Часть 3 Псих. Окончание

I

Каждое утро, кроме выходных дней и праздников, в семь часов пять минут утра директор фирмы «Щит 2000» Борис Харлай вместе с супругой выходил из дому, чтобы отправиться на работу. То утро не было исключением.

Как только высокая фигура Харлая появилась на ступеньках парадного, я быстро опустил стекло, высунул наружу ствол «АКС» и с расстояния тридцати метров разрядил ему в грудь целый рожок. Тело Харлая подскочило, скатилось с бетонного крыльца и скрылось в куче картонных ящиков из-под бытовой техники, натасканных для игр местной детворой.

В лучших традициях постсоветской эпохи первоначального накопления капитала я бросил автомат на асфальт и нажал на акселератор. Душераздирающие вопли мадам Харлай «Люди, убили!», «Люди! Милиция!» еще долго продолжали звучать в моих ушах. Надо отдать ей должное — играла она натурально. Не знай я всей подоплеки, сам бы поверил, что все произошло на самом деле. Первоначально хотели обойтись без нее, но Харлай настоял на ее участии. Во-первых, нервная система у его жены была дай бог каждому, все-таки восемнадцать лет в ментуре проработала. Во-вторых, Харлай всегда подвозил супругу на службу, и, если бы появился один, это могло бы вызвать подозрения. Можно было, конечно, «завалить» его возле офиса или в другом каком-нибудь месте, но решили, что возле дома предпочтительнее из-за упомянутых картонных ящиков. Они частично скрывали его тело от посторонних взглядов, и оставалась видна только нижняя половина. К тому же это позволяло Харлаю, играя роль трупа, дышать полной грудью. Чтобы он, падая, не расшиб затылок, под коробки заранее положили мат, и там же была припрятана банка с имитатором крови.


Выбравшись из лабиринта дворов на большую дорогу, я проехал еще с полкилометра и свернул во двор, где должен был бросить «угнанную» семерку. На соседней улице меня ждал «мустанг». Проезжая по улице Пирогова мимо милой сердцу психиатрической больницы, я заметил в зеркале заднего вида знакомый красный «KIA». Опасения, что я останусь без зрителей, были напрасны. Надо сказать, что я не без основания испытывал чувство гордости — так, наверное, чувствует себя актер, успешно отыгравший первый акт дебютной пьесы. Через четыре перекрестка «кореец» отстал, передав эстафету грузо-пассажирскому «бусику», который вел меня до самой площади Гагарина. Теперь, стало быть, очередь за его легковым собратом, подумал я, но малинового «мерседеса» за собой не обнаружил — он ждал меня впереди, в ста метрах от офиса фонда «Золотой сокол». Пристроив «мустанг» между двумя машинами, я забрал с соседнего сиденья бумажный пакет и вышел наружу. Выждав несколько минут, пока не открылся продуктовый супермаркет, я зашел внутрь, в кафетерий.

Приветливо улыбнувшись первому клиенту-мужчине, поскольку это должно было предвещать удачную торговлю, продавщица приняла мой заказ на молочный коктейль, а я устроился у стойки, выбрав самое удобное для наблюдения за улицей место. Через десять минут на перекрестке должна была появиться машина с Иваном Францевичем Цесаренко.

Если с Харлаем проблем практически не возникло, то уломать Цесаренко и получить его согласие на участие в операции сотрудникам спецслужбы стоило больших трудов. Трусил он ужасно.

— Риска для вас не будет никакого, все под контролем, — в который раз повторял ему майор Гуменный. — «Бумер» ваш тоже не пострадает. В операции будет использована другая машина, мы просто поменяем номера.

— А можно сделать так, чтобы ничего не взрывалось? Смотрите, я приезжаю, выхожу из машины, в меня стреляют холостым патроном, я ойкаю и падаю. Потом приезжают менты, машина «скорой помощи», меня накрывают с головой, грузят и увозят. И все. А? — предлагал Цесаренко свой вариант развития событий.

— Нельзя.

— Но почему?

— Да потому, что нельзя. Потому что «скорая» может увезти сразу только в том случае, если жертва покушения осталась жива. А если нет, то, прежде чем забрать тело, проводятся следственные мероприятия. Необходимо…

— Нечего мне рассказывать, что необходимо! А то я сам в милиции не служил!

— Тем более. Просто вы забыли, что, пока будут проводиться все необходимые мероприятия, а это займет в лучшем случае часа полтора, вам придется лежать на асфальте без движения, не моргая и не дыша. Вы уверены, что продержитесь?

— Я? Больше часа… Ну… Если бы меньше, то… Не знаю…

— Вот видите. А ведь место возле вашего офиса людное, зевак будет полно, в том числе и тех, кто хочет, чтобы вы действительно стали трупом. И если мы не убедим их в вашей смерти, все полетит к чертям. Поэтому у нас с вами очень сложная задача. В первую очередь мы должны убедить ваших недоброжелателей в вашей гибели, и, кроме того, они не должны видеть вашего тела. А это можно достичь только тем способом, о котором я вам рассказывал. У вас нет другого выхода. Вместо вашего охранника с вами будет наш человек. Он поможет, если что.

— А водителя вы тоже поменяете?

— Нет. Это наверняка вызовет подозрения. Ваш водитель должен справиться. Думаю, на него можно положиться.

— Хорошо, — тяжело выдохнул Цесаренко, — я согласен.


В семь тридцать Иван Францевич Цесаренко сел в приехавшую за ним машину, заняв переднее пассажирское сиденье, как он всегда это делал. Он любил ездить спереди, хотя и понимал, что это противоречит правилам безопасности. Еще через двадцать две минуты я увидел, что его БМВ с темными стеклами остановился на повороте. Я вышел на улицу.

Уступив дорогу другим транспортным средствам, как того требовал дорожный знак, БМВ повернул на узкую, забитую машинами улицу, быстрая езда по которой была просто невозможна. На это и делался весь расчет. Делая вид, будто собираюсь перейти на другую сторону, я подождал автомобиль Цесаренко и, когда БМВ поравнялся со мной, развернул бумагу, достав небольшой, размером с пятидесятиграммовую баночку «Nescafe», цилиндрический предмет. Быстро поставив его на крышу ползущего со скоростью черепахи «бумера», я пошел прочь. Почти сразу за спиной бухнуло — звук был похож на работу «стреляющего» мотора. БМВ, с крыши которого вился синий дымок, медленно въехал на тротуар, прокатился несколько метров и, негромко цокнув радиатором о столб, замер.

Взгляды прохожих были устремлены в его сторону, на меня же никто не обратил внимания, что дало мне возможность задержаться и полюбоваться на дело своих рук. Из офиса к автомобилю уже бежали два сотрудника службы безопасности, переодетые в форму простых охранников. Как и было предусмотрено в сценарии, они заглянули в салон, вытянули оттуда водителя и второго охранника, совершенно невредимых, разве что имевших вид несколько оглушенных людей. Их лица и одежда были испачканы красным и белым. Оказавшиеся рядом зеваки тоже заглянули внутрь, после чего, побледнев от ужаса, быстро отскочили в сторону. «Что там?» — спрашивали их более робкие прохожие и слышали в ответ: — «Там человека убили. Голову напрочь срезало. Вся тачка в мозгах перепачкана». Приехавший милицейский патруль быстро оттеснил посторонних и выставил отцепление.

Покушение было инсценировано следующим образом. Выйдя из дому и сев на свое привычное место спереди, Цесаренко по дороге с помощью сотрудника СБУ перебрался на заднее сиденье, а оттуда в багажник. С его небольшим ростом это было не так уж трудно, а чтобы спинки сиденья, отгораживающие багажник от салона, не помешали маневру, с ними основательно поработал механик из органов. Вместо Цесаренко на переднее пассажирское кресло водрузили безголовый силиконовый манекен, облаченный в такой же костюм, как и у предполагаемой жертвы.

Посвященные в секрет криминалисты, сохраняя на лицах невозмутимую серьезность, трудились над «трупом» целых два часа. Наконец манекен со всеми подобающими почестями был погружен в машину «скорой помощи».

— Можете вылезать, Иван Францевич, — сказал Гуменный, когда БМВ был отбуксирован в спецгараж СБУ. — Вы молодец. И водила ваш парень толковый, справился. Теперь можете расслабиться.

Цесаренко не ответил. Как выяснилось через несколько секунд, он уже расслабился. Открыв багажник, сотрудники госбезопасности увидели спящего Цесаренко, а возле него на две трети пустую бутылку «Абсолюта».

Обо всем этом я, разумеется, узнал позже. А в тот день, поняв, что все прошло нормально, без накладок, я забрался в машину и спокойно влился в поток автомобилей. Моя активная часть кончилась, оставалось только ждать.

II

Гости пришли только на следующий день, под вечер, вернее даже под конец вечера, потому что успели сгуститься сумерки. Я, честно говоря, уже и не надеялся на встречу с ними и подумывал, что майор Гуменный и его коллеги ошиблись в расчетах.

— Как бы они не завалили меня за ненужностью, — говорил я Гуменному, когда тот излагал мне свой план.

— По идее не должны. То есть Довгаль, конечно, планирует вас убрать, но не сразу. Сначала он обязательно должен вступить с вами в контакт и открыть свои карты. Или я ничего не понимаю в его логике.

— Надеюсь, что понимаете.

— Очень боитесь?

— Полтора месяца по лезвию хожу, глупо бояться. С другой стороны, хотелось бы еще пожить.

— Все будет хорошо. Вас будут страховать.

И вот они пришли. Нагло, бесцеремонно, без предварительного звонка или письменного уведомления. Все произошло неожиданно и быстро. Вечером мне понадобилось выйти во двор, я открыл подъездные двери и тут же получил сильный удар в живот. От боли я скорчился, но меня ударили еще несколько раз. Потом две пары сильных рук подхватили меня, втащили в комнату и бросили в угол.

Сначала посторонних было трое. Двое мужчин с квадратными подбородками и косой саженью в плечах стояли рядом, по обе стороны от меня. Прямо по курсу находился третий, самый старший из троицы. Зацепив рукой единственный табурет, он уселся на него. Как раз посреди комнатушки. Фотографию этого человека мне показывал Гуменный. Это и был отставной полковник Василий Родионович Довгаль, в прошлом — мой сослуживец-начальник, в настоящем — директор охранного агентства «Фаланга-Сервис», услугами которого пользовался дедушка «богоматери», предупредившей меня об опасности.

Со стороны кухни послышался шум, и в комнате появился еще один гость. В руке у него была сумка с оставшимся у меня оружием.

— В прихожей нашел, — пояснил он, глянув на меня с живым интересом.

— С собой возьмем. Ему оно больше не понадобится, — велел Довгаль и, поняв, что я полностью готов для разговора, улыбнулся мне: — Ну, привет.

— Я вас не знаю.

— Не страшно. Главное, что я тебя знаю.

— Кто вы?

— Я твой товарищ. И остальные. Мы все твои друзья.

«Друзья», не особо скрывая своих кровожадных намерений, противно захихикали. Я сел на пол, прислонившись к стене, и угрюмо произнес:

— Тамбовский волк тебе товарищ.

— Злишься, что тебя слегка помяли? А как ты хотел? Нет, мы, конечно, могли бы постучаться в двери, как приличные люди делают, но ты бы стрелять начал. Парень ты резвый. Всегда таким был. Вон что мы у тебя нашли. — Он кивнул на сумку. — Вот такие дела, братишка.

— Не боитесь меня так называть? А то ведь не живут долго братишки мои. Один тоже говорил: «Брат, брат». Убили его.

Довгаль постарался изобразить притворную скорбь.

— Знаю я, о ком ты толкуешь, знаю. Сёдж тебя спас. Это тебя тогда убивать пришли. Хороший он был человек…

Довгаль замолчал, а вместо него подал голос тот, что нашел оружие:

— Что с ним долго разговаривать, Родионыч? Делаем в нем дырку и уходим.

Лицо Довгаля из деланно-слащавого превратилась в строгое и неприкрыто злое.

— Я, кажется, никому слова не давал! Успеем с дыркой. Мне потянуть хочется. Насладиться. Если бы ты только знал, Сашенька, как долго я ждал этой минуты.

— Чего это вас так разобрало? Наверное, сильно вас обидел, да? — осведомился я.

— Расскажу я тебе одну историю, — начал он, не обращая внимания на мою иронию. — Несколько лет назад я был начальником над группой людей. Мы вместе служили государству, и получалось у нас неплохо. Я уважал и любил своих ребят. А они платили мне тем же. Что бы ни случилось, я знал: они выполнят любой мой приказ и я всегда могу на них положиться. Особенно мне нравился один подающий надежды капитан. Несмотря на разницу в возрасте, мы, можно сказать, были друзьями. Я всегда выделял его среди остальных. Однако именно он меня предал.

— Предал, это как?

— Он не выполнил мой приказ.

— Может, приказ был плохим?

— Мои приказы плохими не бывают. Их всегда выполняют. Всегда. А если не выполняют, то…

— Понятно. А капитаном этим был я?

— Капитаном был ты.

— Что же случилось дальше?

— Дальше я велел тебе писать рапорт и убираться на все четыре стороны. Рапорт ты написал. А нам предстояли учения. Ты, пользуясь доверием к тебе со стороны пилота вертолета, напоил его и внес коррективы в полученные им накануне координаты высадки нашего отряда. Ты сорвал учения и поставил крест на моей карьере. Я поклялся отомстить тебе, но потерял твои следы. Ты не представляешь, как я обрадовался, когда мне сообщили, что мы с тобой живем в одном городе. Это случилось в марте. С тех пор я стал наблюдать за тобой, думая, что бы такое сделать с бывшим сослуживцем. Мне хотелось чего-то особенного, чтобы ты на себе прочувствовал то, что довелось испытать мне.

Случай вскоре представился: месяца не прошло, как я узнал, что ты, потеряв память, оказался в больнице. И вот тогда я направил тебя на путь, ведущий к пропасти. Ты ведь у нас такой честный, такой чистый. Каково тебе сейчас узнать, что люди, которых ты вчера убил, не сделали тебе ничего плохого? Они не были с тобой даже знакомы. Ты не Максим Красилов. Я забрал твою предыдущую жизнь. И заменил ее на другую. В ней ты убийца, которого ищут. Потому что на тебе кровь невинных.

Довгаль отшвырнул табурет и возбужденно заходил по комнате, потирая руки. Остановившись в шаге от меня, он произнес:

— Думал, открою тебе момент истины, а потом шлепну. Но сейчас решил — нет, живи. Живи и вечно скрывайся. Как крыса.

— Ты что! — воскликнул один из товарищей Довгаля. — А если ментам заложит?

— Не заложит. А заложит, так сам и сядет. Против нас у него ничего нет. Одни слова… Все, убираемся отсюда.

— Постойте! — Несмотря на драматизм ситуации, я не смог сдержать любопытства. — Ответьте на один вопрос: почему именно эти двое — Харлай и Цесаренко?

— Харлай, он все-таки конкурент мой. Раз уж убивать, то хоть с пользой. Так сказать, совместить приятное с полезным. Что касается Цесаренко, то это было желание покойного Сережи Шамрая, Сёджа. Он ведь легавым был, чтобы ты знал. Одно время копал под фонд «Золотой сокол», через который деньги, предназначенные для строительства квартир милицейским работникам, и прочие блага в офшор перекачивались. Доказать вину Цесаренко Шамрай не смог. По характеру Сёдж был этаким революционером-романтиком. Однажды прочитал в криминальной газете, что якобы в России была некая тайная организация, «Белая стрела». Ее члены — сотрудники силовых ведомств, а цель — физическая ликвидация мафиозных крестных отцов, тех, которых к суду никак нельзя привлечь. Я в эту ерунду не верил, ведь самих себя они ни за что стрелять не будут. Сёдж тоже не совсем верил, но идея ему нравилась. Я, собственно, на этом романтизме его и подловил. Мол, давай вместе со мной займемся устройством справедливого общества. При тебе он должен был выполнять функцию друга-советника, так сказать, направить тебя в нужное русло. И присматривать потом. Его гибель усложнила ситуацию, но зато игра стала просто захватывающей. Пришлось перестраиваться на ходу, импровизировать. Я уже не жалел, что он погиб. Ты справился прекрасно. Что ни говори — моя школа! Не представляешь, как было приятно наблюдать за тобой. Закрытые бои без правил — игра в солдатиков по сравнению с этим. Мы даже ставили на тебя по маленькой. Я вот выиграл десять с половиной штук баксов. Мелочь, но приятно. Особенно мне понравилась твоя затея с миной направленного действия. Смог же смастерить, сукин сын.

— Неужто я постоянно был в поле вашего зрения?

— Не всегда. Большей частью в пределах владений Харлая и Цесаренко. Приходилось быть осторожными. Ты мог обнаружить слежку и начать сомневаться. Были целые периоды, когда ты выпадал из поля зрения. Например, после твоего мнимого отъезда из города. Тогда я подумал, что ты сдался и решил сойти с дистанции. Послал ребят, чтобы перехватили тебя в столице. Но тебя в автобусе не оказалось. Долгое время я не знал, где ты. А потом сообщили, что видели тебя возле офиса «Золотого сокола».

— Шеф, нам пора, — напомнил один из спутников Довгаля.

Довгаль посмотрел на часы и, кивнув, усмехнулся:

— Счастливо оставаться.

Стоявшие рядом по разу пнули меня ногами… Или по два раза. Не скажу точно, но удары были сильными. Помню только, что именно в этот момент услышал автоматную очередь. Звук был такой, словно ствол автомата обернули ватой.

— Подольский… А, Подольский…

Открыв глаза, я увидел лицо склонившегося надо мной майора Гуменного. Мне помогли встать на ноги, посадили на кровать. Тело болело, но голова и прочие внутренние органы, похоже, были целы.

— Где эти гаврики? — заплетающимся языком спросил я.

— Их взяли, как только они вышли на улицу. Один, правда, успел достать оружие и хотел заскочить обратно в дом, но ему дали по ногам очередью, так что он сразу раздумал убегать. Теперь они не отвертятся. Запись получилась просто шикарной.

Гуменный ликовал. Тоже, небось, видел себя в недалеком будущем примеряющим штаны с лампасами.

— Я хочу спросить, Игорь Олегович, — сказал я, потирая болевшие бока. — Довгаль говорил, что я будто бы отказался выполнить приказ. Что это был за приказ?

Майор не спешил с ответом, и мне пришлось настоять на своем.

— Я должен это знать.

— Ну хорошо. Однажды Довгалю позвонил его куратор сверху, он же и его покровитель, и передал, что для отряда «Бета» есть настоящее дело. Поступило сообщение: группа грабителей проникла в банк «Каштан-Кредит». Взяты заложники. Отряд подняли по тревоге, и бойцы выехали на место. Здание банка к тому времени было оцеплено. Как доложил старший в оцеплении, грабители приехали на микроавтобусе, ворвались в операционный зал, взяли в кассе деньги и собирались смыться, но тут как раз проезжала патрульная милицейская машина. Увидев выбегающих вооруженных людей в масках, патрульные попытались их остановить и прямо из машины открыли огонь. Сидевший за рулем «бусика» был убит, а остальных грабителей оттеснили обратно в здание. Там они и закрылись. Потом налетчики стали выдвигать требования: импортный автобус с затемненными стеклами, который их довезет до аэропорта, самолет… В общем, как в голливудском кино. На все про все дали два часа. В противном случае грозились перестрелять заложников. Для устрашения выкинули на улицу тело мертвого милиционера-охранника. Правда, потом оказалось, что его убили еще раньше, при налете. Сколько грабителей было на самом деле, никто не знал, видели вроде четверых. Количество заложников — тоже неизвестно. План здания отсутствовал. Поскольку налет произошел в воскресный день, связаться с управляющим никак не удавалось. Довгаль приказал начать немедленный штурм.

— Как, даже не вникнув в обстановку?!

— В том-то и дело. Позже выяснилось, что таково было требование куратора: штурмовать и никаких слюнявых предложений сдаться или, еще хуже, переговоров. Сопротивляющихся убивать на месте. Потом к нам поступила информация, что куратор «Беты» был близким приятелем одного из ведущих акционеров банка. Акционеру очень не понравилось, что какие-то отморозки покусились на его деньги, и ему не терпелось, чтобы им был преподан надлежащий урок. А если кого-нибудь из числа заложников убьют, ну там пришедшего поменять валюту или бухгалтера какого, так это, мол, не страшно. Главное, чтобы крупные вкладчики остались довольны. В конце концов, бухгалтеров они себе новых найдут. Бухгалтеров много. Словом, Довгаль дал приказ: готовность к штурму восемь минут. Все его поняли, кроме тебя. Ты стал возражать: штурмовать в лоб нельзя, погибнут невинные люди, поэтому, пока менты ведут переговоры, нужно изучить схему помещений, составить план. А там, глядишь, и штурмовать не придется: нервы у грабителей не выдержат и они сдадутся. Такие случаи бывали. Довгаль возражений не принял, сказал, что схему иметь необязательно, дверь и так видна, надо выбить ее взрывчаткой и войти. А заложники, если не дураки, на пол лягут. Ты заупрямился, и Довгаль, недолго думая, отстранил тебя от операции. Банк штурмовали без тебя. Четверо налетчиков были убиты, потери отряда — один раненый. Также под перекрестным огнем погибли два посетителя и кассир банка. Еще трое получили ранения разной степени тяжести. Дирекция банка выразила соболезнования родственникам погибших. В понедельник куратор отправил бумагу президенту о присвоении Довгалю генеральского звания. А ты подал рапорт. Что было дальше, тебе уже известно.

— Это правда, что я сорвал учения?

— Не знаю. Довгаль уверен, что да.

Я вспомнил о Принцессе, то есть об Алесе Ищенко. Я обещал позвонить ей, как только все закончится. Однако хотелось большего, хотелось снова увидеть ее.

— Я свободен, Игорь Олегович?

— Не вижу оснований задерживать тебя дальше. Нам, конечно же, еще придется встретиться, но не сегодня. Можешь остаться здесь. Или отправляйся домой. У тебя ведь есть свой дом?

— Можно я сегодня возьму «мустанг»? Он, правда, не мой… И документы на него фальшивые… Но мне очень надо побывать в одном месте. В последний раз… А?

— Догадываюсь, о каком месте ты говоришь. Ладно, что уж с тобой делать, бери, — вздохнул он. — Столько времени ездил.

Вместе с Гуменным мы вышли на улицу. Я подошел к машине, на ходу нащупывая ключи, которые все еще лежали у меня в кармане.

— Александр Ярославович, — остановил меня Гуменный. — Алесе Владимировне от меня привет передавайте.

Я хотел поднять руку в знак того, что понял, но не успел: сбоку грохнуло, «мустанг» превратился в столб белого огня, а его дверь, соскочив с петель, ракетой обрушилась на меня.

III

He знаю, чувствовал ли я боль. Знаю только, что было темно. Как долго это продолжалось, не ведаю. Зато прекрасно помню, что, когда темнота сменилась… Трудно сказать, чем она сменилась, но в тот момент я вдруг почувствовал, как тревога и напряжение последних месяцев сменились ощущением легкости и свободы. Я решил, что умер.

Блаженство длилось некоторое время, но тоже кончилось, и меня окутала темнота, к которой теперь добавился еще и звон в ушах. Я подумал, что, записав себя в покойники, поторопился с выводами, и открыл глаза.

Наш грешный мир предстал передо мной в виде сероватой, давно нуждавшейся в побелке стенки. Смотреть на нее было неинтересно, поэтому я просто уснул, на этот раз без всяких загробных видений.

Проснулся я от того, что почувствовал чье-то присутствие. Я открыл глаза: рядом со мной сидела Леся и держала меня за руку. Она не видела, что я проснулся. У нее было красивое лицо, которое совсем не портила печаль в глазах. Точно такие же глаза были у нее в день нашей первой встречи. Тогда она стояла под дождем, грустная и независимая. До неприличия независимая. Женщина не должна быть такой независимой. Это неправильно. Поэтому я и раскрыл над ней свой зонт.

Я шевельнул рукой. Алеся, заметив, что я проснулся, улыбнулась.

— Вижу, это уже начинает входить у тебя, Александр Ярославович, в систему. Смотри, как бы плохая привычка не выработалась.

— Я вернулся, Леся.

Алеся нагнулась и положила голову мне на грудь.

— Я так боялась, что опять потеряю тебя, — услышал я ее шепот.

— Ты меня не потеряешь. Я вернулся. Совсем. Понимаешь? Я все вспомнил. Все-все.

Разговаривать дальше нам не позволили. Появилась сердитая врачиха, строго сказала, что волноваться мне никак нельзя, и предложила Алесе покинуть палату. Перед тем как уйти, Алеся поцеловала меня.

— Поправляйся. Я приду завтра.


Алеся приходила каждый вечер после работы, превращая мое пребывание в больнице в праздник. От нее я узнал все недостающие подробности. Оказывается, «мустанг» был заминирован. Мину заложили под водительское кресло. Детонатор управлялся дистанционно, а замаскированный под брелок пульт управления находился у Довгаля. В планы доброго дяди Васи вовсе не входило оставлять меня живым. Просто ему хотелось, чтобы все выглядело красиво и от меня даже следов не осталось. А когда при обыске «брелок» у Довгаля забрали, кто-то любопытный, вертя его в руках, случайно активировал взрыватель. Как раз в тот момент, когда я подходил к машине. И на том спасибо, что это не случилось минутой позже.

В один из дней проведать меня пришел Серега Серов. Рассказывал, что дела в фирме идут неплохо, что Чечель признался во всем и теперь сидит.

— Деньги твои он вернул, но они у ментов сейчас. Боюсь, что теперь придется уплатить все налоги. Я уже распорядился задним числом приложение к договору состряпать.

Когда появилась Алеся, Серов сразу ушел. Он все еще по инерции продолжал на нее дуться, хотя это было глупо.

— Видела сегодня Гуменного, — сообщила она. — Заходил к нам в прокуратуру.

— Что он? — вяло поинтересовался я. — Орден еще не отхватил?

— Скорее наоборот. Получил на всю катушку за то, что лично не проследил, чтобы «мустанг» на взрывчатку проверили. Привет тебе передал. Рассказывал, что Довгаль, узнав, что Харлай и Цесаренко живы, никак не хотел верить, что его переиграли. Этот Довгаль под прикрытием охранной деятельности целую банду сколотил. За ним много всего набирается. А ты во второй раз его сделал.

— Но никаких координат высадки я не менял. Вертолетчики, должно быть, сами напутали, а на меня свалили. Хотя знаешь, даже жалко, что это не я. В принципе, неплохая это идея.

— Мне показалось, что Гуменный имеет на тебя какие-то виды. Что думаешь?

— Думаю… А ну их, этих твоих мусоров. Давай, пока мы вдвоем, не будем о них вспоминать. Я сегодня с врачом разговаривал. К сентябрю обещали выписать. Как тебе бархатный сезон на море? Ты вроде бы в отпуске еще не была? Или у тебя другие планы?

— Неужели ты думаешь, что я сидела бы здесь, будь у меня другие планы?

— Кто тебя знает? Может, у тебя по отношению ко мне комплекс вины.

Алеся возмущенно взмахнула ресницами.

— Комплекс вины, говоришь?! У меня! К тебе! А ты, значит, белый и пушистый?!

Она была так трогательна в своей обиде, что я не удержался, обнял и повалил ее на кровать. Хорошо, что у меня была отдельная палата.

— Пусти меня немедленно! — отбивалась она. — Тебе прописан покой! Знали бы твои врачи, что ты тут делаешь, выгнали бы тебя в три шеи!

Возле дверей послышались шаги, Алеся вырвалась и поправила сбившиеся волосы.

— Симулянт!

Человек прошел мимо, к нам никто не завернул.

— Я люблю тебя, Леська.

В уголках ее глаз еле заметно сверкнули небольшие слезинки.

Целовала ресницы слеза,

Гладил волосы, плечи закат.

И хотелось вернуться назад,

Вновь хотелось туда, где гроза[8].

Словно про нас написано. Уверен, что все это время, когда мне приходилось жить под чужим именем и играть в навязанную игру, я подсознательно стремился вернуться в тот дождливый октябрь. Не зря же мне снилась она — моя Принцесса. Поэтому я и вернулся.



Загрузка...