Тополь на камне

О, чернобровая Украйна,

Мой край премудрый и простой,

Какая сказочная тайна

Твой затуманенный простор.

Зеленых рек таемный клекот,

Все те же грядки, тот же стог…

Далече, далеко́, дале́ко

Уйти бы в омуты дорог.

Поля да степь, куда ни глянешь,

За каждым выгоном курган;

Прощайте ж рощи и поляны,

Прощайте вербы и луга.

Покину кручи и байраки,

Покину хаты в рамках нив,

И кто-то долго будет плакать,

Косою очи заслонив.

И чей-то взор, летя в туманы,

Слезой застынет у окна

И будет рот больнее раны,

Лицо белее полотна.

Орлу в лесу темно и душно;

Не плачь сестра, утешься мать,

От вас мне ничего не нужно,

Как только помнить и желать.

И только песни, что подслушал

В лугах, на нивах и в лесу,

Как эту тронутую душу,

С собой надолго унесу.

………………………………

Голубкой утро, галкой вечер,

Прощальный вздох долин и вод…

Дале́ко, далеко́, далече

Зовет багряный небосвод.

У нас, как и в каждой семье,

У печки дрова да лоханки,

Кувшин молока на скамье

И кот на высокой лежанке.

У стенки большая кровать,

С которой при всякой погоде

Всех раньше поднимется мать —

Топить, иль копать в огороде.

А мы, для которых живут,

Которым так много прощают,

Мы утром выходим на пруд,

И гуси нас криком встречают.

Отец каменеет в труде,

Скучает на пасеке дедко,

А мы, бултыхаясь в воде, —

Счастливей цыплят под наседкой.

Погоним, покормим коров,

Повынесем яблок из сада,

И каждый румян и здоров,

И каждому больше не надо.

А в сумерки мать за столом

Нам теплую сказку расскажет,

Накормит лапшой с молоком

И медом пампушки намажет.

И так, от ворот до ворот,

Полями взращенные дети —

Мы самый беспечный народ

На этом измученном свете.

За хутором тихая речка

И там, где вздымается гать,

Такого, как я, человечка

Лягушки привыкли встречать.

Над сонно-шуршащей осокой

Три вербы, уставшие цвесть,

И самой большой и высокой —

Лет двести наверное есть.

У нас на закате прохладно,

У нас вечерами темно,

И с неба бегущие пятна

Глядятся в зеленое дно.

Я выйду из дремлющей хаты,

Когда по молочному мху —

Такой молодой и мохнатый —

Заплавает месяц вверху.

Путь к речке протоптан и ровен,

И вот за последним углом —

Сажусь на скучающий човен

С одним обветшалым веслом.

И словно земными обижен,

Тревожа речную траву,

Плыву к середине поближе,

Подальше от мира плыву.

Но речка водой небогата,

Но берег другой не далек,

А берегом — хата за хатой

И пахнущий хлебом дымок.

И вкруг, то упрямей, то глуше

Струятся в покой синевы —

Стозвонные песни лягушек

И жуткие вздохи совы.

Поле… поле, за небом вдогонку — межа,

На душе ни тревог, ни боли,

Хорошо по росе босиком пробежать,

Занырять по ухабам поля.

Солнце еле на выгон взметнуло рога,

Ухмыльнулись кресты на кладбище,

Впереди, по бокам — ширь, как мир широка,

Сзади речка меж селами рыщет.

Прозвенел соловей в лозняках на лугу,

Вон стада зарябили по скатам,

Поиграть в чехарду к пастухам забегу,

Поиграть в перегонку — к телятам.

Стаей чаек туман в засиневший простор

Уносился далече… далече…

— Ой, телята, бычки, как и вы, я простой,

Только лик да язык человечьи;

Как и вы, я люблю эту ширь, эту высь,

Эту буйную майскую волю…

Облака по углам на покой разбрелись,

Как бараны по знойному полю;

Кое-где по долине мелькнет хуторок,

Разольется собачьим лаем…

И несется… несется буян-ветерок,

По дарам загостившего мая.

Я б хотел поведать вам об этом —

Как когда-то был я глуп и мал,

Не мечтал, что вырасту поэтом,

И в поэтах мало понимал.

Как в слободке, в пасеке садовой,

Взборожден сохой десятков лет,

Долговязый, мудрый и бедовый

У меня был старый, старый дед.

Как весной с восхода до обеда,

А потом с полночи до зари —

Я любил в прохладной будке деда

Слушать сказки, спать и говорить.

— Дедко, дедко! Жив ли ты еще?

Помнишь ли ты маленького внука,

Что за вишен лиственным плющем

По ночам судьбу тебе ку-ку-кал;

— Кто, с котом играясь у овина,

Огурцы безжалостно губил,

Кто твои декабрьские седины

Больше солнца майского любил;

Кто, живя мерцающим грядущим,

Необъятный путь себе вещал,

И тебе, как нищему имущий,

Золотую будку обещал…

Это было где-то и когда-то,

Где меня не видят восемь лет;

Где для бед растили меня хаты

И от бед хранил меня мой дед.

А теперь, когда я стал поэтом,

Стал умней, чем восемь лет назад,

Я хочу вам рассказать об этом

О далеком дедке рассказать.

Ой-ты, старая песня-погудка,

Где вы радости ранних лет:

На баштане поникшая будка

И у будки столетний дед.

Был мой дедко бедовый и мудрый,

Был мой дед этих нив — старожил

И подсолнечник — страж рыжекудрый,

Его детский покой сторожил.

Выйдет солнце — и дедко приляжет,

За спиной его дремлет кот,

Дед мне правду о чорте расскажет,

О лихом Запорожья споет.

Что ж поделаешь, всякий под старость,

Что изведал, о том и поешь,—

До сих пор у седого осталось

Две бандуры и люлька и нож.

В поле вечер пахучий и синий,

В небе летом жара от луны,

Золотыми ягнятками дыни

И гурьбой пастухов кавуны.

Дедко встав, поплетется межами

Завершить свой недолгий обход;

Сзади я… и собачкой за нами

Полосатый и ловкий кот.

Славный кот, я не знал ему равных

Как он в травах бессилен и мал,

А ведь тоже печется забавник,

Чтоб никто, ничего не клевал…

Ой-ты, старая песня-погудка,

Вот где радости ранних лет:

На баштане поникшая будка

И у будки столетний дед.

Луг венком покрыли лозы,

К лозам льнут бородки коз,

Под откос ныряют косы,

Над откосом сенокос.

Сено жалобно и густо

Полегло за рядом ряд,

А вокруг сквозь пот и усталь

Напевают, говорят.

Древним чудищем былинным

Дремлет желтая гора,

И дымятся по долинам

Села, речки, хутора.

— Ой-вы села, рощи, долы,

Вечно-солнечный уют;

В эту пору где-то пчелы

Деду думать не дают;

В эту пору над рекою

Плеск и говор на мосту

И от лени и от зноя

В рощу прячется пастух.

Скрип телег, волы и косы,

Жаркий полдень, звон и гам —

Гимн стогрудый, стоголосый

Солнцу, воле и лугам.

— Мы родились в этих долах,

В этих долах мы умрем,

Неустанных и веселых

Помяните нас добром!!!

Солнце — влево, солнце — вправо,

Ливни пламени — в плечо…

— Ой, как жарко телу в травах,

Ой, как сердцу горячо…

Мир велик и широк,

Рой дорог запутан,

У одной из дорог

Задремал мой хутор.

Отгремел ураган,

Пошатнулись хаты,

Лишь за речкой курган

Как и встарь — мохнатый.

Как потерянный сын

Возвращаюсь в гости:

Где ж мой тын, мой овин

Хата на помосте?

И встречать не бегут,

И не спросят толком,

Во дворе там и тут

Тишина… и только.

Облака — корабли

В небосклонах тонут,

На хлевах воробьи

Не смеются — стонут;

Отощал огород,

Двор полынью скован,

У дверей, у ворот —

Ни души, ни слова.

А давно ль со двора

Гам знакомый несся,

По углам детвора,

На току колосья;

Грядок пестрый наряд,

Сада гомон звонкий,

Частый кашель ягнят,

Жалобы теленка.

А теперь… никого,

Двор, как осень, хмурый,

Только берест кривой

Да чужие куры.

Без руля, без весла,

По гребням прибоя,

Знать, и их унесла

Буря за собою.

Над оврагами, кручами, долами,

Сторож-месяц лениво побрел,

Реют зори веселыми пчелами

Над зелеными сотами сел.

Дремлют вербы — гадалки понурые,

Соловей затихает в гаю,

Я один с моей древней бандурой,

Напевая, у ставен стою.

Эту песню призывно-медовую,

Я напрасно ль так долго берег…

— Выходи ж, выходи, чернобровая,

На высокий и светлый порог.

Выходи… Вон за дальнею нивой

Развернулся прадедовский шлях…

Расскажу тебе сказку красивую

О покинутых мною краях.

Как чужими, кривыми тропинками

Я набрел на родную межу;

Перевью тебе косы барвинками

И на косы венок положу.

Над пройденными мною дорогами

Ветер, спутник мой, скорбно поник;

Для тебя я простился со многими,

Для тебя я забуду о них.

Для тебя только нес издалека я

Этой песни невянущий звон…

— Выходи ж, выходи, черноокая,

Встретить солнце, как прежде — вдвоем.

Встало солнце, сохнут росы,

Тени верб длинны,

Я бреду по травам босый,

Засучив штаны;

Даль туманами объята,

Чуть шуршат кусты,

И бегут мои телята,

Распустив хвосты.

Я вернул мой век пастуший,

Мой покой вернул,

Говор птиц мне щиплет уши,

Будоражит гул.

И прощая все потери

Дням хлопот и дел,

Я залез на первый берест

И как встарь запел.

И как встарь, забыв тревоги,

Счастлив, глуп и рад;

Перепутал все дороги,

Растерял телят.

И бродя окрестным гаем,

Не хотел искать,

Чтоб хоть прежним нагоняем

Наказала мать.

Но испив из горькой чаши

Гордых городов,

Стал я пугалом для наших

Добрых стариков.

Мать родная не посмела

Ни ругать, ни бить…

Что ж мне думать, что мне делать,

Как теперь мне быть?..

Ой, беги, дорога, по буграм, по скатам,

По над яром, через луг, —

К позабытым хатам.

Там, над тихой речкой, в хижине у леса,

Зажурилась у окна

Дивчына Олеся.

Залети певучий, чернокрылый вечер,

Черноокой прошепчи,

Прожурчи о встрече.

— Ой, над яром — явор, над водой — левада,

Сколько весен был дале́ко,

Ты ль теперь не рада?

Не по мне ль грустила, выплакала очи?

А теперь не подойдешь —

Приласкать не хочешь…

— Ой, мой любый хлопче, окаянный друже,

Я такая ж, как была,

Ни лучше, ни хуже.

Только больно сердцу, давит очи жалость,

Не похож ты на того,

Кого так заждалась.

Помнишь, как росли мы, как играли в прятки,

Заливались соловьи,

Зацветали грядки.

Ты любил наш хутор и сады и нивы,

А теперь ты стал другим, —

Важным и кичливым.

Говоришь чужими, умными словами,

Не поймешь теперь ты нас,

Не поймем тебя мы…

— Уноси ж, дорога, грусть, напевом лейся,

Затужила над рекой

Дивчына Олеся.

Край мой знойный, зеленый, лесной,

Буераки, курганы, откосы,

Вспоминай меня каждую осень,

Ожидай меня с каждой весной.

На закате к тебе я приду,

Чтоб не знали ни камни, ни травы,

Чтоб не плакала мать у заставы,

Не вздыхали черешни в саду.

И когда, выходя на порог,

Ты меня не узнаешь при встрече, —

Я отчалю далече, далече,

В вечно розовый сумрак дорог.

Теплой ночью ночуя в лесу,

Иль ютясь по закутам с быками, —

Как пастушью суму за плечами,

В люди песню твою понесу.

А когда в непогоду и дождь,

Сизый голубь забьется у крыши,

Обо мне ты уже не услышишь

И могилы моей не найдешь.

Те же будут прохлада и зной,

Те же будут луга и покосы…

— Помяни ж меня в первую осень

И забудь меня с первой весной…

Мне стыдно за мои стихи,

Что в эти дни разрух и брани —

В них вместо маршей иль воззваний,

Так много всякой чепухи.

Кругом пожар, кругом война,

Окопы, танки, баррикады,

А у меня… холмы да хаты

И всюду мир и тишина.

Да, стыдно мне!

Но что же вы,

Увенчанные и большие,

Гремящие на всю Россию

В страницах грамотной Москвы,

Что дали вы?..

Плакаты, крики,

Сезонных молний вывих дикий,

Нарядность ритма, рифмы зык

И деревяннейший язык.

И это все, и только это.

И трудно, трудно без конца —

Искать в болтающем поэта,

Иль в завывающем певца.

И счастлив я, что я не стар,

Что еле-еле расцветаю,

Что шелест мая рассыпаю,

Как первый, чуть созревший дар.

— О край мой, — выгон и овин,

Есть у меня отрад отрада, —

Что этих строк немудрым складом

Холодным, каменным громадам

Несу тепло твоих долин.

И я не сам, за мною — рать

Детей затей, сынов событий…

— Не трогайте ж нас, не травите

И не спешите признавать!