Том 1. Стихотворения 1813-1849

В сей день счастливый нежность сына

Какой бы дар принесть могла!

Букет цветов? — но флора отцвела

И луг поблекнул и долина.

Просить ли мне стихов у муз?

У сердца я спрошусь.

И вот что сердце мне сказало:

В объятьях счастливой семьи

Нежнейший муж, отец благотворитель,

Друг истинный добра и бедных покровитель,

Да в мире протекут драгие дни твои!

Детей и подданных любовью окруженный,

На лицах вкруг себя радость узришь ты.

Так солнце, с горней высоты,

С улыбкой смотрит на цветы,

Его лучами оживленны.

Уже великое небесное светило,

Лиюще с высоты обилие и свет,

Начертанным путем годичный круг свершило

И в ново поприще в величии грядет! —

И се! Одеянный блистательной Зарею,

Пронзив эфирных стран белеющийся свод,

     Слетает с урной роковою

     Младый Сын Солнца — Новый Год!..

Предшественник его с лица земли сокрылся,

И по течению вратящихся времен,

Как капля в Океан, он в Вечность погрузился!

Сей Год равно пройдет!.. Устав Небес священ.

О Время! Вечности подвижное зерцало! —

Все рушится, падет под дланию твоей!..

     Сокрыт предел твой и начало

     От слабых Смертного очей!..

Века рождаются и исчезают снова,

Одно столетие стирается другим;

Что может избежать от гнева Крона^* злого?

Что может устоять пред Грозным Богом сим?

Пустынный ветр свистит в руинах Вавилона^*!

Стадятся звери там, где процветал Мемфис^*!

     И вкруг развалин Илиона^*

     Колючи терны обвились!..

А ты, Сын роскоши! о смертный сладострастный,

Беспечна жизнь твоя средь праздности и нег!..

Спокойно катится!.. Но ты забыл, несчастный:

Мы все должны узреть Коцита^* грозный брег!..

Возвышенный твой Сан, льстецы твои и злато

От смерти не спасут! Ужель ты не видал,

     Сколь часто гром огнекрылатый

     Разит чело высоких скал?..

И ты еще дерзнул своей рукою жадной

Отъять насущный хлеб у вдов и у сирот;

Изгнать из родины семейство безотрадно!..

Слепец! стезя богатств к погибели ведет!..

Разверзлась пред тобой подземная обитель!

О жертва Тартара^*! о жертва Евменид^*,

     Блеск пышности твоей, Грабитель!

     Богинь сих грозных не пленит!..

Там вечно будешь зреть секиру изощренну,

На тонком волоске висящу над главой;

Покроет плоть твою, всю в язвах изможденну,

Не ткани пурпурны — червей кипящий рой!..

Возложишь не на одр растерзанные члены,

Где б неге льстил твоей приятный мягкий пух,

     Но нет — на жупел раскаленный,

     И вечный вопль пронзит твой слух!

Но что? сей страшный сонм! сии кровавы тени,

С улыбкой злобною они к тебе спешат!..

Они прияли смерть от варварских гонений!

От них и ожидай за варварство наград! —

Страдай, томись, злодей, ты жертва адской мести! —

Твой гроб забвенный здесь покрыла мурава! —

     И навсегда со гласом лести

     Умолкла о тебе молва!

     Всесилен я и вместе слаб,^*

     Властитель я и вместе раб,

Добро иль зло творю — о том не рассуждаю,

Я много отдаю, но мало получаю,

И в имя же свое собой повелеваю,

     И если бить хочу кого,

     То бью себя я самого.

В сей день, блаженный день, одна из вас прияла

И добродетели и имя девы той,

     Котора споборала

     Религии святой;

Другой же бытие Природа даровала.

Она обеих вас на то произвела,

     Чтоб ваши чувства и дела

     Взаимно счастье составляли

И полу нежному пример бы подавали...

     Разлука угнетает вас,

О верные друзья! Настанет вскоре час —

Приятный, сладостный, блаженный час свиданья:

     И в излиянии сердец

     Вы узрите ее конец

И позабудете минувшие страданья!..

Пускай от зависти сердца^* зоилов^* ноют.

Вольтер! Они тебе вреда не нанесут!..

Питомца своего Пиериды^* покроют

И Дивного во храм бессмертья проведут.

     Приди, желанный гость, краса моя и радость!

Приди, — тебя здесь ждет и кубок круговой,

И розовый венок, и песней нежных сладость!

     Возженны не льстеца рукой,

     Душистый анемон^* и крины^*

     Лиют на брашны^* аромат,

     И полные плодов корзины

     Твой вкус и зренье усладят.

Приди, муж правоты, народа покровитель,

Отчизны верный сын и строгий друг царев,

Питомец счастливый кастальских чистых дев^*,

     Приди в мою смиренную обитель!

     Пусть велелепные столпы,

     Громады храмин позлащенны

Прельщают алчный взор несмысленной толпы;

Оставь на время град, в заботах погруженный,

Склонись под тень дубрав; здесь ждет тебя покой.

     Под кровом сельского Пената^*,

Где все красуется, все дышит простотой,

Где чужд холодный блеск и пурпура и злата, —

     Там сладок кубок круговой!

     Чело, наморщенное думой,

     Теряет здесь свой вид угрюмый;

В обители отцов все льет отраду нам!

Уже небесный лев тяжелою стопою^*

В пределах зноя стал — и пламенной стезею

     Течет по светлым небесам!..

     В священной рощице Сильвана^*,

Где мгла таинственна с прохладою слиянна,

Где брезжит сквозь листов дрожащий, тихий свет,

Игривый ручеек едва-едва течет

И шепчет в сумраке с прибрежной осокою;

Здесь в знойные часы, пред рощею густою,

Спит стадо и пастух под сению прохлад,

И в розовых кустах зефиры легки спят.

А ты, Фемиды жрец, защитник беззащитных,

Проводишь дни свои под бременем забот;

И счастье сограждан — благий, достойный плод

     Твоих стараний неусыпных! —

Для них желал бы ты познать судьбы предел;

Но строгий властелин земли, небес и ада

Глубокой, вечной тьмой грядущее одел.

     Благоговейте, персти чада! —

Как! прах земной объять небесное посмеет?

Дерзнет ли разорвать таинственный покров?

Быстрейший самый ум, смутясь, оцепенеет,

И буйный сей мудрец — посмешище богов! —

Мы можем, странствуя в тернистой сей пустыне,

Сорвать один цветок, ловить летящий миг;

     Грядущее не нам — судьбине;

Так предадим его на произвол благих! —

Что время? Быстрый ток, который в долах мирных,

В брегах, украшенных обильной муравой,

     Катит кристалл валов сапфирных;

И по сребру зыбей свет солнца золотой

Играет и скользит; но час — и бурный вскоре,

Забыв свои брега, забыв свой мирный ход,

     Теряется в обширном море,

В безбрежной пустоте необозримых вод!

     Но час — и вдруг нависших бурь громады

     Извергли дождь из черных недр;

Поток возвысился, ревет, расторг преграды,

     И роет волны ярый ветр!..

Блажен, стократ блажен, кто может в умиленье,

     Воззревши на Вождя светил,

Текущего почить в Нептуновы владенья^*,

Кто может, радостный, сказать себе: я жил!

     Пусть завтра тучею свинцовой

Всесильный бог громов вкруг ризою багровой

     Эфир сгущенный облечет,

Иль снова в небесах рассыплет солнца свет, —

Для смертных все равно; и что крылаты годы

     С печального лица земли

В хранилище времен с собою увлекли,

Не пременит того и сам Отец природы^*.

     Сей мир — игралище Фортуны злой^*.

Она кичливый взор на шар земной бросает

     И всей вселенной потрясает

                  По прихоти слепой!..

Неверная, меня сегодня осенила;

Богатства, почести обильно мне лиет,

     Но завтра вдруг простерла крыла,

     К другим склоняет свой полет!

Я презрен, — не ропщу, — и, горестный свидетель

     И жертва роковой игры,

     Ей отдаю ее дары

          И облекаюсь в добродетель!..

     Пусть бурями увитый Нот^*

Пучины сланые^* крутит и воздымает,

И черные холмы морских кипящих вод

     С громовой тучею сливает,

     И бренных кораблей

Рвет снасти, все крушит в свирепости своей...

Отчизны мирныя покрытый небесами,

Не буду я богов обременять мольбами;

Но дружба и любовь среди житейских волн

Безбедно приведут в пристанище мой челн.

Открылось! — Не мечта ль? Свет новый! Нова сила

Мой дух восторженный, как пламень, облекла!

Кто, отроку, мне дал парение орла! —

Се муз бесценный дар^*! — се вдохновенья крыла!

Несусь, — и дольный мир исчез передо мной, —

     Сей мир, туманною и тесной

     Волнений и сует обвитый пеленой, —

     Исчез! — Как солнца луч златой,

     Коснулся вежд эфир небесный...

         И свеял прах земной...

Я зрю превыспренных селения чудесны...

Отсель — отверзшимся таинственным вратам —

     Благоволением судьбины

     Текут к нам дщери Мнемозины^*,

Честь, радость и краса народам и векам!..

Безбрежное море лежит под стопами,

И в светлой лазури спокойных валов

С горящими небо пылает звездами,

Как в чистом сердце — лик богов;

     Как тихий трепет — ожиданье;

     Окрест священное молчанье.

И се! Как луна из-за облак, встает

Урании остров из сребряной пены;

Разлился вокруг немерцающий свет,

     Богинь улыбкою рожденный...

     Несутся свыше звуки лир;

     В очарованьях тонет мир!..

Эфирного тени сложив покрывала

И пояс волшебный всесильных харит^*,

Здесь образ Урания^* свой восприяла,

И звездный венец на богине горит!

Что нас на земле мечтою пленяло,

Как Истина, то нам и здесь предстоит!

Токмо здесь, под ясным небосклоном

Прояснится жизни мрачный ток;

Токмо здесь, забытый Аквилоном^*,

Льется он, и светел и глубок!

Токмо здесь прекрасен жизни гений,

Здесь, где вечны розы чистых наслаждений,

Вечно юн Поэзии венок!..

Как Фарос^* для душ и умов освященных,

Высоко воздвигнут Небесныя храм; —

И Мудрость приветствует горним плененных

Вкусить от трапезы питательной там.

Окрест благодатной в зарях златоцветных,

На тронах высоких, в сиянье богов,

Сидят велелепно спасители смертных,

Создатели блага, устройства, градов;

Се Мир вечно-юный, златыми цепями

Связавший семейства, народы, царей;

Суд правый с недвижными вечно весами;

Страх божий, хранитель святых алтарей;

И ты, Благосердие, скорби отрада!

Ты, Верность, на якорь склоненна челом,

Любовь ко отчизне — отчизны ограда,

И хладная Доблесть с горящим мечом;

Ты, с светлыми вечно очами, Терпенье,

И Труд, неуклонный твой врач и клеврет...

Так вышние силы свой держат совет!..

Средь них, вкруг них в святом благоговенье

Свершает по холмам облаковидных гор

     В кругах таинственных теченье

     Наук и знаний светлый хор...

Урания одна, как солнце меж звездами,

Хранит Гармонию и правит их путями:

По манию ее могущего жезла

Из края в край течет благое просвещенье;

     Где прежде мрачна ночь была,

     Там светозарна дня явленье;

Как звезд река, по небосклону вкруг

Простершися, оно вселенну обнимает

     И блага жизни изливает

На Запад, на Восток, на Север и на Юг...

Откройся предо мной, протекших лет вселенна!

Урания, вещай, где первый был твой храм,

Твой трон и твой народ, учитель всем векам? —

Восток таинственный! — Чреда твоя свершенна!..

Твой ранний день протек! Из ближних Солнце врат

Рожденья своего обителью надменно

Исходит и течет, царь томный и сомненный...

Где Вавилоны^* здесь, где Фивы^*? — где мой град?

Где славный Персеполь? — где Мемнон^*, мой глашатай?

Их нет! — Лучи его теряются в степях,

Где скорбно встретит их ловец или оратай,

Бесплодно роющий во пламенных песках;

Или, стыдливые, скользят они печально

     По мшистым ребрам пирамид...

Сокройся, бренного величья мрачный вид!..

     И солнце в путь стремится дальний:

Эгея^* на брегах приветственной главой

К нему склонился лавр; и на холмах Эллады^*

Его алтарь обвил зеленый мирт Паллады^*;

Его во гимнах звал Певец к себе слепой^*,

Кони и всадники, вожди и колесницы,

Оставивших Олимп собрание богов;

Удары гибельны Ареевой десницы^*,

     И сладки песни пастухов; —

Рим встал, — и Марсов^* гром и песни сладкогласны

Стократ на Тибровых^* раздалися холмах;

И лебедь Мантуи^*, взрыв Трои пепл злосчастный,

Вознесся и разлил свет вечный на морях!..

Но что сретает взор? — Куда, куда ты скрылась,

Небесная! — Бежит, как бледный в мгле призрак,

     Денница^* света закатилась,

         Везде хаос и мрак!

«Нет! вечен свет наук; его не обнимает

Бунтующая мгла; его нетленен плод

         И не умрет!..» —

Рекла Урания и скиптром помавает,

     И бледную, изъязвленну главу

Италия от склеп железных свобождает,

Рвет узы лютых змей, на выю ставши льву!..

Всего начало здесь!.. Земля благословенна,

Долины, недра гор, источники, леса

И ты, Везувий сам! ты, бездна раскаленна,

Природы грозныя ужасная краса!

Все возвратили вы, что в ярости несытой

Неистовый Сатурн укрыть от нас хотел!

Эллады, Рима цвет из пепела исшел!

И солнце потекло вновь в путь свой даровитый!..

Феррарскому Орлу^* ни грозных боев ряд,

Ни чарования, ни прелести томимы,

Ни полчищ тысячи, ни злобствующий ад

Превыспренних путей нигде не воспретят:

На пламенных крылах принес он в храм Солимы

     Победу и венец; —

Там нимфы Тага^*, там валы Гвадалквивира

Во сретенье текут тебе, младой Певец^*,

Принесший песни к нам с брегов другого мира; —

     Но кто сии два гения^* стоят?

     Как светоносны серафимы,

     Хранители Эдемских врат

     И тайн жрецы непостижимых? —

Един с Британских вод, другой с Альпийских гор,

Друг другу подают чудотворящи длани;

Земного чуждые, возносят к небу взор

     В огне божественных мечтаний!..

     Почто горит лицо морских пучин?

Куда восторженны бегут Тамизы^* воды?

Что в трепете святом вы, Альпы, Апеннин!..

Благоговей, земля! Склоните слух, народы!

Певцы бессмертные вещают бога вам:

Един, как громов сын, гремит средь вас паденье;

Другой, как благодать, благовестит спасенье

     И путь, ведущий к небесам.

И се! среди снегов Полунощи глубокой,

Под блеском хладных зарь, под свистом льдистых вьюг,

Восстал от Холмогор, — как сильный кедр высокой,

Встает, возносится и все объемлет вкруг

     Своими крепкими ветвями;

Подъемлясь к облакам, глава его блестит

     Бессмертными плодами.

И тамо, где металл блистательный сокрыт,

Там роет землю он глубокими корнями, —

Так Росский Пиндар^* встал! — взнес руку к небесам,

     Да воспретит пылающим громам;

Минервы копием бьет недра он земные —

     И истекли сокровища златые;

Он повелительный простер на море взор —

И свет его горит, как Поллюкс^* и Кастор^*!..

Певец, на гроб отца^*, царя-героя^*,

     Он лавры свежие склонил,

И дни бесценные блаженства и покоя

     Елизаветы озарил!

Тогда, разлившись, свет от северных сияний

Дал отблеск на крутых Аракса берегах;

И гении туда простерли взор и длани,

И Фивы новые зарделися в лучах...

     Там, там, в стране денницы,

     Возник Певец Фелицы^*!..

     Таинственник судеб прорек

     Царя-героя в колыбели...

Он с нами днесь! Он с неба к нам притек,

Соборы гениев с ним царственных слетели;

     Престол его обстали вкруг;

     Над ним почиет божий дух!

     И музы радостно воспели

Тебя, о царь сердец, на троне Человек!

     Твоей всесильною рукою

     Закрылись Януса врата!^*

     Ты оградил нас тишиною,

     Ты слава наша, красота!

Смиренно к твоему склоняяся престолу,

     Перуны спят горе и долу.

И здесь, где все — от благости твоей,

     Здесь паки гений просвещенья,

     Блистая светом обновленья,

     Блажит своих веселье дней! —

     Здесь клятвы он дает священны,

     Что постоянный, неизменный,

     В своей блестящей высоте,

Монарха следуя заветам и примеру,

     Взнесется, опершись на Веру,

     К своей Божественной мете.

    Неверные преодолев пучины,^*

Достиг пловец желанных берегов;

И в пристани, окончив бег пустынный,

С веселостью знакомится он вновь!..

Ужель тогда челнок свой многомощный,

Восторженный, цветами не увьет?..

Под блеском их и зеленью роскошной

Следов не скроет мрачных бурь и вод?..

    И ты рассек с отважностью и славой

Моря обширные своим рулем, —

И днесь, о Друг, спокойно, величаво

Влетаешь в пристань с верным торжеством.

Скорей на брег — и Дружеству на лоно

Склони, певец, склони главу свою —

Да ветвию от древа Аполлона^*

     Его Питомца я увью!..

Огнем свободы пламенея

И заглушая звук цепей,

Проснулся в лире дух Алцея^* —

И рабства пыль слетела с ней.

От лиры искры побежали

И вседробящею струей,

Как пламень Божий, ниспадали

На чела бедные царей.

Счастлив, кто гласом твердым, смелым,

Забыв их сан, забыв их трон,

Вещать тиранам закоснелым

Святые истины рожден!

И ты великим сим уделом,

О муз питомец, награжден!

Воспой и силой сладкогласья

Разнежь, растрогай, преврати

Друзей холодных самовластья

В друзей добра и красоты!

Но граждан не смущай покою

И блеска не мрачи венца,

Певец! Под царскою парчою

Своей волшебною струною

Смягчай, а не тревожь сердца!

Неужто, брат, из царства ты живых —

Но ты так сух и тощ. Ей-ей, готов божиться,

Что дух нечистый твой давно в аду томится!

Так, друг Харон. Я сух и тощ от книг...

Притом (что долее таиться?)

Я полон желчи был — отмстителен и зол,

Всю жизнь свою я пробыл спичкой...

     Любовь земли и прелесть года,

Весна благоухает нам!..

Творенью пир дает природа,

Свиданья пир дает сынам!..

     Дух жизни, силы и свободы

Возносит, обвевает нас!..

И радость в душу пролилась,

Как отзыв торжества природы,

Как Бога животворный глас!..

     Где вы, Гармонии сыны?..

Сюда!.. и смелыми перстами

Коснитесь дремлющей струны,

Нагретой яркими лучами

Любви, восторга и весны!..

     Как в полном, пламенном расцвете,

При первом утра юном свете,

Блистают розы и горят;

Как зефир в радостном полете

Их разливает аромат:

     Так, разливайся, жизни сладость,

Певцы!.. за вами по следам!..

Так порхай наша, други, младость

По светлым счастия цветам!..

         *

     Вам, вам сей бедный дар

         признательной любви,

Цветок простой, не благовонный;

Но вы, наставники мои,

Вы примете его с улыбкой благосклонной.

Так слабое дитя, любви своей в залог,

Приносит матери на лоно

В лугу им сорванный цветок!..

Нет веры к вымыслам чудесным,

Рассудок все опустошил

И, покорив законам тесным

И воздух, и моря, и сушу,

Как пленников — их обнажил;

Ту жизнь до дна он иссушил,

Что в дерево вливала душу,

Давала тело бестелесным!..

Где вы, о древние народы!

Ваш мир был храмом всех богов,

Вы книгу Матери-природы

Читали ясно без очков!..

Нет, мы не древние народы!

Наш век, о други, не таков.

О раб ученой суеты

И скованный своей наукой!

Напрасно, критик, гонишь ты

Их златокрылые мечты;

Поверь — сам опыт в том порукой, —

Чертог волшебный добрых фей

И в сновиденье — веселей,

Чем наяву — томиться скукой

В убогой хижине твоей!..

Снова ль, Гектор^*, мчишься в бурю брани,

Где с булатом в неприступной длани

Мстительный свирепствует Пелид?..

Кто же призрит Гекторова сына,

Кто научит долгу властелина,

Страх к богам в младенце поселит?..

Мне ль томиться в тягостном покое?..

Сердце жаждет прохлажденья в бое,

    Мести жаждет за Пергам^*!..

Древняя отцов моих обитель!

Я паду!.. но, родины спаситель,

Сниду весел к Стиксовым^* брегам!..

Суждено ль мне в сих чертогах славы

Видеть меч твой праздный и заржавый? —

Осужден ли весь Приамов род?..

Скоро там, где нет любви и света, —

Там, где льется сумрачная Лета,

Скоро в ней любовь твоя умрет!..

Все души надежды, все порывы,

Все поглотят воды молчаливы, —

     Но не Гектора любовь!..

Слышишь?.. Мчатся... Пламя пышет боя!..

Час ударил!.. Сын, супруга, Троя^*!..

     Бесконечна Гектора любовь!..

Как часто, бросив взор с утесистой вершины,

Сажусь задумчивый в тени древес густой,

     И развиваются передо мной

Разнообразные вечерние картины!

Здесь пенится река, долины красота,

И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;

Там дремлющая зыбь лазурного пруда

     Светлеет в тишине глубокой.

     По темной зелени дерев

Зари последний луч еще приметно бродит,

Луна медлительно с полуночи восходит

     На колеснице облаков,

     И с колокольни одинокой

Разнесся благовест протяжный и глухой;

Прохожий слушает, — и колокол далекий

С последним шумом дня сливает голос свой.

     Прекрасен мир! Но восхищенью

     В иссохшем сердце места нет!..

По чуждой мне земле скитаюсь сирой тенью,

И мертвого согреть бессилен солнца свет.

С холма на холм скользит мой взор унылый

И гаснет медленно в ужасной пустоте;

Но, ах, где стречу то, что б взор остановило?

И счастья нет, при всей природы красоте!..

И вы, мои поля, и рощи, и долины,

Вы мертвы! И от вас дух жизни улетел!

И что мне в вас теперь, бездушные картины!..

Нет в мире одного — и мир весь опустел!

     Встает ли день, нощные ль сходят тени, —

И мрак и свет противны мне...

     Моя судьба не знает изменений —

И горесть вечная в душевной глубине!

Но долго ль страннику томиться в заточенье?

Когда на лучший мир покину дольний прах,

Тот мир, где нет сирот, где вере исполненье;

Где солнцы истины в нетленных небесах?..

     Тогда, быть может, прояснится

Надежд таинственных спасительный предмет,

     К чему душа и здесь еще стремится,

     И токмо там, в отчизне, обоймет...

Как светло сонмы звезд пылают надо мною,

     Живые мысли Божества!

     Какая ночь сгустилась над землею,

     И как земля, в виду небес, мертва!..

Встают гроза и вихрь и лист крутят пустынный!

     И мне, и мне, как мертвому листу,

     Пора из жизненной долины, —

Умчите ж, бурные, умчите сироту!..

«Не дай нам духу празднословья»!^*

Итак, от нынешнего дня

Ты в силу нашего условья

Молитв не требуй от меня.

О, суд людей неправый,

Что пьянствовать грешно!

Велит рассудок здравый

Любить и пить вино.

Проклятие и горе

На спорщиков главу!

Я помощь в важном споре

Святую призову.

Наш прадед, обольщенный

Женою и змием,

Плод скушал запрещенный

И прогнан поделом.

Ну как не согласиться,

Что дед был виноват:

Чем яблоком прельститься,

Имея виноград?

Но честь и слава Ною, —

Он вел себя умно,

Рассорился с водою

И взялся за вино.

Ни ссоры, ни упреку

Не нажил за бокал.

И часто гроздий соку

В него он подливал.

Благие покушенья

Сам Бог благословил —

И в знак благоволенья

Завет с ним заключил.

Вдруг с кубком не слюбился

Один из сыновей.

О, изверг! Ной вступился,

И в ад попал злодей.

Так станемте ж запоем

Из набожности пить,

Чтоб в божье вместе с Ноем

Святилище вступить.

На камень жизни роковой^*

     Природою заброшен

Младенец пылкий и живой

     Играл — неосторожен,

Но Муза сирого взяла

     Под свой покров надежный,

Поэзии разостлала

     Ковер под ним роскошный.

Как скоро Музы под крылом

     Его созрели годы —

Поэт, избытком чувств влеком,

     Предстал во храм Свободы —

Но мрачных жертв не приносил,

     Служа ее кумиру, —

Он горсть цветов ей посвятил

     И пламенную лиру.

Еще другое божество

     Он чтил в младые лета —

Амур резвился вкруг него

     И дани брал с Поэта.

Ему на память стрелку дал,

     И в сладкие досуги

Он ею повесть начертал

     Орфеевой супруги.

И в мире сем — как в царстве снов —

     Поэт живет, мечтая —

Он так достиг земных венцов

     И так достигнет Рая...

Ум скор и сметлив, верен глаз,

     Воображенье — быстро...

А спорил — в жизни только раз —

     На Диспуте Магистра.

Насилу добрый гений твой,

Мой брат по крови и по лени,

Увел тебя под кров родной

От всех маневров и учений,

Казарм, тревог и заточений,

От жизни мирно-боевой.

В кругу своих, в халате, дома,

И с службой согласив покой,

Ты праздный меч повесил свой

В саду героя-агронома.

Но что ж? Ты мог ли на просторе

Мечте любимой изменить?

Ты знаешь, друг, что праздность — горе,

Коль не с кем нам ее делить.

Прими ж мой дружеский совет

(Оракул говорил стихами

И убеждал, бывало, свет):

Между московскими красами

Найти легко, сомненья нет,

Красавицу в пятнадцать лет,

С умом, душою и с душами.

Оставь на время плуг Толстого,

Забудь химеры и чины,

Женись и в полном смысле слова

Будь адъютант своей жены.

Тогда предамся вдохновенью,

Разбудит Музу Гименей,

Своей пожертвую я ленью,

Лишь ты свою преодолей!

Радость, первенец творенья,

Дщерь великого Отца,

Мы, как жертву прославленья,

Предаем тебе сердца!

Все, что делит прихоть света,

Твой алтарь сближает вновь,

И душа, тобой согрета,

Пьет в лучах твоих любовь!

В круг единый, Божьи чада!

Ваш Отец глядит на вас!

Свят Его призывный глас,

И верна Его награда!

Кто небес провидел сладость,

Кто любил на сей земли,

В милом взоре черпал радость, —

Радость нашу раздели:

Все, чье сердце сердцу друга

В братской вторило груди;

Кто ж не мог любить, — из круга

Прочь с слезами отойди!..

Душ родство! о, луч небесный!

Вседержащее звено!

К небесам ведет оно,

Где витает Неизвестный!

У грудей благой природы

Все, что дышит, Радость пьет!

Все созданья, все народы

За собой она влечет;

Нам друзей дала в несчастье —

Гроздий сок, венки Харит,

Насекомым — сладострастье,

Ангел — Богу предстоит.

Что, сердца, благовестите?

Иль Творец сказался вам?

Здесь лишь тени — Солнце там, —

Выше звезд Его ищите!..

Душу Божьего творенья

Радость вечная поит,

Тайной силою броженья

Кубок жизни пламенит;

Травку выманила к свету,

В солнцы — Хаос развила

И в пространствах — звездочету

Неподвластных — разлила!

Как миры катятся следом

За вседвижущим перстом,

К нашей цели потечем —

Бодро, как герой к победам.

В ярком истины зерцале

Образ Твой очам блестит;

В горьком опыта фиале

Твой алмаз на дне горит.

Ты, как облак прохлажденья,

Нам предходишь средь трудов,

Светишь утром возрожденья

Сквозь расселины гробов!

Верьте правящей Деснице! —

Наши скорби, слезы, вздох

В ней хранятся, как залог,

И искупятся сторицей!

Кто постигнет Провиденье?

Кто явит стези Его?

В сердце сыщем откровенье,

Сердце скажет Божество!

Прочь вражда с земного круга!

Породнись душа с душой!

Жертвой мести — купим друга,

Пурпур — вретища ценой.

Мы врагам своим простили,

В книге жизни нет долгов;

Там, в святилище миров,

Судит Бог, как мы судили!..

Радость грозды наливает,

Радость кубки пламенит,

Сердце дикого смягчает,

Грудь отчаянья живит!

В искрах к небу брызжет пена,

Сердце чувствует полней;

Други, братья — на колена!

Всеблагому кубок сей!..

Ты, Чья мысль духов родила,

Ты, Чей взор миры зажег!

Пьем Тебе, Великий Бог!

Жизнь миров и душ светило!

Слабым — братскую услугу,

Добрым — братскую любовь,

Верность клятв — врагу и другу,

Долгу в дань — всю сердца кровь!

Гражданина голос смелый

На совет к земным богам;

Торжествуй Святое Дело —

Вечный стыд Его врагам.

Нашу длань к Твоей, Отец,

Простираем в бесконечность!

Нашим клятвам даруй вечность!

Наши клятвы — гимн сердец!

Что пел Божественный, друзья,

В порыве пламенном свободы...

И в полном чувстве Бытия,

Когда на пиршество Природы

Певец, любимый сын ея,

Сзывал в единый круг народы;

И с восхищенною душей,

Во взорах — луч животворящий,

Из чаши Гения кипящей

Он пил за здравие людей.

     И мне ли петь сей Гимн веселый,

     От близких сердцу вдалеке,

     В неразделяемой тоске, —

Мне ль Радость петь на лире онемелой?

     Веселье в ней не сыщет звука,

     Его игривая струна

     Слезами скорби смочена, —

     И порвала ее Разлука!

Но вам, друзья, знакомо вдохновенье!

На краткий миг в сердечном упоенье

Я жребий свой невольно забывал

(Минутное, но сладкое забвенье!),

К протекшему душою улетал

И Радость пел — пока о вас мечтал.

     Люблю, друзья, ласкать очами

     Иль пурпур искрометных вин,

     Или плодов между листами

     Благоухающий рубин.

     Люблю смотреть, когда созданье

     Как бы погружено в весне,

     И мир заснул в благоуханье

     И улыбается во сне!..

     Люблю, когда лицо прекрасной

     Весенний воздух пламенит,

То кудрей шелк взвевает сладострастный,

То в ямочки впивается ланит!

Но что все прелести пафосския царицы,

     И гроздий сок, и запах роз

Перед тобой, святой источник слез,

     Роса божественной денницы!..

Небесный луч играет в них

     И, преломясь о капли огневые,

     Рисует радуги живые

     На тучах жизни громовых.

     И только смертного зениц

Ты, ангел слез, дотронешься крылами —

     Туман рассеется слезами,

     И небо серафимских лиц

     Вдруг разовьется пред очами.

     Твой милый взор, невинной страсти полной —

Златой рассвет небесных чувств твоих

Не мог, увы! умилостивить их —

Он служит им укорою безмолвной.

     Сии сердца, в которых правды нет,

Они, о друг, бегут как приговора,

Твоей любви младенческого взора,

Он страшен им, как память детских лет.

     Но для меня сей взор благодеянье,

Как жизни ключ — в душевной глубине

Твой взор живет и будет жить во мне,

Он нужен ей, как небо и дыханье.

     Таков горе́ — духов блаженных свет,

Лишь в небесах сияет он, небесный;

В ночи греха, на дне ужасной бездны,

Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.

На севере мрачном, на дикой скале

     Кедр одинокий под снегом белеет,

И сладко заснул он в инистой мгле,

     И сон его вьюга лелеет.

Про юную пальму все снится ему,

     Что в дальных пределах Востока,

Под пламенным небом, на знойном холму

     Стоит и цветет, одинока...

Друг, откройся предо мною —^*

Ты не призрак ли какой,

Как выводит их порою

Мозг поэта огневой!...

Нет, не верю: этих щечек,

Этих глазок милый свет,

Этот ангельский роточек —

Не создаст сего поэт.

Василиски и Вампиры,

Конь крылат и змий зубаст —

Вот мечты его кумиры, —

Их творить поэт горазд.

Но тебя, твой стан эфирный,

Сих ланит волшебный цвет,

Этот взор лукаво-смирный —

Не создаст сего поэт.

Ниса^*, Ниса, Бог с тобою!

Ты презрела дружний глас,

Ты поклонников толпою

Оградилася от нас.

Равнодушно и беспечно,

Легковерное дитя,

Нашу дань любви сердечной

Ты отвергнула шутя.

Нашу верность променяла

На неверный блеск, пустой, —

Наших чувств тебе, знать, мало,

Ниса, Ниса, Бог с тобой!

        Хладен, светел,

        День проснулся —

        Ранний петел

            Встрепенулся, —

     Дружина, воспрянь!

     Вставайте, о други!

            Бодрей, бодрей

            На пир мечей,

               На брань!..

     Пред нами наш вождь!

     Мужайтесь, о други, —

     И вслед за могучим

            Ударим грозой!..

     Вихрем помчимся

     Сквозь тучи и гром

     К солнцу победы

            Вслед за орлом!..

Где битва мрачнее, воители чаще,

Где срослися щиты, где сплелися мечи,

Туда он ударит — перун вседробящий —

И след огнезвездный и кровью горящий

Пророет дружине в железной ночи.

     За ним, за ним — в ряды врагов.

        Смелей, друзья, за ним!..

     Как груды скал, как море льдов —

        Прорвем их и стесним!..

        Хладен, светел,

        День проснулся —

        Ранний петел

        Встрепенулся —

     Дружина, воспрянь!..

Не кубок кипящий душистого меда

     Румяное утро героям вручит;

Не сладостных жен любовь и беседа

Вам душу согреет и жизнь оживит;

Но вас, обновленных прохладою сна, —

Кровавыя битвы подымет волна!..

     Дружина, воспрянь!..

     Смерть иль победа!..

        На брань!..

Слыхал ли в сумраке глубоком

Воздушной арфы легкий звон,

Когда полуночь, ненароком,

Дремавших струн встревожен сон?..

То потрясающие звуки,

То замирающие вдруг...

Как бы последний ропот муки,

В них отозвавшися, потух!

Дыханье каждое Зефира

Взрывает скорбь в ее струнах...

Ты скажешь: Ангельская лира

Грустит, в пыли, по небесах!

О, как тогда с земного круга

Душой к бессмертному летим!

Минувшее, как призрак друга,

Прижать к груди своей хотим.

Как верим верою живою,

Как сердцу радостно, светло!

Как бы эфирною струею

По жилам небо протекло.

Но, ах, не нам его судили;

Мы в небе скоро устаем, —

И не дано ничтожной пыли

Дышать божественным огнем.

Едва усилием минутным

Прервем на час волшебный сон,

И взором трепетным и смутным,

Привстав, окинем небосклон, —

И отягченною главою,

Одним лучом ослеплены,

Вновь упадаем не к покою,

Но в утомительные сны.

Что юный год дает цветам —

     Их девственный румянец;

Что зрелый год дает плодам —

     Их царственный багрянец;

Что нежит взор и веселит,

     Как перл, в морях цветущий;

Что греет душу и живит,

     Как нектар всемогущий:

Весь цвет сокровищниц мечты,

     Весь полный цвет творенья,

И, словом, небо красоты

     В лучах воображенья, —

Все, все Поэзия слила

     В тебе одной — Саконтала́.

Как тихо веет над долиной

Далекий колокольный звон —

Как шорох стаи журавлиной,

И в шуме листьев замер он...

Как море вешнее в разливе,

Светлея, не колыхнет день —

И торопливей, молчаливей

Ложится по долине тень!..

Вас развратило Самовластье,

И меч его вас поразил, —

И в неподкупном беспристрастье

Сей приговор Закон скрепил.

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена —

И ваша память для потомства,

Как труп в земле, схоронена.

О жертвы мысли безрассудной,

Вы уповали, может быть,

Что станет вашей крови скудной,

Чтоб вечный полюс растопить!

Едва, дымясь, она сверкнула

На вековой громаде льдов,

Зима железная дохнула —

И не осталось и следов.

Как медлит путника вниманье

    На хладных камнях гробовых,

Так привлечет друзей моих

    Руки знакомой начертанье!..

Чрез много, много лет оно

    Напомнит им о прежнем друге:

«Его — нет боле в вашем круге;

    Но сердце здесь погребено!..»

Как порою светлый месяц^*

Выплывает из-за туч —

Так, один, в ночи былого

Светит мне отрадный луч.

Все на палубе сидели —

Вдоль по Реину неслись,

Зеленеющие бреги

Перед нами раздались.

И у ног прелестной дамы

Я в раздумии сидел,

И на милом, бледном лике

Тихий вечер пламенел.

Дети пели, в бубны били,

Шуму не было конца —

И лазурней стало небо,

И просторнее сердца.

Сновиденьем пролетали

Горы, замки на горах —

И светились, отражаясь,

В милых спутницы очах.

Вот арфа ее в обычайном углу,

Гвоздики и розы стоят у окна,

Полуденный луч задремал на полу:

Условное время! Но где же она?

О! кто мне поможет шалунью сыскать,

Где, где приютилась Сильфида моя?..

Волшебную близость, как бы благодать,

Разлитую в воздухе, чувствую я.

Гвоздики недаром лукаво глядят,

Недаром, о розы, на ваших листах

Жарчее румянец, свежей аромат:

Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!

Не арфы ль твоей мне послышался звон?

В струнах ли мечтаешь укрыться златых?

Металл содрогнулся, тобой оживлен,

И сладостный трепет еще не затих.

Как пляшут пылинки в полдневных лучах!

Как искры живые в родимом огне!

Видал я сей пламень в знакомых очах,

Его упоенье известно и мне.

Влетел мотылек, и с цветка на другой,

Притворно-беспечный, он начал порхать.

О, полно кружиться, мой гость дорогой!

Могу ли, воздушный, тебя не узнать?

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые!

Вот дождик брызнул, пыль летит...

Повисли перлы дождевые,

И солнце нити золотит...

С горы бежит поток проворный,

В лесу не молкнет птичий гам,

И гам лесной, и шум нагорный —

Все вторит весело громам...

Ты скажешь: ветреная Геба^*,

Кормя Зевесова орла^*,

Громокипящий кубок с неба,

Смеясь, на землю пролила!

Ты любишь, ты притворствовать умеешь —

Когда в толпе, украдкой от людей,

Моя нога касается твоей,

Ты мне ответ даешь и не краснеешь!

Все тот же вид рассеянный, бездушный,

Движенье персей, взор, улыбка та ж —

Меж тем твой муж, сей ненавистный страж,

Любуется твоей красой послушной.

Благодаря и людям и судьбе,

Ты тайным радостям узнала цену,

Узнала свет: он ставит нам в измену

Все радости... Измена льстит тебе.

Стыдливости румянец невозвратный,

Он улетел с твоих младых ланит —

Так с юных роз Авроры луч бежит

С их чистою душою ароматной.

Но так и быть! в палящий летний зной

Лестней для чувств, приманчивей для взгляда

Смотреть в тени, как в кисти винограда

Сверкает кровь сквозь зелени густой!

Уж солнца раскаленный шар

С главы своей земля скатила,

И мирный вечера пожар

Волна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошли

И тяготеющий над нами

Небесный свод приподняли

Своими влажными главами.

Река воздушная полней

Течет меж небом и землею,

Грудь дышит легче и вольней,

Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,

По жилам пробежал природы,

Как бы горячих ног ея

Коснулись ключевые воды.

Еще шумел веселый день,

Толпами улица блистала,

И облаков вечерних тень

По светлым кровлям пролетала.

Весенней негой утомлен,

Вдался я в сладкое забвенье:

Не знаю, долог ли был сон,

Но странно было пробужденье.

Безмолвно в сумраке ночном

Ходило лунное сиянье,

И ночи зыбкое молчанье

Едва струилось ветерком.

Украдкою в мое окно

Глядело бледное светило,

И мне казалось, что оно

Мою дремоту сторожило.

И между тем, какой-то Гений

Из области цветущей Дня

Стезею тайной Сновидений

В страну Теней увел меня.

Лазурь небесная смеется,

Ночной омытая грозой,

И между гор росисто вьется

Долина светлой полосой.

Лишь высших гор до половины

Туманы покрывают скат,

Как бы воздушные руины

Волшебством созданных палат.

Уже полдневная пора

Палит отвесными лучами, —

И задымилася гора

С своими черными лесами.

Внизу, как зеркало стальное,

Синеют озера струи,

И с камней, блещущих на зное,

В родную глубь спешат ручьи.

И между тем как полусонный

Наш дольний мир, лишенный сил,

Проникнут негой благовонной,

Во мгле полуденной почил, —

Горе́, как божества родные,

Над издыхающей землей

Играют выси ледяные

С лазурью неба огневой.

Лениво дышит полдень мглистый,

Лениво катится река —

И в тверди пламенной и чистой

Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,

Дремота жаркая объемлет —

И Сам теперь великий Пан

В пещере нимф спокойно дремлет.

Душой весны природа ожила,

И блещет все в торжественном покое:

Лазурь небес, и море голубое,

И дивная гробница^*, и скала!

Древа кругом покрылись новым цветом,

И тени их, средь общей тишины,

Чуть зыблются дыханием волны

На мраморе, весною разогретом...

Давно ль умолк Перун^* его побед,

И гул от них стоит доселе в мире...

· · ·

· · ·

И ум людей великой тенью полн,

А тень его, одна, на бреге диком,

Чужда всему, внимает шуму волн

И тешится морских пернатых криком...

Высокого предчувствия^*

Порывы и томленье,

Души, господства жаждущей,

Кипящее стремленье

И замыслов событие

Несбыточных, как сон, —

Все испытал он! — счастие,

Победу, заточенье,

И все судьбы пристрастие,

И все ожесточенье! —

Два раза брошен был во прах

И два раза на трон!..

Явился: два столетия

В борении жестоком,

Его узрев, смирились вдруг,

Как пред всесильным Роком,

Он повелел умолкнуть им

И сел меж них судьей!

Исчез — и в ссылке довершил

Свой век неимоверный —

Предмет безмерной зависти

И жалости безмерной,

Предмет вражды неистовой,

Преданности слепой!..

Как над главою тонущих

Растет громадой пенной

Сперва игравший ими вал —

И берег вожделенный

Вотще очам трепещущим

Казавший свысока, —

Так память над душой его,

Скопившись, тяготела!..

Как часто высказать себя

Душа сия хотела,

И, обомлев, на лист начатый

Вдруг падала рука!

Как часто пред кончиной дня —

Дня безотрадной муки, —

Потупив молнии очей,

Крестом сложивши руки,

Стоял он — и минувшее

Овладевало им!..

Он зрел в уме подвижные

Шатры, равнины боев,

Рядов пехоты длинный блеск,

Потоки конных строев,

Железный мир и дышащий

Велением одним!..

О, под толиким бременем

В нем сердце истомилось

И дух упал... Но сильная

К нему Рука спустилась —

И к небу, милосердая,

Его приподняла!..

Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,

     И в оный час явлений и чудес

     Живая колесница мирозданья

Открыто катится в святилище небес!

Тогда густеет ночь, как хаос на водах,

     Беспамятство, как Атлас, давит сушу;

     Лишь Музы девственную душу

В пророческих тревожат Боги снах!

«Аллах! пролей на нас твой свет!

Краса и сила правоверных!

Гроза гяуров^* лицемерных!

     Пророк твой — Магомет!..»

«О наша крепость и оплот!

Великий Бог! веди нас ныне,

Как некогда ты вел в пустыне^*

     Свой избранный народ!..»

Глухая полночь! Все молчит!

Вдруг... из-за туч луна блеснула

И над воротами Стамбула

     Олегов озарила щит^*.

О Николай, народов победитель,

Ты имя оправдал свое! Ты победил!

Ты, Господом воздвигнутый воитель,

Неистовство врагов его смирил...

Настал конец жестоких испытаний,

Настал конец неизреченных мук.

     Ликуйте, христиане!

     Ваш Бог, Бог милости и браней,

Исторг кровавый скиптр из нечестивых рук.

Тебе, тебе, послу его велений —

Кому сам Бог вручил свой страшный меч, —

Известь народ его из смертной тени

И вековую цепь навек рассечь.

Над избранной, о царь, твоей главою

Как солнце просияла благодать!

     Бледнея пред тобою,

     Луна покрылась тьмою —

Владычеству Корана не восстать...

Твой гневный глас послыша в отдаленье,

Содроглися Османовы врата:

Твоей руки одно лишь мановенье —

И в прах падут к подножию Креста.

Сверши свой труд, сверши людей спасенье.

Реки: «Да будет свет» — и будет свет!

     Довольно крови, слез пролитых,

     Довольно жен, детей избитых,

Довольно над Христом ругался Магомет!..

Твоя душа мирской не жаждет славы,

Не на земное устремлен твой взор.

Но Тот, о царь, кем держатся державы,

Врагам твоим изрек их приговор...

Он Сам от них лицо свое отводит,

Их злую власть давно подмыла кровь,

Над их главою ангел смерти бродит,

     Стамбул исходит —

Константинополь воскресает вновь...

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них!

     Часов однообразный бой,

Томительная ночи повесть!

Язык для всех равно чужой

И внятный каждому, как совесть!

     Кто без тоски внимал из нас,

Среди всемирного молчанья,

Глухие времени стенанья,

Пророчески-прощальный глас!

     Нам мнится: мир осиротелый

Неотразимый Рок настиг —

И мы, в борьбе, природой целой

Покинуты на нас самих;

     И наша жизнь стоит пред нами,

Как призрак на краю земли,

И с нашим веком и друзьями

Бледнеет в сумрачной дали;

     И новое, младое племя

Меж тем на солнце расцвело,

А нас, друзья, и наше время

Давно забвеньем занесло!

     Лишь изредка, обряд печальный

Свершая в полуночный час,

Металла голос погребальный

Порой оплакивает нас!

Войди со мной — пуста сия обитель,

Сего жилища одичали Боги,

Давно остыл алтарь их — и без смены

На страже здесь молчанье — на пороге

Не встретит нас с приветствием служитель,

На голос наш откликнутся лишь стены.

Зачем, о сын Камены

Любимейший, — ты, наделенный даром

Неугасимо-пламенного Слова,

Зачем бежал ты собственного крова,

Зачем ты изменил отцовским Ларам?

Ах, и куда, безвременно почивший,

Умчал тебя сей Вихрь, тебя носивший!..

Так некогда здесь был жилец могучий,

Здесь песнями дышал он — и дыханье

Не ветерка в черемухе душистой

Казалося игривое журчанье —

Нет — песнь его грозней гремящей тучи,

Как Божий Гнев, то мрачный, то огнистый,

Неслась по тверди мглистой, —

Вдруг над зеленой нивой или садом

Невыцветшим заклепы расторгала,

И мрак, и лед, и пламень извергала,

Огнем палила, бороздила градом, —

Местами лишь, где туча разрывалась,

Лазурь небес прелестно улыбалась!

Духов, гласят, неистовое пенье

Внимающих безумьем поражало, —

Так и его, как неземная Сила,

Все пропасти душевные взрывало,

На самом дне будило преступленье, —

Дыханье замирало, сердце ныло,

И нечто грудь теснило,

Как бы кругом воздушный слой, редея,

Земную кровь сосал из нашей жилы,

И нам в борьбе недоставало силы

Стряхнуть с себя господство чародея,

Пока он сам, как бы для посмеянья,

Своим жезлом не рушил обаянья!

И мудрено ль, что память о Высоком

Невольной грустью душу осенила!..

Не лебедем ты создан был Судьбою,

Купающим в волне румяной крыла,

Когда закат пылает над потоком

И он плывет, любуясь сам собою,

Между двойной зарею, —

Ты был Орел — и со скалы родимой,

Где свил гнездо — и в нем, как в колыбели,

Тебя качали бури и метели,

Во глубь небес нырял, неутомимый,

Над морем и землей парил высоко,

Но трупов лишь твое искало око!..

Злосчастный Дух! Как в зареве пожара

Твое кроваво-тусклое зерцало,

Блестящее в роскошном, свежем цвете,

И мир и жизнь так дико отражало!..

С печатью на челе святого дара

И скиптром власти в неземном Совете

Любил ты в мутном свете

Земную жизнь виденьями тревожить!..

В тебе самом, как бы в иносказанье,

Для нас воскресло грозное преданье,

Но распознать наш взор тебя не может —

Титан ли ты, чье сердце снедью Врана,

Иль сам ты Вран, терзающий Титана?..

Своих отцов покинул он обитель,

Где тени их скитаются безмолвны,

Где милые осталися залоги.

И как весь день метет крылами волны

Морская птица, скал пустынных житель, —

Так и ему по жизненной дороге

Пройти судили Боги,

Нигде не встретив мирной, светлой кущи!

И тщетно он, в борьбе с людьми, с собою,

Рвался схватить земное счастье с бою.

Над ним был Рок, враждебный, всемогущий!

Всходил за ним на снежные вершины,

Спускался в дол, переплывал пучины!..

То мчится Бард, беглец родного края,

Навстречу солнца, по стихии бурной,

Где Лиссабон, на жарком небе рдея,

Златым венцом объял залив лазурный, —

Там, где земля горит, благоухая,

И где плоды, на пыльных ветвях зрея,

Душистей и свежее, —

Тебя потом он огласил приветом,

Страна любви, геройства, приключений,

Где и поднесь их сладкопевный Гений

Как бы волшебным обвевает светом

Узорчатой Альгамбры колоннады

Иль рощи благовонные Гренады!..

То совершитель тризны благочестной,

Теней погибших окруженный роем,

Равнину ту обходит он с тоскою,

Где жребий мира выпал славным боем,

Где был судим сей Страшный Суд железный!..

Сия земля, клейменная Судьбою,

Под чуткою стопою

Дрожит еще невольно и поныне,

Как тундра крови, — здесь, в мученьях страшных,

Притоптаны ряды сердец отважных,

И слоем лег их пепел по равнине, —

Враждебные, они затихли вместе,

Те с жаждою, те в упоенье мести!..

Но дале Бард — и видит пред собою

Гроздоносящий вечно-юный Реин —

И там и сям, на выси виноградной,

Мелькает замок, и поднесь обвеян

Волшебной былью, мглисто-золотою!..

И вот, вдали, сияющий и хладный,

Возник титан громадный —

Швейцария!.. Там мир как за оградой,

Звучит рожок, поют вольней потоки,

В горах, как в чаще, озера глубоки,

Свет на холмах, в долинах тень с прохладой

И надо всем вершины ледяные,

То бледные, то огненно-живые!..

Потом с высот, где, разлучаясь, воды

В широкие, полдневные равнины,

Как бы на пир, стремят свое теченье,

Отколь не раз, как льдистые лавины,

Полночные срывалися народы, —

В Италию, родимое владенье,

Он сводит вдохновенье.

Небесный Дух сей край чудес обходит,

Высокий лавр и темный мирт колышет,

Под сводами чертогов светлых дышит,

С цветущих персей запах роз уводит

И шевелит прозрачной пеленою

Над дремлющей в руинах стариною!..

Но на Восток цветущий и пустынный

Влекло певца всесильное пристрастье,

В любимый край его воображенья!..

Сей мир насильства, лени, сладострастья

Он зрел еще перед его кончиной —

Где обнялись в роскошном запустенье

И жизнь и разрушенье —

И дружески цвели в вечернем свете

Вершины гор, где жил разбой веселый,

Там, за скалой, пирата парус белый,

Здесь рог луны, горящий на мечети,

И чистые остатки Парфенона

На девственном румянце небосклона.

Но ты расторг союз сего творенья,

Дух вольности, бессмертная Стихия!

И бой вспылал Отчаяния с Силой!..

Кровь полилась, как воды ключевые,

В ночи Земля пила их без зазренья,

Лишь Зарево, как светоч над могилой,

Горй над ней светило, —

И скоро ли — то провиденье знает —

Взойдет заря и бурный мрак развеет!..

Но юный день с любовью да светлеет

На месте том, где дух певца витает,

Где в сумраке болезненной надежды

Сомкнула смерть его земные вежды!..

Певец угас пред жертвенником брани!..

Но песнь его нигде не умолкала, —

Хоть из груди, истерзанной страстями,

Она нередко кровью вытекала,

Волшебный жезл не выпадал из длани,

Но двигал он лишь адскими Властями!..

В распре с небесами

Высокая Божественность мученья

Была ему загадкою враждебной.

И, упиваясь чашею врачебной,

Отравы жаждал он, не исцеленья, —

Вперенные в подземный ужас очи

Он отвращал от звездной славы Ночи!..

Таков он был, могучий, величавый,

Восторженный хулитель Мирозданья!.

Но зависти ль удел его достоин?..

Родительским добром существованья

Он приобрел даруемое славой!

Но был ли он сим демоном присвоен,

Иль счастлив, иль спокоен?..

Сиянье звезд, Денницы луч веселый

Души его, где вихри бушевали,

Лишь изредка угрюмость провевали.

Он стихнул днесь, вулкан перегорелый.

И позднее бессмертия светило

С ночных небес глядит в него уныло!..

Над морем, диким полуночным морем

Муж-юноша стоит —

В груди тоска, в уме сомненья —

И, сумрачный, он вопрошает волны:

«О, разрешите мне загадку жизни,

Мучительно-старинную загадку,

Над коей сотни, тысячи голов,

В египетских, халдейских шапках,

Гиероглифами ушитых,

В чалмах, и митрах, и скуфьях,

И с париками и обритых —

Тьмы бедных человеческих голов

Кружилися, и сохли, и потели —

Скажите мне, что значит человек?

Откуда он, куда идет,

И кто живет над звездным сводом?»

По-прежнему шумят и ропщут волны,

И дует ветр, и гонит тучи,

И звезды светят холодно и ясно —

Глупец стоит — и ждет ответа!

За нашим веком мы идем,^*

Как шла Креуза за Энеем^*:

Пройдем немного — ослабеем,

Убавим шагу — отстаем.

На старой башне, у реки,

Дух Рыцаря стоит —

И, лишь завидит челноки,

Приветом их дарит:

«Кипела кровь и в сей груди,

Кулак был из свинца,

И богатырский мозг в кости,

И кубок до конца!

Пробушевал полжизни я,

Другую проволок —

А ты плыви, плыви, ладья,

Куда несет поток!»

Запад, Норд и Юг в крушенье,^*

Троны, царства в разрушенье,

На Восток укройся дальный,

Воздух пить патриархальный!..

В играх, песнях, пированье

Обнови существованье!..

Там проникну, в сокровенных,

До истоков потаенных

Первородных поколений,

Гласу Божиих велений

Непосредственно внимавших

И ума не надрывавших!..

Память праотцев святивших,

Иноземию претивших, —

Где во всем хранилась мера,

Мысль — тесна, пространна — Вера,

Слово — в силе и почтенье,

Как живое откровенье!..

То у пастырей под кущей,

То в оазиси цветущей

С караваном отдохну я,

Ароматами торгуя:

Из пустыни в поселенья

Исслежу все направленья.

Песни Гафица святые

Усладят стези крутые:

Их Вожатый голосистый,

Распевая в тверди чистой,

В позднем небе звезды будит

И шаги верблюдов нудит.

То упьюся в банях ленью,

Верен Гафица ученью:

Дева-друг фату бросает,

Амвру с кудрей отрясает, —

И поэта сладкопевность

В девах райских будит ревность!..

И сие высокомерье

Не вменяйте в суеверье;

Знайте: все слова Поэта

Легким роем, жадным света,

У дверей стучатся Рая,

Дар бессмертья вымоляя!..

«Что там за звуки пред крыльцом,

За гласы пред вратами?..

В высоком тереме моем

Раздайся песнь пред нами!..»

Король сказал, и паж бежит,

Вернулся паж, король гласит:

«Скорей впустите старца!..»

«Хвала вам, витязи, и честь,

Вам, дамы, обожанья!..

Как звезды в небе перечесть!

Кто знает их названья!..

Хоть взор манит сей рай чудес,

Закройся взор — не время здесь

Вас праздно тешить, очи!»

Седой певец глаза смежил

И в струны грянул живо —

У смелых взор смелей горит,

У жен — поник стыдливо...

Пленился царь его игрой

И шлет за цепью золотой —

Почтить певца седого!..

«Златой мне цепи не давай,

Награды сей не стою,

Ее ты рыцарям отдай,

Бесстрашным среди бою;

Отдай ее своим дьякам,

Прибавь к их прочим тяготам

Сие златое бремя!..

На Божьей воле я пою,

Как птичка в поднебесье,

Не чая мзды за песнь свою —

Мне песнь сама возмездье!..

Просил бы милости одной,

Вели мне кубок золотой

Вином наполнить светлым!»

Он кубок взял и осушил

И слово молвил с жаром:

«Тот дом Сам Бог благословил,

Где это — скудным даром!..

Свою вам милость Он пошли

И вас утешь на сей земли,

Как я утешен вами!..»

Закралась в сердце грусть — и смутно

Я вспомянул о старине —

Тогда все было так уютно

И люди жили как во сне...

А нынче мир весь как распался:

Все кверху дном, все сбились с ног —

Господь-Бог на небе скончался,

И в аде Сатана издох.

Живут как нехотя на свете,

Везде брюзга, везде раскол, —

Не будь крохи любви в предмете,

Давно б из мира вон ушел.

Надежда и любовь, все, все погибло!..

И сам я, бледный, обнаженный труп,

Изверженный сердитым морем,

Лежу на берегу,

На диком, голом берегу!..

Передо мной — пустыня водяная,

За мной лежит и горе и беда —

А надо мной бредут лениво тучи,

Уродливые дщери неба!..

Они в туманные сосуды

Морскую черпают волну,

И с ношей вдаль, усталые, влекутся,

И снова выливают в море!..

Нерадостный и бесконечный труд!..

И суетный, как жизнь моя!..

   Волна шумит, морская птица стонет!

Минувшее повеяло мне в душу —

Былые сны, потухшие виденья,

Мучительно-отрадные встают!

   Живет на Севере жена!..

Прелестный образ, царственно-прекрасный!

Ее, как пальма, стройный стан

Обхвачен белой, сладострастной тканью,

Кудрей роскошных темная волна,

Как ночь богов блаженных, льется

С увенчанной косами головы!

И в легких кольцах тихо веет

Вкруг бледного умильного лица,

И из умильно-бледного лица

Отверсто-пламенное Око

Как черное сияет Солнце!..

   О черно-пламенное солнце,

О, сколько, сколько раз в лучах твоих

Я пил восторга дикий пламень,

И пил, и млел, и трепетал, —

И с кротостью небесно-голубиной

Твои уста улыбка обвевала,

И гордо-милые уста

Дышали тихими, как лунный свет, речами

И сладкими, как запах роз...

И Дух во мне, оживши, воскрылялся

И к Солнцу, как орел, парил...

   Молчите, птицы, не шумите, волны,

Все, все погибло, счастье и надежда,

Надежда и любовь!.. Я здесь, один, —

На дикий брег заброшенный грозою,

Лежу простерт — и рдеющим лицом

Сырой песок морской пучины рою!..

«Прекрасный будет день», — сказал товарищ,^*

Взглянув на небо из окна повозки. —

Так, день прекрасный будет, — повторило

За ним мое молящееся сердце

И вздрогнуло от грусти и блаженства!..

Прекрасный будет день! Свободы солнце

Живей и жарче будет греть, чем ныне

Аристокрация светил ночных!

И расцветет счастливейшее племя,

Зачатое в объятьях произвольных,

Не на одре железном принужденья,

Под строгим, под таможенным надзором

Духовных приставов, — и в сих душах

Вольнорожденных вспыхнет смело

Чистейший огнь идей и чувствований —

Для нас, рабов природных, непостижный!

Ах, и для них равно непостижима

Та будет ночь, в которой их отцы

Всю жизнь насквозь томились безотрадно

И бой вели отчаянный, жестокий,

Противу гнусных сов и ларв подземных,

Чудовищных Ерева порождений!..

Злосчастные бойцы, все силы духа,

Всю сердца кровь в бою мы истощили —

И бледных, преждевременно одряхших

Нас озарит победы поздний День!..

Младого Солнца свежее бессмертье

Не оживит сердец изнеможенных,

Ланит потухших снова не зажжет!

Мы скроемся пред ним, как бледный месяц!

Так думал я и вышел из повозки

И с утренней усердною молитвой

Ступил на прах, Бессмертьем освященный!..

Как под высоким триумфальным сводом

Громадных облаков всходило Солнце,

Победоносно, смело и светло,

Прекрасный день природе возвещая.

Но мне при виде сем так грустно было,

Как месяцу, еще заметной тенью

Бледневшему на небе. — Бедный месяц!

В глухую полночь, одиноко, сиро,

Он совершил свой горемычный путь,

Когда весь мир дремал — и пировали

Одни лишь совы, призраки, разбой;

И днесь пред юным днем, грядущим в славе,

С звучащими веселием лучами

И пурпурной разлитою зарей,

Он прочь бежит... еще одно воззренье

На пышное всемирное светило —

И легким паром с неба улетит.

Не знаю я и не ищу предвидеть,

Что мне готовит Муза! Лавр поэта

Почтит иль нет мой памятник надгробный?

Поэзия Душе моей была

Младенчески-Божественной игрушкой —

И суд чужой меня тревожил мало.

Но меч, друзья, на гроб мой положите!

Я воин был! я ратник был свободы,

И верою и правдой ей служил

Всю жизнь мою в ее священной брани!

Едва мы вышли из Трезенских врат,^*

Он сел на колесницу, окруженный

Своею, как он сам, безмолвной стражей.

Микенскою дорогой ехал он,

Отдав коням в раздумии бразды.

Сии живые, пламенные кони,

Столь гордые в обычном их пылу,

Днесь, с головой поникшей, мрачны, тихи,

Казалося, согласовались с ним.

Вдруг из морских пучин исшедший крик

Смутил кругом воздушное молчанье,

И в ту ж минуту страшный некий голос

Из-под Земли ответствует стенаньем.

В груди у всех оледенела кровь,

И дыбом стала чутких тварей грива.

Но вот, белея над равниной влажной,

Подъялся вал, как снежная гора, —

Возрос, приближился, о брег расшибся

И выкинул чудовищного зверя.

Чело его ополчено рогами,

Хребет покрыт желтистой чешуей.

Ужасный Вол, неистовый Дракон,

В бесчисленных изгибах вышел он.

Брег, зыблясь, стонет от его рыканья;

День, негодуя, светит на него;

Земля подвиглась; вал, его извергший,

Как бы объятый страхом, хлынул вспять.

Все скрылося, ища спасенья в бегстве, —

Лишь Ипполит, героя истый сын,

Лишь Ипполит, боязни недоступный,

Остановил коней, схватил копье

И, меткою направив сталь рукою,

Глубокой язвой зверя поразил.

Взревело чудо, боль копья почуя,

Беснуясь, пало под ноги коням

И, роя землю, из кровавой пасти

Их обдало и смрадом и огнем!

Страх обуял коней — они помчались,

Не слушаясь ни гласа, ни вожжей, —

Напрасно с ними борется Возница,

Они летят, багря удила пеной:

Бог некий, говорят, своим трезубцем

Их подстрекал в дымящиеся бедра...

Летят по камням, дебрям... ось трещит

И лопнула... Бесстрашный Ипполит

С изломанной, разбитой колесницы

На землю пал, опутанный вожжами, —

Прости слезам моим!... сей вид плачевный

Бессмертных слез причиной будет мне!

Я зрел, увы! как сына твоего

Влекли, в крови, им вскормленные кони!

Он кличет их... но их пугает клик —

Бегут, летят с истерзанным Возницей.

За ним вослед стремлюся я со стражей, —

Кровь свежая стезю нам указует.

На камнях кровь... на терниях колючих

Клоки волос кровавые повисли...

Наш дикий вопль равнину оглашает!

Но наконец неистовых коней

Смирился пыл... они остановились

Вблизи тех мест, где прадедов твоих

Прах царственный в гробах почиет древних!..

Я прибежал, зову... с усильем тяжким

Он, вежды приподняв, мне подал руку:

«Всевышних власть мой век во цвете губит.

Друг, не оставь Ариции моей!

Когда ж настанет день, что мой Родитель,

Рассеяв мрак ужасной клеветы,

В невинности сыновней убедится,

О, в утешенье сетующей тени,

Да облегчит он узнице своей

Удел ее!.. Да возвратит он ей...»

При сих словах Героя жизнь угасла,

И на руках моих, его державших,

Остался труп, свирепо искаженный,

Как знаменье богов ужасной кары,

Не распознаемый и для отцовских глаз!

Стяжать венок от вас не мечу,

Но ваши похвалы люблю,

Коль на пути своем их встречу.

Балласт хотя не назначает,

Куда и как плыть караблю,

Но ход его он облегчает.

Был царь, как мало их ныне, —

По смерть он верен был:

От милой, при кончине,

Он кубок получил.

Ценил его высоко

И часто осушал, —

В нем сердце сильно билось,

Лишь кубок в руки брал.

Когда ж сей мир покинуть

Пришел его черед,

Он делит все наследство, —

Но кубка не дает.

И в замок, что над морем,

Друзей своих созвал —

И с ними на прощанье,

Там сидя, пировал.

В последний раз упился

Он влагой огневой,

Над бездной наклонился

И в море — кубок свой...

На дно пал кубок морское, —

Он пал, пропал из глаз,

Забилось ретивое —

Царь пил в последний раз!..

Вы мне жалки, звезды-горемыки!

Так прекрасны, так светло горите,

Мореходцу светите охотно,

Без возмездья от богов и смертных!

Вы не знаете любви и ввек не знали!

Неудержно вас уводят Оры^*

Сквозь ночную беспредельность неба.

О! какой вы путь уже свершили

С той поры, как я в объятьях милой

Вас и полночь сладко забываю!

     Звучит, как древле, пред тобою

     Светило дня в строю планет

     И предначертанной стезею,

     Гремя, свершает свой полет!

     Ему дивятся Серафимы,

     Но кто досель Его постиг!

     Как в первый день непостижимы

     Дела, Всевышний, Рук твоих!

     И быстро, с быстротой чудесной

     Кругом вратится шар земной,

     Меняя тихий Свет небесный

     С глубокой Ночи темнотой.

     Морская хлябь гремит валами

     И роет каменный свой брег,

     И бездну вод с ее скалами

     Земли уносит быстрый бег!

     И беспрерывно бури воют

     И землю с края в край метут,

     И зыбь гнетут, и воздух роют,

     И цепь таинственную вьют.

     Вспылал предтеча-истребитель,

     Сорвавшись с тучи, грянул гром,

     Но мы во свете, Вседержитель,

     Твой хвалим день и мир поем.

     Тебе дивятся Серафимы!

     Тебе гремит небес хвала!

     Как в первый день, непостижимы,

     Господь! руки твоей Дела!

«Кто звал меня?» —

                        «О страшный вид!»

— «Ты сильным и упрямым чаром

Мой круг волшебный грыз недаром —

И днесь...» —

                    «Твой взор меня мертвит!»

— «Не ты ль молил, как исступленный,

Да узришь лик и глас услышишь мой?

Склонился я на клич упорный твой —

И се предстал!.. Какой же Страх презренный

Вдруг овладел, титан, твоей душой?..

Та ль эта грудь, чья творческая Сила

Мир целый создала, взлелеяла, взрастила

И в упоении отваги неземной,

С неутомимым напряженьем

До нас, Духов, возвыситься рвалась?

Ты ль это, Фауст? И твой ли был то глас,

Теснившийся ко мне с отчаянным моленьем?

Ты — Фауст? Сей бедный, беспомощный прах,

Проникнутый насквозь моим вдхновеньем,

Во всех души своей дрожащей глубинах?..»

  — «Не удручай сим пламенным презреньем

Главы моей! — не склонишь ты ея!

Так, Фауст Я! Дух, как ты! твой равный Я!..»

  — «Событий бурю и вал судеб,

  Вращаю я,

  Вздвигаю я,

Вею здесь, вею там, и высок и глубок!

  Смерть и Рожденье, Воля и Рок,

  Волны в боренье —

  Стихии во пренье —

  Жизнь в измененье —

  Вечный единый поток!..

Так шумит на стану моем ткань роковая,

И Богу прядется риза живая!..»

  — «Каким сродством неодолимым,

Бессмертный Дух! Влечешь меня к себе!»

  — «Лишь естеством, тобою постижимым,

Подобен ты — не мне!..»

Чего вы от меня хотите,

Чего в пыли вы ищете моей,

Святые гласы, там звучите,

Там, где сердца и чище и нежней.

Я слышу весть — но Веры нет для ней!

О, Вера, Вера, мать чудес родная,

Дерзну ли взор туда поднять,

Откуда весть летит благая!

Ах, но к нему с младенчества привычный,

Сей звук родимый, звук владычный,

Он к бытию манит меня опять!

Небес, бывало, лобызанье

Срывалось на меня в воскресной тишине,

Святых колоколов я слышал содроганье

В моей душевной глубине,

И сладостью живой была молитва мне!

Порыв души в союзе с небесами

Меня в леса и долы уводил —

И, обливаясь теплыми слезами,

Я новый мир себе творил.

Про игры юности веселой,

Про светлую весну благовестил сей глас —

Ах, и в торжественный сей час

Воспоминанье их мне душу одолело!

Звучите ж, гласы, вторься, гимн святой!

Слеза бежит! Земля, я снова твой!

Зачем губить в унынии пустом

Сего часа благое достоянье?

Смотри, как хижины с их зеленью кругом

Осыпало вечернее сиянье.

День пережит — и к небесам иным

Светило дня несет животворенье.

О, где крыло, чтоб взвиться вслед за ним,

Прильнуть к его лучам, следить его теченье?

У ног моих лежит прекрасный мир

И, вечно вечереющий, смеется —

Все выси в зареве, во всех долинах мир,

Сребристый ключ в златые реки льется.

Над цепью диких гор, лесистых стран

Полет богоподобный веет,

И уж вдали открылся и светлеет

С заливами своими океан.

Но светлый бог главу в пучины клонит —

И вдруг крыла таинственная мощь

Вновь ожила и вслед за уходящим гонит,

И вновь душа в потоках света тонет.

Передо мною день, за мною нощь.

В ногах равнина вод и небо над главою.

Прелестный сон... и суетный — прости!

К крылам души, парящим над землею,

Не скоро нам телесные найти.

Но сей порыв, сие и ввыспрь и вдаль стремленье,

Оно природное внушенье,

У всех людей оно в груди —

И оживает в нас порою,

Когда весной, над нашей головою,

Из облаков песнь жавронка звенит,

Когда над крутизной лесистой

Орел, ширяяся, парит,

Поверх озер иль степи чистой

Журавль на родину спешит.

Державный Дух! ты дал мне, дал мне все,

О чем молил я! Не вотще ко мне

Склонил в лучах сияющий свой лик!

Дал всю природу во владенье мне

И вразумил ее любить. Ты дал мне

Не гостем праздно-изумленным быть

На пиршестве у ней, но допустил

Во глубину груди ее проникнуть,

Как в сердце друга! Земнородных строй

Провел передо мной и научил —

В дуброве ль, в воздухе, иль в лоне вод —

В них братий познавать и их любить!

Когда ж в бору скрыпит и свищет буря,

Ель-великан дерев соседних с треском

Крушит в паденье ветви, глухо гул

Встает окрест и, зыблясь, стонет холм,

Ты в мирную ведешь меня пещеру,

И самого меня являешь ты

Очам души моей — и мир ее,

Чудесный мир, разоблачаешь мне!

Подымется ль, всеуслаждая, месяц

В сиянье кротком, и ко мне летят

С утеса гор, с увлажненного бора,

Сребристые веков минувших тени

И строгую утеху созерцанья

Таинственным влияньем умиляют!

Ты зрел его в кругу большого света —^*

То своенравно-весел, то угрюм,

Рассеян, дик иль полон тайных дум,

Таков поэт — и ты презрел поэта!

На месяц взглянь: весь день, как облак тощий,

Он в небесах едва не изнемог, —

Настала Ночь — и, светозарный Бог,

Сияет он над усыпленной рощей!

В толпе людей, в нескромном шуме дня^*

Порой мой взор, движенья, чувства, речи

Твоей не смеют радоваться встрече —

Душа моя! о, не вини меня!..

Смотри, как днем туманисто-бело

Чуть брезжит в небе месяц светозарный,

Наступит Ночь — и в чистое стекло

Вольет елей душистый и янтарный!

Пускай орел за облаками

Встречает молнии полет

И неподвижными очами

В себя впивает солнце свет.

Но нет завиднее удела,

О лебедь чистый, твоего —

И чистой, как ты сам, одело

Тебя стихией Божество.

Она, между двойною бездной,

Лелеет твой всезрящий сон —

И полной славой тверди звездной

Ты отовсюду окружен.

Как океан объемлет шар земной,^*

Земная жизнь кругом объята снами;

Настанет ночь — и звучными волнами

    Стихия бьет о берег свой.

То глас ее: он нудит нас и просит...

Уж в пристани волшебный ожил челн;

Прилив растет и быстро нас уносит

    В неизмеримость темных волн.

Небесный свод, горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины, —

И мы плывем, пылающею бездной

    Со всех сторон окружены.

О рьяный Конь, о Конь морской,

С бледно-зеленой гривой,

То смирный, ласково-ручной,

То бешено-игривый!

Ты буйным вихрем вскормлен был

В широком божьем поле —

Тебя он прядать научил,

Играть, скакать по воле!

Люблю тебя, когда стремглав

В своей надменной силе,

Густую гриву растрепав

И весь в пару и мыле,

К брегам направив бурный бег,

С веселым ржаньем мчишься,

Копыта кинешь в звонкий брег

И — в брызги разлетишься!..

Великий Карл, прости! — Великий, незабвенный,^*

Не сим бы голосом тревожить эти стены —

И твой бессмертный прах смущать, о исполин,

Жужжанием страстей, живущих миг один!

Сей европейский мир, руки твоей созданье,

Как он велик, сей мир! Какое обладанье!..

С двумя избранными вождями над собой —

И весь багрянородный сонм — под их стопой!..

Все прочие державы, власти и владенья —

Дары наследия, случайности рожденья, —

Но папу, кесаря сам Бог земле дает,

И Промысл через них нас случаем блюдет.

Так соглашает он устройство и свободу!

Вы все, позорищем служащие народу,

Вы, курфюрсты, вы, кардиналы, сейм, синклит,

Вы все ничто! Господь решит, Господь велит!..

Родись в народе мысль, зачатая веками,

Сперва растет в тени и шевелит сердцами —

Вдруг воплотилася и увлекла народ!..

Князья куют ей цепь и зажимают рот,

Но день ее настал, — и смело, величаво

Она вступила в сейм, явилась средь конклава,

И, с скипетром в руках иль митрой на челе,

Пригнула все главы венчанные к земле...

Так папа с кесарем всесильны — все земное

Лишь ими и чрез них. Так таинство живое

Явило небо их земле, — и целый мир —

Народы и цари — им отдан был на пир!..

Их воля строит мир и зданье замыкает,

Творит и рушит. — Сей решит, тот рассекает.

Сей Истина, тот Сила — в них самих

Верховный их закон, другого нет для них!..

Когда из алтаря они исходят оба —

Тот в пурпуре, а сей в одежде белой гроба,

Мир, цепенея, зрит в сиянье торжества

Сию чету, сии две полы божества!..

И быть одним из них, одним! О, посрамленье

Не быть им!.. и в груди питать сие стремленье!

О, как, как счастлив был почивший в сем гробу

Герой! Какую Бог послал ему судьбу!

Какой удел! и что ж? Его сия могила.

Так вот куда идет — увы! — все то, что было

Законодатель, вождь, правитель и герой,

Гигант, все времена превысивший главой,

Как тот, кто в жизни был Европы всей владыкой,

Чье титло было кесарь, имя Карл Великий,

Из славимых имен славнейшее поднесь,

Велик — велик, как мир, — а все вместилось здесь!

Ищи ж владычества и взвесь пригоршни пыли

Того, кто все имел, чью власть как Божью чтили.

Наполни грохотом всю землю, строй, возвысь

Свой столп до облаков, все выше, высь на высь —

Хотя б бессмертных звезд твоя коснулась слава,

Но вот ее предел!.. О царство, о держава,

О, что вы? все равно — не власти ль жажду я?

Мне тайный глас сулит: твоя она — моя —

О, если бы моя! Свершится ль предвещанье

Стоять на высоте и замыкать созданье,

На высоте — один — меж небом и землей

И видеть целый мир в уступах под собой:

Сперва цари, потом — на степенях различных —

Старейшины домов удельных и владычных,

Там доги, герцоги, церковные князья,

Там рыцарских чинов священная семья,

Там духовенство, рать, — а там, в дали туманной,

На самом дне — народ, несчетный, неустанный,

Пучина, вал морской, терзающий свой брег,

Стозвучный гул, крик, вопль, порою горький смех,

Таинственная жизнь, бессмертное движенье,

Где, что ни брось во глубь, и все они в движенье —

Зерцало грозное для совести царей

Жерло, где гибнет трон, всплывает мавзолей!

О, сколько тайн для нас в твоих пределах темных!

О, сколько царств на дне — как остовы огромных

Судов, свободную теснивших глубину,

Но ты дохнул на них — и груз пошел ко дну!

И мой весь этот мир, и я схвачу без страха

Мироправленья жезл! Кто я? Исчадье праха!

Душа хотела б быть звездой;^*

     Но не тогда, как с неба полуночи

Сии светила, как живые очи,

     Глядят на сонный мир земной, —

Но днем, когда, сокрытые как дымом

     Палящих солнечных лучей,

Они, как божества, горят светлей

     В эфире чистом и незримом.

Обеих вас я видел вместе —

И всю тебя узнал я в ней...

Та ж взоров тихость, нежность гласа,

Та ж прелесть утреннего часа,

Что веяла с главы твоей!..

И все, как в зеркале волшебном,

Все обозначилося вновь:

Минувших дней печаль и радость,

Твоя утраченная младость,

Моя погибшая любовь!..

Как над горячею золой^*

Дымится свиток и сгорает,

И огнь, сокрытый и глухой,

Слова и строки пожирает —

Так грустно тлится жизнь моя

И с каждым днем уходит дымом,

Так постепенно гасну я

В однообразье нестерпимом!..

О Небо, если бы хоть раз

Сей пламень развился по воле —

И, не томясь, не мучась доле,

Я просиял бы — и погас!

Угоден Зевсу^* бедный странник,

Над ним святой его покров!..

Домашних очагов изгнанник,

Он гостем стал благих богов!..

Сей дивный мир, их рук созданье,

С разнообразием своим,

Лежит развитый перед ним

В утеху, пользу, назиданье...

Чрез веси, грады и поля,

Светлея, стелется дорога, —

Ему отверста вся Земля —

Он видит все и славит Бога!..

Здесь, где так вяло свод небесный^*

На Землю тощую глядит, —

Здесь, погрузившись в сон железный,

Усталая природа спит!..

Лишь кой-где бледные березы,

Кустарник мелкий, мох седой,

Как лихорадочные грезы,

Смущают мертвенный покой.

Там, где с Землею обгорелой

Слился, как дым, небесный свод, —

Там в беззаботности веселой

Безумье жалкое живет...

Под раскаленными лучами,

Зарывшись в пламенных песках,

Оно стеклянными очами

Чего-то ищет в облаках...

То вспрянет вдруг и, чутким ухом

Припав к растреснутой Земле,

Чему-то внемлет жадным слухом

С довольством тайным на челе...

И мнит, что слышит струй кипенье,

Что слышит ток подземных Вод,

И колыбельное их пенье,

И шумный из Земли исход!..

Гроза прошла — еще курясь, лежал

Высокий дуб, перунами сраженный —

И сизый дым с ветвей его бежал

По зелени, грозою освеженной —

А уж давно, звучнее и полней,

Пернатых песнь по роще раздалася,

И радуга концом дуги своей

В зеленые вершины уперлася.

Оратор римский^* говорил

Средь бурь гражданских и тревоги:

«Я поздно встал^* — и на дороге

Застигнут ночью Рима был!»

Так!.. но, прощаясь с римской славой,

С Капитолийской высоты^*

Во всем величье видел ты

Закат звезды ее кровавой!..

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые —

Его призвали всеблагие

Как собеседника на пир.

Он их высоких зрелищ зритель,

Он в их совет допущен был —

И заживо, как небожитель,

Из чаши их бессмертье пил!

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои —

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, —

Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь —

Взрывая, возмутишь ключи,

Питайся ими — и молчи...

Лишь жить в себе самом умей —

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум —

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи —

Внимай их пенью — и молчи!..

Через^* ливонские^* я проезжал поля,

Вокруг меня все было так уныло...

Бесцветный грунт небес, песчаная Земля —

Все на душу раздумье наводило...

Я вспомнил о былом печальной сей земли —

Кровавую и мрачную ту пору,

Когда сыны ее, простертые в пыли,

Лобзали рыцарскую шпору...

И, глядя на тебя, пустынная река^*,

И на тебя, прибрежная дуброва,

«Вы, — мыслил я, — пришли издалека,

Вы, сверстники сего былого...»

Так! вам одним лишь удалось

Дойти до нас с брегов другого света.

О, если б про него хоть на один вопрос

Мог допроситься я ответа!..

Но твой, природа, мир о днях былых молчит

С улыбкою двусмысленной и тайной, —

Так отрок, чар ночных свидетель быв случайный,

Про них и днем молчание хранит...

Песок сыпучий по колени...^*

Мы едем — поздно — меркнет день —

И сосен, по дороге, тени

Уже в одну слилися тень.

Черней и чаще бор глубокий —

Какие грустные места!

Ночь хмурая, как зверь стоокий,

Глядит из каждого куста...

Есть в светлости осенних вечеров

Умильная, таинственная прелесть!..

Зловещий блеск и пестрота дерев,

Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь

Над грустно-сиротеющей землею

И, как предчувствие сходящих бурь,

Порывистый, холодный ветр порою,

Ущерб, изнеможенье — и на всем

Та кроткая улыбка увяданья,

Что в существе разумном мы зовем

Божественной стыдливостью страданья!..

Пусть сосны и ели

Всю зиму торчат,

В снега и метели

Закутавшись, спят —

Их тощая зелень,

Как иглы ежа,

Хоть ввек не желтеет,

Но ввек не свежа.

Мы ж, легкое племя,

Цветем и блестим

И краткое время

На сучьях гостим.

Все красное лето

Мы были в красе —

Играли с лучами,

Купались в росе!..

Но птички отпели,

Цветы отцвели,

Лучи побледнели —

Зефиры ушли.

Так что же нам даром

Висеть и желтеть?

Не лучше ль за ними

И нам улететь!

О буйные ветры,

Скорее, скорей!

Скорей нас сорвите

С докучных ветвей,

Сорвите, умчите,

Мы ждать не хотим,

Летите, летите!

Мы с вами летим!..

Сквозь лазурный сумрак ночи

Альпы снежные глядят —

Помертвелые их очи

Льдистым ужасом разят —

Властью некой обаянны,

До восшествия Зари

Дремлют, грозны и туманны,

Словно падшие цари!..

Но Восток лишь заалеет,

Чарам гибельным конец —

Первый в небе просветлеет

Брата старшего венец.

И с главы большого брата

На меньших бежит струя,

И блестит в венцах из злата

Вся воскресшая Семья!..

Люблю сей Божий гнев! Люблю сие, незримо

Во всем разлитое, таинственное Зло —

В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,

И в радужных лучах и в самом небе Рима.

Все та ж высокая, безоблачная твердь,

Все так же грудь твоя легко и сладко дышит —

Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет —

Все тот же запах роз, и это все есть Смерть!..

Как ведать, может быть, и есть в природе звуки,

Благоухания, цвета и голоса,

Предвестники для нас последнего часа

И усладители последней нашей муки —

И ими-то Судеб посланник роковой,

Когда сынов Земли из жизни вызывает,

Как тканью легкою свой образ прикрывает,

Да утаит от них приход ужасный свой!..

Сей день, я помню, для меня^*

Был утром жизненного дня:

Стояла молча предо мною,

Вздымалась грудь ее волною —

Алели щеки, как заря,

Все жарче рдея и горя!

И вдруг, как Солнце молодое,

Любви признанье золотое

Исторглось из груди ея...

И новый мир увидел я!..

Поток сгустился и тускнеет,^*

И прячется под твердым льдом,

И гаснет цвет, и звук немеет

В оцепененье ледяном, —

Лишь жизнь бессмертную ключа

Сковать всесильный хлад не может:

Она все льется — и, журча,

Молчанье мертвое тревожит.

Так и в груди осиротелой,

Убитой хладом бытия,

Не льется юности веселой,

Не блещет резвая струя, —

Но подо льдистою корой

Еще есть жизнь, еще есть ропот —

И внятно слышится порой

Ключа таинственного шепот!

О чем ты воешь, ветр ночной?^*

О чем так сетуешь безумно?..

Что значит странный голос твой,

То глухо-жалобный, то шумно?

Понятным сердцу языком

Твердишь о непонятной муке —

И роешь и взрываешь в нем

Порой неистовые звуки!..

О, страшных песен сих не пой

Про древний Хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,

Он с беспредельным жаждет слиться!..

О, бурь заснувших не буди,

Под ними Хаос шевелится!..

Еще в полях белеет снег,

А воды уж весной шумят —

Бегут и будят сонный брег,

Бегут и блещут и гласят —

Они гласят во все концы:

«Весна идет, весна идет!

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперед».

Весна идет, весна идет!

И тихих, теплых майских дней

Румяный, светлый хоровод

Толпится весело за ней!

В душном воздуха молчанье,^*

Как предчувствие грозы,

Жарче роз благоуханье,

Звонче голос стрекозы...

Чу! за белой, дымной тучей

Глухо прокатился гром;

Небо молнией летучей

Опоясалось кругом...

Жизни некий преизбыток

В знойном воздухе разлит,

Как божественный напиток

В жилах млеет и горит!

Дева, дева, что волнует

Дымку персей молодых?

Что мутится, что тоскует

Влажный блеск очей твоих?..

Что, бледнея, замирает

Пламя девственных ланит?

Что так грудь твою спирает

И уста твои палит?..

Сквозь ресницы шелковые

Проступили две слезы...

Иль то капли дождевые

Зачинающей грозы?..

Что ты клонишь над водами,^*

Ива, макушку свою!

И дрожащими листами,

Словно жадными устами,

Ловишь беглую струю?..

Хоть томится, хоть трепещет

Каждый лист твой над струей...

Но струя бежит и плещет

И, на солнце нежась, блещет

И смеется над тобой...

Вечер мглистый и ненастный...^*

Чу, не жаворонка ль глас?..

Ты ли, утра гость прекрасный,

В этот поздний, мертвый час?

Гибкий, резвый, звучно-ясный,

В этот мертвый, поздний час,

Как безумья смех ужасный,

Он всю душу мне потряс!..

И гроб опущен уж в могилу,^*

И все столпилося вокруг...

Толкутся, дышат через силу,

Спирает грудь тлетворный дух...

И над могилою раскрытой

В возглавии, где гроб стоит,

Ученый пастор, сановитый,

Речь погребальную гласит...

Вещает бренность человечью,

Грехопаденье, кровь Христа...

И умною, пристойной речью

Толпа различно занята...

А небо так нетленно-чисто,

Так беспредельно над землей...

И птицы реют голосисто

В воздушной бездне голубой...

Восток белел... Ладья катилась,^*

Ветрило весело звучало...

Как опрокинутое небо,

Под нами море трепетало...

Восток алел... Она молилась,

С кудрей откинув покрывало, —

Дышала на устах молитва,

Во взорах небо ликовало...

Восток вспылал... Она склонилась...

Блестящая поникла выя —

И по младенческим ланитам

Струились капли огневые...

Как птичка, раннею зарей^*

Мир, пробудившись, встрепенулся...

Ах, лишь одной главы моей

Сон благодатный не коснулся...

Хоть свежесть утренняя веет

В моих всклокоченных власах,

На мне, я чую, тяготеет

Вчерашний зной, вчерашний прах!..

О, как пронзительны и дики,

Как ненавистны для меня

Сей шум, движенье, говор, крики

Младого, пламенного дня...

О, как лучи его багровы,

Как жгут они мои глаза!..

О ночь, ночь, где твои покровы,

Твой тихий сумрак и роса!..

Обломки старых поколений,

Вы, пережившие свой век,

Как ваших жалоб, ваших пеней

Неправый праведен упрек!

Как грустно полусонной тенью,

С изнеможением в кости,

Навстречу солнцу и движенью

За новым племенем брести!..

Уста с улыбкою приветной,

Румянец девственных ланит

И взор твой светлый, искрометный —

Все к наслаждению манит...

Ах! этот взор, пылая страстью,

Любовь на легких крыльях шлет

И некою волшебной властью

Сердца в чудесный плен влечет.

Душа моя^*, Элизиум^* теней,

Теней безмолвных, светлых и прекрасных,

Ни помыслам годины буйной сей,

Ни радостям, ни горю не причастных!

Душа моя, Элизиум теней,

Что общего меж жизнью и тобою!

Меж вами, призраки минувших лучших дней,

И сей бесчувственной толпою?..

Над виноградными холмами^**

Плывут златые облака.

Внизу зелеными волнами

Шумит померкшая река —

Взор, постепенно из долины

Подъемлясь, всходит к высотам

И видит на краю вершины

Круглообразный, светлый Храм.

Там в горнем, неземном жилище,

Где смертной жизни места нет,

И легче и пустынно-чище

Струя воздушная течет.

Туда взлетая, звук немеет,

Лишь жизнь природы там слышна —

И нечто праздничное веет,

Как дней воскресных Тишина.

Нет, моего к тебе пристрастья^*

Я скрыть не в силах, мать-Земля.

Духов бесплотных сладострастья,

Твой верный сын, не жажду я —

Что пред тобой утеха рая,

Пора любви, пора весны,

Цветущее блаженство мая,

Румяный свет, златые сны?..

Весь день в бездействии глубоком

Весенний, теплый воздух пить,

На небе чистом и высоком

Порою облака следить,

Бродить без дела и без цели

И ненароком, на лету,

Набресть на свежий дух синели

Или на светлую мечту?

Как дочь родную на закланье^*

Агамемнон^* богам принес,

Прося попутных бурь дыханья

У негодующих небес, —

Так мы над горестной Варшавой

Удар свершили роковой,

Да купим сей ценой кровавой

России целость и покой!

Но прочь от нас венец бесславья,

Сплетенный рабскою рукой!

Не за коран^* самодержавья

Кровь русская лилась рекой!

Нет! нас одушевляло в бое

Не чревобесие меча,

Не зверство янычар ручное^*

И не покорность палача!

Другая мысль, другая вера

У русских билася в груди!

Грозой спасительной примера

Державы целость соблюсти,

Славян родные поколенья

Под знамя русское собрать

И весть на подвиг просвещенья

Единомысленных, как рать.

Сие-то высшее сознанье

Вело наш доблестный народ —

Путей небесных оправданье

Он смело на себя берет.

Он чует над своей главою

Звезду в незримой высоте

И неуклонно за звездою

Спешит к таинственной мете!

Ты ж, братскою стрелой пронзенный,

Судеб свершая приговор,

Ты пал, орел одноплеменный,

На очистительный костер!

Верь слову русского народа:

Твой пепл мы свято сбережем,

И наша общая свобода,

Как феникс^*, зародится в нем.

«Все бешеней буря, все злее и злей,^*

Ты крепче прижмися к груди моей».

— «О милый, милый, небес не гневи,

Ах, время ли думать о грешной любви!»

— «Мне сладок сей бури порывистый глас,

На ложе любви он баюкает нас».

— «О вспомни про море, про бедных пловцов,

Господь милосердный, будь бедным покров!»

— «Пусть там, на раздолье, гуляет волна,

В сей мирный приют не ворвется она».

— «О милый, умолкни, о милый, молчи,

Ты знаешь, кто на море в этой ночи?!»

И голос стенящий дрожал на устах,

И оба, недвижны, молчали впотьмах.

Гроза приутихла, ветер затих,

Лишь маятник слышен часов стенных —

Но оба, недвижны, молчали впотьмах,

Над ними лежал таинственный страх...

Вдруг с треском ужасным рассыпался гром,

И дрогнул в основах потрясшийся дом.

Вопль детский раздался, отчаян и дик,

И кинулась мать на младенческий крик.

Но в детский покой лишь вбежала она,

Вдруг грянулась об пол, всех чувств лишена.

Под молнийным блеском, раздвинувшим мглу,

Тень мужа над люлькой сидела в углу!

О, не кладите меня

В землю сырую:

Скройте, заройте меня

В траву густую!..

Пускай дыханье ветерка

Шевелит травою —

Свирель поет издалека,

Светло и тихо облака

Плывут надо мною...

На древе человечества высоком^*

Ты лучшим был его листом,

Воспитанный его чистейшим соком,

Развит чистейшим солнечным лучом!

С его великою душою

Созвучней всех на нем ты трепетал!

Пророчески беседовал с грозою

Иль весело с зефирами играл!

Не поздний вихрь, не бурный ливень летний

Тебя сорвал с родимого сучка:

Был многих краше, многих долголетней,

И сам собою пал, как из венка!

С горы скатившись, камень лег в долине —

Как он упал? никто не знает ныне —

Сорвался ль он с вершины сам собой,

Иль был низринут волею чужой!..

Столетье за столетьем пронеслося,

Никто еще не разрешил вопроса...

И море и буря качали наш челн;

Я, сонный, был предан всей прихоти волн —

Две беспредельности были во мне,

И мной своевольно играли оне,

Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы,

Окликалися ветры и пели валы —

Я в хаосе звуков лежал оглушен,

Но над хаосом звуков носился мой сон.

Болезненно-яркий, волшебно-немой,

Он веял легко над гремящею тьмой...

В лучах огневицы развил он свой мир —

Земля зеленела, светился эфир...

Сады-лавиринфы, чертоги, столпы,

И сонмы кипели безмолвной толпы —

Я много узнал мне неведомых лиц,

Зрел тварей волшебных, таинственных птиц...

По высям творенья, как бог, я шагал,

И мир подо мною недвижный сиял...

Но все грезы насквозь, как волшебника вой,

Мне слышался грохот пучины морской,

И в тихую область видений и снов

Врывалася пена ревущих валов...

     Пришлося кончить жизнь в овраге:^*

     Я слаб и стар — нет сил терпеть!

     «Пьет, верно», — скажут о бродяге, —

     Лишь бы не вздумали жалеть!

     Те, уходя, пожмут плечами,

     Те бросят гривну бедняку!

Счастливый путь, друзья! Бог с вами!

Я и без вас мой кончить век могу!

     Насилу годы одолели,

     Знать, люди с голода не мрут.

     Авось, — я думал, — на постели

     Они хоть умереть дадут.

     Но их больницы и остроги —

     Все полно! Силой не войдешь!

Ты вскормлен на большой дороге —

Где жил и рос , старик, там и умрешь.

     Я к мастерам ходил сначала,

     Хотел кормиться ремеслом.

     «С нас и самих работы мало!

     Бери суму, да бей челом».

     К вам, богачи, я потащился,

     Грыз кости с вашего стола,

Со псами вашими делился, —

Но я, бедняк, вам не желаю зла.

     Я мог бы красть, я — Ир убогой^*,

     Но стыд мне руки оковал;

     Лишь иногда большой дорогой

     Я дикий плод с дерев сбивал...

     За то, что нищ был, между вами

     Век осужден на сиротство...

     Не раз сидел я за замками,

     Но солнца свет — кто продал вам его?

     Что мне до вас и вашей славы,

     Торговли, вольностей, побед?

     Вы все передо мной неправы —

     Для нищего отчизны нет!

     Когда пришелец вооруженный

     Наш пышный город полонил,

Глупец, я плакал, раздраженный,

Я клял врага, а враг меня кормил!

     Зачем меня не раздавили,

     Как ядовитый гад какой?

     Или зачем не научили —

     Увы! — полезной быть пчелой!

     Из ваших, смертные, объятий

     Я был извержен с первых <лет>,

Я в вас благословил бы братий, —

Днесь при смерти бродяга вас клянет!

В которую из двух влюбиться

Моей судьбой мне суждено?

Прекрасна дочь и мать прекрасна,

Различно милы, но равно.

Неопытно-младые члены

Как сладко ум тревожат мой! —

Но гениальных взоров прелесть

Всесильна над моей душой.

В раздумье, хлопая ушами,

Стою, как Буриданов друг

Меж двух стогов стоял, глазея:

Который лакомей из двух?..

О арфа^* скальда^*! Долго ты спала

В тени, в пыли забытого угла;

Но лишь луны, очаровавшей мглу,

Лазурный свет блеснул в твоем углу,

Вдруг чудный звон затрепетал в струне,

Как бред души, встревоженной во сне.

Какой он жизнью на тебя дохнул?

Иль старину тебе он вспомянул —

Как по ночам здесь сладострастных дев

Давно минувший вторился напев,

Иль в сих цветущих и поднесь садах

Их легких ног скользил незримый шаг?

Я лютеран люблю богослуженье,^*

Обряд их строгий, важный и простой —

Сих голых стен, сей храмины пустой^*

Понятно мне высокое ученье.

Не видите ль? Собравшися в дорогу,

В последний раз вам вера предстоит:

Еще она не перешла порогу,

Но дом ее уж пуст и гол стоит, —

Еще она не перешла порогу,

Еще за ней не затворилась дверь...

Но час настал, пробил... Молитесь Богу,

В последний раз вы молитесь теперь.

Из края в край, из града в град^*

Судьба, как вихрь, людей метет,

И рад ли ты, или не рад,

Что нужды ей?.. Вперед, вперед!

Знакомый звук нам ветр принес:

Любви последнее прости...

За нами много, много слез,

Туман, безвестность впереди!..

«О, оглянися, о, постой,

Куда бежать, зачем бежать?..

Любовь осталась за тобой,

Где ж в мире лучшего сыскать?

Любовь осталась за тобой,

В слезах, с отчаяньем в груди...

О, сжалься над своей тоской,

Свое блаженство пощади!

Блаженство стольких, стольких дней

Себе на память приведи...

Все милое душе твоей

Ты покидаешь на пути!..»

Не время выкликать теней:

И так уж этот мрачен час.

Усопших образ тем страшней,

Чем в жизни был милей для нас.

Из края в край, из града в град

Могучий вихрь людей метет,

И рад ли ты, или не рад,

Не спросит он... Вперед, вперед!

Как сладко дремлет сад темнозеленый,^*

Объятый негой ночи голубой,

Сквозь яблони, цветами убеленной,

Как сладко светит месяц золотой!..

Таинственно, как в первый день созданья,

В бездонном небе звездный сонм горит,

Музыки дальной слышны восклицанья,

Соседний ключ слышнее говорит...

На мир дневной спустилася завеса,

Изнемогло движенье, труд уснул...

Над спящим градом, как в вершинах леса,

Проснулся чудный, еженочный гул...

Откуда он, сей гул непостижимый?..

Иль смертных дум, освобожденных сном,

Мир бестелесный, слышный, но незримый,

Теперь роится в Хаосе ночном?..

Тени сизые смесились,^*

Цвет поблекнул, звук уснул —

Жизнь, движенье разрешились

В сумрак зыбкий, в дальний гул...

Мотылька полет незримый

Слышен в воздухе ночном...

Час тоски невыразимой!..

Всё во мне, и я во всем!..

Сумрак тихий, сумрак сонный,

Лейся в глубь моей души,

Тихий, томный, благовонный,

Все залей и утиши —

Чувства мглой самозабвенья

Переполни через край!..

Дай вкусить уничтоженья,

С миром дремлющим смешай!

Какое дикое ущелье!^*

Ко мне навстречу ключ бежит —

Он в дол спешит на новоселье...

Я лезу вверх, где ель стоит.

Вот взобрался я на вершину,

Сижу здесь радостен и тих...

Ты к людям, ключ, спешишь в долину —

Попробуй, каково у них!

С поляны коршун поднялся,^*

Высоко к небу он взвился;

Все выше, дале вьется он —

И вот ушел за небосклон.

Природа-мать ему дала

Два мощных, два живых крыла —

А я здесь в поте и в пыли,

Я, царь земли, прирос к земли!..

Я помню время золотое,^*

Я помню сердцу милый край:

День вечерел; мы были двое;

Внизу, в тени, шумел Дунай.

И на холму, там, где, белея,

Руина замка в даль глядит,

Стояла ты, младая Фея,

На мшистый опершись гранит, —

Ногой младенческой касаясь

Обломков груды вековой;

И солнце медлило, прощаясь

С холмом, и замком, и тобой.

И ветер тихий мимолетом

Твоей одеждою играл

И с диких яблонь цвет за цветом

На плечи юные свевал.

Ты беззаботно вдаль глядела...

Край неба дымно гас в лучах;

День догорал; звучнее пела

Река в померкших берегах.

И ты с веселостью беспечной

Счастливый провожала день;

И сладко жизни быстротечной

Над нами пролетала тень.

Там, где горы, убегая,^*

В светлой тянутся дали,

Пресловутого Дуная

Льются вечные струи...

Там-то, бают, в стары годы,

По лазуревым ночам,

Фей вилися хороводы

Под водой и по водам;

Месяц слушал, волны пели,

И, навесясь с гор крутых,

Замки рыцарей глядели

С сладким ужасом на них.

И лучами неземными,

Заключен и одинок,

Перемигивался с ними

С древней башни огонек.

Звезды с неба им внимали,

Проходя за строем строй,

И беседу продолжали

Тихомолком меж собой.

В панцирь дедовский закован,

Воин-сторож на стене

Слышал, тайно очарован,

Дальний гул, как бы во сне.

Чуть дремотой забывался,

Гул яснел и грохотал...

Он с молитвой просыпался

И дозор свой продолжал.

Все прошло, все взяли годы —

Поддался и ты судьбе,

О Дунай, и пароходы

Нынче рыщут по тебе.

Сижу задумчив и один,^*

На потухающий камин

    Сквозь слез гляжу...

С тоскою мыслю о былом

И слов в унынии моем

    Не нахожу.

Былое было ли когда?

Что ныне — будет ли всегда?..

    Оно пройдет —

Пройдет оно, как все прошло,

И канет в темное жерло

    За годом год.

За годом год, за веком век...

Что ж негодует человек,

    Сей злак земной!..

Он быстро, быстро вянет — так,

Но с новым летом новый злак

    И лист иной.

И снова будет все, что есть,

И снова розы будут цвесть,

    И терны тож...

Но ты, мой бедный, бедный цвет,

Тебе уж возрожденья нет,

    Не расцветешь!

Ты сорван был моей рукой,

С каким блаженством и тоской,

    То знает Бог!..

Останься ж на груди моей,

Пока любви не замер в ней

    Последний вздох.

Зима недаром злится,^*

Прошла ее пора —

Весна в окно стучится

И гонит со двора.

И все засуетилось,

Все нудит Зиму вон —

И жаворонки в небе

Уж подняли трезвон.

Зима еще хлопочет

И на Весну ворчит:

Та ей в глаза хохочет

И пуще лишь шумит...

Взбесилась ведьма злая

И, снегу захватя,

Пустила, убегая,

В прекрасное дитя...

Весне и горя мало:

Умылася в снегу

И лишь румяней стала

Наперекор врагу.

Смотри, как облаком живым

Фонтан сияющий клубится;

Как пламенеет, как дробится

Его на солнце влажный дым.

Лучом поднявшись к небу, он

Коснулся высоты заветной —

И снова пылью огнецветной

Ниспасть на землю осужден.

О смертной мысли водомет,

О водомет неистощимый!

Какой закон непостижимый

Тебя стремит, тебя мятет?

Как жадно к небу рвешься ты!..

Но длань незримо-роковая,

Твой луч упорный преломляя,

Свергает в брызгах с высоты...

Яркий снег сиял в долине —^*

Снег растаял и ушел;

Вешний злак блестит в долине —

Злак увянет и уйдет.

Но который век белеет

Там, на высях снеговых?

А заря и ныне сеет

Розы свежие на них!..

Не то, что мните вы, природа:^*

Не слепок, не бездушный лик...

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык...

· · ·

· · ·

· · ·

· · ·

Вы зрите лист и цвет на древе:

Иль их садовник приклеил?

Иль зреет плод в родимом чреве

Игрою внешних, чуждых сил?

· · ·

· · ·

· · ·

· · ·

Они не видят и не слышат,

Живут в сем мире, как впотьмах!

Для них и солнцы, знать, не дышат

И жизни нет в морских волнах!

Лучи к ним в душу не сходили,

Весна в груди их не цвела,

При них леса не говорили

И ночь в звездах нема была!

И языками неземными,

Волнуя реки и леса,

В ночи не совещалась с ними

В беседе дружеской гроза!

Не их вина: пойми, коль может,

Органа жизнь глухонемой!

Увы, души в нем не встревожит

И голос матери самой!

Еще земли печален вид,^*

А воздух уж весною дышит,

И мертвый в поле стебль колышет,

И елей ветви шевелит —

Еще природа не проснулась,

Но сквозь редеющего сна

Весну послышала она

И ей невольно улыбнулась...

Душа, душа, спала и ты...

Но что же вдруг тебя волнует,

Твой сон ласкает и целует

И золотит твои мечты?..

Блестят и тают глыбы снега,

Блестит лазурь, играет кровь...

Или весенняя то нега?..

Или то женская любовь?..

И чувства нет в твоих очах,^*

И правды нет в твоих речах,

И нет души в тебе —

Мужайся, сердце, до конца —

И нет в творении Творца!

И смысла нет в мольбе!

Люблю глаза твои, мой друг,^*

С игрой их пламенно-чудесной,

Когда их приподымешь вдруг

И, словно молнией небесной,

Окинешь бегло целый круг...

Но есть сильней очарованья:

Глаза, потупленные ниц

В минуты страстного лобзанья,

И сквозь опущенных ресниц

Угрюмый, тусклый огнь желанья.

Вчера, в мечтах обвороженных,^*

С последним месяца лучом

На веждах, томно озаренных,

Ты поздним позабылась сном...

Утихло вкруг тебя молчанье,

И тень нахмурилась темней,

И груди ровное дыханье

Струилось в воздухе слышней...

Но сквозь воздушный завес окон

Недолго лился мрак ночной,

И твой, взвеваясь, сонный локон

Играл с незримою мечтой...

Вот тихоструйно, тиховейно,

Как ветерком занесено,

Дымно-легко, мглисто-лилейно

Вдруг что-то порхнуло в окно...

Вот невидимкой пробежало

По темно брезжущим коврам,

Вот, ухватясь за одеяло,

Взбираться стало по краям —

Вот, словно змейка извиваясь,

Оно на ложе взобралось,

Вот, словно лента, развеваясь,

Меж пологами развилось...

Вдруг животрепетным сияньем

Коснувшись персей молодых,

Румяным, громким восклицаньем

Раскрыло шелк ресниц твоих!

Из чьей руки свинец смертельный

Поэту сердце растерзал?

Кто сей божественный фиал

Разрушил, как сосуд скудельный?

Будь прав или виновен он

Пред нашей правдою земною,

Навек он высшею рукою

В «цареубийцы» заклеймен.

Но ты, в безвременную тьму

Вдруг поглощенная со света,

Мир, мир тебе, о тень поэта,

Мир светлый праху твоему!..

Назло людскому суесловью

Велик и свят был жребий твой!..

Ты был богов орган живой,

Но с кровью в жилах... знойной кровью.

И сею кровью благородной

Ты жажду чести утолил —

И осененный опочил

Хоругвью горести народной.

Вражду твою пусть Тот рассудит,

Кто слышит пролитую кровь...

Тебя ж, как первую любовь,

России сердце не забудет!..

Так здесь-то суждено нам было

Сказать последнее прости...

Прости всему, чем сердце жило —

Что, жизнь твою убив, ее испепелило

     В твоей измученной груди!..

Прости... Чрез много, много лет —

Ты будешь помнить с содроганьем

Сей край, сей брег с его полуденным сияньем,

Где вечный блеск и долгий цвет —

Где поздних, бледных роз дыханьем

     Декабрьский воздух разогрет...

С какою негою, с какой тоской влюбленной^*

Твой взор, твой страстный взор изнемогал на нем!

Бессмысленно-нема... нема, как опаленный

     Небесной молнии огнем!

Вдруг, от избытка чувств, от полноты сердечной,

Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц...

Но скоро добрый сон, младенчески-беспечный,

     Сходил на шелк твоих ресниц —

И на руки к нему глава твоя склонялась,

И матери нежней тебя лелеял он...

Стон замирал в устах... дыханье уравнялось —

     И тих и сладок был твой сон.

А днесь... О, если бы тогда тебе приснилось,

Что будущность для нас обоих берегла...

Как уязвленная, ты б с воплем пробудилась,

     Иль в сон иной бы перешла.

Давно ль, давно ль, о Юг блаженный,^*

Я зрел тебя лицом к лицу —

И ты, как бог разоблаченный,

Доступен был мне, пришлецу?..

Давно ль — хотя без восхищенья,

Но новых чувств недаром полн —

И я заслушивался пенья

Великих Средиземных волн?

Но песнь их, как во время оно,

Полна гармонии была,

Когда из их родного лона

Киприда светлая всплыла...

Они все те же и поныне —

Все так же блещут и звучат —

По их лазоревой равнине

Святые призраки скользят.

Но я, я с вами распростился —

Я вновь на Север увлечен...

Вновь надо мною опустился

Его свинцовый небосклон...

Здесь воздух колет... Снег обильный

На высотах и в глубине —

И холод, чародей всесильный,

Один здесь царствует вполне.

Но там, за этим царством вьюги,

Там, там, на рубеже земли,

На золотом, на светлом Юге,

Еще я вижу вас вдали —

Вы блещете еще прекрасней,

Еще лазурней и свежей —

И говор ваш еще согласней

Доходит до души моей!

И распростясь с тревогою житейской,

И кипарисной рощей заслонясь, —

Блаженной тенью, тенью элисейской,

     Она заснула в добрый час.

И вот уж века два тому иль боле —

Волшебною мечтой ограждена,

В своей цветущей опочив юдоле,

На волю неба предалась она.

Но небо здесь к земле так благосклонно!..

И много лет и теплых южных зим

Провеяло над нею полусонно —

Не тронувши ее крылом своим.

По-прежнему в углу фонтан лепечет,

Под потолком гуляет ветерок,

И ласточка влетает и щебечет...

И спит она... и сон ее глубок!..

В мы вошли... все было так спокойно —

Так все от века мирно и темно...

Фонтан журчал... Недвижимо и стройно

Соседний кипарис глядел в окно...

· · ·

Вдруг все смутилось: судорожный трепет

По ветвям кипарисным пробежал, —

Фонтан замолк — и некий чудный лепет,

Как бы сквозь сон, невнятно прошептал.

Что это, друг? Иль злая жизнь недаром,

Та жизнь, — увы! — что в нас тогда текла,

Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,

Через порог заветный перешла?

Смотри, как запад разгорелся^*

Вечерним заревом лучей,

Восток померкнувший оделся

Холодной, сизой чешуей!

В вражде ль они между собою?

Иль солнце не одно для них

И, неподвижною средою

Деля, не съединяет их?

Nous avons pu tous deux, fatigués du voyage,^*

Nous asseoir un instant sur le bord du chemin —

Et sentir sur nos fronts flotter le même ombrage,

Et porter nos regards vers l’horizon lointain.

Mais le temps suit son cours et sa pente inflexible

A bientôt séparé ce qu’il avait uni, —

Et l’homme, sous le fouet d’un pouvoir invisible,

S’enfonce, triste et seul, dans l’espace infini.

Et maintenant, ami, de ces heures passées,

De cette vie à deux, que nous est-il resté?

Un regard, un accent, des débris de pensées. —

Hélas, ce qui n’est plus a-t-il jamais été?

<См. перевод>^*

Как ни гнетет рука судьбины,

Как ни томит людей обман,

Как ни браздят чело морщины,

И сердце как ни полно ран,

Каким бы строгим испытаньям

Вы ни были подчинены —

Что устоит перед дыханьем

И первой встречею весны!

Весна... она о вас не знает,

О вас, о горе и о зле,

Бессмертьем взор ее сияет,

И ни морщины на челе.

Своим законам лишь послушна,

В условный час слетает к вам

Светла, блаженно-равнодушна,

Как подобает божествам.

Цветами сыплет над землею,

Свежа, как первая весна;

Была ль другая перед нею —

О том не ведает она:

По небу много облак бродит,

Но эти облака ея,

Она ни следу не находит

Отцветших весен бытия.

Не о былом вздыхают розы

И соловей в ночи поет,

Благоухающие слезы

Не о былом аврора льет —

И страх кончины неизбежной

Не свеет с древа ни листа:

Их жизнь, как океан безбрежный,

Вся в настоящем разлита.

Игра и жертва жизни частной!

Приди ж, отвергни чувств обман

И ринься, бодрый, самовластный,

В сей животворный океан!

Приди, струей его эфирной

Омой страдальческую грудь —

И жизни божеско-всемирной

Хотя на миг причастен будь!

На мир таинственный духов,

Над этой бездной безымянной,

Покров наброшен златотканый

Высокой волею богов.

День — сей блистательный покров —

День, земнородных оживленье,

Души болящей исцеленье,

Друг человеков и богов!

Но меркнет день — настала ночь;

Пришла, и с мира рокового

Ткань благодатную покрова

Сорвав, отбрасывает прочь...

И бездна нам обнажена

С своими страхами и мглами,

И нет преград меж ей и нами —

Вот отчего нам ночь страшна!

Не верь, не верь поэту, дева;^*

Его своим ты не зови —

И пуще пламенного гнева

Страшись поэтовой любви!

Его ты сердца не усвоишь

Своей младенческой душой;

Огня палящего не скроешь

Под легкой девственной фатой.

Поэт всесилен, как стихия —

Не властен лишь в себе самом:

Невольно кудри молодые

Он обожжет своим венцом.

Вотще поносит или хвалит

Его бессмысленный народ...

Он не змиею сердце жалит,

Но, как пчела, его сосет.

Твоей святыни не нарушит

Поэта чистая рука,

Но ненароком — жизнь задушит

Иль унесет за облака.

Живым сочувствием привета^*

С недостижимой высоты,

О, не смущай, молю, Поэта —

Не искушай его мечты...

Всю жизнь в толпе людей затерян,

Порой доступен их страстям —

Поэт, я знаю, суеверен,

Но редко служит он властям.

Перед кумирами земными

Проходит он, главу склонив —

Или стоит он перед ними

Смущен и гордо-боязлив...

Но если вдруг живое слово

С их уст, сорвавшись, упадет —

И сквозь величия земного

Вся прелесть женщины блеснет,

И человеческим сознаньем

Их всемогущей красоты

Вдруг озарятся, как сияньем,

Изящно-дивные черты —

О, как в нем сердце пламенеет!

Как он восторжен, умилен —

Пускай любить он не умеет,

Боготворить умеет он...

Вековать ли нам в разлуке?

Не пора ль очнуться нам?

И простерть друг другу руки —

К нашим кровным и друзьям?..

Веки мы слепцами были —

И, как жалкие слепцы,

Мы блуждали, мы бродили,

Разбрелись во все концы...

А случалось ли порою

Нам столкнуться как-нибудь,

Кровь не раз лилась рекою,

Меч терзал родную грудь...

И вражды безумной семя

Плод сторичный принесло:

Не одно погибло племя

Иль в чужбину отошло...

Иноверец, иноземец

Нас раздвинул, разломил —

Тех обезъязычил немец,

Этих — турок осрамил...

Вот, среди сей ночи темной,

Здесь, на пражских высотах,

Доблий муж рукою скромной

Засветил маяк впотьмах —

О, какими вдруг лучами

Озарились все края!..

Обличилась перед нами

Вся Славянская Земля!..

Горы, степи и поморья

День чудесный облистал, —

От Невы до Черногорья,

От Карпатов за Урал...

Рассветает над Варшавой,

Киев очи отворил,

И с Москвой Золотоглавой

Вышеград заговорил...

И родного Слова звуки

Вновь понятны стали нам...

Наяву увидят внуки,

То, что снилося отцам...

Так взывал я, так гласил я.

Тридцать лет с тех пор ушло —

Все упорнее усилья,

Все назойливее зло.

Ты, стоящий днесь пред Богом,

Правды муж, святая тень,

Будь вся жизнь твоя залогом,

Что придет желанный день.

За твое же постоянство

В нескончаемой борьбе

Первый праздник Всеславянства

Приношеньем будь тебе.

В кровавую бурю, сквозь бранное пламя,

Предтеча спасенья — русское Знамя

К бессмертной победе тебя провело.

Так диво ль, что в память союза святого

За Знаменем русским и русское Слово

К тебе, как родное к родному, пришло?

Небесный царь, благослови

Твои благие начинанья —

Муж несомненного призванья,

Муж примиряющей любви...

Недаром ветхие одежды

Ты бодро с плеч своих совлек.

Бог победил — прозрели вежды.

Ты был Поэт — ты стал Пророк...

Мы чуем приближенье Света —

И вдохновенный твой Глагол,

Как вестник Нового завета,

Весь Мир Славянский обошел...

Мы чуем Свет — уж близко Время —

Последний сокрушен оплот, —

Воспрянь, разрозненное племя,

Совокупись в один Народ —

Воспрянь — не Польша, не Россия —

Воспрянь, Славянская Семья! —

И, отряхнувши сон, впервые —

Промолви слово: «Это я!» —

Ты ж, сверхъестественно умевший

В себе вражду уврачевать, —

Да над душою просветлевшей

Почиет Божья Благодать!

Que l’homme est peu réel, qu’aisément il s’efface! —^*

Présent, si peu de chose, et rien quand il est loin.

Sa présence, ce n’est qu’un point, —

Et son absence — tout l’espace.

<См. перевод>^*

Глядел я, стоя над Невой,^*

Как Исаака-великана

Во мгле морозного тумана

Светился купол золотой.

Всходили робко облака

На небо зимнее, ночное —

Белела в мертвенном покое

Оледенелая река.

Я вспомнил, грустно-молчалив,

Как в тех странах, где солнце греет,

Теперь на солнце пламенеет

Роскошный Генуи залив...

О Север, Север-Чародей,

Иль я тобою околдован?

Иль в самом деле я прикован

К гранитной полосе твоей?

О, если б мимолетный дух,

Во мгле вечерней тихо вея,

Меня унес скорей, скорее

Туда, туда, на теплый Юг...

Тебе, Колумб, тебе венец!

Чертеж земной ты выполнивший смело

И довершивший наконец

Миросоздания неконченное дело,

Ты завесу расторг божественной рукой —

И новый мир, неведомый, нежданный,

Из беспредельности туманной

На Божий свет ты вынес за собой.

Так связан и сроднен от века

Союзом кровного родства

Разумный гений человека

С живою силой естества...

Скажи заветное он слово —

И миром новым естество

Всегда откликнуться готово

На голос родственный его.

«Quel don lui faire au déclin de l’année?

Le vent d’hiver a brûlé le gazon,

la fleur n’est plus et la feuille est fanée,

Rien de vivant dans la morte saison...»

Et consultant d’une main bien-aimée

De votre herbier maint doux et cher feuillet.

Vous réveillez dans sa couche embaumée

Tout un Passé d’amour qui sommeillait...

Tout un Passé de jeunesse et de vie,

Tout un Passé qui ne peut s’oublier...

Et dont la cendre un moment recueillie

Reluit encore dans ce fidèle herbier...

Vous y cherchez quelque débris de tige —

Et tout à coup vous y trouvez deux fleurs...

Et dans ma main par un secret prodige

Vous les voyez reprendre leurs couleurs.

C’étaient deux fleurs: l’une et l’autre était belle,

D’un rouge vif, d’un éclat peu commun...

La rose brille et l’oeillet étincelle,

Tous deux baignés de flamme et de parfum...

Et maintenant de ce mystère étrange

Vous voudriez reconnaître le sens...

Pourquoi faut-il vous l’expliquer, cher ange?..

Vous insistez. En bien soit, j’y consens.

Lorsqu’une fleur, ce frêle et doux prestige,

Perd ses couleurs, languit et se flétrit,

Que du brasier on approche sa tige,

La pauvre fleur aussitôt refleurit...

Et c’est ainsi que toujours s’accomplissent

Au jour fatal et rêves et destins...

Quand dans nos coeurs les souvenirs pâlissent,

   La Mort les fait refleurir dans ses mains...

   <См. перевод>^*

И бунтует и клокочет,

Хлещет, свищет и ревет —

И до звезд допрянуть хочет,

До незыблемых высот...

Ад ли, адская ли сила

Под клокочущим котлом

Огнь геенский разложила —

И пучину взворотила

И поставила вверх дном?

Волн неистовых прибоем

Беспрерывно вал морской

С ревом, свистом, визгом, воем

Бьет в утес береговой —

Но спокойный и надменный,

Дурью волн не обуян,

Неподвижный, неизменный,

Мирозданью современный,

Ты стоишь, наш великан!

И озлобленные боем,

Как на приступ роковой —

Снова волны лезут с воем

На гранит громадный твой.

Но о камень неизменный

Бурный натиск преломив,

Вал отбрызнул сокрушенный,

И струится мутной пеной

Обессиленный порыв...

Стой же ты, утес могучий!

Обожди лишь час, другой —

Надоест волне гремучей

Воевать с твоей пятой...

Утомясь потехой злою,

Присмиреет вновь она —

И без вою, и без бою

Под гигантскою пятою

Вновь уляжется волна...

Не знаешь, что лестней для мудрости людской:^*

Иль вавилонский столп немецкого единства —

     Или французского бесчинства

     Республиканский хитрый строй?..

Москва и Град Петров^*, и Константинов Град —

Вот царства Русского заветные Столицы...

Но где предел ему? и где его границы —

На север, на восток, на юг и на закат?..

Грядущим временам судьбы их обличат...

Семь внутренних морей и семь великих рек...

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...

Вот царство Русское... и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух, и Даниил предрек^*...

Еще томлюсь тоской желаний,^*

Еще стремлюсь к тебе душой —

И в сумраке воспоминаний

Еще ловлю я образ твой...

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной везде, всегда,

Недостижимый, неизменный,

Как ночью на небе звезда...

Un ciel lourd que la nuit bien avant l’heure assiège,^*

Un fleuve, bloc de glace et que l’hiver ternit —

     Et des filets de poussière de neige

     Tourbillonnent sur des quais de granit...

La mer se ferme enfin... Le monde recule,

Le monde des vivants, orageux, tourmenté...

Et bercée aux lueurs d’un vague crépuscule,

Le pôle attire à lui sa fidèle cité...

<См. перевод>^*

Неохотно и несмело^*

Солнце смотрит на поля —

Чу! за тучей прогремело,

Принахмурилась земля.

Ветра теплого порывы —

Дальний гром и дождь порой...

Зеленеющие нивы

Зеленее под грозой.

Вот пробилась из-за тучи

Синей молнии струя —

Пламень белый и летучий

Окаймил ее края.

Чаще капли дождевые,

Вихрем пыль летит с полей,

И раскаты громовые

Все сердитей и смелей...

Солнце раз еще взглянуло

Исподлобья на поля,

И в сиянье потонула

Вся смятенная земля.

Итак, опять увиделся я с вами,^*

Места немилые, хоть и родные,

Где мыслил я и чувствовал впервые

И где теперь туманными очами,

При свете вечереющего дня,

Мой детский возраст смотрит на меня...

О бедный призрак, немощный и смутный,

Забытого, загадочного счастья!..

О, как теперь без веры и участья

Смотрю я на тебя, мой гость минутный,

Куда как чужд ты стал в моих глазах,

Как брат меньшой, умерший в пеленах^*...

Ах нет, не здесь, не этот край безлюдный

Был для души моей родимым краем —

Не здесь расцвел, не здесь был величаем

Великий праздник молодости чудной.

Ах, и не в эту землю я сложил

Все, чем я жил и чем я дорожил...^*

Тихой ночью, поздним летом,^*

Как на небе звезды рдеют,

Как под сумрачном их светом

Нивы дремлющие зреют...

Усыпительно-безмолвны,

Как блестят в тиши ночной

Золотистые их волны,

Убеленные луной...

Когда в кругу убийственных забот^*

Нам все мерзит — и жизнь, как камней груда,

Лежит на нас, — вдруг, знает Бог откуда,

Нам на душу отрадное дохнет —

Минувшим нас обвеет и обнимет

И страшный груз минутно приподнимет.

Так иногда, осеннею порой,

Когда поля уж пусты, рощи голы,

Бледнее небо, пасмурнее долы,

Вдруг ветр подует, теплый и сырой,

Опавший лист погонит пред собою

И душу нам обдаст как бы весною...

По равнине вод лазурной^*

Шли мы верною стезей —

Огнедышащий и бурный

Уносил нас змей морской...

С неба звезды нам светили,

Снизу искрилась волна —

И метелью влажной пыли

Обдавала нас она...

Мы на палубе сидели,

Многих сон одолевал —

Все звучней колеса пели,

Разгребая шумный вал...

Приутих наш круг веселый,

Женский говор, женский шум...

Подпирает локоть белый

Много милых, сонных дум...

Сны играют на просторе

Под магической луной —

И баюкает их море

Тихоструйною волной...

Вновь твои я вижу очи —^*

И один твой южный взгляд

Киммерийской грустной ночи^*

Вдруг рассеял сонный хлад...

Воскресает предо мною

Край иной — родимый край —

Словно прадедов виною

Для сынов погибший рай!..

Лавров стройных колыханье

Зыблет воздух голубой —

Моря тихое дыханье

Провевает летний зной,

Целый день на солнце зреет

Золотистый виноград,

Баснословной былью веет

Из-под мраморных аркад...

Сновиденьем безобразным

Скрылся север роковой,

Сводом легким и прекрасным

Светит небо надо мной.

Снова жадными очами

Свет живительный я пью

И под чистыми лучами

Край волшебный узнаю.

Вдали от солнца и природы,

Вдали от света и искусства,

Вдали от жизни и любви

Мелькнут твои младые годы,

Живые помертвеют чувства,

Мечты развеются твои...

И жизнь твоя пройдет незрима,

В краю безлюдном, безымянном,

На незамеченной земле, —

Как исчезает облак дыма

На небе тусклом и туманном,

В осенней беспредельной мгле...

Как дымный столп светлеет в вышине!^*

Как тень внизу скользит неуловима!..

«Вот наша жизнь, — промолвила ты мне, —

Не светлый дым, блестящий при луне,

А эта тень, бегущая от дыма...»

Слезы людские, о слезы людские,^*

Льетесь вы ранней и поздней порой...

Льетесь безвестные, льетесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые, —

Льетесь, как льются струи дождевые

В осень глухую порою ночной.

Как он любил родные ели^*

Своей Савойи дорогой —

Как мелодически шумели

Их ветви над его главой...

Их мрак торжественно-угрюмый

И дикий, заунывный шум

Какою сладостную думой

Его обворожали ум!..

La lyre d’Apollon, cet oracle des Dieux,

N’est plus entre ses mains que la harpe d’Eole,

Et sa pensée — un rêve ailé, mélodieux

Qui flotte dans les airs bercé par sa Parole.

<См. перевод>^*

Прими как дар любви мое изображенье,

Конечно, ты его оценишь и поймешь, —

Припомни лишь при сем простое изреченье:

«Не по хорошу мил, а по милу хорош».

Святая ночь на небосклон взошла,^*

И день отрадный, день любезный

Как золотой покров она свила,

Покров, накинутый над бездной.

И, как виденье, внешний мир ушел...

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь, и немощен и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он —

Упразднен ум, и мысль осиротела —

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела...

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь все светлое, живое...

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает наследье родовое.

Еще шумел веселый день,^*

Толпами улица блистала,

И облаков вечерних тень

По светлым кровлям пролетала.

И доносилися порой

Все звуки жизни благодатной —

И все в один сливалось строй,

Стозвучный, шумный и невнятный.

Весенней негой утомлен,

Я впал в невольное забвенье;

Не знаю, долог ли был сон,

Но странно было пробужденье...

Затих повсюду шум и гам

И воцарилося молчанье —

Ходили тени по стенам

И полусонное мерцанье...

Украдкою в мое окно

Глядело бледное светило,

И мне казалось, что оно

Мою дремоту сторожило.

И мне казалось, что меня

Какой-то миротворный гений

Из пышно-золотого дня

Увлек, незримый, в царство теней.

Comme en aimant le coeur devient pusillanime,^*

Que de tristesse au fond et d’angoisse et d’effroi!

Je dis au temps qui fuit: arrête, arrête-toi,

Car le moment qui vient pourrait comme un abîme

S’ouvrir entre elle et moi.

C’est là l’affreux souci, la terreur implacable,

Qui pèse lourdement sur mon coeur oppressé.

J’ai trop vécu, trop de passé m’accable,

Que du moins son amour ne soit pas du passé.

<См. перевод>^*

Не в первый раз кричит петух;

Кричит он живо, бодро, смело;

Уж месяц на небе потух,

Струя в Босфоре заалела.

Еще молчат колокола,

А уж восток заря румянит;

Ночь бесконечная прошла,

И скоро светлый день настанет.

Вставай же, Русь! Уж близок час!

Вставай Христовой службы ради!

Уж не пора ль, перекрестясь,

Ударить в колокол в Царьграде?

Раздайся благовестный звон,

И весь Восток им огласися!..

Тебя зовет и будит он, —

Вставай, мужайся, ополчися,

В доспехи веры грудь одень,

И с Богом, исполин державный!..

О Русь, велик грядущий день,

Вселенский день и православный!

Сын Революции, ты с матерью ужасной

Отважно в бой вступил — и изнемог в борьбе...

Не одолел ее твой гений самовластный!..

      Бой невозможный, труд напрасный!..

Ты всю ее носил в самом себе...

   Два демона ему служили,

   Две силы чудно в нем слились:

   В его главе — орлы парили,

   В его груди — змии вились...

   Ширококрылых вдохновений

   Орлиный, дерзостный полет,

   И в самом буйстве дерзновений

   Змеиной мудрости расчет.

   Но освящающая сила,

   Непостижимая уму,

   Души его не озарила

   И не приблизилась к нему...

   Он был земной, не божий пламень,

   Он гордо плыл — презритель волн, —

   Но о подводный веры камень

   В щепы разбился утлый челн.

   И ты стоял — перед тобой Россия!

   И, вещий волхв, в предчувствии борьбы,

   Ты сам слова промолвил роковые:

   «Да сбудутся ее судьбы!^*..»

   И не напрасно было заклинанье:

   Судьбы откликнулись на голос твой!..

   Но новою загадкою в изгнанье

   Ты возразил на отзыв роковой...

   Года прошли — и вот, из ссылки тесной

   На родину вернувшийся мертвец,

   На берегах реки, тебе любезной,

   Тревожный дух, почил ты наконец...

   Но чуток сон — и по ночам, тоскуя,

   Порою встав, ты смотришь на Восток,

   И вдруг, смутясь, бежишь, как бы почуя

       Передрассветный ветерок.