Ким подъехал к воротам своего гаража. Его большой дом в стиле эпохи Тюдоров возвышался среди зарослей деревьев в уютном пригородном районе. Когда-то это был превосходный дом, но теперь он выглядел заброшенным. Краска местами облупилась, перекошенные ставни нуждались в починке.
Внутри все выглядело не лучше, чем снаружи. Большую часть мебели и ковров Трейси забрала с собой, а кроме того, в доме уже много месяцев как следует не убирали. Ким бросил ключи на столик в прихожей и через столовую прошел на кухню. Он позвал Бекки, но она не ответила. Грязной посуды в мойке тоже не было.
— Бекки, лентяйка, где ты? — крикнул Ким, поднимаясь по лестнице. Он услышал, как дверь ее комнаты открылась, и через секунду в проеме появилась Бекки в ночной рубашке. Ее каштановые кудряшки спутались в клубок.
— Что случилось? — спросил он. — Я думал, ты спешишь на фигурное катание. Давай, собирайся.
— Я неважно себя чувствую. Живот болит.
— Уверен, ничего страшного. Болит все время или приступами?
— То болит, то нет.
— В каком месте? — спросил Ким.
Бекки обвела рукой вокруг пупка.
— Знобит? — Он пощупал ей лоб. Она помотала головой.
— Наверное, твой бедный животик жалуется на ту гадость, которую ты вчера съела. Ты пока одевайся, а я приготовлю завтрак.
— Я не хочу есть, — сказала Бекки.
— Ничего, захочешь. Жду тебя внизу.
На кухне Ким достал кукурузные хлопья, молоко и сок. Когда появилась Бекки, он спросил:
— Ну что, полегчало?
Бекки помотала головой.
— Ну хорошо, может, немного пептобисмола?
Она поморщилась и с отвращением сказала:
— Ладно, я попью сока.
Когда Ким с Бекки подходили к катку в торговом центре, еще не все магазины были открыты. Ким был уверен, что Бекки чувствует себя лучше — она все-таки съела немного хлопьев и в машине, весело болтая, снова стала самой собой.
— Ты посмотришь, как я катаюсь? — спросила Бекки.
— Конечно, мы же договорились. К тому же я очень хочу увидеть этот твой знаменитый тройной аксель.
Когда они подошли к катку, прозвучал свисток, означавший конец занятий средней группы.
— Как раз вовремя, — сказал Ким.
Бекки села и стала развязывать шнурки на кроссовках, а Ким принялся рассматривать других родителей. Девочка примерно одного с Бекки возраста подъехала к ним, села рядом с ней и сказала: «Привет». Бекки поздоровалась в ответ. Ким повернулся и был неприятно удивлен, оказавшись лицом к лицу с Келли Андерсон. Несмотря на ранний час, она была одета так, будто собиралась на показ мод. Она улыбнулась и спросила:
— Вы не знакомы с моей дочерью?
Хотя Киму и не хотелось с ней разговаривать, он поздоровался и представил Келли свою дочку.
— Какая приятная неожиданность, что мы снова встретились, — сказала Келли, пожимая руку Бекки. — Вы видели вчера в одиннадцатичасовых новостях мой сюжет о юбилее слияния больниц?
— Увы, нет.
— Жаль. Ваша заключительная фраза произвела фурор.
Ким с досадой покачал головой.
Бекки нагнулась, чтобы попрощаться с Кэролайн.
— Увидимся, — сказала она и выскочила на каток.
— Кэролайн, пошли, — сказала Келли, беря сумку и коньки дочери. — Надевай куртку.
Когда Келли и Кэролайн ушли, Бекки, немного размявшись, подъехала обратно к Киму.
— Я не могу кататься, — сказала она, выходя с катка. Она села на скамейку и начала быстро снимать коньки.
— Что такое? — спросил Ким.
— Совсем плохо с животом. И мне срочно нужно в туалет!
На следующий день Ким закончил обход к восьми утра. Когда приехал лифт, он едва протиснулся внутрь. Для воскресного утра народу было слишком много, и его прижали к высокому, худощавому врачу с табличкой на груди «ДЖОН МАРКХЭМ, ДОКТОР МЕДИЦИНЫ, ПЕДИАТР».
— Извините, — обратился к нему Ким, — вы случайно не знаете, не гуляет ли среди школьников какая-нибудь кишечная инфекция?
— Ничего об этом не слышал, — сказал Джон. — Сейчас везде грипп, но он респираторный. А почему вы спрашиваете?
— У моей дочери сильно расстроен желудок.
— А какие симптомы? — спросил Джон.
— Началось с болей вчера утром, потом диарея. Я ей дал обычного закрепляющего.
— И помогло?
— Сперва да, но вечером все симптомы вернулись.
— Тошнота, рвота?
— Ее немного тошнило, но не рвало, по крайней мере пока. Правда, она и не ест ничего.
— Температура?
— Не повышалась.
— Кто ее лечащий врач?
— Был Джордж Тернер, но после слияния ему пришлось уехать из города. Он вернулся в Бостон, в детскую больницу.
— Я помню доктора Тернера, — сказал Джон. — Какое-то время я работал в «Самаритянине». Он хороший человек. Ну да ладно. Что касается вашей дочери, то я думаю, у нее пищевое отравление, а не инфекция.
— Правда? Я думал, что отравления всегда бывают массовыми, как тот классический случай со стафилококком в картофельном салате на пикнике.
— Не обязательно, — сказал Джон. — Пищевое отравление может принимать любые формы. Но если у вашей дочери сильный понос, то это скорее всего оно. Чтобы вас окончательно убедить, могу сказать, что в центрах по контролю и профилактике заболеваний утверждают, что каждый год они имеют дело примерно с восемьюдесятью миллионами случаев отравления.
Лифт остановился, и Джон вышел.
— Желаю вашей дочке скорее выздороветь, — сказал он на прощанье.
По дороге домой Кима не оставляла мысль о том, что в США за год случается столько отравлений. Если это действительно так, то почему же он никогда не слышал об этих цифрах?
Он думал об этом, и когда подъезжал к дому, и входя в прихожую. Он услышал, как работает телевизор в гостиной, и, зайдя, обнаружил там Бекки. Его дочь лежала на диване и смотрела мультики. Она до самого подбородка была укрыта одеялом и выглядела немного бледной на фоне темно-зеленой шерсти.
Накануне вечером они из-за ее живота сидели дома, и она рано легла спать.
— Привет, — сказал Ким, — я вернулся. — Бекки не ответила. Подойдя к дивану, он положил руку ей на лоб.
— Ну как, получше? — спросил он. На ощупь лоб был теплым, но, может, это из-за того, что он пришел с холода.
— Все так же, — сказала Бекки. — И еще меня вырвало.
— Вырвало? — переспросил он. Рвота была новым симптомом.
— Так, немножко.
— А живот болит?
— Как раньше. То заболит, то перестанет.
— А понос?
— Может, не будем об этом? — сказала Бекки. — Мне как-то неловко.
— Ладно, зайчик, — сказал Ким. — Уверен, что через несколько часов ты совсем поправишься.
Уже стемнело, когда Ким подъехал к дому Трейси. Он обошел машину и помог Бекки выбраться из нее и дойти до дверей. Бекки была завернута в одеяло, так что на голове у нее получилось что-то вроде капюшона. Весь день она провела на диване перед телевизором.
Ким позвонил. Трейси открыла дверь и только хотела поздороваться, как тотчас нахмурилась.
— В чем дело? — спросила она, поднимая край одеяла и заглядывая Бекки в лицо. — Ты такая бледная, ты что, заболела? Заходите!
Бекки вошла, и Ким за ней. Трейси закрыла дверь.
На глазах у Бекки выступили слезы, и Трейси торопливо обняла ее.
— Что случилось?
— Небольшое расстройство желудка, — вставил Ким. — Наверное, чем-то отравилась.
— Если небольшое, то почему она такая бледная? — спросила Трейси, положив руку на лоб дочери.
— Температуры у нее нет, — сказал Ким. — Только боли и понос. Я дал ей пептобисмол, а когда это не помогло, то еще и имодиум, и ей стало чуть получше.
— Мне нужно в туалет, — сказала Бекки.
— Хорошо, дорогая, иди, — ответила Трейси. — Я потом поднимусь к тебе.
Бекки подобрала край одеяла и побежала вверх по лестнице. Трейси повернулась к Киму с покрасневшим от гнева лицом.
— Ким, она пробыла с тобой меньше сорока восьми часов и уже больна. Зачем я только уехала!
— Ой, ну прекрати, — сказал Ким. — Бекки могла заболеть, даже если бы ты никуда не уезжала. Ей стало плохо утром в субботу. И если у нее все-таки отравление, то значит, она съела что-то не то в «Онион ринг» на Прейри-хайвэй, где хозяин — он сам хвастался Бекки! — твой новый дружок.
Трейси распахнула дверь:
— До свиданья, Ким!
Ким развернулся на пятках и вышел.