Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья]

Действие второе

Первый барон. Кто такой этот Бекет?

Второй барон (слегка удивлен) . Канцлер Англии.

Первый барон. Да, но я хочу знать, что это за человек?

Второй барон. Тебе же говорят: канцлер Англии. А канцлер Англии — это канцлер Англии. Не понимаю, о чем тут еще спрашивать.

Первый барон. Не понимаешь… Предположим, что канцлером Англии был бы другой человек… Скажем, я…

Второй барон. Дурацкое предположение.

Первый барон. Я говорю — предположим. Я был бы тоже канцлером Англии, но не таким канцлером, как Бекет. Это тебе понятно?

Второй барон (недоверчиво) . Да.

Первый барон. Значит, я могу задать себе этот вопрос?

Второй барон. Какой вопрос?

Первый барон. Кто такой Бекет?

Второй барон. Что значит — кто такой Бекет? Канцлер Англии.

Первый барон. Да, но я хочу знать, что он за человек!

Второй барон (смотрит на него. Печально). Ты болен?

Первый барон. Почему это?

Второй барон. Потому что если барон задает вопросы, значит, он болен. Что такое — твоя шпага?

Первый барон. Моя шпага?

Второй барон. Да.

Первый барон (кладет руку на эфес). Это — моя шпага! И тот, кто в этом сомневается…

Второй барон. Отлично. Ты ответил, как подобает дворянину. Мы здесь не для того, чтобы задавать вопросы, а чтобы отвечать на них.

Первый барон. Верно. Так отвечай.

Второй барон. Никаких вопросов. Исполняй приказания. В армии не полагается думать. Если перед тобой вооруженный француз, ты задаешь себе вопросы?

Первый барон. Нет.

Второй барон. А он?

Первый барон. Тоже нет.

Второй барон. Вы просто деретесь, и все! А если вы станете, как женщины, расспрашивать друг друга, лучше уж тогда притащить на поле битвы стулья. А вопросы, не сомневайся, они уже были давно поставлены, и людьми поумнее тебя и поважнее.

Первый барон (раздраженно). Я хотел сказать, что я не люблю его.

Второй барон. Вот так и говорил бы! И тебя бы поняли! Это твое право. Я тоже его не люблю. (Как само собой разумеющееся.) Прежде всего, он саксонец.

Первый барон. Прежде всего!

Третий барон. Но он хорошо дерется, этого у него не отнимешь. Вчера, когда убили оруженосца короля и король попал в тиски, Бекет пробился сквозь ряды французов, схватил у короля орифламу и отвлек внимание врага на себя.

Первый барон. Согласен, дерется он хорошо!

Третий барон (второму). Он плохо дерется?

Второй барон (упрямо). Я этого не говорю. Но он саксонец.

Первый барон (четвертому, который еще не произнес ни слова). А что ты об этом думаешь, Рено?

Четвертый барон (медленно пережевывая пищу). Я жду.

Первый барон. Чего ты ждешь?

Четвертый барон. Чтобы он проявил себя. Есть такое зверье, за которым идешь в лесу на шорох, на запах, по следу… Но не спеши, не бросай в него копье сразу, всю охоту испортишь, потому что еще не знаешь точно, с каким зверем имеешь дело. Нужно ждать.

Первый барон. Чего?

Четвертый барон. Чтобы зверь себя показал. И, если у тебя хватит терпения, зверь в конце концов обязательно покажет себя. Зверь почти всегда бывает искушеннее человека, но у человека есть то свойство, которого нет у зверя, — он умеет ждать. Вот так и с Бекетом: я жду.

Первый барон. Чего?

Четвертый барон. Чтобы он показал себя, чтобы вышел из логова. (Снова принимается за еду.) И тогда мы узнаем, кто он.

Из-за кулис доносится знакомый марш Бекета. Входит Бекет. Он вооружен.

Бекет. Приветствую вас, мессиры.

Четверо баронов вежливо встают, вытягиваются по-военному.

Король еще спит?

Первый барон (чопорно). Он еще никого не вызывал.

Бекет. Представил ли маршал список потерь?

Первый барон. Нет.

Бекет. Почему?

Второй барон (угрюмо). Он сам в этом списке.

Бекет. А-а!

Первый барон. Я был недалеко от него, когда это случилось. Его свалил с ног удар копья. А потом, когда он упал, на него ринулась пехота.

Бекет. Бедняга Бомон! Он так гордился новыми доспехами!

Второй барон. По-видимому, в них была какая-то дырочка. Они его зарезали. Упавшего. Свиньи эти французы.

Бекет (беспечно махнув рукой). Война.

Первый барон. Война такой же спорт, как и всякий другой. Существуют правила. Когда-то с вас брали выкуп… Рыцарь против рыцаря: это была война!

Бекет (улыбаясь). С тех пор как пехоте дали ножи и бросили ее, незащищенную, против всадников, ей оставалось только одно — искать изъяны в доспехах рыцарей, имевших неосторожность упасть на землю. Это, конечно, неблагородно, но их понять можно.

Первый барон. Ну, если мы начнем понимать пехоту, то это будет не война, а бойня!

Бекет. Мир, безусловно, идет к бойне, барон. Урок, который мы получили в этом сражении, стоивший нам слишком дорого, показал, что мы тоже должны создать отряды головорезов. Вот и все!

Первый барон. А воинская честь, мессир канцлер?

Бекет. А воинская честь, барон, в том, чтобы побеждать. Но будем лицемерами. Нормандское дворянство усердно обучало этому тех, кого оно завоевало. Пойду будить короля. Наше вступление в город назначено на восемь часов, а служба в кафедральном соборе — на четверть десятого. Было бы неполитично заставить французского епископа ждать нас. Эти люди должны охотно сотрудничать с нами.

Первый барон (ворчит). В мое время сначала всех убивали, а потом вступали в город!

Бекет. В мертвый город. А я хочу, чтобы король брал города, полные жизни, они обогатят его. С восьми часов сегодняшнего утра я — лучший друг французов.

Первый барон (снова). В чем же тогда английская честь?

Бекет (мягко). В конечном счете английская честь, барон, в том, чтобы всегда преуспевать. (Входит, улыбаясь, в палатку короля.)

Четыре барона провожают его враждебными взглядами.

Второй барон (бормочет). Ну и понятия у него.

Четвертый барон (глубокомысленно заключает). Надо ждать. Рано или поздно он себя выдаст.

Бароны удаляются. Бекет, войдя в палатку, поднимает полотнище, зацепляет его за крючок. Виден лежащий король. Рядом с ним — девица.

Король (зевая). Здравствуй, сын мой! Хорошо ли ты спал?

Бекет. Французы оставили мне на память небольшую метку на левом плече, государь, и это мешало мне уснуть. Я воспользовался этим и размышлял.

Король (озабоченно). Ты слишком много размышляешь. Смотри, как бы это не кончилось плохо. Проблемы потому и возникают, что люди слишком много думают. Когда-нибудь, рассуждая, ты натолкнешься на серьезную проблему, и твоя умная башка подскажет тебе такое решение, что ты впутаешься бог знает в какую историю. А ведь гораздо проще пренебречь этой проблемой, как делает большинство глупцов, спокойно доживающих до преклонного возраста. Что ты скажешь о моей маленькой француженке? Обожаю Францию!

Бекет (улыбается). Я тоже, мой государь, как все англичане.

Король. Здесь тепло, девушки красивые, вино хорошее. Я хочу проводить здесь несколько недель каждую зиму.

Бекет. Досадно только, что это дорого обходится. Вчера мы потеряли около двух тысяч солдат.

Король. Бомон представил списки?

Бекет. Да. И себя включил туда же.

Король. Он ранен?

Бекет не отвечает.

(Вздрагивает, потом, помрачнев.) Я не люблю узнавать о смерти знакомых людей. Мне кажется, что ей вдруг может прийти мысль…

Бекет. Займемся делами, государь? Вчера мы не успели разобрать депеши.

Король. Вчера мы сражались. Всюду не поспеешь.

Бекет. Вчера был день каникул! Сегодня придется поработать вдвойне!

Король (раздосадован). В конце концов, из-за тебя мне надоест быть королем. Вечно заниматься делами других… Мне кажется, что я слушаю архиепископа. Раньше с тобой было веселее. Когда я назначил тебя канцлером, я думал, что, получая доходы по этой должности, ты будешь устраивать вдвое больше пирушек, вот и все.

Бекет. Но я развлекаюсь, государь, действительно развлекаюсь, именно теперь.

Король. Неужто тебя развлекает работа ради блага моих подданных? Ты любишь этих людей? Прежде всего, их слишком много. Нельзя же любить тех, кого не знаешь. И вообще ты лжешь, никого ты не любишь.

Бекет (с неожиданной твердостью). Во всяком случае, я люблю одно, в этом я уверен: хорошо делать то, что нужно делать.

Король (насмешливо). Вечно эс… эс… Как это слово, я забыл?

Бекет (улыбается). Эстетика?

Король. Эстетика! Всегда эстетика?

Бекет. Да, государь.

Король (ударяя девицу по заду). А это разве не эстетика? Есть люди, которые приходят в экстаз в церкви! А это ведь тоже недурно… Ты только посмотри, какие формы… (Так естественно, будто предлагает леденец.) Хочешь ее?

Бекет (улыбаясь). Дела, государь!

Король (угрюмо, как нерадивый ученик). Ладно! Дела. Я тебя слушаю. Садись.

Бекет непринужденно садится подле него. Между ними — девица, она ошеломлена.

Бекет. Неважные новости, государь!

Король (беспечно). Новости никогда не бывают хорошими! Это старая истина. Жизнь состоит из одних трудностей. Целые поколения философов, конечно не схоластов, уверяют, что секрет — а он существует — в том, чтобы не придавать трудностям никакого значения. В конечном счете, они пожрут друг друга, а ты по-прежнему окажешься через десяток лет цел и невредим. Э, все образуется…

Бекет. Конечно. Но кое-как. Государь, когда вы играете в мяч или в крикет, вы разве рассчитываете на то, что это как-нибудь образуется? Ждете, пока мяч сам ударится о ракетку? Разве думаете: «Все равно попадет»?

Король. Позволь, позволь! Ты же о серьезных вещах говоришь. Партия в мяч — это же очень важно, это меня развлекает.

Бекет. А если я вам скажу, что управлять государством так же занимательно, как играть в крикет? Как вы решаете: отдадим мяч другим или же попробуем отыграть очко, как два хороших английских игрока?

Король (в нем проснулся спортивный азарт). Очко, черт возьми, очко! На поле я лезу из кожи вон, падаю, ломаю кости, даже при необходимости плутую, но очко в жизни не упущу.

Бекет. А-а! Вот из очков-то и составляется счет! С тех пор как мы пришли на материк и я сопоставляю сообщения из Лондона, меня поражает одно: в Англии выросла сила, способная конкурировать с вашей, государь. Это духовенство.

Король. Но мы же добились своего, они платят налог! Это уже кое-что!

Бекет. Это просто небольшая сумма денег. Они знают, что всегда можно успокоить королей с помощью небольшой суммы денег. Но это люди, весьма искушенные в подобных делах, они умеют правой рукой вернуть себе то, что отдали левой. Это — шулерский прием, они прибегают к нему уже в течение многих веков.

Король (девице). Слушай, моя перепелочка, и учись! Мессир говорит умные вещи.

Бекет (в тон королю, легкомысленно). Маленькая французская перепелочка, лучше ты научи нас. Что предпочтешь ты, когда выйдешь замуж, — если ты выйдешь, несмотря на прорехи в своем целомудрии, — самой быть хозяйкой в доме или чтобы у тебя хозяйничал деревенский священник?

Король (немного задет; внезапно встает на колени в постели, набрасывая пуховик на испуганную девицу). Поговорим серьезно, Бекет. Я знаю, что священники вечно строят козни. Но я также знаю, что могу их раздавить в любую минуту.

Бекет. Давайте говорить серьезно, ваше величество. Если вы их не раздавите немедленно, то через пять лет в Англии будут два короля — архиепископ примас Кентерберийский и вы. А через десять лет будет один.

Король (немного озадачен). И это… буду… не я?

Бекет (холодно). Боюсь, что не вы.

Король (внезапно кричит). Нет, это буду я, Бекет! Плантагенеты своего не отдадут! По коням! По коням, Бекет, во славу Англии! Вперед на верующих! Хоть раз пусть будет иначе!..

Пуховик неожиданно приподнимается. Из-под него высовывается девица, растрепанная, багровая.

Девица (жалобно). Я задыхаюсь, мессир.

Король (удивленно смотрит, он забыл о ней, хохочет). Что ты здесь делаешь? Ты шпионка духовенства? Проваливай! Одевайся и иди домой. Дай ей золотой, Томас.

Девица (забирает свое платье, прикрываясь им). Мессир, вернуться мне сюда сегодня вечером?

Король (раздраженно). Да. Нет. Не знаю! Сейчас занимаются архиепископом, а не тобой! Проваливай!

Девица скрывается в глубине палатки.

(Кричит.) По коням, Томас! Я своими крепкими кулаками, ты своей умной башкой, мы поработаем с тобой во славу Англии!.. (С внезапной тревогой, другим тоном.) Подожди минуту. Я не уверен, что найду опять такую — эта знает толк в любовных делах. (Отходит к задней стенке палатки и кричит.) Приходи сегодня вечером, мой ангел! Я тебя обожаю! У тебя самые красивые глазки на свете! (Возвращается, доверительно Бекету.) Если хочешь получить удовольствие, нужно всегда им это говорить, даже когда платишь. Это тоже высокая политика! (Неожиданно его охватывает ребяческий страх перед священниками.) А что скажет бог обо всем этом? Ведь они его епископы.

Бекет (легкомысленно). Мы уже не дети. Вы прекрасно знаете, что с богом всегда можно договориться… на этом свете. Одевайтесь быстрее, государь! Мы вступаем в город в восемь часов, а он ждет нас для «Te Deum» в своем соборе в четверть десятого. Его легко успокоить небольшими знаками внимания.

Король (смотрит на него с восхищением). Ну и каналья! (Ласково обнимает его.) Я люблю тебя, Томас! Если бы мой первый министр нагонял на меня скуку, я бы не решился ни на что!

Бекет (освобождается с некоторым раздражением, чего король не замечает). Быстрее, государь! Мы опоздаем.

Король (спешит). Я буду готов сию минуту. Бриться надо?

Бекет (улыбается). После двух дней сражений лучше бы побриться.

Король. Столько хлопот ради побежденных французов! Я иной раз думаю: не слишком ли ты утончен, Томас. (Выходит.)

Бекет закрывает за ним палатку, и тут же два солдата вводят монашка со связанными руками.

Бекет. Кто он такой?

Солдат. Ваша милость, это монашек, которого мы схватили. Он бродил вокруг лагеря. У него оказался под платьем нож. Мы ведем его к прево.

Бекет. Нож у тебя?

Солдат протягивает ему нож.

(Смотрит на нож, потом на монашка.) Ты француз?

Монашек. No, I am English. <Нет, я англичанин (англ.) >

Бекет. Откуда?

Монашек (бросает мрачно, как оскорбление). Hastings.

Бекет (весело). Вот как! (Солдату.) Оставь его здесь. Я сам его допрошу.

Солдат. Ваша милость, он буйный, отбивался, как дьявол. Нам вчетвером пришлось на него навалиться, чтобы отнять нож и связать ему руки. Он сержанта ранил. Мы хотели его сразу прикончить, да сержант решил, что, может быть, он чего знает. Потому и ведет его к прево. (Пауза.) Уж больно он злобный…

Бекет (продолжает с любопытством разглядывать монашка). Хорошо. Отойдите немного.

Солдаты удаляются.

(Играя ножом, смотрит на монашка.) Для чего тебе это в монастыре?

Монашек. I cut my bread with it. <Чтобы резать хлеб (англ.) >

Бекет (спокойно). Говори по-французски, ты же хорошо говоришь по-французски.

Монашек (не удержавшись, кричит). How do you know it? <Откуда вы это знаете? (англ.) >

Бекет. Я хорошо знаю и саксонский и французский языки. И сразу узнаю, когда саксонец говорит на этих двух языках. Все меняет форму, дружок, даже саксонский язык. (Сухо.) В твоем положении лучше, чтобы тебя считали французом, а не саксонцем. Так будет для тебя лучше.

Монашек (не сразу). Я готов умереть.

Бекет (улыбается). Это потом. Признайся сначала, что это глупо. (Смотрит на нож, держа его кончиками пальцев.) Кому предназначалась эта кухонная принадлежность?

Монашек не отвечает.

Ведь этой штукой можно убить только один раз. Полагаю, что ты пустился в дорогу не ради простого нормандского солдата?

Монашек не отвечает.

(Еще суше.) Они будут пытать тебя, дружок. Не видел, как пытают? По должности мне случалось при этом присутствовать. Каждый надеется на силу своего духа. Но они чудовищно изобретательны, нашим ослам-медикам не мешало бы поучиться у них знанию анатомии. Поверь моему опыту: заговоришь, все говорят. Если я поручусь, что ты мне во всем признался, это облегчит твою участь. А это ценно.

Монашек не отвечает.

Впрочем, в этой истории есть одна забавная деталь. Ты зависишь непосредственно от моего суда. Назначая меня канцлером, король отдал все монастыри Гастингса в мое распоряжение. Сделано это было не без задней мысли, но я притворился, что ничего не заметил.

Монашек (пятится). Вы Бекет?

Бекет. Да. (Разглядывает нож, по-прежнему держа его двумя пальцами, с легким отвращением.) Ты резал не только хлеб. От ножа воняет луком, как от ножа истинного саксонца. Правда, вкусный лук в Гастингсе, а? (Со странной улыбкой смотрит на нож, потом поднимает глаза на бессловесного монашка.) Ты так и не сказал мне — для кого он? Если для меня, то, согласись, момент выбран хорошо, не считая небольшой детали — нож держу я.

Монашек не отвечает.

Ты знаешь несколько языков, а молчишь. Боюсь, наш разговор не далеко уйдет. Если нож предназначался для короля, то это не имело никакого смысла, малыш. У него три сына. Короли всегда пускают ростки! Ты хотел — один — освободить свой народ?

Монашек. Нет. (Глухо.) Освободить себя.

Бекет. От чего?

Монашек. От бесчестия.

Бекет (неожиданно серьезно). Сколько тебе лет?

Монашек. Шестнадцать.

Бекет (мягко). Вот уже сто лет, как норманны заняли остров. Твоему бесчестью уже много лет. Твой отец и дед испили чашу до дна. Теперь она пуста.

Монашек. Нет.

Бекет (в глазах его мелькнула тень, мягко). Итак, в шестнадцать лет ты проснулся однажды в своей келье от колокольного звона. Звонили к ранней мессе. Значит, это колокола повелели тебе взять весь позор на свои плечи?

Монашек (кричит, как затравленный зверь). Кто вам это сказал?!

Бекет (мягко, небрежно). Я же сказал тебе, что говорю на многих языках. (Бесстрастно.) Ты знаешь, что я тоже саксонец, как и ты?

Монашек (замкнуто). Да.

Бекет (улыбаясь). Плюнь. Тебе же хочется.

Монашек смотрит на него немного ошеломленно, потом плюет.

Легче стало, да? (Неожиданно твердо.) Меня ждет король, наш разговор и так затянулся. Я хочу сохранить тебе жизнь, хочу встретиться с тобой еще раз. (Беззаботным тоном.) Ты понимаешь, что это чистый эгоизм… Ведь твоя жизнь не имеет для меня никакого значения, но так редко судьба сталкивает человека с его собственным призраком, юношеским. (Зовет.) Эй, солдат!

Солдат подходит и, гремя оружием, застывает в позе «смирно».

Немедленно иди за прево.

Солдат убегает.

(Возвращается к молчаливому монашку.) Прелестное утро, не правда ли? Солнце уже пригревает сквозь легкую дымку… Франция красива! Но я так же, как и ты, предпочитаю густой туман над песчаными равнинами Гастингса. Солнце — это роскошь. А мы с тобой из той породы, которая презирает роскошь.

В сопровождении солдата входит прево. Это важная персона, но не для Бекета, это сразу заметно.

Господин прево, ваши люди задержали этого монашка, бродившего вокруг лагеря. Это послушник монастыря в Гастингсе, и он подсуден именно мне. Распорядитесь переправить его в Англию, чтобы там в монастыре не выпускали его из виду вплоть до моего возвращения. В настоящий момент против него особых обвинений нет. Я хочу сказать, чтобы с ним не обращались грубо, но зорко следили за ним. Вы отвечаете мне за него.

Прево. Хорошо, мессир. (Делает знак рукой.)

Солдаты окружают монашка и уводят его. Бекет не обращает больше на него внимания. Прево тоже уходит.

Бекет (оставшись один, рассматривает нож, брезгливо раздув ноздри, фыркает. Бормочет). Трогательно, но все же воняет… (Отбрасывает нож, насвистывая свой марш, направляется к палатке короля. Входит, весело кричит.) Ну что же, государь? Успели принарядиться? Пора отправляться, иначе епископу придется нас ждать!

Вдали весело зазвонили колокола. Палатка исчезла, как только Бекет вошел в нее. Декорация меняется. С колосников спускается задник, на котором — улица в перспективе.

Улица — это те же колонны, но солдаты, стоящие шпалерами, украшают их знаменами. Король и Бекет, верхами, едут по городу, предшествуемые двумя трубачами. Король немного впереди Бекета, их сопровождают четыре барона. Приветственные возгласы толпы. Колокольный звон. Трубные звуки в продолжение всей этой сцены.

Король (восхищен, кланяется). Французы нас обожают!

Бекет. Это обошлось мне довольно дорого. Пришлось раздать черни много денег. Зато богатые горожане надулись и сидят по домам.

Король. Из патриотизма?

Бекет. Нет. Но они обошлись бы нам слишком дорого. С толпой смешались также переодетые солдаты вашего величества, чтобы увлечь своими восторгами колеблющихся.

Король. Зачем ты вечно убиваешь мои иллюзии? А я считал, что меня любят ради меня самого! Ты безнравственный человек, Бекет. (С тревогой.) Как надо говорить: безнравственный или бессовестный?

Бекет (улыбаясь). Это зависит от того, что имеется в виду. Единственное, что бессовестно, государь, это не делать того, что нужно, тогда, когда это нужно.

Король (приветствуя толпу, милостиво). В общем, нравственность — лекарство, в которое ты не веришь?

Бекет (кланяясь, вслед за королем). Это средство для наружного употребления, государь.

Король. Хороша эта крошка на балконе, справа! Не остановиться ли?

Бекет. Невозможно. Нельзя нарушать расписания кортежа, епископ ждет нас в соборе.

Король. Но это же интереснее, чем смотреть на епископа. Я уже достаточно насмотрелся на епископов! Меня тошнит от них. Запомни этот дом.

Бекет. Запомнил. Напротив гостиницы «Олень», улица Таннер.

Король (поражен). Ты просто удивительный человек. Ты знаешь этот город?

Бекет. Я здесь изучал французский язык. Отец настаивал на этом — здесь самое лучшее произношение.

Король. Значит, ты знаешь здесь всех женщин?

Бекет (улыбаясь). Конечно. Но они уже, наверно, состарились с тех пор. Государь, вы помните, что должны сказать епископу?

Король (кланяясь). Да-да! По-твоему, это так важно, что я скажу французскому епископу, у которого только что силой оружия отобрал город?

Бекет. Очень важно. Для политики, которую мы собираемся проводить.

Король. Я сильнее его или нет?

Бекет. Сегодня вы — сильнее. Вот поэтому-то нужно быть особенно вежливым с епископом. Тогда вы покажетесь этому человеку еще в тысячу раз сильнее.

Король. Вежливым! С побежденным! Мой дед убивал всех, кто ему сопротивлялся. С тех пор как изобрели вилки, люди изнежились!

Бекет. Государь, никогда не следует доводить до отчаяния своего врага. Это придает ему силы. Мягкость — лучшая политика. Она обессиливает врага. Умный завоеватель должен не сломать, а растлить.

Король (насмешливо). Дорогой саксонец, ты собираешься меня учить, как должен вести себя завоеватель.

Бекет. Именно, государь. За сто лет я это хорошо обдумал.

Король (милостиво приветствует толпу). А о моих удовольствиях ты позаботился? А если мне хочется смешаться с толпой этих лягушатников, вместо того чтобы корчить из себя обезьяну на их церковной службе? Кажется, я могу позволить себе удовольствие? Я — победитель!

Бекет. Это было бы ошибкой. Хуже — слабостью. Можно все себе позволить, государь, но нельзя потакать своим слабостям.

Король. Слушаюсь, папочка! Какой ты сегодня ханжа! Посмотри на эту рыжую красотку возле фонтана! Дай приказ, чтобы кортеж возвращался этим же путем! (Чтобы увидеть девушку, он, сидя на лошади, чуть не сворачивает себе шею.)

Они проезжают. Четыре барона замыкают шествие.

Гул органа. Знамена исчезают вместе с солдатами. Собор. На сцене пусто. Слышен орган. Органист упражняется. Потом справа на сцене ставят перегородку, которая изображает церковный придел. Входят пышно одетый король, бароны, священник и мальчик из хора. Они чего-то ждут. Король в нетерпении присаживается на табурет. Бекета здесь нет.

Король. Где же Бекет? Чего ждут?

Первый барон. Сир, он сказал, что надо подождать, что еще не все готово.

Король (поднимается и сердито шагает взад и вперед) . Сколько церемоний ради какого-то французского епископа! Ну и вид, должно быть, у меня! Торчу, как жених, в церковном приделе!

Четвертый барон. Совершенно с вами согласен, сир. Не понимаю, почему мы не входим. В конце концов, этот собор теперь принадлежит вам!.. Может, ворваться со шпагой в руке, сир?

Король (озабочен. Потом благоразумно усаживается) . Нет. Бекет будет недоволен. Он лучше нас разбирается в том, что нужно делать. Раз он велел ждать, вначит, есть причина.

Входит Бекет с деловым видом.

Король. В чем дело, Бекет? Мы замерзаем! Долго ли нам еще плесневеть здесь из-за этих французов?

Бекет. Это я распорядился, государь. Мера безопасности. Моя полиция донесла, что во время церемонии должно было произойти покушение.

Король встает. Второй барон обнажает шпагу, то же делают другие.

Второй барон. Черт возьми!

Бекет. Уберите оружие. Король здесь в безопасности. Я приказал охранять все входы и выходы.

Второй барон. Государь, разрешите нам навести порядок. Времени много не потребуется.

Четвертый барон. Войдем внутрь?

Бекет. Запрещаю вам. Нас мало. Я вызвал в город новые войска и приказал им очистить собор. А до тех пор я поручаю, мессиры, особу короля вам. Но спрячьте оружие. Никакой провокации, прошу вас. Мы во власти случайности, а у меня в городе только пятьдесят человек эскорта.

Король (тянет Бекета за рукав). Бекет! Этот священник— француз?

Бекет (посмотрев на священника). Да, но он один из приближенных епископа. А епископ нами куплен.

Король. Мы и на английских-то епископов не можем рассчитывать, сам знаешь. А тут французский! Он что-то смотрит исподлобья.

Бекет. Кто? Епископ?

Король. Нет. Священник.

Бекет (взглянул на священника и расхохотался). Конечно, государь, он же косой. Уверяю вас, что иных причин для беспокойства на его счет у вас нет. Да и неудобно просить его уйти отсюда. К тому же если у него и есть кинжал, то на вас кольчуга, а рядом четыре барона. Пойду проверю, как освобождают неф. (Хочет уйти.)

Король (снова задерживает его). Бекет!

Бекет останавливается.

А мальчик из хора?

Бекет (смеясь). Он же совсем крошка!

Король. А вдруг он карлик? От этих французов всего можно ждать. (Привлекает к себе Бекета.) Бекет, мы немножко легкомысленно разговаривали сегодня утром. Ты уверен, что это не месть божья?

Бекет (улыбается). Уверен. Боюсь, как бы с перепугу моя полиция не переусердствовала. Желая набить себе цену, полицейские склонны видеть убийц повсюду. Ну ничего! Послушаем «Te Deum» в пустом храме, вот и все!

Король (с горечью). А я ведь поверил, что эти люди меня обожают! Может быть, Томас, ты роздал им недостаточно денег?

Бекет. Покупают только тех, кто продается, государь. И они как раз неопасны. А с волками нужно по-волчьи! Я скоро вернусь, чтобы приободрить вас. (Выходит.)

Король (тревожно наблюдает за движениями священника, который семенит по приделу, бормоча сквозь зубы молитвы. Кричит). Барон!

Четвертый барон (который ближе всех к королю, подходит; громовым голосом). Сир?

Король (приказывает ему замолчать). Тсс!.. Все четверо следите за этим человеком и при малейшем его жесте бросайтесь на него.

Комическая сцена, бароны следят за священником, который в свою очередь начинает тревожиться. Вдруг слышатся мощные удары в дверь придела.

(Вздрагивает.) Что случилось?

Офицер (входя). Гонец из Лондона, сир. Он прибыл из лагеря. Его прислали сюда. Срочное донесение. (Уходит.)

Король (встревожен). Это подозрительно. Поди взгляни, Рено.

Четвертый барон выходит и возвращается, успокоенный.

Четвертый барон. Это Вильгельм де Корбей, сир. У него срочные допеши.

Король. А ты уверен, что это он? А вдруг это переодетый француз? Это классический прием.

Четвертый барон (хохочет). Я его знаю, государь! Мы с ним выпили больше кружек пива, чем у него волос в бороде. А у него, свиньи, их достаточно!

Король делает знак. Четвертый барон вводит гонца. Преклонив колено, гонец подает королю письма.

Король. Спасибо. Встань. У тебя красивая борода, Вильгельм де Корбей! Она хорошо держится?

Гонец (поднимаясь с колен, ошеломлен). Моя борода?

Четвертый барон (смеется и ударяет его по плечу). Эх ты, старый еж!

Король (просмотрев письма). Прекрасные новости, мессиры! Одним врагом у нас стало меньше!.. (Радостно кричит входящему Бекету.) Бекет!

Бекет. Все утряслось, государь, войска в пути. Нам остается только спокойно ждать их здесь.

Король (весело). Действительно, все утряслось, Бекет! Бог на нас не гневается. Он призвал к себе архиепископа.

Бекет (поражен, бормочет). Этого старика… Маленького… хилого… а сколько силы крылось в этом слабом теле!

Король. Ну-ну! Не расточай зря слез, сын мой. Лично я считаю, что это превосходная новость!

Бекет. Он был первым норманном, который заинтересовался мною. Он был для меня почти отцом. Помяни, господи, его душу…

Король. Успокойся. Он столько сделал для бога, что попал прямо на небеса. И будет гораздо полезнее богу, чем нам. Все к лучшему! (Привлекает к себе Бекета.) Векет! Дорогой мой Бекет! Теперь я вижу, мяч у нас в руках. Сейчас мы можем выиграть очко. (Тянет за руку Бекета, он напряжен, весь преобразился.) Мне пришла в голову необычайная мысль, Бекет. Мастерский ход! Не знаю, что со мной сегодня, но я чувствую себя на редкость умным. Может быть, это после ночи любви с француженкой? Я проницателен, Бекет, я глубокомыслен, до того глубокомыслен, что у меня даже голова идет кругом. Ты уверен, что много думать не опасно? Томас, мой милый Томас! Ты меня слушаешь?

Бекет (улыбаясь его восторженности). Да, государь.

Король (волнуясь, как мальчишка). Ты внимательно меня слушаешь? Так вот, слушай, Томас! Однажды ты сказал мне, что самые глупые идеи бывают самыми лучшими, надо только их как следует обдумать. Послушай, Томас! Обычай запрещает мне посягать на привилегии архиепископа. Ты внимательно слушаешь?

Бекет. Да, государь.

Король. Но что, если архиепископ будет моим человеком? Если архиепископ Кентерберийский будет за короля, разве мне сможет помешать его могущество?

Бекет. Придумано умно, государь, но вы забываете, что архиепископ избирается, и выборы свободны.

Король. Нет! Это ты забываешь о королевском праве! А знаешь, что это такое? Если кандидат не по нраву королю, король посылает своего посланца на собрание епископов, и последнее слово остается за королем. Это тоже наш обычай, и на сей раз он меня устраивает! Уже сто лет, как епископская ассамблея не выбирала кандидата, неугодного королю.

Бекет. Вы правы, государь. Но мы знаем всех ваших епископов. В котором вы достаточно уверены? У любого из них закружится голова, как только он наденет митру примаса.

Король. Ты спрашиваешь, Бекет? Ты знаешь, у кого не закружится голова, кого не страшит даже небо? Томас, сын мой, я опять нуждаюсь в твоих услугах, и на этот раз — дело серьезное. Конечно, жаль лишать тебя французских девушек и битв, но, сын мой, развлекаться будем позднее. Ты поедешь в Англию.

Бекет. Я к вашим услугам, государь!

Король. Догадываешься, какова будет твоя миссия?

Бекет (на его лице уже тревожное ожидание того, что сейчас последует). Нет, государь.

Король. Ты отвезешь мои личные письма каждому епископу в отдельности. Ты знаешь, что будет изложено в этих письмах, Томас, мой милый брат? Моя королевская воля! Я хочу, чтобы архиепископом избрали тебя!

Бекет (оцепенев, бледнеет, пытается рассмеяться). Конечно, это шутка, государь? Вы только взгляните на этого наставника душ, на этого святого, на которого вы хотите возложить столь высокую миссию! (Комическим жестом распахивает свой роскошный плащ.) О, государь! Хорошая шутка!

Король хохочет.

(Тоже смеется, слишком громко, с облегчением.) Хорош бы из меня получился архиепископ. Взгляните на мои новые сапожки! Последняя парижская мода! Не правда ли, как изящны небольшие отвороты? Не правда ли, полны елейности и смирения?

Король (неожиданно перестает смеяться). Не приставай ко мне со своими сапожками, Томас! Я говорю серьезно. До полудня я напишу письма. Ты мне поможешь.

Бекет (мертвенно бледный, невнятно, с застывшим лицом). Но я даже не священник, государь.

Король (твердо). Ты архидиакон. У тебя есть время. Можешь принести обеты завтра же, и будешь утвержден через месяц.

Бекет. Подумали вы о том, что скажет папа?

Король (грубо). Я ему заплачу!

Бекет (после тоскливого молчания, подавленный, бормочет). Я вижу теперь, вы не шутите, государь. Не делайте этого.

Король. Почему?

Бекет. Мне страшно.

Король (его лицо становится суровым). Это приказ, Бекет.

Бекет (недвижим, потрясен. После паузы шепчет очень серьезно). Если я стану архиепископом, я не смогу больше быть вашим другом.

В соборе внезапно загремел орган. Появляется офицер.

Офицер. Церковь пуста, сир. Епископ и его клир ждут вашего милостивого появления, сир.

Король (грубо, Бекету). Слышишь, Бекет, очнись! У тебя странная манера выслушивать хорошие новости. Что с тобой? Тебе говорят, что мы можем идти.

Образуется кортеж во главе со священником и мальчиком из хора.

Бекет (нехотя занимает место позади короля и опять шепчет). Это безумие, государь. Не делайте этого. Я не смогу служить и богу и вам одновременно.

Король (не оборачиваясь, недоступный, замкнутый) . Ты меня никогда не разочаровывал, Томас. Я доверяю только тебе. Я этого хочу. Уедешь сегодня вечером. А теперь — вперед… (Делает знак священнику.)

Кортеж движется, входит в пустой собор. Гудит орган.

Затемнение, звуки органа. Петом в неясном свете — комната Бекета. Открытые сундуки, куда двое слуг укладывают богатые одежды.

Второй слуга (он моложе первого) . И камзол с куньей опушкой тоже?

Первый слуга. Тебе же сказали — все!

Второй слуга (ворчит). С куницей! Нищим! Им не подадут ни одного су, если они напялят такой камзол. Они околеют с голоду.

Первый слуга (насмехаясь). Экий болван! Точно они куницу будут жрать. Неужели не понимаешь, что эте все продадут, а им дадут деньги?

Второй слуга. А он что наденет? У него ничего не остается.

Входит Бекет. На нем простое серое домашнее одеяние.

Бекет. Уложили сундуки? Я хочу, чтобы их отправили еврею сегодня же вечером. Чтобы здесь остались только голые стены. Меховое покрывало тоже положи.

Первый слуга (удрученно). Вашей милости будет холодно ночью.

Бекет. Делай, что тебе велят.

Первый слуга неохотно берет меховое покрывало и кладет его в сундук.

Ты предупредил управителя, что сегодня вечером будет обед? Сорок приборов в большом зале.

Первый слуга. Ваша милость, он говорит, что у него не хватит золотой посуды. Можно подать серебряную?

Бекет. Пусть управитель возьмет приборы из людской — деревянные и глиняные миски. Посуда продана. Еврей заберет ее еще до вечера.

Первый слуга (изумленный, повторяет). Деревянные и глиняные миски… Слушаю, ваша милость. Управитель беспокоится также о списке приглашенных. У него только три посыльных, он боится, что не хватит времени…

Бекет. Никаких приглашений. Пусть распахнут ворота настежь. Пойдите на улицу и скажите пищим, что я жду их сегодня вечером к столу.

Первый слуга (испуган). Слушаю, ваша милость. (Хочет выйти вместе с другим слугой.)

Бекет (подзывает его знаком). Я желаю, чтобы за столом служили безукоризненно. Подавать кушанья со всеми церемониями, как для принцев крови. Ступай.

Слуги уходят.

(Один. Небрежно поправляет свисающую из сундука одежду, бормочет.) Это действительно было очень красиво! (Захлопывает сундук и смеется.) Гордился этим! Как жалкий выскочка. Истинно святой человек не стал бы делать всего этого в один день. Никто не поверит, что это искренне. (Очень просто, обращаясь к висящему над кроватью распятию в оправе из драгоценных камней.) Надеюсь, господи, что ты внушил мне эти благие решения не для того, чтобы меня подняли на смех? Мне все это так внове. Может быть, я действую неумело. (Смотрит на распятие и неожиданно снимает его с крюка.) Ты тоже слишком богат, и ты тоже… Драгоценные камни вокруг твоего истекающего кровью тела… Отдам тебя в самый бедный приход. (Кладет распятие на закрытый сундук, беспечно осматривается вокруг себя, радостно бормочет.) Отправляюсь в путешествие. Прости меня, господь, но никогда я так не веселился. Я не верю, что ты бог печали. Радость, которую я испытываю, избавляясь от всего, безусловно, входила в твои предначертания. (Уходит.)

Сцена остается пустой. Слышно, как Бекет весело насвистывает свой марш. Вскоре он возвращается. Он в простом монашеском одеянии, босые ноги в сандалиях.

Бекет (задергивает занавес и шепчет). Вот и все! Прощай, Бекет… Как бы мне хотелось иметь что-нибудь, с чем мне было бы жалко расстаться, чтобы отдать это тебе. (Подходит к распятию, просто.) Господи, ты уверен, что не искушаешь меня? Это было бы слишком просто. (Падает на колени и молится.)