День уже клонился к вечеру, а шериф Аллан все еще не вернулся домой. Удивленные его длительным отсутствием, Томек и боцман сидели в удобных креслах на веранде. Они внимательно вслушивались в звуки, доносившиеся из широкой прерии, и ожидали, что с минуты на минуту услышат топот лошадиных копыт. Но, кроме неумолчного стрекотания цикад и кваканья лягушек в пруду, ничего не было слышно.
Вскоре на веранду пришли Салли с матерью. Их появление заставило наших приятелей бросить догадки о том, что могло случиться с шерифом. Переменив тему, они принялись сообща восхищаться закатом солнца. Все небо было буйным сочетанием золота, багрянца, серебра и лазури. Прерия, покрытая шалфеем, окаймленная с юго-запада отдельными рваными горными цепями, переливалась пурпуром.
Миссис Аллан восторгалась теплыми тонами аризонского неба, расхваливая заодно здоровый, бодрящий воздух. По ее мнению, Нью-Мексико и Аризона представляли собой прекрасные места для поселения. Боцман усердно поддакивал, но чаще, чем на закат, посматривал на стоявший перед ним стакан любимого рома.
Салли, наклонясь к Томеку, что-то шептала ему на ухо, как вдруг послышался глухой цокот копыт. Не было сомнения, что к ранчо галопом приближалась большая группа всадников. Томек быстро взглянул на боцмана, но тот как ни в чем не бывало спокойно потягивал свой ром.
Топот усилился. Спустя несколько минут в облаке пыли показались всадники. Они осадили вспененных скакунов возле веранды. Высокий худой шериф Аллан легко соскочил с вороного коня, небрежно бросил поводья выбежавшему к нему негру и повернулся к остальным всадникам.
Это были индейцы, одетые в кожаные штаны и такие же куртки. На коротко подстриженных головах у них были надеты фетровые серые широкополые шляпы, совсем такие же, как у кавалеристов Соединенных Штатов. Все всадники были при карабинах.
По команде шерифа, отданной по-английски, индейцы спешились. Только один из них не сделал ни малейшего движения, сидя в седле, словно каменное изваяние, хотя, конечно, как и большинство американских индейцев, он хорошо знал язык белых.
Теперь можно было различить, что неподвижный всадник одет иначе, чем остальные индейцы. Поверх длинных кожаных штанов, с бахромой по швам, была перекинута повязка, пропущенная между ногами. Широкий цветной пояс свисал на бедра. Из-под распахнутого короткого кафтана с длинными рукавами виднелось голое медно-коричневое тело. В противоположность остальным всадникам, у этого на голове было черное сомбреро. Длинные волосы падали на плечи.
Томек еле сдержал изумленный возглас. Индеец явно напоминал таинственного всадника, которого он видел издалека этим утром. Юноша внимательно присмотрелся и сразу же понял, почему индеец остался в седле. Его запястья были схвачены стальными наручниками, а ноги связаны толстым ремнем, пропущенным под брюхом лошади.
Томек подошел к боцману.
– Мне кажется, что это тот самый таинственный всадник, которого я видел сегодня рано утром в прерии, – шепнул он.
– Держи язык за зубами, пока мы не узнаем, что он за птица, – ответил боцман.
Шериф не терял времени даром. По его приказанию индейцы развязали пленнику ноги, стащили его с лошади, повалили на землю и защелкнули на ногах стальные браслеты. После этого трое индейцев отвели лошадей в загон, в то время как остальные устроились под открытым небом у веранды дома.
Два индейца с винтовками уселись возле пленника.
Шериф Аллан вошел на веранду. Едва он успел приказать негритянке Бетти накормить прибывших, как к нему подбежала Салли.
– Что все это значит, дядя? Кто этот индеец? – спросила она.
– Потом поговорим, сейчас я голоден как волк, – ответил шериф. – Вы уже ужинали?
– Нет, мы ждали тебя, Джонни, – ответила миссис Аллан. – Но теперь мне и есть не хочется! В чем провинился этот несчастный человек, что вы так жестоко обошлись с ним?
– Несчастный человек! – удивился шериф. – Нашла кого жалеть! Как только ты узнаешь, кто он такой, то перестанешь так говорить. Австралийские туземцы не докучали вам так, как нам воинственные американские индейцы. Отсюда и твое возмущение. Пойдем ужинать, я вижу, что Бетти уже накрыла на стол.
Шериф сделал приглашающий жест. Все пошли в столовую. Аллан ужинал с большим аппетитом.
Томек, Салли и ее мать ели немного, а вот боцман Новицкий не уступал хозяину.
Оба пододвигали друг другу блюда и с готовностью подливали холодного пива.
– Да они никогда не наедятся! – шепнула Салли, с нетерпением ожидавшая обещанного рассказа.
– Погоди, их животы долго не выдержат. Твой дядя явно замедляет ход… – так же шепотом ответил Томек.
Салли многозначительно подмигнула Томеку, когда наконец шериф вытер губы салфеткой и отодвинул от себя тарелку. Из стоявшего на столе ящика он достал ароматную сигару, медленно обрезал перочинным ножиком конец и раскурил.
– Я вижу, что наши прекрасные дамы совсем потеряли аппетит, увидев индейца в стальных браслетах, – начал боцман, снисходительно улыбаясь. – Милосердие – большая добродетель. Когда поскитаешься по свету – всего насмотришься, но должен признаться, что и меня трогает несчастье ближнего.
Шериф серьезно взглянул на моряка и медленно выпустил клуб голубоватого дыма.
– Приходилось ли кому-нибудь из вас слышать о Пляске Духа?[15] – спокойно спросил шериф.
Боцман отрицательно покачал головой. Салли и ее мать тоже никогда не слышали о таком танце. А вот Томек уверенно ответил:
– Пляска Духа – это религиозный танец племени сиу.
– Браво, молодой человек! Я вижу, что еще не успел должным образом оценить твои познания! – одобрительно произнес шериф Аллан. – Откуда ты знаешь об этом?
– Перед каждой экспедицией я стараюсь всегда как можно больше разузнать о стране, куда намерен ехать, – ответил юноша.
– Вы должны знать, что наш Томек унаследовал от своего почтенного родителя тягу к науке. Он словно ходячая энциклопедия, – гордо сказал моряк, довольный, что может похвалиться ученостью своего воспитанника.
– А я не подозревал его в особой любви к книжкам, видя, что он целыми днями носится по прерии, – признался шериф. – Может быть, ты еще что-нибудь знаешь о сиу и Пляске Духа?
– К сожалению, только это.
– А вы, дядя, знаете? – хитро спросила Салли.
Шериф улыбнулся и начал рассказ:
– Это довольно старая и странная история. В 1888 году между индейскими племенами северо-западной Америки распространилось известие, что в одном из уголков штата Вайоминг появился Грейт-Медисин-Мен[16] – великий колдун, который призвал всех краснокожих к восстанию против белых колонизаторов. Это был индеец Вовока из племени пайют. От своих соплеменников он потребовал прекратить междоусобную борьбу и объединиться. Он считал, что всем индейцам надо покончить с распрями и отказаться от обычаев, перенятых от белых людей. Если это будет сделано, тогда появится индейский мессия, который прогонит белых за Большую Воду, воскресит перебитых бизонов и вернет индейцам прежнюю жизнь. Это возрождение, приход которого провозглашал старый Вовока, получило название «Пляска Духа» – так звался танец, который совершали сторонники Вовоки во время обрядов. Для этого танца краснокожие надевали белые рубашки, украшенные амулетами для защиты от злого духа, и, танцуя, часто впадали в экстаз: они свято верили, что во время этой пляски души их уносятся в Страну Великого Духа, где обитают их предки.
Призывы Вовоки были услышаны. Индейцы готовились встать на тропу войны, вооружались и раскрашивали лица. Пляска Духа возбуждала умы. Индейцы брались за оружие, отказывались подчиняться правительственным чиновникам, ведающим резервациями. Начались волнения, особенно усилившиеся, когда во главе всего движения очутился Татанка Ийотаке – Сидящий Бык – вождь и очень влиятельный жрец племени тетон-дакота, принадлежащего к языковой группе сиу.
Сидящий Бык был очень опасным противником. Еще в 1875 году он начал войну, длившуюся два года. После битвы под Литл-Бигхорн бежал в Канаду, откуда вернулся и поселился в резервации сиу. Будучи непримиримым врагом белых, он поддержал призыв Вовоки. Снова начал борьбу, которая сперва была успешной, но вскоре у индейцев не стало оружия и припасов.
– Дядя, а что случилось с этим храбрым вождем? – спросила Салли.
Татанка Ийотаке, Сидящий Бык (1831(?)—1890) – вождь и духовный лидер индейского племени хункпапа (входит в состав народа лакота из группы сиу). С 1863 г. участвовал в борьбе индейцев с американскими войсками. Был известен как противник переселения коренных народов в резервации. Пользовался большим авторитетом, в 1866–1868 гг. был избран верховным вождем сиу. В 1885 г. некоторое время выступал в шоу «Дикий Запад»: верхом на коне объезжал арену, раздавал автографы и фотографировался со зрителями. Однако оставался враждебно настроен к белым. В 1890 г. погиб в перестрелке с полицией.
Шериф гневно насупил брови, но ответил спокойно:
– Кончил плохо, и по заслугам. Он и его сын были убиты индейскими полицейскими: Красным Томагавком и Бычьей Головой. Со смертью предводителя прекратилось и бессмысленное сопротивление индейцев.
– Когда погиб Сидящий Бык? – спросил Томек.
– В декабре 1890 года, – ответил шериф и занялся своей погасшей сигарой.
– Я тоже так считал, но спросил только потому, что никак не могу найти связь между Пляской Духа и индейским пленником, который лежит связанный, как теленок, у нашего дома, – сказал Томек.
– Ты высказал вслух мои мысли! – воскликнула миссис Аллан. – При чем тут этот несчастный человек?
– Вот теперь-то мы подошли к сути дела, – ответил шериф. – С некоторых пор ко мне стали поступать сообщения, что какой-то таинственный краснокожий сеет смуту среди окрестных индейцев. В резервациях будто бы опять стали совершать запрещенный обряд Пляски Духа. После загадочного исчезновения двух правительственных агентов мне пришлось заняться следствием. Я установил, что время от времени в наших резервациях появляется какой-то посланец из-за мексиканской границы и подстрекает индейцев к восстанию против белых. Я несколько раз устраивал на него засады, но он, предупрежденный своими шпионами, уходил от меня. Наконец я нашел человека, который помог мне поймать подстрекателя. Богатый ранчеро[17], индеец по имени Многогривый, сообщил мне вчера, что индейцы ожидают этого посланца. Я с отрядом индейской полиции устроил засаду в доме Многогривого, и преступник угодил в ловушку.
– Ага, так это и есть тот подстрекатель?! – воскликнул боцман, хлопнув себя по бедру. – Поздравляю, шериф, поздравляю! И как зовут этого фрукта?
Томек с укором посмотрел на друга, но боцман сделал вид, что не замечает этого. Шериф обстоятельно ответил:
– Подстрекателя зовут Черная Молния, он апач. Черный цвет у индейцев символизирует смерть. Говорят, что у этой Черной Молнии много всего на совести.
– Ну, это удача, шериф! – продолжал боцман. – Но почему вы его сразу не повесили?
– Надо кое-что у него выпытать. Он явно верховодит большой группой краснокожих, которая скрывается в горах вблизи нашей границы. Да мы и не намерены лишать его жизни. Если он будет вести себя разумно и выдаст нам убежище бунтовщиков, мы будем считать его военнопленным.
– Дядя, значит, после допроса вы его освободите? – спросила Салли.
– Нет, милая, мы отправим его в Форт-Марион во Флориде, где несколько сот непокорных индейцев находятся в лагере как военнопленные.
– Значит, ничего плохого ему не сделают! – обрадовалась Салли.
– Пожалуй, это не очень разумно так мягко относиться к бунтовщикам, – заявил боцман Новицкий, притворяясь возмущенным. – Весьма дурной пример для остальных смутьянов…
– Не беспокойтесь, – успокоил его шериф. – Мы настолько сильны, что уже можем не прибегать к слишком… суровым мерам.
Но боцман не унимался:
– Если в одном месте соберется много подобных молодцев, то ведь им нетрудно будет устроить побег, а там и до восстания недалеко.
– Мы справлялись и не с такими, как Черная Молния, – ответил шериф Аллан. – Надо вам знать, что апачи, целые века жившие разбоем, долго противились переселению в резервации. Такие воины, как Кочис, Джеронимо, Начес, Хучи и Нольджи, крепко нам досадили. Когда мягкие меры не помогли, их объявили вне закона и преследовали до тех пор, пока не схватили. Большинство из них находится в лагерях во Флориде, но на родину после освобождения вернулись немногие.
– Могу я спросить почему? – поинтересовался боцман.
– Местные индейцы привыкли к сухому климату прерий. А почти вся территория Флориды покрыта болотистыми джунглями. Суровая дисциплина, нездоровый и непривычный климат, тоска по родным краям делают свое дело.
– Хо-хо! Недурной способ избавляться от бунтовщиков, – пророкотал боцман Новицкий. – Как говорится – прошу прощения, – все делается в белых перчатках.
Миссис Аллан нахмурилась.
– Хорошо же вы поступаете с законными владельцами этой земли. Короче говоря, индейцы должны либо дать запереть себя в резервации, либо погибнуть в Форт-Марион, – сухо заметила она.
– Я не знал, что бедным индейцам приходится терпеть такую несправедливость, – грустно сказал Томек. – Подобную же судьбу уготовили полякам российские цари. Настоящих патриотов они вешают или ссылают в Сибирь. Вы же в курсе, что даже мой отец и боцман вынуждены были бежать из родной страны, спасаясь от ссылки.
– Ну вот, извольте, я с опасностью для жизни целыми днями гоняюсь за бунтовщиками, а мои близкие обвиняют меня в несправедливости, – воскликнул шериф, криво улыбаясь. – Если уж на то пошло, то признаюсь, что и мне иногда жаль этих краснокожих храбрецов. Но пока я шериф, я должен исполнять свой нелегкий долг.
– Понимаю, понимаю. И на корабле такой же закон. Каждый должен выполнять свою обязанность, даже если это будет стоить ему жизни, – поддакнул боцман. – Шериф – тот же капитан корабля. Но я не понимаю, почему краснокожие полицейские с таким рвением стерегут пленного. Неужели они не могут с ним стакнуться?
– Этого можно не бояться. Большинство краснокожих ненавидят индейскую полицию. Конечно, несправедливо, потому что в полиции служат индейцы, лояльные к нашему правительству. Разве разумное поведение можно считать предательством?
– Мне кажется, можно, если оно противоречит интересам народа. Но что говорить о дружественных отношениях между краснокожими и белыми, если сами индейцы ненавидят друг друга, – вмешалась миссис Аллан, которую не убедили аргументы деверя.
Прежде чем шериф сумел что-то ответить, отозвался Томек:
– Честные и благородные люди всегда найдут правильный путь. Я слышал о белых, пользовавшихся большим доверием среди американских индейцев. К примеру, мой соотечественник, первооткрыватель и путешественник Павел Стшелецкий долго жил среди индейцев и был другом Оцеолы, героического вождя семинолов.
– Томми, это тот самый путешественник, который открыл Австралийские Альпы и назвал там самую высокую вершину горой Косцюшко? – спросила Салли.
– Да, тот самый, – подтвердил Томек, улыбаясь своей приятельнице.
– А я и не знала, что Стшелецкий путешествовал по Америке, – удивилась девушка.
– Стшелецкий объехал почти весь мир, – сказал юноша. – Перед посещением Австралии он путешествовал по Северной и Южной Америке, потом поехал на острова Тихого океана и в Новую Зеландию.
– А в Штатах он тоже открыл что-нибудь интересное? – спросила Салли.
– Нет, в Америке Стшелецкий занимался в основном этнографическими исследованиями, а собранный материал включил в свою книгу. В Соединенных Штатах он путешествовал по следам Косцюшко, то есть посетил Бостон, Нью-Йорк, Филадельфию, Балтимор, Вашингтон, Ричмонд и Чарлстон. Вел интересные исследования в мексиканской местности Сонора и в Калифорнии. Стшелецкий был очень добрым человеком. Он всегда помогал обиженным и преследуемым. Он даже наведался к президенту Соединенных Штатов Эндрю Джексону, чтобы помочь польским эмигрантам и бывшим заключенным, сосланным когда-то из Англии в Америку. Тогда же он пытался облегчить судьбу индейцев и негритянских рабов. По этому вопросу он даже обращался в Конгресс Соединенных Штатов.
Стшелецкий, Павел Эдмунд (1797–1873) – польский путешественник, географ и геолог. С 1839 по 1843 г. проводил геологические исследования в Австралии и Новой Зеландии. Открыл Австралийские Альпы, первым покорил самую высокую вершину Австралии (2228 м) и назвал ее в честь национального героя Польши – гора Косцюшко. После возвращения в Европу написал книгу «Физическое описание Нового Южного Уэльса и Земли Ван-Димена».
– Ого! Этот Стшелецкий был смелым человеком! – воскликнул боцман.
– Неужели он ничуть не боялся индейцев? – продолжала спрашивать Салли.
– Как я уже говорил, Стшелецкий занимался этнографическими исследованиями среди коренных жителей Америки. Некоторое время жил у гуронов, обитающих в Стране Больших Озер. Не одну ночь провел в их вигвамах. И хотя индейцы вели тогда междоусобную войну, Стшелецкий в одиночку бродил по лесам и прериям. Ему часто приходилось идти по военным тропам индейцев, пылавших законной ненавистью к белым колонистам, и при этом удавалось избегать опасности. Он даже смог подружиться с различными племенами и их вождями. Лучшим доказательством тому служит одна история. Когда осевшие во Флориде семинолы, желая предотвратить безжалостное истребление своего племени, начали неравную, но героическую борьбу с Соединенными Штатами, Стшелецкий жил в согласии с индейцами и завязал дружбу с их вождем Оцеолой. Позднее, в своих воспоминаниях, Стшелецкий много писал об этом великом индейском вожде.
Оцеола (1804–1838) – вождь индейского племени семинолов. Выступал против переселения племени в резервацию, участвовал в ряде сражений, известных как Вторая семинольская война. Это был военный конфликт во Флориде между индейцами племени семинолов и белыми американцами. В 1838 г. Оцеола был взят в плен, когда прибыл на переговоры о мире, и заключен в Форт-Моултри. Через три месяца он умер от малярии.
– А скажи, Томми, что стало потом с Оцеолой?
– Американцы взяли его в плен. В 1838 году он умер от ангины в Форт-Моултри[18], где находился в качестве военнопленного.
– Ты, Томек, интересные вещи нам рассказываешь! – отозвалась миссис Аллан. – Значит, твои соотечественники умели дружить с американскими тузем-цами. Ничего не скажешь, печальная судьба покоренных народов!
Шериф Аллан беспомощно пожал плечами и произнес:
– Индейская проблема в Америке никогда не была легкой. Если бы мы даже не заключили краснокожих в резервации, то наши поселенцы все равно бы вырезали их всех до одного. Достаточно вспомнить резню в Камп-Грант.
– Расскажите нам, пожалуйста, об этом. Мы охотно послушаем, – попросил боцман.
– Это печальный рассказ, – ответил шериф. – Когда не удалось силой посадить апачей в резервации, потому что не хватало войск, а обширные территории и климат благоприятствовали краснокожим, президент Грант был вынужден вести мирную политику. Узнав об этом, группа голодавших аризонских апачей появилась в гарнизоне Камп-Грант. Лейтенант Уитмен, командир гарнизона, накормил их и убедил привезти в Камп-Грант семьи и друзей. В результате этого многие индейцы с семьями приехали в Камп-Грант. Уитмен создал для них неофициальную резервацию. Однако ненависть белых и мексиканских поселенцев к апачам была столь велика, что, узнав о создании резервации, они решили уничтожить ее, не считаясь с тем, что там находятся мирные индейцы. Тридцатого апреля 1871 года, на рассвете, белые поселенцы и мексиканцы напали на резервацию. Не щадя ни женщин, ни детей, они перебили всех индейцев, пока те спали. Тела краснокожих изуродовали самым ужасным образом. Только нескольким индейцам удалось бежать в горы, а белые отступили в Таксон[19], взяв с собой в качестве пленных индейских детей. Белые во всеуслышание хвастались, что во время налета ни один из них не был ранен. Многие белые граждане Аризоны считали это массовое убийство обоснованным, потому что апачи постоянно нападали на их поселения, а следы разбойников вели якобы прямо в резервацию индейцев близ Камп-Грант, находившуюся под официальным покровительством гарнизона. Осуждали только убийство женщин и детей. Президент Грант приказал арестовать всех участников нападения, пригрозив, что объявит военное положение по всей Аризоне. Главари действительно были арестованы, но суд их оправдал. Индейцы добились только того, что с тех пор белые не смеют вмешиваться в их жизнь в резервациях, а правительство стало оказывать им материальную и моральную помощь.
Косцюшко (Костюшко), Тадеуш Анджей Бонавентура (1746–1817) – национальный герой Польши. В 1776 г. эмигрировал в Северную Америку. Участвовал в Войне за независимость США в качестве военного инженера, в частности, спроектировал и руководил строительством оборонительных укреплений в Саратоге и Филадельфии. За выдающиеся заслуги получил звание бригадного генерала армии США, а также был награжден именным оружием – пистолетом, на котором по приказу Джорджа Вашингтона была выгравирована надпись «Из многих одному». В 1798 г. вернулся в Европу, жил во Франции и в Швейцарии.
– Наш шериф во многом прав, – примирительно сказал боцман. – Вам, женщинам, смотреть на него не стоит, но я и Томек с интересом поглядим на этого субъекта. Конечно, если шериф не будет иметь ничего против.
– Пожалуйста! Может быть, это вас несколько развлечет в нашем уединении, – согласился шериф. – Времени у вас достаточно, потому что мне надо задержать пленника до прибытия капитана Мортона с отрядом кавалерии. А уж он со своими людьми доставит его в Форт-Апаче. Но он прибудет не раньше завтрашнего вечера.
– Я с удовольствием посмотрю на Черную Молнию, – сразу же ответил Томек таким небрежным тоном, что миссис Аллан и Салли глянули на него с упреком. – Если полицейские будут его хорошо стеречь, то беспокоиться не о чем. Но можно ли им во всем доверять? У кого ключ от кандалов?
– Браво, браво, молодой человек! Ценю ум и предусмотрительность, – похвалил шериф Томека, уверенный, что убедил юного поляка в правильности своего поведения. – Можете ничего не бояться. Ключ спокойно висит рядом с брелоком на цепочке моих часов.
И шериф показал маленький плоский ключик, прикрепленный к часовой цепочке. Увидев его, Салли почему-то побледнела.
– Ах, как хорошо получается!.. – воскликнула она и тут же торопливо добавила: – Как хорошо, что вы, дядя, так осторожны. А можно и мне пойти с Томми и боцманом посмотреть на этого ужасного человека?
– Ступай, непоседа, но гляди, чтобы он тебе не приснился ночью, – улыбнулся шериф.
– Салли, я тебя прошу, не сиди слишком долго вечером на дворе, – заметила миссис Аллан. – У меня разболелась голова, я пойду спать.
– Хорошо, мамочка! Идем, Томми!
Миссис Аллан вышла из столовой. Шериф задержал боцмана, чтобы пропустить еще одну рюмочку «на сон грядущий», так что Томек и Салли оказались на веранде вдвоем.
Салли схватила Томека под руку.
– Томми, я чуть-чуть не проговорилась! Хорошо, что успела вовремя прикусить язык. Знаешь ли ты, что ТАКОЙ ЖЕ КЛЮЧИК лежит в ящике письменного стола в кабинете?! – шепнула она.
– Ну и что? О чем ты?
– Не притворяйся, будто не понимаешь! – возмутилась Салли. – Сегодня утром я от скуки заглянула в тот ящик. А там лежат стальные наручники с таким же ключиком, как у дяди на цепочке.
– Ты в этом уверена?
– Вполне! Я хорошо их разглядела, потому что играла с этими браслетами, как их назвал боцман Новицкий. Я сразу же увидела, что ключик точно такой же.
Томек переждал минуту, чтобы скрыть волнение, и равнодушно сказал:
– Ну и пусть лежит. Мне-то что до того? И вообще не пойму, зачем ты мне об этом рассказала.
– «Ценю ум и предусмотрительность!» – произнесла Салли, подражая голосу дяди. – Ух, притвора! Сам весь ужин сидел и думал, как бы освободить несчастного вождя индейцев, а теперь невинного младенца из себя строит!
– Тише, Салли, молчи! Что ты плетешь? Еще услышит кто-нибудь.
– Ага, наконец-то выдал себя! – торжествующе воскликнула девушка. – Меня ты НИКОГДА не обманешь!
– Откуда ты можешь знать, о чем я думал за ужином?
– Ах, Томми! Ведь я уже тебе говорила, что, когда смотрю на тебя, всегда знаю, о чем ты думаешь. Твое счастье, что я не шериф! А то бы мне пришлось сразу арестовать тебя и запереть в подвале.
– Салли!..
– Ну хорошо-хорошо. Теперь ты видишь, что даже такая глупая девчонка, как я, может тебе пригодиться.
– Я никогда не говорил, что ты глупая, – горячо возразил Томек.
Томек умолк, потому что в этот момент ему в голову пришла дерзкая мысль. Салли не ошибалась, он действительно раздумывал, как помочь Черной Молнии. Правда, до этого момента такая помощь казалась совершенно невозможной, но теперь осуществить ее стало реальнее.
Если снять с индейца браслеты, то он, конечно, сумеет бежать от преследователей.
Томек колебался, не зная, довериться ли полностью своей подруге.
И он решил осторожно прощупать почву.
– Ну да, должен признать, что ты хитрая и догадливая. Но что с того, что точно такой ключик лежит в столе твоего дяди? Ключик сам к нам не придет, а достать – рискованное дело. Ты только подумай! Чтобы освободить индейца, надо взять ключ из ящика стола, высвободить руки и ноги Черной Молнии, а потом положить ключ на прежнее место.
– Томми, если только ты согласишься принять меня в число ЗАГОВОРЩИКОВ, то я берусь раздобыть ключик и спрятать его обратно. Можешь быть уверен, что я его суну в замок браслета так же, как он торчит там сейчас.
– Гм, надо подумать. Наверное, мы и правда поможем чем-нибудь этому несчастному.
– Томми, ты ДОЛЖЕН ЭТО СДЕЛАТЬ! Ведь я же впервые буду участвовать в настоящем заговоре!
– Хорошо, Салли, хорошо! А теперь успокойся, в любой момент сюда может прийти боцман.
– Томми, не обманывай меня! Я читала, что заговорщики всегда клянутся хранить тайну. Без клятвы и заговора никакого быть не может.
Томек уже был готов взорваться, но в этот момент в столовой послышался шум отодвигаемых стульев. Поэтому он быстро пробормотал слова импровизированной клятвы верности Черной Молнии, и счастливая Салли вполголоса торжественно повторила их за ним.
Боцман вышел на веранду как раз тогда, когда девушка обнимала Томека после «клятвы». Взглянув на них, он подбоченился и сказал:
– Ну, хватит нежничать, сорвиголовы! Пойдем посмотрим на индейца.
– Чудесно! Только я еще должна кое-что спросить у Томека, – воскликнула девушка.
Пришлось ей встать на цыпочки, чтобы шепнуть Томеку на ухо:
– Боцман тоже участвует в сговоре?
Томек слегка тронул ее за локоть и ответил шепотом:
– Думаю, да.
– Значит, и он должен принести клятву!
– Молчи! Боцман сделает это позже.
– Что у вас там за секреты? – спросил боцман, забавляясь сконфуженным видом юноши.
– Никаких секретов. Право же, никаких! – заверила его Салли.