[Глава шестая] ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА КЕНЭ (ОТСТУПЛЕНИЕ)
[1) Попытка Кенэ представить процесс воспроизводства и обращения совокупного капитала]
[X—422] Экономическая таблица по Кенэ[96].
5 млрд. ежегодного валового продукта (в турских ливрах)
Чтобы сделать таблицу более наглядной, я обозначаю то, что у Кенэ в каждом отдельном случае мыслится как исходный пункт обращения, через а, а', а", дальнейшие же звенья в данном обращении — через b, с, dи соответственно через b', b" [97].
То, что в этой таблице прежде всего заслуживает внимания и что не могло не произвести большое впечатление на современников, это — тот способ, каким денежное обращение выступает здесь как всецело определенное товарным обращением, и товарным воспроизводством, на деле — процессом обращения капитала.
[2) Обращение между фермерами и земельными собственниками. Возвращение денег к фермерам, не выражающее воспроизводства]
Фермер прежде всего уплачивает деньгами 2 млрд. земельному собственнику (proprietaire). Последний на 1 млрд. из этих денег покупает предметы питания у фермера. Таким образом, к фермеру притекает обратно 1 млрд. деньгами, причем реализованной оказывается 1/5 валового продукта, которая окончательно переходит из сферы обращения в сферу потребления.
Затем земельный собственник на 1 млрд. деньгами покупает промышленные товары, неземледельческие продукты, стоимостью в 1 млрд. Тем самым еще одна пятая часть продукта (в преобразованном уже виде) переходит из сферы обращения в сферу потребления. Этот миллиард деньгами оказывается теперь в руках бесплодного класса, который покупает на него предметы питания у фермера. Вместе с тем второй миллиард, который фермер уплатил в форме ренты земельному собственнику, возвращается обратно к фермеру. С другой стороны, другая 1/5 часть его продукта досталась бесплодному классу, перешла из сферы обращения в сферу потребления. К концу этого первого движения мы, следовательно, находим эти 2 млрд. денег опять в руках фермера. Они совершили четыре различных процесса обращения.
Во-первых, они послужили средством платежа, необходимым для уплаты ренты. В этой функции они являются не средством обращения для какой-либо части годового продукта, а только обращающейся ассигновкой на часть валового продукта, равную ренте.
Во-вторых. На половину 2 млрд., на 1 млрд., земельный собственник покупает предметы питания у фермера; земельный собственник реализует, следовательно, свой миллиард в предметах питания. В виде этого миллиарда денег фермер на деле лишь получает обратно половину той ассигновки на 2/5 своего продукта, которую он выдал земельному собственнику. В данном случае этот миллиард, так как он служит покупательным средством, приводит в обращение — на такую же сумму — товар, переходящий окончательно в потребление. Этот миллиард служит здесь земельному собственнику только покупательным средством: земельный собственник превращает деньги обратно в потребительную стоимость (в товар, который, однако, окончательно переходит в потребление, который покупается как потребительная стоимость).
Если мы рассматриваем только этот отдельный акт, то в нем деньги играют для фермера лишь ту роль, в которой они, в качестве покупательного средства, всегда выступают для продавца, а именно, представляя собой превращенную форму его товара. Земельный собственник превратил свой миллиард денег в хлеб, тогда как фермер превратил хлеб, ценой в 1 млрд., в деньги, реализовал его цену. Но если мы рассмотрим этот акт в связи с предыдущим актом обращения, то деньги выступают здесь не как простой метаморфоз товара фермера, не как золотой эквивалент его товара. Этот миллиард денег составляет ведь только половину тех 2 млрд. денег, которые фермер [423] уплатил земельному собственнику в форме ренты. За 1 млрд. в товаре фермер, правда, получает 1 млрд. деньгами, но на деле он таким путем лишь выкупает те деньги, которыми он уплатил ренту земельному собственнику; другими словами: земельный собственник на миллиард, полученный им от фермера, покупает у этого последнего товар стоимостью в 1 млрд. Земельный собственник платит фермер у деньгами, которые он получил от фермера, не дав ему эквивалента.
Это возвращение денег к фермеру обусловливает, прежде всего, то, что деньги здесь, в связи с первым актом, не являются для фермера простым средством обращения. А затем это возвращение существенно отличается от того возвратного движения денег к исходному пункту, которое выражает процесс воспроизводства.
Например: капиталист или, — чтобы совершенно оставить здесь в стороне то, что характерно только для капиталистического воспроизводства, — производитель затрачивает 100 ф. ст., приобретая необходимые на все время его работы сырье, орудия труда и жизненные средства. Предположим, что он присоединяет к средствам производства не больше труда, чем затратил на жизненные средства, на свою, выплаченную им самому себе, заработную плату. Если сырье и т. д. = 80 ф. ст., а присоединенный труд = 20 ф. ст. (стольким же фунтам стерлингов равняются и потребленные им жизненные средства), то продукт = 100 ф. ст. И если производитель, в свою очередь, этот продукт продает, то 100 ф. ст. опять притекают к нему в виде денег — и так все снова и снова. Этот обратный приток денег к их исходному пункту выражает здесь не что иное, как постоянное воспроизводство. Мы имеем здесь простой метаморфоз Д— Т — Д, превращение денег в товары обратное превращение товара в деньги. Эта простая смена товарной и денежной форм представляет здесь вместе с тем процесс воспроизводства. Деньги превращаются в товары — в средства производства и жизненные средства; затем эти товары вступают в процесс труда в качестве его элементов и выходят из него в качестве продукта; таким образом, результатом процесса опять является товар, с того именно момента, когда готовый продукт опять вступает в процесс обращения и тем самым снова противостоит деньгам как товар; и, наконец, товар обратно превращается в деньги, так как готовый товар может быть снова обменен на элементы его производства только после того, как он предварительно превращен в деньги.
Постоянный обратный приток денег к их исходному пункту выражает здесь не только формальное превращение денег и товар и товара в деньги — в том виде, в каком это превращение выступает в простом процессе обращения, или в простом обмене товаров, — но вместе с тем и постоянное воспроизводство товара на стороне того же производителя. Меновая стоимость (деньги) превращается в товары, которые входят в потребление, используются как потребительные стоимости, и притом входят в воспроизводительное, или производственное, потребление, восстанавливают поэтому первоначальную стоимость и вследствие этого снова превращаются в ту же сумму денег (в вышеприведенном примере, где производитель работает только для поддержания своего существования). Формула Д — Т — Д обозначает здесь то, что Д не только формально превращаются в Т, но что Т действительно потребляется как потребительная стоимость, переходит из сферы обращения в сферу потребления, но это — потребление производственное, так что в нем стоимость товара сохраняется и воспроизводится, вследствие чего Д опять появляются в конце процесса и сохраняются в движении Д— Т — Д.
Напротив, в упомянутом обратном притоке денег от земельного собственника к фермеру нет никакого процесса воспроизводства. Дело обстоит так, как если бы фермер дал земельному собственнику марки или талоны на 1 млрд. продукта. Когда земельный собственник расходует эти талоны, они притекают обратно к фермеру, последний их выкупает. Если бы земельный собственник согласился на уплату ему половины ренты сразу in natura{53}, то в данном случае не было бы никакого обращения денег. Все обращение ограничилось бы простой передачей из рук в руки, переходом продукта из рук фермера в руки земельного собственника. Но сначала фермер выдает земельному собственнику вместо товара деньги, а затем земельный собственник отдает деньги обратно фермеру, чтобы получить самый товар. Деньги служат фермеру средством платежа в его сношениях с земельным собственником; они служат земельному собственнику покупательным средством в сношениях с фермером. В первой функции они удаляются от фермера, во второй — возвращаются к нему обратно.
Такого рода обратный приток денег к производителю должен иметь место всякий раз, когда производитель, вместо того чтобы отдать часть своего продукта, уплачивает своим кредиторам стоимость этого продукта деньгами; кредитором же выступает здесь всякий, кто является совладельцем его прибавочного продукта. Примером может служить следующее. Все налоги производители уплачивают деньгами. Деньги здесь являются для них средством платежа по отношению к государству. Государство покупает на эти деньги товары у производителей. В руках государства деньги становятся покупательным средством и притекают таким образом обратно к производителям по мере того, как от этих последних уходят их товары.
Этот момент обратного притока денег — этот своеобразный, не определяемый воспроизводством обратный приток денег — должен всегда иметь место при обмене дохода на капитал. Здесь обратный приток денег вызывается не воспроизводством, а потреблением. Доход выплачен деньгами, но потреблен он может быть только в виде товаров. Деньги, полученные от производителей в качестве дохода, должны, следовательно, обратно быть уплачены производителям для того, чтобы получить от них такую же стоимость в товарах, — для того, стало быть, чтобы иметь возможность потребить доход. Деньги, которыми выплачивается доход, — например, рента или проценты или налоги, — имеют всеобщую форму средства платежа. [424] {Промышленный капиталист выплачивает сам себе свой доход продуктом или же, продав продукт, выплачивает себе ту часть полученных за продукт денег, которая образует его доход../ Предполагается, что тот, кто выплачивает этот доход, получил раньше от своего кредитора часть своего собственного продукта, например фермер — те 2/5 продукта, которые, по Кенэ, составляют ренту. Фермер является лишь номинальным собственником их, или владельцем лишь de facto{54}.
Итак, та часть продукта фермера, которая составляет уплачиваемую им ренту, требует для своего обращения между фермером и земельным собственником лишь такой суммы денег, которая равняется стоимости продукта, хотя эта стоимость обращается дважды. Сперва фермер уплачивает ренту деньгами; затем земельный собственник на те же деньги покупает продукт. Первое представляет собой простую передачу денег, так как деньги функционируют здесь лишь как средство платежа; следовательно, предполагается, что товар, за который они уплачиваются, уже находится во владении плательщика и они не служат ему покупательным средством, он не получает за них эквивалента, — наоборот, этот эквивалент уже заранее находится в его руках. Во втором случае деньги, напротив, функционируют как покупательное средство, как средство обращения товара. Дело обстоит так, как если бы фермер на деньги, которыми он уплачивает ренту, выкупил у земельного собственника ту долю в продукте, которая принадлежит земельному собственнику. Последний на те самые деньги, которые он получил от фермера (отдавшего их на деле, однако, без эквивалента), обратно покупает для себя продукт у фермера.
Следовательно, та же сумма денег, которую производители выплачивают владельцам дохода в форме средства платежа, служит владельцам дохода покупательным средством для приобретения товаров у производителей. Это двукратное перемещение денег, из рук производителя в руки владельца дохода и из рук последнего обратно в руки производителя, выражает собою, таким образом, только однократное перемещение товара, а именно — из рук производителя в руки владельца дохода. Так как предполагается, что производитель — в отношении части своего продукта — является должником владельца дохода, то производитель в виде денежной ренты на деле лишь уплачивает владельцу дохода задним числом стоимость товара, которым он, производитель, уже владеет. Товар находится в его руках. Но товар ему не принадлежит. На деньги, выплачиваемые производителем в форме дохода, он, следовательно, выкупает этот товар в свою собственность. Товар поэтому не переходит из рук в руки. Переход денег из рук в руки выражает только перемену права собственности на товар, остающийся по-прежнему в руках производителя. Отсюда это двукратное перемещение денег при однократном только переходе товара из одних рук в другие. Деньги обращаются дважды, чтобы вызвать однократное обращение товара. Но и они только один раз обращаются в качестве средства обращения (покупательного средства), тогда как другой раз они совершили свое обращение в качестве средства платежа; при этом последнем обращении, как я уже показал выше, не происходит одновременного перемещения товара и денег.
В самом деле, если у фермера нет денег, а есть только продукт, то фермер может оплатить свой продукт только после того, как он предварительно продал свой товар; следовательно, прежде чем фермер сможет оплатить земельному собственнику свой товар деньгами, этот товар должен уже проделать свой первый метаморфоз. Но даже и при таком положении вещей мы имеем больше перемещений на стороне денег, чем на стороне товара. Сперва мы имеем Т — Д: 2/5 товара продаются и превращаются в деньги. Здесь происходит одновременное перемещение товара и денег. Но затем те же самые деньги, без перемещения товара, переходят из рук фермера в руки земельного собственника. Здесь происходит перемещение денег без перемещения товара. Дело обстоит так, как если бы фермер имел компаньона. Он выручил деньги, по должен делиться ими со своим компаньоном. Вернее будет сказать, что для рассматриваемых 2/5 дело обстоит так, как если бы деньги выручил приказчик фермера. Этот приказчик должен передать их фермеру, он не имеет права оставить их у себя в кармане. Переход денег из одних рук в другие не выражает здесь никакого метаморфоза товара, а является лишь передачей денег из рук их непосредственного владельца в руки их собственника. Так, стало быть, может обстоять дело в том случае, когда первый получатель денег является только агентом, получающим деньги для своего хозяина. В этом случае деньги не являются даже средством платежа; происходит простой переход их из рук получателя, которому они не принадлежат, в руки их собственника.
Такого рода перемещение денег не имеет абсолютно ничего общего с метаморфозом товара, как не имеет с ним ничего общего и такое перемещение, которое происходит при простом размене одних денег на другие. Но когда деньги функционируют как средство платежа, то всегда предполагается, что плательщик раньше получил тот товар, за который он после расплачивается. Что же касается фермера и т. д., то он этого товара не получал: товар этот, — прежде чем он попадает в руки земельного собственника, — находится в руках фермера и представляет собой часть его продукта. Однако юридически фермер становится собственником этого товара лишь тогда, когда он передает земельному собственнику полученные за товар деньги. Изменение происходит в его праве на товар; самый же товар находится, как и прежде, в его руках. Но раньше товар находился в его руках в качестве того, чем он владеет, собственником же товара был земельный собственник. А теперь товар находится в его руках как принадлежащая ему самому собственность. Перемена юридической формы, в которой находится товар, оставаясь при этом в одних и тех же руках, естественно не вызывает перехода самого товара из одних рук в другие.
[3) К вопросу о денежном обращении между капиталистом и рабочим]
[а) Нелепость взгляда на заработную плату как на аванс капиталиста рабочему. Буржуазное представление о прибыли как о премии за риск]
[425] {Из сказанного вместе с тем видно, как нелепа фраза, «объясняющая» прибыль капиталиста тем, что он будто бы авансирует рабочему деньги раньше, чем превратил в деньги свой товар.
Во-первых… Когда я покупаю товар для своего потребления, то для меня никакой «прибыли» не возникает из того обстоятельства, что я являюсь покупателем, а владелец товара — «продавцом», что мой товар имеет форму денег, а его только еще должен превратиться в деньги. Капиталист оплачивает труд только после того, как потребил его, тогда как другие товары оплачиваются до того, как они потребляются. Это проистекает из своеобразной природы покупаемого им товара, который на деле переходит к покупателю полностью только после того, как он потреблен. Деньги выступают здесь как средство платежа. Капиталист всегда присваивает себе товар «труд» раньше, чем оплачивает его. Но то обстоятельство, что он покупает его только с целью получения прибыли от продажи продукта этого труда, отнюдь не может служить причиной того, что он эту прибыль получает. Это только мотив. И все в таком случае свелось бы лишь к следующему: покупая наемный труд, капиталист-де получает прибыль потому, что он хочет извлечь прибыль из продажи продукта этого труда.
Во-вторых. Но, говорят нам, капиталист все же авансирует рабочему в форме денег ту часть продукта, которая приходится на его долю в качестве заработной платы, и таким образом избавляет рабочего от забот, риска и потери времени, которые были бы неизбежны для рабочего, если бы он сам должен был превратить в деньги часть товара, причитающуюся ему в качестве заработной платы. Не должен ли рабочий оплачивать капиталисту эти заботы, риск и потерю времени? Не должен ли, следовательно, рабочий получать меньшую долю продукта, чем та, которая, не будь этого, причиталась бы ему?
При такой постановке вопроса сводится на нет все отношение наемного труда и капитала и в корне уничтожается экономическое объяснение прибавочной стоимости. Правда, результат процесса состоит в том, что фонд, из которого капиталист оплачивает наемного рабочего, представляет собой в действительности только собственный продукт последнего и что таким образом капиталист и рабочий фактически делят продукт в определенной пропорции между собой. Но этот фактический результат не имеет абсолютно ничего общего со сделкой между капиталом и наемным трудом (сделкой, на которую опирается экономическое обоснование прибавочной стоимости, вытекающее из законов самого товарного обмена). Капиталист покупает не что иное, как временное распоряжение рабочей силой, и платит за это только после того, как рабочая сила действовала, овеществилась в продукте. Как и везде, где деньги выступают в роли средства платежа, так и здесь купля и продажа предшествуют реальному отчуждению денег со стороны покупателя. Но после этой сделки, которая закончилась еще до начала действительного процесса производства, труд принадлежит уже капиталисту. Ему же целиком принадлежит и товар, выходящий как продукт из этого процесса. Капиталист произвел его принадлежащими ему средствами производства и купленным им, а следовательно, и принадлежащим ему — хотя еще и не оплаченным, — трудом. Дело обстоит так, как если бы он совсем не потребил чужого труда для производства товара.
Прибыль, получаемая капиталистом, прибавочная стоимость, реализуемая им, проистекает именно из того, что рабочий продал ему как товар не труд, овеществленный в товаре, а самоё свою рабочую силу. Если бы рабочий противостоял ему как товаровладелец в первом смысле[98], то капиталист не мог бы получить никакой прибыли, не мог бы реализовать никакой прибавочной стоимости, так как согласно закону стоимости обмениваются эквиваленты, обменивается равное количество труда на равное количество труда. Прибавочная стоимость капиталиста проистекает именно из того, что он покупает у рабочего не товар, а самоё его рабочую силу, которая имеет меньшую стоимость, чем ее продукт, или, что то же самое, которая реализуется в большем количестве овеществленного труда, чем реализовано в ней самой. Но вот, для оправдания прибыли затушевывается самый ее источник и отвергается вся сделка, из которой она возникает. Так как фактически, — поскольку процесс непрерывен, — капиталист платит рабочему только из собственного продукта этого последнего, так что рабочий оплачивается только частью своего собственного продукта и, следовательно, авансирование является простой видимостью, — то теперь нам говорят: рабочий продал капиталисту свою долю продукта раньше, чем этот продукт был превращен в деньги. (Может быть, даже раньше, чем продукт получил способность превратиться в деньги, ибо может случиться, что хотя труд рабочего и получил свою материализацию в каком-нибудь продукте, но изготовлена в данный момент только часть пригодного для продажи товара, — например, только часть дома.) При таком взгляде на вещи капиталист перестает быть собственником продукта, и этим устраняется весь тот процесс, посредством которого он безвозмездно присваивал себе чужой труд. Выходит, что друг другу противостоят просто товаровладельцы. У капиталиста в руках деньги, а рабочий продает ему не свою рабочую силу, а товар, именно ту часть продукта, в которой овеществлен его собственный труд.
Рабочий может в таком случае сказать капиталисту: «Из этих 5 фунтов продукта (например, пряжи) 3/5 представляют постоянный капитал. Они принадлежат тебе. 2/5, т. е. 2 фунта, представляют мой вновь присоединенный труд. Следовательно, ты должен выдать мне плату в размере 2 фунтов пряжи. Вот и оплати мне стоимость этих двух фунтов». В данном случае рабочий положил бы себе в карман не только заработную плату, но и прибыль, короче говоря, всю сумму денег, равную количеству вновь присоединенного им, материализованного труда, существующего в форме 2 фунтов пряжи.
— «Но разве я», — говорит капиталист, — «не авансировал постоянный капитал?»
— «Пусть так», — отвечает рабочий, — «зато ты и берешь себе три фунта, а платишь мне только два».
— «Но ты ведь не мог бы», — настаивает капиталист, — «материализовать свой труд, не мог бы прясть без моего хлопка и без моих веретен. За это ты должен заплатить особо».
— «Полно!» — отвечает рабочий. — «Хлопок сгнил бы, а веретена заржавели бы, если бы я не употребил их для прядения. [426] Правда, те 3 фунта пряжи, которые ты удерживаешь в свою пользу, представляют только стоимость твоего хлопка и твоих веретен, потребленных в процессе производства пяти фунтов пряжи и, следовательно, содержащихся в этих последних. Но только мой труд, потребив эти средства производства как таковые, сохранил стоимость хлопка и веретен. За эту, сохраняющую стоимость, силу моего труда я ничего от тебя не требую, так как, — помимо самого прядения, за которое я получаю 2 фунта, — она не стоила мне никакого добавочного рабочего времени. Это природный дар, присущий моему труду, дар, который мне ничего не стоит, но который сохраняет стоимость постоянного капитала. И если я ничего за это от тебя не требую, то и ты не имеешь никаких оснований требовать от меня вознаграждения за то, что без веретен и хлопка я не мог бы прясть. Ведь без прядения твои веретена и хлопок не стоили бы и ломаного гроша».
Прижатый к стене капиталист говорит: «2 фунта пряжи, действительно, стоят 2 шилл. Они представляют это именно количество твоего рабочего времени. Но ведь я должен платить тебе за них еще до того, как я их продал. Может быть, мне совсем не удастся продать их. Это — риск № 1. Во-вторых, возможно, что я их продам ниже их цены. Это — риск № 2. А, в-третьих, как бы там ни было, приходится еще тратить время на их продажу. Должен ли я ради тебя даром брать на себя оба эти риска и, сверх того, еще потерю времени? Даром ничего, кроме смерти, не получишь».
— «Постой-ка», — отвечает рабочий, — «каковы наши отношения? Мы противостоим друг другу как товаровладельцы, ты — как покупатель, мы — как продавцы, потому что ты ведь хочешь купить у нас нашу долю в продукте, 2 фунта, а то, что в них содержится, — это на деле не что иное, как наше собственное овеществленное рабочее время. И вот ты заявляешь, что мы должны продать тебе свой товар ниже его стоимости, чтобы ты в результате этого получил больше стоимости в виде товара, чем имеешь теперь в виде денег. Стоимость нашего товара равна 2 шилл. Ты хочешь дать за него только 1 шилл., благодаря чему ты, — так как один шиллинг содержит столько же рабочего времени, сколько 1 фунт пряжи, — получишь в обмен стоимость вдвое большую, чем та, которую сам отдаешь в обмен. Напротив, мы получили бы вместо эквивалента только половину эквивалента, вместо эквивалента двух фунтов пряжи — лишь эквивалент одного фунта. И на чем основываешь ты это требование, противоречащее закону стоимости и обмена товаров в соответствии с их стоимостями? На чем? На том, что ты — покупатель, а мы — продавцы, что наша стоимость существует в форме пряжи, товара, а твоя стоимость — в форме денег, что определенная стоимость, оставаясь той же, противостоит, в форме пряжи, такой же стоимости в форме денег. Но, милейший! Ведь это — только смена формы, касающаяся того выражения, которое стоимость получает, но оставляющая неизменной величину стоимости. Или ты держишься того ребяческого взгляда, что всякий товар должен продаваться ниже своей цены, — т. е. ниже той суммы денег, в которой представлена его стоимость, — потому что в форме денег он-де приобретает большую стоимость? Но нет, милейший, он вовсе не приобретает большей стоимости; величина его стоимости не изменяется, она только представлена теперь в чистом виде меновой стоимости.
Подумай-ка, дружище, каким неприятностям ты сам себя подвергаешь! Твое утверждение сводится к тому, что продавец всегда должен продавать покупателю товар ниже его стоимости. Действительно, так дело и обстояло на твоей стороне, когда мы еще продавали тебе не товар, изготовленный нами, а самоё нашу рабочую силу. Ты, правда, покупал ее по ее стоимости, однако самый наш труд ты купил ниже той стоимости, в которой он находит свое выражение. Но оставим это неприятное воспоминание. Мы, слава богу, вышли из этого положения с тех пор, как ты сам соизволил вынести решение, что продавать тебе мы должны уже не нашу рабочую силу как товар, а самый товар, являющийся продуктом нашего труда. Вернемся к тем неприятностям, на которые ты себя этим самым обрекаешь. Ведь новый провозглашенный тобой закон, согласно которому продавец за превращение своего товара в деньги платит не просто своим товаром, не тем, что просто обменивает свой товар на деньги, а тем, что продает товар ниже его цены, — этот закон, по которому покупатель всегда обманывает, обсчитывает продавца, должен в одинаковой мере иметь силу для любого покупателя и продавца. Положим, что мы принимаем твое предложение — однако с тем лишь условием, что ты сам подчинишься тобой же измышленному закону, а именно тому закону, согласно которому продавец должен даром отдавать часть своего товара покупателю за то, что этот последний превращает для продавца его товар в деньги. Итак, ты покупаешь наши 2 фунта пряжи стоимостью в 2 шилл. за 1 шилл. и, следовательно, получаешь барыш в 1 шилл., т. е. в 100 %. Но теперь, после того как ты купил у нас принадлежащие нам 2 фунта, у тебя в руках — 5 фунтов пряжи стоимостью в 5 шилл. Ты, конечно, рассчитываешь сделать выгодное дельце. 5 фунтов пряжи стоят тебе только 4 шилл., а ты хочешь продать их за 5 шилл. «Стой! — говорит твой покупатель. — Твои 5 фунтов пряжи — товар, а ты — продавец. Я обладаю такой же стоимостью в виде денег, я — покупатель. Следовательно, согласно признанному тобой закону, сделка с тобой должна принести мне 100 % барыша. А потому ты должен продать мне 5 фунтов пряжи на 50 % ниже их стоимости, т. е. за 21/2 шилл. Я даю тебе 21/2 шилл., получаю за них товар стоимостью в 5 шилл., и таким образом сделка с тобой приносит мне 100 % барыша, — ведь что справедливо для одного, то справедливо и для другого».
Ты, приятель, видишь сам, — [продолжает рабочий], — к чему приводит твой новый закон; ты только надул бы сам себя, — ведь хотя ты и стал на минуту покупателем, но потом снова выступишь в роли продавца. В данном случае ты в качестве продавца потерял бы больше, чем выгадал бы в качестве покупателя. Ты подумай хорошенько! Разве до того, как были произведены 2 фунта пряжи, которые ты теперь хочешь купить у нас, ты не делал других покупок, без которых вообще не было бы тех 5 фунтов пряжи, о которых идет речь? [426a] Разве ты не купил предварительно хлопок и веретена, которые теперь представлены в 3 фунтах пряжи? При этих покупках оптовый торговец хлопком в Ливерпуле и фабрикант прядильных машин в Олдеме противостояли тебе в качестве продавцов, а ты им в качестве покупателя; они выступали как представители товара, ты как представитель денег — совершенно такое же отношение, в каком мы в данную минуту имеем честь или несчастье противостоять друг другу. Разве тебя не высмеяли бы плутоватый торговец хлопком и твой бойкий коллега из Олдема, если бы ты потребовал, чтобы они даром отпустили тебе часть хлопка и веретен, или, что то же самое, продали тебе эти товары ниже их цены (и их стоимости), на том основании, что ты для них превращаешь товар в деньги, а они для тебя превращают деньги в товар, что они — продавцы, а ты — покупатель? Они ведь ничем не рисковали, они получали наличные деньги, меновую стоимость в чистой самостоятельной форме. Зато с твоей стороны — какой риск! Сперва выработать из веретен и хлопка пряжу, нести весь риск процесса производства, а потом еще вдобавок нести риск, связанный с продажей пряжи, с обратным превращением ее в деньги. Риск — будет ли она продана по своей стоимости, выше или ниже стоимости. Риск — совсем не продать ее, совсем не превратить ее обратно в деньги. Что же касается пряжи как таковой, то она нисколько тебя не интересует. Ты пряжу не ешь, не пьешь, ты не можешь использовать ее иначе, как только продав ее. И уж во всяком случае должна быть оплачена потеря времени, сопряженная с обратным превращением пряжи в деньги, в котором, в скрытом виде, содержится обратное превращение в деньги веретен и хлопка! — Старина! — возразили бы тебе твои коллеги. — Не валяй дурака! Не говори глупостей! Какое нам, черт побери, дело до того, как ты думаешь использовать наш хлопок и наши веретена, на что ты намерен их употребить! Сожги их, выброси, делай с ними что хочешь, но только заплати за них! Что за идея! Мы должны принести тебе в дар наши товары потому, что ты заделался хлопкопрядильным фабрикантом и, по-видимому, плохо чувствуешь себя в этой отрасли деловой жизни, если уж так сильно преувеличиваешь связанные с нею риск и опасности! Брось свою хлопкопрядильню или не показывайся на рынке с такими нелепыми идеями!»
На эту речь рабочих капиталист отвечает с пренебрежительной улыбкой: «Видать, что вы, простофили, слышали звон, да не знаете, откуда он. Вы толкуете о вещах, в которых ничего не смыслите. Вы думаете, я заплатил ливерпульскому пройдохе и олдемскому молодчику наличными деньгами? Черта с два! Я заплатил им векселями, и хлопок ливерпульского пройдохи на самом деле был переработан в пряжу и продан еще до того, как наступил срок его векселю. С вами — совсем другое дело. Вы хотите получать наличными».
— «Прекрасно», — говорят рабочие, — «по что сделали ливерпульский пройдоха и олдемский молодчик с твоими векселями?»
— «Что они с ними сделали?!» — восклицает капиталист. — «Глупый вопрос! Они снесли их своим банкирам, и те учли их!»
— «Сколько они за это платят банкиру?»
— «Сколько? Деньги теперь весьма дешевы. Думаю, что они заплатили за учет примерно 3 %, т. е. не три процента со всей суммы векселя, а столько, сколько, считая из 3 % годовых, приходится на то время, которое остается до истечения срока векселя».
— «Тем лучше», — говорят рабочие., — «Плати нам по 2 шилл., какова и есть стоимость нашего товара, или же по 12 шилл., так как мы хотим понедельного расчета вместо ежедневного. И удержи из них проценты за 14 дней из расчета 3 % годовых».
— «Но этот вексель слишком мал», — говорит капиталист. — «Ни один банкир не учтет его».
— «Прекрасно», — возражают рабочие, — «нас 100 человек. Ты, значит, должен заплатить нам 1200 шилл. Выдай нам на них вексель. 60 ф. ст. вовсе уж не такая маленькая сумма, чтобы такой вексель нельзя было учесть. А кроме того, ты ведь учитываешь его сам, и эта сумма не должна быть слишком мала для тебя, потому что это как раз та самая сумма, из которой ты, по твоим словам, берешь выжимаемую из нас прибыль. Вычет был бы ничтожный. И так как мы получали бы в таком случае полностью большую часть нашего продукта, то мы скоро перестали бы нуждаться в твоем учете. Разумеется, мы откроем тебе не больший кредит, чем даст тебе биржевой маклер, — всего лишь на 14 дней».
Если выводить заработную плату (совершенно извращая действительные отношения) из дисконтирования принадлежащей рабочим части стоимости совокупного продукта — из того, что капиталист оплачивает рабочим эту часть деньгами вперед, — то капиталист должен был бы выдавать им очень краткосрочные векселя, какие он выдает, например, торговцу, промышляющему хлопком, и т. д. Рабочий получал бы большую часть своего продукта, а капиталист скоро перестал бы быть капиталистом. Из собственника продукта он превратился бы для рабочие просто в банкира.
К тому же, если капиталист стоит перед риском продать товар ниже его [427] стоимости, то он имеет также и шансы продать его выше его стоимости. Если продукт не удается продать, то рабочего выбрасывают на улицу. Если цена продукта долгое время остается ниже рыночной, то заработная плата рабочего падает ниже среднего уровня, и фабрики работают неполное время. Наибольший риск несет, следовательно, рабочий.
В-третьих. Никому не приходит в голову, что фермер, уплачивая ренту деньгами, или промышленный капиталист, уплачивая проценты деньгами, могут удерживать часть причитающихся с них ренты или процента на том только основании, что они, — для того чтобы иметь возможность производить эти платежи, — должны предварительно превратить свой продукт в деньги.}
[б) Покупка рабочим товаров у капиталиста. Обратный приток денег, не выражающий воспроизводства]
Возвращение денег к их исходному пункту имеет место также и в той части капитала, которая обращается между промышленным капиталистом и рабочим (следовательно, в той части оборотного капитала, которая составляет переменный капитал). Капиталист выплачивает рабочему заработную плату деньгами; рабочий покупает на эти деньги товары у капиталиста, и таким образом деньги притекают обратно к капиталисту. (На практике — к банкиру капиталиста. Но в действительности банкиры являются по отношению к отдельным капиталистам представителями совокупного капитала, капитала в целом, поскольку он принимает вид денег.) Этот обратный приток денег сам по себе вовсе не выражает воспроизводства. Капиталист покупает в обмен на деньги труд у рабочего, рабочий покупает на эти же деньги товар у капиталиста. Одни и те же деньги выступают сперва как средство для покупки труда, а потом — как средство для покупки товара. Обратный приток их к капиталисту обусловлен тем, что капиталист выступает по отношению к одним и тем же лицам сперва в роли покупателя, а потом — в роли продавца. Деньги уходят от него как от покупателя и возвращаются к нему как к продавцу. Рабочий, напротив, выступает сначала как продавец, а затем — как покупатель, он сначала получает деньги, а затем расходует их, тогда как капиталист, в противоположность рабочему, сначала расходует деньги, а затем получает их обратно.
На стороне капиталиста здесь происходит движение Д— Т — Д. Он на деньги покупает товар (рабочую силу); посредством продукта этой рабочей силы, посредством товара, он покупает деньги, или обратно продает этот продукт рабочему, противостоявшему ему раньше как продавец. Рабочий, напротив, представляет обращение Т — Д — Т. Он продает свой товар (рабочую силу) и на полученные за него деньги выкупает часть своего собственного продукта, произведенного им товара. Конечно, можно было бы сказать: рабочий продает товар (рабочую силу) за деньги, затрачивает эти деньги на покупку товара и затем снова продает свою рабочую силу, так что процесс Д — Т — Д представлен также и на стороне рабочего; и так как деньги постоянно обращаются между рабочим и капиталистом взад и вперед, то, в зависимости от того, с чьей стороны рассматривается этот процесс, можно было бы с одинаковым правом сказать, что рабочий — так же, как и капиталист — представляет движение Д — Т — Д. Однако покупателем является капиталист. Возобновление процесса исходит от него, а не от рабочего; обратный же приток денег к капиталисту обусловлен тем, что рабочий должен покупать жизненные средства. Здесь, как и во всех процессах, где Д — Т — Д является формой обращения на одной стороне, а Т — Д — Т — формой обращения на другой, обнаруживается, что целью процесса обмена для одной стороны является меновая стоимость, деньги, а потому и увеличение стоимости, а для другой стороны — потребительная стоимость, потребление. То же самое происходит и при обратном притоке денег в первом, упомянутом выше случае, где процесс Д — Т — Д совершается на стороне фермера, а Т — Д — Т — на стороне земельного собственника; это ясно, если принять во внимание, что Д, на которые земельный собственник покупает товар у фермера, представляют собой денежную форму земельной ренты, а следовательно являются уже результатом Т — Д, превращенной формой той части продукта, которая по сути дела принадлежит земельному собственнику in natura.
Эта разновидность процесса Д — Т — Д, — являющаяся в отношениях между рабочим и капиталистом лишь выражением обратного притока к капиталисту тех денег, которые он израсходовал на заработную плату, — сама по себе не выражает процесса воспроизводства, а выражает лишь то обстоятельство, что покупатель в свою очередь становится по отношению к тем же самым лицам продавцом. Не является она также и выражением денег как капитала, того именно процесса Д — Т — Д\ где второе Д есть большая сумма денег, чем первое Д, и где Д, следовательно, представляет самовозрастающую стоимость (капитал). Напротив, это лишь выражение формального обратного притока той же суммы денег (часто даже меньшей) к исходному пункту. (Под капиталистом здесь, конечно, разумеется класс капиталистов.) Следовательно, с моей стороны было неправильно, когда я в первой части[99] сказал, что форма Д — Т — Д непременно должна иметь вид Д — Т — Д'. Она может выражать просто форму обратного притока денег, на что я уже намекнул там же, объясняя круговое движение денег, возвращающихся к тому же исходному пункту, тем обстоятельством, что покупатель, в свою очередь, становится продавцом[100].
Но не посредством этого обратного притока денег обогащается капиталист. Например, он уплатил 10 шилл. заработной платы. На эти 10 шилл. рабочий покупает у него товар. Капиталист дал рабочему на 10 шилл. товара за его рабочую силу. Если бы он дал рабочему жизненные средства, ценой в 10 шилл., in natura, то здесь не было бы никакого обращения денег, следовательно не было бы и обратного притока денег. Это явление обратного притока денег не имеет, стало быть, ничего общего с обогащением капиталиста, проистекающим только из того, что в самом процессе производства капиталист присваивает больше труда, чем израсходовал на заработную плату, и что его продукт превышает таким образом издержки производства этого продукта, — тогда как деньги, уплачиваемые капиталистом рабочему, ни в коем случае не могут быть меньше того количества денег, на которое рабочий покупает у капиталиста товар. Этот формальный обратный приток денег не имеет здесь ничего общего с обогащением, следовательно не выражает собой [428] Д в качестве капитала, — совершенно так же, как в том случае, когда деньги, израсходованные на уплату ренты, процента и налога, обратно притекают к плательщику земельной ренты, процента и налога, этот обратный приток не содержит в себе увеличения стоимости или [хотя бы] ее возмещения.
Д — Т — Д, поскольку это движение представляет формальный обратный приток денег к капиталисту, выражает лишь то обстоятельство, что выданная капиталистом денежная ассигновка реализована в его собственном товаре.
Пример неправильного толкования этого денежного потока— этого возвращения денег к их исходному пункту — смотри выше, в разделе о Дестюте де Траси[101]. В качестве второго примера — в особенности применительно к денежному обращению между рабочим и капиталистом — следует привести в дальнейшем Брея[102]. Наконец, в отношении капиталиста, дающего деньги в ссуду, привести Прудона[103].
Эта форма обратного притока Д — Т — Д имеет место везде, где покупатель в свою очередь становится продавцом; она, следовательно, имеет место на стороне всего торгового капитала, где все купцы покупают друг у друга для того, чтобы продавать, и продают для того, чтобы покупать. Возможно, что покупатель — Д — не может продать товар, например рис, дороже, чем купил его; он, возможно, вынужден даже продать товар ниже его цены. В таком случае мы имели бы лишь простое возвращение денег, так как покупка переходит здесь в продажу без того, чтобы деньги проявили себя как самовозрастающая стоимость, как капитал.
То же самое происходит, например, при обмене постоянного капитала. Машиностроитель покупает железо у производителя железа и продает ему машину. В этом случае деньги притекают обратно к машиностроителю. Они были затрачены в качестве покупательного средства для приобретения железа. После этого они служат производителю железа покупательным средством для приобретения машины и таким образом притекают обратно к машиностроителю. За отданные деньги машиностроитель получил железо, за полученные деньги он отдал машину. Одно и то же количество денег сделало здесь возможным обращение вдвое большей стоимости. Например, на 1000 ф. ст. машиностроитель купил железо; на те. же 1000 ф. ст. производитель железа покупает машины. Стоимость железа и машин вместе = 2000 ф. ст. Но таким образом в движении должны находиться 3000 ф. ст.: на 1000 ф. ст. — денег, на 1000 ф. ст. — машин и на 1000 ф. ст. — железа. Если бы капиталисты производили обмен in natura, товары переходили бы из рук в руки без того, чтобы хоть один фартинг находился при этом в обращении.
То же происходит и тогда, когда капиталисты производят взаимные расчеты друг с другом и деньги служат для них средством платежа. Если обращаются бумажные деньги или кредитные деньги (банкноты), то общее положение вещей меняется лишь в одном отношении. В этом случае имеются еще 1000 ф. ст. в банкнотах, но они лишены «внутренней стоимости». Как бы то ни было, также и здесь имеются 3000 ф. ст.: 1000 ф. ст. в виде железа, 1000 ф. ст. в виде машин и 1000 ф. ст. в виде банкнот. Но эти 3000 ф. ст. существуют, как и в первом случае, только потому, что машиностроитель имел в своих руках 2000 ф. ст.: на 1000 ф. ст. — машин и на 1000 ф. ст. (золотом и серебром или банкнотами) — денег. В обоих случаях производитель железа лишь возвращает машиностроителю эти последние (т. е. деньги), так как производитель железа получил их вообще только потому, что машиностроитель в качестве покупателя не являлся — непосредственно тут же — в свою очередь продавцом: он оплатил первый товар, железо, не товаром, а деньгами. Когда же он платит товаром, т. е. продает свой товар производителю железа, последний возвращает ему деньги, так как оплата не производится дважды, один раз деньгами, второй раз товаром.
В обеих операциях золото или банкнота представляет превращенную форму того товара, который был куплен машиностроителем, или же того товара, который после этого был куплен у него его контрагентом; либо же они представляют такой товар, который, хотя он и не был куплен, все же был превращен в деньги, как это имеет место при получении дохода земельным собственником (его предки и т. д.)[104]. Здесь возвращение денег выражает, следовательно, лишь то обстоятельство, что тот, кто, уплатив за товар деньги, бросил их в обращение, извлекает их оттуда обратно путем продажи другого товара, бросаемого им в обращение.
Те же самые 1000 ф. ст., о которых только что шла речь, могли, обращаясь между капиталистами, пройти в течение одного дня через сорок, пятьдесят рук, и это было бы только переходом капитала из одних рук в другие. Машина перешла бы к производителю железа, железо — к крестьянину, зерно — к фабриканту крахмала или спирта, и т. д. В конце концов 1000 ф. ст. могли бы снова очутиться в руках машиностроителя, от последнего перейти к производителю железа и т. д. И таким образом с помощью этих 1000 ф. ст. обращался бы капитал в 40000 и более фунтов стерлингов, причем деньги могли бы постоянно возвращаться к тому, кто первый пустил их в обращение. Часть прибыли, полученной на эти 40000 ф. ст., превращается в процент, уплачиваемый различными капиталистами, например машиностроителем — тому лицу, которое дало ему ссуду в 1000 ф. ст., производителем железа — тому, кто дал ему взаймы 1000 ф. ст., давно истраченных им на уголь и т. д. или же на заработную плату, и т. д. Отсюда господин Прудон делает тот вывод, что эта тысяча фунтов стерлингов приносит всю сумму процентов, получаемую с 40000 ф. ст. Если бы, таким образом, норма процента равнялась пяти, то проценты составили бы 2000 ф. ст. Предположив это, он правильно исчисляет, что 1000 ф. ст. принесли 200 %. Таков этот прославленный критик политической экономии!{55} [105]
Но хотя процесс Д — Т — Д в том виде, в каком он представляет денежное обращение между капиталистом и рабочим, сам по себе не выражает никакого акта воспроизводства, все же постоянное повторение этого процесса, непрерывность обратного притока денег, указывает на воспроизводство. Ни один покупатель не может вообще выступать постоянно как продавец, если он не воспроизводит продаваемых им товаров. Правда, это имеет силу по отношению ко всем, кто живет не на ренту, проценты или налоги. Но у одного контрагента при завершении процесса всегда происходит обратный приток денег Д — Т — Д, как у капиталиста в его отношении к рабочему или же к земельному собственнику или к рантье (со стороны двух последних имеет место всего лишь обратный приток денег). У другого же контрагента процесс завершается покупкой товара, т. е. происходит процесс Т — Д — Т, как это имеет место у рабочего. Этот процесс рабочий постоянно возобновляет. Инициатива принадлежит ему всегда как продавцу, а не как покупателю. То же самое относится ко всей совокупности того денежного обращения, [429] которое означает лишь трату дохода. Капиталист, например, сам потребляет за год известное количество продуктов. Он превратил свой товар в деньги, чтобы затратить эти деньги на покупку товаров, которые он намерен окончательно потребить. Здесь происходит Т — Д — Т и отсутствует обратный приток денег к капиталисту, но деньги притекают обратно к продавцу (например, к лавочнику), капитал которого возмещается благодаря тому, что капиталист тратит свой доход.
Но мы видели также, что существует обмен, дохода на доход обращение доходов. Мясник покупает хлеб у пекаря, пекарь покупает мясо у мясника; оба они потребляют свой доход. Мясо, которое съедает сам мясник, он не оплачивает; точно так же и пекарь не оплачивает тот хлеб, который он сам съедает. Эту часть дохода каждый из них потребляет in natura. Но возможно, что мясо, покупаемое пекарем у мясника, возмещает этому последнему не капитал, а доход, т. е. определенную часть проданного им мяса, представляющую не просто его прибыль, а ту именно часть его прибыли, которую он намерен сам потребить как доход. Хлеб, который мясник покупает у пекаря, тоже является для мясника расходованием его дохода. При расчете тот или другой должен уплатить только балансовую разницу. Сбалансированная часть их взаимных покупок и продаж не входит в денежное обращение. Но предположим, что пекарю приходится платить балансовую разницу и что эта разница представляет для мясника доход. Тогда мясник затратит деньги пекаря на приобретение других предметов потребления. Предположим, что это будет 10 ф. ст., которые он уплачивает портному. Если эти 10 ф. ст. представляют для портного доход, то портной израсходует их подобным же образом. Он. в свою очередь, купит на них хлеб и т. д. Тем самым деньги притекают обратно к пекарю, но они возмещают ему уже не доход, а капитал.
Может быть поставлен еще следующий вопрос: в том процессе Д — Т — Д, который проделывается капиталистом и который представляет самовозрастающую стоимость, капиталист извлекает из обращения больше денег, чем он бросил в обращение. (К этому собственно стремился собиратель сокровищ, но он этого не достиг. Ибо он извлекает из сферы обращения в форме золота и серебра не больше стоимости, чем он в нее бросил в форме товаров. Он обладает теперь большей стоимостью в форме денег, тогда как раньше он обладал большей стоимостью в форме товара.) Пусть у капиталиста все издержки производства его товара равны 1000 ф, ст. Он продает свой товар за 1200 ф. ст., ибо в этом товаре содержится теперь неоплаченного труда 20 %, или 1/5» — труда, который он продает, хотя и не оплатил его. Как же возможно, что все капиталисты, класс промышленных капиталистов, постоянно извлекают из обращения больше денег, чем бросают в обращение?
С другой стороны, можно сказать, что капиталист постоянно бросает в обращение больше, чем извлекает из него. Он должен был оплатить свой основной капитал. Но он продает этот последний только по мере того, как потребляет его, только частями. Входя целиком в процесс производства товара, основной капитал всегда входит в стоимость товара только гораздо меньшей частью. Если период обращения основного капитала равен 10 годам, то в товар входит ежегодно лишь одна десятая часть его, а остальные 9/10 не входят в денежное обращение, так как эти 9/10 вообще не поступают в обращение в форме товара. Таков один вопрос.
Эту проблему мы рассмотрим позже[106], а пока вернемся к Кенэ.
Но предварительно — еще об одном вопросе. Возвращение банкнот в банк, который производит учет векселей или также выдает ссуды банкнотами, представляет собой совершенно другое явление, чем рассмотренные до сих пор обратные приливы денег. В данном случае предвосхищается превращение товара в деньги. Товар получает форму денег еще до того, как он продан, быть может даже еще до того, как он произведен. Но возможно, что он уже и продан (под вексель). Во всяком случае он еще не оплачен, еще не превращен обратно в деньги. Таким образом, это превращение в деньги и в том и в другом случае предвосхищается. Как только товар продан (или предполагается проданным), деньги притекают обратно в банк — либо в виде его собственных банкнот, которые возвращаются тогда из обращения; либо в виде чужих банкнот, которые обмениваются тогда на его собственные банкноты (между банкирами), так что и те и другие банкноты изымаются из обращения, возвращаются к своему исходному пункту; либо же в виде золота и серебра. Если это золото и серебро идет на размен банкнот, находящихся в руках третьих лиц, то банкноты возвращаются в банк. Если банкноты не предъявляются к размену, то находящиеся в обращении золото и серебро уменьшаются на такое их количество, какое лежит теперь вместо банкнот в кладовых банка.
Во всех этих случаях процесс заключается в следующем:
Наличное бытие денег (превращение товара в деньги) было предвосхищено. Когда же товар действительно превращается в деньги, он превращается в них вторично. Но это второе денежное бытие товара возвращается к исходному пункту, оно погашает, замещает его первое денежное бытие, возвращается из обращения в банк. Возможно, что это второе денежное бытие товара выражается в той же самой, совершенно идентичной массе банкнот, в которой выражалось его первое денежное бытие. Например, вексель был учтен фабриканту пряжи. Вексель получен им от ткача. Полученными 1000 ф. ст. фабрикант пряжи заплатил за уголь, хлопок и т. д. Различные лица, через руки которых проходят эти банкноты при платежах за их товары, затрачивают их в конце концов на покупку холста, и таким образом банкноты попадают к ткачу, который в день истечения срока векселя оплачивает его прядильщику теми же самыми банкнотами, а прядильщик возвращает их банку. Вовсе нет необходимости в том, чтобы второе (посмертное) превращение товара в деньги — после его предвосхищенного превращения — [430] совершалось посредством других денег, чем первое. И таким образом кажется, будто прядильщик на деле ничего не получил, ибо вначале он занял банкноты, а заканчивается процесс тем, что прядильщик получает их обратно и возвращает выдавшему их банку. Но в действительности та же самая банкнота служила в течение этого времени средством обращения и средством платежа, и прядильщик частью уплачивал ею свои долги, частью покупал на нее товары, необходимые для воспроизводства пряжи, и таким образом выручал создаваемую посредством эксплуатации рабочего прибавочную стоимость, часть которой он может теперь выплатить банку. И притом — тоже деньгами, ибо к нему притекает обратно больше денег, чем он израсходовал, авансировал, затратил. Каким образом? Это опять-таки относится к тому вопросу, рассмотрение которого мы отложили[107].
[а) Нелепость взгляда на заработную плату как на аванс капиталиста рабочему. Буржуазное представление о прибыли как о премии за риск]
[425] {Из сказанного вместе с тем видно, как нелепа фраза, «объясняющая» прибыль капиталиста тем, что он будто бы авансирует рабочему деньги раньше, чем превратил в деньги свой товар.
Во-первых… Когда я покупаю товар для своего потребления, то для меня никакой «прибыли» не возникает из того обстоятельства, что я являюсь покупателем, а владелец товара — «продавцом», что мой товар имеет форму денег, а его только еще должен превратиться в деньги. Капиталист оплачивает труд только после того, как потребил его, тогда как другие товары оплачиваются до того, как они потребляются. Это проистекает из своеобразной природы покупаемого им товара, который на деле переходит к покупателю полностью только после того, как он потреблен. Деньги выступают здесь как средство платежа. Капиталист всегда присваивает себе товар «труд» раньше, чем оплачивает его. Но то обстоятельство, что он покупает его только с целью получения прибыли от продажи продукта этого труда, отнюдь не может служить причиной того, что он эту прибыль получает. Это только мотив. И все в таком случае свелось бы лишь к следующему: покупая наемный труд, капиталист-де получает прибыль потому, что он хочет извлечь прибыль из продажи продукта этого труда.
Во-вторых. Но, говорят нам, капиталист все же авансирует рабочему в форме денег ту часть продукта, которая приходится на его долю в качестве заработной платы, и таким образом избавляет рабочего от забот, риска и потери времени, которые были бы неизбежны для рабочего, если бы он сам должен был превратить в деньги часть товара, причитающуюся ему в качестве заработной платы. Не должен ли рабочий оплачивать капиталисту эти заботы, риск и потерю времени? Не должен ли, следовательно, рабочий получать меньшую долю продукта, чем та, которая, не будь этого, причиталась бы ему?
При такой постановке вопроса сводится на нет все отношение наемного труда и капитала и в корне уничтожается экономическое объяснение прибавочной стоимости. Правда, результат процесса состоит в том, что фонд, из которого капиталист оплачивает наемного рабочего, представляет собой в действительности только собственный продукт последнего и что таким образом капиталист и рабочий фактически делят продукт в определенной пропорции между собой. Но этот фактический результат не имеет абсолютно ничего общего со сделкой между капиталом и наемным трудом (сделкой, на которую опирается экономическое обоснование прибавочной стоимости, вытекающее из законов самого товарного обмена). Капиталист покупает не что иное, как временное распоряжение рабочей силой, и платит за это только после того, как рабочая сила действовала, овеществилась в продукте. Как и везде, где деньги выступают в роли средства платежа, так и здесь купля и продажа предшествуют реальному отчуждению денег со стороны покупателя. Но после этой сделки, которая закончилась еще до начала действительного процесса производства, труд принадлежит уже капиталисту. Ему же целиком принадлежит и товар, выходящий как продукт из этого процесса. Капиталист произвел его принадлежащими ему средствами производства и купленным им, а следовательно, и принадлежащим ему — хотя еще и не оплаченным, — трудом. Дело обстоит так, как если бы он совсем не потребил чужого труда для производства товара.
Прибыль, получаемая капиталистом, прибавочная стоимость, реализуемая им, проистекает именно из того, что рабочий продал ему как товар не труд, овеществленный в товаре, а самоё свою рабочую силу. Если бы рабочий противостоял ему как товаровладелец в первом смысле[98], то капиталист не мог бы получить никакой прибыли, не мог бы реализовать никакой прибавочной стоимости, так как согласно закону стоимости обмениваются эквиваленты, обменивается равное количество труда на равное количество труда. Прибавочная стоимость капиталиста проистекает именно из того, что он покупает у рабочего не товар, а самоё его рабочую силу, которая имеет меньшую стоимость, чем ее продукт, или, что то же самое, которая реализуется в большем количестве овеществленного труда, чем реализовано в ней самой. Но вот, для оправдания прибыли затушевывается самый ее источник и отвергается вся сделка, из которой она возникает. Так как фактически, — поскольку процесс непрерывен, — капиталист платит рабочему только из собственного продукта этого последнего, так что рабочий оплачивается только частью своего собственного продукта и, следовательно, авансирование является простой видимостью, — то теперь нам говорят: рабочий продал капиталисту свою долю продукта раньше, чем этот продукт был превращен в деньги. (Может быть, даже раньше, чем продукт получил способность превратиться в деньги, ибо может случиться, что хотя труд рабочего и получил свою материализацию в каком-нибудь продукте, но изготовлена в данный момент только часть пригодного для продажи товара, — например, только часть дома.) При таком взгляде на вещи капиталист перестает быть собственником продукта, и этим устраняется весь тот процесс, посредством которого он безвозмездно присваивал себе чужой труд. Выходит, что друг другу противостоят просто товаровладельцы. У капиталиста в руках деньги, а рабочий продает ему не свою рабочую силу, а товар, именно ту часть продукта, в которой овеществлен его собственный труд.
Рабочий может в таком случае сказать капиталисту: «Из этих 5 фунтов продукта (например, пряжи) 3/5 представляют постоянный капитал. Они принадлежат тебе. 2/5, т. е. 2 фунта, представляют мой вновь присоединенный труд. Следовательно, ты должен выдать мне плату в размере 2 фунтов пряжи. Вот и оплати мне стоимость этих двух фунтов». В данном случае рабочий положил бы себе в карман не только заработную плату, но и прибыль, короче говоря, всю сумму денег, равную количеству вновь присоединенного им, материализованного труда, существующего в форме 2 фунтов пряжи.
— «Но разве я», — говорит капиталист, — «не авансировал постоянный капитал?»
— «Пусть так», — отвечает рабочий, — «зато ты и берешь себе три фунта, а платишь мне только два».
— «Но ты ведь не мог бы», — настаивает капиталист, — «материализовать свой труд, не мог бы прясть без моего хлопка и без моих веретен. За это ты должен заплатить особо».
— «Полно!» — отвечает рабочий. — «Хлопок сгнил бы, а веретена заржавели бы, если бы я не употребил их для прядения. [426] Правда, те 3 фунта пряжи, которые ты удерживаешь в свою пользу, представляют только стоимость твоего хлопка и твоих веретен, потребленных в процессе производства пяти фунтов пряжи и, следовательно, содержащихся в этих последних. Но только мой труд, потребив эти средства производства как таковые, сохранил стоимость хлопка и веретен. За эту, сохраняющую стоимость, силу моего труда я ничего от тебя не требую, так как, — помимо самого прядения, за которое я получаю 2 фунта, — она не стоила мне никакого добавочного рабочего времени. Это природный дар, присущий моему труду, дар, который мне ничего не стоит, но который сохраняет стоимость постоянного капитала. И если я ничего за это от тебя не требую, то и ты не имеешь никаких оснований требовать от меня вознаграждения за то, что без веретен и хлопка я не мог бы прясть. Ведь без прядения твои веретена и хлопок не стоили бы и ломаного гроша».
Прижатый к стене капиталист говорит: «2 фунта пряжи, действительно, стоят 2 шилл. Они представляют это именно количество твоего рабочего времени. Но ведь я должен платить тебе за них еще до того, как я их продал. Может быть, мне совсем не удастся продать их. Это — риск № 1. Во-вторых, возможно, что я их продам ниже их цены. Это — риск № 2. А, в-третьих, как бы там ни было, приходится еще тратить время на их продажу. Должен ли я ради тебя даром брать на себя оба эти риска и, сверх того, еще потерю времени? Даром ничего, кроме смерти, не получишь».
— «Постой-ка», — отвечает рабочий, — «каковы наши отношения? Мы противостоим друг другу как товаровладельцы, ты — как покупатель, мы — как продавцы, потому что ты ведь хочешь купить у нас нашу долю в продукте, 2 фунта, а то, что в них содержится, — это на деле не что иное, как наше собственное овеществленное рабочее время. И вот ты заявляешь, что мы должны продать тебе свой товар ниже его стоимости, чтобы ты в результате этого получил больше стоимости в виде товара, чем имеешь теперь в виде денег. Стоимость нашего товара равна 2 шилл. Ты хочешь дать за него только 1 шилл., благодаря чему ты, — так как один шиллинг содержит столько же рабочего времени, сколько 1 фунт пряжи, — получишь в обмен стоимость вдвое большую, чем та, которую сам отдаешь в обмен. Напротив, мы получили бы вместо эквивалента только половину эквивалента, вместо эквивалента двух фунтов пряжи — лишь эквивалент одного фунта. И на чем основываешь ты это требование, противоречащее закону стоимости и обмена товаров в соответствии с их стоимостями? На чем? На том, что ты — покупатель, а мы — продавцы, что наша стоимость существует в форме пряжи, товара, а твоя стоимость — в форме денег, что определенная стоимость, оставаясь той же, противостоит, в форме пряжи, такой же стоимости в форме денег. Но, милейший! Ведь это — только смена формы, касающаяся того выражения, которое стоимость получает, но оставляющая неизменной величину стоимости. Или ты держишься того ребяческого взгляда, что всякий товар должен продаваться ниже своей цены, — т. е. ниже той суммы денег, в которой представлена его стоимость, — потому что в форме денег он-де приобретает большую стоимость? Но нет, милейший, он вовсе не приобретает большей стоимости; величина его стоимости не изменяется, она только представлена теперь в чистом виде меновой стоимости.
Подумай-ка, дружище, каким неприятностям ты сам себя подвергаешь! Твое утверждение сводится к тому, что продавец всегда должен продавать покупателю товар ниже его стоимости. Действительно, так дело и обстояло на твоей стороне, когда мы еще продавали тебе не товар, изготовленный нами, а самоё нашу рабочую силу. Ты, правда, покупал ее по ее стоимости, однако самый наш труд ты купил ниже той стоимости, в которой он находит свое выражение. Но оставим это неприятное воспоминание. Мы, слава богу, вышли из этого положения с тех пор, как ты сам соизволил вынести решение, что продавать тебе мы должны уже не нашу рабочую силу как товар, а самый товар, являющийся продуктом нашего труда. Вернемся к тем неприятностям, на которые ты себя этим самым обрекаешь. Ведь новый провозглашенный тобой закон, согласно которому продавец за превращение своего товара в деньги платит не просто своим товаром, не тем, что просто обменивает свой товар на деньги, а тем, что продает товар ниже его цены, — этот закон, по которому покупатель всегда обманывает, обсчитывает продавца, должен в одинаковой мере иметь силу для любого покупателя и продавца. Положим, что мы принимаем твое предложение — однако с тем лишь условием, что ты сам подчинишься тобой же измышленному закону, а именно тому закону, согласно которому продавец должен даром отдавать часть своего товара покупателю за то, что этот последний превращает для продавца его товар в деньги. Итак, ты покупаешь наши 2 фунта пряжи стоимостью в 2 шилл. за 1 шилл. и, следовательно, получаешь барыш в 1 шилл., т. е. в 100 %. Но теперь, после того как ты купил у нас принадлежащие нам 2 фунта, у тебя в руках — 5 фунтов пряжи стоимостью в 5 шилл. Ты, конечно, рассчитываешь сделать выгодное дельце. 5 фунтов пряжи стоят тебе только 4 шилл., а ты хочешь продать их за 5 шилл. «Стой! — говорит твой покупатель. — Твои 5 фунтов пряжи — товар, а ты — продавец. Я обладаю такой же стоимостью в виде денег, я — покупатель. Следовательно, согласно признанному тобой закону, сделка с тобой должна принести мне 100 % барыша. А потому ты должен продать мне 5 фунтов пряжи на 50 % ниже их стоимости, т. е. за 21/2 шилл. Я даю тебе 21/2 шилл., получаю за них товар стоимостью в 5 шилл., и таким образом сделка с тобой приносит мне 100 % барыша, — ведь что справедливо для одного, то справедливо и для другого».
Ты, приятель, видишь сам, — [продолжает рабочий], — к чему приводит твой новый закон; ты только надул бы сам себя, — ведь хотя ты и стал на минуту покупателем, но потом снова выступишь в роли продавца. В данном случае ты в качестве продавца потерял бы больше, чем выгадал бы в качестве покупателя. Ты подумай хорошенько! Разве до того, как были произведены 2 фунта пряжи, которые ты теперь хочешь купить у нас, ты не делал других покупок, без которых вообще не было бы тех 5 фунтов пряжи, о которых идет речь? [426a] Разве ты не купил предварительно хлопок и веретена, которые теперь представлены в 3 фунтах пряжи? При этих покупках оптовый торговец хлопком в Ливерпуле и фабрикант прядильных машин в Олдеме противостояли тебе в качестве продавцов, а ты им в качестве покупателя; они выступали как представители товара, ты как представитель денег — совершенно такое же отношение, в каком мы в данную минуту имеем честь или несчастье противостоять друг другу. Разве тебя не высмеяли бы плутоватый торговец хлопком и твой бойкий коллега из Олдема, если бы ты потребовал, чтобы они даром отпустили тебе часть хлопка и веретен, или, что то же самое, продали тебе эти товары ниже их цены (и их стоимости), на том основании, что ты для них превращаешь товар в деньги, а они для тебя превращают деньги в товар, что они — продавцы, а ты — покупатель? Они ведь ничем не рисковали, они получали наличные деньги, меновую стоимость в чистой самостоятельной форме. Зато с твоей стороны — какой риск! Сперва выработать из веретен и хлопка пряжу, нести весь риск процесса производства, а потом еще вдобавок нести риск, связанный с продажей пряжи, с обратным превращением ее в деньги. Риск — будет ли она продана по своей стоимости, выше или ниже стоимости. Риск — совсем не продать ее, совсем не превратить ее обратно в деньги. Что же касается пряжи как таковой, то она нисколько тебя не интересует. Ты пряжу не ешь, не пьешь, ты не можешь использовать ее иначе, как только продав ее. И уж во всяком случае должна быть оплачена потеря времени, сопряженная с обратным превращением пряжи в деньги, в котором, в скрытом виде, содержится обратное превращение в деньги веретен и хлопка! — Старина! — возразили бы тебе твои коллеги. — Не валяй дурака! Не говори глупостей! Какое нам, черт побери, дело до того, как ты думаешь использовать наш хлопок и наши веретена, на что ты намерен их употребить! Сожги их, выброси, делай с ними что хочешь, но только заплати за них! Что за идея! Мы должны принести тебе в дар наши товары потому, что ты заделался хлопкопрядильным фабрикантом и, по-видимому, плохо чувствуешь себя в этой отрасли деловой жизни, если уж так сильно преувеличиваешь связанные с нею риск и опасности! Брось свою хлопкопрядильню или не показывайся на рынке с такими нелепыми идеями!»
На эту речь рабочих капиталист отвечает с пренебрежительной улыбкой: «Видать, что вы, простофили, слышали звон, да не знаете, откуда он. Вы толкуете о вещах, в которых ничего не смыслите. Вы думаете, я заплатил ливерпульскому пройдохе и олдемскому молодчику наличными деньгами? Черта с два! Я заплатил им векселями, и хлопок ливерпульского пройдохи на самом деле был переработан в пряжу и продан еще до того, как наступил срок его векселю. С вами — совсем другое дело. Вы хотите получать наличными».
— «Прекрасно», — говорят рабочие, — «по что сделали ливерпульский пройдоха и олдемский молодчик с твоими векселями?»
— «Что они с ними сделали?!» — восклицает капиталист. — «Глупый вопрос! Они снесли их своим банкирам, и те учли их!»
— «Сколько они за это платят банкиру?»
— «Сколько? Деньги теперь весьма дешевы. Думаю, что они заплатили за учет примерно 3 %, т. е. не три процента со всей суммы векселя, а столько, сколько, считая из 3 % годовых, приходится на то время, которое остается до истечения срока векселя».
— «Тем лучше», — говорят рабочие., — «Плати нам по 2 шилл., какова и есть стоимость нашего товара, или же по 12 шилл., так как мы хотим понедельного расчета вместо ежедневного. И удержи из них проценты за 14 дней из расчета 3 % годовых».
— «Но этот вексель слишком мал», — говорит капиталист. — «Ни один банкир не учтет его».
— «Прекрасно», — возражают рабочие, — «нас 100 человек. Ты, значит, должен заплатить нам 1200 шилл. Выдай нам на них вексель. 60 ф. ст. вовсе уж не такая маленькая сумма, чтобы такой вексель нельзя было учесть. А кроме того, ты ведь учитываешь его сам, и эта сумма не должна быть слишком мала для тебя, потому что это как раз та самая сумма, из которой ты, по твоим словам, берешь выжимаемую из нас прибыль. Вычет был бы ничтожный. И так как мы получали бы в таком случае полностью большую часть нашего продукта, то мы скоро перестали бы нуждаться в твоем учете. Разумеется, мы откроем тебе не больший кредит, чем даст тебе биржевой маклер, — всего лишь на 14 дней».
Если выводить заработную плату (совершенно извращая действительные отношения) из дисконтирования принадлежащей рабочим части стоимости совокупного продукта — из того, что капиталист оплачивает рабочим эту часть деньгами вперед, — то капиталист должен был бы выдавать им очень краткосрочные векселя, какие он выдает, например, торговцу, промышляющему хлопком, и т. д. Рабочий получал бы большую часть своего продукта, а капиталист скоро перестал бы быть капиталистом. Из собственника продукта он превратился бы для рабочие просто в банкира.
К тому же, если капиталист стоит перед риском продать товар ниже его [427] стоимости, то он имеет также и шансы продать его выше его стоимости. Если продукт не удается продать, то рабочего выбрасывают на улицу. Если цена продукта долгое время остается ниже рыночной, то заработная плата рабочего падает ниже среднего уровня, и фабрики работают неполное время. Наибольший риск несет, следовательно, рабочий.
В-третьих. Никому не приходит в голову, что фермер, уплачивая ренту деньгами, или промышленный капиталист, уплачивая проценты деньгами, могут удерживать часть причитающихся с них ренты или процента на том только основании, что они, — для того чтобы иметь возможность производить эти платежи, — должны предварительно превратить свой продукт в деньги.}
[б) Покупка рабочим товаров у капиталиста. Обратный приток денег, не выражающий воспроизводства]
Возвращение денег к их исходному пункту имеет место также и в той части капитала, которая обращается между промышленным капиталистом и рабочим (следовательно, в той части оборотного капитала, которая составляет переменный капитал). Капиталист выплачивает рабочему заработную плату деньгами; рабочий покупает на эти деньги товары у капиталиста, и таким образом деньги притекают обратно к капиталисту. (На практике — к банкиру капиталиста. Но в действительности банкиры являются по отношению к отдельным капиталистам представителями совокупного капитала, капитала в целом, поскольку он принимает вид денег.) Этот обратный приток денег сам по себе вовсе не выражает воспроизводства. Капиталист покупает в обмен на деньги труд у рабочего, рабочий покупает на эти же деньги товар у капиталиста. Одни и те же деньги выступают сперва как средство для покупки труда, а потом — как средство для покупки товара. Обратный приток их к капиталисту обусловлен тем, что капиталист выступает по отношению к одним и тем же лицам сперва в роли покупателя, а потом — в роли продавца. Деньги уходят от него как от покупателя и возвращаются к нему как к продавцу. Рабочий, напротив, выступает сначала как продавец, а затем — как покупатель, он сначала получает деньги, а затем расходует их, тогда как капиталист, в противоположность рабочему, сначала расходует деньги, а затем получает их обратно.
На стороне капиталиста здесь происходит движение Д— Т — Д. Он на деньги покупает товар (рабочую силу); посредством продукта этой рабочей силы, посредством товара, он покупает деньги, или обратно продает этот продукт рабочему, противостоявшему ему раньше как продавец. Рабочий, напротив, представляет обращение Т — Д — Т. Он продает свой товар (рабочую силу) и на полученные за него деньги выкупает часть своего собственного продукта, произведенного им товара. Конечно, можно было бы сказать: рабочий продает товар (рабочую силу) за деньги, затрачивает эти деньги на покупку товара и затем снова продает свою рабочую силу, так что процесс Д — Т — Д представлен также и на стороне рабочего; и так как деньги постоянно обращаются между рабочим и капиталистом взад и вперед, то, в зависимости от того, с чьей стороны рассматривается этот процесс, можно было бы с одинаковым правом сказать, что рабочий — так же, как и капиталист — представляет движение Д — Т — Д. Однако покупателем является капиталист. Возобновление процесса исходит от него, а не от рабочего; обратный же приток денег к капиталисту обусловлен тем, что рабочий должен покупать жизненные средства. Здесь, как и во всех процессах, где Д — Т — Д является формой обращения на одной стороне, а Т — Д — Т — формой обращения на другой, обнаруживается, что целью процесса обмена для одной стороны является меновая стоимость, деньги, а потому и увеличение стоимости, а для другой стороны — потребительная стоимость, потребление. То же самое происходит и при обратном притоке денег в первом, упомянутом выше случае, где процесс Д — Т — Д совершается на стороне фермера, а Т — Д — Т — на стороне земельного собственника; это ясно, если принять во внимание, что Д, на которые земельный собственник покупает товар у фермера, представляют собой денежную форму земельной ренты, а следовательно являются уже результатом Т — Д, превращенной формой той части продукта, которая по сути дела принадлежит земельному собственнику in natura.
Эта разновидность процесса Д — Т — Д, — являющаяся в отношениях между рабочим и капиталистом лишь выражением обратного притока к капиталисту тех денег, которые он израсходовал на заработную плату, — сама по себе не выражает процесса воспроизводства, а выражает лишь то обстоятельство, что покупатель в свою очередь становится по отношению к тем же самым лицам продавцом. Не является она также и выражением денег как капитала, того именно процесса Д — Т — Д\ где второе Д есть большая сумма денег, чем первое Д, и где Д, следовательно, представляет самовозрастающую стоимость (капитал). Напротив, это лишь выражение формального обратного притока той же суммы денег (часто даже меньшей) к исходному пункту. (Под капиталистом здесь, конечно, разумеется класс капиталистов.) Следовательно, с моей стороны было неправильно, когда я в первой части[99] сказал, что форма Д — Т — Д непременно должна иметь вид Д — Т — Д'. Она может выражать просто форму обратного притока денег, на что я уже намекнул там же, объясняя круговое движение денег, возвращающихся к тому же исходному пункту, тем обстоятельством, что покупатель, в свою очередь, становится продавцом[100].
Но не посредством этого обратного притока денег обогащается капиталист. Например, он уплатил 10 шилл. заработной платы. На эти 10 шилл. рабочий покупает у него товар. Капиталист дал рабочему на 10 шилл. товара за его рабочую силу. Если бы он дал рабочему жизненные средства, ценой в 10 шилл., in natura, то здесь не было бы никакого обращения денег, следовательно не было бы и обратного притока денег. Это явление обратного притока денег не имеет, стало быть, ничего общего с обогащением капиталиста, проистекающим только из того, что в самом процессе производства капиталист присваивает больше труда, чем израсходовал на заработную плату, и что его продукт превышает таким образом издержки производства этого продукта, — тогда как деньги, уплачиваемые капиталистом рабочему, ни в коем случае не могут быть меньше того количества денег, на которое рабочий покупает у капиталиста товар. Этот формальный обратный приток денег не имеет здесь ничего общего с обогащением, следовательно не выражает собой [428] Д в качестве капитала, — совершенно так же, как в том случае, когда деньги, израсходованные на уплату ренты, процента и налога, обратно притекают к плательщику земельной ренты, процента и налога, этот обратный приток не содержит в себе увеличения стоимости или [хотя бы] ее возмещения.
Д — Т — Д, поскольку это движение представляет формальный обратный приток денег к капиталисту, выражает лишь то обстоятельство, что выданная капиталистом денежная ассигновка реализована в его собственном товаре.
Пример неправильного толкования этого денежного потока— этого возвращения денег к их исходному пункту — смотри выше, в разделе о Дестюте де Траси[101]. В качестве второго примера — в особенности применительно к денежному обращению между рабочим и капиталистом — следует привести в дальнейшем Брея[102]. Наконец, в отношении капиталиста, дающего деньги в ссуду, привести Прудона[103].
Эта форма обратного притока Д — Т — Д имеет место везде, где покупатель в свою очередь становится продавцом; она, следовательно, имеет место на стороне всего торгового капитала, где все купцы покупают друг у друга для того, чтобы продавать, и продают для того, чтобы покупать. Возможно, что покупатель — Д — не может продать товар, например рис, дороже, чем купил его; он, возможно, вынужден даже продать товар ниже его цены. В таком случае мы имели бы лишь простое возвращение денег, так как покупка переходит здесь в продажу без того, чтобы деньги проявили себя как самовозрастающая стоимость, как капитал.
То же самое происходит, например, при обмене постоянного капитала. Машиностроитель покупает железо у производителя железа и продает ему машину. В этом случае деньги притекают обратно к машиностроителю. Они были затрачены в качестве покупательного средства для приобретения железа. После этого они служат производителю железа покупательным средством для приобретения машины и таким образом притекают обратно к машиностроителю. За отданные деньги машиностроитель получил железо, за полученные деньги он отдал машину. Одно и то же количество денег сделало здесь возможным обращение вдвое большей стоимости. Например, на 1000 ф. ст. машиностроитель купил железо; на те. же 1000 ф. ст. производитель железа покупает машины. Стоимость железа и машин вместе = 2000 ф. ст. Но таким образом в движении должны находиться 3000 ф. ст.: на 1000 ф. ст. — денег, на 1000 ф. ст. — машин и на 1000 ф. ст. — железа. Если бы капиталисты производили обмен in natura, товары переходили бы из рук в руки без того, чтобы хоть один фартинг находился при этом в обращении.
То же происходит и тогда, когда капиталисты производят взаимные расчеты друг с другом и деньги служат для них средством платежа. Если обращаются бумажные деньги или кредитные деньги (банкноты), то общее положение вещей меняется лишь в одном отношении. В этом случае имеются еще 1000 ф. ст. в банкнотах, но они лишены «внутренней стоимости». Как бы то ни было, также и здесь имеются 3000 ф. ст.: 1000 ф. ст. в виде железа, 1000 ф. ст. в виде машин и 1000 ф. ст. в виде банкнот. Но эти 3000 ф. ст. существуют, как и в первом случае, только потому, что машиностроитель имел в своих руках 2000 ф. ст.: на 1000 ф. ст. — машин и на 1000 ф. ст. (золотом и серебром или банкнотами) — денег. В обоих случаях производитель железа лишь возвращает машиностроителю эти последние (т. е. деньги), так как производитель железа получил их вообще только потому, что машиностроитель в качестве покупателя не являлся — непосредственно тут же — в свою очередь продавцом: он оплатил первый товар, железо, не товаром, а деньгами. Когда же он платит товаром, т. е. продает свой товар производителю железа, последний возвращает ему деньги, так как оплата не производится дважды, один раз деньгами, второй раз товаром.
В обеих операциях золото или банкнота представляет превращенную форму того товара, который был куплен машиностроителем, или же того товара, который после этого был куплен у него его контрагентом; либо же они представляют такой товар, который, хотя он и не был куплен, все же был превращен в деньги, как это имеет место при получении дохода земельным собственником (его предки и т. д.)[104]. Здесь возвращение денег выражает, следовательно, лишь то обстоятельство, что тот, кто, уплатив за товар деньги, бросил их в обращение, извлекает их оттуда обратно путем продажи другого товара, бросаемого им в обращение.
Те же самые 1000 ф. ст., о которых только что шла речь, могли, обращаясь между капиталистами, пройти в течение одного дня через сорок, пятьдесят рук, и это было бы только переходом капитала из одних рук в другие. Машина перешла бы к производителю железа, железо — к крестьянину, зерно — к фабриканту крахмала или спирта, и т. д. В конце концов 1000 ф. ст. могли бы снова очутиться в руках машиностроителя, от последнего перейти к производителю железа и т. д. И таким образом с помощью этих 1000 ф. ст. обращался бы капитал в 40000 и более фунтов стерлингов, причем деньги могли бы постоянно возвращаться к тому, кто первый пустил их в обращение. Часть прибыли, полученной на эти 40000 ф. ст., превращается в процент, уплачиваемый различными капиталистами, например машиностроителем — тому лицу, которое дало ему ссуду в 1000 ф. ст., производителем железа — тому, кто дал ему взаймы 1000 ф. ст., давно истраченных им на уголь и т. д. или же на заработную плату, и т. д. Отсюда господин Прудон делает тот вывод, что эта тысяча фунтов стерлингов приносит всю сумму процентов, получаемую с 40000 ф. ст. Если бы, таким образом, норма процента равнялась пяти, то проценты составили бы 2000 ф. ст. Предположив это, он правильно исчисляет, что 1000 ф. ст. принесли 200 %. Таков этот прославленный критик политической экономии!{55} [105]
Но хотя процесс Д — Т — Д в том виде, в каком он представляет денежное обращение между капиталистом и рабочим, сам по себе не выражает никакого акта воспроизводства, все же постоянное повторение этого процесса, непрерывность обратного притока денег, указывает на воспроизводство. Ни один покупатель не может вообще выступать постоянно как продавец, если он не воспроизводит продаваемых им товаров. Правда, это имеет силу по отношению ко всем, кто живет не на ренту, проценты или налоги. Но у одного контрагента при завершении процесса всегда происходит обратный приток денег Д — Т — Д, как у капиталиста в его отношении к рабочему или же к земельному собственнику или к рантье (со стороны двух последних имеет место всего лишь обратный приток денег). У другого же контрагента процесс завершается покупкой товара, т. е. происходит процесс Т — Д — Т, как это имеет место у рабочего. Этот процесс рабочий постоянно возобновляет. Инициатива принадлежит ему всегда как продавцу, а не как покупателю. То же самое относится ко всей совокупности того денежного обращения, [429] которое означает лишь трату дохода. Капиталист, например, сам потребляет за год известное количество продуктов. Он превратил свой товар в деньги, чтобы затратить эти деньги на покупку товаров, которые он намерен окончательно потребить. Здесь происходит Т — Д — Т и отсутствует обратный приток денег к капиталисту, но деньги притекают обратно к продавцу (например, к лавочнику), капитал которого возмещается благодаря тому, что капиталист тратит свой доход.
Но мы видели также, что существует обмен, дохода на доход обращение доходов. Мясник покупает хлеб у пекаря, пекарь покупает мясо у мясника; оба они потребляют свой доход. Мясо, которое съедает сам мясник, он не оплачивает; точно так же и пекарь не оплачивает тот хлеб, который он сам съедает. Эту часть дохода каждый из них потребляет in natura. Но возможно, что мясо, покупаемое пекарем у мясника, возмещает этому последнему не капитал, а доход, т. е. определенную часть проданного им мяса, представляющую не просто его прибыль, а ту именно часть его прибыли, которую он намерен сам потребить как доход. Хлеб, который мясник покупает у пекаря, тоже является для мясника расходованием его дохода. При расчете тот или другой должен уплатить только балансовую разницу. Сбалансированная часть их взаимных покупок и продаж не входит в денежное обращение. Но предположим, что пекарю приходится платить балансовую разницу и что эта разница представляет для мясника доход. Тогда мясник затратит деньги пекаря на приобретение других предметов потребления. Предположим, что это будет 10 ф. ст., которые он уплачивает портному. Если эти 10 ф. ст. представляют для портного доход, то портной израсходует их подобным же образом. Он. в свою очередь, купит на них хлеб и т. д. Тем самым деньги притекают обратно к пекарю, но они возмещают ему уже не доход, а капитал.
Может быть поставлен еще следующий вопрос: в том процессе Д — Т — Д, который проделывается капиталистом и который представляет самовозрастающую стоимость, капиталист извлекает из обращения больше денег, чем он бросил в обращение. (К этому собственно стремился собиратель сокровищ, но он этого не достиг. Ибо он извлекает из сферы обращения в форме золота и серебра не больше стоимости, чем он в нее бросил в форме товаров. Он обладает теперь большей стоимостью в форме денег, тогда как раньше он обладал большей стоимостью в форме товара.) Пусть у капиталиста все издержки производства его товара равны 1000 ф, ст. Он продает свой товар за 1200 ф. ст., ибо в этом товаре содержится теперь неоплаченного труда 20 %, или 1/5» — труда, который он продает, хотя и не оплатил его. Как же возможно, что все капиталисты, класс промышленных капиталистов, постоянно извлекают из обращения больше денег, чем бросают в обращение?
С другой стороны, можно сказать, что капиталист постоянно бросает в обращение больше, чем извлекает из него. Он должен был оплатить свой основной капитал. Но он продает этот последний только по мере того, как потребляет его, только частями. Входя целиком в процесс производства товара, основной капитал всегда входит в стоимость товара только гораздо меньшей частью. Если период обращения основного капитала равен 10 годам, то в товар входит ежегодно лишь одна десятая часть его, а остальные 9/10 не входят в денежное обращение, так как эти 9/10 вообще не поступают в обращение в форме товара. Таков один вопрос.
Эту проблему мы рассмотрим позже[106], а пока вернемся к Кенэ.
Но предварительно — еще об одном вопросе. Возвращение банкнот в банк, который производит учет векселей или также выдает ссуды банкнотами, представляет собой совершенно другое явление, чем рассмотренные до сих пор обратные приливы денег. В данном случае предвосхищается превращение товара в деньги. Товар получает форму денег еще до того, как он продан, быть может даже еще до того, как он произведен. Но возможно, что он уже и продан (под вексель). Во всяком случае он еще не оплачен, еще не превращен обратно в деньги. Таким образом, это превращение в деньги и в том и в другом случае предвосхищается. Как только товар продан (или предполагается проданным), деньги притекают обратно в банк — либо в виде его собственных банкнот, которые возвращаются тогда из обращения; либо в виде чужих банкнот, которые обмениваются тогда на его собственные банкноты (между банкирами), так что и те и другие банкноты изымаются из обращения, возвращаются к своему исходному пункту; либо же в виде золота и серебра. Если это золото и серебро идет на размен банкнот, находящихся в руках третьих лиц, то банкноты возвращаются в банк. Если банкноты не предъявляются к размену, то находящиеся в обращении золото и серебро уменьшаются на такое их количество, какое лежит теперь вместо банкнот в кладовых банка.
Во всех этих случаях процесс заключается в следующем:
Наличное бытие денег (превращение товара в деньги) было предвосхищено. Когда же товар действительно превращается в деньги, он превращается в них вторично. Но это второе денежное бытие товара возвращается к исходному пункту, оно погашает, замещает его первое денежное бытие, возвращается из обращения в банк. Возможно, что это второе денежное бытие товара выражается в той же самой, совершенно идентичной массе банкнот, в которой выражалось его первое денежное бытие. Например, вексель был учтен фабриканту пряжи. Вексель получен им от ткача. Полученными 1000 ф. ст. фабрикант пряжи заплатил за уголь, хлопок и т. д. Различные лица, через руки которых проходят эти банкноты при платежах за их товары, затрачивают их в конце концов на покупку холста, и таким образом банкноты попадают к ткачу, который в день истечения срока векселя оплачивает его прядильщику теми же самыми банкнотами, а прядильщик возвращает их банку. Вовсе нет необходимости в том, чтобы второе (посмертное) превращение товара в деньги — после его предвосхищенного превращения — [430] совершалось посредством других денег, чем первое. И таким образом кажется, будто прядильщик на деле ничего не получил, ибо вначале он занял банкноты, а заканчивается процесс тем, что прядильщик получает их обратно и возвращает выдавшему их банку. Но в действительности та же самая банкнота служила в течение этого времени средством обращения и средством платежа, и прядильщик частью уплачивал ею свои долги, частью покупал на нее товары, необходимые для воспроизводства пряжи, и таким образом выручал создаваемую посредством эксплуатации рабочего прибавочную стоимость, часть которой он может теперь выплатить банку. И притом — тоже деньгами, ибо к нему притекает обратно больше денег, чем он израсходовал, авансировал, затратил. Каким образом? Это опять-таки относится к тому вопросу, рассмотрение которого мы отложили[107].
[4) Обращение между фермерами и промышленниками в «Экономической таблице»]
Итак, мы возвращаемся к Кенэ. Мы переходим к третьему и четвертому актам обращения.
Р — земельный собственник — покупает на 1 млрд. промышленных товаров у S[108] («бесплодный» класс, занятый в промышленности; в таблице — линия а — с[109]). Здесь деньги, 1 млрд., приводят в обращение товар на такую же сумму. {Это потому, что в данном случае происходит однократный обмен. Если бы Р покупал товар у S частями и точно так же частями получал свою ренту от F (фермера), то промышленные товары на сумму в 1 млрд. могли бы быть куплены, скажем, посредством 100 млн. Ибо Р покупает при этом на 100 млн. промышленные товары у S, S покупает на 100 млн. предметы питания у F, а F платит 100 млн. ренты Р; и если бы это повторилось 10 раз, то от S к Р и от Р к S перешло бы товаров на 100 млн. х 10, а от F к Р перешла бы рента в 100 млн. х 10. Все обращение совершилось бы посредством 100 млн. Но если F платит всю ренту сразу, то из 1 млрд., находящегося в руках S, и из 1 млрд., возвращающегося к F, часть могла бы храниться в сундуке, а часть — обращаться.} Товар на 1 млрд. перешел теперь от S к Р, и, наоборот, деньги на сумму в 1 млрд. перешли от Р к S. Это — простое обращение. Деньги и товар только переходят из одних рук в другие во взаимно противоположных направлениях. Но кроме предметов питания на 1 млрд., которые фермер продал Р и которые таким образом перешли в сферу потребления, перешло в потребление еще на 1 млрд. фабричных товаров, которые S продал Р. Необходимо отметить, что эти товары существовали уже до нового урожая (иначе Р не мог бы купить их в обмен на продукт нового урожая).
S, со своей стороны, покупает у F предметы питания на 1 млрд. Таким образом, теперь из обращения перешла в потребление еще. одна пятая часть валового продукта. Этот один миллиард выполняет в сношениях между S и F функцию средства обращения. Но в то же время здесь имеют место два явления, которых мы не встречаем в процессе между S и Р. В этом последнем процессе S снова превратил в деньги часть своего продукта, а именно промышленные товары на 1 млрд. В обмене же с F он превращает деньги снова в предметы питания, — что у Кенэ означает: в заработную плату, — следовательно, возмещает ими свой затраченный на заработную плату и потребленный капитал. Это обратное превращение 1 млрд. в жизненные средства выражает у Р просто потребление, а у S — производственное потребление, воспроизводство, потому что S снова превращает часть своего товара в один из его элементов производства — в жизненные средства. Таким образом, один из этих метаморфозов товара, его обратное превращение из денег в товар, выражает здесь вместе с тем начало его действительного, а не только формального, метаморфоза, начало его воспроизводства, начало его обратного превращения в его собственные элементы производства. Здесь совершается вместе с тем и метаморфоз капитала. Напротив, на стороне Р имеет место только превращение дохода из формы денег в форму товара. Это выражает только потребление.
Во-вторых, когда S покупает у F на 1 млрд. предметы питания, к F возвращается второй миллиард, которым он уплатил Р ренту в денежной форме. Но возвращаются они к нему только потому, что он снова извлекает их из обращения, выкупает их посредством эквивалента в товарах стоимостью в 1 млрд. Это то же самое, как если бы земельный собственник купил у него на 1 млрд. (кроме первого миллиарда) предметы питания, т. е. принял бы вторую половину своей денежной ренты от фермера в виде товара, и затем обменял бы этот товар на товар, принадлежащий S. Последний только взыскивает вместо Р в товарах вторую половину тех двух миллиардов, которые F уплатил Р деньгами. Если бы уплата производилась в натуральной форме, то F дал бы Р на 2 млрд. предметов питания, из которых 1 млрд. Р потребил бы сам, а другой миллиард обменял бы с S на его промышленные товары. В этом случае произошло бы только следующее: 1) перемещение предметов питания на 2 млрд. от Р к Р; 2) меновая торговля между Р и S, из которых первый обменивает 1 млрд. предметов питания на 1 млрд. промышленных товаров, а второй — наоборот.
Вместо этого имели место четыре следующих акта: [431] 1) перемещение 2 млрд. денег от Р к Р; 2) Р покупает на 1 млрд. предметы питания у F. Деньги возвращаются к F, служат средством обращения; 3) Р покупает на 1 млрд. деньгами промышленные товары у S. Деньги функционируют как средство обращения, переходят из одних рук в другие в направлении, противоположном движению товара; 4) S покупает на этот миллиард деньгами предметы питания у F. Деньги функционируют как средство обращения. Вместе с тем для S они обращаются как капитал. Они притекают обратно к F, потому что теперь с него взыскан второй миллиард предметов питания, на который земельный собственник имел от него ассигновку. Но деньги притекают к F обратно не прямо от земельного собственника, а лишь после того, как они послужили средством обращения между Р и S, после того, как они, не взыскав еще с F на 1 млрд. предметов питания, унесли с собой на своем пути на 1 млрд. промышленных товаров и передали их от промышленника земельному собственнику. Превращение этого товара в деньги (в обмене с земельным собственником), как и последующее превращение денег в предметы питания (в обмене с фермером), является на стороне S метаморфозом его капитала, принимающего сперва форму денег, а затем форму составных элементов, необходимых для воспроизводства капитала.
Результат предыдущих четырех актов обращения, следовательно, таков: земельный собственник израсходовал свой доход, истратив одну половину его на предметы питания, а другую половину — на промышленные товары. Тем самым израсходованы 2 млрд., которые он получил в качестве денежной ренты. Половина этой суммы вернулась от него к фермеру прямым путем, другая половина — окольным путем, через S. Но S освободился от части своего готового товара и возместил ее предметами питания, следовательно одним из элементов воспроизводства. Этими процессами заканчивается обращение, поскольку в нем фигурирует земельный собственник. Но из обращения перешли в потребление (частично в непроизводительное, частично в производственное, поскольку земельный собственник своим доходом возместил частично капитал S): 1) на 1 млрд. предметов питания (продукт нового урожая); 2) на 1 млрд. промышленных товаров (продукт урожая предыдущего года); 3) на 1 млрд. предметов питания, входящих в воспроизводство, т. е. в производство тех товаров, которые S в следующем году должен будет обменять на половину ренты земельного собственника.
2 млрд. денег находятся опять в руках фермера. Теперь он покупает у S на 1 млрд. товаров для возмещения своих «ежегодных и первоначальных авансов», поскольку они состоят частично из орудий труда и т. д., частично — из других промышленных товаров, потребляемых во время производства. Это — простой процесс обращения. Тем самым 1 млрд. переходит в руки S, и таким образом превращается в деньги вторая половина его продукта, существующего в форме товара. На обеих сторонах имеет место метаморфоз капитала. 1 млрд. фермера превращается обратно в элементы производства, необходимые для процесса воспроизводства. Готовый товар S превращается обратно в деньги, проделывает тот формальный метаморфоз из товара в деньги, без которого капитал не может превратиться обратно в свои элементы производства, а следовательно не может воспроизводиться. Это пятый процесс обращения. Из обращения переходит в воспроизводительное потребление на 1 млрд. промышленных товаров (продукт урожая предыдущего года) (а' — b')[110].
Наконец, S обратно превращает 1 млрд. денег, в виде которых теперь существует половина его товара, в другую половину условий производства этого товара — в сырье и т. д. (а'' — b''). Это — простое обращение. Для S это вместе с тем — метаморфоз его капитала в пригодную для воспроизводства форму, а для F — обратное превращение его продукта в деньги. Теперь из обращения переходит в потребление последняя пятая часть «валового продукта».
Итак: 1/5 входит у фермера в процесс воспроизводства и не поступает в обращение; 1/5 потребляется земельным собственником; итого — 2/5; 2/5 получает S; в общей сложности — 4/5[111]
Здесь в расчете явный пробел. Кенэ, по-видимому, строит расчет следующим образом. F отдает Р на 1 млрд. предметов питания (линия а — b). Сырьем на 1 млрд. он возмещает капитал S (а''— b''). Предметы питания на 1 млрд. образуют для S заработную плату, стоимость которой, присоединяемая им к товарам, сводится к стоимости предметов, потребляемых им в процессе этого присоединения (с — d). A 1 млрд. остается в процессе воспроизводства (а') и не поступает в обращение. Наконец, 1 млрд. продукта возмещает «авансы» (а' — b). Но Кенэ упускает из виду, что S на эти промышленные товары стоимостью в 1 млрд. не покупает у фермера ни предметов питания, ни сырья: S, в своих денежных расчетах с фермером, только возвращает фермеру его собственные деньги. Ведь Кенэ с самого начала исходит из того предположения, что фермер, кроме своего валового продукта, имеет еще 2 млрд. деньгами и что это вообще есть тот фонд, из которого черпаются деньги для обращения.
Кроме того, Кенэ забывает, что сверх этих 5 млрд. валового продукта существуют еще 2 млрд. валового продукта в промышленных товарах, которые были произведены до нового урожая. Ибо 5 млрд. представляют только всю годовую продукцию фермеров, [432] весь урожай, полученный фермерами, но никоим образом не валовой продукт промышленности, которая должна возместить из этого урожая необходимые ей для воспроизводства элементы.
Таким образом, налицо имеются: 1) 2 млрд. денег на стороне фермера; 2) 5 млрд. валового продукта земли; 3) 2 млрд. стоимости в промышленных товарах. Следовательно, 2 млрд. деньгами и 7 млрд. продуктами (земледельческими и промышленными). Процесс обращения может быть представлен в сжатом виде следующим образом (F—фермер, Р — земельный собственник, S — промышленник, бесплодный класс):
F уплачивает Р 2 млрд. ренты в денежной форме, а Р покупает у F на 1 млрд. предметы питания. Этим путем реализуется 1/5 часть валового продукта фермера. Вместе с тем к нему притекает обратно 1 млрд. денег. Далее Р покупает товара на 1 млрд. у S. Тем самым реализуется 1/2 валового продукта S. Взамен этого S получает 1 млрд. деньгами. На эти деньги он покупает у F предметы питания стоимостью в 1 млрд. Тем самым S возмещает 1/2 элементов воспроизводства своего капитала. Этим путем реализуется еще 1/5 часть валового продукта фермера. Вместе с тем в руках фермера опять оказываются 2 млрд. денег, что составляет цену 2 млрд. предметов питания, проданных им Р и S. Затем F покупает у S на 1 млрд. товаров для возмещения половины своих «авансов». Тем самым реализована вторая половина валового продукта промышленника. Наконец, S на последний миллиард деньгами покупает сырье у фермера, — этим реализуется третья 1/5 часть валового продукта фермера, возмещается вторая половина элементов воспроизводства капитала S, а 1 млрд. притекает обратно к фермеру. В распоряжении этого последнего опять оказываются 2 млрд., что в порядке вещей, потому что Кенэ рассматривает фермера как капиталиста, по отношению к которому Р является лишь получателем дохода, а S — только получателем заработной платы. Если бы фермер платил Р и S непосредственно своим продуктом, то он совсем не расходовал бы денег. Но так как он их расходует, то Р и S покупают его продукт на эти деньги, и деньги притекают к нему обратно. Это — то формальное возвращение денег, которое имеет место у промышленного капиталиста, начинающего всю операцию в качестве покупателя и затем завершающего ее. Далее, та 1/5 валового продукта фермера, которая возмещает его «авансы», принадлежит воспроизводству. Остается реализовать ту 1/5, которая состоит из предметов питания, не поступающих в обращение.
[5) Обращение товаров и обращение денег в «Экономической таблице». Различные случаи возвращения денег к исходному пункту]
S покупает у фермера на 1 млрд. предметов питания и на 1 млрд. сырья, a F, наоборот, покупает у S только на 1 млрд. товара для возмещения своих «авансов». Таким образом, S должен уплатить балансовую разницу в 1 млрд., уплачиваемую в конечном счете тем миллиардом, который S получил от Р. Эту уплату 1 млрд. фермеру Кенэ, по-видимому, смешивает с покупкой у него продукта на сумму в 1 млрд. О том, как это представлял себе Кенэ, следует посмотреть замечания Бодо[112].
В самом деле (согласно нашему расчету), 2 млрд. послужили лишь для следующего: 1) для уплаты ренты в размере 2 млрд. деньгами, 2) для обращения валового продукта фермера на сумму в 3 млрд. (а именно, на 1 млрд. предметов питания, переходящих к Р, и на 2 млрд. предметов питания и сырья, переходящих к S)и для обращения на 2 млрд. валового продукта S (из них на 1 млрд. — для Р, для его потребления, и на 1 млрд. — для F, который потребляет эти продукты в целях воспроизводства).
При последней покупке (а'' — b'') S, покупающий сырье у F, платит ему за товар деньгами.
[433] Итак, еще раз:
S получил от Р 1 млрд. деньгами. На этот миллиард денег он покупает у F предметы питания стоимостью в 1 млрд. На этот же миллиард денег F покупает у S товары. На тот же миллиард денег S покупает у F сырье.
Либо же дело обстоит так: S покупает у F на 1 млрд. деньгами сырье и на 1 млрд. деньгами предметы питания. F покупает у S товары на 1 млрд. деньгами. В этом последнем случае 1 млрд. вернулся обратно к S, но только потому, что S, по предположению, кроме 1 млрд. денег, полученного им от земельного собственника, и товара на 1 млрд., остающегося у него для продажи, располагал еще одним миллиардом денег, который он сам бросил в обращение. По этому предположению, для обращения товаров между S и фермером вместо 1 млрд. денег потребовалось 2 млрд. В результате 1 млрд. вернулся к S. Это потому, что последний покупает у фермера на 2 млрд. деньгами. А фермер покупает у S на 1 млрд., выплачивая ему половину полученных от него же денег.
В первом случае S покупает в два приема. Сперва он затрачивает 1 млрд.; этот миллиард обратно притекает к нему от Р, а затем он еще раз затрачивает этот же миллиард — уже окончательно, — уплачивая его F, и таким образом к нему уже ничего не притекает обратно.
Напротив, во втором случае S покупает сразу на 2 млрд. И когда F, в свою очередь, покупает на 1 млрд. у S, то этот миллиард остается у S. Обращение потребовало бы в этом случае 2 млрд. вместо одного. В первом случае 1 млрд. денег реализовал посредством двух оборотов товары на 2 млрд. Во втором случае 2 млрд. денег реализовали товары также на 2 млрд. посредством одного оборота. И когда фермер уплачивает теперь обратно 1 млрд. промышленнику S, последний получает от этого не больше, чем в первом случае. Ибо, кроме товаров на 1 млрд., он бросил в обращение еще 1 млрд. денег из своего собственного фонда, существовавшего еще до начала этого процесса обращения. Он отдал их для нужд обращения, и деньги поэтому притекают к нему обратно.
В первом случае: S посредством 1 млрд. денег покупает у F на 1 млрд. товара. F посредством 1 млрд. денег покупает на 1 млрд. товара у S. Посредством 1 млрд. денег S покупает у F на 1 млрд. товара, так что у F остается 1 млрд. денег.
Во втором случае: S посредством 2 млрд. денег покупает на 2 млрд. товара у F. Последний посредством 1 млрд. денег покупает у S на 1 млрд. товара. Как и в первом случае, фермер удерживает у себя 1 млрд. денег. А S получает обратно тот миллиард, который был капиталом, авансированным с его стороны обращению, и который теперь возвращается к нему из обращения. S покупает на 2 млрд. товара у F. F покупает на 1 млрд. товара у S. Следовательно, при всех обстоятельствах S должен уплатить балансовую разницу в 1 млрд., но не больше. Так как S, в порядке уплаты указанной балансовой разницы, благодаря особенностям этого вида обращения уплатил фермеру 2 млрд., то фермер возвращает ему 1 млрд., тогда как в первом случае он никаких денег ему не возвращает.
А именно, в первом случае S покупает на 2 млрд. у F, a F — на 1 млрд. у S. Следовательно, балансовая разница по-прежнему составляет 1 млрд. в пользу F. Но эта разница выплачивается ему так, что к нему притекают обратно его собственные деньги, так как сначала S покупает на 1 млрд. у F, затем F покупает на 1 млрд. у S и, наконец, S покупает на 1 млрд. у F. Один миллиард привел здесь в обращение 3 млрд. Но в общей сложности в обращении находилась стоимость (если деньгами служили реальные деньги), равная 4 млрд.: 3 — в товарах и 1 — в деньгах. Обращающаяся и первоначально (для уплаты фермеру) брошенная в обращение сумма денег ни разу не превышала 1 млрд., т. е. ни разу не превышала той балансовой разницы, которую S должен был уплатить F. Благодаря тому, что F покупает на 1 млрд. у S раньше, чем последний вторично покупает у F на 1 млрд., S может уплатить следуемую с него балансовую разницу этим миллиардом.
Во втором случае S бросает в обращение 2 млрд. Он, правда, покупает на них у F товар стоимостью в 2 млрд. Здесь эти 2 млрд. требуются в качестве средства обращения, и они отдаются в обмен на эквивалент в виде товара. Но F, в свою очередь, покупает у S на 1 млрд. Следовательно, к S возвращается 1 млрд., так как балансовая разница, которую он должен уплатить фермеру, составляет не два миллиарда, а только один. S возместил теперь фермеру один миллиард товаром, а потому F должен вернуть S тот миллиард, который S, как теперь оказалось, переплатил ему деньгами. Случай этот достаточно примечателен, чтобы коротко остановиться на нем.
При предположенном выше обращении товаров на 3 млрд., из которых 2 млрд. составляют предметы питания [и сырье], а 1 млрд. — промышленные изделия, возможны различные случаи; но здесь следует принять во внимание, во-первых, что по предположению Кенэ к началу процесса обращения между S и F 1 млрд. денег находится в руках S и 1 млрд. денег — в руках F; во-вторых, в порядке иллюстрации, предположим, что у S, кроме 1 млрд. денег, полученного от Р, имеется еще 1 млрд. денег в кассе.
[434] I) Во-первых, случай, представленный у Кенэ. S на 1 млрд. денег покупает у F 1 млрд. товара; F на 1 млрд. денег, полученный от S, покупает у последнего 1 млрд. товара; наконец, S на вернувшийся к нему таким образом 1 млрд. денег покупает у F 1 млрд. товара. Следовательно, у F остается тот миллиард денег, который представляет для него капитал (фактически этот миллиард, вместе с другим миллиардом денег, полученным им обратно от Р, образует доход, которым он в следующем году снова уплачивает ренту деньгами, — а именно, 2 млрд. денег). Здесь 1 млрд. денег обращался трижды: от S к Р, от Р к S, от S к F, — и каждый раз в уплату за 1 млрд. товара, следовательно всего за 3 млрд. товара. Если сами деньги обладают стоимостью, то в обращении находится стоимостей на 4 млрд. Деньги функционируют здесь только как средство обращения, по для F, — в чьих руках они в конечном счете остаются, — они превращаются в деньги и eventualiter{56} — в капитал.
II) Во-вторых. Деньги функционируют только как средство платежа. В этом случае под- водится баланс между S, покупающим у F на 2 млрд. товара, и F, покупающим у S на 1 млрд. товара. Балансовую разницу в 1 млрд. S должен уплатить, по окончании сделки, деньгами. Как и в предыдущем случае, 1 млрд. денег попадает в кассу F, с той, однако, разницей, что до этого они не служили здесь средством обращения. Эти деньги представляют для F пере- дачу капитала, так как они лишь возмещают ему капитал, состоявший из 1 млрд. товара. Таким образом, в обращение вошло, как и в первом случае, на 4 млрд. стоимостей. Но вместо трех движений одного миллиарда денег произошло только одно, и деньги оплатили только равную им самим сумму товарных стоимостей. А в первом случае они оплатили стоимость, в три раза большую, чем их собственная стоимость. По сравнению с первым случаем дело обходится без двух излишних актов обращения.
III) В-третьих. F, располагая одним миллиардом денег (полученным им от Р), выступает сначала как покупатель, покупает на 1 млрд. товара у S. Этот миллиард денег — вместо того чтобы праздно лежать у F, в качестве сокровища, до взноса ренты за следующий год — вступает таким путем в обращение. Итак, у S — 2 млрд. денег (1 млрд. денег, полученный от Р, и 1 млрд. денег, полученный от F). На эти 2 млрд. денег он покупает у F товар стоимостью в 2 млрд. Теперь в обращении оказалось стоимостей на 5 млрд. (3 млрд. товара и 2 млрд. денег). Произошло обращение 1 млрд. денег и 1 млрд. товара и обращение 2 млрд. денег и 2 млрд. товара. Из этих 2 млрд. денег тот миллиард, который исходит от фермера, обращается дважды, а тот миллиард, который исходит от S, только один раз. Теперь к F притекают 2 млрд. денег, но из них только 1 млрд. денег сальдирует его баланс, другой же миллиард денег, — брошенный в обращение им самим, так как он первый выступил как покупатель, — возвращается к нему через процесс обращения.
IV) В-четвертых. S на 2 млрд. денег (1 млрд. денег, полученный им от Р, и 1 млрд., который он сам бросает в обращение из своей кассы) покупает в один прием у F товар стоимостью в 2 млрд. В свою очередь, F покупает на 1 млрд. товара у S, следовательно возвращает ему 1 млрд. денег, удерживая, как и в предыдущем случае, 1 млрд. денег в порядке сальдирования баланса между ним и S. Тут обращалось стоимостей на 5 млрд. Актов же обращения — два.
В случае III — из 2 млрд. денег, которые S отдает F, 1 млрд. представляет те деньги, которые F сам бросил в обращение, и только 1 млрд. представляет те деньги, которые в обращение бросил S. Здесь к F притекают 2 млрд. денег вместо 1 млрд., но фактически он получает только 1 млрд., так как другой миллиард он сам бросил в обращение. В случае IV — к S возвращается 1 млрд. денег, но это тот миллиард денег, который он бросил в обращение сам, из своей кассы, а не выручил от продажи своего товара фермеру.
Если в случае I, как и в случае II, денег в обращении ни разу не бывает больше 1 млрд., но при этом в случае I они обращаются три раза, три раза переходят из рук в руки, а в случае II только один раз, — то объясняется это просто тем, что в случае II предполагается развитый кредит, а следовательно экономия в количестве платежей, тогда как в случае I имеет место быстрое движение, но каждый раз деньги выступают при этом как средство обращения, так что всякий раз стоимость должна появляться на обоих полюсах в двояком виде: на одном полюсе — в виде денег, на другом — в виде товара. Если в случаях III и IV обращаются 2 млрд. денег — вместо 1 млрд., как было в случаях I и II, — то это потому, что в обоих случаях в обращение вступает сразу товарная стоимость в 2 млрд. (в случае III мы имеем дело с S как покупателем, замыкающим процесс обращения, а в случае IV — с S как покупателем, открывающим процесс обращения); короче говоря, в обращение сразу вступает на 2 млрд. товаров, и притом предполагается, что они покупаются немедленно, а не оплачиваются лишь после подведения баланса.
Но как бы то ни было, наибольший интерес представляет в этом движении тот миллиард денег, который в случае III оставляет у себя фермер, а в случае IV — промышленник, хотя в обоих случаях балансовая разница в 1 млрд. уплачивается фермеру и этот последний в случае III не получает ни на грош больше, а в случае IV — ни на грош меньше. Здесь, разумеется, все время обмениваются эквиваленты, и когда мы говорим о балансовой разнице, то под этим следует понимать только эквивалент стоимости, уплачиваемый деньгами, а не товаром.
В случае III F бросает в обращение 1 млрд. денег и получает взамен от S товарный эквивалент, т. е. получает на 1 млрд. товара. Но затем S покупает у него товар на 2 млрд. денег. Таким образом, первый миллиард денег, который F бросил в обращение, возвращается к нему, но зато от него уходит 1 млрд. в товарах. Этот миллиард товара оплачивается ему теми деньгами, которые он же израсходовал. Второй миллиард денег F получает в уплату за второй миллиард товара. Эта денежная балансовая разница в его пользу получается потому, что он в общем покупает товара только на 1 млрд. денег, а у него покупают товар стоимостью в 2 млрд.
[435] В случае IV S в один прием бросает в обращение 2 млрд. денег и получает взамен от Р на 2 млрд. товара. F в свою очередь покупает у него 1 млрд. товара на деньги, израсходованные самим S, и таким образом 1 млрд, денег возвращается к S.
В случае IV S фактически дает фермеру в виде товара — на 1 млрд. товара, равняющийся 1 млрд. денег, и в виде денег — 2 млрд. денег, всего, следовательно, 3 млрд. денег. Получает же он от F только на 2 млрд. товара. Поэтому F должен вернуть ему 1 млрд. денег.
В случае III F дает S, в виде товара, на 2 млрд. товара (= 2 млрд. денег) и в виде денег — 1 млрд. денег, всего, следовательно, 3 млрд. денег, а получает от него только на 1 млрд. товара = 1 млрд. денег. Поэтому S должен вернуть ему 2 млрд. денег; 1 млрд. он выплачивает теми деньгами, которые бросил в обращение F, a 1 млрд. он сам бросает в обращение. F оставляет у себя в качестве балансовой разницы 1 млрд. денег; оставить у себя оба миллиарда он не может.
В обоих случаях S получает на 2 млрд. товара, а F — на 1 млрд. товара-плюс 1 млрд. денег, т. е. денежную балансовую разницу. Если в случае III к F притекает, кроме того, еще 1 млрд. денег, то это только те деньги, которые он бросил в обращение сверх того, что он извлекает из обращения путем продажи товаров. Так же обстоит дело и с S в случае IV.
В обоих случаях S приходится уплачивать балансовую разницу в 1 млрд. деньгами, потому что он извлекает из обращения на 2 млрд. товара, а бросает в обращение товара только на 1 млрд. В обоих случаях F должен получить деньгами балансовую разницу в 1 млрд. денег, потому что он бросает в обращение на 2 млрд. товара, а извлекает из обращения товара только на 1 млрд., так что второй миллиард товара должен быть сальдирован ему деньгами. В конечном счете только этот миллиард денег и может в обоих случаях переходить из рук в руки. Но так как в обращении находятся 2 млрд. денег, то этот миллиард должен вернуться к тому, кто бросил его в обращение, будь то F, который получил из обращения балансовую разницу в 1 млрд. денег и, помимо того, бросил в обращение еще другой миллиард деньгами, или же S, который должен уплатить в качестве балансовой разницы только 1 млрд. денег и, кроме того, бросил в обращение деньгами еще 1 млрд.
В случае III в обращение поступает на 1 млрд. денег больше, чем это необходимо для обращения товарной массы при других обстоятельствах, так как F, выступая первым в роли покупателя, должен бросить деньги в обращение независимо от того, как сложатся окончательные расчеты. В случае IV в обращение поступают тоже 2 млрд. денег — вместо одного лишь миллиарда, как в случае II, — ибо в случае IV, во-первых, в самом же начале S выступает как покупатель, и, во-вторых, он покупает на 2 млрд. товара в один прием. В случаях III и IV денежная масса, обращающаяся между этими покупателями и продавцами, в конечном счете может равняться лишь балансовой разнице, какую должна уплатить одна из сторон. Ибо те деньги, которые S или F отдал сверх этой суммы, выплачиваются тому или другому из них обратно.
Предположим, что F покупает у S на 2 млрд. товара. В таком случае дело складывалось бы следующим образом. F отдает S 1 млрд. денег за товар. S покупает товара на 2 млрд. денег у F, благодаря чему к последнему возвращается первый миллиард и сверх того еще один миллиард денег. F снова покупает у S на 1 млрд. деньгами, благодаря чему эта сумма возвращается к S. К концу процесса F имел бы товара на 2 млрд. денег и тот миллиард денег, которым он располагал первоначально, еще до начала процесса обращения; а S имел бы на 2 млрд. товара и 1 млрд. денег, которым он точно так же располагал с самого начала. Тот миллиард денег, который принадлежит F, и тот миллиард денег, который принадлежит S, сыграли бы роль только средства обращения, чтобы потом вернуться к обеим пустившим их в обращение сторонам в качестве денег или, в данном случае, также и в качестве капитала. Если бы обе эти стороны применили деньги в качестве средства платежа, то они товаром в 2 млрд. рассчитались бы за товар также в 2 млрд.; их счета покрыли бы друг друга; ни один грош не обращался бы между ними.
Следовательно, деньги, циркулирующие в качестве средства обращения между обеими этими сторонами, из которых каждая противостоит другой двояким образом — и как покупатель и как продавец, — эти деньги возвращаются обратно; причем возможны три случая их обращения.
[Во-первых.] Введенные в обращение товарные стоимости уравновешивают друг друга. В этом случае деньги возвращаются к тому, кто авансировал их процессу обращения и таким образом своим капиталом покрыл издержки обращения. Так, например, если F и S, каждый на 2 млрд., покупают товар друг у друга, причем первым выступает на сцену S, то этот последний покупает товара у F сразу на 2 млрд. денег. F возвращает ему эти 2 млрд. денег, покупая у него на 2 млрд. товара. Таким образом S — как перед сделкой, так и после нее — имеет 2 млрд. товарами и 2 млрд. деньгами. Или, если оба они — как в вышеприведенном случае — авансируют средства обращения в размере одной и той же части покупаемого ими товара, то на обеих сторонах к каждому возвращается та сумма, которую он авансировал процессу обращения; так, например, выше мы видели, что 1 млрд. денег возвращается к F и 1 млрд. денег к S.
Во-вторых. Товарные стоимости, которые обе стороны обменяли между собой, не уравновешивают друг друга. Образуется балансовая разница, которая должна быть уплачена деньгами. И если, как это имело место выше в случае I, товарное обращение складывалось так, что в результате количество денег, поступившее в обращение, не превысило суммы, необходимой для уплаты балансовой разницы, — так как только эта сумма все время перемещалась взад и вперед между обеими сторонами, — то в конце концов она попадает в руки последнего продавца, в пользу которого получилась балансовая разница.
В-третьих. Товарные стоимости, которые обе стороны обменяли между собой, не уравновешивают друг друга; должна быть уплачена балансовая разница; но товарное обращение происходит в такой форме, что обращается больше денег, чем необходимо для уплаты балансовой разницы; в этом случае деньги, превышающие эту балансовую разницу, возвращаются к той стороне, которая их авансировала. В случае III они возвращаются к тому, кто получает разницу, в случае IV — к тому, кто должен ее уплатить.
В случаях, объединенных под рубрикой «во-вторых», деньги возвращаются к получателю балансовой разницы только при том условии, если он первым выступает в роли покупателя, как это было в примере с рабочим и капиталистом. Если же первой в роли покупателя выступает другая сторона, то деньги уходят от нее к ее контрагенту, как это имеет место в случае II.
[436] {Все это, разумеется, имеет место только при предположении, что купля и продажа определенного количества товаров происходят между одними и теми же лицами, так что каждое из них выступает по отношению к другой стороне попеременно то как покупатель, то как продавец. Предположим, напротив, что товар на сумму в 3 тысячи распределен равными частями между товаровладельцами-продавцами А, А' и А" и что им противостоят покупатели В, В' и В''. Если три акта купли совершаются здесь одновременно, следовательно совершаются один рядом с другим в пространстве, то должны обращаться 3 тысячи денег, так что в руки каждого А попадает 1 тысяча денег и в руки каждого В — 1 тысяча товара. Если же акты купли совершаются один за другим, последовательно во времени, то это создает возможность обращения одной и той же тысячи денег лишь в том случае, если метаморфозы товаров переплетаются друг с другом, т. е. если часть действующих лиц выступает как в роли покупателей, так и в роли продавцов, хотя и не по отношению к одним и тем же лицам, как в вышеприведенном случае, а по отношению к одним — в роли покупателей, по отношению же к другим — в роли продавцов. Так, например: 1) А продает В на 1 тысячу; 2) А покупает на эту тысячу у В'; 3) В' покупает на эту тысячу у А'; 4) А' — на эту тысячу у В"; 5) В" на эту тысячу — у А". Деньги в данном случае пять раз переходили бы из рук в руки, перемещаясь между шестью лицами, но и товара обращалось бы при этом на 5 тысяч. Если бы товара обращалось только на 3 тысячи, то мы имели бы следующее: 1) А покупает на 1 тысячу у B; 2) В покупает на 1 тысячу у А'; 3) А' покупает на 1 тысячу у В'. Три перемещения между четырьмя лицами. Это — процесс Д— Т.}
Разобранные выше случаи не противоречат ранее развитому закону,
«по которому при данной скорости обращения денег и при данной сумме товарных цен количество обращающихся средств представляет собой определенную величину» (I, стр. 85)[113].
В приведенном выше примере — случай I — 1000 денег[114] обращаются трижды и при этом приводят в движение товаров на 3000 (сумма цен) 3000. Поэтому масса обращающихся денег = 3000(сумма цен)/3(скорость обращения), или 3000(сумма цен)/3 оборота = 1000 денег.
В случае III или IV сумма цен обращающихся товаров, правда, та же самая (3000 денег); но скорость обращения другая. 2000 денег обращаются один раз, т. е. 1000 денег плюс 1000 денег. Но из этих 2000 денег одна тысяча делает еще один оборот. 2000 денег служат для обращения двух третей товара, имеющего стоимость в 3000, а половина этих денег приводит в обращение товар на 1000, т. е. оставшуюся треть; одна тысяча денег делает два оборота, а другая тысяча денег — только один оборот. Двукратный оборот 1000 денег реализует товарную цену в 2000 денег, а однократный оборот 1000 денег реализует товарную цену в 1000 денег; итого 3000 товара. Итак, какова же скорость обращения денег по отношению к тем товарам, которые они здесь приводят в обращение? 2000 денег делают 11/2 оборота (это равнозначно тому, что сперва вся сумма совершает один оборот, а затем половина ее — еще
один) = 3/2. И действительно: 3000(сумма цен)/3/2(скорость обращения) = 2000 денег.
Но чем же определяется здесь различная скорость обращения денег?
Как в III, так и в IV случае различие вызывается, в противоположность случаю I, следующим обстоятельством. В случае I сумма цен обращающихся в каждый данный момент товаров никогда не бывает ни больше, ни меньше, чем 1/3 суммы цен всей товарной массы, вообще поступающей в обращение. Товара в обращении все время находится только на 1000. В случаях же III н IV, напротив, один раз обращается на 2000 товара и один раз. — на 1000; следовательно, один раз обращаются 1/3 имеющейся товарной массы, а один раз — 1/3. По той же причине в оптовой торговле должны обращаться более крупные монеты, чем в розничной торговле.
Как я уже заметил (I, «Обращение денег»), обратный приток денег указывает прежде всего на то, что покупатель, в свою очередь, стал продавцом[115], причем по сути дела безразлично, продает ли он тем же самым лицам, у которых он купил, или другим. Однако когда это происходит между одними и теми же лицами, то имеют место явления, породившие такое множество заблуждений (Дестют де Траси)[116]. То обстоятельство, что покупатель становится продавцом, показывает, что продаже подлежит новый товар. Непрерывность товарного обращения равнозначна его постоянному возобновлению (I, стр. 78)[117], — следовательно, мы здесь имеем процесс воспроизводства. Покупатель может стать, в свою очередь, продавцом — как фабрикант по отношению к рабочему — и без того, чтобы это выражало какой-нибудь акт воспроизводства. Только непрерывность этого обратного притока денег, его повторение, указывает здесь на процесс воспроизводства.
Тот обратный приток денег, который представляет обратное превращение капитала в его денежную форму, свидетельствует необходимым образом об окончании одного оборота и о возобновлении воспроизводства, если капитал продолжает свое движение как таковой. Также и здесь, как и во всех других случаях, капиталист был продавцом, Т — Д, а затем становится покупателем, Д — Т, но только в Д его капитал снова обладает той формой, в которой он может быть обменен на свои элементы воспроизводства, и Т представляет здесь эти элементы воспроизводства. Д — Т представляет здесь превращение денежного капитала в производительный, или промышленный, капитал.
Далее, обратный приток денег к их исходному пункту может, как мы видели, указывать на то, что в результате ряда покупок и продаж денежная балансовая разница получается в пользу того покупателя, который открывает ряд этих процессов. F покупает у S на 1000 деньгами. S покупает y F на 2000 деньгами. Здесь 1000 денег притекает обратно к Р. Что же касается другой тысячи, то здесь происходит только простое перемещение денег между S и F.
[437] Наконец, обратный приток денег к исходному пункту может происходить и без того, чтобы это выражало уплату балансовой разницы; это может иметь место как 1) в том случае, когда баланс платежей уравновешивается, т. е. когда не приходится уплачивать деньгами никакой балансовой разницы, так 2) и в том случае, когда баланс не уравновешен и приходится уплачивать балансовую разницу деньгами. Смотри разобранные выше случаи. Во всех этих случаях безразлично, вступает ли, например, в отношение к F один и тот же S или не один и тот же. Здесь S представляет по отношению к F и F по отношению к S всю совокупность тех, кто продает ему и покупает у него (совершенно так же, как в том примере, где уплата балансовой разницы проявляется в обратном притоке денег). Во всех этих случаях деньги притекают обратно к тому, кто, так сказать, авансировал их процессу обращения. Они, подобно банкнотам, сделали в обращении свое дело и возвращаются к лицу, пустившему их в обращение. Здесь деньги служат только средством обращения. Те капиталисты, которые выступают последними, расплачиваются друг с другом, и деньги возвращаются таким образом к тому, кто первый пустил их в обращение.
Остается еще отложенный для дальнейшего рассмотрения вопрос: капиталист извлекает из обращения больше денег, чем он бросил в обращение[118].
[6) Значение «Экономической таблицы» в истории политической экономии]
Вернемся к Кенэ.
А. Смит не без иронии цитирует гиперболическое высказывание маркиза Мирабо:
«Со времени возникновения мира были сделаны три великих открытия… Первое из них, это — изобретение письменности… Второе, это — изобретение» (!) «денег… Третье, это — «Экономическая таблица», которая является результатом первых двух изобретений и завершает их» (перевод Гарнье, том III, книга IV, глава 9, стр. 540) [Русский перевод, том II, стр. 224–225].
На самом же деле это была попытка представить весь процесс производства капитала как процесс воспроизводства, а обращение — только как форму этого процесса воспроизводства; денежное обращение — только как момент обращения капитала; вместе с тем это была попытка включить в этот процесс воспроизводства происхождение дохода, обмен между капиталом и доходом, отношение между воспроизводительным и окончательным потреблением, а в обращение капитала включить обращение между производителями и потребителями (в действительности — между капиталом и доходом); наконец, это была попытка представить в качестве моментов процесса воспроизводства обращение между двумя большими подразделениями производительного труда — между производством сырья и промышленностью, — и все это в одной «Таблице», которая фактически состоит всего лишь из пяти линий, связывающих шесть исходных точек или же точек возврата. Эта попытка, сделанная во второй трети XVIII века, в период детства политической экономии, была в высшей степени гениальной идеей, бесспорно самой гениальной из всех, какие только выдвинула до сего времени политическая экономия.
Что касается обращения капитала, процесса его воспроизводства, различных форм, которые капитал принимает в этом процессе воспроизводства, той связи, которая существует между обращением капитала и общим обращением, следовательно, что касается не только обмена капитала на капитал, но и обмена между капиталом и доходом, — то Смит на деле лишь воспринял наследие физиократов и дал более строгую классификацию и детальное описание отдельных статей инвентаря, но едва ли изобразил и истолковал процесс в целом так правильно, как он был — по общему замыслу — намечен в «Экономической таблице», несмотря на ошибочные предпосылки Кенэ.
И если, далее, Смит говорит о физиократах:
«Их труды, без сомнения, оказали известную услугу их стране» (там же, стр. 538) [Русский перевод, том II, стр. 224],
то это до нескромности скромная оценка значения такого, например, человека, как Тюрго, который — в смысле прямого влияния — является одним из отцов французской революции. [437]
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги