Токио

38

Увидев меня, Ши Чонгминг удивился. Он открыл дверь и пропустил меня в кабинет с холодной учтивостью. Включил обогреватель, придвинул его ближе к стоявшему под окном обтрепанному дивану и налил в чайник воды из термоса. Я наблюдала за ним и думала: как странно, ведь в последний наш разговор он бросил телефонную трубку.

— Ну, — сказал он, когда я уселась.

С любопытством на меня посмотрел: я пришла прямо из храма, и моя юбка не просохла от мокрой травы.

— Означает ли ваш визит, что мы снова разговариваем?

Я не ответила. Сняла куртку, перчатки и шапку и положила все это на колени.

— Есть какие-то новости? Собираетесь рассказать о том, что видели у Фуйюки?

— Нет.

— Может быть, вы что-то вспомнили? О том стеклянном ящике?

— Нет.

— Вероятно, Фуйюки в этом ящике что-то хранит? Судя по вашему описанию, я понял именно так.

— В самом деле?

— Да. Какое бы зелье Фуйюки ни пил, он верит в то, что оно спасает его от смерти.

Ши Чонгминг покрутил чайник.

— Он должен быть осторожен с дозировкой. Особенно если это средство опасно или его трудно перевозить. Подозреваю, он хранит его в резервуаре.

Ши Чонгминг наливал чай, не спуская с меня глаз: наблюдал за моей реакцией.

— Расскажите побольше о ваших впечатлениях.

Я покачала головой. Я была не в силах притворяться. Взяла чашку и крепко держала ее в обеих руках, смотрела на горячую воду и сероватый осадок на дне. Настало долгое неловкое молчание, пока я наконец не поставила чашку на стол.

— В Китае… — сказала я, хотя знала, что он не это хочет услышать, — что происходит в Китае с теми, кто не похоронен, как положено? Что происходит с их душами?

Он хотел было сесть, но мои слова его остановили. Согнувшись над креслом, обдумывал мой вопрос. А когда заговорил, его голос изменился:

— Странный вопрос. Почему вас это интересует?

— Что происходит с их душами?

— Что происходит?

Он сел, расправил тунику, задвигал чашку по столу вперед-назад. Потом потер рот и взглянул на меня. Около ноздрей у него выступили синевато-красные пятна.

— Непохороненные? В Китае? Сейчас подумаю. Можно ответить просто: мы верим, что появляется привидение. Злой дух возвращается на землю и творит бесчинства. Поэтому к похоронам мы относимся очень трепетно. Мы даем нашим мертвецам деньги, чтобы они благополучно перешли в другой мир. Это всегда… — Он откашлялся и рассеянно постучал пальцами. — Это то, что угнетало меня в Нанкине. Я всегда боялся того, что в Нанкине остались тысячи злых духов.

Я поставила чашку и взглянула на него, склонив набок голову. Он никогда не говорил так о Нанкине.

— Да, — сказал он и провел пальцами по кромке чашки. — Это всегда меня беспокоило. В Нанкине не хватало земли для индивидуальных могил. Мертвецы ждали собственных похорон несколько месяцев. Нижние ряды, истлевая, уходили под землю, верхние, разлагаясь, соединялись с теми, кто лежал внизу, прежде чем появлялась возможность…

Он помолчал, глядя в чашку. Неожиданно Ши Чонгминг показался мне очень старым. Я видела голубые вены под дряблой кожей, ясно представляла себе его кости.

— Я видел однажды маленького ребенка, — сказал он спокойно. — Японцы отрезали у нее часть плоти — здесь, под ребрами. Все видели, что она мертва, но никто ее не похоронил. Она лежала так многие дни, на виду у всех, но никто не вышел из дома, чтобы похоронить ее. До сих пор не понимаю, почему этого не сделали. В Нанкине повезло лишь немногим, тем, у кого осталось тело, которое можно было похоронить… — Он замолчал, смотрел на собственные пальцы, двигающиеся вокруг чашки.

Когда мне показалось, что больше он ничего не скажет, я наклонилась вперед и понизила голос до шепота:

— Ши Чонгминг, скажите, что там, в вашем фильме.

Он покачал головой.

— Пожалуйста.

— Нет.

— Я должна знать. Я должна все знать.

— Если вы так хотите узнать, то помогите мне в моем расследовании. — Он посмотрел на меня. — Вы ведь поэтому ко мне и пришли?

Я вздохнула, откинулась на спинку.

— Да, — сказала я. — Это так. Он грустно улыбнулся.

— Я уж думал, что потерял вас, думал, что вы отмежевались.

Он посмотрел на меня печально и ласково, не так, как прежде. Впервые с тех пор, как мы встретились, я почувствовала, что он ко мне расположен. Должно быть, я так и не узнаю, что он передумал за те несколько недель, пока мы не разговаривали.

— Что заставило вас вернуться?

По окончании разговора мне следовало просто открыть дверь и удалиться. Но я не удержалась — остановилась на пороге и посмотрела на него.

— Ши Чонгминг? — сказала я.

— Мм? — Он поднял на меня глаза. Похоже, я прервала ход его мыслей. — Да?

— Вы как-то сказали, что невежественность и зло не одно и то же. Помните?

— Да, помню.

— Это правда? Вы в самом деле так думаете? Невежественность не является злом?

— Конечно, — ответил он. — Конечно, это правда.

— Вы действительно так думаете?

— Ну разумеется. Невежественность можно простить. Невежественность не является злом. Почему вы спрашиваете?

— Потому что… потому что… — Я неожиданно почувствовала себя сильной и свободной. — Потому что это один из самых важных вопросов на свете.