Толкач

Глава 14

В центре города покупатели по-прежнему выбирали подарки к Рождеству. Витрины магазинов сияли, приглашая замерзших прохожих зайти, погреться, выпить и что-нибудь купить. Шикарные магазины, расположенные вдоль Холла-авеню, поражали воображение далеко не святым буйством белых, красных и зеленых рождественских огней. Фасад одного из универмагов украшали двухэтажные фигуры голубых ангелов, на деревьях тоже были сотни ангелочков, они приглашали прохожих к рождественской елке, установленной рядом с катком. Дерево вонзилось в небо, сверкая красными, голубыми и желтыми шарами величиной в человеческую голову и бросая вызов строгой официальности окружающих зданий.

Другие магазины переливались яркими каплями электрических ламп, которые сплетались в рождественские елки, большие белые венки и сверкающие снегопады. Покупатели торопливо выходили на улицу со свертками в руках. За строгими фасадами контор шли праздничные вечеринки. Чиновники лобызались с чиновницами в чиновничьих конторах. Боссы задирали юбки секретаршам, обещая продвижение по службе. Повышения в зарплате сыпались как из рога изобилия, посыльные из универмагов поднимали бокалы вместе с хозяевами роскошных кабинетов. На лицах оставались следы губной помады, на столах – недопитые бокалы, мужчины торопливо звонили ждущим женам, женщины – мужьям, которые сами задерживались на рождественских вечеринках у себя на работе. Атмосфера счастья проникла всюду в этот декабрьский вечер накануне субботы, на самом пике ежегодных ожиданий. И бухгалтер, давно поглядывающий влюбленными глазами на хорошенькую, молодую, белокурую приемщицу, мог рассчитывать на нечто большее, чем вежливое «Здравствуйте!». Он мог ненароком обнять ее за талию в знак всеобщего рождественского братства. А она по той же причине могла склонить голову ему на плечо. Под веткой омелы он мог поцеловать ее без малейших угрызений совести, поскольку Рождественская Вечеринка – американская традиция. Мужья участвовали в этих вечеринках без жен. На один день в году брачные контракты теряли силу. Рождественские вечеринки потом вышучивались, но с весьма серьезным подтекстом.

А покупатели шли и шли по улицам. Времени оставалось все меньше. Специалисты по сбыту и рекламе, которые добрый месяц не имели ни минуты отдыха, теперь напивались в своих конторах. А люди, попавшие в коммерческий водоворот, не шедший ни в какое сравнение со скромным событием в Вифлееме, которое, собственно, и праздновалось ныне, спешили, волновались, удивлялись и радовались.

Достаточно ли хорош подарок для Джозефины? Всем ли отправлены рождественские открытки? Не купить ли елку?

И за всем этим, несмотря на заговор рекламных агентов, несмотря на чудовищные коммерческие гонки, пряталось что-то еще. Это было чувство, которое многие люди не могли бы описать, даже если бы и захотели. Чувство, что наступает Рождество. Праздник. Глядя на яркие электрические огни и на Санта Клаусов с накладными белыми бородами, многие чувствовали совсем не то, что имели в виду рекламные агенты. Их пронизывала радость, доброта и желание жить. И всем этим они были обязаны Рождеству.

Город был пьян и встревожен, улицы забиты покупателями, и бетонные громады, на чей-то взгляд, может, и выглядели холодными и недоступными, – но это был самый лучший город в мире в лучшем своем рождественском наряде.

– Это Дэнни Гимп, – сказал мужской голос дежурному сержанту. – Я хочу поговорить с детективом Кареллой.

Дежурный сержант не любил осведомителей. Он знал, что от Дэнни Гимпа часто поступают ценные сведения, но считал всех осведомителей грязными типами и брезговал говорить с ними, даже по телефону.

– Детектива Кареллы здесь нет, – ответил в трубку дежурный сержант.

– А где я могу найти его?

Дэнни был полицейским осведомителем с незапамятных времен. Он ясно понимал, что за длинный язык в преступном мире по головке не гладят, но остракизм коллег его не смущал. Дэнни зарабатывал себе на жизнь осведомительством и, что самое любопытное, любил помогать полиции. В детстве он болел полиомиелитом и с тех пор немного хромал. Его настоящая фамилия была Нельсон, но об этом почти никто не знал, и даже почту ему доставляли на имя Дэнни Гимпа. Ему перевалило за сорок, это был маленький человечек, больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину. Голос у него был тонкий и пронзительный, а лицо почти без морщин и всяких других признаков возраста. Хотя он охотно помогал полиции, самих полицейских жаловал не особенно и любил только одного из них – Стива Кареллу.

– Зачем он тебе? – спросил дежурный сержант.

– У меня есть кое-что для него.

– Что именно?

– Что-то я не помню, чтобы тебя перевели в следственный отдел, – уклонился от ответа Дэнни.

– Если хочешь поязвить, стукач, то вешай трубку.

– Я хочу поговорить с Кареллой, – настаивал Дэнни. – Ты передашь ему, что я звонил?

– Карелле сейчас не до передач, – сказал дежурный сержант.

– Что это значит?

– Сегодня днем в него стреляли. Он умирает.

– Что?

– Что слышал.

– Что? – повторил ошарашенный Дэнни. – В Стива... Ты не шутишь?

– Не шучу.

– Кто стрелял в него?

– Мы и сами хотели бы знать.

– Где он?

– В городской больнице. Можешь не ходить туда. Он в реанимации, и я сомневаюсь, что ему позволят беседовать с осведомителями.

– Он не умирает, – сказал Дэнни, словно убеждая самого себя. – Слушай, ведь он не умирает, правда?

– Его нашли почти замерзшим, и крови он потерял очень много. В него накачивают плазму, но в груди три дырки, так что дела его плохи.

– Слушай, – пробормотал Дэнни. – Боже мой.

Он замолчал.

– Ты закончил, стукач?

– Нет еще... В городской больнице, говоришь?

– Повторяю тебе, не трать время. Там и так половина следственного отдела.

– Да, – протянул Дэнни. – Подумать только...

– Карелла – полицейский что надо, – заключил сержант.

– Да, – еще раз сказал Дэнни и, помолчав, попрощался: – Пока.

– Пока, – ответил сержант.

Послушавшись сержанта, Дэнни Гимп отправился в больницу только на следующее утро. Он размышлял весь предшествующий вечер: удобно ли ему идти в больницу? Узнает ли его Карелла? А если будет в силах сказать «Привет!», то захочет ли? Хотя с Кареллой их связывали деловые отношения, он знал, что осведомители – не самые уважаемые люди. Карелла может и рассердиться.

В этих размышлениях прошла вся ночь. Неизвестно почему, но ему хотелось увидеть Кареллу, пока тот еще не умер. Увидеть его, поздороваться, а может, и пожать ему руку. Наверное, это из-за Рождества. Дэнни позавтракал, надел хороший костюм, свежую сорочку и лучший галстук. Он хотел выглядеть прилично, чтобы как-то уравновесить неприличие своей жизни. Ему почему-то было важно выказать заботу о Стиве Карелле и получить от него признательность.

По дороге в больницу он, после немалых колебаний, купил коробку конфет. В больнице наверняка будет полно полицейских. Так ему сказал сержант. И не глупо ли осведомителю приходить с конфетами? Он едва сдержался, чтобы не выбросить коробку. В конце концов, когда приходишь навестить кого-то в больницу, обязательно приносишь с собой что-нибудь, как бы говоря: «Мы тебя помним, ты обязательно выздоровеешь». Дэнни Гимп вступал в вежливый, респектабельный мир, и правила этого мира он будет выполнять.

В ту субботу, 23 декабря, над больницей висело серое небо. В воздухе появились первые снежинки, и Дэнни мельком подумал, что тем сотням людей, которые мечтали о снежном Рождестве, кажется, повезло, но, когда через вращающиеся двери он входил в широкий белый вестибюль больницы, его охватила печаль. На стене напротив регистратуры висел рождественский венок, но в самой больнице ничего праздничного не было. Девушка-регистратор чистила ногти. На скамье сидел немолодой мужчина со шляпой на коленях и бросал взгляды на дверь отделения «Скорой помощи».

Дэнни снял шляпу и направился к регистраторше. Девушка не подняла головы. Она продолжала чистить ногти с тщательностью японского рабочего. Дэнни откашлялся.

– Мисс? – сказал он.

– Да, – ответила девушка, не отрываясь от своего занятия.

– Я бы хотел навестить Стива Кареллу, – сказал Дэнни. – Стивена Кареллу.

– Как вас зовут, сэр? – спросила девушка.

– Дэниел Нельсон.

Девушка отложила пилку в сторону и, не глядя, взяла со стола машинописную страничку. Изучив ее, она сообщила:

– Вас нет в этом списке, сэр.

– В каком списке? – спросил Дэнни.

– Мистер Карелла находится в критическом состоянии, – объяснила девушка. – Мы пускаем к нему только членов семьи и некоторых полицейских. Сожалею, сэр.

– Как он там? – спросил Дэнни. Девушка бесстрастно посмотрела на него.

– Мы говорим, что человек в критическом состоянии, только когда он действительно находится в критическом состоянии, – сказала она.

– Когда... когда что-нибудь прояснится? – спросил Дэнни.

– Я не знаю, сэр. Он может выжить, а может и умереть. Боюсь, это от нас уже не зависит.

– Ничего, если я подожду здесь?

– Разумеется, сэр. Вы можете посидеть на скамейке, если хотите. Но, возможно, вам придется долго сидеть. Понимаете?

– Понимаю, – сказал Дэнни. – Спасибо. Он внутренне негодовал, что его лучшие чувства оскорбляла молодая вертихвостка, которую собственные ногти занимали больше, чем жизнь и смерть. Пожав плечами, он пошел и сел на скамейку рядом со стариком. Старик тут же повернулся к нему.

– Дочь порезала руку, – сказал он.

– Вот как? – откликнулся Дэнни.

– Открывала консервную банку и порезала руку. Как вы думаете, это опасно? Порезаться консервной банкой?

– Не знаю, – ответил Дэнни.

– Наверное, опасно. Они сейчас зашивают ей рану. Кровь из руки рекой текла.

– Все будет в порядке, – утешил его Дэнни. – Вы не беспокойтесь.

– Надеюсь. Вы пришли навестить кого-нибудь?

– Да, – сказал Дэнни.

– Друга?

– Ну... – сказал Дэнни и принялся изучать напечатанный на коробке состав конфет. Что такое лецитин, он не знал.

Вскоре в коридор вышла дочь старика с забинтованной рукой.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил ее отец.

– Нормально, – сказала девушка.

И они вместе вышли из больницы. Дэнни Гимп остался один на скамейке.

Тедди Карелла сидела в палате мужа, не отрывая от него глаз.

Жалюзи были опущены, но она хорошо видела в сумерках его лицо, его открытый рот и сомкнутые веки. Рядом с кроватью стояла капельница, трубка от нее тянулась к руке Кареллы, и плазма из перевернутой бутылки вливалась в вену. Он лежал без движения, израненная грудь была покрыта одеялом. Раны уже перебинтовали, но до этого из них вышла кровь, а с ней, похоже, и сама жизнь, настолько Карелла был бледен.

Нет, думала она, он не умрет.

Я прошу тебя, Боже, умоляю, не дай ему умереть.

Мысли ее бежали быстро, она даже не осознавала, что молится, настолько мысли эти были обычными и простыми.

Она помнила, как познакомилась с Кареллой, когда ограбили ее контору, помнила тот день, когда он пришел в маленькую комнатку, где она работала. Он вошел в комнату, он и еще один детектив, которого потом перевели в другой участок, и лицо которого она уже забыла. В тот день ее занимало только лицо Кареллы. Высокий, стройный, он был одет как денди, а не полицейский. Он показал свой значок и представился, а она нацарапала на листке бумаги, что секретарша вышла, что сама она глухонемая и работает здесь машинисткой, но тотчас же доложит шефу и их без промедления примут. Его лицо выразило небольшое удивление. Она шла к кабинету шефа и чувствовала на себе взгляд Кареллы.

Когда он назначил ей свидание, она не удивилась.

Она сразу заметила интерес в его глазах, поэтому удивило ее не само предложение, а то, что кому-то вообще она может быть интересна. Конечно, почему бы мужчине не назначить ей свидание, хотя бы ради интереса? Почему бы и не попробовать с девушкой, которая не слышит и не говорит? Может, и понравится. Сначала ей казалось, что у Стива Кареллы именно такие намерения, но после первого же свидания она поняла, что это не так. Его не интересовали ни ее слух, ни ее речь. Его интересовала девушка Тедди Франклин.

Вскоре они стали близки, и это показалось ей совершенно естественным. Он не раз предлагал ей выйти за него замуж, однако ей долго не верилось, что он этого действительно хочет. Но однажды она поверила ему. Они поженились 19 августа, а сегодня было 23 декабря, и он лежал в больнице и мог умереть. Это врачи сказали ей, что он может умереть.

Ее не особенно волновала несправедливость ситуации, хотя ситуация была чудовищно несправедливая. Почему стреляли именно в ее мужа? Почему он должен теперь лежать и бороться за свою жизнь? Несправедливость была налицо, но не она волновала ее – что случилось, то случилось.

Стив был добрым, хорошим и единственным. Есть люди, которые считают, что, мол, не один, так другой. Но Тедди не верила в это. Она не верила, что на земле есть другой человек, столь же для нее желанный, как Стив Карелла. Он был послан ей, словно дар Божий.

Она не могла и в мыслях допустить, что его отберут у нее. Ни за что не поверит в это. Она сказала ему, что на Рождество хотела бы получить в подарок его самого. Она говорила это искренне, хотя и понимала, что он воспримет ее слова как шутку. Теперь эти слова обернулись жестокой правдой. Она действительно на Рождество желала только его. Раньше стоило только захотеть, и он – ее. А теперь? Теперь всю оставшуюся жизнь она ничего и никого, кроме Стива Кареллы, не захочет.

И вот она молилась в сумерках комнаты, не понимая того, что молится, и в голове ее снова и снова проносилось: «Не дай умереть моему мужу. Умоляю, не дай ему умереть».

Лейтенант Питер Бернс спустился в вестибюль в пятнадцать минут седьмого того же вечера. Весь день он просидел в коридоре рядом с палатой Кареллы в надежде, что ему еще раз разрешат повидать Стива. Он виделся с ним всего несколько минут, а потом Карелла снова потерял сознание.

Карелла прошептал всего лишь одно слово, и слово это было «Болто».

Карелла больше ничего не смог сказать о толкаче, и Бернс располагал только туманным описанием, которое он получил от трех парней, арестованных в тот день Кареллой. Больше никто не слышал о Болто, как мог Бернс найти его? Если Карелла умрет...

Он выбросил эту мысль из головы еще там, в коридоре. Он звонил в участок каждые полчаса. И каждые полчаса звонил домой. В участке ничего нового не было. Ничего нового о смерти Долорес Фауред. Ничего нового об убийстве Анибала и Марии Эрнандес. Ничего нового о Болто.

И дома было не лучше. Сын никак не мог справиться со своей болезнью. Врач приходил еще раз, но Ларри это взбесило пуще прежнего. Бернс уже сомневался, что его вообще удастся вылечить, и что они смогут найти преступников, которые совершили убийства на их участке. До Рождества оставалось два дня, и в этот год оно обещало быть безрадостным.

В четверть седьмого он спустился в вестибюль. Остановился у регистратуры и спросил, где здесь можно поужинать. Девушка посоветовала грязную забегаловку на Лафайетт-стрит.

Он уже подходил к вращающимся дверям, когда его окликнули:

– Лейтенант!

Бернс обернулся. Сначала он не узнал этого человека. Маленький и худенький мужчина с коробкой конфет под мышкой, в потрепанной одежде – так выглядят неряшливые люди скромного достатка, которые пытаются одеться получше. Вдруг он узнал мужчину и сказал мрачно:

– Привет, Дэнни. Что ты здесь делаешь?

– Пришел проведать Кареллу, – объяснил Дэнни, посмотрев просительно на Бернса.

– Вот как? – равнодушно сказал Бернс.

– Да, – ответил Дэнни. – Как он там?

– Плохо. Извини, Дэнни, я спешу на ужин. Мне пора.

– Конечно, конечно, – сказал Дэнни.

Бернс посмотрел на него и, вспомнив о Рождестве, примирительно добавил:

– Ты же знаешь, как у нас бывает. Этот тип Болто, который стрелял в Кареллу, он...

– Кто? Вы сказали Болто? Это он стрелял в Стива... в детектива Кареллу?

– Похоже, что он.

– Да вы что? Эта мелкая шпана? Этот молокосос?

– Постой, – произнес Бернс заинтересованно, поскольку Дэнни говорил так, будто знал Болто. – Что ты имеешь в виду? Какая мелкая шпана?

– Ему не больше двадцати, насколько я знаю.

– Что ты еще знаешь о нем, Дэнни?

– Видите ли, Стив... детектив Карелла попросил меня поискать информацию об этом Болто, и кое-что мне узнать удалось. Я хочу сказать, что Стив...

– Ради Бога, зови его Стивом, – разрешил Бернс.

– Некоторые полицейские очень обидчивы...

– Не тяни кота за хвост, Дэнни!

– Даже Стив не любит, когда я называю его Стивом, – признался Дэнни, но, увидев выражение лица Бернса, быстро продолжил: – Никто не знал этого Болто. Так что для меня это была, можно сказать, математическая задачка. Как может случиться, что трое ребят знают его как Болто, а больше в округе никто о нем ничего не слышал? Похоже, он не из этих мест, верно?

– Валяй дальше, – сказал заинтересованный Бернс.

– Тогда я спросил себя: если он не отсюда, то каким образом он получил в наследство дело Эрнандеса? Так не бывает. Во всяком случае, он должен был хотя бы знать Эрнандеса, верно? А если он знал Эрнандеса, то мог знать и его сестру. Вот как я думал, лейтенант.

– И что же у тебя получилось?

– У меня получился человек, который живет не в нашем районе, но знает семью Эрнандесов. Вот почему я и пошел к миссис Эрнандес. Я говорил с ней, пытаясь выведать, нет ли у нее племянника по имени Болто или еще кого, вы же знаете этих пуэрториканцев – у них очень крепкие родственные связи.

– Значит, он ее племянник?

– У нее нет племянника, которого зовут Болто. Она меня не станет обманывать, знает меня давно. Имя Болто ей ничего не говорило.

– Я и сам мог бы тебе это сказать, Дэнни. Мои ребята тоже допросили миссис Эрнандес.

– Но она сказала мне, что у ее сына был приятель, который ходит на занятия молодых моряков где-то в Риверхеде. Я навел справки и обнаружил, что какой-то бывший моряк собирает ребят раз в неделю, одевает их в цирковые костюмы и заставляет маршировать. Только Эрнандес ходил туда не маршировать, а сбывать наркотики. А парня, который его туда привел, зовут Дикки Коллинз.

– А при чем здесь Болто?

– Слушайте дальше, – продолжал Дэнни. – Я начал вынюхивать все, что возможно, об этом Дикки Коллинзе. Он когда-то жил здесь, но потом его отец получил место столяра в Риверхеде, и этот скромный заработок позволил ему выбраться из нашего района. Но у Дикки сохранились здесь кое-какие связи, вы понимаете? Он время от времени приезжал сюда, встречался с ребятами и с покойным Анибалом Эрнандесом тоже. Раз-другой виделся с его сестрой. Как-то вечером, всего две недели назад, ребята играли в карты, по маленькой. Вот почему этого Болто знали всего четыре человека, и один из них уже умер. К счастью, я нашел и живого.

– Выкладывай, – сказал Бернс.

– Играли вчетвером. Парень по имени Сэм Ди Лука, Дикки Коллинз, Мария Эрнандес и парень постарше, из местных.

– Кто этот парень постарше?

– Ди Лука не помнит, а Мария Эрнандес уже ничего не скажет. Насколько я понял, они вмазались в тот вечер, а этому Ди Лука всего шестнадцать лет, так что он вряд ли вообще что видел. Кстати, этот Ди Лука называет себя Бэтман. Такое у него прозвище. У них у всех есть прозвища, и Болто тоже не на пустом месте появился.

– Ближе к делу, Дэнни.

– Ладно. В какой-то момент, когда они играли в карты, парень постарше сказал что-то о каком-то молодом оболтусе. А Дикки Коллинз, оказывается, никогда не слышал этого слова. Оно устарело, молодежь его не употребляет. Но парень он самолюбивый, и вместо того, чтобы промолчать, начал зарываться: «Болто? Что такое болто?» И тут началось. Мария упала со стула, парень постарше катался по полу, а Бэтман чуть штаны не обмочил от смеха.

– Интересно, – задумчиво произнес Бернс. – А дальше?

– Весь вечер они звали его Болто. Так мне сказал Бэтман. Но знали об этом только четверо – Бэтман, Мария, Дикки и парень постарше. А Мария, как вы знаете, уже на том свете.

– Болто – это Дикки Коллинз, – сказал Бернс.

– Точно. Сейчас живет в Риверхеде. В одном из небогатых пригородов. Будете его брать?

– Он же стрелял в Кареллу, верно? – спросил Бернс. Он достал бумажник и вынул десятидолларовую бумажку. – Вот, Дэнни, это тебе.

Денни покачал головой.

– Нет, лейтенант, спасибо.

Бернс недоверчиво уставился на него.

Смущенный Дэнни сказал:

– Но в одном деле вы можете мне помочь.

– В каком деле?

– Я хочу подняться наверх. Увидеть Стива.

Бернс колебался недолго. Он подошел к регистратуре и сказал:

– Я лейтенант Бернс. Этот человек работает с нами. Я бы хотел, чтобы его пропустили наверх.

– Да, сэр, – ответила девушка и посмотрела на Дэнни Гимпа, который улыбался до ушей.