Тополь на камне

Я пришел из розовой деревни,

Из отчизны дальней и глухой,

Как обычай сказочный и древний,

Я принес вам песни пастухов.

Я любил, что видел и что слышал

По полям, по селам и садам,

Золотые стриженые крыши,

Соловья, лежанку и стада.

А у вас бульвары да машины,

Площадей бурливая тоска,

И домов железные вершины —

Только солнце может приласкать.

В магазинах блещущих и модных,

Драгоценный — хоть ненужный хлам, —

Поднимает злобу у голодных

И разводит нищих по углам.

Пусть устал я песню эту слушать,

Пусть она мертва и холодна,

Но во всем дано мне видеть душу,

Чтобы песней выплеснуть до дна.

Даже здесь, в окованном просторе,

Где и туча никнет к этажу,

Пропою вам самое простое,

Самое земное расскажу.

Как в Париже — по-парижски говорят,

Как в Швейцарии — швейцары только водятся,

И над каждым златолобые царят

И у каждого божок и богородица.

Только наше, только наши, только мы,

По-иному приобщаемся и веруем,

Все обычаи, языки и умы,

Зацвели в переродившейся империи.

С вихрем песен — ураганом стар и мал —

Где ни глянь идут со знаменем по улицам,

Чтобы каждый, даже глупый, понимал,

Чтобы всякий, даже дикий, призадумался.

В море мира наши чудо-корабли,

Рулевые наши зоркие и верные;

Эх, Россия, пряха вещей конопли!

Гой ты девушка, Саратовской губернии!

У тебя такой диковинный наряд,

Вкруг тебя уже другие хороводятся…

А в Париже — по-парижски говорят,

А в Швейцарии — швейцары только водятся.

Город кирпичный, грозный, огромный,

Кто не причалит к твоим берегам…

Толпами скал от Москвы до Коломны —

Камень на камне, рокот и гам.

В этом саду соловья не услышишь,

И каменный сад соловья не поймет…

С балкона любуюсь на тучи, на крыши,

На вечно немолчный людской хоровод.

И вот у ворот стооконного дома:

Зеленые крылья, высокий лик,

Буйная песня с детства знакома,

До боли знаком шелестящий язык.

Снились мне пастбища, снились луга мне,

Этот же сон — на сон не похож…

— Тополь на севере! Тополь на камне!

Ты ли шумишь здесь и ты ль поешь?

В этих трущобах я рад тебя встретить,

Рад отдохнуть под зеленым крылом;

Мы ли теперь одиноки на свете!

Нам ли теперь вздыхать о былом!

Тесно тебе под железною крышей,

Жутко и мне у железных перил;

— Так запевай же! Ты ростом повыше,

Раньше расцвел здесь и больше жил.

Я еще слаб, мне едва — восемнадцать,

Окрепну — и песней поспорим с тобой,

Будем как дома, — шуметь, смеяться,

Мой стройный, кудрявый, хороший мой…

Эта ли встреча так дорога мне,

Шелест ли тронул так душу мою…

— Тополь на севере! тополь на камне!

Ты ли шумишь и тебе ль пою!!!

Я прилягу на низкий диван,

Там за окнами темень и тишь…

— Молодец ты, Приблудный Иван,

Только много чего-й-то грустишь.

Так давай же хоть раз по душам,

Потолкуем о том и о сем:

Почему — если жизнь хороша —

Мы с тобой так неважно живем?

Я беспечен, я светел как день,

Не терплю ни раздумий, ни слез,

Из окраин степных деревень

Я воловье здоровье принес.

Потеряв безутешную мать,

Изнуряясь тоской городов,

Я не прочь под луной обнимать

Стройных девушек, мужних и вдов.

Все, что есть — принимаю, как есть,

Все, что ждет меня — пусть подождет,

Лишь бы дали с годами расцвесть.

Остальное со мной расцветет.

Даже в жути пронесшихся бурь

Никогда я не ник головой…

Ты же вечно задумчив и хмур

И ни в чем не согласен со мной.

Так давай же хоть раз по душам

Потолкуем о том и о сем,

Почему ж — если жизнь хороша —

Мы с тобой так нескладно живем.

Почему в славословьи своем

Стройной песней ты трогаешь люд,

И когда завздыхаешь о чем,

За тобой и другие вздохнут.

Даже я — безмятежный, как май,

На щемящую песню твою —

Даже я иногда невзначай

Под улыбкою печаль затаю.

Даже мне теплый вздох твоих ран

Навевает унынье и боль…

— Молодец ты, Приблудный Иван,

Только… как же мне сжиться с тобой?

Я живу на свете где попало

И нигде, пожалуй, не живу:

То трава мне служит покрывалом,

То я сам собой примну траву.

Но пройдя дорогу травяную

И попав на первый тротуар…

— У тебя ли разве заночую,

Никогда не дремлющий бульвар?

Так-то ты взяла меня, столица,

И не спросишь и не хочешь знать,

Как мне спится, что мне ночью снится,

Где я буду завтра ночевать.

Что ж поделать, где-нибудь прилягу,

Все равно на утро, как на суд,

Поведут бездомного бродягу,

В протоколы имя занесут.

А кому-то горницы и спальни,

Кресла для себя и для гостей

И рояль, и чистый умывальник,

И седая нянька для детей.

Кто-то, уважаемый и гордый,

Не желая прочих понимать,

Может летом ездить на курорты,

На аборты деньги выдавать.

И в потемках эдаких условий

Как понять всю мудрость бытия?..

— Помоги ж мне разобраться в нови,

Жисть моя, любовь моя.

Снова крыши инеем одеты

И стеклом подернулась вода,

Скучные, как ветхие заветы,

За годами тянутся года.

Сколько лет — не помню и не знаю —

Я в пути, как брошенный корабль,

Мне в лугах затерянного края

Отдохнуть давно уже пора б.

Но… весь мир постигшему бродяге, —

Мне родных причалов не найти,

Слишком часты горы и овраги

На моем запутанном пути.

И уже покинутых не жалко,

Все, что снилось, выведаю сам,

Все равно теперь с пастушьей палкой

Не пройтись мне больше по межам.

Знаю, там, за этой темной цепью.

Вечно-синих сосен, скал и гор,

Ветер — брат мой, с родиною — степью,

Обо мне кончают разговор.

Может быть приду еще, пристану,

Отдохну на скошенных полях,

Кто ж согреет утреннюю рану,

Что созрела в северных краях.

Там отец над речкой чинит сети,

Дед у пчел выманивает мед,

И никто пришельца не приметит,

Даже бык любимый не поймет.

Не поймут… О, рощи и курганы,

Знойных рек цветные берега…

Впереди овраги, да туманы,

Да — пути покрывшие — снега.

Хорошо этот город построен

И высок этот каменный дом,

Только я не всегда так спокоен,

Как сейчас вот, над этим листом.

Но не надо ни вздохов, ни жалоб,

Все понятно, как бег этих дней,

Если рыба в песке полежала б,

Посудите, что сталось бы с ней.

Отпустите ж меня на побывку,

От Москвы семьсот семьдесят верст,

Докормить одряхлевшую сивку,

Обойти потемневший погост.

И подняв этих лет покрывало,

В колыбель моих нег заглянуть, —

Там, наверное, многих не стало,

У кого б я хотел отдохнуть.

Но зато там попрежнему в долах

Теплый ветер полощет пути,

И как счастье, заботу о пчелах,

Дед годами хоронит в груди.

Там, под ветками верб и черешен,

Где река камышами шумит,

Буду говором ближних утешен,

Буду хлебом и зеленью сыт.

Отдохну от идей и событий,

Стану снова и весел и прост…

— Отпустите ж меня… отпустите

От Москвы семьсот семьдесят верст.