично.

Она никогда не говорила, что убила Брайана. Она позволила мне поверить, что убила своего отца? Или она была так оскорблена моим предположением, что не стала поправлять меня? Я знаю, что в какой-то момент Патрик, даже если он и не сказал это прямо, дал Алек понять, что винить будут ее, если она не сохранит их тайну. Потому что все остальное не имело смысла. Почему еще она должна была быть отправлена жить так далеко? Сенатор Соединенных Штатов Патрик Брент сделал бы все что угодно, чтобы сохранить имидж своего сына. А я думала, что Келлен отправили далеко, чтобы защитить ее от того, что она сделала.

- Она будет спать некоторое время.

Мы встали, встречая Рейнера и доктора Пул у лестницы. Доктор Пул улыбнулась Алек и легко ее обняла. Ярко-голубые глаза пробежались по лицу Алек.

- Ты стала такой красивой. Как ты, Келлен?

- Я вижу вы все еще латаете раны Брент, - ответила Алек, уголок ее губ слегка приподнялся в легкой улыбке.

Они поделились взглядом, полным старых воспоминаний. Как много раз эта женщина приезжала сюда среди ночи, чтобы подчистить за Брайаном? Видимо, слишком много. Возможно, она была здесь и в ту ночь, когда умер Брайан. Я не удивилась бы, увидев ее подпись под свидетельством о смерти Брайана и Келлен Брент.

Женщина повернулась к Рейнеру.

- Держите ее подальше от телевизора, газет и радио. Эта новость сейчас повсюду.

Камеры новостных телеканалов запечатлели отъезд доктора Пул. Полиции пришлось расчищать дорогу в море журналистов, чтобы она смогла спокойно выехать за пределы владений. Рейнер запросил дополнительную охрану у агентства, работающего с Джиллиан, а его ассистент принимал все звонки. Мы были под такой защитой, которую мог обеспечить Виндчейз и деньги.

- Счастливого Рождества, - сказал нам Рейнер, не сводя глаз с Алек.

Она открыто встретила его взгляд. Ей было всего тридцать, но ее жизнь дала ей твердость, которая не соответствовала ее годам. Ему нужно было показать что-нибудь большее, чем просто разочарование в его новой падчерице, чтобы произвести на нее впечатление.

- Патрик еще не звонил? - спросила Алек. Она прошла в гостиную и опустилась на диван.

Мы последовали за ней. Я села возле Алек и обняла ее за плечи. Она была напряжена. Я сжала ее плечо, пытаясь подбодрить ее и была награждена тем, что Алек прижалась ко мне, словно ища поддержки. Я хотела быть такой же сильной, какой должна была быть она.

- Я хочу выпить, - сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно.

- Что тебе налить? - спросил Рейнер. Он подошел к бару и ждал ее ответа.

Я задержала дыхание. Если она попросит что-нибудь алкогольное, хватит ли мне мужества напомнить ей, что она бросила пить? Нет. Я попрошу того же, что и она и выпью с ней. Если кто и нуждался забыться сейчас в алкоголе, то это была Алек.

Алек глубоко вздохнула.

- У вас есть кока-кола?

Рейнер протянул нам наши стаканы и сел за кофейный столик перед Алек. Его бокал был наполнен виски со льдом. Он сидел прямо, опустив локти на колени.

- Почему ты думаешь, что Патрик позвонит сюда?

Алек осушила стакан так, словно он содержал крепкий алкоголь.

- Потому что он захочет расставить все по своим местам. Скоро он объявит о пресс-конференции, на которой станет все отрицать.

- И ты уверена, что он будет все отрицать?

Я почувствовала как Алек затряслась в легком, беззвучном смешке.

- Я готова дать голову на отсечение.

Рейнер откинулся назад, внимательно разглядывая Алек. Он совсем не знал ее, а то немногое, что он о ней знал, не очень ему нравилось. Она не сделала ничего, чтобы расположить его к себе, а наоборот сделала то, за что он, если бы мог, пожелал бы выпороть ее. Но он видел что-то в ее лице или слышал в голосе, что заставило его верить ей. Он кивнул.

- Тогда нам лучше приготовиться. Я подготовлю предварительное заявление.

Алек схватила его за руку, останавливая.

- Ты не можешь сделать это. Ты понимаешь, что это будет значить для Джилл, если ты заявишь о подтверждении?

Она действительно беспокоилась как эта история повлияет на ее мать? Почему тогда она написала эту книгу? Она была недальновидна, если не предвидела заранее, что это сделает с Джиллиан. Какими она думала будут последствия?

- Она не будет отрекаться от тебя, Алек. Я могу точно обещать тебе это.

Он ушел, чтобы заняться теми делами, которые нужны, чтобы воскресить человека. Алек откинулась назад, вздыхая, что он не знает, что делает. Ее стакан был пуст, поэтому она взяла мой и опустошила и его. Она опустила голову на мое плечо и мы прилегли на диване. Мы лежали так в полной тишине, наблюдая как мигают красные огоньки на рождественской елке.

- Счастливого Рождества, Тори, - сонно пробормотала она.

- Счастливого Рождества, Келлен.

Комната, напротив спальни Джиллиан, была приготовлена для нас. Рейнер отвел меня в сторону и рассказал плохие новости. Пресса знала, что Алек находилась в Виндчейзе. Если мы попытаемся уехать, мы будем окружены толпой журналистов и на земле не было никакого места, где Алек могла бы спрятаться в этот раз. Отец отправил в Обри охрану, опасаясь, что если дом останется без присмотра в него могут забраться. Кого-то отправили в мою квартиру, чтобы привезти одежду и рождественские подарки в Виндчейз.

- Спасибо, пап. - Его объятия были такими же уютными как тогда, когда я была маленьким испуганным ребенком. Слов было недостаточно, чтобы выразить ту признательность, которую я чувствовала от его защиты женщины, которую любила.

Все потрясение этого дня начало сказываться на Алек. Она сидела на диване и смотрела на мерцающие огни. Она слышала то, что ей говорили только когда повторяли три-четыре раза. Ее ответ на каждый вопрос был небрежным пожиманием плечами и морганием серых заторможенных глаз.

Я опустилась перед Алек на колени и потерла ее ледяные руки. Я заговорила с ней твердым, ободряющим голосом.

- Алек, я собираюсь отвести тебя наверх. Тебе надо поспать.

Она встала и безучастно делала то, о чем я ее просила. Подними руки, Алек. Стяни джинсы, Алек. Подними руки еще раз, Алек. Ложись в постель, Алек. Она свернулась калачиком в середине кровати. Я стояла рядом и смотрела на ее бледное лицо. Может еще раз позвонить доктору? Смогла бы она вообще пробраться в дом, если бы мы ее вызвали?

- Она спит? - спросил Рейнер, когда час спустя я спустилась вниз.

- Кажется, да. - Ее глаза были закрыты, дыхание глубоким и она не ответила, когда я тихо позвала ее по имени. Она либо спала, либо находилась в коме.