Лавка древностей

Глава XI

Тишине и безлюдью больше не суждено было безраздельно царить под кровлей, осенявшей головку Нелли. У старика началась жестокая горячка, на следующее утро он впал в забытье и с того самого дня долгие недели боролся с недугом, грозившим ему смертью. Недостатка в уходе за ним теперь не было, но его окружали чужие люди – алчные сиделки, которые, отдежурив положенный срок у постели больного, пили, ели и веселились всей своей беспардонной компанией, ибо страдания и смерть были для них делом привычным.

Но, несмотря на шум и сутолоку в доме, девочка никогда еще не чувствовала себя такой одинокой, как в эти дни. Одинокой во всем – в своей любви к тому, кто таял, снедаемый горячкой, одинокой в своем непритворном горе и бескорыстном участии. День за днем, ночь за ночью просиживала она у изголовья бесчувственного страдальца, предупреждая малейшее его желание, прислушиваясь к тому, как он даже в бреду повторяет ее имя и не перестает думать и тревожиться только о ней.

Дом уже не принадлежал им. У них осталась только одна комната, где лежал больной, да и ту мистер Квилп соблаговолил предоставить прежним хозяевам лишь на время. Когда старик заболел, карлик чуть ли не на другой день вступил во владение лавкой и всем, что в ней было, основываясь на законных правах, в которых мало кто разбирался и которые никому не приходило в голову оспаривать. Утвердив свои позиции с помощью одного крючкотвора, он даже переехал сюда вместе с ним – на страх всем супостатам – и решил устроиться с удобствами в новом жилье, хотя понятия об удобствах у него были весьма своеобразные.

Итак, мистер Квилп обосновался в задней комнате, предварительно заколотив наглухо окно лавки и тем самым положив конец дальнейшей торговле. Он отобрал из старинной мебели самое красивое и покойное кресло (для собственных нужд) и самый уродливый и неудобный стул (для подручного, о котором тоже следовало позаботиться), велел перетащить их к себе и воссел на свой трон. Комната эта была далеко от спальни старика, но мистер Квилп, боясь заразиться горячкой, счел необходимым произвести здесь оздоровительное окуривание и не только сам дымил трубкой без малейшего перерыва, но заставил курить и своего ученого друга. Не удовлетворясь этим, он послал на пристань за уже знакомым нам акробатом, прибывшим немедленно, посадил его в дверях, снабдил большой трубкой, специально привезенной из дому, и ни под каким видом не разрешал ему вынимать ее изо рта дольше чем на минуту. Закончив устройство на новом месте, Дэниел Квилп с довольным смешком огляделся по сторонам и сказал, что вот это и называется у него удобствами.

Ученый джентльмен с благозвучной фамилией Брасс охотно присоединился бы к мнению мистера Квилпа, но этому мешали два обстоятельства: первое – несмотря на все свои ухищрения, он никак не мог устроиться на стуле, сиденье у которого было жесткое, ребристое, скользкое и покатое; второе – табачный дым всегда был ему противен и вызывал у него всяческие внутренние пертурбации. Находясь, однако, в полной зависимости от мистера Квилпа и имея все основания угождать своему патрону, он выдавил из себя улыбку и одобрительно закивал головой.

Мистер Брасс, стряпчий с весьма сомнительной репутацией, проживал на улице Бевис-Маркс в городе Лондоне. Это был сухопарый дылда с круглым, похожим на шишку, носом, с нависшим лбом, бегающими глазками и огненно-рыжими волосами. Костюм его состоял из долгополого черного сюртука и черных штанов по щиколотку, из-под которых виднелись сизо-голубые бумажные чулки и ботинки с ушками. Держался этот джентльмен подобострастно, но говорил весьма грубым голосом, а его приторные улыбочки вызывали такое чувство омерзения, что всякий, кто сталкивался с ним, предпочел бы, чтобы он злобно хмурился.

Квилп посмотрел на своего ученого советчика, заметил, что он щурит глаза от дыма, разгоняет его рукой и чуть ли не корчится от каждой затяжки, и, придя в неописуемый восторг, радостно потер ладони.

– Кури, собака! – скомандовал карлик, оглядываясь на мальчишку. – Набей трубку заново и всю ее выкури, не то я раскалю чубук на огне и прижгу тебе язык.

К счастью, у мальчишки имелся достаточный опыт в такого рода делах и ему ничего не стоило бы втянуть в себя содержимое небольшой печи для обжига извести, если бы его удостоили такого угощения. Поэтому он бормотал наспех какую-то дерзость по адресу хозяина и сделал, как было приказано.

– Вам приятно, Брасс? Какой аромат, какие фимиамы! Вы, наверно, чувствуете себя по меньшей мере турецким султаном! – сказал Квилп.

Мистер Брасс подумал, что если у турецкого султана самочувствие бывает не лучше, то завидовать ему особенно нечего, однако не стал отрицать приятности своих ощущений и охотно приравнял себя к этому властелину.

– Курение – лучший способ уберечься от заразы, – сказал Квилп, – от заразы и от всех других бедствий, которые грозят нам на нашем жизненном пути. Пока не переберемся отсюда, так и будем дымить. Кури, собака, не то трубку проглотить заставлю!

– А мы надолго здесь, мистер Квилп? – спросил законник, выслушав это мягкое предостережение, относившееся к мальчишке.

– Да полагаю, пока старик не помрет, – ответил карлик.

– Хи-хи-хи! – закатился мистер Брасс. – Прелестно! Прелестно!

– Курите без передышки! – заорал Квилп. – Курить и разговаривать можно сразу. Не теряйте времени.

– Хи-хи-хи! – слабеньким голосом пискнул Брасс, снова беря в рот окаянную трубку. – А если ему полегчает, мистер Квилп?

– Если полегчает, тогда ни одной лишней минуты ждать не будем, – ответил карлик.

– Как это благородно с вашей стороны, сэр! – воскликнув Брасс. – Другие на вашем месте все бы распродали или вывезли при первой же возможности, поскольку закон на их стороне!.. Да, да! У других сердце гранит, кремень, сэр! Другие, сэр, на вашем месте…

– Другие на моем месте не стали бы слушать такого попугая, – пресек его карлик.

– Хи-хи-хи! – залился Брасс. – Вы шутник, сэр, шутник! Но тут страж у двери прервал их беседу и пробормотал, не вынимая трубки изо рта:

– Девчонка идет.

– Кто идет, собака? – спросил Квилп.

– Девчонка, – ответил страж. – Оглохли, что ли?

– О-о! – Карлик со смаком втянул воздух сквозь зубы, словно прихлебывая горячий суп. – Подожди, дружок, я с тобой разделаюсь! Такие тебя ждут оплеухи и затрещины, что ты у меня диву дашься! А! Нелли! Ну, как твой дедушка себя чувствует, цыпочка ты моя бриллиантовая?

– Ему очень плохо, – со слезами ответила она.

– До чего же ты хорошенькая, Нелл! – воскликнул Квилп.

– Очаровательна, сэр, очаровательна! – подхватил Брасс. – Просто красотка!

– А зачем Нелл сюда пришла? Посидеть у Квилпа на коленях? – спросил карлик, видимо, полагая, что его умильный тон успокоит девочку. – Или она, бедненькая, хочет лечь в постельку у себя в комнатке? А, Нелли?

– Как он ласков с детьми! – пробормотал Брасс, доверительно обращаясь к потолку. – Заслушаешься! Честное слово, заслушаешься!

– Нет, я только на минутку, – испуганно ответила Нелли. – Мне надо кое-что взять тут, и больше… больше я сюда никогда не приду.

– А комнатка в самом деле не дурна! – сказал карлик, заглядывая через ее плечо. – Настоящее гнездышко! Так ты твердо решила, что не будешь жить здесь? Ты твердо решила не возвращаться сюда, Нелли?

– Да, – ответила девочка и, взяв платье и еще кое-какие вещи, быстро вышла из своей комнаты. – Я больше сюда не вернусь, никогда не вернусь!

– Пугливая, – сказал карлик, глядя ей вслед. – Слишком уж пугливая, – а жаль! Кроватка-то как раз мне по росту. Пожалуй, это будет моя спаленка!

Идея эта, подобно всем идеям, исходившим из того же источника, заслужила одобрение мистера Брасса. Тогда карлик сразу же вошел в комнату Нелл, повалился на кровать с трубкой в зубах, задрыгал ногами и вскоре окружил себя клубами дыма. Мистер Брасс приветствовал это зрелище рукоплесканиями, и мистер Квилп, вполне оценив мягкость и удобство Неллиной кровати, заявил, что ночью будет спать на ней, а днем пользоваться ею как оттоманкой. Сказано – сделано! И карлик так и остался лежать, пока не выкурил трубки. Законник же, у которого к этому времени от дурноты начали путаться мысли (таково было действие табака на его нервную систему), воспользовался случаем и улизнул на свежий воздух, где ему вскоре настолько полегчало, что он вернулся обратно в довольно приличном виде. Впрочем, злокозненный карлик опять заставил его докуриться до прежнего состояния, после чего несчастный замертво рухнул на первую попавшуюся кушетку и проспал на ней до утра.

Таковы были начальные шаги нового владельца лавки древностей. Но в дальнейшем мистеру Квилпу не хватало времени на всяческие проделки и выдумки – его одолевали заботы: составление с помощью мистера Брасса подробнейшей описи имущества старика, а также другие дела, которые, к счастью, требовали его присутствия в Сити по нескольку часов в день. Однако бросать лавку на ночь ему не позволяли жадность и подозрительность, разыгрывавшиеся тем сильнее, чем дольше затягивалась болезнь старика, исхода которой – в ту или иную сторону – он ждал, не только не скрывая своего нетерпения, но без всяких церемоний заявляя об этом вслух.

Нелли старалась избегать разговоров с карликом и пряталась, едва заслышав его голос, но и улыбочки стряпчего вызывали в ней не меньшее отвращение, чем гримасы Квилпа. Живя в постоянном страхе, как бы не столкнуться с кем-нибудь из них на лестнице или в коридоре, она почти не отходила от деда и только поздно вечером, когда в доме наступала тишина, пробиралась в пустые комнаты подышать воздухом.

Однажды ночью девочка, печальная, сидела на своем обычном месте у окна (старику было хуже в тот день), как вдруг ей послышалось, будто ее зовут. Она выглянула на улицу и увидела того, кто нарушил ее тяжкое раздумье. Это был Кит.

– Мисс Нелл! – негромко повторил мальчик.

– Да? – откликнулась она, не зная, позволительно ли ей общаться с этим преступником, но повинуясь чувству неизменной привязанности к нему. – Ты что?

– Я давно хочу поговорить с вами, – ответил мальчик, – да эти люди в лавке не пускают меня, гонят прочь. Неужели вы верите… да нет, быть того не может!.. Неужели вы верите, что я заслужил такое, мисс?

– Как же мне не верить? – сказала Нелли. – Ведь дедушка почему-то рассердился на тебя.

– Я сам не знаю почему, – сказал Кит. – Только не заслужил я этого ни от него, ни от вас. Честное слово, не заслужил! А теперь меня вдобавок ко всему гонят от двери, когда я только хочу справиться о своем старом хозяине!

– Я этого не знала! – воскликнула девочка. – Они мне ничего не говорили. Разве я позволила бы им так поступать?

– Спасибо, мисс, мне сразу полегчало от ваших слов. Я ведь не поверил, что это вы велели меня гнать, и так и сказал им.

– И хорошо сделал! – с живостью подхватила она.

– Мисс Нелл, – совсем тихо проговорил Кит, подойдя под самое окно. – В лавке новые хозяева. Теперь у вас все будет по-другому.

– Да, да…

– И у вас и у него, когда он поправится. – И Кит показал на комнату больного.

– Если поправится, – сквозь слезы прошептала Нелли.

– Что вы, что вы! Обязательно поправится! – сказал Кит. – Я ни минутки в этом не сомневаюсь. Не печальтесь, мисс Нелл! Не печальтесь, умоляю вас, не печальтесь!

Как ни бесхитростны и как ни скупы были эти слова утешения и сочувствия, но они тронули девочку, и она заплакала еще горше.

– Теперь дело обязательно пойдет на поправку, – взволнованно продолжал Кит. – Только вы сами-то крепитесь, а то, не дай Бог, расхвораетесь, и ему станет хуже. А когда он совсем выздоровеет, поговорите с ним, мисс Нелл!.. Замолвите за меня словечко!

– Мне даже твое имя запретили произносить при нем, – сказала девочка. – Я ни за что не посмею этого сделать. Да и зачем тебе мое заступничество, Кит? Мы теперь совсем бедные. У нас на хлеб и то не будет хватать.

– Я не прошусь назад! – воскликнул мальчик. – Не для того мне нужно ваше доброе слово! Разве я затем вас поджидаю здесь который день, чтобы говорить о жалованье да о харчах! В такое-то время, когда у вас у самой большое горе!

Девочка взглянула на него ласково и с благодарностью, но промолчала, боясь прервать его.

– Нет, я о другом, – нерешительно продолжал Кит. – Совсем о другом. Да вот только боюсь, не сумею я все сказать как следует… Где мне! Но если бы вы убедили его, что я служил ему верой и правдой, старался изо всех сил и что ничего дурного у меня и в мыслях не было, может быть, он…

Тут Кит замолчал надолго, и, подождав с минуту, девочка напомнила ему, что время позднее, ей пора закрывать окно, и если говорить, пусть говорит скорее.

– …может быть, он не сочтет такой уж дерзостью с моей стороны, если… если я вот что предложу! – набравшись храбрости, продолжал Кит. – Вам в этом доме больше не жить! У нас с матерью домишко бедный, но все лучше, чем оставаться здесь, с чужими людьми. Вот и перебирайтесь к нам и живите, пока не подыщете себе чего-нибудь другого.

Девочка молчала, а Кит, обрадованный тем, что самое трудное позади, окончательно осмелел и пустился расписывать все преимущества своего плана.

– Вам, может, кажется, что у нас тесно и неудобно? Это, конечно, верно, но зато чистота какая! Вы, может, боитесь шума, но такого тихого двора, как наш, во всем городе не сыщешь. И ребятишки тоже не помешают. Маленького мы почти не слышим, а который постарше – славный мальчуган; да уж я сам за ними послежу! От них никакого беспокойства не будет, ручаюсь! Попробуйте уговорить его, мисс Нелл! Ну, попробуйте! Верх у нас очень уютный. Оттуда, между трубами, и часы на колокольне видно, и по ним иногда даже время можно проверять. Мать говорит – это как раз для мисс Нелл комнатка, и так оно и есть. Мать будет прислуживать вам обоим, а я – если куда сбегать понадобится. Мы не из-за денег, упаси Боже! Даже не думайте об этом! Мисс Нелл, вы попробуете с ним поговорить? Ну, скажите «да»! Убедите хозяина перебраться к нам; только сначала узнайте у него, в чем я провинился. Обещаете, мисс Нелл?

Но не успела девочка ответить на эту горячую мольбу, как входная дверь внизу отворилась, и мистер Брасс, высунув на улицу голову в ночном колпаке, сердито крикнул: «Кто там?» Кит немедленно исчез, а Нелл осторожно закрыла окно и отошла в глубь комнаты.

После второго или третьего окрика мистера Брасса из той же двери показалась другая голова, тоже в ночном колпаке. Мистер Квилп внимательно осмотрел улицу и все окна напротив. Однако ему никого не удалось обнаружить, и он вернулся в дом вместе со своим ученым другом, злобно ворча (девочка все слышала), что это чьи-то происки, что здесь орудует какая-то шайка, что воры днем и ночью рыщут около дома и обчистят, ограбят его до нитки, что он немедленно распродаст все вещи – хватит проволочек! – и вернется под свой мирный кров. Отведя душу этими угрозами, карлик снова завалился на детскую кровать, а Нелл крадучись поднялась по лестнице к себе.

Как и следовало ожидать, короткий, оборванный на полуслове разговор с Китом взволновал ее и снился ей в ту ночь, а потом долго, долго вспоминался. Живя среди черствых кредиторов да корыстных сиделок и не встречая никакого сочувствия, никакого участия к себе даже со стороны женщин, которые были теперь в доме, она всем своим нежным детским сердцем откликнулась на призыв доброй и благородной души, обитающей в столь неприглядном храме. Возблагодарим же небо за то, что храмы таких добрых душ не сложены руками человека и что лучшим их украшением служат убогие лохмотья, а не пурпур и виссон!